«Кто был отцом? Неужели я? Мы переспали всего один раз. Я не предохранялся, потому что Сара сказала, будто принимает таблетки, но, возможно, соврала. Когда был аборт, неизвестно. Вдруг ребенок от меня, а я даже не знал?»

– Я думаю, мы очень неплохо знаем ее, – сказал Элрик. – Достаточно, чтобы быть о ней высокого мнения. Она и в самом деле самое большое сокровище баурадимов, мой господин.

– Владимир Олегович недолюбливал Юлю. Так?

Дивайн встал и выглянул в крохотное окно. Оттуда на него смотрел соседний небоскреб. Было такое чувство, будто он в западне; словно его запихнули в клетку, от души шарахнув по голове.

– Вы смогли поговорить с ней в том мрачном царстве, где она содержалась пленницей?

– Так.

«Полицейские проверят журнал безопасности и увидят мое имя. Вернутся с ордером на арест. И кто, черт возьми, такой Карл Хэнкок?»

Элрик хотел было рассказать об этом первому старейшине, но Оуне остановила его – она была хорошо знакома с вопросами подобного рода.

– Сама Юля не любила Богдану.

Впрочем, теперь понятно, почему он оба раза подходил к Дивайну вдали от города. Если он не из полиции, так безопаснее.

– Смогли немного, мой господин. На нас произвели Впечатление ее ум и ее мужество.

– Да она вообще никого не любила, – вырвалось у меня в сердцах. – Кроме, может быть, Владимира. Она на него так смотрела, что даже мне стыдно становилось. Все-таки он ее дядя, а она с ним заигрывала, как будто он посторонний мужик. Но Михаила Олеговича она тоже любила, ластилась к нему, подлизывалась, называла дядей Мишенькой.

Дивайн снял с шеи шнурок и посмотрел на пропуск. Той ночью его не было в здании, а карточка лежала в кармане. Возможно, кто-то украл ее, а потом вернул, пока Дивайн спал у себя дома, хоть это и маловероятно. А может, кто-то взломал систему и подставил его. Это тоже нелегко, но для человека, отправившего анонимку, которую не смогли отследить опытнейшие хакеры, не составило бы труда.

Чело Райка На Сеема нахмурилось, когда в голову ему пришла еще одна мысль.

– Ну, это как раз понятно, она рассматривала богатого дядю как источник финансирования. А что у нас с Музой Станиславовной? По твоим словам выходит, что она существо абсолютно безобидное и беззлобное, к тому же с членами семьи она не очень-то контактировала. Как к ней относились? Что о ней говорили за глаза? И потом, из твоего рассказа совершенно выпала Елена Тарасова. Ты только упомянул, что на нее никто не обращал внимания, а сама она старалась быть как можно более незаметной.

Дивайн вернулся на рабочее место с таким чувством, будто ему выпотрошили нутро.

– Мой сын, – сказал он Элрику, – ты смог существовать в том царстве без боли?

– Ну… – я отвел глаза, – она же старалась быть незаметной. Вот я мало что и заметил.

– Да, без боли, – сказал Элрик. И туг он понял, в чем суть вопроса. Он впервые осознал, что ему лично принесло это предприятие. – Да, мой господин. Если помогаешь похитителю снов, получаешь несомненные выгоды. Огромные выгоды, которые я еще не успел оценить в полной мере.

Глава 29

– Павел, не крути. – В голосе следователя зазвучали недобрые нотки. – Во-первых, «мало что» – это все-таки больше, чем просто «ничего». А во-вторых, за два года ты должен был много чего увидеть и понять.

И Элрик с удовольствием присоединился к празднеству, наслаждаясь возможностью побыть с Оуне, баурадимами и всеми другими кланами. У него возникло такое ощущение, будто он пришел домой – так гостеприимны были эти люди; и ему захотелось провести здесь всю свою жизнь, перенять привычки баурадимов, их философию, их забавы.

Когда Дивайн вернулся в кабинет, то заметил на себе косые взгляды. Он сел за стол. Атмосфера в зале переменилась. Кто-то из коллег узнал, что его подозревают в убийстве, и поделился новостью с остальными. Должно быть, за то время, что он отсутствовал, они успели обменяться сообщениями.

Разумеется, Галина Сергеевна была права. Но мне так не хотелось говорить о Лене! Я старательно избегал даже упоминания о ней и глупо надеялся, что так оно и обойдется. Ан не обошлось. Значит, Муза Станиславовна и Елена. Ну ладно, тогда все по порядку. То есть рассказывать следователю я буду избирательно, ни к чему ее грузить мелочами и подробностями, но воспоминаниям ведь не прикажешь, они текут свободно и разрешения у меня не спрашивают…

Позднее, лежа под огромной финиковой пальмой и крутя в пальцах серебряный цветок, он взглянул на Оуне, сидевшую рядом с ним, и сказал:

Он завел здесь немало знакомств, с кем-то порой ходил ужинать или выпить пива, Ванду Симмс и вовсе считал приятельницей. Однако в отделе вместе с ним работало слишком много человек, а в компании действовало негласное правило: никогда не сближайся с кем-то из новеньких, поскольку велика вероятность, что его вышвырнут отсюда через год. Конкуренция была такая, что о дружеских отношениях не могло быть и речи.

