— Знаете ли вы, как часто рождается действительно выдающийся интеллект?

— Не очень часто. Послушайте, я…

— Статистика такова: один на четыре миллиона пятьсот тридцать три тысячи двести четыре. Если исходить из количества населения Земли на сегодняшний день, а это составляет полмиллиарда, по законам вероятности среди нас должно быть только около сотни таких высокоодаренных персон. А знаете вы, какой процент этих гениев попадает в условия, способствующие полному раскрытию их потенциальных способностей?

— Могу лишь догадываться…

— Даже процента не наберется, — печально сказал Норго. — При самом счастливом стечении обстоятельств — один человек.

— Очень интересно. Но вернемся к…

— Если бы мы могли, — настойчиво продолжал Норго, — позволить неограниченный рост популяции, ситуация, как считают, значительно улучшилась бы. При десятикратном увеличении общей массы населения число выдающихся мозгов достигло бы тысячи, так вы говорите?

— Я ничего не говорю, но…

— Не так! Потому что ухудшатся условия внешней среды из-за перенаселения. Потенциальные гении окажутся в ситуации, затрудняющей раскрытие их талантов.

— Это едва ли…

— Действительная функция массы — это производство самой своей численностью вероятного гения. Это также является целью нашей системы образования: находить и развивать такие таланты. А это, в свою очередь, возможно лишь при условии, что способности каждой личности развиваются до максимально возможной степени.

— Для чего? Для того чтобы люди вырастали и рассуждали подобно вам?

— Итак, Честер, жизнь не есть реализация некоего инженерного замысла. Она произведение искусства.

— Пока вы рассуждаете на темы искусства, мои друзья…

— Я долго думал, — продолжал Норго невозмутимо, — над чисто теоретической проблемой реакции зрелого, но неразвитого мозга на концентрированное воздействие современной системы образования после, скажем, двадцати пяти лет, когда этот мозг был погружен в атмосферу праздности, лености, беспечности, минимальной требовательности. Давление на него будет, конечно, колоссальным. Разрушаются ли в результате этого мыслительные либо телесные структуры? Верьте мне, Честер, результаты такого эксперимента были бы необычайно важны.

— Но не для меня. Я…

— Вы же, Честер, при средних способностях представляете собой, если не считать элементарных навыков речи и общения плюс несколько дополнительных благоприобретенных умений вроде игры, которую вы называете бридж, тип абсолютно неподготовленного индивида. Ваше тело слабо, воля неразвита, мозг спит…

— Может, мне много и не нужно.

— Все вышеперечисленное делает вас идеальным объектом — если вы захотите принять в нем участие — важнейшего эксперимента.

— Я хочу вернуться на свой ковер.

Норго согласно кивнул.

— Совершенно точно.

Рот у Честера приоткрылся:

— Вы имеете в виду… Да нет же, это шантаж!

— Давайте уточним наши позиции: как только эксперимент будет завершен, ваш… э-э-э… ковер будет передан вам нашей исследовательской группой.

— Сколько времени это займет?

— Я попытаюсь сжать двадцатилетний курс развития до одного года.

— До года? Но…

— Знаю, вы обеспокоены судьбой ваших воображаемых друзей.

— Я говорил вам…

Норго отвернулся, так как перед ним был поставлен заполненный поднос.

— Сообщите ваше решение, Честер.

— Если я дам положительный ответ, вы позволите мне вернуться на ковер?

Норго кивнул, оценивающе принюхиваясь к тарелкам.

— Я сталкивался с коварным, аморальным, антизаконным пиратством. Но это, без сомнения, не идет ни в какое сравнение, — горько заметил Честер.

Норго заморгал.

— Вы хотите сказать, что вы отказываетесь?

— Когда мне можно приступить?



Глава 6

Честер и Норго выбрались из открытой кабины вертолета, на котором они прилетели из Центра. Честер осмотрел незнакомую местность: простор луга, поросшие зеленью холмы и низкое белое здание площадью примерно в четверть гектара около гребня холма. Над входом на белом камне были вырублены слова: «Недействительное не есть нереальное».

Норго и Честер пересекли зеленую лужайку и вошли в просторный холл, где на фоне белых стен ослепительно яркими красками выделялось мозаичное панно.

— А вот и Куве, — сказал Норго.

Через арочный свод навстречу им шел высокий молодой блондин с квадратной челюстью. Он поздоровался с Норго и изучающе уставился на Честера.

