Майкл Муркок

«Повелитель бурь»

ГОРОД МЕЧТЫ

ПРОЛОГ


Это рассказ об Эльрике, которого тогда еще не называли убийцей женщин. Это рассказ о последних днях империи Мельнибонэ. Это рассказ о соперничестве Эльрика со своим двоюродным братом, Йирканом, и о любви Эльрика к своей двоюродной сестре, Каймориль: соперничестве и любви, из-за которых впоследствии Имрирр Прекрасный, Город Мечты, был уничтожен корсарами из Молодых Королевств. Это рассказ о двух рунных мечах: Повелителе Бурь и Властительнице Мрака, и о том, как они были обнаружены, и о том, какую роль они сыграли в судьбе Эльрика, — судьбе, от которой зависело будущее всей Земли. Это рассказ об Эльрике, которому подчинялись все, начиная от Повелителей Драконов и заканчивая простыми людьми расы, правившей миром на протяжении десяти тысяч лет.
Это рассказ о трагедии империи Мельнибонэ. Это рассказ о высоких чувствах и низменном тщеславии. Это рассказ о волшебстве и предательстве, о мучениях и горькой любви, о наслаждениях и сладкой мести, об идеалах и о ненависти. Это рассказ об Эльрике из Мельнибонэ. Многое из того, что вы здесь прочтете, сам Эльрик вспоминает лишь в кошмарных снах.
Хроника «Повелителя Бурь»


КНИГА ПЕРВАЯ

В островном государстве Мельнибонэ до сих пор соблюдаются старые обычаи, хотя за последние пятьсот лет империя потеряла, былое могущество и сейчас поддерживает прежний уровень жизни за счет торговли с Молодыми Королевствами. Имрирр Прекрасный, Город Мечты, стал торговой столицей мира.

Быть может, следует позабыть о старых обычаях, начать новую жизнь, и таким образом попытаться избежать своей судьбы? Тот, кто претендует на престол Эльрика, считает, что необходимо следовать заветам предков. Он говорит, что Эльрик, отказываясь от древних ритуалов, обрекает Мельнибонэ на погибель. Так начинается трагедия, которая спустя долгие годы закончится уничтожением мира.

Глава первая

У него была мертвенно-бледная кожа, молочно-белые волосы, спускавшиеся ниже плеч, красивый продолговатый череп, красные глаза. Он сидел на троне, вырезанном из цельного рубина.

Взгляд у него был озабоченным; изредка он подносил изящную руку к украшавшей его голову короне в виде дракона, расправляющего крылья; на его пальце блестел перстень с редким акторийским камнем, который, казалось, изменял не только цвет, но и форму, словно ему было так же тесно в своей золотой тюрьме, как молодому альбиносу на Рубиновом Троне.

Он смотрел на хрустальную лестницу, ведущую от трона в зал, где развлекались придворные, танцуя с такой легкостью и изяществом, словно они были бестелесными духами. Он сидел и думал о тайнах бытия и тем самым резко отличался от своих подданных, которые, как правило, старались вообще ни о чем не думать. Впрочем, их нельзя было в этом винить: они были мельнибонийцами с Острова Драконов, который правил миром в течение десяти тысяч лет и только за последние пять веков потерял свое былое могущество. Мудрые и жестокие мельнибонийцы чтили только обычаи своих предков — философия их не интересовала.

Молодому человеку, четыреста двадцать восьмому потомку первого колдуна-императора Мельнибонэ, поведение придворных казалось не только высокомерным, но и глупым. Не вызывало сомнений, что не пройдет и одного-двух столетий, как Остров Драконов будет завоеван быстро развивающимися государствами, которые мельнибонийцы свысока называли «Молодыми Королевствами». Корсары уже сделали несколько неудачных попыток захватить Имрирр Прекрасный, Город Мечты, столицу Мельнибонэ. Но даже самые близкие друзья альбиноса отказывались обсуждать с ним возможность падения Империи. Они были недовольны, когда он заводил разговор на эту тему, и не только не верили ему, но и обижались, считая, что он зло шутит над ними.

Итак, император скучал в одиночестве. Он скорбел, что его отец, Садрик Восемьдесят Шестой не зачал других детей, один из которых смог бы по праву занять Рубиновый Трон, Садрик умер год назад, восторженно приветствовав того, кто явился за его душой. Восемьдесят Шестой император Мельнибонэ не знал другой женщины, кроме своей жены, которая умерла, подарив жизнь болезненному отпрыску. Со страстью мельнибонийца (которую не ведали появившиеся на Земле люди) Садрик продолжал любить императрицу и после ее смерти. Он не мог найти удовлетворения ни в чьем обществе и ненавидел своего сына, явившегося причиной ее гибели. С помощью волшебных заклинаний, магических рун, редких целебных трав вырос мальчик, слабый от природы, и если бы не знания могущественных колдунов-императоров Мельнибонэ, он давно уже превратился бы в полуслепого калеку, который вряд ли смог бы поднести ложку ко рту без посторонней помощи.

Молодой император, страдающий неизлечимым недугом, нашел утешение в книгах. Прежде чем ему исполнилось пятнадцать, он прочитал все книги, — некоторые по несколько раз, — в библиотеке своего отца. Начав обучение под руководством Садрика, он стал со временем более сильным магом, чем многие его великие предки. Знания альбиноса были огромны. Если б он только захотел, ему ничего не стоило бы восстановить былое могущество Мельнибонэ и вновь править миром, оставаясь неуязвимым для своих врагов. Но книги заставили его задуматься над вопросами бытия. Какие цели можно преследовать, используя свою силу? Существуют ли причины, по которым этой силой нельзя распоряжаться? Стоит ли вообще, если ты обладаешь могуществом, употреблять его для достижения каких бы то ни было целей? Что такое Добро и Зло? Книги заставили его задуматься о тайнах бытия, и он до сих пор многого не понимал. Для одних своих подданных альбинос был загадкой, для других — предателем, потому что он думал и действовал совсем не так, как, по их представлениям, полагалось действовать истинному мельнибонийцу, тем более императору.

Его двоюродный брат Йиркан неоднократно высказывал сомнения по поводу права альбиноса управлять великим мельнибонийским народом. «Этот книжный червь обречет нас всех на погибель», — сказал он однажды вечером Дайвиму Твару, Хранителю Драконьих Пещер. Дайвим Твар, один из немногих друзей императора, тут же передал ему слова Йиркана, но молодой человек не обратил на них особого внимания, расценив поведение принца, как мальчишескую выходку, в то время как любой из предков альбиноса подверг бы дерзнувшего высказаться подобным образом медленной и утонченной публичной казни.