* * *

– Из всех искушений, с которыми я столкнулся в царстве Снов, это самое сильное. Это простая реальность, и мне не хочется расставаться с ней. И с тобой.

Дивайн догадывался, о чем сейчас думают коллеги.

Как я уже говорил, прошла неделя, пока хозяин думал над моим (на самом деле – Володиным) предложением возить Дану в стрелковый клуб. За эту неделю я прислушался к себе и понял, что решения этого жду не дождусь, причем страшно хочу, чтобы оно оказалось положительным. Все-таки хоть какое-то разнообразие, а то я уже завял. Работа-то оказалась унылой и скучной, каждый день одно и то же, и ни малейшего просвета, на развлечения и личную жизнь времени не хватает. То есть время, конечно, есть – вечер и целая ночь, но вставать-то рано! Себя жалко.

– Я думаю, у нас нет общей судьбы, – вздохнула она. – По крайней мере, в этой жизни или в этом мире. Сначала ты будешь легендой, а потом не останется никого, кто бы помнил тебя.

«Его допрашивали. Это он убил Сару. Взгляд у него, конечно, жуткий. Наверное, посттравматический синдром. Вот урод! Надеюсь, его посадят».

Поэтому я несказанно обрадовался, когда Михаил Олегович заявил:

– Все мои друзья умрут? Я останусь один?

Может, он преувеличивал, но ощущение было именно таким.

– Будете ездить. Три раза в неделю. Я переделал график занятий Даны с Артемом. У него теперь тоже выходных не будет.

– Я так думаю. Пока ты служишь Хаосу.

Он неторопливо приступил к работе. В данный момент ему поручили просчитать риски по сделке между двумя корпоративными гигантами. «Коул и Панч» выступала в роли консультанта со стороны покупателя; интересы продавца представляла армия маститого «Моргана Стэнли». Оба клиента хотели, чтобы сделка по выделению дочерней компании с выкупом контрольного пакета акций завершилась успешно, поэтому переговоры шли мирно. В бизнесе это называлось «дербанить бюджет».

Оп-па! На это я не рассчитывал. Артему-то за что страдать? Черт возьми, похоже, я парня подставил. Неловко вышло.

– Я служу себе и своему народу.

– Я говорил с руководством клуба, – продолжал между тем папаня, – тренер, которого ты назвал, будет закреплен за Даной постоянно. Ездить будете по вторникам, четвергам и воскресеньям, с утра, пораньше.

Компанию продавали по дешевке, поскольку это было частью плана. Сделку затевали исключительно ради грязной прибыли. Новая фирма выпустит долговые ценные бумаги, которые не планирует погашать. Средства, полученные от продажи акций, пойдут на гонорары владельцам. Затем в дело вступят банкиры; они превратят долговые ценные бумаги в облигации с приличным рейтингом (так называемые облигационные обязательства с обеспечением), продадут их пенсионным фондам, полицейским профсоюзам и обычным бабушкам. Далее руководство компании выжмет из нее все соки, продаст активы, уволит четверть сотрудников, разворует пенсионный фонд, причем так, чтобы прокуратура не смогла ничего доказать; в итоге работники останутся без зарплат и медицинской страховки. Когда долги вырастут до немыслимых размеров, компанию вернут в материнское лоно и снимут с нее последние сливки, а вкладчиков и рабочих отправят в богадельню. Защититься они не смогут, потому что для этого нужны юристы. Даже если у пострадавших останутся какие-то деньги, на людей вроде Коула работают лучшие адвокаты страны. Судебный процесс затянется на долгие годы; к тому времени, когда пройдут апелляции, все концы исчезнут под ворохом юридических бумаг, и денег на выплаты просто-напросто не найдется.

– Если такова твоя вера, Элрик, то ты должен быть активнее на этом поприще. Ты создал малую реальность и создашь еще чуть большую. Но Хаос не может быть другом, он предаст тебя. В конце нам не к кому обратиться, кроме как к самим себе. Никакая причина, никакая сила, никакой вызов не смогут заменить эту истину…

– Но они работают с десяти, – возразил я робко.

«Если орел – выигрываю я, если решка – тоже. А ты в любом случае останешься ни с чем».

– Я отправился в свое путешествие, чтобы стать самим собой, госпожа Оуне, – напомнил он ей. Он бросил взгляд над спокойными водами оазиса в даль пустыни, вдохнул холодный ароматный воздух.

– Я договорился, с Даной будут заниматься с половины девятого. Выезжать будете в семь утра, как раз твой рабочий день начинается.

Дивайна мутило все больше с каждым нажатием клавиш. Бесил тот факт, что богачи гребут деньги, нарочно стравливая людей, которые сидят сейчас за соседними столами. Через двадцать лет те из них, кто уцелеет, будут стоять на вершине, глядеть на новичков и делать то же самое. Хомячье колесо невиданных масштабов, за которым, возможно, скрывается нечто еще более гадкое.

– Ты скоро уйдешь отсюда? – спросила она.