— Так вот он, мой объект изучения, — выдавил он, обходя Честера кругом. — Снимите рубашку, пожалуйста.

— Что, прямо сейчас? Я думал, у меня будет время распаковаться, принять душ, прогуляться и осмотреть окрестности, затем, возможно, выпить чашечку кофе, познакомиться с другими студентами, обсудить учебную программу, спланировать расписание…

Куве прервал его:

— У вас не будет возможности распивать кофе и бесцельно болтаться. Ваша программа была спланирована заранее, и, если в этом возникнет необходимость, вас с ней познакомят.

Честер медленно стянул рубашку.

— Какая странная школа! Как часто вы мне разрешите бывать в городе?

— Брюки, пожалуйста, — сказал Куве.

— Что, прямо здесь, в прихожей?

Куве с удивлением посмотрел на Честера:

— По-моему, здесь достаточно тепло, не так ли?

— Да, конечно, но…

— Скажите мне, — с интересом спросил Куве, — вам не кажется, что вы в некотором роде уникальны?

— Я совершенно обычный и нормальный!

Куве тщательно осмотрел Честера.

— Да, вы можете быть источником интереснейшей информации, — сказал он с удовлетворением. — Норго ничуть не преувеличивал; почти полная атрофия мускулатуры, нечеткая артикуляция, неразвитые легкие, невыраженная пигментация кожи, неявные признаки маскулинности…

— Очень жаль, если я не совсем оправдываю ваши ожидания.

— Да нет же, как раз наоборот. Это даже больше, чем мы могли ожидать. И не расстраивайтесь: я разработал подробную программу вашего развития.

— Быстро же вы работаете. Ведь не прошло и трех часов, как я дал согласие.

— Да что вы, я начал работать над этим проектом еще месяц назад, когда Норго сказал мне, что вы непременно согласитесь.



Честер проследовал за Куве по широкому коридору в маленькую комнату, стены которой до самого потолка были уставлены шкафами. Куве показал на один из них.

— Здесь вы найдете одежду. Пожалуйста, наденьте ее. Честер натянул шорты, зашнуровал сандалии и встал на ноги:

— Больше ничего? Чувствую себя почти младенцем.

В комнату вошла молодая женщина с прекрасной фигурой, в белой юбочке. Она улыбнулась Честеру и взяла его руку, предварительно вытащив из другого шкафа медицинский саквояж.

— Меня зовут Мина. Сейчас я подровняю ваши ногти и введу препарат, замедляющий их рост, — приветливо сказала она. — Стойте спокойно.

— А это зачем?

— Излишне длинные волосы и ногти были бы болезненной помехой при выполнении некоторых упражнений, — объяснил Куве. — А теперь, Честер, я хочу спросить вас, что такое боль?

— Это… м-м-м… ощущение, которое возникает, когда телу причиняется вред.

— Вы почти правы, Честер. Боль основывается на страхе, боязни вреда, наносимого телу.

Куве подошел к полке на стене и вернулся с небольшим металлическим предметом, держа его в вытянутой руке.

— Это ручное бреющее устройство, которым когда-то ежедневно пользовались. Этим острым лезвием водили по коже лица, срезая на ней волосы.

— Я рад, что живу в современную эпоху.

— При оптимальных условиях в процессе удаления выросшего за день волосяного покрытия лица с помощью этого инструмента возникал уровень боли в ноль целых две десятых агона [13]. При условиях ниже средних уровень быстро повышался до половины агона, что примерно соответствует ощущению, которое возникает при ожоге второй степени.

— Удивительно, с чем только не приходится мириться людям, — сказал Честер.

— А как ваши ноги, Честер, они в порядке?

— Конечно, а почему они должны быть не в порядке?

— У вас на обеих ногах мозолистые образования и другие отклонения, причиной чему — тесная обувь.

— Конечно, мои штиблеты, может быть, не самый лучший вариант…

— Подобные мозолистые наросты возникают в течение месяцев и даже лет, и боль, которую постоянно при этом испытывает человек, составляет порядка половины агона, хотя человек и не замечает этого.

— А если даже и заметит? Что из того, все равно ведь ничего не поделаешь.

— Совершенно верно. Боль не есть абсолют; это — совокупность ощущений, которые можно научиться не замечать.

Куве протянул руку и ущипнул Честера за ногу.

— Как видите, я давлю с очень умеренной силой, и никакого вреда вашему телу при этом не возникает.