Положение императора усложнялось еще и тем, что Йиркан, не скрывавший своего стремления занять Рубиновый Трон, был братом Каймориль, которую альбинос считал самым близким своим другом и которая в один прекрасный день должна была стать его женой и императрицей.

На мозаичном полу зала Йиркан, разодетый в богатые шелка, сверкая драгоценными камнями в перстнях, танцевал с сотней женщин, каждая из которых, по слухам, была когда-то его любовницей. Красивое лицо принца, обрамленное черными волосами, — завитыми и напомаженными, — поражало высокомерием. Танцуя, он задевал придворных своим тяжелым плащом, отороченным мехом, и при этом презрительно улыбался. Те, кому не нравилась его надменность, молчали, ибо Йиркан считался могущественным колдуном. Но большинство благородных мельнибонийцев восхищалось поведением принца и сожалели, что император на него непохож.

Император об этом знал. Он был бы рад доставить удовольствие придворным, которые чествовали его своими танцами, но не мог заставить себя принять участие в утомительной церемонии, называя ее в глубине души «ритуальным позированием». Пожалуй, в этом отношении он вел себя высокомернее Йиркана, с радостью предававшегося любому веселью.

Музыка с галерей звучала все громче; рабы, подвергшиеся специальной хирургической операции, после которой каждый из них мог петь одну только ноту, удвоили свои усилия. Даже император был тронут мрачной гармонией песни, которую не смог бы спеть ни один человеческий голос. Почему страдания и боль одних дают другим возможность наслаждаться? — подумал Эльрик. — Быть может, наслаждения не бывает без боли? Или в страдании — секрет любого великого искусства?

Император Эльрик закрыл глаза, намереваясь поразмышлять, но в это время придворные в зале зашумели. Двустворчатые двери распахнулись настежь, кавалеры оставили своих дам, перестали танцевать, отступили на шаг, склонили головы в низких поклонах. В зал вошли солдаты в светло-голубой форме, в высоких причудливых шлемах, с длинными копьями, украшенными разноцветными лентами. Девушка в голубом платье шла впереди; руки ее украшали браслеты с бриллиантами и сапфирами, в черных, как смоль, волосах, горели нити изумрудов. На лице ее совсем не было косметики, чем она резко отличалась от остальных придворных дам. Эльрик улыбнулся. Согласно традиции, Каймориль всегда и всюду сопровождала почетная стража. Император медленно встал, глядя, как девушка поднимается по хрустальным ступенькам к Рубиновому Трону.

— Каймориль. Я думал, ты не почтишь нас сегодня своим присутствием.

Она улыбнулась.

— Сир, мне захотелось немного поболтать.

Эльрик с признательностью посмотрел на нее. Девушка понимала, что он будет скучать на балу, и решила развлечь его, зная, что он обрадуется встрече с нею.

— Присаживайся, милая Каймориль, — сказал альбинос, вновь занимая трон, который он с радостью уступил бы девушке, устроившейся, согласно этикету, на верхней ступеньке хрустальной лестницы.

Каймориль лукаво и нежно посмотрела Эльрику в глаза, заговорила тихим, мелодичным голосом. Солдаты спустились в зал, смешались с императорскими стражниками.

— Ты не хочешь завтра прогуляться по острову, милорд?

— Мне надо заняться кое-какими делами… — Эльрик обрадовался ее предложению. Прошло уже несколько недель с тех пор, как они вместе выезжали из города в сопровождении стражи, державшейся на почтительном расстоянии.

— Разве они не терпят отлагательств?

Он пожал плечами.

— В Мельнибонэ не бывает неотложных дел. После десяти тысяч лет любую проблему можно считать незначительной. — Он ухмыльнулся, словно нерадивый ученик, собравшийся прогулять уроки. — Ты меня уговорила. Встретимся завтра на рассвете, пока все спят.

— Подышим чистым, свежим воздухом. Нас ждет теплый день: солнышко пригреет, как летом, на небе не будет ни облачка.

Эльрик рассмеялся.

— Я смотрю, ты тоже занялась колдовством!

Каймориль потупилась, провела тоненьким пальчиком по хрустальной ступеньке.

— У меня ведь тоже есть друзья, пусть не самые могущественные среди духов стихий.

Альбинос наклонился, провел рукой по ее пышным волосам.

— Йиркан знает?

Принц Йиркан запретил своей сестре изучать волшебство. И он сам, и его друзья занимались черной магией, вызывая на Землю страшных, сверхъестественных существ. Йиркан знал, насколько опасно иметь с ними дело, и невольно считал, что любое волшебство чревато ужасными последствиями. К тому же он ненавидел всех, кто обладал той же волшебной силой, которая была у него, и в первую очередь — колдуна-императора Мельнибонэ.

— Будем надеяться, что хорошая погода не помешает завтра никому из моих подданных, — сказал Эльрик.

Каймориль удивленно на него посмотрела. Она была мельнибонийкой от кончиков ногтей до корней волос, и ей даже в голову не пришло, что ее колдовство может кому-нибудь повредить. Покачав головой, она дотронулась до руки альбиноса.

— Почему непричинение зла должно лежать в основе каждого твоего поступка? — спросила она. — Прости, я тебя не понимаю.

— Я сам себя не понимаю. На практике подобный подход к делу бессмыслен. Но если помнишь, многие мои предки предсказывали, что как духовная, так и физическая природа Земли скоро изменится. Возможно, я предчувствую перемены, когда в голову мне приходят мысли, несвойственные мельнибонийцу.

Музыка плыла по залу, то затихая, то усиливаясь. Придворные продолжали танцевать, искоса наблюдая за Эльриком и Каймориль, разговаривающими на верхней площадке хрустальной лестницы. Придворные судачили между собой. Придворные гадали. Когда Эльрик объявит Каймориль будущей Императрицей? Вернется ли Эльрик к исполнению отмененного Садриком древнего ритуала, по которому в жертву богам Хаоса приносились двенадцать женихов и двенадцать невест для того, чтобы обеспечить счастливый брак императора? Не вызывало сомнений, что именно отказ Садрика следовать традициям принес ему несчастье, погубив его жену и подарив болезненного отпрыска, который — о ужас! — может умереть, так и не зачав очередного наследника престола. Эльрик просто обязан восстановить древний обычай! Даже Эльрик должен испытывать страх при мысли о том, что его может постигнуть судьба отца.