Н-да, здесь я ничего не выгадал. А ведь так надеялся, что пересмотр графика позволит мне хотя бы иногда вставать попозже! За три недели я уже запарился подниматься в шесть часов, все-таки это не мой режим, я привык к другой жизни, и такой солдатский ритм мне порядком надоел. Но папаня-то каков, а? С руководством клуба переговорил, сам все выяснил, мои слова перепроверил, для своей дочки особые условия выторговал.

Сидевший рядом мужчина вдруг встал, хватаясь за живот и заметно зеленея.

– Завтра, – сказал он. – Я должен это сделать. Но мне любопытно узнать, какую реальность я создал.

– Вот, – он протянул мне пластиковый прямоугольник кредитной карты, – это твоя карта. Не забудь на обороте расписаться. Я перевел на нее деньги, чтобы ты расплачивался в клубе. Но только в клубе, ты понял? На себя лично ты оттуда не возьмешь ни копейки. Надеюсь, ты понимаешь, что это проверяется в пять секунд, банк дает мне выписку, и я четко вижу, откуда пришел счет. Если хоть один счет придет не из клуба – уволю. Воров не терплю.

Дивайн помнил, что он из Коннектикута, окончил Йельский университет. Его отец возглавлял компанию из списка «Форчунс». Парень хотел заниматься киберспортом, однако отец пригрозил, что в таком случае выгонит его из дома, поэтому бедняге пришлось выучиться на финансиста. Сейчас он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

– Я думаю один-другой сон сбудутся, – загадочно сказала она, поцеловав его в щеку. – А еще один сбудется довольно скоро.

– А кофе попить после стрельбы? – нахально спросил я. – Я-то перебьюсь, не маленький, а у Даны пятиразовое питание, ее в клубе придется чем-то покормить.

Заметив на себе взгляд Дивайна, он смущенно пробормотал:

Он не стал вдаваться в подробности, потому что она вытащила из мешочка у себя на поясе огромную жемчужину и протянула ему.

– Само собой, – кивнул Михаил Олегович. – И Данку корми, и сам ешь. Ты меня за кого держишь? Что за странные вопросы?

– Ж-живот б-болит. Всю ночь маялся.

– Я вас держу за хозяина.

Он поспешно выбежал из комнаты.

По-моему, я обнаглел в тот момент окончательно, но я был так рад разрешению ездить в стрелковый клуб, что временно утратил чувство меры и дистанции. Просто голова от восторга закружилась и мозги стали мутными. Но папаня отреагировал вполне адекватно, видно, пребывал в хорошем настроении.

«Спасибо, приятель, удружил. Все утро разносил заразу».

– Вот это правильно. Лучше лишний раз спросить, чем делать наобум и потом рвать на себе волосы. Еще вопросы есть?

Дивайн посмотрел на экран соседа. По нему текли потоки цифр. Дивайн не знал, над чем тот работает, поэтому данные не имели никакого смысла.

Ну, коль пошла такая пьянка… Ладно, где наша не пропадала.

Впрочем, ему сейчас было не до работы.

– Есть. Из каких денег мне платить за бензин? Концы-то немаленькие.

В обед он снова вопреки правилам спустился в столовую на третьем этаже. Выбрал еду и собрался сесть в дальнем углу, но заметил Дженнифер Стамос.

– При чем тут бензин? – удивился папаня. – Неужели ты думаешь, что я позволю тебе самому возить Дану? Я вам дам машину с опытным водителем. Не обижайся, Павел, но я не могу доверить свою дочь человеку, который попал в серьезную аварию.

Она в полном одиночестве сидела за столиком с видом на Ист-Ривер, однако, судя по выражению лица, не сознавала, где находится.

– Но я же не виноват! Я могу все документы показать из милиции, виновником аварии признан тот козел! Я ничего не нарушал.

Дивайн подошел к ней и спросил:

– Это не имеет значения. Есть люди, которые притягивают к себе неприятности, а есть люди, которые притягивают травмы и опасные для жизни и здоровья ситуации. От них ничего не зависит. Они такие от рождения, от природы. Ты, может, и не виноват, но ты притягиваешь. А Даной я рисковать не могу. Все, это не обсуждается.

– Не помешаю?

Вот спасибо, обрадовал. Конечно, приятного мало, но на фоне предстоящей поездки обида быстро рассосалась.

Она изумленно подняла голову.

Однако я не учел самого главного – моей подопечной Богданы Руденко. Ее реакция оказалась вполне предсказуемой, просто я – дурак! – об этом не подумал.

– Н-нет.

– Я никуда не поеду, – резко заявила она, как только я сообщил ей о занятиях спортингом.

Он сел, отпил чаю со льдом и посмотрел на девушку. Макияж скрывал темные круги под глазами, но не до конца. Лицо выглядело осунувшимся, а обычно пышные волосы сегодня висели безжизненными сосульками.

– Почему?

– У тебя все хорошо? – спросил Дивайн.

– Не поеду – и все.

– Нет. – Стамос посмотрела на него. – Я слышала, с тобой говорила полиция.

– А ты это своему папе скажи, – коварно посоветовал я.

– Они спрашивали про Сару. Ты знала, что она была беременна?