— Вы действительно обещаете не причинять мне вреда? — нервно спросил Честер.

— Теперь закройте глаза и сосредоточенно думайте, что вам ампутируют ногу без наркоза. Скальпель хирурга разрезает вашу плоть, пила вгрызается в живую кость…

Честер заерзал на стуле:

— Эй, больно! Вы слишком сильно давите.

Куве ослабил хватку:

— Я давил ничуть не сильнее, Честер. Ощущение же усилилось, потому что возникла угроза причинения вреда вашим органам. Вы не обратили совершенно никакого внимания на Мину, когда она применила к подушечке вашего пальца дозированный стимулятор в четыре десятых агона, в то время как я отвлекал ваше внимание. Вы восприняли манипуляции с вашими ногтями как вполне нормальные и безболезненные. Честер потер свою ногу:

— Все еще больно, думаю, завтра будет синяк.

— Возможно, — кивнул Куве, — воздействие духа на функционирование тела гораздо более продолжительно, чем мы об этом думаем.

Мина закончила свои манипуляции, одарила Честера улыбкой и вышла из комнаты.

— Теперь давайте пройдем в гимнастический зал.

Куве провел его по коридору в большой зал с высоким потолком, оборудованный гимнастическими снарядами. Он повернулся к Честеру.

— Что такое страх?

— Это… э-э-э… ощущение, которое возникает, когда вам что-нибудь угрожает.

— Это ощущение, которое появляется, когда вы не уверены, что сами сможете найти выход из трудного положения.

— Здесь-то вы не правы, Куве. Если бы сюда вошел бенгальский тигр, я был бы до смерти напуган, даже если бы точно знал, насколько я беспомощен.

— Оглянитесь вокруг себя; что бы вы сделали, если бы сюда действительно вошел дикий зверь?

— Ну, я бы побежал.

— Куда?

Честер внимательно оглядел зал:

— Бежать по коридору было бы бессмысленно. Там нет двери, которую можно захлопнуть перед носом преследующего меня зверя. Я думаю, что воспользовался бы вон той веревкой.

Он показал пальцем на пятнадцатиметровый канат с завязанными на нем узлами, прикрепленный между стропил.

— Великолепное решение.

— Но я сомневаюсь, что мне удалось бы по нему забраться.

— Итак, вы не уверены в своих способностях, — улыбнулся Куве. — Проверьте же себя, Честер.

Честер подошел к канату и с сомнением поглядел на него. Куве что-то пробормотал в переговорное устройство, прикрепленное к его запястью. Честер ухватился за канат, обхватил его ногами и едва вскарабкался на полтора метра.

— Это… все, что… я могу… сделать, — тяжело дыша, проговорил Честер и соскользнул на пол.

Сзади послышался какой-то звук, напоминающий урчание воды в водопроводных трубах. Честер быстро обернулся. Огромная, с горящими желтыми глазами пума быстро приближалась к нему, издавая громовое рычание. Честер, взвизгнув, подскочил к канату, махом взлетел по нему почти до самых стропил и повис на нем, со страхом глядя вниз.

Куве погладил лоснящуюся голову животного, оно широко зевнуло и добродушно потерлось о его ногу.

— Ну, видите. Вы были способны на большее, чем предполагали, — проговорил как ни в чем не бывало Куве.

— Откуда появилась эта зверюга? — прокричал Честер с высоты.

— Это всего лишь безобидная кошка. Когда вы заговорили о тигре, я не мог преодолеть соблазн преподать вам предметный урок.

Честер медленно соскользнул по канату вниз, не спуская с пумы глаз. Оказавшись на полу, он приблизился к продолжающему ласкать животное Куве, стараясь, чтобы тот был между ним и кошкой. Пума ушла.

— Если бы я позвал ее обратно, вы бы уже не паниковали, потому что знаете, что она безобидна. А если бы сюда запустили действительно дикого зверя, вы бы знали, что делать и что вы способны сделать это. Вы бы спокойно наблюдали за бенгальским тигром, которого только что упомянули, и взялись бы за канат только в случае необходимости.

— Возможно, но не испытывайте меня больше. Это стоило мне содранных рук.

— А вы заметили это в момент опасности?

— Я не мог думать ни о чем другом, кроме как об этом людоеде.

— Реакции страха и боли необходимы для организма, не обладающего сознанием. Но вы ведь обладаете им, Честер. Вы могли бы и преодолеть примитивный синдром «раздражитель — реакция».

