Батория.

Беспощадный волк, бросив Руна и стряхнув с морды кровь, стремглав бросился в глубь черного туннеля.

Сунув в кобуру бесполезный теперь пистолет, Эрин бросилась к Корце и опустилась возле него на колени. Ее джинсы мгновенно намокли от крови — но это была не ее кровь.

Эрин включила фонарь и навела его луч на Руна. Кровь из разорванного горла стекала по обеим сторонам его шеи и пузырилась на губах, когда он пытался говорить.

Обеими руками Эрин зажала эту страшную рану. Холодная кровь, растекаясь по ладоням, просачивалась между пальцами.

Прокашлявшись, он прочистил свое горло настолько, чтобы приказать ей:

— Иди обратно.

— Только после того, как ты остановишь кровотечение.

Раны были настолько глубокими, что Эрин не была уверена, сможет ли Корца сделать это, но она все еще помнила, как он управлял своей системой кровообращения в резиденции кардинала в Иерусалиме.

Он закрыл глаза, и кровотечение из разорванной шеи замедлилось, превратившись в тонкую струйку.

— Отлично, Рун, отлично.

Эрин принялась шарить руками по его телу, стараясь нащупать бурдючок с вином, висевший на поясе у бедра.

— Недостаточно…

Фляжка выпала из ее скользких от крови рук и упала на пол. Эрин подняла ее и стала отвинчивать крышку. Та поддалась лишь с третьей попытки. Может быть, стоило полить из фляжки его раны? Или дать ему выпить ее содержимое? Она вспомнила, как Надия сперва окропила его раны.

Следуя ее примеру, Эрин смочила раны Руна. Он застонал и, казалось, впал в забытье. Она затрясла его за плечо, пытаясь вернуть в сознание.

— Скажи мне, что делать, Рун!

Он медленно приоткрыл веки, но его взгляд был направлен не на нее, а в потолок, а потом его глаза закатились.

В России Распутин мешал человеческую кровь с вином. Такое снадобье, как ей казалось, действовало на Руна более исцеляюще, нежели чистое священное вино.

Эрин поняла, что ему необходимо.

Не вино.

Не сейчас.

Руну необходима человеческая кровь.

Она нервно сглотнула слюну. Рука ощупала колотые раны на ее шее, оставленные ошейником, который Батория силой надела на нее.

Эрин посмотрела в темную даль туннеля. Никаких признаков присутствия Батории или волка. Эрин понимала, что эту женщину она не сможет поймать никогда. Пока вся надежда на то, что Евангелие можно спасти, связана с Руном. Если Батории удастся исчезнуть из Рима с Книгой, мир изменится навсегда.

Но готова ли она сейчас сделать это? Рискнуть всем и поверить в то, что ее кровь исцелит Руна? Каждая клеточка ее сознания — сознания ученого — восставала от одной мысли об этом.

После того как кровь стала сочиться из ран и ее надежда на предрассудки испарилась, Эрин перестала видеть смысл в этой упорной вере. Она очень хорошо помнила, что произошло с ее матерью и отцом, когда они перестали логически мыслить. Они передали судьбу ее новорожденной сестры Эммы в руки безразличного Бога — и из-за этих слепых верований Эмма умерла.

Но ведь в прошедшие дни Эрин видела вещи сверхъестественные. Попросту отмахнуться от них она не могла; она не могла объяснить их с помощью логики и науки. Но в то же время была ли она готова доверить свою жизнь какому-то чуду?

Опустив глаза, Эрин пристально смотрела на Руна.

А какой выбор у нее был?

Даже если она сможет пробиться с боем к Бернарду и остальным сангвинистам, предупредить их и привести сюда, Батория будет к этому времени уже далеко отсюда. Она не должна исчезнуть с Книгой. Ставки для мира были очень высоки, а поэтому Эрин должна попытаться сделать все возможное — даже положиться на силу веры.

Она склонилась над Руном и приложила свою шею к его холодному рту.

Он не пошевелился.

Приподнявшись, Эрин провела ногтями по засохшим струпьям на своем горле, отрывая их от ран. Потекла кровь. Она снова прижалась своим кровоточащим горлом к его раскрытым губам.

Он захрипел и повернул голову, отказываясь пить ее кровь.

— Ты должен сделать это.

