Он спал нормальным драконьим сном, крепким и лишенным сновидений. Когда Джим проснулся, в комнате было светло. Солнечный свет проникал сюда через узкое окно-бойницу, но солнце, казалось, светило прямо в проем, и поэтому спальня, наверное, была светла как никогда.

Резкий переход от вчерашней ночной темноты к яркому свету поначалу слегка озадачил Джима, которому часы, прошедшие с того момента, как он заснул, и до пробуждения, показались мгновением.

Он зевнул. Громадная пасть широко раскрылась, и в пыльном воздухе сверкнул длинный красный язык. Затем он выпрямился, потянулся. Он не мог расправить только крылья – не хватало места. Используя нюх и зрительную память, Джим двинулся обратно тем же путем, по которому его вели прошлой ночью.

Он отыскал комнату, где они ели, пили и беседовали. Ни Майгры, ни Сорпила поблизости видно не было. От овцы не осталось ничего, кроме нескольких раздробленных костей, из которых был высосан костный мозг. Бочонок, открытый Сорпилом накануне, был на четыре пятых пуст.

Джим взял кувшин, зачерпнул вина, вылил все содержимое разом себе в глотку и нашел, что вино утром бодрит. Второй кувшин он выпил просто из принципа.

Похоже, пришло время отправляться. Ждать от хозяев еще чего-нибудь доброго не приходилось. Майгра под смягчающим действием вина явно дала ему самый лучший совет из тех, что он мог вообще ожидать от этой пары.

Выйдя за порог замка, он обернулся и прокричал своим хозяевам, так как ни один из них не удосужился выйти попрощаться с ним:

– Это Джеймс! Я ухожу. Спасибо за гостеприимство. Я скоро вернусь и заберу паспорт. Прощайте!

Его голос разносился под сводами, отражаясь многократным эхом от стен замка. В ответ не прозвучало ни звука.

Он повернулся и вышел.

День был опять жарок и безоблачен. Джим отправился в путь пешком, следуя указаниям Майгры. Было уже поздновато. Благодаря выпитому за ужином вину он проспал до полудня.

Часа через два за деревьями мелькнуло что-то голубое, по-видимому, край озера, о котором говорила Майгра. Джим остановился и перевел дыхание.

Он дышал так тяжело, что его мог услышать кто угодно в радиусе пятидесяти футов. Звук был такой, как будто паровоз забирался в гору. Челюсти Джима были широко раскрыты, красный язык безвольно распластался между зубами, как спущенный флаг.

Он совсем не учел, что драконы не созданы для путешествий пешком, и уж если возникла необходимость отправиться в путь, то они предпочитали добираться по воздуху. Да и день был жарким.

Джиму раньше никогда не приходило в голову, что непроницаемая шкура драконов не имела пор, как у людей или некоторых животных. Поэтому от избыточного тепла они избавлялись через пасть, как собаки. К сожалению, драконы намного крупнее собак и, как следствие этого, намного тяжелее. Когда им приходилось путешествовать по земле на своих четырех, тело перегревалось слишком быстро, а хоть чуть-чуть охладиться в такой жаркий день было тяжеловато.

Джим раньше просто не думал об этом. Предыдущие пешие переходы, которые он совершал в драконьем обличье, протекали в более прохладном климате. И оба раза обстоятельства были таковы, что он был слишком возбужден, чтобы обращать внимание на усилия, прилагаемые при ходьбе.

Первый раз он с ума сходил, размышляя о том, что может случиться с Энджи, заточенной в Презренной Башне. Второй марш-бросок состоялся во время неудавшегося похода на замок Маленконтри, где, якобы, засел сэр Хьюго. В тот раз он был полон горечи и ненавидел самого себя. Но самым большим различием между теми прогулками и этой была температура воздуха. Марш-бросок в Маленконтри вообще кончился под проливным дождем, охлаждавшим Джима.

Сегодня, однако, тревожиться было почти не о чем, так что Джим остался один на один с жарой, одышкой и дискомфортом.

Остановившись и тяжело дыша, Джим решил, что он будет не он, если и дальше станет мириться с таким положением вещей.

Майгра, естественно, думала, что у него в запасе только два способа передвижения: лететь или идти пешком на задних лапах. Она, конечно, не догадалась, что перед ней клубком свернулся не кто иной, как маг, только временно влезший в драконью шкуру и потому обладающий еще одной возможностью: снова превратиться в человека.

Джим написал в голове магическую формулу и секунду спустя уже стоял обнаженный, блаженствуя, излучая тепло всем телом. Веревка, связывающая узлы, свободно лежала на его шее и плечах, значительно уменьшившихся за эту секунду.

Он снял с плеч узлы и оделся. Узелок с едой Джим повесил на веревке, как на перевязи, так чтобы он оказался как раз над рукояткой кинжала.

Теперь, возможно, ему будет тяжелее отразить натиск пяти или более вооруженных французских крестьян. Но, с другой стороны, ковыляющий вперевалку дракон выглядит куда подозрительнее…

Впрочем, если на него действительно нападут, он всегда может для самообороны снова превратиться в дракона. Если местные верят в магию так же, как и все остальные обитатели средневековья, попадавшиеся ему до сих пор, то одного того, что он превратится в дракона на глазах у нападающих, хватит, чтобы обратить в паническое бегство какую-то жалкую горстку крестьян с вилами и серпами. Теперь Джим чувствовал себя гораздо лучше; единственное, что еще мучило его, – это жажда. Причем виной были не столько жара и вчерашние возлияния, сколько парочка кувшинов вина, опрокинутых им «на посошок» сегодня утром. Джим стремился к озеру, надеясь наконец утолить эту жажду.

Чем ближе он подходил к озеру, тем более вожделенной, чистой и прекрасной грезилась ему вода. Он еле сдерживал себя, чтобы не пуститься бегом, но перетерпел, и не потому, что боялся, что ему снова станет жарко – к тому времени Джим уже почти совсем остыл и чувствовал себя вполне уютно, – а потому, что чувство собственного достоинства не позволяло ему так поступить.

Разве помчался бы Брайен только для того, чтобы побыстрее преодолеть последние несколько ярдов до озера, если бы он и так добрался до него через секунду-другую? Нет, подумал Джим, рыцарь должен с презрением смотреть на подобные человеческие слабости. Если Джим и правда хочет соответствовать стандартам офицера четырнадцатого века, то ему следует научиться проявлять большую сдержанность. В конце концов, он же не умирает от жажды. У него просто пересохло во рту. Надо меньше пить.

Итак, Джиму удалось степенно подойти к кромке воды. Он лег на живот и начал пить прямо из озера. Вода была именно такой, как он себе ее и представлял. Первые несколько глотков были столь восхитительны, что он дал себе волю и стал лакать воду огромными глотками.

Наконец он приостановился, чтобы перевести дыхание, и вдруг заметил, что в потревоженной воде постепенно начало вырисовываться его отражение. Оно пристально смотрело на Джима, находясь как будто даже ниже поверхности воды.

Сначала Джим бездумно смотрел на него, но потом внезапно, как будто очнувшись, вытаращил глаза.

