– Почему - сейчас больше?

– Потому что мне не избавиться от мысли о том, что скоро произойдет.

Адта Ор Эйн отвернулась от пустого экрана и посмотрела на Лит Ахна.

– Что ты имеешь в виду? - В голосе Лит Ахна послышалась настойчивая нотка.

– Не будет отправлено никакой экспедиции на поиски сына.

– Зачем ты так говоришь? Я же обещал…- начал Лит Ахн.

– Твое обещание стоит не больше твоего авторитета,- сказала Адта Ор Эйн, - а твой авторитет…

Она не закончила.

– Я был выбран старшими офицерами этой Экспедиции. Я сохраняю свой ранг с помощью своего авторитета, который остается при мне,- ответил Лит Ахн твердым голосом,- и меня можно лишить моего ранга общим голосованием этих самых офицеров - чего никогда не произойдет.

– Да, конечно,- сказала Адта Ор Эйн.- Но ты можешь уйти в отставку по собственной воле, как иногда делали Первые Капитаны в других экспедициях в новые миры.

– У меня нет намерения уходить в отставку.

– Какое это имеет значение? Ты все-таки уйдешь,- проговорила Адта Ор Эйн.- Это так же определенно, как и экран на стене перед нами - тот экран, которым ты мне запрещаешь пользоваться. А если ты перестанешь быть Первым Капитаном, любой другой в этом звании не будет заинтересован в отправке экспедиции на поиски моего сына.

– Ты говоришь невозможные вещи,- сказал Лит Ахн.- Сумей я даже выделить офицеров и материалы для такой экспедиции, кто поведет ее?

– Разумеется, я,- ответила Адта Ор Эйн.- У меня четвертый ранг - или ты забыл об этом?

– Я не могу послать тебя,- парировал Лит Ахн.- Супруга Первого Капитана должна быть при Первом Капитане.

– Особенно, если положение этого Первого Капитана может стать сомнительным,- сказала Адта Ор Эйн.

– Нет никакого «может». Мое положение не сомнительно и не собирается стать таковым.

Настроение Адты Ор Эйн еле заметно изменилось, хотя признаки этого изменения были настолько неуловимы, что только длительное общение Шейна с ней позволили ему их заметить. Ее напряжение немного ослабло. Казалось, она смягчилась и подошла к Лит Ахну достаточно близко, чтобы дотронуться до него. Стоя рядом с ним, она заглядывала ему в глаза.

– Прежде всего я - твоя супруга,- произнесла она приглушенным голосом.- И, кроме того, мать твоего сына. Я должна все видеть ясно, даже если ты отказываешься делать это. Лаа Эхон намерен занять твое место Первого Капитана. Давай хотя бы об этом поговорим открыто.

– Я не собираюсь,- сказал Лит Ахн,- уступать свой пост Лаа Эхону или кому бы то ни было.

– Взгляни на ситуацию честно,- сказала Адта Ор Эйн.- Такая возможность есть. А это означает, что никакая экспедиция не будет послана на поиски моего сына, и мало того - это означает, что я и тебя потеряю, поскольку считаю, что ты не сможешь служить под чьим-то началом.

– Это по большей части справедливо,- согласился Лит Ахн.- Если бы мне дали понять, что я больше не достоин поста Первого Капитана, я бы посчитал себя здесь лишним и постарался не обременять больше Экспедицию своим присутствием.

Шейн испытал новое потрясение. Это был первый намек на то, что среди алаагов практикуется нечто вроде благородного самоубийства. Но то, что такая практика существовала, имело смысл. Это имело очень глубокий смысл для расы воинов мужского и женского пола. Он подумал о Лаа Эхоне на посту Первого Капитана Земли, и его потаенный страх усилился.

Собственная жизнь была сейчас трудно переносимой под началом Лит Ахна. Она может стать в буквальном смысле невыносимой при Лаа Эхоне; а в этом случае рано или поздно его настигнет приступ помешательства, и он совершит нечто такое, что ускорит его конец. Лучшее, на что можно надеяться в таких обстоятельствах,- это быстрый и относительно безболезненный конец, хотя, учитывая собственный пост, навряд ли можно этого ожидать.

– Можешь идти, Шейн-зверь,- сказал Лит Ахн. Шейн ушел. Следующие два дня прошли в суматохе служебных дел по заданию Лит Ахна во время одной из периодических инспекций, проходящих раз в два года, для проверки всех служб Дома Оружия. Но на третий день он был вызван в офис Лит Ахна, где помощник, алаагский офицер, вручил ему послание на бумаге, которое надлежало доставить Лаа Эхону. Лит Ахн сообщил ему, что Лаа Эхон уже обосновался в Лондоне со штатом проекта, о котором докладывал Совету.

– …Из этого я заключаю, зверушка-Шейн,- начал Лит Ахн, когда младший офицер ушел и они остались в кабинете вдвоем,- что непогрешимый миланский командующий уже подобрал и обучил людей, необходимых ему для проекта, еще до обсуждения своего плана в Совете. Ты найдешь укомплектованные офисы на месте. Мне бы хотелось, чтобы ты обратил особое внимание на то, каких человекообразных он использует. Тебе будет удобнее судить о твоих соплеменниках, чем мне или любому другому представителю истинной расы. Кроме того, сообщай мне о том, что, по-твоему, может меня заинтересовать. Мне бы хотелось знать, разумеется, об общей организации. У меня, конечно, есть планы, но это не то что получить отчет о непосредственном наблюдении от доверенного лица.

– Сделаю все, что прикажет Первый Капитан,- сказал Шейн.

– Можешь идти.

– Благодарю непогрешимого господина.

Два часа спустя, снова находясь на борту курьерского корабля, направляющегося в Лондон, Шейн смотрел в иллюминатор, как корабль поднимается, пока линия горизонта Земли не стала едва различимой кривой, а небо над головой не налилось космической чернотой. Странно, но сейчас, в пути, у него впервые оказалось время на раздумье, и, к своему удивлению, он обнаружил, что голова его до странности ясна.

Это было удивительно - удивительно почти до смешного. После эпизода в Милане он жаждал уединения в своей маленькой комнатушке в Доме Оружия, где мог бы в тишине поразмыслить о том, что с ним случилось и что вообще происходит. Потом этот воображаемый мирный оазис перестал быть оазисом, когда он обнаружил ожидавшую его там Сильви Онджин. И наконец, в Доме Оружия у него совсем не было времени - ни минуты личной свободы, когда можно было бы подумать о способе избежать того, что выглядело как верный путь к неминуемому саморазрушению. Теперь, когда меньше всего рассчитывал найти свободное время, он его нашел. Он был при исполнении служебных обязанностей. Поэтому алааги на время оставили его в покое, и он наконец мог повернуться к ним спиной и подумать о своем положении, на время предаться своим мыслям, пока корабль не приземлится на Британских островах.

Это была свобода при исполнении обязанностей. Человеческого слова для обозначения этого не существовало, но было алаагское, «alleinen». Оно означало высшую власть и свободу того, кто выполняет приказ,- сам себе господин в строго оговоренных границах.

Он молчаливо произнес это слово в уме - «alleinen» - и мрачно улыбнулся про себя. Ибо он не произнес слово правильно, строго говоря. Дело в том, что он говорил по-алаагски не настолько хорошо, как признавали это алааги. Определенные звуки невозможно было физически воспроизвести с помощью человеческой гортани и языка.

