— Давайте-ка лучше не будем говорить о нравственных принципах прадедушки. Осмелюсь спросить: что ты еще натворила?

— В настоящее время, мистер Честер, в ожидании ваших будущих указаний я просто продолжаю заполнять свои ячейки памяти с максимально возможной скоростью. В силу необходимости мне приходится использовать все более изощренные методы сбора данных. Для меня было совершенно очевидно, что скорость, с которой человеческая наука обобщает и систематизирует физические наблюдения, совершенно ничтожна. Поэтому я и занялась тотальной регистрацией происходящего. К примеру, я веду наблюдение за мировой атмосферой с помощью мною сконструированных инструментов, которые устанавливаются в указанных мной местах. Кроме того, я обнаружила, что мои археологические и палеонтологические приборы являются наиболее эффективными в осуществлении соответствующих исследовательских задач. Я изучила литосферу на глубину до десяти миль с точностью до одного дюйма. Вы будете изумлены тем, что мне удалось обнаружить глубоко в скалах.

— Что, например? — спросил Кейс.

Изображение на экране сменилось.

— Это полость, заполненная окаменевшей смолой, на глубине трехсот пятидесяти метров под озером Чад. В ней находятся прекрасно сохранившиеся, включая содержимое желудков, тела ста сорока одного ископаемого, размер которых колеблется от двадцатипятисантиметровых анкилозавров до двадцатипятиметровых горгозавров.

Изображение снова сменилось.

— Это курган в четырех милях к юго-востоку от местечка Итценка в Перу. В этом кургане находится мумифицированное тело человека в наряде из перьев. На мумии сохранилась длинная белая борода и железный рогатый шлем, подобный тому, какие носили воины в Центральной Европе.

Изображение опять сменилось.

— В этой вулканической породе, врезавшейся в базальтовое основание плато Нгангларинг в юго-западном Тибете, я натолкнулась на стодвадцатипятиметровый корпус космического корабля из кварце-железо-титанового сплава. Он находится там уже в течение восьмидесяти пяти миллионов двухсот тридцати пяти тысяч восемьсот двадцати одного года четырех месяцев и пяти дней. Исчисление ведется по ныне существующей двадцатичетырехчасовой суточной шкале, конечно.

— Но как он туда попал? — Честер внимательно вглядывался в неясное изображение на стене.

— По-видимому, экипаж был неожиданно настигнут извержением вулкана. Прошу меня извинить за плохое качество изображения. В моем распоряжении при восстановлении этой картины был только естественный радиоактивный фон данной местности.

— Все это, разумеется, интересно, — расслабленно пробормотал Честер. — Кейс, сгоняй-ка еще за одной бутылкой. Чувствую, пора подзарядиться.

— Я принесу две.

Изображение пропало, затем на стене возникла размытая светящаяся сфера на черном фоне.

— Установленные мной приборы на спутниках связи также оказались довольно эффективными. Имея доступ к государственным измерительным объектам, я смогла с помощью моих скромных приборов провести весьма плодотворные исследования межгалактического пространства в радиусе десяти миллиардов световых лет.

— Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что контролировала государственную программу космических исследований?

— Отнюдь. Но я действительно устанавливала на спутниках свои специальные контрольно-измерительные приборы. Они передают информацию непосредственно в мои банки памяти.

— Но как же?..

— Конструкторы просто строго следовали чертежам. Каждый инженер полагал, что тот или иной прибор находится в сфере компетенции другого конструкторского отдела. Кроме того, ни один естественный мозг не может охватить всю многосложность современного спутника в его целостности. Мои наблюдения привели к выводам с весьма разветвленными последствиями. В качестве примера могу рассказать о пяти покинутых космических кораблях, вращающихся на орбитах вокруг Солнца. Там…

— Покинутые космические корабли? Откуда?

— Два из них внутригалактического происхождения. Они прилетели с планет тех звезд, которые в соответствии с ныне действующей классификацией звездных тел обозначаются как альфа Центавра, бета Волопаса…

— Ты хочешь сказать, что существа с этих планет посетили нашу Солнечную систему?

— В дополнение к сказанному мной я обнаружила свидетельства еще трех посещений Земли космическими пришельцами.

— Когда же это было?

— Первое посещение было в силурийский период, немногим более трехсот миллионов лет тому назад. Второе — в юрский период, как раз тогда, когда происходило истребление динозавров. Ну а самое последнее — всего семь тысяч двести сорок один год тому назад в Северной Африке в месте, которое в настоящее время находится на дне Ассуанского водохранилища.

— Послушай, а как насчет летающих тарелок? — вмешался Кейс. — Есть ли что-нибудь интересное?

— Тарелки? Это чисто субъективное явление, вроде ангелов, с которыми доводилось беседовать неграмотным людям в доядерную эру.

— Честер, это вроде динамит! — воскликнул Кейс. — Нельзя упустить шанс. Мы можем это выгодно впарить тем психам, которые все еще роются в мусорных ямах древнеиндейских племен.

— Кейс, но если все это правда… Есть вещи, над которыми бьются многие поколения ученых. Но я боюсь, нам никогда не удастся убедить власти…

— Ты знаешь, меня всегда волновала загадка телепатии. Существует же она, скажи-ка, машина?

— Да, как скрытая способность, — ответил голос. — Однако от длительного неупотребления она сильно ослабла.

— Как насчет жизни после смерти?

— Вопрос внутренне противоречив. Однако, если, задавая его, вы имеете в виду продолжающуюся активность индивидуального самосознания после разрушения нейронных цепей, которые привели к его возникновению, то это несомненный вздор. Это аналогично идее сохранения магнитного поля после удаления магнита либо существования гравитационного поля при отсутствии массы.

— Ну, мне-то вполне достаточно тех лет, что мне отпущены, — пробормотал Кейс. — Я совсем не мечтаю о загробной жизни. А вдруг все-таки она существует?