Лицо под водой не было его лицом. Это была прекрасная белокурая девушка с длинными волосами. Она улыбалась ему, глядя вверх, или, вернее, ее лицо улыбалось ему, казалось, всего в дюйме от поверхности воды. Образ был слишком отчетливым, чтобы быть галлюцинацией.

– Подожди минутку! – громко произнес Джим, выпрямляясь и вставая на четвереньки, но не отрывая взгляда от воды.

Лицо вынырнуло на поверхность воды, доказав тем самым, что оно отнюдь не лишено головы, и, по мере того как оно поднималось все выше и выше, выяснилось, что и все остальное прекрасное девичье тело на месте. Девушка улыбнулась Джиму, и у того перед глазами все поплыло.

– А вот и ты, любовь моя, – выдохнула она. – Наконец-то ты пришел. Пойдем со мной.

Ее голос переливчато звенел в ушах Джима. Она протянула изящную ручку и взяла Джима за руку. В следующий момент Джим осознал, но не понял, как именно это произошло, что его тянут вниз, в озеро, под воду.

У него было время заметить, что спуск в воду нигде не был пологим, как описывала Майгра. Берега круто обрывались на неведомую глубину. Дна под ними видно не было. Дракон, думающий, что он не умеет плавать, упавший или затянутый воду, мгновенно пошел бы ко дну и неминуемо утонул.

Но у Джима не было времени задерживаться мыслями на вероломстве Майгры с ее советами и на ужасном конце, которого он избежал только благодаря жаркой погоде, вынудившей его превратиться в человека. Он был слишком сосредоточен на том, что его тянут все глубже и глубже в озеро.

Будучи в человеческом теле, Джим плавал довольно неплохо. Он даже мог погружаться с маской на глубину пятнадцати-двадцати футов. Но сейчас у него не было ни маски, ни трубки, и, по какой-то странной причине, он абсолютно не мог сопротивляться девушке, которая волокла его вниз. У него было такое чувство, что, даже если бы он попытался сопротивляться, из этого ничего хорошего бы не вышло. Да и не было у него никакого желания бороться.

Он неизбежно утонет.

Но, однако, как только он об этом подумал, то осознал, что если бы он тонул, то наверняка почувствовал бы уже какие-нибудь соответствующие симптомы. Сначала Джиму казалось, что он сдерживает дыхание, но выяснилось, что на самом деле это не так. Он нормально дышал под водой.

Это казалось невозможным, бессмысленным. Или вода вокруг него стала пузырьками воздуха, что было невероятно, или он дышал водой так, как будто это был воздух, что было еще более невероятно.

– Просто чудесно, что ты наконец пришел, да еще при таких обстоятельствах, – златовласка шла впереди него, даже не оборачиваясь. – Меньше всего я ожидала увидеть тебя. Я следила за ужасным драконом, приближавшимся все ближе и ближе. И вдруг он внезапно исчез.

Она задумалась.

– Я не могу этого объяснить, – девушка скорее обращалась к себе, чем к Джиму. – Никогда прежде не видела, чтобы драконы так вели себя. Он, как и все остальные, направлялся прямо к озеру. Мне было бы так легко его утопить!

– Почему… почему ты хотела утопить дракона? – смутившись, спросил Джим.

– Как? Да потому, что они такие гадкие! Эти громадные, отвратительные крылья, как у летучей мыши, и чешуя! Фу! Вот бы знать способ избавиться сразу от всех драконов! Дело в том, что я могу утопить только тех, которые подходят близко к озеру. Но я делаю все, что могу. Подтягиваю их к краю воды, используя магию, и потом, конечно, раз уж я приобрела над ними власть, то им не спастись. Я затаскиваю их в воду и… – ее голос зазвенел по-детски счастливо, – они тонут сами.

Джим содрогнулся.

– Рыбы так мне благодарны, – продолжала девушка. – В одном драконе так много еды для них. Ты, наверное, удивишься, но отчасти именно за это они все меня любят так сильно. Конечно, естественно, что они меня любят. Я имею в виду, что они меня все равно любили бы, потому что они обязаны, они не могут иначе. Но они любят меня еще больше за то, что я все время даю им славных мертвых драконов на обед. – Она задумалась. – Ну, возможно, не каждый день. Но время от времени я дарю им дракона.

Они опустились на дно озера и направились к некоему подобию подводного замка, не слишком высокому, зато весьма широкому. Его стены, казалось, были сделаны из раковин и сверкающих драгоценных камней, панели – из чистого перламутра, мерцающего и переливающегося под водой. Стайка маленьких голубых рыбок устремилась к ним сквозь воду или воздух, окружающий их, и начала сложный, тщательно продуманный танец вокруг златовласки.

– А, это вы, – игриво обратилась к ним девушка. – Вы ждали меня. Я привела с собой самого прекрасного юношу на свете. Он останется с нами на веки вечные. Разве это не замечательно?

Джиму пришло в голову, что с ее стороны было бы очень мило хотя бы спросить у него, хочет ли он остаться здесь «на веки вечные». У него было немало поводов считать, что это не самая «замечательная» перспектива.

Кроме всего прочего, у него еще были дела наверху, на земле. Конечно, девушка была сказочно красива. Аж дух захватывало! Джим как-то раз подумал, что самая красивая женщина, которую он видел в своей жизни, – Даниель. Но это миниатюрное создание излучало нечто большее, чем обычную красоту. Невозможно было не влюбиться в нее, так же как не было сил выдернуть руку из железных тисков ее ручки.

Девушка все еще болтала со своими маленькими рыбками:

– Вы же знаете, что я никогда не брошу вас. Бросить моих дорогих крошек? Никогда! Вы видите, как я вас всех люблю, и озеро, и все, что в озере. Просто я не могла противостоять чарам этого восхитительного мужчины, найденного мной на берегу. Разве можно винить меня за это?

К тому времени они уже оказалось внутри похожего на дворец строения и вошли в комнату с перламутровыми стенами, задрапированными тонкой газовой материей всех оттенков голубого и зеленого. В подводном освещении все это как будто дрожало.

Кресла скоро напоминали большие мягкие разноцветные платформы, в которых можно было сидеть развалясь. Но главным предметом обстановки, если это можно было назвать обстановкой, была громадная, богато украшенная конструкция, вроде круглой кровати без изголовья и подножия, но с курганом пуховых подушек, наваленных с краю.

К ним-то девушка и тянула Джима. Он не мог сказать с уверенностью, шли они, плыли по течению или просто скользили сквозь эту странную, похожую цветом на воду атмосферу, в которой можно было дышать. По всей видимости, им предстояло отдохнуть на этих подушках. Златовласка отпустила Джима, и он утонул в подушках. Ничего мягче их Джим до сих пор не касался. Он наполовину скрылся из зоны видимости, распластавшись на них.

– А теперь… – Златовласка по-турецки уселась на кровать, а может быть, даже над кроватью, Джиму было трудно судить. Хотя водно-воздушная атмосфера, окружавшая их, казалась прозрачной, все вокруг как бы дрожало, что делало очертания предметов расплывчатыми. – Что моя любовь желает больше всего на свете в настоящий момент?

