Гордон Руперт Диксон
Иной путь
1
…Через два месяца после вживления микродатчика в правое полушарие мозга у Джейсона Барчера все еще болела голова. Он заворочался во сне, перекатился на живот, устроился поудобнее. Ему снились медведи…
Ему снилось, что он лежит не шевелясь, в Канадских скалах, по которым путешествовал шесть лет назад, и не отрываясь смотрит в бинокль на лесную поляну. Сверху пригревает весеннее солнышко, но жесткая побитая морозами прошлогодняя трава колет руки, а локти и колени немеют от неудобного положения. На поляне собралось две дюжины медведей. У них начался брачный период, они одержимы яростью. Бурые и черные медвежата сидят на деревьях, самки стоят с краю, осторожно нюхая воздух прямо по центру, как на арене, два самца на задних лапах преследуют друг друга, по-змеиному выгнув шеи, грозно покачивая головами.
Ослепленные бешенством, они не видят ни самок, ни медвежат на деревьях. Бой идет абсолютно честный, и держатся медведи, словно рыцари на турнире. Сердце Джейсона стучит по-звериному. Он — натуралист, предпочитающий думать и чувствовать, а не полагаться на общепризнанные авторитеты. Считается, что животными руководит слепой инстинкт. Джейсон убежден, что весенняя схватка медведей — это ритуал, обычай, основанный на богатейшем жизненном опыте. Медведю ведомы чувства надежды и страха, он должен захотеть вступить в бой, принять решение, требующее от него мужества и отваги. Не существует похожих поединков, нет двух медведей, которые вели бы себя одинаково.
Джейсону снилось, что исполнилась его мечта и, глядя на медведей, он учится у них. Гул насекомых во сне сливается с гулом двух кондиционеров в спальной и гостиной. Прохладная квартира напоминала пещеру, укрывшую человека от дождя, падающего на ночные улицы Вашингтона. Свет далекого уличного фонаря проникал в щель между шторами и ложился размытым пятном на стену, у которой стояла кровать. Одежда Джейсона лежала на стуле. Ковер черным пятном выделялся на полу.
В гостиной было светлее, чем в спальной: три незашторенных окна заливал неоновый свет рекламы. Стеклянный шкаф, битком набитый чучелами мелких животных, напоминал тюрьму, из которой пленники не могли выбраться точно так же, как медведи не могли вырваться из плена своих инстинктов и желаний. На корешках книг, стоявших на полках, с трудом можно было различить следующие названия: П.Шопен «Учебник таксидермии», Х.Хеджигер «Жизнь диких животных», К.П.Шмидт «Общий обзор климата и эволюции», В.К.Грегори «Эволюция развития»…
На столе, заваленном бумагами, лежал чек на имя Джейсона С.Барчера (Отдел изучения диких животных, недавно образованный при Государственном департаменте, выплатил лишь половину причитающейся Джейсону суммы, так как два месяца назад он взял годовой отпуск за свой счет). Под чеком лежала поздравительная открытка двухнедельной давности, на которой неровным женским почерком было написано:
— Да не обидится на меня А.А.Милн — «Праз бля бляю зднем ражденья». Люблю, целую. Меле.
Квартира безмолвствовала, погруженная в сон. И лишь микродатчик, имплантированный в мозг Джейсона, не нуждался в отдыхе. Невидимые нити тянулись сквозь коллапсированный космос к земному артефакту, находившемуся так далеко, что сейчас до него доходил солнечный свет, который люди могли видеть в 1692 году во время Салемского Процесса ведьм.
Все ближе и ближе к артефакту — о чем Джейсон не знал — подходил космический скутер, по размерам не больше тридцатипятифутовой морской яхты. На борту скутера находился Тот, кто тоже мечтал. Он не бывал весною в горах, не бродил по ночным улицам Вашингтона, да и вообще никогда не дышал земным воздухом. Он ничего не слышал о таксидермии, о книгах, о рекламах, о поздравительных открытках и о чеках. Его не волновали драки бурых медведей.
И все же, сидя за пультом управления со множеством кнопок и рычажков, он мечтал. Руки его, как и тело, были покрыты густым черным мехом. Похожий на сердце орган разгонял по венам жизненно важную жидкость, обогащенную кислородом атмосферы, которой мог бы дышать и Джейсон. Мечтатель ощущал жару и холод, мозг его обуревали разнообразные желания, ему были ведомы чувство надежды и страха, он осознавал необходимость принимать решения, требующие мужества и отваги.
И сейчас, приближаясь к объекту, о существовании которого он не подозревал, — в то время как спящий лежал в кровати в своей вашингтонской квартире, — Мечтатель представлял себе белый дворец с десятками подземных и тремя надземными этажами, освещенными лучами неведомого солнца. И видел Он своих жен, родивших ему сыновей: стройных, сильных, полных достоинства и чести.
Он мечтал наяву.
Это была мечта об Основании Царства.