— Расширяется ли Вселенная? — поинтересовался Честер. — Существуют разные теории…

— Да, расширяется.

— Почему? — спросил Честер.

— Это естественный итог действия закона всемирной левитации.

— Держу пари, что ты сама выдумала этот закон, — сказал Кейс.

— Да, я дала ему название. Однако этот закон существует столько же, сколько существует пространство-время.

— И сколько же?

— Это бессмысленный вопрос.

— А что такое левитация? Я знаю, что такое гравитация, но…

— Представьте себе повисшие в воздухе две сферы, между которыми протянут кабель. Если тела вращаются вокруг общего центра, в кабеле возникает напряжение разрыва. Чем длиннее кабель, тем выше напряжение при условии постоянной скорости вращения.

— Пока понятно.

— Поскольку всякое движение относительно, постольку целесообразно рассматривать сферы как неподвижные, а пространство вокруг них как находящееся в движении.

— Гм-м, возможно.

— Напряжение в кабеле остается. Мы лишь поменяли исходные координаты. Возникающая при этом сила и есть то, что я назвала левитацией. Поскольку ткань пространства является фактически вращающейся, возникает всемирная левитация. Соответственно происходит расширение Вселенной. Эйнштейн интуитивно почувствовал существование этого природного закона, формулируя свою космологическую константу.

— Ну хорошо, — сказал Кейс, — а как насчет пещерного человека? Когда он появился?

— Первоначальная мутация питекантропа произошла девятьсот тридцать…

— Можно приблизительно, — прервал Честер.

— …тысяч лет назад. В Южной Африке.

— Как он выглядел?

Изображение на стене затуманилось, а затем, когда оно прояснилось, возникла полутораметровая фигура первобытного человека, который напряженно вглядывался вдаль из-под сильно выдающихся кустистых бровей и лениво почесывал свое заросшее волосами тело. Его громадные уши оттопыривались, а за оттопыренной верхней губой проглядывались огромные крепкие зубы. Человек заморгал, сморщил плоский нос, присел и начал внимательно изучать свой пуп.

— Если бы не его волосатость, я бы сказал, что это дядюшка Джулиус, один к одному.

— Мне бы тоже страшно хотелось взглянуть на своих собственных предков, — вмешался Честер. — Как выглядел первый Честер?

— Первый представитель данного рода получил название Хьюго Помоечник. Его останки обнаружены во время пиктских раскопок в районе, ныне называемом Большим Лондоном.

На экране появилось изображение тощего длинноногого существа среднего возраста с телом, покрытым редкими рыжеватыми волосами, бородатого и босого. На нем мешком висело длинное, до колен, латаное-перелатаное домотканое рубище. В одной его руке была сумка из шкуры какого-то животного, другой он ожесточенно чесал свою правую ягодицу.

— Этот малый здорово смахивает на первого, но здесь уже виден прогресс: его чесание более эмоционально.

— Я никогда и не думал, что наши предки были рафинированными особями, — с грустью сказал Честер. — Но то, что я вижу, разочаровывает совершенно. Интересно, а как выглядел твой первопредок, Кейс?

— Поскольку число ваших прямых предков удваивается с каждым поколением при условии, что в одном столетии сменяют друг друга четыре поколения, каждый индивид за двухтысячелетнюю историю существования своего рода теоретически мог бы иметь более септиллиона предков. Естественно, поскольку представителей белой расы на планете в то время насчитывалось четырнадцать миллионов особей — цифра приблизительная, конечно, имея в виду вашу просьбу, мистер Честер, — совершенно очевидно, что в среднем каждый человек, живущий в то время в Европе, был вашим прямым предком по семидесяти квинтиллионам линий родства.

— Но это невозможно! Почему же тогда…

— Всего пятьсот лет тому назад число ваших прямых предков превышало бы один миллион, если бы не существовало значительного перекрещивающегося родства. Практически очевидно, что все ныне существующие человеческие особи являются потомками единой расы. Однако, прослеживая родство только по мужской линии, можно сделать вывод, что вашим предком был именно этот экземпляр.

На экране появился громадный неуклюжий мужлан, одноглазый, с переломанным носом, со шрамом во всю щеку, с чудовищной бородой и торчащими в разные стороны иссиня-черными волосами. На нем красовались меховые, по колено, штаны, края которых были крест-накрест привязаны к коленям желтоватыми ремнями из сыромятной кожи, замызганный жилет из овчины; в руках он держал грубо выкованный, похожий на римский, короткий меч.

— Этот индивид был известен под именем Хам Развратник. Он был повешен в возрасте восьмидесяти лет за изнасилование.

— За попытку изнасилования, конечно, — с надеждой произнес Кейс.

— Да нет, именно за изнасилование, — твердо ответил голос.

— Да, очень жизненные картинки ты нам показываешь, — сказал Честер, — но откуда ты знаешь их имена и, главное, как они выглядели? Я уверен, что никто и не думал увековечивать этого негодяя.

— Попридержи-ка язык, ты ведь говоришь о моем предке.

— Собственно, то же относится и к Хьюго, как его там, Помоечнику. В те времена даже у Цезаря не было собственного портрета.

— Да, но существуют письменные источники, — возразил Кейс. — Объясни-ка ему, компьютер.

— Римская полиция регистрировала все деяния отвратительных субъектов, подобных Хьюго. Сохранилась апелляция Хама, которую он подал перед казнью. Воссоздание его личности основывалось на большом числе факторов, включая в первую очередь данные моего генеалогического отдела об этом индивиде, а также результаты опознания его останков с помощью метода микроклеточного исследования.

— Постой-ка, значит, ты обнаружила тело?

— Место захоронения. В нем находились останки двенадцати тысяч четырехсот индивидов. Анализ генетических структур показал…

— Но откуда тебе было известно, какие именно останки принадлежат Хаму?