– Ну, э… если вы не возражаете, – начал Джим, – объяснений.

Она уставилась на него, и от удивления ее рот превратился в безупречную букву «О».

– Объяснений?

– Да, – подтвердил Джим. – Я имею в виду, что, конечно, очень мило с вашей стороны называть меня самым красивым мужчиной в мире, но все знают, что это не так. На самом деле, если я что-то из себя и представляю, так я… – он подыскивал слово, – один из самых некрасивых мужчин, которого только можно встретить.

– Ничего подобного. Ты не такой! Но если бы даже и так, я бы тебя все равно любила точно так же, с той же безграничной страстью. Ты видишь, я очень страстная женщина.

– Вижу.

– На самом деле, – откровенно призналась девушка, – все элементали[17], а нас на всем белом свете всего несколько, очень страстные.

– О, я верю.

– Да, – она вздохнула с легкой грустью, – глупые люди называют нас русалками. Они просто не понимают разницы между обычной русалкой и элементалью. Элементаль намного чудеснее, чем просто русалка. Они тоже немного умеют колдовать, это правда. Они бессмертны, это тоже правда. Но у них не слишком большие способности. Они не могут испытывать такую страсть, как элементали. А из всех элементалей, если мне удобно говорить так о самой себе, я наделена самой большой страстью. Я всегда была такой и навсегда такой останусь.

Она взглянула на Джима с любопытством.

– Как тебя зовут, любимый мой?

– Гм… Джеймс.

– Джеймс, – она нараспев произнесла имя. – Чудное имя, но в нем есть свое очарование, Джеймс. Не слишком певуче, но все равно хорошее имя. Джеймс…

– Если ты не возражаешь, я бы тоже хотел узнать твое имя.

– Мое имя? – Она выглядела изумленной. – Я думала, что все знают, как меня зовут. Я – Мелюзина[18]. Как ты умудрился не знать этого? В конце концов, в этих местах я единственная в своем роде. Здесь больше нет Мелюзин.

– Видишь ли, я – англичанин.

– А… англичанин. Я слышала про Англию и англичан. Так ты один из них. Ты почти не отличаешься от здешних, разве что имя у тебя странное. Но достаточно об именах.

Темно-голубыми глазами она неотрывно смотрела в глаза Джиму, увеличивая мощность своей привлекательности, на взгляд Джима, с пятисот ватт до тысячи.

– Давай поговорим о более насущных вещах, – промурлыкала она. – О, мой дорогой, чего тебе сейчас хочется больше всего на свете?

И она прибавила еще добрых пятьсот ватт.

Джим в отчаянии закрыл глаза.

«Нет, – подумал он, – я не должен! Я не хочу остаться здесь навсегда и заниматься любовью с элементалью. Я хочу вернуться домой, в свой замок, к Энджи, время от времени убивать огров, спасать принцев, и так далее… Господи, о чем я думаю? В любом случае, мне нельзя. Если я уступлю один раз, то я уступлю снова. Мне может понравиться. Затем мне захочется остаться навсегда на дне озера. И что тогда? Что будет, если я ей надоем, как ей наверняка надоели те мужчины, в которых она влюблялась раньше? Возможно, она сделала с ними нечто такое, что и сказать-то неудобно. Я должен выбраться отсюда. Энджи, помоги мне!»

– У меня болит голова, – произнес Джим слабым голосом.

19

Он не ожидал, что это сработает, но все прошло как по маслу. Мелюзина при упоминании о его головной боли сразу как-то забеспокоилась и настояла, чтобы он отдохнул и поспал. Она сказала, что для других дел у них впереди еще целая вечность.

Может статься, подумал Джим, что ее приворотная магия действует и на нее саму. Например, когда она думает, что влюблена, то действительно влюбляется и готова пожертвовать собой ради любимого человека. Джим уже знал, что в этом мире люди могли быть удивительно мягкими и заботливыми, а две минуты спустя – кровожадными и жестокими. И, что самое интересное, окружающие ничего странного в таком поведении не видели. Так что, прожив здесь почти год, Джим уже мог поверить во что угодно. Девушка оставила его одного, и он тотчас уснул.

Когда проснулся, ее все еще не было. Однако буквально через несколько минут появились те самые маленькие рыбки, что совершали давеча акробатические номера вокруг Мелюзины. Они принесли с собой всякую всячину. У одних во рту блистали плохо обработанные, но крупные драгоценные камни. Другие с трудом тащили большую гроздь винограда. Она была так тяжела, что им приходилось работать плавниками изо всех сил, чтобы подплыть (а может быть, подлететь?) к Джиму.

– Я не люблю виноград, – честно признался он.

Это была чистая правда. Джим действительно никогда не любил виноград. Более того, когда он был человеком, то и к вину относился довольно прохладно. Только становясь драконом, он мог по достоинству оценить этот напиток.

Рыбы, как бы в изнеможении, бросили тяжелую гроздь на кровать и поплыли прочь, но секунду спустя вернулись со второй.

Остальные рыбки, похоже, были столь же целеустремленны и непримиримы в своих действиях. Может, они Мелюзину и слушались, но на слова Джима не обращали ни малейшего внимания. Они преспокойно продолжали складывать вокруг него ненужные подарки. Целая стайка рыб с трудом, изо всех сил молотя плавниками, принесла ему переливчато-зеленую одежду.

Следом притащили нелепую шляпу, нечто среднее между колпаком шеф-повара и шутовским цилиндром.

Груда приношений вокруг него росла, а Мелюзина так, слава Богу, и не появилась. Джим возблагодарил за это судьбу, так как у него, похоже, была возможность спокойно подумать, не подвергаясь действию волшебной притягательной силы, которую девушка излучала неустанно, как сверкающая кварцевая лампа.

Джим принялся откручиваться от попыток Мелюзины соблазнить его чисто инстинктивно, но на холодную голову он понял, насколько правильно поступил. Даже если она хотела оставить его здесь навсегда, впрочем, Джим ни на секунду не усомнился, что женщине ее типа время от времени просто необходимо влюбляться заново и Мелюзина его разлюбит, как только на горизонте появится новый мужчина, – он-то не собирался жить здесь вечно, и на то было слишком много причин.

Главным образом, Энджи. Между сексуальной привлекательностью Мелюзины и глубоким душевным сродством, то есть любовью, которую он питал к Энджи, не было ничего общего.

Джим не мог представить себе жизнь без Энджи. Если бы ее не было, то он бы чувствовал себя так, будто от него отсекли половину, именно с головы до пят. В Энджи было что-то, чего в Мелюзине нет, не было и никогда не появится. Словами выразить это он не мог, но то, что он знал – Энджи существует, – делало его жизнь совершенно другой. Даже если он сейчас оказался во Франции, одно сознание того, что Энджи в Маленконтри ждет его и он когда-нибудь все же вернется к ней (Джим ведь не желал даже допускать мысли о том, что с ним что-нибудь может случиться), начисто изменяло его взгляд на жизнь.

Ему необходимо выбраться из этого озера. Прочь от Мелюзины! Мысли Джима метались в поисках причины, по которой он мог бы попросить ее выпустить его на берег.