Он ответил ей шепотом, в котором ясно слышалась боль:

— Начав, я ведь могу…

Она закончила начатую им фразу:

Начав, я ведь могу не найти в себе силы остановиться.

Могу не найти в себе силы было важной частью фразы.

Это означало, что, решившись на этот шаг, Эрин должна полагаться не только на веру, но также и на Руна.

Но если я откажусь от этой попытки, то можно считать, что велиалы уже выиграли.

Эрин, склонив голову, приблизила свое горло к его рту. Ее кровь закапала на его губы.

Из горла Корцы вырвался глухой стон, но на этот раз он не отвернул голову.

Сердце Эрин забилось сильнее, в ней еще живо было животное начало, подбивающее ее убежать, — но ведь, в конце концов, она же не была животным. Эрин оставалась твердой, в своем сознании она видела Даниила, входящего в львиное логово.

Я могу сделать это.

Водя глазами вокруг, она все-таки заставила себя остановить взгляд на Руне. Его глаза были ожившими и настороженными, словно те несколько капель ее крови уже вдохнули в него жизнь.

Проведя языком по губам, он сделал глотательное движение и, взяв ее за плечо, осторожно притянул к себе. Она напряглась, хотя и знала, что сможет остановить его, поскольку он был еще очень слаб. Ее тело продолжало молить ее о том, чтобы бежать отсюда. Но она, сделав глубокий вдох, предала себя вере.

Рун, повернувшись, уложил ее на камни рядом с собой и приподнялся, опираясь на один локоть; в его черных глазах светился немой вопрос. Она вся дрожала, лежа на твердом каменном полу.

— Эрин. — Он произнес долгий звук н на конце ее имени. — Нет. Даже за эту цену… все равно нет.

— Я же не могу справиться с Баторией и с беспощадным волком, — взмолилась она. — Спасти Евангелие можешь только ты.

В его глазах Эрин ясно видела разочарование, понимая, что он не может усомниться в ее логике.

— Но…

— Мне известно, что будет впоследствии, — прервала она его, повторяя те же слова, которые произнесла перед тем, как спустилась в трещину в Масаде. Вот и пришло время этих последствий. — Ты должен это сделать.

Его губы медленно опустились к ней, на его лице появилось выражение нежности, которое удивило и восхитило ее.

Но вдруг он, отпрянув от нее, остановился.

— Нет… только не ты…

— Ведь ты же дал обет. — Эрин сжала пальцы в кулаки. Она думала обо всех жизнях, которые будут порушены, если кто-то из них не исполнит свой долг. — Книга имеет более важное значение, чем все эти правила.

— Я понимаю… будь на твоем месте кто-либо другой. Но… — Корца сжал рукой ее плечо. — Я не могу питать свое тело тобой.

Эрин пристально посмотрела ему в лицо. Ее взгляд видел сейчас то, что было скрыто под воротом его сутаны, что таилось за прикрытыми губами клыками, — ее взгляд видел мужчину.

Рун откинул пряди волос с ее лица, его ладони, холодные, но очень нежные, обхватили ее щеки. У нее не было слов, чтобы убедить его нарушить свой святой обет. Она не знала, как разбудить в нем жажду крови, присущую сангвинистам. Сейчас в ее распоряжении было лишь одно средство: относиться к нему как к обычному мужчине. А к себе как к обычной женщине.

Эрин приподняла голову с камня, взгляд ее глаз сосредоточился на черных глазах Руна. И в их глубине она увидела внезапную вспышку страха. Он был так же напуган, как и она, а возможно, даже сильнее. Она пробежала пальцами по его густым волосам, притянула его губы к своим. Рун закрыл глаза, и она поцеловала его. От его холодных губ у нее во рту остался вкус крови.

Она притянула его ближе к себе и почувствовала, что последние остатки сопротивления пропали — его прежде твердые губы стали мягкими и зовущими. Его рот приоткрылся, так же как и ее рот, и произошло это так же естественно, как цветок раскрывает лепестки навстречу утреннему солнцу.

Он притянул ее к себе, она почувствовала, как его тело оказалось поверх нее.

Он был холодным, но жара, исходившего от ее тела, было достаточно, чтобы согреть обоих.