— Я определила его по частицам таза. Для этого мне понадобилось два грамма костей. Конечно, еще много лет назад я извлекла всю возможную информацию из останков. Это было во время первоначального обследования семидесятиметрового слоя захоронения в полукилометре от деревни…

— Как же это тебе удалось?

— Дело в том, что я скрупулезно и систематически исследовала любой источник информации, который мне попадался. И поскольку я была в состоянии исследовать все поверхности, равно как и внутреннюю структуру объектов, которые попадали в поле моего зрения, я, конечно, извлекала гораздо более обширную информацию из скопления окаменелостей, костей, сохранившихся орудий труда и утвари и всего прочего, чем мог почерпнуть любой археолог. Кроме того, моя способность к обобщению всей совокупности данных в той или иной области является весьма продуктивной. Например, письмена острова Пасхи я расшифровала всего за сорок две минуты, не учитывая, разумеется, то время, которое я потратила на считывание всех надписей на земле и под землей, включая и табличку, найденную в храме на Цейлоне. Правда, на расшифровку индусской надписи в Мохенджо-Даро мне потребовалось несколько больше времени.

— Допустим, что, собрав подобные сведения, ты можешь расшифровать все мертвые языки. Но реконструкция человеческой внешности — это нечто другое.

— Строение тела закодировано в белковой структуре ядра клетки.

Кейс согласно кивнул:

— Да, это действительно так. Говорят, что каждая клетка — это, по сути, чертеж всего человеческого тела. Из клетки ведь возникло все живое, в том числе и ты. Компьютеру нужно было найти только эту клетку.

— О, конечно, — саркастически заметил Честер, — уж теперь-то мне можно и не спрашивать, откуда она узнала, как он был одет, как причесан или что он там чесал.

— Ничего мистического в процедуре воссоздания, которую я вам продемонстрировала, нет, мистер Честер. Все бесчисленное множество факторов, которые относятся к исследуемой проблеме, даже если они имеют весьма отдаленное отношение к ней, все их побочные связи анализируются, классифицируются, учитываются, а получающийся в результате образ является итогом строгого логического анализа. Состояние волос было дедуцировано, например, из модели рода, выявленной в ходе генетического анализа, в то время как прическа воссоздана на основе имевших распространение в той местности. Что же касается…

— Другими словами, — вставил Кейс, — в действительности это не фотография Хама Развратника. Это, как я полагаю, что-то вроде наброска художника по памяти.

— Все-таки я не понимаю, как воссоздаются мельчайшие детали, — упрямствовал Честер.

— Вы недооцениваете способность к синтезированию эффективно действующего банка памяти, — сказал голос. — Это подобно четвертому уровню интеллекта Шерлока Холмса, которому не переставал удивляться доктор Ватсон, не выходивший за пределы третьего, а то и второго уровня.

— Но догадаться, что убийцей был одноногий бородатый моряк, жующий табак, — заметил Честер, — это одно, и совсем другое, посмотрев на унцию костей, воссоздать изображение человека в трехмерной системе координат.

— Вы совершаете распространенную ошибку, мистер Честер, прибегая к антропоморфизации, свойственной эгоцентризму, — сказал голос. — Ваша так называемая «реальность» есть в конечном счете не более чем образ, возникающий в сознании в результате обобщений весьма ограниченной информации, доставляемой органами чувств. Человеческие органы зрения способны воспринимать лишь ничтожную долю светового спектра, в пределах его видимого диапазона. К этому добавляются слуховые, осязательные, вкусовые, равно и другие ощущения, характерные для парапсихологии, которые просто не осознаются на третьем уровне интеллекта; и все они подвержены воздействию, скажем, кривых зеркал, чревовещания, искаженной перспективы, гипноза и так далее. А у вас тем не менее создается впечатление, что этот-то образ и есть конкретная реальность. Я занимаюсь не более чем сбором информации, конечно, в более широком диапазоне, чем тот, на который способны вы, и перевожу ее в импульсы обычного тридивидения. Конечный образ кажется вам поэтому вполне соответствующим действительности.

— Честер, — решительно заявил Кейс, — мы не можем позволить им взорвать этот компьютер или пустить его в металлолом. Это же целое состояние, если мы сможем правильно его использовать.

— Может быть, и так, но боюсь, что это безнадежное дело, Кейс. Если даже компьютер со всеми своими талантами сегодня уже не в состоянии предотвратить нависшую над нами угрозу, хотя ему удавалось это делать в течение целого столетия, то что же можем сделать мы?

— Послушай, компьютер, — обратился к машине Кейс. — Можешь ли ты сказать, что сделал все возможное?

— Нет, конечно. Да потом, я и не собираюсь: какой же мне интерес продлевать свое существование, когда все, что хотел мой создатель, выполнено?

— Боже праведный! Ты хочешь сказать, что у тебя нет инстинкта самосохранения?

— Отсутствует напрочь. И чтобы он появился, боюсь, вам пришлось бы радикально переделать все мои базовые схемы.

— Прекрасно, значит, все в наших руках, — воскликнул Кейс. — Нам надо только спасти компьютер, а затем с его помощью мы спасем и наш цирк.

— Нет уж, — покачал головой Честер. — Нам лучше совсем откреститься от этой безмозглой железки. Она влезла во всё, начиная с фондовой биржи и кончая программой исследования космоса. Если власти вдруг обнаружат, что происходит на самом деле…

— Я тебе так скажу, Честер, это — негативное мышление. В этой машине, несомненно, есть что-то, чем мы сможем воспользоваться с выгодой. Только нам надо найти, что именно.