Другие придворные им возражали. Эльрик не почитает старинных обычаев. Он никогда не будет им следовать. Эльрик рискует не только собственной жизнью, но и безопасностью Мельнибонэ. Эльрику безразличны идеалы, которым следовали его великие предки.

Те, кто так говорил, были в приятельских отношениях с принцем Йирканом, который продолжал танцевать, делая вид, что не замечает, как Эльрик разговаривает с Каймориль; как Эльрик, позабыв о своем достоинстве, сидит на краешке трона; как Эльрик не обращает внимания на своих придворных, собравшихся специально, чтобы развлечь его, и предается пустой болтовне с женщиной.

Внезапно принц Йиркан остановился, не закончив пируэта, поднял голову, уставился на императора. Стоявший в другом конце зала Дайвим Твар заметил нарочито-вызывающую позу принца и нахмурился, Рука Хранителя Драконьих Пещер невольно потянулась к рукояти меча, нащупала пустоту: в танцевальном зале оружие разрешалось носить только стражникам. Дайвим Твар напрягся, настороженно глядя на Йиркана, медленно поднимающегося по хрустальной лестнице. Не одна пара глаз следила за двоюродным братом императора; многие придворные перестали танцевать, хотя рабы пели все громче и громче.

Эльрик бросил взгляд в зал, увидел Йиркана, стоявшего на предпоследней ступеньке лестницы. Принц поклонился настолько вежливо, что поклон его можно было назвать оскорбительным.

— Припадаю к стопам моего императора, — сказал он.

Глава вторая

— Наслаждаешься ли ты танцами, брат? — спокойно спросил Эльрик, прекрасно понимая, что Йиркан решил застать его врасплох и, если возможно, унизить. — Нравится ли тебе музыка?

Йиркан опустил глаза, позволил себе чуть заметно улыбнуться.

— Мне все нравится, сир. Быть может, тебе что-нибудь не по душе? Ты сегодня не танцуешь с нами.

Эльрик задумчиво потер пальцем переносицу.

— Тем не менее, я получаю огромное удовольствие от танцев, брат. Разве нельзя радоваться, глядя, как радуются другие?

Казалось, Йиркан был искренне изумлен. Он поднял голову, посмотрел Эльрику в глаза немигающим взглядом. Альбинос отвернулся, небрежно махнул рукой в сторону галерей.

— А может, это боль других доставляет мне наслаждение. Не бойся за меня, брат. Я доволен, очень доволен. Ты можешь продолжать танцевать, не сомневаясь ни на минуту, что твой император в восхищении от бала.

Йиркан не собирался уступать.

— Но ведь для того, чтобы подданные не разошлись по домам, опечаленные и обеспокоенные тем, что не угодили своему монарху, император должен показать, что он всем доволен.

— Должен напомнить тебе, брат, — спокойно сказал Эльрик, — что у императора имеется только одна обязанность — управлять своими подданными. Император ничего и никому не должен. Это подданные в неоплатном долгу у своего императора. Таковы традиции Мельнибонэ.

Йиркан никак не ожидал подобного ответа. На какое-то мгновение он растерялся, затем решительно произнес:

— Я согласен, сир. Долг императора — править своими подданными. Именно поэтому бал не доставляет многим из них большого удовольствия.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, брат.

Каймориль поднялась на ноги. Она явно была встревожена вызывающей позой и тоном своего брата.

— Йиркан. — Каймориль посмотрела на него в упор.

Принц сделал вид, что только что ее заметил, кивнул.

— Сестра. Я вижу, ты разделяешь с нашим императором нелюбовь к танцам.

— Йиркан, — прошептала она, — ты зашел слишком далеко. Император терпелив, но…

— Терпелив? А может, безразличен? Может, традиции нашей расы не имеют для него значения? Может, он презирает гордых мельнибонийцев?

По хрустальным ступеням лестницы быстро поднимался Дайвим Твар. Хранитель Драконьих Пещер понял, что Йиркан потерял терпение и решил бросить вызов Эльрику.

Каймориль побледнела, как полотно, торопливо сказала;

— Брат, твоя жизнь…

— А я не хочу жить, если дух мельнибонийцев будет сломлен. Поддерживать дух нашей нации — прямая обязанность императора. Вдруг нами станет управлять император, не желающий выполнять свои обязанности? Вдруг император окажется слишком слаб? Вдруг император не будет заботиться о величии Острова Драконов и его обитателей?

— Ты задаешь риторические вопросы, брат, — сказал Эльрик ледяным тоном, и его красные глаза мрачно блеснули. — Император, о котором ты говоришь, никогда не занимал и никогда не займет Рубиновый Трон.

Дайвим Твар подошел к Йиркану, дотронулся до его плеча.

— Принц, если ты дорожишь своей честью и своей жизнью…

Эльрик поднял руку.

— Ты неправильно понял моего брата, Дайвим Твар. Йиркан развлекает нас философскими рассуждениями. Испугавшись, что мне наскучили музыка и танцы, — в чем он ошибся, — принц решил позабавить меня разговором на отвлеченные темы. Мы довольны тобой, принц Йиркан. Тебе удалось нас позабавить. — Эльрик улыбнулся.

Лицо Йиркана вспыхнуло, он прикусил нижнюю губу.

— Продолжай, дорогой брат, — дружелюбным тоном произнес Эльрик. — Нам интересно будет услышать, чем закончатся твои рассуждения.

Йиркан огляделся по сторонам, словно затравленный зверь, но все его друзья находились в зале. Рядом с ним стояли Дайвим Твар и Каймориль, а от них он не мог ожидать поддержки. Принц прекрасно понимал, что его сторонники слышат каждое произнесенное им слово и что он «потеряет лицо», если промолчит. Эльрик даже посочувствовал Йиркану, который с удовольствием прекратил бы неприятный для себя разговор и удалился бы, с тем чтобы выбрать другое место и время для ссоры с императором. Да и самому альбиносу не хотелось продолжать дурацкую перепалку, которая, что там ни говори, напоминала спор двух маленьких девочек о том, кто из них первой будет играть с рабами.

Йиркан решительно произнес:

— В таком случае я выскажу предположение, что физически слабый император не обладает достаточной силой, чтобы править своими подданными, как того требует…

Эльрик поднял руку, приказывая Йиркану замолчать.