– Я говорила. И вам говорю.

Стамос на мгновение застыла.

Говорила, значит… А папаня все равно решил по-своему. Ну ладно, будем прорываться вперед с боями.

– Откуда ты знаешь?

– Дана, – мягко заговорил я, – ты пойми, это нужно. Это необходимо, если мы с тобой хотим получить результат. В условиях твоей тренажерной комнаты мы не можем обеспечить весь комплекс мер, которые нам нужны. Тебе надо не только делать упражнения, но и просто ходить. Ходить нужно обязательно.

– Полицейские сказали, она сделала аборт.

– Но я хожу! Я же два раза в день по полчаса хожу по дорожке! Мало, что ли?

– Интересовались, не ты ли отец? – резко спросила девушка.

– Именно.

– Ты ходишь в комнате. Да, мы открываем окна, но все равно это не то. Ходить и двигаться надо на свежем воздухе, за городом, чтобы твой организм получал хоть какой-то кислород, тогда обменные процессы заработают. Без кислорода у нас ничего не получится. В центре Москвы его просто нет, здесь же все загазовано.

– И что?

– Я не буду ездить, – твердо сказала Дана и отвернулась.

– Не я.

Н-да, поздновато до меня доходит. Но хорошо, что все-таки доходит. Я подошел к ней, одной рукой взял за плечо, другой повернул голову Даны так, чтобы она смотрела мне в глаза.

– Откуда тебе знать, если ты с ней спал?

– Я тебе обещаю, – тихо произнес я, – если кто-нибудь посмеет хоть что-нибудь вякнуть, я его порву. Сразу и в клочья. Но если я буду рядом, никто и не посмеет.

– Кто сказал, что я с ней спал? И я ее не убивал!

С этими словами я поднес к ее глазам бицепс и картинно поиграл обтянутыми майкой мышцами, скроив при этом страшную рожу. Расчет оправдался: Дана слабо улыбнулась. Еще полчаса из отведенного на занятия времени ушло на уговоры, но в конце концов я девчонку уломал.

– Иногда мужчины избавляются от женщин, которые от них беременеют.

– Она сделала аборт. Какой смысл ее убивать?

И вот настал долгожданный вторник. Паркуя без пяти семь утра машину у дома Руденко, я заметил незнакомый белый «Рейнджровер». Вроде я уже наизусть выучил все автомобили, которые стоят здесь по утрам, а этого внедорожника никогда прежде не видел. Неужели это та самая «машина с опытным водителем», которую грозился прислать папаня? Ну, круто! Такая штучка под сто тысяч долларов тянет.

Стамос смерила его странным взглядом.

Так и оказалось. Из «ровера» вылез папаня собственной персоной и направился прямо ко мне.

– Дана уже в машине, – хмуро сообщил он. – Поезжайте.

Что-то мне в его голосе не понравилось, но стоило залезть в роскошный салон – и я сразу понял, в чем дело. На заднем сиденье, забившись в угол, скрючилась рыдающая Богдана. Все ясно. Она дала себя уговорить, но как только дошло до дела – испугалась. И ведь ничего страшного ей не предстояло, девочку везли не в гимназию, где ее оскорбили и обидели. Она испугалась просто потому, что давно уже никуда не ездила. Она отвыкла от чужих людей, от машины, от дороги. Она утратила навык существования где бы то ни было, кроме своей квартиры. У Даны началась обыкновенная паника. Ой, как прав оказался ее дядюшка Володя! Если сейчас поездка в машине вместе с хорошо знакомым человеком вызывает у нее такой ужас, то что будет, если она просидит дома еще какое-то время? Даже представить страшно.

– Я… М-да… Пожалуй, ты прав.

Ну хорошо, паника-то обыкновенная, а вот как с ней справляться? Я что, врач-психиатр? Чего мне делать-то?

– Поехали? – обернувшись ко мне, спросил водитель.

Она посмотрела в окно, задумчиво грызя палочку сельдерея.

– Да-да, поехали, – торопливо ответил я, опасаясь, что Дана может выскочить из машины и пойти домой. Как тогда быть? Волоком ее тащить? В охапку хватать? Вот картинка-то выйдет – чистое загляденье! Надо отъезжать, пока она бьется в рыданиях и ничего не видит. И еще вопрос: пытаться ее успокоить или сидеть молча и ждать, пока она выплачется и затихнет? В таких делах у меня опыта маловато.

– О чем еще спрашивали копы?

Я притянул девочку к себе и начал гладить по голове, приговаривая:

– Как обычно. Выясняли алиби, предлагали полиграф… Врали, чтобы выбить признание.

– Это ничего, что тебе страшно. Это нормально. Любому человеку было бы страшно в такой ситуации, даже мне. Знаешь, я хорошо помню, как мне было плохо, когда я вышел из больницы. Я там полгода провалялся, и когда меня выписали, я шел по городу и ничего не понимал. Голова кружится, ноги ватные, соображаю плохо. За полгода совсем отвык. Ты тоже отвыкла. Но ты не бойся, я все время буду рядом, и я тебе обещаю, что ничего плохого с тобой не произойдет. Тебя никто не обидит, я этого просто не допущу.