Правда, ее чары действовали даже на берегу. Но их сила не шла ни в какое сравнение с тем, что Джим испытал, оказавшись на дне озера.

Он предполагал, что как только он выйдет на сушу, то сможет развернуться, стиснув зубы, и уйти подальше от озера: так далеко, чтобы ее магия иссякла. Ему казалось, что такое создание, как она, не попытается даже погнаться за ним. А если она все же решится на преследование, то, как смутно предполагал Джим, сила ее исчезнет, поскольку связана именно с озером.

И тут его озарило так внезапно, будто где-то в его голове разорвалась граната. Он-то сам как-никак ученик мага! Если власть Мелюзины основана на магии, то и он сможет победить, используя магию. Осталось только придумать, какой тип магии ему следует применить.

Ответить на этот вопрос оказалось довольно сложно. Нужная ему информация, несомненно, была в Энциклопедии Некромантии, но он уже знал, что одно желание еще не позволяет докопаться до нужных сведений.

Во-первых, надо точно определить, чего именно он хочет. Потом в ход пойдет разработанный им ранее метод. Знал он только то, что у каждого мага – своя дорога, кто как научился, тот так и действует, а Джим разработал для себя трехступенчатый метод: фантазия, концептуализация и воплощение в зримой и вещественной форме, или визуализация.

Ну, хорошо, сказал он сам себе; сел по-турецки на кровати и попробовал приложить свой метод к данной проблеме.

Вопрос первый: какая магия нужна, чтобы вырваться отсюда?

Нет, если вдуматься, это второй вопрос. Первый вопрос: что за магия держит его здесь?

В первый раз ему пришло в голову, что это могут быть два разных вида магии. Мелюзина называет себя элементалью. Может быть, она – элементаль так же, как и Жиль – силки? Возможно, магия, заключенная в ней, врожденная, а не приобретенная в ходе обучения.

Возникал следующий вопрос: какая конкретно магия ей присуща?

Она, похоже, была двоякой: власть над любыми существами в озере и рядом с ним и способность делать воздух и воду взаимозаменяемыми.

По всей видимости, неважно, вдыхал Джим воду или вода вокруг него была превращена в воздух, которым он дышал.

Вот оно!

Основой власти Мелюзины над своими пленниками было то, что она могла по своему усмотрению сделать воду вдыхаемой или нет. В случае с драконами, по-видимому, так и было. Вне всякого сомнения, девушка предпочитала, чтобы они вдыхали воду, а не воздух, когда оказывались под водой. С другой стороны, в его случае она предпочла, чтобы он вдыхал воду как воздух или чтобы вода превращалась в воздух. Значит, все, что ему требуется…

– Ой! – вскрикнул Джим.

Он потер лоб. Несколько плывших с трудом маленьких рыбок сбросили ему на голову небольшой слиток золота.

В недоумении он уставился на них.

– Мне не нужно все это, – заорал он на рыбок. – Я не хочу ни драгоценностей, ни золота, ни винограда, ни остальной ерунды, которую вы мне натаскали. Слышали? Не хочу! Вы меня поняли? Мне не нужно все это.

Стайка рыб уплыла, судя по прошлому разу, за чем-нибудь еще. Джим потер ушибленную голову и попытался вспомнить, о чем он думал, когда на голову ему упал золотой брусок. Он находился на первом этапе своей системы.

Он должен что-нибудь вообразить. Ему нужно представить, что он может двигаться под водой, может выйти отсюда, взобраться по дну и выбраться на берег, что водой вокруг него он будет дышать как воздухом, пока не выберется на берег и не сможет дышать настоящим воздухом.

Джим попытался вообразить себе, как он это делает. «Вот иду я, – представлял Джим, – гуляю по дну озера, мне прекрасно дышится водой, хотя я и сбежал от Мелюзины. Я превратил воду вокруг себя в насыщенный кислородом воздух. Мне легко дышать. Вокруг меня ровно столько воздуха, сколько мне нужно. Я могу сделать глубокий вдох. Я могу даже побежать, если захочу, и все равно вокруг меня будет достаточно воздуха. Мои легкие вдыхают его, перегоняют кислород в кровь, кровь бежит дальше по сосудам, снабжая весь организм кислородом. Вот я бегу по дну озера, начинаю взбираться по откосу, дышится легко и спокойно…

Все это прекрасно, но что нужно написать в голове, чтобы дышать водой? Конечно, ответ во мне, в Энциклопедии Некромантии, но как его оттуда выудить?»

– О! Ты проснулся! – раздался за спиной голос Мелюзины. Она запрыгнула на кровать рядом с ним, приземлившись на колени. – Брысь!

Последнее слово было адресовано маленькому косяку рыбешек, тащившему что-то вроде перламутровой короны.

Те развернулись и скрылись из виду.

– Я так счастлива, что ты проснулся, любовь моя, – промурлыкала Мелюзина. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – отозвался Джим, но вовремя сообразил, что нужно вложить в свои слова побольше энтузиазма. – Отлично. Намного лучше.

– Прекрасно, просто замечательно, а теперь, может быть…

– А что ты делала весь день?

Она изумленно посмотрела на него.

– Весь день?

– Ну, день или ночь, словом, пока тебя не было рядом, пока я спал.

– Ты хочешь узнать, что я делала, пока ты спал? – Мелюзина не могла оправиться от изумления. – Никто, никогда… Я имею в виду, обычно никто не задает мне таких вопросов.

– Видишь ли, когда двое, как ты и я…

– О… – вздохнула Мелюзина.

– Когда двоих как магнитом тянет друг к другу, как нас с тобой, то они интересуются делами друг друга, то есть тем, что они делают, когда оказываются врозь… Это делает их любовь сильнее и прекраснее.

Мелюзина взглянула на него совсем обескураженно и покачала головой.

– Это в высшей степени странно, Джеймс. Ты сам говоришь так потому, что ты из Англии?

– Да. В Англии все так чувствуют. Вот почему в Англии люди так крепко любят друг друга.

– Уродливые, жестокие варвары-англичане, окруженные со всех сторон драконами, умеют по-настоящему любить?! – недоверчиво переспросила Мелюзина.

– Да, англичане умеют любить по-настоящему. Даю слово.

– О, разумеется, я тебе верю во всем, милый. Просто мне нелегко сразу свыкнуться с этой мыслью. Уродливые, жестокие… Почему они считают, что знание о том, что делал возлюбленный или возлюбленная в их отсутствие, делает любовь крепче?

– Это не только делает их любовь крепче, но и добавляет к их любви новое измерение. Кто не знает, что это такое, тот даже и представить себе не может, сколько нового это вносит в отношения мужчины и женщины. Почему это укрепляет любовь? Потому что это значит, что двое думают друг о друге, даже когда они в разлуке. Они мечтают быть вместе. Потому что они хотят знать друг о друге все, даже то, чем кто занимался, когда им пришлось разлучиться.

– Чрезвычайно странные представления, Джеймс, – честно призналась Мелюзина. – Мне кажется, однако, я начинаю понимать, что в этом что-то есть. Я страшно удивлена: если все действительно так, то почему мне это не пришло в голову раньше?