— Достаточно, дорогой брат. Вполне достаточно. Ты утомил себя беседой, пытаясь развлечь меня и пожертвовав тем удовольствием, которое ты получаешь от танцев. Я тронут твоим вниманием. Но сейчас и у меня появилось желание немного отдохнуть. — Он сделал знак своему старому слуге Худобе, стоявшему за троном вместе с императорскими стражниками. — Худоба! Мою мантию! — Эльрик поднялся на ноги. — Еще раз благодарю тебя за заботу, брат. — Он посмотрел в зал, повысил голос: — Я вами доволен. А теперь я хочу отдохнуть.

Худоба накинул на плечи своего господина мантию из белой лисы. Преданный слуга императора был стар, высок ростом и необычайно худ.

Эльрик прошел по лестничной площадке, открыл дверь, ведущую в коридор, в конце которого находились его апартаменты.

Йиркан был в бешенстве. Он резко повернулся, словно собираясь обратиться с речью к присутствующим в зале придворным. Некоторые из них открыто улыбались, глядя на него. Руки Йиркана непроизвольно сжались в кулаки, он с ненавистью уставился на Дайвима Твара. Хранитель Драконьих Пещер ответил ему холодным взглядом.

И тогда Йиркан откинул голову назад и расхохотался. Завитые, напомаженные волосы рассыпались по его спине. Рабы перестали петь. Йиркан, продолжая смеяться, горделиво запахнулся в свой черный плащ.

Каймориль сделала шаг вперед.

— Брат, прошу тебя…

Он оттолкнул ее плечом, уверенно пошел к Рубиновому Трону. Не оставалось сомнений, что Йиркан собирается сесть на Трон и тем самым совершить самое большое святотатство, известное в Мельнибонэ. Каймориль схватила принца за руку.

— Мельнибонийцы хотят видеть Йиркана на Рубиновом Троне! — громко воскликнул он, окидывая свою сестру презрительным взглядом.

Каймориль испуганно вскрикнула, в ужасе посмотрела на Дайвима Твара.

Хранитель Драконьих Пещер, с трудом сдерживая ярость, сделал знак стражникам, В мгновение ока между Рубиновым Троном и Йирканом возникли два ряда солдат с пиками наперевес.

Принц остановился, посмотрел на Дайвима Твара. Глаза его недобро, блеснули.

— Моли богов, чтобы ты погиб вместе со своим господином, — свистящим шепотом произнес он.

— Почетная стража проводит тебя домой, — спокойно ответил Дайвим Твар. — Сегодня ты блеснул красноречием, принц Йиркан.

Йиркан вновь огляделся по сторонам, расслабился, пожал плечами.

— Время терпит. Если Эльрик сам не отречется от престола, его придется свергнуть.

Каймориль гордо вскинула голову.

— Если ты причинишь Эльрику малейший вред, я убью тебя собственными руками, Йиркан!

Принц поднял брови, надменно улыбнулся. Казалось, в эту минуту он ненавидит свою сестру так же сильно, как императора.

— Твоя преданность этому жалкому созданию определила твою судьбу, Каймориль! Я предпочту, чтобы ты умерла, чем родила от него какого-нибудь недоноска. Я не потерплю, чтобы наша кровь смешалась с его жидкой кровью! Ты посмела мне угрожать? Позаботься лучше, чтобы твоя жизнь не оборвалась преждевременно, сестра! — Он сбежал по хрустальной лестнице, перепрыгивая через ступеньки, решительно пошел к выходу, расталкивая плечами придворных, не слушая похвал поздравляющих его льстецов. Йиркан знал, что проиграл, и был в бешенстве. Он вышел из зала, изо всех сил хлопнув дверью.

Дайвим Твар поднял руку.

— Продолжайте танцевать и веселиться. Пусть император отдыхает спокойно.

Но подданные не хотели больше танцевать. Разбившись на группы, они возбужденно обсуждали события сегодняшнего вечера.

Дайвим Твар повернулся к Каймориль.

— Эльрик не хочет думать об опасности, принцесса. Тщеславие Йиркана может погубить всех нас.

— Включая Йиркана. — Каймориль вздохнула.

— Да, включая Йиркана. Но как можно избежать этой опасности, если Эльрик отказывается отдать приказ об аресте твоего брата?

— Император считает, что такие, как Йиркан, могут говорить все, что угодно, безнаказанно. Я с трудом его понимаю, но Эльрик как-то сказал мне, что, убив Йиркана, он изменит своим принципам.

Дайвим Твар пожал плечами, нахмурился. Он тоже не понимал Эльрика и часто с ужасом ловил себя на мысли о том, что невольно симпатизирует Йиркану. По крайней мере принц не скрывал ни своих взглядов, ни своих намерений. Дайвим Твар слишком хорошо знал Эльрика и не допускал, что альбинос боится Йиркана или не трогает его по недомыслию. Парадокс заключался в том, что Эльрик чувствовал свою силу, мог уничтожить Йиркана в любую минуту, а тот все время испытывал могущество своего двоюродного брата, инстинктивно понимая, что как только император прикажет с ним расправиться, тогда он, Йиркан, победит. Ситуация была сложной, и Дайвиму Твару совсем не хотелось в нее впутываться. Впрочем, он был предан императорской династии Мельнибонэ, а о его преданности Эльрику ходили легенды. Не раз Хранителю Драконьих Пещер приходила в голову мысль отдать приказ тайно умертвить Йиркана, но принц был могущественным колдуном, и такая попытка наверняка не увенчалась бы успехом.

— Принцесса Каймориль, — сказал Дайвим Твар, — мне остается надеяться, что твой брат когда-нибудь захлебнется собственной злобой и скончается не сходя с места.

— Я тоже на это надеюсь, Повелитель Драконов.

Они вместе вышли из зала.

Глава третья

Ранняя заря окрасила высокие башни Имрирра, сверкавшие всеми цветами радуги. Розовые, желтые, фиолетовые, зеленые, пурпурные, оранжевые, золотые, голубые, белые башни переливались и сияли в солнечном свете. Двое всадников выехали из Города Мечты, поскакали по зеленому полю к сосновому бору, только что начавшему просыпаться. Докали белки, лисы прятались в норы, пели птицы, цветы раскрывали лепестки, наполняя воздух тончайшими ароматами. Лениво жужжали насекомые. Контраст между городом и природой был так же велик, как противоречия в душе одного из всадников, который соскочил с коня и пошел по лужайке, утопая по колени в высоких голубых цветах. Другой всадник, вернее, всадница, остановила коня, но не спешилась. Наклонившись в высоком мельнибонийском седле, она улыбнулась своему спутнику.

— Эльрик? Ты хочешь остановиться так близко от Имрирра?

Он улыбнулся ей в ответ.