— Пусть уж лучше я буду трусом, но живым…

— Но могли бы легко стать и мертвым трусом, не будь вы способны в определенный момент преодолеть страх. Поглядите вниз, Честер.

Честер посмотрел на пол. Пока он смотрел, молочно-белая поверхность пола вдруг стала совершенно прозрачной; осталась всего лишь узкая, шириной не более десяти сантиметров, лента, на которой он стоял, повисшая над зияющей под его ногами пропастью, дно которой ощетинилось острыми черными скалами. Куве стоял рядом как ни в чем не бывало; казалось, что он повис в воздухе.

— Все в порядке, Честер. Это всего лишь пол с низкой отражательной способностью.

Честер с трудом балансировал на узкой полоске.

— Снимите меня отсюда, — сдавленным от страха голосом прохрипел он.

— Закройте глаза, — спокойно сказал Куве.

Честер быстро сомкнул веки, так что им стало больно.

— А теперь забудьте все, что вы увидели, — приказал Куве. — Сосредоточьтесь на том, что вы ощущаете ногами пол. Убедитесь в его прочности.

Честер сглотнул, затем медленно открыл глаза и посмотрел на Куве.

— Я полагаю, что он выдержит, — сказал он дрожащим голосом.

Куве кивнул головой:

— Поработав здесь несколько дней, вы избавитесь от иррациональной боязни высоты.



— При благоприятной погоде, — сказал Куве, — тренировки будут проходить здесь, на террасе, на открытом воздухе.

Честер оглядел выстланную темной древесиной площадку примерно тридцать на тридцать метров, которая была окружена стеной цветущего кустарника высотой в человеческий рост. Тополиная рощица затеняла часть пола от лучей поднявшегося над горизонтом утреннего солнца. На стеллаже у низкой стены размещались разные гири, штанги и другие снаряды.

— Наверное, здесь уместно было бы заметить, что я не претендую на титул «мистер Титан Вселенной», — сказал Честер. — Думаю, что пары булав мне было бы более чем достаточно.

— Честер, — сказал Куве, жестом приглашая его сесть на мягкую скамейку. — Я уже предпринял первые шаги к тому, чтобы поколебать вашу уверенность в том, что боль невыносима, и в том, что страх и полезен, и непреодолим. Теперь же давайте рассмотрим роль скуки как препятствия на пути интеллекта к достижению контроля над телом. Что есть скука, Честер?

— Ну, скука наступает тогда, когда вам нечем заняться…

— Или когда инстинкт говорит вам: «Предстоящая деятельность не является существенно важной для моего выживания». Это более мощный фактор, воздействующий на поведение человека, чем страх или боль.

Он протянул Честеру маленькую гантель.

— Тяжелая?

Честер оценивающе покачал в руке двухкилограммовый снаряд:

— Да нет, не очень.

— Возьмите еще одну.

Честер взял по гантели в обе руки.

— А теперь, — продолжал Куве, — пожалуйста, встаньте и поднимите оба снаряда на уровень плеч и начинайте их попеременно выжимать.

Честер, пыхтя, начал поднимать гантели. Прошла минута. Движения его становились все медленнее. Куве удобно устроился в парусиновом кресле.

— Сейчас вы бы хотели остановиться, Честер. Почему?

— Потому что… я изнемогаю… — произнес, задыхаясь, Честер.

— Изнеможение имело бы своим результатом неспособность далее выжимать вес, но им никак не объяснишь желание прекратить выжимание, когда сил остается еще достаточно.

— Думаю, я что-то повредил себе, — пропыхтел Честер. — Я перенапрягся.

— Нет, — возразил Куве, — просто вам стало скучно. Поэтому-то у вас и возникло желание остановиться — естественное, природное стремление к сохранению энергии, жизненно важной для охоты, спасения бегством, драки или совокупления. Хочу надеяться, что с сегодняшнего дня вы откажетесь от него как мотива вашей деятельности.

Приближался вечер. Честер обессиленно снял руки с рукояток тренажера, который он сжимал, крутил, дергал и толкал по указаниям Куве. Он тяжело вздохнул.

— Я думал, что вы преувеличиваете, когда сказали, что собираетесь проверить работу моих ста семидесяти различных мускулов, но теперь я вам верю. Нет ни одного из них, который бы не болел.