2
…Так получилось, что прежде, чем спящий проснулся, Катор Троюродный Брат, патрулируя квадрат космоса в районе Цефеид, обозначенный на его карте номером 4.391 Л — и который спящий назвал бы Ursa Minor
note 1, — внезапно понял, что ему улыбнулся Фактор Случайности, искомый всеми — от мала до велика.
В ту же секунду, хоть он и был всего лишь Троюродным Братом из семьи Брутогази, Катор воспользовался представленным ему шансом и отключил автопилот. Мечта об Основании Царства могла исполниться, и поэтому он действовал быстро и решительно, поймав подаренный ему фактором Случайности артефакт в ловушку силового поля. Несмотря на видимые разрушения, это был прекрасный артефакт, раз в пять больше двухместного скутера, на котором Катор вместе с Атоном Дядюшкой по Матери из Семьи Очада патрулировали космос, анализируя различные образцы межзвездного «мусора».
Катор переместил находку точно по центру экрана и откинулся на спинку кресла. В отполированной до блеска стальной боковине пульта он видел себя, как в зеркале. Удовлетворенно пошевелив пушистыми кошачьими бакенбардами на круглом лице, Катор принялся напряженно обдумывать план дальнейших действий.
Ему неслыханно повезло. Атон Дядюшка по Матери не был даже свойственником Брутогази, хотя обе Семьи принадлежали к партии Западни, а не Хлыста. Их послали на одном скутере только потому, что вероятность происшедшего была ничтожно мала и никем не принималась в расчет.
Сложившаяся ситуация автоматически аннулировала Правила Патрульной Службы, а также Договор Пилотов, а будь Атон Дядюшка по Матери сторонним наблюдателем, он наверняка одобрил бы попытку Катора воспользоваться Фактором Случайности в личных целях. «Кроме того, — подумал Катор, вглядываясь в свое отражение и теребя бакенбарды, — я еще молод и вся жизнь у меня впереди.»
Он встал с кресла, оборвал проводок магнитофона, служившего бортовым журналом, выпустил трехдюймовые когти из подушечек коротких пальцев и быстро прошел в каюту, находившуюся за рубкой управления. На большом звездолете двери наверняка были бы заперты на ключ, ко на скутере, где работали всего двое, не полагался Ведущий. Атон спал на нижней койке, лицом к стене.
Когти искусно вонзились в позвоночник у круглой, покрытой черным мехом головы. Атон лишь раз вздохнул и тут же затих. Он ничего не почувствовал, настолько силен и точен был удар. Бережно подняв тяжелое тело. Кагор нежно прижал его к себе, отнес в переходную камеру и нажал на кнопку. Затем он подошел к пульту, подсоединил оборванный проводок и продиктовал сообщение о том, что Атон — видимо в припадке бешенства — внезапно накинулся на второго пилота, сбив магнитофон на пол. Убедившись, что ему не удалось застать Катора врасплох, обезумевший Атон покончил с собой, выбросившись в открытый космос.
Примерно через полчаса (по времени существ, называвших себя румлами), Катор, одетый в скафандр, добрался до конца стального троса с магнитной присоской, прикрепленного к разрушенному взрывному корпусу артефакта, включил прожектор на шлеме и принялся исследовать свою находку.
Очевидно, звездолет построили существа, мало чем отличающиеся от румлов. Обычного размера двери, удобные сиденья. К сожалению, все самое ценное было уничтожено взрывом коллапсарного поля — факт крайне важный, потому что румлы при межзвездных перелетах использовали точно такое же поле, оставляющее при взрыве разноцветные полосы, подобные тем, которые Катор сейчас видел перед собой на стенах. Все вещи, естественно, были выброшены в космос взрывной волной… Впрочем, нет. Между двумя ножками кресла застрял предмет, напоминающий чемодан с полукруглой ручкой. Катор осторожно высвободил его и вернулся на скутер…
Приняв необходимые меры предосторожности, Катор осторожно открыл чемодан. Содержимое превзошло все его ожидания. Первым делом он увидел тонкую, необычайно прочную одежду с длинными рукавами, напоминавшую доспехи, изготовленные без единого шва — что трудно было себе представить. На доспехах почему-то отсутствовали петлички для орденов Чести, которые лежали в продолговатой коробке и имели формы больших и маленьких колец, изготовленных из неизвестного материала. Со дна чемодана Катор достал тонкий стержень с отвинчивающимся колпачком (видимо, для письма) и завернутые в прозрачный материал по свойствам напоминающий пластик два причудливых контейнера, похожих на ногоступы. На подошвах одного из них засохла грязь, и у Катора перехватило дыхание. Он тщательно отскреб комочек земли, положил его под микроскоп и начал рассматривать.
Фактор Случайности не подвел: в рыхлой почве лежала высохшая оболочка органического существа.
Это был самый обыкновенный червячок, практически неотличимый от тех, которых Катор часто видел на родной планете.