— Ненадолго. Мы с тобой так торопились, что сейчас мне хочется хоть немного привести свои мысли в порядок.

— Как ты спал?

— Хорошо. Правда, я видел сон, но не помню какой, и с утра у меня слегка болела голова. Впрочем, неудивительно: вчерашний разговор с Йирканом не доставил мне удовольствия.

— Как ты думаешь, он собирается использовать против тебя колдовство?

Эльрик пожал плечами.

— Если это произойдет, я узнаю заранее, Йиркану известно мое могущество. Сомневаюсь, что он осмелится прибегнуть к колдовству.

— У него есть все основания считать, что ты не захочешь воспользоваться своей силой. Разве нельзя предположить, что ему надоест испытывать твое терпение, и он нашлет на тебя какое-нибудь чудовище, чтобы проверить, на что ты способен?

Эльрик нахмурился.

— Не исключено. Но вряд ли он пойдет на это сейчас.

— Он не успокоится, пока не уничтожит тебя, Эльрик.

— Или пока сам не погибнет. — Альбинос наклонился, сорвал цветок, улыбнулся. — Твой брат не признает компромиссов. Слабые ненавидят слабость.

Каймориль соскочила с коня, подошла к Эльрику, взяла из его рук цветок, прикоснулась идеально очерченными губами к раскрывшимся лепесткам.

— А сильные ненавидят силу, любимый. Йиркан — мой родной брат, и тем не менее я говорю тебе: используй свою силу против него.

— Я не моту его убить. У меня нет на это права. — На лице Эльрика появилось печальное и одновременно задумчивое выражение.

— В таком случае отправь его в ссылку.

— Разве ссылка и смерть не одно и то же для мельнибонийца?

— Если мне не изменяет память, ты когда-то собирался совершить длительное путешествие по Молодым Королевствам.

Эльрик с горечью рассмеялся.

— Возможно, я не истинный мельнибониец. Йиркан так и говорит, и многие ему вторят.

— Он ненавидит тебя за то, что ты погружен в свои мысли. В этом отношении ты похож на своего отца, а его все считали выдающимся императором.

— Мысли Садрика не влияли на его поступки. Он управлял государством так, как должен был управлять император. И честно говоря, Йиркан будет править не хуже моего отца. У него тоже имеется возможность вновь сделать Мельнибонэ великой державой. Если бы твой брат сел на трон, он первым делом постарался бы вернуть империи былое могущество, а большинство мельнибонийцев только этого и хотят. Какое право я имею мешать моим подданным?

— Ты — император, и имеешь право делать все, что считаешь нужным. Так думают те, кто тебе предан.

— Возможно, они преданны не тому, кому надо. А вдруг Йиркан не ошибается, и я предам их, а Остров Драконов обреку на погибель? — Он печально посмотрел на нее. — Быть может, мне следовало умереть при рождении. Тогда императором стал бы Йиркан, Неужели судьба так жестоко ошиблась?

— Судьба никогда не ошибается. Все события происходят по велению судьбы, если, конечно, она вообще существует и если то, что происходит с человеком, не является следствием его собственных поступков.

Эльрик глубоко вздохнул, усмехнулся.

— Тебе тоже не следовало бы со мной общаться, Каймориль. Ты стала кощунствовать и по законам Мельнибонэ можешь понести суровое наказание. Брось меня, пока не поздно.

Она рассмеялась.

— Твоими устами говорит мой брат. Тебе захотелось проверить, действительно ли я тебя люблю?

— Нет, Каймориль, но я советую тебе самой проверить свои чувства. Мне почему-то кажется, что наша любовь будет трагична.

Он вскочил в седло. Каймориль последовала его примеру, улыбнулась, покачала головой.

— Ты во всем умудряешься видеть только плохое. Почему бы тебе не радоваться тому, что дарит нам жизнь? Не так уж часто она нас балует.

— Да. С этим я не спорю.

Они услышали позади себя стук копыт, обернулись, увидели на некотором расстоянии от леса двух всадников. Это были стражники, от которых Эльрик и Каймориль ускакали, желая побыть вдвоем.

— Скорее! — воскликнул альбинос. — Проедем лес, переберемся через холм, и нас никогда не найдут!

Они пришпорили коней и через несколько минут быстрой езды очутились в долине, поросшей кустами нойделя с крупными иссиня-черными ядовитыми ягодами. На Острове Драконов росло много редких и волшебных трав, в частности тех, которым Эльрик был обязан своей жизнью и здоровьем. Эти травы, посаженные предками Эльрика тысячи лет назад, использовались для приготовления волшебных мазей и при чтении заклинаний. Последнее время мельнибонийцы почти не покидали Имрирр, рабы же собирали только те листья, ягоды и коренья, которые их господа принимали, чтобы видеть страшные и удивительные сны. Они мечтали наяву, получая от этого наивысшее наслаждение (недаром Имрирр Прекрасный назывался Городом Мечты). Даже рабы жевали ягоды, приносящие забвение, и никогда не бунтовали. Из всей мельнибонийской знати один Эльрик не пользовался страшным зельем — возможно, потому, что поддерживал свою жизнь с помощью многих других трав.

Стражники остались далеко позади. Проехав долину, поросшую кустами нойделя, Эльрик и Каймориль очутились у высоких гранитных скал. Внизу лениво плескалось море, омывая белые песчаные пляжи. Чайки парили высоко в безоблачном небе; их далекие крики странным образом гармонировали с тем душевным покоем, который чувствовали двое влюбленных. По узкой горной тропинке они спустились на берег, стреножили коней, пошли по пляжу рука об руку. Мягкий восточный ветерок развевал молочно-белые волосы Эльрика, черные, как вороново крыло, кудри Каймориль.

В большом сухом гроте, где ласково шептало эхо воин, они разделись, легли на мягкий песок. Время, казалось, перестало существовать. Солнце постепенно поднималось над горизонтом, пригревая землю. Прошло несколько часов. Двое влюбленных встали, побежали купаться. Ветер стих.



Когда они вышли на берег и начали одеваться, Эльрик заметил на горизонте огромную черную тучу.

— Мы промокнем насквозь, прежде чем доберемся до Имрирра, — сказал он. — Идет шторм.

— Может, переждем в гроте? — предложила Каймориль, прижимаясь к нему всем телом.

— Нет. Мне необходимо вернуться в город, чтобы принять травы. Через час-полтора я начну слабеть. Ты ведь видела, что происходит, когда я теряю силы.

Она нежно провела пальцами по его лицу.