Ее язык нашел его язык — это как бы послужило для Руна сигналом к дальнейшим действиям. Стон вырвался из его полусомкнутых губ, а может быть, это был ее стон. Она почувствовала, как внутри его рта медленно появляется что-то острое, похожее на зубчатую стену, закрывающую ее проникновение, но она стала действовать быстрее: ее язык, проникший вглубь, почувствовал какой-то сладостный укол, словно в него воткнулось что-то подобное острию шипа терновника.

У нее потекла кровь, наполнившая оба их рта.

Но перед тем как ощутить во рту вкус железа и страха, ее сознание внезапно всколыхнулось, осознав сущность и суть ее жизни: сладость и горение жара, под воздействием которых отлетели прочь все ее страхи. Она почти чувствовала свою собственную божественность — а ей хотелось большего.

Она притянула его еще ближе к себе.

Рун приник к ней, близость его тела обещала исступленный восторг.

Сила нахлынувшей на нее чувственности оглушила ее. Ее тело не могло сдерживать самое себя. Она изгибалась под ним, поток восторга жизнью соединил их — быстрый и ритмичный, как ее сердцебиение.

Рун оторвал свои губы от ее; их губы были совсем рядом, но не соприкасались. Даже при такой малой удаленности Эрин чувствовала болезненную пустоту. Он застонал, словно почувствовал то же самое. Ее лицо чувствовало его прерывистое дыхание.

Эрин увидела его глаза, такие большие и черные, каких не видела никогда, да еще с каким-то замогильным мерцанием. Не чувствуя страха, она погрузилась в эту темноту — своими сияющими глазами, всем жаром своего тела. И, выгнув шею, подставила ему свое горло, предлагая ему напиться из этого пылающего источника — она желала этого всеми фибрами своего естества.

Рун принял ее.

Пробный прокол клыков — а затем они вонзились на всю глубину.

Ее тело дышало жаром, согревая холодные губы, приникшие к ее горлу.

Эрин корчилась под ним, открывая себя для наслаждения. Темнота начала сгущаться на границах ее поля зрения. С каждым ударом ее сердца он поглощал ее своим телом.

Экстаз заполнял паузы между ударами ее сердца, сперва изнуряюще быстрыми, когда ее тело полностью отдалось чувству. Потом время неожиданно замедлилось, наслаждение распространилось по всему телу и стало еще более сильным. Эрин ждала момента, когда сердце ее остановится и она навечно останется в таком состоянии. Все остальное было ей безразлично.

Только блаженство.

А потом мягкий, медленно усиливающийся свет окружил, окутал ее — любовью, но совсем не похожей на ту, что она знала когда-либо до этого. Это была любовь, которую Эрин жаждала получить от матери, от отца, от малютки-сестры, которой так и не представился шанс вырасти.

Где-то в далекой глубине сознания она понимала, что умирает, — и была более чем благодарна за это. Она дышала с такой легкостью, словно делала первые в жизни вдохи.

А потом она увидела их.

Ее мать стояла в туннеле, залитом светом. Маленькая девочка стояла рядом с ней. Эмма. Ее детское одеяльце свешивалось с ее руки, на нем не было уголка, который отрезала Эрин. Ее отец стоял позади них, одетый в свою старую красную фланелевую рубашку и джинсы, у него был такой вид, словно он только что вышел из конюшни. Отец поднял руку и помахал ей, призывая присоединиться к ним. Впервые за многие годы при виде его Эрин не чувствовала злобы, только любовь.

Она вытянула руку, приветствуя их всех. Отец улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Она простила его — и себя тоже.

Он был связан своей верой, а она — своей логикой.

А в этот момент они думали совсем о другом.

А потом этот приятный свет померк. И сменился холодной темнотой.

Эрин подняла веки. Рун лежал в отдалении от нее. Скатившись на землю, он лежал, прислонившись к стене, и его трясло. Тыльной стороной ладони он отер рот, отер кровь с губ.

Ее кровь.

Ее веки снова сомкнулись — она чувствовала боль от того, что ее отвергли.

— Эрин?

Рун холодными пальцами провел по ее щеке.

Ее всю трясло от холода и одиночества, от боли, причиненной ей тем, чего она лишилась.

— Эрин.

Рун, подняв ее, положил к себе на колени и нагнулся над ней. Его руки пригладили ее волосы, пробежали по ее спине.