Настоящая правда состояла в том, что он, подобно другим успешным лингвистам из Корпуса переводчиков Лит Ахна, мошенничал в разговорном алаагском. Только что пришедшее ему на ум слово чуждого языка правильно должно было произноситься с чем-то вроде глубокого низкого покашливания в среднем слоге; и это покашливание, входящее во многие алаагские слова, было просто ему недоступно. Он всегда мошенничал при произнесении этого звука и не подкашливал, прикрываясь тем, что его голос слишком высокий по тону. Он научился произносить слова с таким звуком так, как это бы делал маленький алаагский ребенок; и хотя Лит Ахн, и даже Лаа Эхон, и другие улавливали на слух отсутствие этого звука, они бессознательно прощали ему это из-за прекрасного во всех других отношениях произношения - и потому еще, что услышанное слово напоминало то, что они много раз слышали в высоких голосах собственных детей.

Точно так же люди всегда извиняли и по-доброму старались не замечать неправильного произношения своих маленьких детей, друзей и знакомых иностранного происхождения.

Алааги, думал он, и вправду гуманоиды. Или люди - алаагоиды? Как бы то ни было, сходное физическое окружение и сходные планеты, на которых возникли обе расы, сформировали их удивительно похожими не только в физическом, но и психологическом и эмоциональном отношении. И все же алааги не слишком походили на людей в важных вещах - например, средний алааг был ростом девять футов. В важных вещах они отличались друг от друга. Они и должны были отличаться. К примеру, одна раса не могла заразиться болезнями другой.

Было время, когда Шейн мечтал о приходе на Землю чумы, которая косила бы пришельцев, но щадила людей - внезапная чума, которая уничтожила бы завоевателей прежде, чем эти завоеватели успели бы послать на другие заселенные ими планеты сигнал о том, что погибают. Разумеется, эта чума так и не пришла; и возможно, давным-давно алааги изобрели медицинскую защиту от такого рода напастей. Он оторвался от своих грез. Важно было найти выход из собственной ситуации. Пребывая в тишине мчащегося курьерского корабля, между голубой с белым Землей внизу и черным космосом наверху, он заставил себя немедленно заняться этим вопросом, пока есть возможность.

Покидая Милан несколькими днями раньше и направляясь в Дом Оружия, он признался себе в том, что «yowaragh» дважды заставлял его совершать до смешного отчаянные поступки против режима алаагов; и что поэтому благодаря сильным эмоциям, вызванным последними словами Марии, он будет снова вовлечен в контакт с людским Сопротивлением, тем подпольем, которое, как он знал - а они нет,- обречено на раскрытие и уничтожение руками алаагов. Это всего лишь вопрос времени.

Тогда он вынужден был признать, что будет не в состоянии помочь себе, если его спровоцируют, как не смог справиться с собой несколько раньше, когда настоятельная необходимость заставила его изобразить первый символ Пилигрима. Как не смог совладать с собой, когда увидел через видовой экран в кабинете Лаа Эхона Марию, ожидающую допроса.

Ход мыслей алаагов не предполагал, что нормальный человеческий скот способен на такую реакцию, как yowaragh. Если такое случалось с одним из них, это расценивалось не как умышленная вина, а лишь как слабость. Но, разумеется, зверь, проявивший признаки этого помешательства, считался ненадежным и больным и был обречен на уничтожение. Даже если это был такой ценный скот, как Шейн-зверь.

И вот, уезжая из Милана, Шейн понял: то, что произошло дважды, произойдет снова. В конце концов третий приступ помешательства застигнет его в такой ситуации, когда у него не будет другого выбора, как только в открытую объявить себя участником Сопротивления и разделить его судьбу или же совершить какое-нибудь дикое нападение в одиночку на одного из чужаков и в результате погибнуть. Его не привлекал ни один из этих вариантов, и он не хотел, чтобы Мария была к этому причастна.

Мария волновала его, и мысль о ней взволновала его сейчас так, как ничто другое с того времени, как умерла его мать.

Похоже, не существовало способа избежать одного из этих возможных исходов, и эту дилемму он привез с собой в Дом Оружия, в отчаянной надежде разобраться в ситуации и найти какое-то решение.

Но теперь вдруг события, подстегнутые амбицией Лаа Эхона предлагали ему, казалось, возможный выход. Ситуация в целом не изменилась, но именно сейчас, пребывая здесь в первые мгновения «свободы при исполнении», он неожиданно для себя увидел проблеск надежды на то, что еще сможет поторговаться за собственную жизнь и, возможно, за жизнь Марии. Это была дикая, безумная надежда, но все же надежда - там, где раньше он ее не ожидал.

При мысли об этом еле заметный проблеск этой надежды вдруг перерос в сияние, как от солнечного света, заполнившего комнату из распахнутой двери. Все дело в том, как заставить двух драконов уничтожить друг друга, используя одно зло против другого.

Стоящий за всем этим действенный фактор заключался в том, что даже после трех прожитых вместе лет две расы не понимали друг друга. Люди не понимали алаагов, и алааги не понимали людей.

Вообще говоря, очевидным решением проблемы Шейна было как минимум уничтожение Лаа Эхона. Это была притянутая за уши идея - как если бы мышь вздумала уничтожить великана. С первого взгляда смехотворная идея, но у него было одно преимущество, в отличие даже от Лит Ахна, великана пострашнее Лаа Эхона. Он, Шейн, не был ограничен алаагской моралью. В сущности, он не был ограничен никакой моралью - ни человеческой, ни чуждой, а только собственной потребностью выжить и, по возможности, спасти Марию.

Отправной момент заключается в том, что две расы в действительности не понимают друг друга. Он повторял это про себя. Люди не понимают алаагов, с которыми у них никогда не было реального шанса контактировать на уровне личностей; и алааги не в состоянии понять людей, закованные в броню чуждых людям представлений и традиций.

Вот почему задуманное за столом переговоров Совета не сработает. Теория воспитания детей в алаагских семьях никогда не воплотится в жизнь, как на это надеются Лаа Эхон и другие. Шейн подумал о человеческих детях, которых собираются использовать таким образом, и желудок его сжался от спазма. Ему вспомнилось собственное безотрадное воспитание и разница между человеческой и алаагской эмоциональной реакцией.

Самое обидное заключается в том, что поначалу покажется, будто эта схема срабатывает, по мере того как человеческие дети начнут понимать алаагский язык и получать приветливые ответы от этих больших существ, дающих им кров и пищу. Дети будут автоматически отвечать с той же приветливостью и любовью, которая будет длиться до того разрушительного момента, когда эти большие существа дадут им понять, что они только животные. В этом открытии для подрастающих детей, обретающих самостоятельный разум, будет больше плодородной почвы для «помешательства», чем в чем-либо другом, совершенном алаагами со времени их прихода; и это будет «помешательство» людей, знающих своих владык и их слабости лучше, чем какая-либо иная покоренная раса.

По той же причине не сработает план Лаа Эхона назначить наместников из людей. Алааги, сами беспрекословно подчиняющиеся власти, никогда не смогут понять, что наместник из людей будет не более приятным для большинства других людей, чем чужак,- возможно, даже менее. Губернатор просто-напросто попадет в число вызывающих отвращение у большей части человечества слуг алаагов - таких, как Внутренняя охрана и переводчики вроде Шейна. Автоматически обычной вещью станет политика бойкота. Если не…

Именно в этом отношении он мог бы что-то сделать - по меньшей мере для себя и Марии. Что до остального - он ничего не должен группам Сопротивления, снова повторил он про себя. У них нет надежды на успех - совсем никакой, хотя невозможно сказать им об этом. Алааги непременно схватят и казнят их. Он содрогнулся при мысли о том, что может с ними случиться. Но напомнил себе, что это неизбежно произойдет, независимо от его усилий. Между тем они могут стать тем инструментом, который спасет его и, что более важно, поможет ему с Марией одновременно уничтожить Лаа Эхона.