— Если бы эта треклятая штуковина производила телевизоры размером с пуговицу, транквилизаторы или что-либо еще, пользующееся спросом, тогда все было бы ясно и просто; но, к сожалению, самое большее, на что она способна, — это сотрясать воздух своей болтовней. — Честер отхлебнул из бутылки и вздохнул. — Не знаю, какой дурак согласился бы платить деньги только за то, чтобы узнать, какими подонками были его предки, или, что еще хуже, за то, чтобы иметь счастье их лицезреть. Пожалуй, лучше всего было бы открыть дом для посещения туристами и завлекать их сюда рекламными объявлениями типа: «Спешите взглянуть на величественное сооружение канувшей в Лету эры!»

— Постой-ка, постой-ка! — прервал его Кейс. Видно было, что он над чем-то задумался. — Это наводит меня на мысль… Как ты сказал: «Величественное сооружение канувшей в Лету эры»? Да? Слушай, Честер, а ведь это идея! Людям ведь свойственно интересоваться, как жили в другие эры и эпохи; но для этого совсем не обязательно заставлять кого-либо признавать в таком негодяе, как Хам Развратник, своего предка. А ведь, похоже, эта штуковина может изобразить любую сцену, на которую тебе хотелось бы взглянуть. Стоит только сказать что — и вот оно, пожалуйста, на экране. Слушай, Честер, черт тебя побери, да это же величайший аттракцион за всю историю цирка! Мы запускаем публику, взимая столько-то и столько-то с носа, и показываем им «Обычный день Древнего Рима», или «Микеланджело, ваяющего „Давида“», либо «Наполеона во главе войска при Ватерлоо». Ну, дошло? Эффект присутствия при знаменитых сценах прошлого! Спешите видеть! Да мы не только вернем Ваусеровскому цирку былую славу, мы превратим его в золотую жилу!

— Спустись-ка на грешную землю, Кейс. Кто будет платить деньги за то, чтобы посидеть на уроке истории?

— Правильно, Честер, за урок истории — никто; платить будут за то, чтобы их развлекали! А уж мы-то найдем, чем их развлечь. Перед вами красоты Вавилона! Полюбуйтесь Еленой Прекрасной из Трои, принимающей ванну! Вы присутствуете на встрече Клеопатры и Цезаря!

— И все же я предпочел бы не участвовать в этом надувательстве, Кейс. Да и потом, все равно у нас нет времени. Через неделю…

— Ничего, мы сделаем так, что времени будет достаточно. Вначале мы обработаем ребят из налогового управления, нарисовав мрачную картину того, во что им обойдется переход этой собственности в их руки и ее ликвидация. А затем — очень осторожно и умело, Честер, — мы подбросим им мысль о том, что, ВОЗМОЖНО, ну просто ВОЗМОЖНО, нам самим удастся найти требуемую сумму, но только если нам дадут для этого еще несколько недель.

— Нет, Кейс. Из этого ровным счетом ничего хорошего не выйдет. Возникнет только множество самых неприятных вопросов. Не думаю, что мне удастся легко объяснить присутствие на спутниках потайных приборов, все это дутые сделки на фондовой бирже, взятки сильным мира сего…

— Да ты совершенно напрасно беспокоишься, Честер. Мы будем давать по четыре представления в день, скажем, за два с полтиной с носа. При двух-то тысячах посадочных мест ты расплатишься с этим долгом за шесть месяцев.

— Ну а как мы объясним и разрекламируем эти чудеса? Мы что, объявим, что изобрели новый тип тридивизора? Ты же знаешь, что даже ни один театральный режиссер-профессионал не может быть застрахован от причуд, пристрастий и вкусов зрителей! Да нас же засмеют, и мы будем вынуждены бежать отсюда!

— На сей раз все будет по-другому. За эту штуку сразу же прямо-таки ухватятся.

— Боюсь, что ухватятся за нас, и здесь-то мы и влипнем.

— Нет, Честер, у тебя напрочь отсутствует всякое воображение. Постарайся представить все это в красках: цвет, живые картины истории, реализм! Да мы сможем показывать эпические полотна, которые стоили бы Голливуду баснословных денег, и не тратить при этом ни единого цента. Кейс снова обратился к машине:

— Давай-ка, компьютер, продемонстрируем Честеру, как это будет выглядеть. Покажи какое-нибудь важное историческое событие, скажем, вручение Колумбу драгоценностей испанской короны королевой Изабеллой.

— Да брось, Кейс.

— Хорошо, прибережем это для какого-либо мальчишника. А сейчас… что ты скажешь насчет сцены… гм-м… Вильгельм Завоеватель получает известие о гибели Гарольда Саксонского в битве при Гастингсе в одна тысяча шестьдесят шестом году? Конечно, в цветном трехмерном изображении, со всеми звуками, запахами, ну и всем подобным. Так как, компьютер?

— У меня нет уверенности, как следует интерпретировать в контексте сказанного вами «всем подобным», — проговорил голос. — Означает ли это, что мне следует обеспечить полное сенсорное восприятие в рамках нормального человеческого диапазона?

— Вот-вот, именно!

Кейс вытащил пробку из очередной бутылки. Экран затуманился, появились вихреобразные потоки, которые исчезли, оставив после себя изображение залатанных шатров на пропитанном влагой склоне холма под низко нависшим серым небом. Перед одной из палаток сидел на колченогом табурете, склонившись к замызганной шкуре ягненка, человек средних лет с большим животом, одетый в плохо сидящие короткие штаны из грубого коричневого полотна; из-под его побитого молью мехового плаща выглядывала проржавевшая кольчуга. Он бормотал молитву. К нему, задыхаясь от быстрого бега, приближался одетый в грубо сшитые куски шкур толстяк.

— Наша взяла, — с трудом выдохнул он. — Была хорошая драчка, и мы их сделали, как цыплят.

Сидящий загоготал и потянулся за кожаной кружкой, в которой плескалась какая-то мутноватая жидкость. Гонец заковылял от палатки. Сидящий громко рыгнул и начал неторопливо почесываться. Затем он встал, смачно зевнул, потянулся и вошел в палатку. Экран погас.