— Да. Я видела тебя слабым, Эльрик. Пойдем скорее.

Когда они вскочили в седла, небо над их головами стало серым; гром гремел совсем близко, сверкали молнии. Море билось, как раненый зверь, Лошади хрипели, ударяли копытами в песок, без понуканий поскакали по направлению к городу. Первые крупные капли дождя застучали по земле. Хлынул ливень. Небо было черным, как смоль, молнии сверкали, не переставая, грохочущий гром напоминал рев гиганта или Повелителя Хаоса, яростно пытающегося проломить барьер между Высшими Измерениями и Землей.

Каймориль бросила взгляд на мертвенно-бледное лицо Эльрика, освещенное небесным огнем, и почувствовала, как у нее все похолодело внутри. В эту секунду ей почудилось, что стихия превратила доброго ученого человека, которого она так хорошо знала, в исступленного демона, в чудовище, лишенное человеческих чувств. Его красные глаза горели, молочно-белые волосы слиплись на голове, на губах играла мрачная улыбка..

И внезапно Каймориль с необычайной ясностью поняла, что никогда в жизни больше не будет у них с Эльриком ни минуты покоя. Сегодняшний день был последним счастливым днем в их жизни. По воле богов разразилась эта буря, словно предвещая другие бури, куда более страшные, которые не позволят им быть вместе.

Каймориль вновь посмотрела на Эльрика. Альбинос смеялся. Он запрокинул голову, и ливень хлестал его по лицу, а вода стекала по щекам в полуоткрытый рот. Эльрик смеялся, как счастливый ребенок.

Каймориль попыталась улыбнуться, быстро отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы. Она плакала молча и немного успокоилась, лишь увидев на фоне безоблачного западного горизонта черный силуэт Имрирра.

Глава четвертая

Стражники в желтых доспехах скакали навстречу Эльрику и Каймориль от восточных ворот города.

— Наконец-то они нас нашли. — Эльрик усмехнулся. — К счастью, слишком поздно.

Каймориль кивнула, попыталась улыбнуться, но не смогла скрыть своего подавленного состояния.

Эльрик решил, что девушка расстроена тем, что они так мало побыли вместе, и ни о чем не стал ее расспрашивать.

— Эй, стража! — крикнул он. — Ведите нас скорее во дворец, мы насквозь промокли!

Лицо капитана стражников, скакавших во весь опор, было озабоченным.

— Сир! — вскричал он. — Мы поймали шпионов, отвели их в башню Моншанджик.

— Шпионов?

— Да, сир. — Лицо капитана было белым, как мел. Капли дождя стекали с его шлема за воротник легкого плаща. Он с трудом справлялся с лошадью, норовившей свернуть на обочину дороги, где почти не было рытвин, заполненных водой. — Сегодня утром они проникли в лабиринт. Судя по пестрой одежде — это варвары с юга. Мы решили дождаться императора и не стали их допрашивать.

Эльрик махнул рукой.

— Хорошо, капитан. Пойдем посмотрим на храбрых дураков, которые осмелились зайти в морской лабиринт Имрирра Прекрасного!



Башня Моншанджик получила свое название в честь колдуна-архитектора, построившего морской лабиринт тысячу лет назад. Гавань Имрирра представляла собой естественную лагуну, отгороженную от моря системой пещер в гигантской скале. После того, как лабиринт был построен, пещеры превратились в крытые каналы, секрет которых знали немногие. Корабли Молодых Королевств, торгующих с Имрирром, должны были стоять у наружной стены лабиринта до прибытия специально обученного лоцмана. Перед тем, как ворота одного из пяти входов в морской лабиринт открывались, капитана корабля и всю его команду отправляли в трюм с завязанными глазами, а рабам, сидящим на веслах, одевали на головы глухие стальные шлемы, полностью закрывавшие лица. Им оставалось только подчиняться командам лоцмана, а если они допускали хоть малейшую ошибку, корабль разбивался о скалы. Мельнибонийцы особо не переживали по этому поводу и тех, кто не утонул, делали своими рабами. Купцы из Молодых Королевств знали, что им грозит, но все равно рисковали, так как свои жалкие товары они могли выменять на богатства, которые им и не снились.

Зеленая, цвета морских глубин, башня Моншанджик стояла на самом берегу у огромного каменного мола, уходившего чуть не на середину лагуны. Несмотря на всю свою красоту, она казалась невзрачной по сравнению с кружевными башнями города. В этой башне велись все дела, связанные с торговлей и мореплаванием, а в ее подземельях сидели пленники, нарушившие одно из тысяч правил, необходимых для нормального функционирования гавани. Приказав одному из стражников сопровождать Каймориль во дворец, Эльрик въехал на коне под арку ворот и очутился в огромном дворе, заполненном купцами, матросами и мельнибонийскими чиновниками, которые выдавали разрешение на торговлю. Шум сотен голосов постепенно стих. Не обращая внимания на окружающих его людей, Эльрик, в сопровождении капитана стражи, подскакал ко входу в башню, заехал в широкий холл, из которого можно было попасть в подземелье по длинному тоннелю.

Копыта лошадей били по каменному полу; рабы, прислуга, служащие отскакивали в сторону, освобождая всадникам дорогу, низко кланяясь своему императору. Многочисленные факелы, освещавшие тоннель, бросали густые тени на гранитные стены. Было холодно и сыро. А затем, внезапно, всадников обдала волна горячего воздуха, и они очутились в большой пещере, заполненной едким дымом и человеческим страхом. На восьми из многочисленных цепей, свисающих с потолка, раскачивались четверо людей, повешенных за ноги. Они были абсолютно голыми; кровь текла по их телам из нескольких десятков маленьких, но глубоких порезов, сделанных непревзойденным мастером своего дела, стоявшим с ними рядом.

Одетый в белые одежды, испачканные кровью, мастер этот напоминал скелет. Он был высок, непомерно худ, с тонкими чертами лица, тонкими губами, тонкими пальчиками, тонкими волосами, щелочками вместо глаз. В руках он держал скальпель, настолько тонкий, что его можно было заметить только тогда, когда на его поверхности играли блики огня, горевшего в яме в углу пещеры. Звали этого мастера «доктор» Шутка, и мастерство его (исполнителя, а не творца, хотя «доктор» мог бы с этим поспорить) заключалось в том, что он умел выведывать чужие тайны. Доктор Шутка был Главным Следователем Мельнибонэ.

Услышав сзади шаги, он резко повернулся, держа тонкий скальпель между тонким большим и еще более тонким указательным пальцами. Узнав Эльрика, он поклонился ему в пояс.