Он вплотную подошел к плану, который только что начал вырисовываться у него в голове.

Это будет рискованно. Это потребует того, чтобы он приобрел некоторое влияние на людей, которых Лаа Эхон подобрал для выполнения губернаторского проекта. В то же время ему надо предложить свою помощь группам Сопротивления, не вызывая подозрения Лит Ахна. Ибо Лит Ахн никогда не одобрит планов Шейна, хотя вполне может согласиться с тем, что сделал Шейн, раз Лаа Эхон был разочарован результатом усилий переводчика.

Шейну необходимо также, по возможности, сохранять свое имя в тайне от людей Сопротивления. Те немногие, схватившие его в Милане, уже имеют некоторое представление о том, кто он такой. Но в случае успеха они останутся единственными. Это будет сложно, поскольку ему придется не просто объединить их, ему придется взять на себя руководство их движением, а также руководство людьми в плане Лаа Эхона.

Это может получиться с людьми Сопротивления, поскольку ему больше известно об их враге, чем им. Его схема сама по себе очень проста. Она будет состоять всего лишь в координировании групп Сопротивления, а их должно быть несколько в каждом большом городе, и они должны знать друг друга, даже не являясь частями общей организации. С их помощью он мог бы наладить видимое сотрудничество правительственных организаций с обычными людьми, так, что алааги посчитали бы это безоговорочным успехом. В этом случае организация Сопротивления в единый координирующий союз могла бы рассматриваться его участниками как возможность воплощения плана всемирного восстания против пришельцев, что было мечтой людей повсюду.

Ему-то, разумеется, известно, что такое восстание не имеет шансов на успех. В сущности, оно почти наверняка так и не дойдет до момента реализации. Задолго до его возникновения Шейн перерезал бы все нити предоставленных губернаторам полномочий; и план Лаа Эхона - в котором алааги к тому времени глубоко завязнут - предстал бы в виде полного провала. За что наказание понес бы один Лаа Эхон.

И уж если нечто вроде благородного самоубийства и впрямь часть кодекса чести алаагов, то Лаа Эхон мог бы самоустраниться. Не сделай он этого, его власть в Совете и его присутствие как угроза Лит Ахну были бы поколеблены. Затем Шейн мог бы дать понять Лит Ахну, что все произошло в основном благодаря его, Шейна, усилиям, и благодарный Первый Капитан помог бы ему ввести Марию в Корпус курьеров-переводчиков или получить другой относительно безопасный пост.

А между тем, само собой, другие члены Сопротивления, которые к этому времени обнаружат себя или личности которых можно будет легко опознать, будут схвачены и уничтожены другими алаагами. Шейн старался отделаться от воображаемой картины того, что все это могло бы означать, с жаром уговаривая себя, что имеет право думать прежде всего о собственном выживании и что, как бы то ни было, для таких остолопов никогда не останется надежды. Это был сугубо эгоистичный и жестокий план. Ему не найти оправдания, если не считать того, что в случае успеха мог бы спастись сам Шейн - и Мария. Пока еще он не знал точно, как произойдет ее спасение; но задним умом начал обдумывать некоторые идеи, определяемые собственными притязаниями на благосклонность Лит Ахна после того, как позаботится о Лаа Эхоне.

Одним совершенно неотложным делом было получить согласие Сопротивления на личную помощь Марии. Тогда позже он сможет поставить также и ей в заслугу перед Лит Ахном свою удачу в деле, назвав ее волевым и информированным исполнителем.

Странное дело: он поймал себя на мысли о том, что предполагает совершить нечто, чего раньше смертельно боялся,- сотрудничать с теми, кто вел подрывную деятельность против пришельцев. Равноправие жизни и смерти для него в любом подобном взаимодействии не изменилось; и все же он был полон бодрости и энергии по поводу намеченных планов. По сути он ощущал себя наиболее живым, чем когда бы то ни было за время, прошедшее после высадки алаагов на Землю.

Он был во власти чувства, близкого к триумфу, когда легкий толчок возвестил о приземлении воздушного корабля.

– Выходи, зверь!-приказал пилот.

Шейн подхватил небольшую сумку для путешествий и вышел из корабля, оказавшись в специальном аэропорту исключительно для алаагов, который пришельцы устроили, разрушив центр Лондона. Выйди он отсюда даже в деловом костюме, который был сейчас на нем, это привлекло бы к нему нежелательное внимание.

Он стал искать человека, отвечающего за эксплуатацию и снабжение, и нашел такового - молодого человека с нижнеалабамским акцентом: круглое, почти детское лицо, но взгляд - пристальный, холодный, сделавший бы честь даже алаагу.

– Я прибыл по специальному поручению Первого Капитана,- сказал Шейн, показывая удостоверение курьера-переводчика.- Мне надо выбраться отсюда незамеченным. Нет ли у вас какой-нибудь закрытой машины или фургона, в котором я бы мог скрыться?

Начальник по эксплуатации и снабжению с минуту рассматривал его.

– У нас сейчас уходит микроавтобус с грязным бельем,- сказал он.- Можете уехать на нем. Куда вам надо? Я могу попросить водителя.

– Пусть высадит меня там, где я попрошу,- сказал Шейн.

– Хорошо. Пойдемте со мной.

– Вот здесь,- сказал Шейн водителю микроавтобуса через какие-то десять минут. Машина остановилась, он вышел и подождал, пока она скроется из виду. Потом прошел два квартала и остановил первое попавшееся такси.

– Отель «Шелдон Армз»,- сообщил он водителю.- Вы знаете, где это?

– Знаю,- ответил шофер, трогаясь с места. В сущности, гостиница была менее чем в пяти минутах езды.

– Подождите меня,- сказал Шейн, протягивая шоферу пару десятифунтовых банкнот.- Мне надо зарегистрироваться и сразу после этого бежать по делу, а потом снова сюда.

– Хорошо.- Тон водителя стал гораздо более приветливым с появлением десятифунтовых банкнот. Шейн вошел внутрь.

– Шейн Эверт,- сообщил Шейн дежурному администратору. Количество купюр, которые он ненавязчиво подтолкнул через стойку к клерку, значительно превышало то, что он дал водителю.- Я не заказывал номер, но бывал здесь раньше. Мне особенно по душе номер двести двадцать один. Вы полагаете, я смогу его получить?

Клерк взглянул на деньги на стойке. Шейн добавил еще купюру.

– Думаю, это можно устроить, сэр,- произнес клерк, сгребая деньги тем же жестом, каким можно было бы сметать пыль со стойки.- Это займет несколько минут, максимум двадцать…

– Отлично,- сказал Шейн, отворачиваясь.- Мне надо выйти на некоторое время. Сейчас я зарегистрируюсь, но принесу багаж позже, когда вернусь.

– Разумеется, сэр.

Шейн расписался в регистрационной книге и вернулся к ожидающему такси.

– Мне надо кое-что купить,- сообщил он водителю. Они разыскали магазин, торгующий подержанной одеждой.

– Мне нужен двухцветный плащ пилигрима,- сказал Шейн маленькому человечку средних лет за прилавком. -

Голубой с одной стороны, коричневый с другой.- Он раскрыл ладонь над прилавком, и на этот раз в ней была пара золотых слитков, валюта, в которой алааги платили членам корпуса и немногим другим. Он увидел, что человечек не сводит с них глаз.

– Мне надо отнести их в заднюю комнату, чтобы разменять,- сказал он Шейну.

– Да, конечно,- согласился Шейн.