Она, с усилием подняв веки, посмотрела в его глаза для того, чтобы сказать то, что казалось сейчас невероятным:

— Иди.

Он прижал ее к себе так крепко, что ей стало больно.

— Иди, — настоятельно повторила она.

— С тобой все будет в порядке?

Он слышал ее сердцебиение — и знал, что в порядке она не будет.

— Не трать мою кровь понапрасну, Рун. То, что было, не должно пройти бесследно.

— Прости, — сказал он. — Я не смог…

— Я тебя прощаю, — со вздохом ответила она. — А теперь иди.

Корца сорвал с себя свой нагрудный крест и положил его ей на грудь. Она почувствовала его вес на своем сердце. Он согревал ее.

— Пусть Бог защитит тебя, — прошептал Рун. — Так, как я мог бы защитить тебя.

Он нагнулся над ней, лежавшей на грязном каменном полу, накрыл ее своей сутаной и бросился от нее прочь.

Глава 61

28 октября, 17 часов 44 минуты

по центральноевропейскому времени

Некрополь под базиликой Святого Петра, Италия

Рун бросился вперед, как охотник за зверем.

Кровь Эрин, горячая и сильная, пульсировала в его венах. Ее жизнь пела в нем. Он никогда не чувствовал столько неукротимой силы в своих руках и ногах. Он мог бегать вечно. Он мог победить любого врага.

Его башмаки едва касались каменного пола, ему казалось, что он легко мог бы обойтись без этих касаний и не бежать по каменной тверди, а лететь по воздуху. Быстрее, все время быстрее и быстрее. Воздушный поток ласкал его лицо, струи ветра приглаживали его волосы.

Даже сейчас, одержимый этим порывом, он тосковал по Эрин. Она отдала все за это Евангелие. И за него. Свою ученость, свое сострадание — вот они, становясь тусклее, лежат перед ним. Ведь на полу наверняка умирала его темнота, а не ее свет.

Он не растратит впустую то, чем она пожертвовала.

Горечь и грусть наступят позже.

Его ноздри ощутили мускусный запах беспощадного волка, бежавшего где-то впереди него. В этом запахе он различил то, как животное на каждом шагу тяжело припадает на больную лапу, различил запах каждой капли крови, даже маленькой, падающей на землю, когда зверю становилось легче.

Нет, волку никогда не уйти от него.

Он найдет его. Он вернет Книгу. Он сделает все во славу принесенной Эрин жертвы.

Она никогда не будет забыта, ни в один из всех бессчетных дней, которые его ожидают.



17 часов 55 минут

Джордан бежал по туннелю в поисках Эрин. Леопольд трусил рядом с ним. Они пробились через первую волну стригоев, расчищая дорогу к этому туннелю. Джордан надеялся, что Эрин и Рун уже настигли Баторию и завладели Книгой.

После всего этого ужаса и кровопролития ему просто хотелось домой, а стоило ему подумать о доме, как перед ним сразу же возникало лицо Эрин.

— Там! — выкрикнул Леопольд, показывая рукой вперед, туда, где его зоркие глаза обнаружили тело, прижавшееся к стенке туннеля.

Только бы не Эрин. Только бы не Эрин.

Джордан бросился вперед, обгоняя низкорослого сангвиниста. Он освещал путь фонарем, не сводя при этом его луч с неподвижно лежащего тела.

Ой, нет…

С бьющимся сердцем, удары которого отдавались у него в ушах, он бросился к ней и, встав на колени, сразу осмотрел ее горло и нащупал пульс. Кожа ее была холодной, пальцы, касавшиеся шеи, ощутили едва заметное сердцебиение.

— Она жива, — сказал он Леопольду.

— Вернее, чуть жива.

Молодой монах опустился на колени и рывком распахнул сшитый из волчьей шкуры плащ Эрин. Ее белая рубашка до самой талии была в крови. Леопольд достал из кармана баночку с каким-то бальзамом. Когда он открыл ее, Джордан по запаху понял, что это такое же притирание, которым Надия смазывала и его раны.

Но будет ли этого достаточно сейчас?

Леопольд затянул молитву на латыни, нанося свое снадобье на раны Эрин. Джордан, едва дыша и дрожа всем телом, наблюдал за ним.