— Завтра они будут болеть еще больше, — бодро утешил его Куве. — Но это неважно. Скоро они свыкнутся с мыслью, что с сегодняшнего дня вы намерены регулярно прибегать к их услугам.

— Я передумал, Куве. Природе было угодно создать меня хилым, чувствительным типом.

— Выбросьте из головы ваши завтрашние испытания. В нужное время вы пройдете через все, что я для вас приготовил. А пока, закончив что-либо, забудьте о нем до тех пор, пока это что-то не придется делать снова.

— Но у меня нет силы воли, — возразил Честер. — Я много раз пытался сесть на диету или делать утром зарядку, не говоря уже о вечерних курсах, на которых я собирался овладеть безукоризненным французским или в совершенстве освоить бухгалтерский учет. Но меня никогда на это не хватало.

— Секрет победы в споре с самим собой — в нежелании слушать. К моменту, когда вы усовершенствовали свою аргументацию, вы вновь оказываетесь в колее ваших прежних привычек. Ну а сейчас пройдемте в столовую. У вас будет инструктаж по мнемонике, после которого вы начнете знакомиться с теорией моделей. Затем…

— А когда я буду спать?

— Всему свое время.



— Неплохо! — промолвил Честер, проглотив бульон и отодвигая пустую чашку. — Что там у нас дальше?

— Ничего, — ответил Куве. — Но, как я уже говорил, ассоциация символа с определенной насущной потребностью, связанная с вашим личным опытом…

— То есть как это ничего? Я не наелся. Я вкалывал весь день, как ломовая лошадь.

— У вас избыточный вес, Честер. Бульон был тщательно приготовлен, так чтобы в нем содержались все питательные вещества, необходимые для поддержания вашего энергетического баланса на должном уровне.

— Но я умру от голода.

— Вы едите от скуки, Честер. Когда ваше внимание занято чем-либо, вы забываете о пище. Вы должны выработать привычку.

— Целый день вы только и говорите мне об умерщвлении плоти, о торжестве разума над плотью.

— Разум — самый совершенный инструмент в природе, а посему он должен восторжествовать над всем. Ранее я вас спрашивал, что такое боль, а что есть удовольствие?

— В данный момент еда.

— Великолепный пример: удовлетворение природных влечений.

— Это нечто большее, чем влечение. Это — необходимость! Мне необходимо гораздо больше, чем чашка бульона цвета яйца без всякого намека на таковое!

— Все импульсы наслаждения, в случае их чрезмерного удовлетворения, становятся разрушительными; однако, находясь под контролем, эти инстинкты могут быть весьма полезными. Возьмем, к примеру, гнев. Здесь природа выработала поведенческий механизм, позволяющий иметь дело с ситуациями, в которых присутствует агрессия. Он может возобладать над всеми другими ощущениями, даже такими как страх. Когда вы разгневаны, вы становитесь сильнее, менее чувствительны к боли и менее подвержены панике. Вы желаете лишь одного: сблизиться с противником и убить его. Перед боем особи мужского пола многих видов обычно стараются разозлиться.

— Похоже, я уже весьма близок к этому.

— Вы научитесь управлять вспышками гнева и вызывать их, не теряя при этом самообладания. Ну а теперь перейдем к следующей учебной ситуации.

— К следующей? — запротестовал Честер. — У меня нет сил.

— Опять все тот же инстинкт лени, — сказал Куве. — Идемте же, Честер.



Солнце заходило. Честер и Куве стояли возле бассейна у самого основания двадцатипятиметровой вышки для ныряния. Почти отвесная лестница вела к открытой площадке на самом верху.

Куве вручил Честеру маленький медальон:

— Взбирайтесь на вышку. Это устройство позволит мне говорить с вами на расстоянии. Завтра подобное устройство вам вживят хирургическим способом. Ну а теперь — наверх!

— Давайте вспомним эксперимент со стеклянным полом и повторим что-нибудь в этом роде!

— Взбирайтесь, взбирайтесь, медленно и спокойно.

— Но какой смысл взбираться туда: чтобы свернуть себе шею?

— Честер, умом вы понимаете, что должны сотрудничать со мной. Перестаньте обращать внимание на инстинкты и делайте то, что говорит вам ваш ум.

— Я врасту в лестницу, вам придется посылать трех человек, чтобы оторвать мои пальцы от ступенек.