Такие золотые слитки попадали к обычным людям только через руки тех, кто работал на чужаков или действовал через черный рынок, продавая предметы роскоши таким же теневым дельцам. Весть о его покупке быстро достигнет местного штаба Сопротивления.

Человечек пропал за дверью позади прилавка. Он отсутствовал минуты четыре или пять и вернулся с плащом, соответствующим описанию Шейна, и пригоршней банкнот и монет.

– Это подойдет, сэр? - спросил он, выкладывая все это на прилавок перед Шейном.

– Вполне,- сказал Шейн.- Будьте так добры, заверните плащ и доставьте его в номер двести двадцать один отеля «Шелдон Армз» сегодня после обеда.

– С удовольствием, сэр.

Шейн вышел из магазина и снова сел в такси.

– Обратно в «Шелдон Армз»,- сказал он водителю.

В своем номере, носившем некоторые признаки поспешного выселения предыдущего жильца, Шейн заказал еду, поел и потом улегся на постель, размышляя и выжидая. Было только два часа с небольшим, когда в дверь постучали.

– Для вас доставка, сэр,- произнес голос за дверью. Он мгновенно очутился на ногах, двигаясь неслышно, как мог. Отступив в темный угол комнаты, он встал спиной к окну и натянул на голову капюшон плаща, опустив края капюшона, чтобы спрятать лицо в тени. Он не говорил ни слова.

Он ожидал по меньшей мере еще одного стука в дверь, но послышался неожиданный треск ломающегося дерева, когда замок подался, и двое крупных мужчин ворвались в комнату. Они уставились на пустую постель, осмотрелись кругом, в первый момент просто не признав в нем человеческую фигуру - он стоял совершенно неподвижно в тени угла. В это мгновение в комнату вошел третий человек. Это был мужчина по имени Питер, говоривший по-итальянски с английским акцентом,- руководитель группы, похитившей Шейна в Милане.

– Я-то думал, это твоя родина,- сказал ему Шейн. При звуках голоса Шейна они его заметили. Прежде чем они успели пошевелиться, он продолжал:

– Я Пилигрим. Я поговорю с тобой, Питер, только с тобой. Вели всем уйти.

Был момент, когда, казалось, могло случиться все что угодно. Двое великанов посмотрели на Питера.

– Хорошо,- сказал Питер после минутного раздумья.- Уходите оба и почините дверь. Но ждите тут же, в коридоре.- Он прямо взглянул на Шейна и добавил: - Хорошо, если то, что ты скажешь, будет стоящим.

– Так и есть,- откликнулся Шейн.- Я собираюсь вам помочь. Я знаю алаагов и их слабости. И могу подсказать вам, как бороться с ними.- После всего сказанного остальное легко слетало с губ.- Я, пожалуй, смогу рассказать вам, как совсем избавиться от них. Но ты - единственный, кто должен услышать мои слова или знать, кто я такой.

Питер с минуту смотрел на него с озадаченным выражением. Потом повернулся к двум мужчинам, занимающимся дверью.

– Лучше подождите-ка внизу, в холле,- сказал он.- Это приказ.

Он с улыбкой повернулся к Шейну. Это была улыбка искренней радости.

– Хорошо, что ты с нами,- сказал он.- Ты даже не знаешь, насколько это хорошо.

•••



Глава восьмая



•••

Их было четырнадцать человек, собравшихся в небольшом складском помещении вокруг стола, составленного из двух маленьких столов.

Это были лидеры Сопротивления региона Большого Лондона, как утверждал Питер. Но Шейн сомневался на этот счет. Сам Питер, без сомнения, входил в руководство, будучи влиятельной фигурой, хотя оказалось, что он не является местным лидером миланской группы, похитившей Шейна после того, как он спас Марию от алаагов. Марии, которую он надеялся каким-то образом спасти именно от такой вещи, там не было.

Комната освещалась не электричеством от велосипедного генератора, а керосиновыми лампами, стоящими на длинном рабочем столе,- лампами, фитили которых шипели и мерцали под стеклянными колпаками. Свет от них казался не менее ярким, чем от такого же количества стоваттных электрических лампочек, поэтому Шейн натянул края капюшона налицо.

Остальные, и Питер в том числе, уже сидели за столом. Только Шейн оставался стоять. Ему никогда в жизни не доводилось делать ничего подобного, и в этот момент он ощущал внутри пустоту - чувство изолированности, завладевшее им, как только он увидел этих людей.

– Тебе надо будет убедить их,- сказал ему Питер по дороге на эту встречу.

Но такого рода конфронтация была вовсе не для него. Он инстинктивно понимал это. Он всегда старался избегать толпы и сборищ. Он был одиночкой и мог с успехом вести разговор или спор один на один, но никогда не испытывал желания обращаться ко многим людям сразу. Оказаться в такой ситуации было своего рода насмешкой, если принять во внимание его инстинкт избегать группировок и организаций. Похоже, события стремятся увести его от этого инстинкта с того самого момента, когда он нацарапал фигурку Пилигрима на стене в Аалборге.

Единственный шанс, подумал он, глядя на их лица,- это быть самим собой, дать свободно излиться словам и не пытаться спрятать свою особую суть. Он никогда не сможет быть одним из них, поэтому не стоит и пытаться. У него никогда это не получалось в детские годы и в школе, не получится и сейчас. Может, хотя бы некоторые из них поймут, что значит быть другим и выделяться из общей массы людей.

– …Мы здесь в полной безопасности,- говорил Питер с дальнего конца самодельного стола для переговоров, глядя на Шейна, стоявшего у противоположного конца.- Можешь сейчас снять капюшон, чтобы все увидели тебя. Садись.

– Нет,- произнес Шейн.

Отрицание было рефлекторным - едва не инстинктивным в желании защититься. Но в тот момент, когда слово слетело с губ, Шейн точно знал, почему произнес его.

Он увидел, что все в упор смотрят на него.

– Найди я какой-то способ,- сказал он, нарочито обращаясь к Питеру и продолжая стоять,- я бы стер свою внешность из вашей памяти. Я знаю алаагов лучше, чем кто-либо из вас. Можете этому верить или нет - это ваше дело. Если вы в это поверите, то поймете, что выиграете от сотрудничества со мной; но я потеряю все, если один из вас когда-то окончит свою жизнь, перед тем опознав меня. Так что либо я буду вести с вами дела, не открывая лица, либо не буду вовсе.

– В таком случае, какие же дела мы собираемся вести вместе? - спросил Питер.- Именно это мы хотим услышать.

Сидя на дальнем конце стола, Питер не очень-то походил на человека, наделенного властью над всеми присутствующими, некоторые из которых вступили уже во вторую половину жизни и больше походили на лидеров, чем он. По-мальчишески круглолицый и круглоголовый, с короткими прямыми волосами, на вид лет двадцати с небольшим, он был все же, видимо, старше, судя по авторитету, которым пользовался у этих людей, а также у тех, с которыми Шейн видел его в Милане.

– Я собираюсь предложить вам план избавления от алаагов,- начал Шейн.- То самое, что вы и другие вроде вас пытаются сделать со времени высадки пришельцев, но без особого успеха, если не считать посиделок и разговоров или разрисовывания стен…

За столом послышался ропот, напоминающий ворчание. Лица не выражали приветливости.

– Нравится вам или нет, но это факт,- сказал Шейн.- Повторяю, я знаю алаагов. С моей помощью у вас появится надежда. Без меня у вас не больше того, что вы имели всегда,- а это совсем ничего. Ваше положение здесь не внушает энтузиазма. Я много думал, прежде чем решиться снова пойти на контакт с людьми.