В течение нескольких секунд кровотечение ослабло, а потом и совсем остановилось. Однако Эрин все еще лежала без сознания с белым лицом.

Леопольд осмотрел ее руки и ноги, возможно ища другие укусы.

— Только шея, — объявил он после осмотра.

Джордан сорвал с себя плащ, накрыл им тело Эрин, чтобы согреть ее, и принялся растирать ее холодные руки.

— Эрин?

Ее веки задрожали, как будто она спала, — а затем медленно приоткрылись.

— Джордан?

— Я здесь, с тобой. — Он коснулся ее холодной щеки. — Все будет в порядке, только не бойся.

Ее губы едва заметно искривились.

— Обманщик.

— Я никогда не вру, — сказал он. — Скаут-орел, или ты забыла?

Но сейчас он явно обманывал. Никакой надежды на то, что с ней все будет в порядке, не было.

Леопольд потянулся к Джордану и дотронулся до укуса на его руке, который все еще кровоточил, этот укус он получил от одного из распутинских приспешников, а сейчас кто-то во время свалки в базилике сорвал с него засохший струп.

— Какая у тебя группа крови?

— Нулевая, резус отрицательный. Я универсальный донор.[91] — Сердце Джордана радостно забилось, когда он повернулся к монаху. — Ты можешь сделать прямое переливание крови от меня к ней?

Леопольд, достав санпакет из кармана, начал, бормоча про себя, читать инструкцию. Руки его проворно мелькали: он достал шприц, разобрав его, соединил с трубкой, затем присоединил ко второму концу шприца другую трубку.

Пока молодой монах готовил прямую трансфузию, Джордан поправлял пряди волос, закрывшие лицо Эрин, задерживая ладони на ее лбу и щеках.

— Держись, прошу тебя.

Он не знал, слышит она его или нет. Кто напал на нее? И где Рун? Он всматривался в туннель, надеясь увидеть в нем тело падре. Но в туннеле было пусто. Неужто Руна захватили?

Леопольд достал смоченную спиртом салфетку и протер руку Эрин, а затем, взяв другую салфетку, протер руку Стоуна.

— Джордан, я должен просить тебя сохранять молчание во время процедуры. — Тон Леопольда был более чем серьезным. — Я должен слышать биения ваших сердец, которое покажет мне, сколько твоей крови перетекло в тело Эрин. Я вовсе не хочу, чтобы эта трансфузия закончилась для тебя смертью.

— Ты только спаси ее, — ответил Джордан, прислоняясь к каменной стене и не сводя глаз с бледного лица Эрин.

Леопольд воткнул иглу в ее руку, затем воткнул иглу в руку Джордана. Сержант едва почувствовал это.

Время пошло, казалось, оно тянется нескончаемо, тем более что кругом была непроглядная темень.

Помимо всего Леопольд приложил бинты к шее Эрин.

— Нам повезло. Это простая рана. Стригои обычно не столь аккуратны, когда пьют человеческую кровь.

Джордана всего передернуло, когда он представил себе одного из этих монстров, приникшего к горлу Эрин.

Я должен был лучше охранять ее.

Через несколько минут Леопольд извлек иглу из руки Джордана и прижал ватный тампон к месту, где была игла.

— Это все, что ты можешь ей дать.

— Я могу дать столько, сколько ей нужно. — Стоун выпрямился и расправил плечи. — Делай все, что необходимо.

Свет отразился в круглых стеклах очков Леопольда, когда он покачал головой.

— Только не надо мне угрожать, сержант.

Прежде чем Джордан успел найти что ответить, Эрин открыла глаза, взгляд ее был по-прежнему затуманенным, но она казалась намного более в себе, чем была несколько минут назад.

— Привет.

Джордан, держась за стену, мгновенно опустился к ней и улыбнулся.

— Добро пожаловать обратно.

— Ее пульс стал более явственным, — сообщил Леопольд. — Дай ей немного отдохнуть, и она должна прийти в норму.

— Кто это сделал? — спросил Джордан, зная ответ наперед.

Эрин закрыла глаза, отказавшись говорить об этом.

Джордан поднял руку, показывая, что понял все еще тогда, когда Леопольд сорвал с нее плащ. Он показал на крест.