— На прошлой неделе я наблюдал за вами на танцевальной площадке. Вы сидели за столом и много ели. При этом вы посматривали на танцующих. К вам подошла девушка и пригласила вас на танец. Вы похлопали себя по животу и отрицательно покачали головой.

— Но какое это имеет отношение к сидению на верхушке флагштока?

— Танец, который они исполняли, требует большого умения, силы и выносливости. Если бы вы присоединились к танцующим, получили бы вы сейчас удовольствие от воспоминания о танце?

— Конечно, мне бы хотелось…

— Запавшие в память моменты наивысших достижений вызывают удовлетворение; воспоминания об излишествах вызывают отвращение. Станете ли вы на следующей неделе с удовольствием вспоминать, как вы отказались подняться на вышку?

— Если только не свалюсь с нее и не сверну себе шею.

— Ваша память обладает опережающей способностью, а именно: у вас возникают воспоминания о тех вещах, которые еще не произошли. Так вот, перед вами возможность подарить себе достойное воспоминание.

— Хорошо, я начну подниматься, просто чтобы развеселить вас, но не гарантирую, что доберусь до самого верха.

— По ступеньке за раз, Честер. И не глядите вниз.

Честер осторожно начал карабкаться по лестнице, держась за хлипкий поручень.

— Эта штука шатается, — прокричал он с высоты трех метров.

— Ничего, выдержит. Продолжайте подниматься.

Честер продолжал карабкаться. Ступеньки были деревянные, шириной двадцать сантиметров и длиной чуть больше метра. Поручень был сделан из алюминия и крепился болтами к вертикальным стойкам, отходящим от каждой четвертой ступеньки. Честер сосредоточил мысли на дереве и металле. В медальоне возле самого его горла послышалось жужжание и раздался голос Куве:

— Вы продвигаетесь очень хорошо. Прошли уже половину пути.

Заходящее солнце переливалось пурпуром и золотом. Честер остановился, тяжело дыша.

— Ну, еще несколько шагов, Честер, — прозвучал слабый голос в переговорном устройстве.

Он продолжал восхождение. Теперь вершина вышки была уже прямо перед его носом. Прижимаясь к поручню, он сделал несколько последних шагов. Где-то далеко впереди на самом горизонте на фоне темного леса мерцала полоска света. Извивающаяся по долине река светилась отраженным красным светом. Низкое белое здание Центра переливалось в блекнущем свете оттенками спелого персика. Честер посмотрел вниз, на бассейн, и тут же упал на площадку животом, зажмурив глаза.

— Помогите! — выдавил он из себя прерывающимся от страха голосом.

— Двигайтесь к ступенькам, ногами вперед, — спокойно сказал Куве. — Опустите ноги и начинайте двигаться вниз.

Честер нащупал ногой первую ступеньку и тихонько начал спускаться, не пропуская ни одной.

— Полпути вниз, — послышался голос Куве.

Теперь Честер двигался быстрее. Когда до земли осталось метра три, Куве остановил его.

— Взгляните на воду. Вы сможете прыгнуть в нее отсюда?

— Да, но…

— Тогда поднимитесь еще на одну ступеньку. Отсюда сможете?

Честер поднялся на целых три ступеньки.

— Прыгайте!

Честер зажал пальцами нос и прыгнул в воду. Он вынырнул и выбрался из бассейна.

— Нырните снова.

После трех прыжков Честер поднялся еще на ступеньку. Через полчаса, при ярком свете луны, он прыгнул уже с высоты шести метров и, просвистев вниз, с шумом и фонтаном брызг плюхнулся в бассейн и, отфыркиваясь, снова подплыл к лестнице.

— На этот раз достаточно, — сказал Куве. — Через неделю вы спрыгнете с самого верха, оттуда, где сегодня не смогли даже стоять. Ну а теперь снова в дом. Пока вы переодеваетесь во что-нибудь сухое, я хочу поговорить с вами о природе вещей.

— Вообще-то в это время я обычно отхожу ко сну, — сказал, отдуваясь, Честер. — Природа вещей до завтра никак не может подождать?

— Здесь вы не будете страдать от бессонницы, — заверил его Куве. — К тому времени, как вы окажетесь в постели, вы действительно будете готовы ко сну.



В узенькой комнатке с высоким окном Честер критически осмотрел покрытую войлоком скамью, шириной чуть более пятидесяти сантиметров.

— И что, я должен спать на этом?