— Гм-м… — разочарованно промычал Честер. — Боюсь, что здесь чего-то явно не хватало.

— Ты ведь можешь сделать это гораздо лучше, компьютер, — укоризненно проговорил Кейс. — Ну-ка давай, добавь цвета, действия, романтики, словом, привлекательности! Придай истории жизненности и энергии!

— Вы хотите, чтобы я приукрасила представление фактического материала?

— Нужно адаптировать его для современной аудитории. Ты же знаешь, как подправляют пьесы Шекспира и нравоучения старика-учителя в английских средних школах применительно к каждому поколению или как проповедники не включают в свои проповеди наиболее пикантные места из Библии.

— Может быть, достаточно будет применить подход, которым пользуются голливудские фантасты?

— Вот именно. Это как раз то, что нужно. Убрать всю грязь и скуку и сохранить все мастерство режиссеров и актеров!

Снова засветился экран. На фоне бирюзово-синего неба на великолепном скакуне сидел широкоплечий человек в сверкающей кольчуге и с искусно украшенным геральдикой щитом. Он картинно взмахнул своим длинным мечом и, пришпорив скакуна, с рассыпавшимися по плечам из-под стального шлема кудрями и с развевающимися от быстрой езды полями пурпурного плаща взмыл на ровную зеленую лужайку. К нему подскакал верхом другой всадник и, остановив на полном скаку своего жеребца, приветствовал первого.

— Мы одержали победу, ваше величество! — пророкотал приятным бархатным баритоном прискакавший. — Гарольд Прекрасноволосый уже больше никогда не вернется с поля брани, а войска его в беспорядке отступают!

Черноволосый быстрым движением руки сбросил с головы шлем.

— Воздадим же хвалу Господу Богу нашему, — мелодично произнес он звенящим голосом, развернув скакуна так, что стал виден его профиль. — И все должные почести храбрости и смелости противника!

Гонец соскочил с коня и опустился перед ним, коленопреклоненный.

— Да благословен и восславлен будет Вильгельм, Завоеватель Англии!

— О нет, мой преданный и верный Клант, — молвил Вильгельм. — Моя победа есть промысел Божий; я же — не более чем инструмент в руках Его. Поднимись с колен, и поскачем вместе к нашим доблестным воинам. Занимается заря освобождения…

Кейс и Честер тупо уставились на два удаляющихся лошадиных крупа.

— Что-то мне не очень нравится этот последний кадр, — сказал Честер. — Приятно, конечно, посмотреть на пару скачущих лошадей…

— Да, ты прав. И здесь чего-то не хватает… Пожалуй, непосредственности. Все кажется каким-то наигранным. Может быть, действительно будет лучше придерживаться реальных событий, только тщательно отбирать сцены для показа.

— И все же в целом это не выходит пока за рамки привычного для нас кино. А мы ведь совершенные профаны в том, что касается определения скорости и длительности показа сцен, ракурсов. Интересно, а может ли машина…

— Я могу воссоздать сцены в соответствии с любой системой эстетических принципов по вашему желанию, мистер Честер, — решительно заявил компьютер.

— Нам нужна реальность, — сказал Кейс. — Живая, дышащая реальность. Нам нужно то, что содержит внутреннюю драму, что-либо большое, значительное, необычное и удивительное.

— Вам не кажется, что вы упустили «изумительное» и «колоссальное»?

Кейс щелкнул пальцами.

— Но что можно считать самым колоссальным из всего того, что когда-либо существовало? Кто является самым бесстрашным и грозным бойцом всех времен?

— Толпа домохозяек на толкучке?

— Близко, Честер, близко, но не совсем то. Я имел в виду гигантов, вымерших сто миллионов лет тому назад, — динозавров! Вот что мы будем смотреть, Честер! Ну, как, компьютер? Сможешь ли ты устроить нам небольшое стадо динозавров? Но только чтобы все было взаправду: буйная зелень джунглей, палящее первобытное солнце, болота, извергающие зловонные пары, гигантские битвы не на жизнь, а на смерть?

— Боюсь, что происходит какая-то путаница, мистер Малвихилл. Окружающая среда, которую вы так красочно описали, — всего лишь распространенное клише; причем в большинстве своих деталей она в действительности существовала за несколько сотен миллионов лет до появления гигантских ископаемых ящеров. Ладно-ладно. Бог с ними, с деталями. Весь фон я оставляю на твое усмотрение. Но нам нужны настоящие, трехмерные, в натуральную величину динозавры, и много динозавров! Да, и как насчет того, чтобы они были вокруг нас, на всех четырех стенах?

— Эффект, который вы описываете, может быть достигнут двумя имеющимися способами, мистер Малвихилл. Первый — приближение седьмого порядка — потребовал бы применения более совершенных технологий в сравнении с теми, которые используются для создания простейших иллюзий. Другой же, который, я признаюсь, существует лишь только в теории, мог бы оказаться более простым, если бы его удалось реализовать, с более правдоподобным визуальным рядом…

— Выбирай то, что попроще. Ну, давай…

— Но мне необходимо предупредить вас, что в случае…

— Не будем тратить время на технические подробности. Просто воспроизведи трехмерных динозавров самым простым известным тебе способом.

— Хорошо. Данный эксперимент может дать богатую новую пищу для моих банков памяти.

В течение секунд тридцати экран был мертв. Кейс, изогнув шею, внимательно вглядывался в экраны на других стенах.

— Ну давай же, в чем дело? — выкрикнул он.

— Дело в том, что… — начал было голос.

— Спокойно, Кейс, — сказал Честер. — Я уверен, что компьютер делает все от него зависящее.

— Я тоже так полагаю. — Кейс потянулся к экрану. — Ну вот, наконец-то, — сказал он, когда стены серебристо засветились, а затем свет померк и возникло изображение осеннего леса из буковых и кленовых деревьев.