– Почему они пошли именно к тебе?

– Я нелепая, – всхлипывала в ответ Дана, – я неуклюжая и толстая, у меня ничего не получится. Надо мной все будут смеяться. Зачем вы меня туда везете? Чтобы я опозорилась?

– Думаю, допрашивали не только меня.

– Возможно…

Я улыбался в душе. Она не представляет себе пока, как проходят тренировки в спортинге. Ты стоишь на площадке вдвоем с инструктором, и больше никого рядом нет, ни одного постороннего человека, и никто не видит, как ты стреляешь. Даже лица твоего никто не видит, только спину, потому что лицо обращено к летящим мишеням, то есть к зоне стрельбы, а там, как вполне понятно, люди не ходят. Но я-то все это знал. И потом, у меня хватило ума (все-таки я не полный идиот!) позвонить накануне в клуб, связаться с Анатолием Викторовичем Николаевым и обрисовать ему проблему. Тренер заверил меня, что все понял и чтобы я ни о чем не беспокоился.

– Ты не получала странного письма в тот день, когда убили Сару?

Примерно полпути мы проделали с рыданиями, но вторая половина прошла спокойнее. Очередной виток мучений начался, когда мы въехали на территорию клуба и водитель Василий поставил машину на парковочной площадке. Выходить из салона Дана отказалась.

Девушка подалась вперед, снова напрягшись.

– Дана, надо выйти, – терпеливо уговаривал я.

– Письма? Нет, не получала. Ты уже спрашивал, кстати. А ты? Что тебе написали?

– Я знаю, – соглашалась она сквозь зубы.

– Думаю, кто-то неудачно пошутил, – размыто ответил Дивайн. – Я мало что понял. Там был один бред. Я не знаю, кто его отправил.

– Тогда выходи.

Стамос, кажется, не поверила. Он решил сменить тему, пока она не начала задавать новые вопросы.

– Я не могу.

– Один знакомый сказал, что на пятьдесят втором этаже в то утро не было никого из сотрудников.

– Почему?

Девушка озадаченно вскинула брови:

– Я боюсь.

– Быть того не может.

– Но я же с тобой. Чего ты боишься? Тебя здесь никто не знает, никому нет до тебя никакого дела. И вообще, клуб официально работает с десяти часов, сейчас только двадцать минут девятого, здесь нет никого, кроме сотрудников. Выходи.

– Знаю. Тем утром всех отправили на семинар в «Ритце». А прочий персонал появляется не раньше девяти.

– Не могу. Не пойду. Поехали домой.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Стамос.

Не знаю, чем бы все закончилось, но мне повезло. На парковку въехала машина, из которой вышел тренер Николаев. Меня он, конечно, не помнил, что и неудивительно, много нас таких, приезжающих развлечься и пострелять. Но я его помнил отлично и сразу узнал. Здоровенный дядька, за полтинник, плечистый, с необыкновенно добрыми глазами и ласковой улыбкой. Я приветственно помахал ему. Николаев, видно, сразу понял, что мы и есть те самые гости, ради которых ему велено было начинать работу в восемь тридцать, а не в десять. Он подошел, пожал мне руку и заглянул в салон.

– Что это странное совпадение – семинар в день убийства. А может, и не совпадение вовсе.

– Ну как, красавица моя, ты готова?

Девушка задумалась. Вид у нее стал еще более озадаченным.

Не знаю, чего в Дане оказалось больше, паники или хорошего воспитания. Вероятно, второго, потому что терять лицо перед посторонним она не захотела и стала неуклюже вылезать из машины. Смотреть на нее без сердечной боли было невозможно: бледная до синевы, трясется, глаза опухшие от слез. Я крепко ухватил ее под руку, прижал локоть к своему боку и повел вслед за тренером к клубному зданию, где нам нужно было записаться в специальный журнал и взять ружье и патроны.

Дивайн заговорил о другом:

– Дана, это твой тренер, его зовут Анатолием Викторовичем.

– Я обедал здесь в субботу. Брэд Коул приходил со своей свитой.

– Очень приятно, – пробормотала она.

– Странно, что ты сюда ходишь.

– Ну, скорее всего, меня вот-вот уволят. Почему бы не поесть напоследок вкусной еды?

Господи, у нее ноги заплетались от страха, и она все время спотыкалась. Надо отдать должное Николаеву – он все увидел, все понял и заговорил. Не спеша, размеренно, с шуточками-прибауточками он рассказывал, как тут, в клубе, все устроено, показывал площадки, мимо которых мы проходили, вспоминал какие-то охотничьи байки. Мне показалось, что рука Даны, прижатая к моему боку, чуть-чуть расслабилась, да и спотыкаться она стала пореже. С погодой в этот октябрьский день нам повезло, воздух был пронзительно вкусным и прохладным, а небо – безоблачным, и солнышко, которого Дана не видела столько времени, гарантировано. А для активизации обменных процессов солнце и вообще яркий дневной свет – первейшее условие, это мне объяснила моя всезнающая подружка Света.

– Говоришь словно заключенный накануне казни, – заметила она.