Он помолчал. Никто не заговорил.

– Хочу, чтобы вы полностью уяснили себе ситуацию,- продолжал он.- Я могу вам помочь, но мне придется жизнь на это положить. Я знаю. Вы все делаете то же самое. Но вы сделали свой выбор. Для меня работать с вами означает рисковать так, как никому из вас, и от вас зависит, пойду ли я на это. Это зависит, в сущности, от того, сможем ли мы договориться работать вместе на моих условиях.

Он снова помолчал.

– Вы похожи на шпиона чужаков,- сказал человек лет сорока с лишним, с тяжелой челюстью, сидящий слева от Шейна, посредине стола. Шейн рассмеялся, и горечь этого смеха поднялась из желудка в горло подобно изжоге.

– Вот прекрасный пример того, почему вам никогда не удавалось самостоятельно совершить нечто значительное против алаагов и никогда не удастся,- заметил он.- Именно ваша позиция делает вас беспомощными там, где дело касается чужаков. Вы никак не можете отказаться от мысли, что равны им, с той только разницей, что они имеют колоссальные преимущества в технологии над всем, что когда-либо создало человечество. Вы думаете, что они, в основном под броней и без оружия, нам ровня…

– А что, разве нет? - прервал его мужчина с тяжелой челюстью.- Всего лишь чуть больший рост и лишние мускулы - в этом вся разница, а ведут себя, как будто они боги, а мы - грязь у них под ногами!

– Возможно.- Шейн покачал головой.- Дело не в том,- сказал он,- равны ли вы им на самом деле, а в том, что вы думаете, что равны. В результате вы считаете само собой разумеющимся, что они думают о вас то же самое, а это настолько далеко от их образа мыслей, что им трудно было бы понять, как вы могли вообразить нечто подобное.- Он сделал паузу. Доходит ли до них хоть какой-то смысл? Он продолжал: -Для вас имело бы смысл послать шпиона на поиск возмутителей спокойствия среди подчиненного народа. Для них… вы бы послали лабораторную мышь шпионить за другими мышами? Может ли мышь быть шпионом? А если да, то что могла бы она сообщить вам, кроме того, что другие ее сородичи находятся в комнате,- а вы об этом и так знаете. Рано или поздно с помощью яда или мышеловок вы отделаетесь от мышей, так зачем заниматься чепухой и посылать такого же зверя, чтобы «шпионить» за ними?

Шейн перестал говорить. Сидящие вокруг стола смотрели на него и долго хранили молчание. Потом заговорил Питер.

– Прошу прощения, соратники по Сопротивлению,- начал он.- Я пригласил вас сюда на встречу с этим человеком, называющим себя Пилигримом, потому что считал, что он может быть полезен в нашем деле. Я все еще так думаю. Очень полезным. Но я понятия не имел, что он начнет с того, что станет оскорблять нас. По сути дела, я не вижу причины и смысла в его поведении, даже сейчас. В чем дело, Пилигрим?

– Дело в том, что наш разговор не имеет смысла, пока мне не достучаться до вас на том уровне, где ваше сознание было зашорено с самого начала,- отвечал Шейн.- Вам придется взглянуть в лицо некоторым фактам и избавиться от определенных иллюзий, и первая из них - это мечта о том, что однажды вы сможете сразиться с чужаками и победить их. Запомните: будь на Земле только один алааг, окруженный стеной из живой человеческой плоти, обновляемой с той же скоростью, с какой он убивал бы этих людей, вы не смогли бы даже сдержать его, не то что - победить.

– Будь он только один, все равно стоило б затевать дело,- выкрикнул маленький человечек со сморщенным, как высушенное яблоко, лицом, сидящий за мужчиной с тяжелой челюстью.

– Это верно,- сказала тучная женщина с обвисшими щеками.- Рано или поздно у его оружия должно иссякнуть питание.

– Вы знаете наверняка, что должно иссякнуть, или только предполагаете? - парировал Шейн.- Понимаете? Это человеческое предположение. Я живу с алаагами более двух лет и не стал бы утверждать, что у них что-то может иссякнуть. Нет, по сути дела, я предполагаю, что их энергия может кончиться после того, как погибнет последний житель Земли.

– Тогда что вы пытаетесь внушить нам? - спросил мужчина с тяжелой челюстью.- Что мы не можем победить?

– Только не в открытом бою с ними, нет. Никогда,- сказал Шейн.- Вы никогда не сможете уничтожить алаагов. Но что вы можете сделать - это хитростью заставить их покинуть нашу планету и отправиться в другое место.

– Отправиться в другое место? Куда? - Женский голос раздался справа от Шейна, и он, пока переводил взгляд, не успел понять, какая из трех сидящих рядом с ним женщин говорит.

– Кто знает? - вымолвил Шейн.- Туда, где они найдут другую расу для порабощения, которой более выгодно владеть, чем нами.

Мужчина с тяжелой челюстью фыркнул и откинулся в кресле.

– Просто попросить их убраться, полагаю? - сказал он.

– Нет,- ответил Шейн.- Гораздо больше. Чтобы совершить задуманное, придется сделать многое - и это будет трудная и опасная работа.

Он помолчал и обвел взглядом всех сидящих за столом.

– Теперь скажите мне,- медленно произнес он.- Вы были готовы отдать свои жизни в борьбе с алаагами, если бы имелся какой-то реальный план. Вы все еще готовы сделать это?

Все молчали, но выражение лиц было красноречивее ответа.

– Хорошо,- вымолвил Шейн.- Тогда приступим. То, что я вам предложу, может не получиться. Но может и получиться, ибо это больше того, что способны были придумать вы или ваши соратники за два с половиной года. И повторяю: чтобы был шанс воспользоваться этим, вы должны принять меня таким, какой я есть - не задавая вопросов о моей персоне,- и верить тому, что я рассказываю об алаагах. Неужели это не стоит вашего внимания, если есть хотя бы один шанс на успех того, что вы так долго и безуспешно пытаетесь совершить?

Тишина, потом раздался голос человека с тяжелой челюстью:

– Вы должны обосновать причины, которые заставят нас пойти с вами.

– Хорошо,- сказал Шейн.- Вот что. Вы не в состоянии бороться с алаагами самостоятельно. Но если вы прислушаетесь ко мне, думаю, я смогу показать вам, как заставить их бороться против себя самих, используя в своих целях то, кем они являются на самом деле, и то, что у них на уме.

Никто не проронил ни слова.

– Ну что? - спросил Шейн через минуту.- Это достаточное основание, чтобы поверить моим словам?

Питер тоже ничего не говорил. Он продолжал сидеть как-то неловко, боком, скрестив ноги. Казалось, он вот-вот улыбнется.

– Хорошо,- проговорил наконец человек с тяжелой челюстью.- Послушаем тебя. Если смогу поверить, то пойду с тобой.

Медленно, один за другим, сидящие за столом невнятно произносили слова согласия.

– Кто-то по-прежнему не готов слушать и признать, что я знаю, о чем говорю? - спросил Шейн.

Ни один не пошевелился и не заговорил.

– Отлично,- сказал Шейн.- Теперь вернусь к тому, о чем говорил в самом начале. Вы привыкли считать алаагов ровней себе и предполагали, что и они считают так же. Это неверно. Они называют вас зверями и не только считают таковыми, но и не могли бы себе представить что-либо другое. И еще, в противоположность вашим убеждениям, причина того, что они думают так,- вовсе не в их превосходстве в боевой технике и доспехах, они принимают это как должное, как некое данное преимущество высших существ вроде них самих.- Он помолчал, улыбаясь.- Вы хоть понимаете, почему они так мало о вас думают? Настолько мало, что фактически даже не сделали серьезной попытки избавиться от вам подобных - тех, кто собирается группами, чтобы разработать план борьбы против них?