— Рун?

Леопольд от неожиданности вздрогнул.

— Эрин? — Джордан пытался говорить спокойно, стараясь скрыть от нее распаляющий его гнев. — Это Рун сделал с тобой?

— Он должен был это сделать. — Она кончиками пальцев поправила бинты на своей шее. — Джордан, я уговорила его сделать это.

Он едва расслышал ее слова — гнев буквально жег его, как огнем.

Этот мерзавец выпил кровь Эрин и оставил ее умирать в одиночестве.

Она старалась сесть и объяснить, что произошло.

Джордан подхватил ее на руки и прижал к своей груди. Его руки обнимали ее тело. Ей было по-прежнему холодно, но чуть теплее, чем прежде.

— Мы должны были сделать это, Джордан, для того чтобы исцелить его, — а без этого он не смог бы помешать Батории исчезнуть отсюда с Евангелием. Рун ведь почти умирал.

Джордан прижал ее ближе к себе, подставив ей под голову плечо.

Леопольд, поправив плащ, накрывающий их обоих, повернулся к ним спиной и, сев рядом, обдумывал что-то, вертя головой то в одну сторону, то в другую.

Джордан прижался подбородком к голове Эрин. От нее пахло кровью. Накрытая плащом, она свернулась так, чтобы быть как можно ближе к его груди. Джордан, сделав осторожный вдох, расправил грудь так, чтобы ей было удобнее.

Леопольд встал на ноги — встал немного поспешно.

— В чем дело? — спросил Стоун.

Леопольд повернулся к нему.

— К нам идут стригои. Дело еще не закончено.



18 часов 24 минуты

Эрин вздрогнула, когда Леопольд поставил ее на ноги. Второй рукой он приподнял Джордана, помогая ему встать, — со стороны могло показаться, что здоровяк-сержант весит не больше тряпичной куклы. Джордан, пошатываясь, отошел на шаг и пришел в себя. Сейчас он был слабее, чем ему казалось. Переливание крови не прошло для него даром.

Стоун положил руку Эрин на свое плечо, а другой своей рукой обхватил ее за талию. Она пыталась протестовать, убеждая его, что отлично может идти сама, но он был уверен, что больше нескольких шагов ей не пройти. Сейчас было неподходящее время для проявления ложной гордости.

— Пошли.

Леопольд, пристально вглядываясь в туннель за своей спиной, подтолкнул их вперед.

Эрин заупрямилась, желая оставаться на ногах. Они с Джорданом изо всех сил старались бежать, но даже по людским меркам передвигались очень медленно.

Леопольд, обнажив меч, прикрывал их с тыла.

Доносившееся из-за их спин и усиленное эхом рычание становилось все громче.

— Впереди поворот, — предупредил Джордан. — Вот там мы с ними и встретимся.

Леопольд подтолкнул их вперед, а затем, остановившись и указав рукой в туннель, сказал:

— Я остаюсь здесь. Вы идете дальше.

— Нет. — Джордан стал как вкопанный.

— Вы входите в троицу, о которой говорит пророчество, — спокойно сказал Леопольд. — Мой долг — спасти вас. Найдите Руна. Верните Книгу. Это будет уже ваш долг.

Джордан сжал челюсти, но не сказал ничего.

— Идите с Богом.

Леопольд остановился на повороте туннеля, его меч сверкнул серебром, и он повернулся лицом к приближающемуся врагу.

Не имея другого выбора, Эрин, поддерживаемая Джорданом, бежала, терзаемая муками совести из-за того, что Леопольд остался один. Но сколько других уже отдали свои жизни за то, чтобы они могли двигаться вперед? Они должны гордиться той кровью, что отдана за них, но не отступать.

Дикие вопли все громче слышались за ее спиной, а вместе с ними и лязг стали.

За ее спиной похожий на мальчика ученый в одиночку схватился с дикими стригоями — но сколько он может продержаться, отчаянно защищая и оберегая их?

Эрин сконцентрировала все свое внимание на том, чтобы переставлять отяжелевшие ноги, заставляя себя не думать о том, чтобы сдаться и перейти на руки Джордана.

Луч фонаря Стоуна метался в такт их шагам, освещая гладкий каменный пол туннеля, сложенный из массивных блоков, и грубый арочный свод над их головами.