В клубном здании я подвел Дану к стойке, за которой сидела симпатичная черноволосая девушка, и подвинул ей раскрытый журнал регистрации стрелков.

– Будь так, многие обрадовались бы.

– Напиши фамилию, имя и отчество полностью, а вот здесь поставь подпись.

Стамос никак не прокомментировала последнюю фразу.

Дана послушно взяла ручку, и, судя по тому, что дважды уронила ее, успокоилась она пока не окончательно. Да и запись в журнале оказалась на диво корявой, хотя почерк у девчонки отменный, сам видел. Николаев выбрал для нее ружье, получил патроны, я прихватил пару наушников для себя и для Даны, и мы отправились на учебную площадку.

– Почему ты заговорил про Коула?

– Ты в тире никогда не стреляла? – спросил ее тренер. – Пулевой стрельбой не занималась?

– Потому что он странно на меня смотрел. Откуда ему знать, кто я такой?

– Нет.

– Ты новенький, Трэвис. Он тебя знает, даже если кажется, что тебя не замечают. Брэд Коул здесь все видит. Он, наверное, разозлился, когда ты пришел. Тебе полагается обедать на рабочем месте и работать не разгибая спины.

– Это хорошо. Учить всегда легче, чем переучивать. Ну, вставай, красавица, вот сюда, на третий номер.

– Что он вообще за человек?

Дана обернулась ко мне, и я весело подмигнул, с удовлетворением заметив на ее личике удивление: а ты думала, я врал, когда говорил тебе, что учиться легче, чем переучиваться? Вот и знающий человек это подтверждает.

– Откуда мне знать? – удивилась Стамос.

Я с некоторым даже волнением ждал чуда, потому что помнил, как Николаев учил меня, и верил, что он не подведет. И чудо произошло. Прямо на моих глазах. Он стоял рядом, держался рукой за цевье ружья и приговаривал:

– Ты же гений, Дженнифер. Не надо себя недооценивать. Коул – умный человек, гениев он берет под крыло. Наверняка ты знаешь его лучше многих.

– Не спеши, посмотри на мишеньку, полюбуйся тем, как она летит, теперь найди ее мушечкой, обласкай, пойми ее траекторию, а теперь уйди дальше по этой траектории – и выстрел!

– Ты видел нас, да? – спросила она ледяным тоном.

И тарелка разлеталась в пыль.

– Что?!

– Вот и нет мишеньки, – журчал ласковый голос тренера, – вот ты ее и сделала. Умница ты моя! Пластика у тебя обалденная. Отличный выстрел. Классика.

– Я ни капли не поверила в твой бред про «лапулю»… – Она подалась вперед и заговорила тише: – Ты был в здании той ночью. Вернулся не за телефоном. Ты поднялся на пятьдесят второй этаж. Видел нас. Теперь пытаешься… не знаю, шантажировать меня? Или заставить чувствовать себя последней дрянью? Или все сразу?

После каждого второго выстрела я подскакивал и помогал Дане перезарядить ружье, у нее пока еще не хватало силенок, чтобы переломить ствол. После двадцать четвертого выстрела, когда я открывал вторую коробку патронов, она вдруг сказала:

– Я бы ответил, если бы понимал, о чем речь. Но я ни черта не понимаю!

– Я сама попробую.

Стамос глядела на него почти с ненавистью. Дивайн недоуменно хлопал глазами. Хотя что толку притворяться? Стамос – не дура, иначе не добилась бы того, что имеет.

И попробовала. Далеко не с первой попытки, но Дана сумела самостоятельно перезарядить ружье и посмотрела на меня с такой гордостью, и столько счастья было в ее глазах, что я понял: дело сделано. Она будет ездить в клуб. И будет стрелять.

«Возможно, дурак здесь я. В журнале записано, во сколько я вошел в здание и на какой этаж поднялся. Коул, должно быть, проверил и сообщил Стамос. Та, в свою очередь, сказала, что я назвал ее «лапулей». Это объясняет, почему он так злобно на меня глядел».

Но, как оказалось, я рано радовался. Еще не все испытания закончились.

Стамос встала.

– Знаешь, для разнообразия стоит хоть раз сказать правду.

Дана отстрелялась, и мы вернулись в клубное здание. Я должен был расплатиться, после чего (согласно графику) следовало Дану покормить. Да и мне, честно признаться, ужасно хотелось есть, позавтракать я, как водится, не успел. То есть чашку кофе я дома выхлестал, практически на ходу, между бритьем и натягиванием джинсов, а мне, молодому здоровому мужику, всегда требовался завтрак плотный и калорийный. Однако Дана перспективу оказаться в клубном ресторане, видимо, не рассматривала и, когда вместо выхода я повел ее совсем в другую сторону, снова запаниковала. В ресторане сидели люди. Гости. Их было немного, всего трое, но они были, и это повергло девочку в очередной приступ страха.

Дивайн чуть было не ответил: «Кто бы говорил», но вовремя сдержался.

– Зачем мы туда идем? – в ужасе прошептала она, дергая меня за рукав.

Она ушла, оставив его смотреть в безоблачное небо.

– Второй завтрак, – коротко пояснил я.