– Потому что у тебя необыкновенная способность любить, – заверил ее Джим. – Она столь велика, что ты никогда не задумывалась, как можно сделать ее еще больше.

– Да, это так, по крайней мере в том, что касается моей способности любить. Полагаю, что и остальное тоже, следовательно, верно. – Она скрестила руки на груди. – Ну, хорошо. Предположим, я знаю, что делал ты с тех пор, как я в последний раз тебя видела. Ты спал и проснулся относительно недавно, не правда ли?

– Да, – ответил Джим, – но откуда ты знаешь?

Она небрежно махнула рукой на куски золота, одежду, драгоценности и прочие вещи, разбросанные по кровати.

– Если бы ты проснулся раньше, то этого всего было бы намного больше. Я приказала моим рыбкам глаз с тебя не спускать и тащить тебе подарки, как только ты проснешься.

– Понял. Ты такая заботливая. Уверен, что твой день уж всяко был интереснее. Расскажи.

– Хорошо. Я не могу все время отдыхать, хотя ты можешь себе это позволить, дорогой. – Мелюзина положила руку Джиму на плечо. – Нет, я не завидую тому, что у тебя есть такая возможность. Я хочу, чтобы ты был счастливее всех на свете, но что касается меня, ты знаешь, это озеро очень велико. Оно гораздо глубже, чем кажется с берега. У меня с ним забот полон рот. Мой любимый маленький народец – рыбы и прочие подводные обитатели – все очень хорошие, но они никогда не смогли бы поддерживать порядок в озере, если бы я за ними не присматривала.

Она внимательно взглянула на Джима. Он кивнул, показывая, что все понял.

– Таким образом, я всегда в делах, постоянно осматриваю свои владения и проверяю, все ли идет как положено, – продолжала она. – Итак, сегодня, или, вернее, часть вчерашнего дня, ночь и часть утра, пока ты спал, я обходила озеро. Глубоководные водоросли чувствуют себя прекрасно, но те, что растут поближе к поверхности, не столь счастливы, как могли бы быть. Озеро питают два небольших ручейка, а также несколько подводных ключей, но зима была слишком сухой. Снега почти совсем не было, и уровень воды в озере чуть-чуть снизился. Ненамного. Высоким растениям типа камыша, который торчит из воды, это не повредило, но все же причинило некоторые неудобства, особенно совсем выросшим.

Она замолчала и вздохнула.

– Всегда что-то случается, – продолжала девушка. – Разумеется, я с ручьями ничего поделать не могу. Мне пришлось бы пройти к истоку каждого из них. Но подводным ключам я приказала работать получше и давать побольше воды. Думаю, через четыре-пять дней камыши будут снова абсолютно счастливы. Потом пришлось заняться костями того дракона, которого я утопила последним. – Она состроила гримаску. – Даже видеть не могу их мерзкие кости. Это знают все мои рыбы. Они обязаны спускаться вниз и забрасывать их грязью и илом, пока скелет не скроется из виду. Но они работали недостаточно усердно. Не люблю делать им замечания, но с теми, кто крутился рядом с костями, пришлось поговорить серьезно. После того как я их отругала, я использовала свою магию и закрыла кости илом, но это – первый и последний раз. Уверена, в будущем они будут работать лучше.

– Я тоже, – отозвался Джим. – Кто же не поднапряжется после таких твоих слов?

– Разумеется, никто, – согласилась Мелюзина. – Они пообещали исправиться, и я не сомневаюсь, что они свое обещание исполнят. Понимаешь, просто месяц назад мне попалось сразу несколько драконов. Так быстро их кости не обглодаешь. Поэтому рыбы и не успели вовремя со всем справиться. Так что их вина не столь велика. Впрочем, это уже дело прошлое. Потом я навестила колонию подрастающих ракушек. Ну, там все прекрасно. Мне гораздо больше нравятся пресноводные раковины, чем эти отвратительные морские, так любимые джорджами. О, я не имею в виду тебя, Джеймс. Большинство из них куда грубее тебя. Некоторые не лучше драконов.

– Знаю. Среди нас… впрочем, не мне об этом говорить. Я бы очень хотел посмотреть твое чудесное озеро. Ты так красочно рассказывала, что я уже почти вижу его.

– Хочешь посмотреть? – от удивления Мелюзина выпучила глаза. – Ты самый странный мужчина, которого я когда-либо видела, Джеймс. Но я с удовольствием покажу тебе все. Я обожаю мое маленькое озеро. И мне еще никогда не представлялось случая показать его кому-нибудь. Если хочешь, мы можем отправиться прямо сейчас. Если только ты отдохнул и у тебя перестала болеть голова.

– Я прекрасно себя чувствую и жду не дождусь, когда наконец увижу озеро.

– Тогда следуй за мной, – прощебетала Мелюзина, отплывая от кровати.

Джим понял, что он плывет вместе с ней. Она опять ухватила его за запястье.

– Держать меня за руку не обязательно, – заметил Джим: она тянула его через дворец. – Я буду рядом.

– Ты прав, – Мелюзина отпустила его. – Просто следи, чтобы не отстать, и тебе не нужно будет переставлять ноги.

Джим последовал ее совету и обнаружил, что Мелюзина не соврала: он плыл за ней. Они двигались сквозь заросли высоких пушистых подводных водорослей и вдруг выплыли на открытое пространство. До самого края озера, невидимого в дрожании воды, простиралась черная плоская равнина.

– Это мой зыбучий ил – самая глубокая часть озера. Хорош?

– Э… Да. Он такой… такой…

– Глубокий и чистый, – закончила за него Мелюзина. – Знаю, что ты имеешь в виду. Постоянно приходится заботиться о том, чтобы все, что падает на него, быстро затягивалось внутрь. Но я думаю, что нигде больше нет такого чудного зыбучего ила. Во Франции уж точно.

– Думаю, ты права.

Они плыли над черной поверхностью.

– Дно озера с той стороны более пологое, – объясняла Мелюзина по дороге. – Там живут устрицы и растут водяные водоросли. Там и лежат драконьи кости, про которые я тебе говорила. Обычно я стараюсь отправлять драконов в зыбучий ил. Они в нем так мило исчезают. Через день-другой их уже совсем не видно. Но тут есть свои недостатки. Все, что попадает в ил, затягивается слишком быстро. А я хочу убедиться, что мои рыбешки объели с очередного дракона все, что хотели, прежде чем его засосет в ил. Если на скелете остается хоть немного мяса, которое тянет его вниз, то он исчезает буквально на глазах.

Внезапно она залилась счастливым детским смехом.

– Представляешь, как здорово, когда большой живой дракон падает прямо в зыбучий ил. Этого, правда, почти никогда не случается. Но ты представляешь, как здорово? Их сразу засасывает. Нужно видеть выражение их лиц при этом, если только эти отвратительные морды можно назвать лицом.

– Да, да… Кстати, о драконах. Я все хотел спросить, почему ты так их не любишь?

– Хм… Во-первых, потому, что они живут дальше всех от подводного царства. Они проводят большую часть времени даже не на земле, а в этой жуткой гадости, называемой воздухом. Я не хочу сказать, что воздух – это такая уж дрянь. Я и сама могу им дышать. Но иногда он бывает действительно ужасен: сухой, протухший и вонючий.