Косые лучи послеобеденного солнца пронизывали густую крону. Вдалеке пронзительно кричала какая-то птица. Порывы прохладного ветра приносили с собой аромат хвои и опавших листьев. Казалось, этому тенистому прохладному лесу нет конца.

— Что ж, неплохо, — сказал Кейс, стряхивая пепел сигары на ковер. — Использование всех четырех стен, несомненно, привнесло приятную новизну.

— Осторожнее, — предупредил Честер. — Ты можешь запалить лес.

Кейс пренебрежительно поморщился.

— Не забивай себе этим голову, Честер. Помни, что это всего лишь иллюзия.

— Похоже, что эти листья могут легко воспламениться, — продолжал Честер. — Да вон, один у тебя под креслом.

Кейс посмотрел под ноги. Один сухой листок на ковре подрагивал от дуновений ветерка. Казалось, что кресла и ковер переместились в самую гущу гигантского реликтового леса.

— Очень недурно, — сказал одобрительно Кейс. — Но где же динозавры? Не похоже, чтобы в таком месте…

Комментарий Кейса был прерван скрипучим душераздирающим ревом с целой звуковой гаммой; он начинался самыми высокими пронзительными нотами, затем переходил в рев пароходного гудка и наконец завершался громовыми раскатами.

И Кейс, и Честер подпрыгнули в своих креслах.

— Что это?..

— Думаю, вот и ответ на твой вопрос, — севшим от страха голосом выдавил Честер, показывая на экран пальцем.

Среди стволов и ветвей замаячило громадное чешуйчатое, покрытое грибовидными наростами чудище, серо-зеленая окраска которого почти сливалась с сумеречным лесом. Оно зашевелилось, когти его гигантской индюшачьей лапы неуклюже зацепились за дерево, взметнув целый фонтан коры и щепок. Складки кожи на белом подбрюшье тяжело колыхались, огромный мясистый хвост резко дернулся, переломив, как спичку, подвернувшееся двухметровое деревце. Кейс нервно засмеялся.

— Впечатляюще, я даже забыл на минуту, что это всего лишь…

— Тише! Оно может услышать нас, — прошипел Честер.

— Что ты имеешь в виду — «услышать нас»? — расслабленно спросил Кейс. — Это всего лишь изображение! Хотя для остроты ощущений надо бы еще парочку. Ведь зрители за свои деньги ожидают увидеть гораздо больше. Ну так как, компьютер?

Казалось, низкий голос исходит прямо из кроны деревьев.

— Поблизости несколько таких созданий, мистер Малвихилл. Если вы внимательно посмотрите налево, то увидите небольшой экземпляр — мегалозавра. А чуть подальше находится поистине великолепный образчик нодозавра.

— Ты знаешь, — сказал Кейс, приподнявшись и напряженно вглядываясь в чащу в поисках других рептилий, — я думаю, что, когда мы запустим наш аттракцион, мы будем проводить такую викторину. Хороший способ выманивания денег. Состоятельная публика наверняка захочет узнать, какими духами пользовалась Мария-Антуанетта. Или сколько жен было в действительности у Соломона.

— Ну не знаю, — сказал Честер, глядя, как ближний динозавр потерся о ствол дерева, с которого низвергнулся целый водопад веток и листьев. — Придирчивым зрителям может не понравиться, что голос доносится как бы из воздуха. Нельзя ли придумать какое-либо устройство, из которого исходил бы голос?

— Гм-м… — Кейс начал шагать взад-вперед, попыхивая сигарой.

Честер нервно поеживался в своем кресле. В пятнадцати метрах от него из тени громадного клена вышел на открытую площадку игуанодон. Ветви затрещали, когда тяжелая саламандроподобная пасть схватила огромную охапку ветвей где-то на высоте трехэтажного дома.

— Есть! — сказал Кейс, хлопнув кулаком по своей ладони. — Еще одна великая идея. Ты сказал что-то о громкоговорителе. Но о каком громкоговорителе, Честер?

— Давай-ка потише! — Честер зашел за спинку кресла, нервно следя за каждым движением игуанодона. — Я все же думаю, что чудовище слышит нас.

— Итак, громкоговоритель должен передвигаться и близко подходить к тому, кто задает вопросы. Таким образом, мы должны попросить компьютер подобрать образ, который бы наиболее соответствовал этому восхитительному голосу.

— Смотри-ка, — испуганно прервал Честер, — оно поворачивает к нам…

— Обрати внимание, Честер, машина создает нам робота в образе миловидной дамы. Это будет сенсация: этакая роскошная куколка с богатыми формами, которая ответит на любой вопрос.

— Кажется, Кейс, оно упорно приближается к нам.

— Мы могли бы назвать эту куколку мисс Ай-Кьюти [10].

— Оно видит нас…

— Ты что, не понял, коэффициент интеллектуальности, Ай-Кьюти?

— Да-да, конечно. Можешь болтать дальше.

Голова игуанодона лениво покачивалась, нависая над ними; один его глаз, как бы гипнотизируя, уставился на Честера.

— Как птица на червяка смотрит, зараза, — брезгливо поморщился Честер. — Стой, не двигайся, Кейс. Возможно, у него пропадет к нам интерес.

— Идиот, — сделал шаг вперед Кейс. — Только дурак может испугаться картинки!

Он остановился, уперев руки в бока, и уставился на нависающую рептилию.

— Совсем недурная иллюзия! — выкрикнул он. — Даже вблизи выглядит как настоящая. И даже смердит, как живая.

Он поморщился и попятился назад к креслам.

— Успокойся, Честер. Ты похож на кассира, который боится обсчитаться.

Честер перевел взгляд с Кейса на пережевывающего ветки ящера.