Кто бы мог подумать, что в разгар дня может наступить столь непроглядный мрак?

– Давайте дома поедим, – взмолилась Дана. – Ну пожалуйста. Поехали домой.

Но я был непреклонен. И дело не только в том, что моя работа заключалась в строгом соблюдении ее режима. Я успел вспомнить вкус прошлой жизни, когда я ходил по дорогим клубам и чувствовал себя богачом. Мне здесь все нравилось, здесь пахло состоятельностью, респектабельностью, престижностью, и мне хотелось побыть здесь подольше. Сесть на мягкий диванчик, вытянуть ноги, выпить хорошего кофе, съесть красиво сервированный завтрак. Потом расплатиться кредиткой (все как у больших!) и только после этого красиво отчалить на дорогой тачке с водителем. И пусть пока еще эта жизнь – не совсем моя, она оплачена папаней, но придет время – и я в нее вернусь. Обязательно вернусь.

Глава 30

– Дома ты будешь обедать. А сейчас надо съесть что-нибудь совсем легкое. Выбирай место.

Вечером, когда Дивайн уходил, в вестибюле к нему подошел мужчина в темном костюме с ярко-красным галстуком. Вел он себя крайне напыщенно.

Дана выбрала диванчик в углу (кто бы сомневался!) и уселась с видом обреченной на смерть жертвы. Трое гостей не обращали на нас ни малейшего внимания, никто не оборачивался, не показывал на нее пальцем, не качал укоризненно или изумленно головой. Короче, небо пока не рухнуло. Себе я заказал омлет и эспрессо, Дане – зеленый чай и свежую голубику.

– Мистер Дивайн? Я Уиллард Полсон, специальный помощник мистера Коула.

– Может быть, десерт? – предложила улыбчивая официантка. – У нас очень вкусные десерты, а также сладкие блинчики с ванильной начинкой.

– Ясно.

Ну, Богдана Руденко, сдавай экзамен. Я буду молчать, как партизан. Отвечать придется тебе. Наверное, это жестоко с моей стороны, но я хочу, чтобы ты показала мне, чего достигла за три недели наших занятий и за сегодняшнее утро. Я хочу, чтобы ты начала разговаривать с незнакомым человеком, и не с таким заведомо добрым и ласковым, как Анатолий Николаев, а с любым, с первым попавшимся. Ну и, разумеется, чтобы ты нашла в себе силы отказаться от сладкого.

Он узнал человека из свиты владельца компании. Тот был худым и узкоплечим, в свои тридцать начинал лысеть и производил совершенно бледное впечатление, особенно на фоне импозантного внушительного босса.

Дана смотрела на меня и ждала. А я, в свою очередь, смотрел на нее и тоже ждал. Она поняла, что отступать некуда, и выдавила:

– Мистер Коул хотел бы с вами встретиться.

– Нет, спасибо, мне только ягоды.

– Хорошо. Странно, что именно вы мне говорите. Я думал, в компании строгая субординация.

А вот мне жуть как хотелось сладких блинчиков, которые я всегда здесь ел и которые мне очень нравились. Но поедать их на глазах у Даны было бы, пожалуй, бесчеловечным. Может быть, попозже, месяца через два-три, когда она окончательно забудет вкус десертов и перестанет их хотеть, я и начну их снова заказывать. Пока еще рано.

– При других обстоятельствах просьбу передали бы через вашего непосредственного начальника, но мистер Коул предпочел действовать иначе.

Нам принесли заказ, и я с жадностью набросился на огромный омлет. Появился Анатолий Викторович, подошел к тем троим, которые уже здесь сидели, поздоровался с ними за руку, и гости встали и начали собираться. Я понял, что они приехали на тренировку к Николаеву. Заметив нас, он сделал шаг в нашу сторону.

– Почему?

– Ну как, умница моя? Устала? Отдыхаешь? Ты сегодня стреляла просто великолепно, красавица моя! Жду тебя в четверг.

Полсон вздрогнул, явно рассчитывая услышать другое, например: «Да, сэр, благодарю за проявленную милость, я чрезвычайно рад, что меня удостоит аудиенции сам император Коул».

Гости – упакованные в «фирму» молодые мужики с навороченными мобильниками в руках – принялись оглядываться и с интересом рассматривать Дану. Девочка залилась пунцовым румянцем и низко опустила голову. Я застыл. Черт возьми, как же дать ей понять, что ее рассматривают не потому, что она слишком толстая, а потому, что тренер ее похвалил? Надо срочно что-то предпринимать.

– Он не сообщил.

– Когда и где?

Глаза у Николаева стали внезапно строгими и даже как будто потемнели, он заметил реакцию Даны и, наверное, понял, что что-то не так.

– Сегодня в десять вечера. Вот адрес.

– Смотрите, господа, – обратился он к тем троим, – смотрите и запоминайте эту девушку, она скоро вас всех за пояс заткнет. Данные просто потрясающие. Будущая чемпионка.

Полсон протянул свернутый лист бумаги.

Слава богу, пронесло! Нет, но я-то какой молодец, я-то какая умница, как с тренером угадал! Просто гений! Я точно знал, что Анатолий Викторович – тот, кто нужен Дане. И не ошибся.