Они уже пересекли страну зыбучего ила и приплыли на территорию, изрезанную маленькими впадинами и небольшими скалами. Дно здесь потихоньку поднималось вверх. Мелюзина показала Джиму своих устриц, послушно раскрывшихся по ее команде и сжавших свои мягкие тельца, чтобы показать перламутр. Джим оценил их по достоинству, затем был представлен различным видам водорослей, кои не преминул тщательно изучить.

Давеча они отправились в путь в сопровождении эскорта маленьких рыбок, которые обычно вертелись в замке. Но те отстали сразу, как только оказались над зыбучим илом. А на этом берету озера Джиму и Мелюзине попадались самые разные рыбы самых разных размеров, вплоть до чудовищных щук. Одна из них, по прикидке Джима, была не меньше четырех с половиной футов в длину. Она подплыла к Мелюзине и сделала что-то вроде реверанса в воде-воздухе; в ответ Мелюзина приласкала ее, весьма мило поговорила с рыбкой, и та уплыла.

Наконец Мелюзина обернулась:

– Ну разве все это не чудесно?

– Конечно, – с чувством произнес Джим. Ему и правда было от чего расчувствоваться. В процессе исследования этого края озера выяснилось, что гораздо легче подняться по нему, чем карабкаться вверх по почти отвесной скале того берега, с которого утащила его Мелюзина.

Если Джиму удастся улизнуть от Мелюзины и добраться сюда, говорил он себе, то выбраться из озера на берег не составит особого труда. А оказавшись на берегу, он попробует уйти из-под власти Мелюзины. Возможно, дойдя до черты, где она уже не чувствует присутствия драконов, он превратится в одного из них и как можно скорее улетит за пределы ее досягаемости.

Пока они неслись назад к дворцу над зыбучим илом, он пытался сформулировать команду – слово «заклинание» казалось ему совершенно неуместным, – которая сохранила бы воздушную оболочку вокруг него, если он удалится от Мелюзины. Пока она с энтузиазмом ему что-то рассказывала, Джим, как бы случайно оторвавшись от нее, незаметно проделал опыт, чтобы проверить, как далеко может он отойти, прежде чем выйдет из области, создаваемой для него Мелюзиной, где вода превращена в воздух. Критическая точка была не более чем в десяти футах.

Однако во дворце, даже когда Мелюзины не было рядом, он все равно мог дышать. Оставалось загадкой, как рыбы плавают в этой атмосфере так, будто это была вода.

Но это второстепенный вопрос. Понемногу у Джима в голове вырисовывалось решение проблемы дыхания под водой с помощью магии. Ему нужно было представить что-нибудь из своего жизненного опыта. И он наконец вспомнил.

На уроках химии в школе ученики проводили один эксперимент. Металлический стержень опускали в обычную воду и пропускали через него электрический ток. На поверхности стержня возникали пузырьки: вода распадалась на свои составные части – водород и кислород.

Формула выглядела просто:

2H2O – > 2(H2 + O2)

По этому поводу в голове у него возник маленький дурацкий стишок:

Я – электролизный стержень, тонкий иль толстый – неважно!

О, пузырьки кислорода, бурно взбурлите на мне!

Стишок получился ужасным, но зато позволил ему нащупать нужную формулу. Продолжая следовать за своей хозяйкой, он вытянул руку, так, чтобы Мелюзина не видела. Но она не умолкала ни на секунду и все равно ничего не замечала. В голове он написал уравнение:

Я – > КИСЛОРОДНЫЙ СТЕРЖЕНЬ

Немедленно от концов его пальцев к поверхности воды устремились пузырьки воздуха. Он торопливо отменил команду и перевернул формулу. Поток пузырьков тотчас остановился.

Джим тихо с облегчением вздохнул. Одна проблема решена.

Теперь ему нужно решить второй вопрос: как покинуть озеро тайком от Мелюзины.

Джим вдруг понял, что проблемы насущнее, чем эта, нет. Ему следует думать только о том, как бы отвертеться от того, чем собирается заняться с ним Мелюзина, как только они вернутся в комнату, посреди которой стоит большая кровать. Кстати, дворец уже недалеко. Уловка с головной болью больше не поможет. Даже если Мелюзина поймается на эту удочку во второй раз, она начнет его подозревать. Как жаль, что Джим не может погрузить ее в глубокий сон или, по крайней мере, сделать так, чтобы ее разморило до такой степени, чтобы она на время забыла о том, как занимаются любовью. Джим заметался в поисках решения.

В голову ему пришло лишь то, что он освоил фокус Каролинуса: тот страдал язвой желудка и лечился от нее молоком: молоко же он добывал, превращая в него вино. Некогда, вернувшись от Каролинуса, который объяснил ему, как превратиться из дракона в человека, Джим первым делом попытался самостоятельно превратить вино в молоко, и это стало его первым магическим деянием.

Джим любил молоко настолько же, насколько не любил виноград. Но меню замка Маленконтри никогда не включало в себя молоко. Никто, включая слуг, насколько знал Джим, его не пил. Хотя в лачугах победнее люди, принадлежащие ему, наверное, жевали и глотали все, что можно было назвать едой, чтобы только не помереть с голоду.

Однако Джиму никогда не хватало смелости потребовать в Маленконтри молока. Вместо этого он попытался освоить прием Каролинуса и превратить вино в молоко.

Это удалось.

Дело оказалось довольно простым. Теперь Джим лучше понимал, как это происходит. Он же знал, каково молоко на вкус, и мог представить, как он его пьет. Вкус вина он тоже знал. Оставалось лишь написать в голове уравнение:

ВИНО – > МОЛОКО

И вот содержимое посудины у тебя в руке превращается во что-то белое, на поверку оказывающееся молоком.

До него только сейчас понемногу доходило, почему ему удавалось так легко проделать эту процедуру: дело в том, что и вино, и молоко он представлял себе ясно и отчетливо. Лишь бы только Мелюзина пила молоко! Он бы превратил его в вино прямо в ее желудке, и тогда бы она опьянела настолько, что потеряла бы всякий интерес к Джиму как мужчине. Но с другой стороны: вдруг она похожа на остальных средневековых людей? Тогда, чтобы вывести ее из строя, пришлось бы поить ее вином, пока из ушей не потечет.

Да и молока она не пьет, это точно, подумал Джим. Трудно было найти менее подходящее место для коров или других молочных животных, чем дно озера. Киты, правда, тоже дают молоко, но откуда в пресноводном озере взяться китам?

Пока Джим ломал голову, они с Мелюзиной уже доплыли не только до замка, но даже до кровати и опустились на нее.

– Любовь моя, – Мелюзина влюбленно смотрела на Джима, – ты абсолютно прав. Я люблю тебя еще больше за то, что ты интересуешься моим озером.

– Хорошо. То есть я счастлив, потому что чувствую то же самое.

– Правда? – Ее магическая привлекательность ударила его с мощностью в добрых тысячу ватт.