– Погодите немного,- сказала тучная женщина,- не хотите же вы сказать, что они не собираются избавляться от нас, людей Сопротивления?

– Разумеется, да - когда натыкаются на ваши рисунки на стенах или нарушение одного из своих законов. Но они знают, а вы - нет, что вы не в состоянии нанести им ощутимый вред. Поэтому ваша конспирация и организационные действия по большей части не нужны. Алааги уничтожат вас, когда раскроют, но не потому, что считают опасными, а потому, что считают ненормальным любого, кто не подчиняется закону; а ненормальные животные должны быть уничтожены прежде, чем заразят себе подобных. Вот и все.

Он помолчал, чтобы дать им еще одну возможность возразить. Никто не заговорил.

– Давайте вернемся к вопросу о том, почему алааги считают само собой разумеющимся, что вы - низшая раса животных. С их точки зрения, все признаки указывают на это. До их пришествия преступления были обычной вещью во всех частях нашего света. Для алаага любое преступление - даже крошечная ложь - немыслимо. Вы знаете почему?

– Мы не знали, что они не лгут,- вставил Питер.

– Зато я знаю, и вам лучше уж поверить мне на слово,- сказал Шейн.- Лгать, не подчиняться приказу, делать нечто, считающееся запретным, для них немыслимо, поскольку идет вразрез с выживанием их расы. И именно такое выживание, а не выживание любого из них в отдельности, является главной заботой каждого из них. Там, где у нас, людей, срабатывает инстинкт самосохранения, у них работает рефлекс сохранения расы.

– У нас, говоришь ты, инстинкт, а у них - рефлекс? - спросил Питер.

– Правильно. Потому что у них это нечто, выработанное за последние несколько тысячелетий, чтобы выжить. Думаю, в давние времена у них этого не было. Но это было до того, как их прогнало с родных планет какое-то племя, численность и мощь которого превосходили даже их собственные.

– Кто это был? - поинтересовался человек с тяжелой челюстью.

– Не знаю,- ответил Шейн.- Мне не удалось узнать всю историю. У меня сложилось впечатление, что они скорей были похожи на пчелиный рой, чем на племя животных. Но это всего лишь догадка. Из того, что я понял, алааги в то время упорно сопротивлялись, имея при себе то же вооружение, что и сейчас, но проиграли, поскольку тогда были народом с разнообразными видами деятельности, как и мы. Только горстка их была обученными бойцами - хотя всем приходилось сражаться, пока в конце концов они не были вынуждены повернуться и бежать. С тех пор они стали чем-то вроде межзвездных цыган, и постепенно отказались от всех профессий, кроме одной. Теперь каждый из них - боец, и как раса в целом они живут в страхе преследования и нападения со стороны тех, кто изгнал их с родных планет.

– Если принять все это за правду,- сказал Питер,- то каким образом знание этого нам поможет? Мне кажется, ты только что доказал, что пришельцы стали менее уязвимыми, а не наоборот.

– Нет,- возразил Шейн,- поскольку, превратившись в расу одних только воинов, они остались без особей, выполняющих различные рабочие функции. Они разрешили эту проблему путем завоевания других миров, в каждом из которых жила раса, разработавшая некую технологию, но не являвшаяся «цивилизованной» по понятиям алаагов. Например, наша планета. Эти покоренные расы заполняли вакуум рабочих мест. Их можно было заставить обеспечивать потребности не только алаагов, но и определенного числа владык алаагов. Таким образом проблема была решена.

– Как говорит Питер,- послышался женский голос, который Шейну не удалось раньше идентифицировать; на этот раз он быстро повернул голову, чтобы увидеть ее. Это была высокая темноволосая молодая женщина, сидящая справа от него через три стула.- Каким образом это делает их уязвимыми?

– А как же,- сказал Шейн,- ведь контролировать подчиненную расу вроде нашей и заставлять ее производить для них материальные блага означает, что большая часть алаагов должна тратить на это почти все свое время. Если угодно - называйте это экономикой власти. Большой объем материальных благ требует много времени и больших усилий для обеспечения контроля над нами.

– Но что мы могли бы сделать в связи с этим? - спросил мужчина с тяжелой челюстью.

– Сделать так, чтобы обеспечение контроля стало слишком дорогим,- ответил Шейн.

– Как?

Шейн перевел дух.

– Вот это,- сказал он,- я расскажу вам только после того, как уверюсь в том, что вы понимаете алаагов и меня, и после организации всемирной структуры участников Сопротивления, когда мы сможем действовать сообща и одновременно - как и надлежит в свое время. Пока достаточно того, что я вам рассказал.

– Вы не вправе оставлять нас с этим,- сказала тучная женщина.- Вы так и не представили нам никакого доказательства, никакого реального основания поверить вам.

Шейн колебался.

– Хорошо,- сказал он.- Расскажу вам еще кое-что. Прямо сейчас, в этом городе, алааги запускают опытную программу, подразумевающую назначение губернатора из людей в Британии, Ирландии и на соседних островах - губернатора, вместе со своим штатом отвечающего перед алаагами за все производство своего региона и наделенного полномочиями алаагов проводить в жизнь любые правила или законы по своему усмотрению. После встречи с вами я сразу направляюсь в новый штаб этого губернатора.

Последовала долгая пауза, во время которой сидящие за столом таращились друг на друга.

– Эта затея никогда не осуществится,- сказал мужчина с тяжелой челюстью.- Мы позаботимся о том, чтобы дело с этим губернатором застопорилось.

– Ни в коем случае,- сказал Шейн.- Совсем наоборот. Вы будете активно сотрудничать, если хотите стать частью того, что я задумал. Мы собираемся сделать вот что: взять в свои руки контроль над этой организацией - а это вполне возможно, поскольку в ее штат будут входить люди,- и использовать ее, а не разрушать. Ибо теперь, при условии, что вы привыкнете к мысли о том, что никогда не сможете выиграть, идя против алаагов напролом, мы вместе совершим первый шаг. А пока я оставлю вас, чтобы вы все обдумали. Помните: единственный способ - это заставить алаагов уничтожить самих себя.

Шейн перестал говорить и отошел на шаг от стола.

– Питер,- сказал он, глядя на того в упор,- нам с тобой надо поговорить отдельно.

Питер шел к нему вдоль стола, за спинами тех, кто уже тоже стоял, оживленно разговаривая с ближайшими соседями.

– Есть ли у тебя какое-нибудь транспортное средство? - тихо спросил Шейн Питера, когда тот подошел.

– Да. Машина на улице,- ответил Питер. Он осклабился.- И у меня не только разрешение ездить по городу, но и полный бак бензина.

– Тогда ты сможешь отвезти меня в нужное место, а по пути поговорим,- вымолвил Шейн.- Мне надо отчитаться в том Губернаторском Блоке, о котором я вам рассказывал. Дам тебе адрес.

Уже в машине, едущей по улицам, которые начали маслянисто блестеть под свежим, легким дождем, Шейн взглянул на профиль Питера, вырисовывающийся рядом с ним на фоне мокрого окна.

– Ну что? - спросил Шейн.- Убедил я их?

– Ты оставил им чертовски ничтожный выбор,- сказал Питер.- Что до какой-нибудь специальной информации, так ее не было.

– Чего ты ждешь, когда вводишь меня в комнату, полную работающих на тебя людей, и говоришь, что они лидеры независимых ячеек Сопротивления? - ответил Шейн.