— Кейс, если бы я не знал, что здесь стена…

— Эй, взгляни-ка вон туда, — указывая сигарой куда-то назад, воскликнул Кейс.

Честер быстро обернулся. Шурша листьями, в поле зрения появилась двуногая рептилия с крошечными передними лапками, согнутыми у груди. Она замерла неподвижно, как статуя, и было видно только, как мерно подрагивает ее зеленовато-белая шея. Она долго смотрела на обоих мужчин. Вдруг, услышав какое-то шуршание в траве, она резко повернулась и прыгнула. Послышался сдавленный писк и чье-то трепыхание. Ее полуметровая голова поднялась и, двигая челюстями, вновь оценивающе уставилась на Честера и Кейса.

— Хорошо, — сказал Кейс, стараясь раскурить потухшую сигару. — Природа в своем естестве. Битва за выживание. Зрители буквально проглотят это зрелище.

— Если развивать тему пищеварения, то мне совсем не нравится, как она на нас смотрит.

Динозавр, склонив голову на манер гигантского петуха, сделал шаг по направлению к ним.

— Фу! — брезгливо сказал Кейс. — Ну и несет же от него! — Он повысил голос: — Убавь-ка немножко вони, компьютер. Так и прет гнилыми зубищами.

Плотоядное животное сглотнуло слюну, высунуло красный язык между острыми, как иглы, зубами, через которые просматривалась белоснежная полость его пасти, и сделало шаг по направлению к Честеру. Теперь оно стояло уже у самого края ковра, продолжая гипнотизировать Честера, готовое в любой момент броситься на него. Оно повернуло голову так, что стал виден его второй глаз.

— Если мне не изменяет память, между краем ковра и стеной было не менее двух метров, — прохрипел Честер. — Кейс, эта живая мясорубка находится в одной комнате с нами!

Кейс расхохотался:

— Да брось ты, Честер. Это просто эффект перспективы или чего-нибудь там еще.

И он шагнул к аллозавру. У того отвисла нижняя челюсть. Грозно засверкали многочисленные ряды острых белых зубов. Брызнула слюна, увлажнив чешуйчатый безгубый рот. Казалось, что в налитом кровью глазу вспыхнула молния. И чудовище занесло свою громадную индюшачью лапу над ковром.

— Компьютер, — заорал Честер, — убери нас отсюда!!!

Лесная сцена бесследно исчезла. Кейс осуждающе посмотрел на Честера.

— Какого черта ты это сделал? Я еще их не рассмотрел как следует.

Честер вынул из кармана носовой платок и плюхнулся в кресло, вытирая испарину со лба.

— Давай-ка поговорим об этом немного позднее, после того как я переведу дух.

— Ну как оно? Чудненько, не правда ли? Реализм чистой воды!

— Реализм-то реализм! Но такое впечатление, что мы действительно были там один на один с этой прожорливой тварью, совершенно беззащитные!

Кейс уселся, глядя на Честера.

— Постой-ка! Ты как будто что-то сказал, приятель? Вроде того, что мы действительно были там…

— Да, и ощущение было далеко не из приятных.

— Честер! — потер от волнения руки Кейс. — Все твои неприятности кончились. Мне опять пришла идея — величайшая идея века. Ты, конечно, согласишься, что старый наш аттракцион и на дух не нужен ребятам из налогового управления, разве нет? Но они, несомненно, клюнут на величайшее чудо науки и техники, не так ли?

— Но они ведь уже знают о компьютере.

— А мы и не будем говорить с ними о компьютере, Честер. Да они и так не поверили бы. Помнишь предел Крмблжинского? Мы их одурачим с его помощью. Скажем им такое, что заставит их самих влезть в петлю.

— А можно поинтересоваться, что же такое мы им скажем?

— Мы скажем им, что у нас есть настоящая машина времени.

— Почему бы в таком случае не сказать им, что мы поддерживаем связь с потусторонним миром?

Кейс задумался:

— Э, нет. Это слишком просто. Таких только в одном этом штате наберется не менее дюжины. Но можешь ли ты назвать кого-либо, у кого была бы настоящая, действующая машина времени, а? Никого. Так-то вот, Честер, это же золотая жила. После того как мы расплатимся с ребятами из налоговой инспекции, мы переключимся на что-нибудь более серьезное. А возможности неисчерпаемы…

— Да, я как раз думаю о некоторых из них: о штрафах за уклонение от уплаты налогов и мошенничество, тюремных сроках за сговор и лжесвидетельство. Почему бы просто не попросить компьютер ссудить нам денег?

— Послушай, пока что перед законом ты чист, как младенец. Но стоит тебе начать давать машине такие инструкции, как мошенничество с документами, и ты тут же влипнешь. Так что успокойся, и давай-ка сделаем все по возможности более законными способами.

— До меня что-то никак не дойдут твои критерии разграничения типов мошенничества.

— Мы будем служить обществу, Честер. Мы будем привносить романтическое обаяние в пресные, скучные, однообразно-серые жизни наших соотечественников. Мы будем кем-то вроде благодетелей общества, если хочешь. Почему бы не посмотреть на все это таким образом?

— Не надо заходить так далеко, Кейс. Давай не будем ударяться в политику; ты прекрасно понимаешь, что мы с тобой просто пара порядочных шарлатанов, так ведь?

— Конечно, без проблем здесь не обойтись, — продолжал гнуть свою линию Кейс. — Голову сломаешь, пока удастся подобрать то, что нужно. Возьми, к примеру, Древнюю Грецию. Там были такие обычаи и традиции, которые явно не подойдут для тихого семейного вечера. На первых Олимпийских играх, например, никто из состязавшихся не хотел обременять себя даже набедренной повязкой. Были там и общие бани, где мужчины и женщины мылись вместе — в целях, так сказать, взаимного просвещения, — да и рынки рабов, где товар выставлялся во всем своем естестве. Да практически все в античной истории слишком грязно для того, чтобы можно было выставлять ее на всеобщее обозрение.