Эрин перестала ориентироваться и во времени, и в расстоянии. Граница ее мира пролегала в одном шаге от нее.

Далеко впереди показался свет, мерцающий и тусклый. Джордан тянул ее вперед, по направлению к этому свету, который становился все ярче и ярче.

Свернув за угол, они увидели источник света — это был фонарик, закрепленный на стволе пистолета. В силуэте, на фоне которого светил этот источник света, они безошибочно узнали гибкую фигуру Батории, ее рыжие волосы, свободно спадающие на плечи, ее обращенную к ним спину.

Пистолет, который она держала в руке, был наведен на Руна.

В нескольких ярдах от нее Корца дрался с беспощадным волком, громадная туша которого возвышалась над священником. Хищник, брызжа слюной, рычал ему в лицо, готовясь разорвать горло. На этот раз у Руна было достаточно сил, чтобы держать его на дистанции, — сейчас их силы были примерно равными. Но это сражение потребовало все силы, только что полученные падре со свежей кровью.

Батория, внимание которой было приковано к схватке, не заметила внезапного появления Джордана и Эрин. Она ходила рядом со сцепившейся парой, намереваясь закончить это, как ей казалось, затянувшееся сражение между падре и волком с помощью нескольких серебряных пуль.

Дрожа от слабости, Эрин молча подала Джордану команду.

Помоги ему!

Лицо Джордана оставалось неподвижным. Он стоял, застыв в недвижной позе, и его рука не тянулась к оружию.

Ну, хватит…

Эрин, проскользнув за его спину, выхватила свой «Кольт». Совсем недавно она выпустила почти целый магазин в беспощадного волка. Тогда пули едва заставили его повернуться и посмотреть в ее сторону. Убить этого зверя из пистолета она не сможет.

Но надо же что-то делать.

Батория, все еще повернутая к ним спиной, медленными шажками подошла совсем близко к волку, нацелив пистолет Руну в лицо.

— Теперь ты освободишь нас обоих.

Эрин заметила бинт на предплечье Батории. Его белизна резко выделялась при тусклом свете. Эта повязка как будто снова перенесла ее в цирк Нерона. Она вспомнила, как раскрылась вновь рана Батории, как та в панике отогнала от нее волка и на каком расстоянии держался Михир от капли ее крови. Эрин никогда до этого не видела, чтобы какой-либо стригой реагировал на кровь подобным образом. Михир боялся сделать даже один шаг к той капле. Затем Эрин вспомнила дымящуюся кровь Михира, когда та соприкоснулась с серебристо-красной кровью Батории, расплывшейся по полу камеры.

Сейчас она знала, что делать.

Отойдя от Джордана, Эрин встала так, чтобы видеть и Баторию, и волка, и прикинула величины углов. Она держала пистолет наготове перед собой, вцепившись в него обеими руками, прицелилась в нее, потом в волка, сделала глубокий вдох…

На выдохе указательный палец ее левой руки нажал на курок.

Прогремел выстрел. Батория качнулась вперед, а беспощадный волк завыл в агонии.

Джордан повернул к Эрин удивленное лицо, но она, не сводя глаз с Батории, прицелилась для второго выстрела.

Беспощадный волк соскочил с Руна и заметался кругами по туннелю, припадая на лапу. Пуля, перед тем как попасть в волка, прошла через тело Батории, и на ней оставалась ее кровь. Волчья шерсть встала дыбом, дым поднялся струей в воздух из пробитой пулей раны.

Для стригоев, а также и для созданных ими нечестивых существ кровь Батории была отравой.

Батория повернулась и увидела перед собой Джордана и Эрин. Кровь залила всю ее рубашку, кровавое пятно растекалось дальше, покрыв ее правое бедро. Ее губы скривились в насмешке. Подняв свой пистолет, она навела его на них.

Эрин твердой рукой нажала на курок три раза подряд. Все три пули прошли навылет через грудную клетку Батории и вошли в заднюю часть тела беспощадного волка.

Батория рухнула назад, задержавшись спиной о стену, ярко-красное пятно на ее груди все ширилось. Она соскользнула на пол, ее серебристые глаза широко раскрылись от удивления. Пистолет выпал из слабеющей руки, зазвенел об пол, падая возле нее. Беспощадный волк свалился на пол, сильная судорога прошла по всему его телу. Кровавые пятна на его шкуре дымились, из пасти шел дым. Он был не в состоянии встать на лапы и, жалобно завывая, полз на животе, оставляя за собой на полу полосу крови.