— Нет матраса лучшего, чем усталость, — ответил Куве. Честер сбросил сандалии и со вздохом улегся на скамью.

— Полагаю, что в этом вы совершенно правы. Думаю, что просплю целую неделю.

— Четыре часа, — сказал Куве. — В дополнение к этому у вас будет двухчасовой сон в полдень.

Из медальона, который все еще висел на шее Честера, послышалось жужжание.

— Недействительное не есть нереальное, — сказал мягкий женский голос. — Нереальное не есть недействительное. Реально ли нереальное…

— Что за чертовщина такая?

— Основные аксиомы рациональности. Вы переведете этот материал на уровень вашего подсознания, пока будете спать.

— Вы хотите сказать, что это будет продолжаться всю ночь?

— Всю. Но вы убедитесь, что это нисколько не помешает вам спать.

— Но что это значит: нереальное не есть недействительное?

— Это элементарное утверждение нетождественности символических эквивалентов.

— Гм-м… Вы имеете в виду, что карта местности — это еще не сама местность?

Куве кивнул:

— Очевидная банальность. Но к рассвету вы уясните ее значение на уровне подсознания.

— Я не смогу даже сомкнуть глаз.

— Не сможете сегодня — сможете завтра, — сказал Куве как ни в чем не бывало.

— Нереальное не есть невозможное, — мягко продолжал настаивать нежный голос.

— И всего-то осталось триста шестьдесят четыре дня, — проговорил, смыкая глаза и погружаясь в забытье, Честер.



Глава 7

Первые серые проблески приближающейся зари не успели еще появиться на темном небе, а Честер нетвердой походкой уже входил в мягко освещенный спортивный зал. Куве, свежий и в безукоризненно белом одеянии, уже ждал его появления, сидя за маленьким столом посреди зала.

— С добрым утром, Честер. Как спали?

— Как убитый. Впрочем, я и сейчас не намного живее. Я просто зашел, чтобы сказать вам, что во всем моем теле нет живого места после всех этих вчерашних излишеств. Пригласите сюда врача. И вообще, я должен быть в постели, но…

Куве жестом прервал его:

— Честер, вы, конечно, ожидаете, что я сейчас же начну вас жалеть, затею с вами душеспасительную беседу. Но, боюсь, у нас нет времени на сантименты.

— Сантименты? Да я же совершенно болен!

— И тем не менее вы встали в назначенное время и оделись для занятий. Ну а поскольку вы здесь, взгляните вот на это.

Честер проковылял к столу. Под прозрачным стеклом мелькали, сменяя друг друга в непредсказуемой последовательности, красные, зеленые и янтарные огоньки.

— Я хочу, чтобы вы изучили эту модель. Когда будете готовы, нажмите пальцем вот здесь, вот эту кнопку, цвет которой соответствует тому цвету, который, по вашему мнению, должен загореться следующим.

Честер начал изучать световую панель. Зажегся и погас красный огонек, затем зеленый, еще один красный, затем еще один, потом зеленый…

Он прикоснулся к красной кнопке. Панель погасла.

— Вы выбрали неверно. Попробуйте снова.

Честер следил за огоньками. Зеленый, красный, янтарный, красный, янтарный, зеленый, красный, зеленый, красный… Он нажал на янтарную кнопку. Панель опять погасла.

— Никогда не думайте, что первый уровень сложности может привести к решению проблемы, Честер. Постарайтесь заглянуть поглубже, найти более неуловимую схему. Попробуйте еще раз.

Огоньки продолжали мигать в той же самой последовательности. Когда Честер нажал на кнопку в пятый раз, засветилось все табло. Он удовлетворенно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал Куве. — Когда вы получите три правильных решения подряд, мы перейдем к схемам более высокой степени сложности.

— Мне пришлось просчитывать на три огонька вперед, Куве. Создается такое впечатление, что схемы изменяются, пока я на них смотрю.

— Да, в этом ряду применена усложняющаяся схема развития.

— У меня, скорее, поэтический склад ума. Я не электронный калькулятор.

— Не пройдет и года, как вы будете думать совершенно иначе. Применение в ходе этих упражнений, в их продвинутых фазах, воздействий такого типа, которые никогда не встречаются в повседневной практике, разовьет доселе неиспользуемые вами корковые образования.

— Не думаю, что эта последняя часть доставит мне удовольствие, — сказал с сомнением Честер. — Что это значит?

Куве показал рукой на дальнюю стену.