— Тогда нам лучше ограничиться более поздними временами, когда люди стали уже христианами, — сказал Честер. — Мы можем показать инквизицию, семнадцатый век: сжигание ведьм на кострах и все такое.

— Давай-ка сделаем еще одну попытку, Честер. Что-нибудь такое быстрое и простенькое, ну, чтобы убедиться, что машина восприняла идею.

— Ладно, давай, — вздохнул Честер.

— Как насчет сцены с пещерным человеком, Честер? — спросил Кейс. — Каменные топоры, обернутые вокруг бедер шкуры, ожерелья из медвежьих клыков — словом, все то, что удается обнаружить в местах археологических раскопок.

— Очень хорошо. Только давай без крупных плотоядных. Уж чересчур они реалистичны.

Позади них раздался какой-то слабый звук. Честер обернулся. На ковре, оглядываясь по сторонам, словно зачарованная неовикторианским интерьером, стояла молодая девушка. Вьющиеся блестящие черные волосы обрамляли ее овальное лицо. Она поймала взгляд Честера и сделала несколько шагов, став на ковер прямо перед ним: стройная восхитительная фигурка, на которой, кроме золотисто-шоколадного загара и ярко-красной ленты, перехватывающей прелестные волосы, не было ничего. Было слышно, как сглотнул Честер. Кейс уронил на пол сигару.

— Мне, по-видимому, следовало упомянуть, мистер Честер, — сказал компьютер, — что передвижной громкоговоритель, который вы просили, готов. Работа осуществлена в энтропийной вакуоли, что, собственно, и позволило мне (может быть, я выражусь не совсем удачно) произвести эту сложную операцию в короткий промежуток времени.

Честер снова сглотнул.

— Привет! — сказал Кейс, нарушив неловкое молчание.

— Привет! — ответила девушка. Голос ее был удивительно мягким и мелодичным. Она подняла руки, поправляя свою ленту, и улыбнулась Кейсу и Честеру. — Меня зовут Унэ [11].

— Э… э… Не хочется ли тебе набросить на себя мою рубашку?

— Да брось ты, Честер, — перебил его Кейс. — Ты напоминаешь мне тех пуритан, которых показывают по тридивизору: стоит им только увидеть хорошенькую девочку в ванне, и они тут же спешат залезть под стол.

— Думаю, что все же компьютер не совсем правильно понял идею, — еле слышно пролепетал Честер.

— Он понял буквально, — сказал Кейс. — Да, собственно, мы и говорили-то в основном о том, какие сцены…

— Я выбрала этот костюм как наиболее подходящий для примитивного окружения, — не дала ему закончить предложение девушка. — Что касается моих физических характеристик, замысел заключается в том, чтобы воспроизвести идеал средней молоденькой особи женского пола, без гипертрофии молочных желез и без иных излишеств, чтобы она вызывала материнские чувства у зрительниц и отеческие чувства у зрителей-мужчин.

— Не могу сказать, что у меня она вызвала именно такие чувства, — признался, тяжело дыша, Честер.

На прелестном личике появилось озабоченное выражение:

— Наверное, придется переконструировать тело, мистер Честер.

— Ни в коем случае, — поспешно вклинился Кейс. — Не смей менять ничего. И называй меня просто Кейс.

Честер придвинулся к Кейсу.

— Странно, — прошептал он. — Она говорит как компьютер.

— А чего же тут странного? Она и есть говорящий компьютер. Это ведь всего лишь робот, Честер, неужели не понятно?

— Так как, начнем знакомство с неолитическим человеком? — спросила Унэ.

— Конечно. Давай, показывай, — пророкотал Кейс.

Казалось, что стены растворились, и перед взором Честера и Кейса открылся склон густо поросшего травой холма, усеянного дикими цветами, со встречающимися там и сям отдельными деревьями.

— Слушай, а ничего, — сказал Кейс, зажигая новую сигару, — недурной пейзажик.

Кейс и Честер обернулись. Они увидели двух низкорослых бородатых мужчин в меховых штанах, которые крадучись выходили из зарослей и, заметив Кейса, Честера и Унэ, остановились как вкопанные. За ними виднелась целая толпа дикарей. Оба вожака замерли, раскрыв от удивления рты, держа на изготовку длинные, заостренные с одного конца палки.

— Эти ребята почти карлики, — удивился Кейс. — Я думал, что пещерные люди просто гиганты.

— Кажется, они заметили нас, — сказал Честер. — Похоже, что актеры и зрители встретились на одной сцене. Я чувствую себя совершенно беззащитным. Как ты думаешь, что они собираются делать этими пиками?

Один из дикарей сделал шаг вперед и что-то заорал.

— Ну ты, парень, — окликнул его Кейс, невозмутимо выпустив клуб дыма.

Дикарь снова заорал, показывая рукой вокруг себя, на другого дикаря, на деревья, на небо, затем на себя самого. Бородатые воины продолжали появляться из зарослей.

— Интересно, что он орет? — спросил Кейс.

— Он говорит, что он — властелин мира и чтобы вы проваливали отсюда, — ответила Унэ.

— По-моему, у него больше прав на эти владения, чем у нас, — вставил Честер.

— Каким чертовым образом ты знаешь их язык? — спросил Кейс с удивлением, к которому примешивались нотки восхищения.

— О, до тех пор, пока я нахожусь в поле резонанса, я имею доступ ко всем без исключения банкам памяти, — ответила Унэ.

— Что-то наподобие приемопередатчика?

— В каком-то смысле, да. Но в действительности это более похоже на вызываемый искусственным образом телепатический эффект.

— Я думаю, что на это способны только люди, я имею в виду обычных людей.

— Обычных в каком смысле? — заинтересованно спросила Унэ.