Джим в отчаянии пытался найти выход. Прогулка по озеру еще больше уверила его в том, что пришло ему в голову само по себе: если он уступит Мелюзине один раз, то никогда уже не наберется смелости сорваться с крючка и убежать. Он отчаянно зашевелил извилинами: обычно в безвыходных ситуациях ум работает просто превосходно; так случилось и на этот раз – Джима озарило.

– Почему бы нам для начала не выпить вместе немного вина? – предложил он. – Мы можем попробовать друг друга сегодня, любуясь озером. Думаю, это прекрасная идея. Как ты считаешь?

– Ну… можно, – Мелюзина опустилась рядом с ним на колени. – Ты очень необычный, Джеймс. Тебе в голову приходят такие удачные идеи.

Она повернулась к маленькой стайке рыбок, вечно в замке не отплывающих от нее ни на плавник.

– Вина! – приказала она. – И два хрустальных бокала. Самые лучшие мои бокалы.

Она просто сияла.

Принесли вино. Бутылку тащила стайка маленьких рыбок. Они поставили ее на кровать рядом с Мелюзиной вместе с резными изогнутыми бокалами, которые Джиму если и доводилось где-то видеть, то только не в этом мире.

– Думаю, две бутылки будет в самый раз. А ты как на это смотришь? – предложил Джим.

– Почему бы и нет. – Мелюзина хихикнула. Она хлопнула в ладоши и взглянула на своих рыбок: – Еще бутылку.

– И чем открыть, – подсказал Джим.

– Ха, – Мелюзина взмахнула ручкой, – если я прикажу бутылке открыться, она откроется.

Один из бокалов она протянула Джиму, потом взяла в левую руку другой бокал, а в правую – бутылку.

– Ну-ка, пробка, – Мелюзина нахмурилась, – вылезай!

Пробка послушно вылетела из горлышка. Мелюзина наполнила свой бокал, потом бокал Джима. Джим отметил, что она любила, несомненно, игристые белые вина. Мелюзина поставила бутылку на кровать.

– Стой прямо, – предупредила ее девушка.

Она отвернулась от бутылки и подняла бокал, чтобы чокнуться с Джимом.

– За нас, возлюбленный.

Выпила. Джим тоже. Как он и подозревал, вино оказалось шампанским, даже сладким шампанским, но очень необычным на вкус. Даже ему, в его человечьем обличье, оно очень понравилось.

Они смотрели друг на друга с полупустыми стаканами в руках.

– О, я так счастлива! – Глаза Мелюзины заблестели. – У меня есть мое любимое озеро и ты, мой любимый, и все будет прекрасно целую вечность.

Тут Джим почувствовал себя как-то неуютно. С одной стороны, он своими ушами слышал ее веселые рассказы о том, как она заманивала и топила драконов, а потом проверяла, целиком ли их кости погрузились в зыбучий ил. С другой – она казалась действительно счастливой и по уши влюбленной в свое озеро и в него, Джима. Вот он и почувствовал себя последней сволочью, потому что думал, как бы сбежать от нее.

Он отмахнулся от некстати пробудившейся совести. Если он хочет выбраться отсюда, то ему следует поменьше размышлять о подобных вещах.

Джим потянулся за вином, снова наполнил бокалы и поставил бутылку. На сей раз она стояла прямо даже без дополнительного приказа.

– За твое чарующее озеро и все потрясающие растения и животных, обитающих в нем.

Они снова выпили. Раза в два меньше, чем в первый раз, но все же не мало. Рыбы принесли вторую бутылку и поставили ее рядом с открытой. В умении стоять прямо она дала бы сто очков вперед первой. Рыбы немного поднялись и кружились прямо у них над головой.

– Просто здорово! – воскликнула Мелюзина, когда они прикончили первую бутылку. Джим угадал. Она пила наравне с остальными людьми этой странной эпохи, встречавшимися ему. – Самый чудесный день в моей жизни. Давай выпьем еще вина.

Она долила на три четверти полный бокал Джима до краев и снова наполнила свой пустой стакан.

– И он не такой, как другие. – Мелюзина наклонилась к Джиму. Вино пролилось было из ее бокала, но потом зависло в воздухе и вернулось на место. – Никто раньше никогда не понимал, каково это, быть Мелюзиной. Никто меня не понимал. Ничуть. Бедная Мелюзина!

– Да, – ответил Джим слегка рассеянно, – должно быть, это трудно. Тебе, должно быть, очень тяжело.

Его голова была занята попыткой продумать до конца прилетевшую к нему на крыльях памяти идею о превращении вина в молоко. Это было не так-то просто. И не удивительно, ведь он уже выпил примерно полтора бокала вина, а они только казались небольшими. Емкость бокала была ничуть не меньше пинты.

Джим напряг свои мысли. Ему было необходимо всего-навсего превратить нечто, не вызывающее опьянение, в нечто, опьянение вызывающее.

Или – догадка вспыхнула внезапно, молнией озарив сознание, – менее опьяняющую субстанцию обратить в более опьяняющую!

– Тысячи, тысячи, тысячи лет, – говорила Мелюзина, уставившись на покрывало, – и это, действительно, совсем не моя вина. В конце концов, тем, в ком, как и во мне, течет королевская кровь… Ты знаешь, что во мне течет королевская кровь?

Она потянула Джима за рукав, чтобы привлечь к себе внимание.

– Королевская кровь? – переспросил Джим. – О, я так сразу и понял по твоему виду.

– Да, ты прав, королевская кровь. Я законная дочь Элиноса, короля Албании. Моя мать была русалкой. Ее звали Прессина. Но он был так жесток, мой отец. Ты даже представить себе не можешь, до чего он был жесток. Так что мне пришлось замуровать его в горе. А что бы ты сделал на моем месте? Уверена, что ты бы тоже запер его в горе!

Она снова дернула Джима за рукав:

– Ты со мной не согласен?

Бренди! Вспыхнуло в сознании Джима. Во всем мире не найти более естественного перехода, чем переход от вина к бренди. Ведь бренди делается из вина. Но Мелюзина уже забыла о своей несчастной судьбе.

– Тебе не кажется, что мы уже достаточно выпили? – спрашивала она.

Она опустила бокал и взмахнула рукой. Рыбешки, сбившись в стайку, забрали не только его, но и обе бутылки, и бокал из руки Джима, хотя вина в нем еще оставалось вполне достаточно.

Джим взглянул на девушку и увидел, что накал ее привлекательности внезапно возрос не меньше чем до двух тысяч ватт. Сейчас или никогда, решил он.

Торопливо он написал в голове уравнение:

МЕЛЮЗИНА-ВИНО – > МЕЛЮЗИНА-БРЕНДИ

Мелюзина бросилась в его объятия.

– О, я так одинока! – завопила она.

Джим в отчаянии закрыл глаза. Никакой надежды. Слишком поздно. Он опоздал совсем чуть-чуть. В голове было пусто. Больше он ничего не мог придумать. Ничего, что могло бы его спасти. Так он сидел минуту или больше и ждал, когда она потребует от него действий или хотя бы пошевелится у него на руках. Но она не двигалась.

Осторожно он разомкнул веки и осторожно опустил на нее глаза.