– А ты думаешь, это не так? - Тон Питера был осторожным.

– Я знаю, что не так. Первое - они поддавались тебе и ждали твоего руководства; второе - ты не смог бы настолько быстро собрать группу единомышленников, чтобы выслушать кого-то, о ком им ничего не известно и кого ты сам почти не знаешь.

– Я могу,- пробубнил Питер,- в определенных кругах иметь больший вес, чем ты думаешь.

– Даже если и так, давай не будем терять на это время,- сказал Шейн.- Мне нужно обсудить с тобой две вещи. На каких языках, кроме своего родного итальянского, говорит Мария - та девушка из Милана, которую я спас?

Питер бросил на него острый взгляд.

– Не знаю наверняка,- медленно произнес он.- Полагаю, языки, на которых говорит большая часть образованных европейцев. Английский, с акцентом. В ее случае почти наверняка - хороший французский, немецкий неведомого качества и еще много других языков в той или иной степени. А что?

– Мне может понадобиться помощник, участник Сопротивления. Это должен быть один из тех, кто видел мое лицо, чтобы сократить до минимума число знающих меня; и я хочу добиться того, чтобы ее приняли в Корпус курьеров-переводчиков в качестве лица с необычными способностями к языкам. Из всех, видевших меня в Милане, только ты и она - подходящие кандидатуры, и я воздаю тебе должное, но ты слишком значителен, чтобы играть при мне вторую скрипку.

– Спасибо на добром слове,- пробормотал Питер, умело направляя маленький автомобиль по почти пустынным, скользким от дождя улицам.- Не думаю, что Милан захочет отпустить ее. И потом не знаю, согласится ли она работать с тобой.

– Лучше бы ей согласиться, да и им тоже,- сказал Шейн.- Теперь по другому вопросу. Помимо человека, работающего непосредственно со мной, мне нужен будет связной с Высшим Советом Сопротивления, или как там он будет называться. Я хочу, чтобы этим связным был ты.

– Еще раз благодарю.

– Не стоит благодарности. Получилось так, что ты был первым лидером Сопротивления, которого я встретил; и у тебя такая же квалификация, как у Марии; и ты видел, как я выгляжу. Но я в конечном итоге хочу, чтобы ты руководил именно этим Высшим Советом и мы оба между собой принимали решения и действовали согласно этим решениям без необходимости голосования по каждому вопросу и споров по поводу деталей.

– Понимаю,- сказал Питер. Почти машинально он плавно завернул за угол.

Исподтишка наблюдая за попутчиком, Шейн почувствовал облегчение. Он и раньше догадывался, что Питер честолюбив. Его теперешняя реакция, казалось, подтверждала эту мысль.

– Первое, что тебе надлежит сделать,- сказал Шейн,- это собрать совещание всех представителей других наций, которых можно назвать лидерами Сопротивления…

При этом Питер издал какие-то звуки, напоминающие фырканье.

– Ты в своем уме? - взорвался он.- Ты что - думаешь, что натолкнулся на всемирную организацию, сформированную на основе строгих военных законов? Сопротивление - игра, в которую может играть любой…

– Я знаю, на что натолкнулся,- прервал его Шейн.- Но нам понадобится в конечном итоге нечто близкое к такого рода организации, и ты поможешь сформировать ее. Тогда, если национальные лидеры групп Сопротивления здесь и в Европе отсутствуют, попросту их не существует, кого мы сможем собрать на сходку европейских лидеров? Поскольку нам нужно именно это.

– Зачем?

– В конечном итоге для оказания объединенного давления на алаагов, чтобы заставить их покинуть нашу планету.

– Знаешь,- сказал Питер, искоса взглянув на него,- ты говоришь чепуху. Это могло бы сойти для тех людей, с которыми мы недавно расстались. Но тебе придется сначала убедить меня, что ты не сумасшедший и не мошенник.

– Смехотворное утверждение,- вымолвил Шейн.- Оно заключает в себе вопрос, на который ты уже дал себе ответ, когда просил меня снова связаться с тобой в Милане; к тому же только что я смог рассказать тебе и остальным о происходящем на вашей территории, о чем вы должны были бы знать, но не знали,- о назначении нового губернатора. Я - связующее звено между вами и штабом алаагов - нечто такое из ряда вон выходящее и ценное для вас, о чем вы не могли и помыслить. Ты это понимаешь. Я тоже. Поэтому вы примете меня на моих условиях или совсем не примете. И ведь ты не глуп. Когда я утверждаю, что действую и разговариваю с вами таким образом потому, что понимаю алаагов на несколько порядков лучше, чем любой из вас, ты должен уразуметь, почему я говорю правду, и принять мои слова на веру, пока не получишь дальнейшие свидетельства, позволяющие меня судить.

– Но ты хочешь, чтобы мы слепо шли за тобой,- сказал Питер.

– Верно. Это для меня единственный безопасный способ. Таковы мои условия, по меньшей мере для начала,- отвечал Шейн, теряя терпение.- Послушай, если уж нет ничего похожего на международную организацию Сопротивления, ты все же должен знать авторитетных людей на континенте, с которыми я мог бы поговорить. Прав я или нет?

– Что ж,- медленно произнес Питер.- В каждом большом городе есть крупный деятель Сопротивления. Анна тен Дринке в Амстердаме, Альбер Дезуль в Париже и так далее. Мы можем пригласить их встретиться с нами, но…

– Хорошо. Позаботься об этом,- сказал Шейн.- Я хочу, чтобы они собрались здесь не позже чем через две недели.

– Две недели! Почти неделя уйдет на то, чтобы связаться с ними. Невозможно сделать это за такое короткое время…

– Тем лучше,- мрачно произнес Шейн.- Предполагается, что я пробуду здесь только три недели; и даже при этом может произойти нечто, что заставит Первого Капитана отозвать меня раньше. Учитывая неизбежные задержки, мы можем дать каждому из них самое большее две недели.

– И другое,- столь же мрачно проговорил Питер.- Кто сказал, что они приедут? Ни у одного из них нет оснований пускаться в рискованную поездку. Они ведь ничего о тебе не знают. Я могу, конечно, пригласить их, но появись кто-то, это будет чудом.

– Твоя проблема - убедить их приехать,- сказал Шейн,- Если они - люди, заслуживающие своей репутации, то должны быть достаточно умными, чтобы увидеть преимущества иметь на своей стороне человека вроде меня - как увидел ты. Думаю, если ты расскажешь им о том, каким образом я могу добыть информацию из штаба алаагов - но не говори им ничего лишнего обо мне,- то некоторые из них приедут сюда. Тем, которые не приедут, придется пожалеть об этом и надеяться позже примкнуть к победившему движению. А что насчет Марии - как скоро ты сможешь ее сюда вызвать?

Питер ответил не сразу.

– Не думаю, что она тебе действительно нужна,- сказал он в конце концов.

– На самом деле нужна,- промолвил Шейн.- Но не будем обсуждать эту проблему.

– Но ведь,- сказал Питер,- я не могу просто свистнуть, чтобы она появилась здесь. Ситуация с ней такая же, как с лидерами, которых ты собираешься позвать. Я могу послать ей сообщение со словами о том, что она тебе нужна и ее просят приехать. Я не знаю, захочет ли она приехать. Я не уверен, что друзья в Милане одобрят ее отъезд. По меньшей мере три дня уйдет на доставку сообщения. Мы не доверяем почте…

– И напрасно,- устало проговорил Шейн.- Почта столь же надежна, как и сумка курьера. У алаагов нет времени или интереса - ты помнишь, что я говорил вашим людям о мышах,- отслеживать всю почту в надежде схватить нескольких участников Сопротивления или других помешанных животных. Но делай как знаешь.