Добравшись до Батории, волк положил голову ей на колени. Она, подняв руки, обвила ими его голову.

Позади них Рун с трудом поднялся на ноги и поднял с пола пистолет Батории. Выпрямившись, он повернулся и посмотрел на Эрин. При виде ее его губы растянулись в некое подобие усталой улыбки — видя ее на ногах, он испытывал явное облегчение, а возможно, и более сильные чувства. Как бы то ни было, Эрин понимала, что это была его первая искренняя и честная улыбка, обращенная к ней. Он выглядел молодым, ранимым и очень человечным.

Она, спотыкаясь, двинулась к нему, но Джордан потянул ее назад.

— Не стоит подходить ближе.

В его руке был пистолет, направленный на Руна.

Улыбка сошла с лица Корцы, и мир померк в его глазах.

Глава 62

28 октября, 18 часов 54 минуты

по центральноевропейскому времени

Некрополь под базиликой Святого Петра, Италия

Магор…

Батория ласково поглаживала огромную голову волка, лежавшую на ее коленях. Она чувствовала его агонию, слышала его стоны — это ее кровь стала для него отравой. Ярко-красные, с серебристым оттенком, потоки струились по ее груди, образуя лужи на коленях, там где он лежал, они сжигали его шкуру, погружали его в агонию.

Прошу тебя, уходи… не надо так умирать…

Батория пыталась оттолкнуть его от себя, но он, несмотря на боль, прижимался ближе к ней, потому что не мог не быть с ней.

У нее уже не было сил на то, чтобы прогнать его, она наклонилась к нему, а он смотрел на нее одним уже закатившимся глазом. Батория запела ему прощальную колыбельную. В ней не было слов. У нее не хватало дыхания на то, чтобы произносить слова. В этой ее песне было что-то более глубокое, чем то, что может выразить язык. Она пела и видела летнее солнце, а под его лучами — маленького мальчика с белым сачком, бегающего за бабочками среди высокой травы. В ее песне были и смех, и любовь, и простое человеческое тепло, передающееся от одного тела к другому.

На краях поля зрения появилась темнота, постепенно сужающая его до такого размера, что различимым остался только затянутый пеленой боли глаз, с любовью смотрящий на нее. Она наблюдала, как ярко-красное свечение внутри него угасает, принимая цвет позолоты по мере того, как проклятие, тяготевшее над ним почти с рождения, сходит на нет и Магор становится снова обычным волком… а вся жестокость и злоба остаются позади.

Да и сама боль уходила из его огромного, так любимого ею тела, когда она склонялась над ним.

Боль покидала ее тело вместе с кровью, оставляя после себя мир и покой.

Темнота поглощала их, и она, чувствуя скорый конец, направила последнее послание своему другу.

Пойдем искать Хунора…

Глава 63

28 октября, 18 часов 57 минут

по центральноевропейскому времени

Некрополь под базиликой Святого Петра, Италия

Рун опустился на колени перед той, что напоминала ему Элисабету.

Прижимая к груди Евангелие, он молился о ее душе. Каким нежным и молодым выглядело ее лицо после смерти! Огонь ненависти исчез, а вместо него появились чистота и непорочность, оскверненные им много столетий назад.

Его пристальный взгляд застыл на ее бледном горле.

Черная отметина, когда-то испортившая ее красоту, — сдавливающий горло отпечаток неизвестной руки. Корца снова вспомнил сказанные Распутиным в Эрмитаже слова об одной из женщин в каждом поколении рода Батории, обреченной на пожизненные боль и порабощение.

И начало этому положило его осквернение Элисабеты.

Но кто мог сделать такое? Велиалы? Если это так, то что привлекло Элисабету к ним? Наверняка не то, чтобы причинять ему муки… Так чего ради терзать себя из-за потомков Элисабеты Батории? С какой целью?

Теперь, когда эта женщина мертва, Рун понял, что ответов на эти вопросы ему, похоже, не узнать никогда, что, возможно, эта цепь окончательно прервалась.