Ее глаза были закрыты, длинные ресницы легли на щеки. Мелюзина выглядела как спящий ребенок. А когда Джим попытался заговорить с ней, она не ответила.

Внезапное превращение двух с половиной пинт вина в бренди прямо в ее желудке сделало свое дело. Мелюзина крепко спала.

20

Рыбки Мелюзины беспокойно крутились вокруг, пока Джим опускал девушку на кровать. На него они не обращали ни малейшего внимания, что было ему только на руку. Он уже был на пути из дворца. Как только он покинул пределы дворца, воздух вокруг него стал быстро насыщаться водой. Джим торопливо написал в голове формулу, превращающую его в электрод, на котором выделяется кислород, и дышать стало сразу легче. От пальцев его правой руки заскользили вверх пузырьки воздуха. Ради эксперимента он вытянул левую руку, и на ней тоже забурлили пузырьки. На самом деле только теперь он обратил внимание, что ощущает покалывание во всем теле, включая голову. По-видимому, он выделял кислород на всей поверхности тела.

Джим направился к дальнему концу озера. Так как Мелюзины не было рядом с ним, он не мог парить над поверхностью дна. Ему приходилось плестись по ней как по суше. Джим с содроганием подумал о зыбучем иле, но вспомнил, что он простирается не до самого края. Поэтому он свернул к ближайшему берегу, к тому, с которого Мелюзина утащила его под воду. Этот берег оказался достаточно каменистым, и, хотя он почти вертикально поднимался вверх, подножие было достаточно ровным. Таким образом, идти по дну с этого края Джиму было довольно легко. Он все время держал направление к противоположному концу озера, где можно было выйти на поверхность.

Он уже почти подошел к его оврагам и горкам, миновав зыбучий ил, когда почувствовал, что само озеро не желает его выпускать. Край озера, по которому он шел, огибал черное море ила, и Джим легко шагал по подводному склону, пробираясь сквозь заросли водорослей и прочих растений. Но вдруг он почувствовал, что обитатели озера, не отстававшие от него ни на шаг, как-то странно – пугающе, что ли, – ведут себя. А пугать они умели.

Где-то на середине пути вокруг него стали собираться маленькие рыбки, вроде тех, что прислуживали Мелюзине в замке. Но вплотную приблизиться к Джиму они не могли. Им мешал окружавший его слой кислорода. К счастью, магия получения кислорода, избранная учеником Каролинуса, не позволяла пузырькам подниматься к поверхности озера. Они облепили его, защищая не только от воды, но и от его спутников.

Рыбы, несмотря на свои крошечные размеры, были отнюдь не дружелюбны. Он почти не обращал на них внимания до тех пор, пока не добрался до конца озера, где к ним присоединились рыбы побольше. К этому времени вода вокруг него посветлела, и он чувствовал, что до поверхности не больше пятнадцати-двадцати футов. Зато уже не маленькие рыбки, а щуки, вроде той, что давеча приветствовала Мелюзину, кольцом обложили беглеца.

Щуки даже не пытались притвориться, что они питают к Джиму дружеские чувства. Они щелкали челюстями у самого края его дыхательной прослойки, но не могли или не хотели проникать внутрь нее. Джим мельком подумал, что магия удерживает их на расстоянии или что его оболочка состоит из чистого кислорода. На самом деле, если бы вода немного не увлажняла кислород, то, верно, ему самому было бы тяжеловато дышать им. Джим уже чувствовал сухость во рту и в носу.

Но до поверхности оставалось уже совсем немного. Наконец голова Джима вынырнула из воды, и он увидел, что до берега всего двадцать ярдов. Джим побрел, преодолевая сопротивление воды. Пузырьки воздуха льнули к тем частям его тела, которые все еще были под водой. Наконец он добрался до каменистого мелководья, которое круто поднималось вверх и быстро вывело его на берег. И вот он вышел на сушу, неестественным и странным образом оставшись совершенно сухим. Большой косяк расстроенных щук в ярости метался на мелководье у его ног.

Сначала Джим почувствовал огромное облегчение. Затем вновь забеспокоился. Ведь Мелюзина не обычный человек. Она – элементаль или, если ее отец действительно был королем Албании, элементаль наполовину.

В любом случае, трудно сказать, когда она оправится от лошадиной дозы бренди и какова при этом будет ее реакция. Вряд ли она обрадуется, узнав, что Джим обманом ускользнул от нее. Интересно, что она предпримет?

Останется в озере, затаив обиду и надеясь, что когда-нибудь в будущем ей предоставится возможность отомстить ему? Или отправится в погоню и попробует вновь захватить пленника? Джим не знал этого, так что почел за лучшее поскорее смыться подобру-поздорову.

Он думал, что будет идти на своих двоих, пока не окажется там, где Мелюзина уже не может почувствовать присутствие дракона. Но если она до сих пор спала беспробудным сном накачавшегося бренди пьянчуги, то Джиму ничего не мешало превратиться в дракона и улететь как можно дальше от озера. Он разделся, связал одежду в узел и повесил на шею посвободнее, чтобы веревка не задушила его, когда он сменит тело.

Обратившись в дракона, Джим почувствовал облегчение. Вместе с телом он вновь обрел драконьи чувства и ощущения. Будучи человеком, он порою уж слишком давал волю воображению, а став драконом, Джим приструнил свою буйную фантазию, и страх перед местью Мелюзины значительно поуменьшился; кроме того, громадное тело дракона прибавило Джиму уверенности в том, что не так уж он и беззащитен. В драконьем облике, подумал Джим, он куда ближе к мироощущению средневекового человека, нежели в те часы, когда он вновь становится человеком. Словом, пора улетать. Он взмыл в воздух, расправил крылья и стал набирать высоту.

Подходящий термал Джим нашел только на высоте двух тысяч футов; он расправил крылья, и поток понес его по направлению к Амбуазу и дороге на Орлеан, туда, где находился замок Мальвина.

День клонился к вечеру. Джим был обескуражен этим, хотя вряд ли могло быть иначе: уж больно долго он провалялся в постели Мелюзины, да еще эта прогулка по дну озера. И все же он поймал себя на том, что инстинктивно чувствует: из озера он должен был выйти ни на секунду не позже того момента, когда Мелюзина утащила его, то есть в полдень.

В общем, Джиму казалось, что время, проведенное им на дне, как бы вычеркнуто из его жизни, этого как бы не было. Но все же он знал, что потерял уже две ночи: одну в замке Сорпила и Майгры и одну – с Мелюзиной. От дороги, где он расстался с сэром Жилем, до Амбуаза было не очень далеко, и путь никак не мог занять двое суток. Сейчас Жиль уже наверняка добрался до города и устроился на постоялом дворе. Однако что касается города, то ночь только усугубляла положение Джима и несла дополнительные проблемы.

Сир Рауль снабдил путешественников кое-какими сведениями об Амбуазе. Да и без него Джим был уверен, что город, как и почти все другие средневековые города, обнесен стеной. Как правило, речь шла не столько о настоящей стене, сколько об обычной высокой ограде вокруг самой важной части города да россыпи домишек, рискнувших занять место вне этой ограды.