– Мы передаем депеши из рук в руки, потом на небольших судах они переправляются через Ла-Манш на континент и так далее,- с ноткой упрямства в голосе продолжал Питер.- В любом случае это займет три дня.

– Появится Мария - постарайся доставить ее сюда,- сказал Шейн.- Она мне нужна. Она нам нужна…

– Приехали,- прервал его Питер, нажимая ногой на тормоз.

– Не останавливайся! - быстро проговорил Шейн. Он бросил взгляд на здание, на которое Питер указал взмахом руки. Это было большое кирпичное здание со входом во внутренний дворик, там виднелись припаркованные автомобили.- Сверни за угол и высади меня, чтобы я вернулся пешком.

– В чем дело? - спросил Питер, тем не менее нажимая на газ.- Самое большее, до чего они могут додуматься, увидев тебя, это то, что ты приехал сюда на одном из частных такси. В наше время таких много. Любой с бензином, кому нужны деньги на вещи с черного рынка…

– Дело не во мне, а в тебе,- сказал Шейн.- Один из охранников может быть поставлен только для наблюдения и может опознать тебя как члена группы Сопротивления.

– Меня? - загоготал Питер.- Заподозри меня один из этих негодяев из Внутренней охраны, меня бы схватили много месяцев, а то и лет тому назад.

– Вот еще один пример незнания того, как работают алааги и их служащие,- сказал Шейн.- Любой опытный охранник стремится выследить человека, подлежащего аресту, и хранит эту информацию, пока она ему не потребуется,- либо для того, чтобы выслужиться перед начальством, либо чтобы сгладить какие-то нарушения правил, на которых его поймали. Это не всегда оправдывает себя, но большинство охранников в возрасте накапливают довольно много таких сведений. Можешь высадить меня здесь.

Они были за углом здания. Питер остановил машину у мокрого поребрика. Шейн вышел.

– Не забудь,- сказал он перед тем, как захлопнуть дверцу машины,- отправь это сообщение Марии прямо сейчас и самым быстрым известным тебе путем.

– Сделаю,- пообещал Питер.- Но как я тебе уже говорил, это самое большее, что я могу.

– Просто делай свое дело - и надейся ради собственного блага, а также моего и блага всех остальных, что она будет здесь вовремя и поедет со мной в штаб алаагов,- сказал Шейн.

Он вытащил свой посох с заднего сиденья, куда еще раньше положил его, натянул капюшон пониже на лицо и побежал под все еще падающим легким дождем к углу здания.

Он повернул ко входу во внутренний дворик в поисках какого-нибудь укрытия от дождя, а затем поспешил через открытое пространство мимо дюжины людских машин и двух сверкающих ртутным блеском транспортных средств алаагов. После чего преодолел несколько каменных ступеней вверх, ведущих к тяжелой двери, которая автоматически распахнулась перед ним. Войдя внутрь, он оказался между двумя розовощекими гигантами Внутренней охраны.

Ни один из них не сделал движения, чтобы остановить его. Эта дверь управлялась алаагской системой и не открылась бы, если бы эта система не определила его права на вход. Пройдя еще несколько шагов, он оказался в чем-то вроде небольшого гардероба или прихожей, а оттуда попал в большое фойе с мраморным полом и темными деревянными панелями на стенах. Справа от него оказалась стойка с лейтенантом Внутренней охраны, а впереди слева широкая дубовая лестница вела на верхний этаж. В стене напротив лестницы была дверь лифта для пользования алаагов. Лейтенант за стойкой взглянул на остановившегося перед ним Шейна.

– Шейн Эверт? - автоматически спросил офицер, считывая имя и фамилию с экрана, вмонтированного в стол.

– Да,- ответил Шейн. Вопрос и ответ обычно фиксировались как пароль и отзыв в качестве справки для хозяев и аппаратуры, находящейся в их пользовании.

– Мы вас ждали.- Лейтенант был одного роста с двумя охранниками у двери, но более хрупкого телосложения и выглядел моложе их.- Если желаете присесть вот здесь…- он кивнул на скамейки у стены напротив его стола,- через минуту кто-нибудь спустится, чтобы заняться вами.

Английский акцент, сама ситуация - все было таким нормальным, доалаагским в отношении сказанного и сделанного, что Шейн был на какое-то мгновение тронут почти до слез.

– Спасибо,- сказал он, усаживаясь на скамью. Менее чем через пять минут по лестнице спустился и приветствовал Шейна полковник Внутренней охраны - высокий, костлявый, узколицый человек сорока с небольшим лет с тщательно причесанными прямыми седыми волосами.

– Я полковник Раймер,- сказал он, протягивая Шейну руку для рукопожатия.- Мы рады вас видеть. Непогрешимый господин Лаа Эхон заинтересован в том, чтобы как можно скорее увидеться с вами.

– Вы имеете в виду, прямо сейчас? - спросил Шейн, ибо для него ничего необычного не было в том, чтобы его провели к одному из чужаков сразу по прибытии, несмотря на то что, как правило, заставляли ждать по меньшей мере час.

– Если у вас презентабельный вид.- Полковник Рай-мер обежал взглядом плащ и посох Шейна.- Не уверен по поводу вашего одеяния. Что скажете?

– Достаточно презентабельный для того, чтобы быть допущенным к Первому Капитану, как это было в штабе,- произнес Шейн.

– Тогда все в порядке,- заключил Раймер.

– Лаа Эхон придает значение внешнему виду? - спросил Шейн.- Я встречался с ним лишь однажды, и он ничего не сказал мне по этому поводу.

– Может быть, вам повезло. Может, у вас было все в порядке,- сказал Раймер.- Он любит, чтобы все было как надо.

– Спасибо, что сказали,- произнес Шейн. Раймер пожал плечами.

– Вы сами просили.

Они дошли до верха лестницы. Потом свернули направо в коридор, увеличенный до удобных алаагам размеров, и подошли к двери в дальнем его конце. Раймер прикоснулся к двери указательным пальцем.

– Войдите,- послышался голос алаага.

Они вошли в комнату, не столь обширную, как кабинет Лит Ахна, но все же большую, с затемненными окнами, покрытыми по большей части настенными экранами. По одну сторону от входа за письменным столом сидел алаагский офицер двенадцатого ранга. Прямо впереди за таким же столом сидел Лаа Эхон.

– Это курьер-зверь? - спросил Лаа Эхон Раймера.

– Да, непогрешимый господин,- отвечал Раймер.

– Ты тоже можешь остаться на минуту. Курьер-зверь - как там тебя называет Первый Капитан? - Шейн-зверь, можешь подойти к столу, сюда.

Шейн прошел вперед и оказался на установленном расстоянии в два шага - алаагских шага - от стола Лаа Эхона. Его изучал алааг с большим белым лицом, худощавым по алаагским стандартам.

– Да,- произнес Лаа Эхон через мгновение.- Я почти узнал тебя. Ты стоишь с выражением, немного отличным от других зверей, с которыми я встречался. Не знаешь ли, твоя матка или отец-производитель отличались особой манерой стоять?

– Не знаю, непогрешимый господин,- ответил Шейн.

– Не имеет значения. Но было бы удобно отличать тебя по внешнему виду. У меня наметанный взгляд на зверей, и я часто могу отличить одного от другого. Ты встретился с полковником Раймером-зверем; а теперь будешь иметь дело с Мела Ку, двенадцатого ранга, моим адъютантом, который сидит в моем кабинете.