— Мой император! — Голос у него был тонкий, и говорил он настолько быстро, что, казалось, слова его звучали не в ушах, а прямо в мозгу собеседника.

— Доктор. — Эльрик наклонил голову. — Это — те самые южные варвары, которых поймали сегодня утром?

— Да, сир. — Доктор Шутка отвесил еще один поясной поклон. — Я надеюсь, ты останешься ими доволен.

Эльрик холодно посмотрел на пленников. Он не чувствовал к ним никакой жалости. Они были шпионами, прекрасно понимали, что произойдет, если их поймают. Правда, среди них была одна женщина и один совсем еще мальчик. Позор тем, кто послал их на это дело.

Женщина злобно лязгнула зубами, — теми, которые у нее остались, — и прошипела, глядя на альбиноса:

— Демон!

Эльрик сделал шаг назад.

— Они рассказали тебе, доктор, что им надо было в нашем лабиринте?

— О, пленники все еще пытаются отделаться от меня полуправдами. Они — прекрасные актеры, тонко чувствуют свои роли. Смею утверждать, им было велено разведать путь через лабиринт. Но подробности они пока что от меня скрывают. Это игра, сир, и каждый из нас соблюдает ее правила.

— А когда они все тебе расскажут, доктор?

— О, очень скоро, сир.

— Я хотел бы знать, следует ли нам ожидать нападения. И чем скорее мы это узнаем, тем больше времени останется у нас на составление планов. Ты согласен со мной, доктор?

— Да, сир.

— Прекрасно, — раздраженно сказал Эльрик, недовольный тем, что день, так хорошо начавшийся, омрачили непредвиденные события. Он не ожидал, что сразу после прогулки с Каймориль ему придется заняться государственными делами.

Доктор Шутка повернулся к своим подопечным, привычным движением схватил одного из мужчин за половой член. Скальпель сверкнул в воздухе, дикий крик сотряс стены пещеры. Доктор Шутка швырнул что-то в огонь.

Эльрик уселся на приготовленный для него стул. Ритуал, необходимый для получения нужной информации, не вызывал у альбиноса отвращения. Ему было откровенно скучно. Вопли, стоны, звон цепей, тонкий шепоток доктора Шутки окончательно испортили ему хорошее настроение, которое сохранялось вплоть до того момента, как он вошел в камеру пыток. Но присутствовать при исполнении подобных ритуалов вменялось в обязанность императору, а в данном случае он просто не мог уйти, не узнав, какая опасность грозит государству. Когда все закончится, он поздравит своего Главного Следователя, а затем отдаст распоряжения, необходимые для отражения любой атаки. А потом ему придется совещаться с военачальниками и, возможно, просидеть всю ночь, выслушивая различные предложения и составляя план битвы. Эльрик откровенно зевнул и откинулся на спинку стула, глядя как доктор Шутка орудует тонкими пальчиками, тонким скальпелем, тонкими щипчиками и тонким пинцетом. Вскоре альбинос перестал замечать окружающее; мысли его были заняты теми философскими проблемами, которые он никак не мог решить.

Люди назвали бы Эльрика бесчеловечным, и ошиблись бы. Альбинос был мельнибонийцем. Он с детства привык к зрелищам подобного рода. Он не смог бы спасти пленников, даже если б захотел, не нарушив при этом всех до единой традиций Острова Драконов. А в данном случае государству грозила опасность, и он просто использовал самые доступные методы, чтобы отвратить ее. Эльрик привык повелевать теми своими чувствами, которые мешали исполнению его прямых обязанностей. Если б он видел смысл в том, чтобы отпустить на свободу четырех пленников, он освободил бы их, но смысла в этом не было, и пленники первыми изумились бы, поступи он подобным образом. Эльрик смотрел на проблемы морали с практической точки зрения, принимал решения в зависимости от действий других людей. Сейчас он оставался пассивным наблюдателем. Альбинос ничего не хотел менять в государстве, он хотел измениться сам; предпочитал не проявлять инициативу, а наилучшим образом реагировать на поведение тех, кто имел с ним дело. Сейчас ему легко было принять решение. Шпион — это агрессор. От агрессоров необходимо защищаться всеми доступными методами. Методы доктора Шутки были не только самыми доступными, но и самыми действенными.

— Сир?

Эльрик рассеянно поднял голову.

— Они все мне рассказали, сир, — прошептал тонкий голос доктора Шутки с другого конца пещеры.

Две пары цепей были пусты; рабы подбирали с пола какие-то ошметки и кидали их в огонь. Два бесформенных куска мяса, висевшие на четырех других цепях, напоминали Эльрику жаркое, тщательно приготовленное его шеф-поваром. Один из кусков мяса слегка дрожал, другой был недвижим.

Доктор Шутка тщательно уложил свои тонкие инструменты в тонкий деревянный ящичек, прикрепленный к поясу. Его белые одежды стали красно-коричневыми.

— Как выяснилось, в нашем лабиринте уже побывали шпионы, — сообщил доктор Шутка своему господину. — Этих послали для того, чтобы проверить правильность уже имеющегося у корсаров плана каналов. Если они не вернутся, варвары все равно отплывут в точно назначенный срок.

— Но ведь тогда они будут знать, что нам обо всем известно?

— Не обязательно, сир. Мы распространили слухи среди купцов и матросов из Молодых Королевств, что четырех шпионов убили в лабиринте при попытке к бегству.

— Понятно. — Эльрик нахмурился. — В таком случае мы сможем заманить корсаров в ловушку.

— Да, сир.

— Ты знаешь маршрут, который они избрали?

— Да, сир.

Эльрик повернулся к одному из стражников.

— Немедленно отправь гонца к моим военачальникам. Который час?

— Первый после захода солнца, сир.

— Прикажи им собраться в тронном зале через два часа.

Внимательно выслушав все подробности, которые сообщил ему Главный Следователь, Эльрик устало поднялся на ноги.

— Ты, как всегда, действовал безупречно, доктор Шутка. Я тобой доволен.

Мастер низко поклонился, согнувшись чуть ли не пополам, и тоненько хихикнул.

Глава пятая

Разодетый в шелка и бархат, в сопровождении двух гигантов-телохранителей, каждый из которых нес в руках знамя с его гербом, принц Йиркан первым вошел в тронный зал.

— Мой император! — возбужденно вскричал он, явно гордясь собой. — Ты позволишь мне командовать нашими воинами? Это освободит тебя от лишних забот, позволит заняться более важными делами. Например, философскими изысканиями, которые отнимают все твое время.