Дивайн взял его, но разворачивать не стал.

– Они хорошо стреляют? – спросила Дана, наблюдая в окно, как трое мужчин во главе с тренером идут к площадке.

– Мне обязательно идти?

– Не знаю. Но, судя по тому, что Анатолий повел их не на учебную, а на красную-три, наверное, хорошо. На красной-три мишени летят очень быстро, и не на фоне неба, где их хорошо видно, а на фоне склона. Их там очень трудно разглядеть.

– Вы, должно быть, шутите? Вас приглашает мистер Коул! Или вам не нравится здесь работать?

– Он что, правда считает, что я буду стрелять лучше, чем они?

– Лучшего места не придумать, – сказал Дивайн со всей искренностью, на какую был способен. Прозвучало весьма саркастично.

– Конечно, – улыбнулся я. – Он же сказал, что у тебя обалденная пластика и потрясающие данные. Если будешь упорно тренироваться – станешь чемпионкой.

По дороге к метро он развернул записку и прочитал адрес.

– А Анатолий Викторович – хороший тренер?

Что ж, возможно, от встречи будет какая-то польза. Если Дивайн опять все не испортит…

– Очень хороший. Он хороший тренер и отличный стрелок. Он был чемпионом Европы и занял четвертое место на Олимпийских играх. А его ученик стал олимпийским чемпионом.

Он сел на поезд до Маунт-Киско. От станции быстро дошел до дома, задыхаясь от жары и влажности. В голове с бешеной скоростью крутились мысли, но придумать что-то определенное не удалось.

– Да-а-а? – протянула Дана с восхищением. – Честно?

Валентайн, нацепив геймерские наушники, лежал с ноутбуком на диване и, как всегда, печатал. На полу рядом стояла бутылка с пивом. Когда Дивайн вошел, русский взволнованно поднял голову. Видимо, сосед его поджидал.

– Зачем мне врать? Ты у него сама спроси, он тебе скажет. Или посмотри в Интернете, там есть эти сведения.

– Ну? – спросил Валентайн, снимая наушники.

Я действительно не врал. И если совсем откровенно, то именно из Интернета я все это и узнал про тренера Николаева.

– Я поговорил с охранником и с парнем, который нашел Сару. Кладовка стояла открытой около десяти минут. На этаже никого не было: всех работников отправили на семинар, а секретари приезжают позднее.

– Офигеть можно. Папа мне говорил, что у меня будет самый лучший тренер, но я не думала, что такой знаменитый. А с виду и не скажешь.

– Так откуда автор анонимки узнал подробности?

– Чего не скажешь? – не понял я.

– Понятия не имею. Обстоятельства смерти должен знать убийца. Но он никак не мог догадаться, что Сару найдет именно охранник, если только не находился поблизости, что крайне сомнительно. Или если ему не сообщили сразу после того, как обнаружили труп. Знали на тот момент немногие. Кажется, письмо пришло только мне. Если нет, то другие молчат.

– Ну, что он такой… Чемпион и все такое. Он такой добрый, спокойный.

– Значит, человек, отправивший анонимку, должен был обнаружить Сару в те десять минут?

Я рассмеялся.

– Или знать, что ее нашел охранник. Но это не точно, я выясняю. Кстати, с помощью инструкции, которую ты дал, я получил доступ к базе данных, и у меня возник один вопрос.

– Что ж, по-твоему, чемпионы должны быть злые и нервные?

Валентайн закрыл ноутбук.

– Но они же все время в напряжении, борьба, конкуренция и все такое. Соревнования.

– Слушаю.

– Соревнования, Дана, это в первую очередь спокойствие и выдержка. Нервные и злые всегда проигрывают, запомни.

Дивайн рассказал, как в компании устроена система пропусков.

Я собирался начать очередную лекцию на тему спортивной психологии, когда прямо над ухом раздалось:

– Можно ли подделать данные и сделать вид, будто в здании находился человек, которого на самом деле там не было?

– Пашка! Фролов! Ты?! Живой?!

Валентайн кивнул, прежде чем Дивайн успел договорить.

Обернувшись, я увидел Стаса, завсегдатая платных боев, постоянно делавшего ставки на меня.

– Конечно. Можно клонировать пропуск и под чужим именем ходить везде, куда вздумается. Легко и просто. Дело нескольких секунд, в зависимости от того, какая защита стоит на карточке. Дай-ка свою.

– А мне сказали, что ты разбился на машине, – продолжал бушевать Стас. – Наврали, что ли?

Дивайн передал ему пропуск. Валентайн достал из рюкзака на полу устройство и поднес его к пластиковому прямоугольнику.

– Разбился, – подтвердил я. – Но, как видишь, не окончательно.

– Сто двадцать пять. Фигня, короче. У меня на телефоне стоит одно приложение, я могу клонировать эту карту прямо сейчас, переписав с нее данные на чистую заготовку, которые десятками продают на «Амазоне». Такая же халтура, как и ваша «служба безопасности».

Я встал, и мы со Стасом вышли в галерею, соединяющую ресторан с помещением ресепшена.

– Что значит «сто двадцать пять»?