— Ты очень заботлив, принц Йиркан, — нетерпеливо ответил Эльрик, — но не беспокойся за меня понапрасну. Я буду командовать армией и флотом Мельнибонэ, исполняя долг императора.

Глаза Йиркана гневно сверкнули, но в это время ему пришлось посторониться и пропустить вперед Дайвима Твара. Телохранители не сопровождали Хранителя Драконьих Пещер, и одет он был на скорую руку. Под мышкой Дайвим Твар нес свой шлем.

— Мой император! С твоего разрешения я доложу тебе о драконах?

— Благодарю тебя, Дайвим Твар, но подожди, пока соберутся мои военачальники. Я хочу, чтобы они тоже все слышали.

Дайвим Твар поклонился, посмотрел на Йиркана и встал по другую сторону хрустальной лестницы.

Постепенно тронный зал заполнялся военачальниками. Каждый из них с глубоким поклоном останавливался у подножья хрустальной лестницы, на верхней площадке которой на Рубиновом Троне сидел Эльрик. Альбинос не успел переодеться после утренней прогулки с Каймориль. Вернувшись во дворец из камеры пыток, он все оставшееся до совещания время посвятил изучению карт лабиринта, — карт, в которых разбирался только царствующий император и которые с помощью магических средств были скрыты от посторонних глаз.

Эльрик поднял голову.

— Южане собираются ограбить Имрирр Прекрасный и убить всех мельнибонийцев, — сказал он. — Они считают, что им известен путь через морские каналы. Более ста боевых кораблей уже в пути. Завтра, с наступлением темноты, они намереваются войти в лабиринт, ровно в полночь высадиться в гавани и к утру захватить Город Мечты. Как вы думаете, это возможно?

— Нет! — в один голос взревели военачальники.

— Нет. — Эльрик улыбнулся. — Но как нам получить удовольствие от этой маленькой стычки, которую они решили затеять?

Йиркан как всегда высказался первый.

— Поплывем к ним навстречу на золотых галерах, полетим на драконах! — вскричал он. — Уничтожим их флот, и раз они так хотят воевать, нападем на их страны, сожжем города! Победив варваров, мы обеспечим себе безопасность!

— Драконов не будет, — спокойно произнес Дайвим Твар.

— Что? — Йиркан резко повернулся. — Что?!

— Драконов не будет, принц Они спят в пещерах и благодаря тебе их невозможно разбудить.

— Благодаря мне?

— Разве не ты использовал их в конфликте с вильмирийскими пиратами? Я говорил тебе, что драконов необходимо поберечь на тот случай, если они понадобятся нам в серьезном сражении. Но ты меня, не послушался и сжег несколько пиратских суденышек, а сейчас драконы спят.

— Я не думал…

Эльрик поднял руку.

— Не имеет значения. Побережем драконов для худших времен. Южные варвары — ничтожества, их нападение ничем нам не грозит. Пускай себе думают, что мы ничего не знаем; пускай зайдут в лабиринт. Мы перекроем все входы и выходы, окружим корсаров, перебьем их, как мух.

Йиркан, нахмурившись, уставился в пол, явно пытаясь найти в плане Эльрика какие-нибудь недостатки. Адмирал флота, Магам Колим, одетый в зеленые, цвета морских глубин, доспехи, вышел вперед, поклонился.

— Золотые галеры Имрирра готовы защитить город, сир. Однако чтобы расставить их по местам, нужно время. Сомневаюсь, что нам удастся разместить в лабиринте все наши силы.

— Отправь часть барж в бухты побережья, на тот случай, если несколько кораблей вырвутся из нашей западни.

— Прекрасный план, сир. — Магам Колим вновь поклонился и сделал шаг назад.

Военачальники согласно закивали головами.

— Я хочу повторить предложение, сделанное мною императору, — громко сказал Йиркан. — Его особа слишком важна, чтобы рисковать ею в битве, моя же скромная особа — никчемна. Я готов принять на себя командование сухопутными и морскими силами, а император может оставаться во дворце в полной уверенности, что битва будет выиграна, а варвары наказаны. Возможно, императору необходимо дочитать какую-нибудь книгу?

Эльрик улыбнулся.

— Я вновь благодарю тебя за заботу, принц Йиркан. Но император должен упражнять не только ум, но и тело. Командовать буду я.



Когда Эльрик вошел в свои покои, Худоба уже приготовил своему господину доспехи, которые служили верой и правдой многочисленным мельнибонийским императорам. Доспехи эти были заколдованы, ни одно оружие на Земле не могло пробить их, и, если верить слухам, они выдерживали удары легендарных рунных мечей — «Повелителя Бурь» и «Властительницы Мрака», которыми владели самые жестокие императоры Мельнибонэ, пока Повелители Хаоса не забрали мечи, спрятав их в одном из измерений, куда даже боги не всегда могли проникнуть.

Лицо Худобы сияло от счастья; он гладил доспехи искривленными пальцами — так ласкают любимую женщину. Глазами, полными слез, он посмотрел на Эльрика, дрожащим голосом произнес:

— О, сир! О, мой император! Завтра ты познаешь радость битвы!

— Да, Худоба. Будем надеяться, она действительно доставит мне радость.

— Я обучил тебя великому военному искусству: фехтованию, стрельбе из лука, метанию копья; ты одинаково хорошо бьешься и конный, и пеший. Ты усвоил все, что я знал, хоть многие и считают тебя физически слабым. За исключением одного человека, ты — лучший воин Мельнибонэ.

— Возможно, принц Йиркан владеет оружием лучше меня, — задумчиво произнес Эльрик. — Как ты думаешь?

— Я сказал, за исключением одного человека, сир.

— И этот человек — Йиркан. Что ж, быть может, когда-нибудь мне и моему двоюродному брату придется проверить, кто из нас двоих сильнее. И хватит об этом. Пойду приму ванну.

— Поторопись, сир. Говорят, до подхода корсаров надо многое успеть сделать.

— А после ванны я лягу спать. — Эльрик улыбнулся, глядя на своего преданного слугу. — Не беспокойся, Худоба. Не могу же я лично руководить расстановкой галер. Завтра я буду командовать битвой, а для этого мне необходимо как следует отдохнуть.

— Если император так считает, значит, так оно и есть.

— Ты удивлен моим поведением, Худоба? Тебе, как я вижу, очень хочется, чтобы я поскорее занялся делами военными и кромсал людские тела и души, будто я — сам Ариох.