Он аккуратно достал червячка, очистил от грязи и поместил в маленький прозрачный кубик из сверхпрочного текстолита. Этот трофей, подумал молодой румл, принадлежит лично мне. Оставшихся материалов вполне достаточно, чтобы Экзаменаторы с точностью определили Звездную систему, к которой принадлежал артефакт. А с маленьким высохшим тельцем, залогом его будущего Царства, Катор никогда не расстанется. И если только Фактор Случайности поможет ему в дальнейшем, то…
Катор продиктовал на магнитофон координаты артефакта, а затем, настроив автопилот на обратный курс, прошел в каюту и улегся на полку. Теперь можно и отдохнуть.
Уже засыпая, он со щемящей тоской вспомнил вахты, которые они несли вместе с Атоном в предыдущих рейсах, и чувство горького сожаления охватило его. Они не были даже отдаленными родственниками, но Катор, который редко с кем-нибудь знакомился, по-настоящему сдружился с пожилым румлом.
Когда тебя манит Царство, печально подумал он, погружаясь в сон, приходится идти на жертвы.
3
Когда спящий проснулся, лицо его было мокрым от слез. Какое-то мгновение он лежал не шевелясь, зарывшись с головой в подушку, не в силах думать ни о чем кроме того, что ему пришлось убить Атона, что Атон мертв.
Постепенно мерное бормотание кондиционера проникло в затуманенное сознание. До странности мягкий предмет, оказавшийся подушкой, твердая плоская поверхность со спинкой, служившая кроватью, обрели смысл, перестали казаться чуждыми. Космическое пространство, артефакт, мечта об основании Царства ушли на второй план; воспоминания захлестнули мозг. Отирая лицо простыней, Джейсон сел на постели.
Он находился в своей спальне. Цифры и стрелки будильника, стоявшего, на ночном столике, тускло фосфоресцировали. Один час двадцать три минуты. Джейсон протянул руку, нащупал черный телефонный аппарат. Непослушные пальцы не удержали трубку, но он успел неловко поймать ее, а затем поднес к уху и, щурясь в отсвете уличных фонарей, набрал на диске номер Меле. Долгое время никто не отвечал.
— Алло… — внезапно раздался в трубе сонный голос.
— Меле, — сказал он и понял, что каждое слово дается ему с большим трудом. — Это я, Джейсон. Только что вошел в контакт.
— Джейс… — она на мгновение умолкла и, видимо окончательно проснувшись, тревожно спросила. — Джейс? С тобой все в порядке, Джейс?
— Да. — Дрожащей рукой Джейсон отер пот со лба. Сделал несколько глубоких вдохов. Нелепейшее состояние, в котором он не мог находиться. И тем не менее находился.
— У тебя какой-то странный голос. Ты уверен, что все в порядке?
— Да. То, что произошло, имеет отношение не ко мне, а к тому, другому.
— Что именно?
— Потом. — Постепенно он приходил в себя. Слова выговаривались ясно и отчетливо. — Сейчас приведу себя в порядок и приеду в Университет. Ты позвонишь, членам Ученого Совета?
— Да, конечно… Голос у тебя стал лучше.
— Мне тоже стало лучше, — сказал Джейсон. Я быстренько оденусь, упакую сумку и минут через пятнадцать-двадцать вызову такси. Если хочешь, могу за тобой заехать.
— Само собой. — Голос, который он так любил, потеплел, стал мягче. — Я дам знать членам Совета, а потом перезвоню. Пока, малыш.
— До свидания… малышка, — ответил он и, услышав короткие гудки, повесил трубку, одновременно вставая с кровати. Ощутив тяжелый ворс ковра под ногами, холодный ветерок кондиционера, обдувающий взмокшую от пота грудь, Джейсон окончательно проснулся.
Он включил свет. Привычная обстановка почему-то показалась ему неестественной, комната — неуютной. Джейсон потряс головой, пытаясь избавиться от чувств, обуревавших Катора Троюродного Брата. Достав из ящика комода шорты и рубашку, он прошел в ванную комнату, расположенную напротив гостиной, погруженной в темноту, и принял душ.
Горячая вода взбодрила Джейсона. Вот сейчас, подумал он, улыбаясь своим мыслям, я чувствую себя человеком. Шоковое состояние вернулось, когда, тщательно побрившись, Джейсон смывал остатки пасты для бритья. Вернулся и страх, в котором он упорно не хотел себе признаваться.
Не обращая внимания на стекающие по шее капли воды, он уставился в зеркало, освещенное лампами дневного света. На какое-то мгновение ему показалось, что он видит морду неведомого зверя.
Впалые щеки, высокие скулы… Лицо было темным от загара — ведь Джейсон, будучи зоологом и натуралистом, постоянно находился на открытом воздухе. Завитки черных волос прилипли к высокому лбу, на котором появились ранние залысины.
Ресницы оттеняли глубоко запавшие карие глаза. Женщины (не Меле) часто говорили, что у него красивые глаза, и Джейсона это всегда раздражало. В мигающем свете флюоресцентных ламп они приобрели цвет гранита, выдержавшего испытание временем, а Джейсон все еще помнил черные, как ночь, глаза, смотревшие на него с полированной боковины пульта управления.
Резко отвернувшись от зеркала, он прошел в спальню и быстро оделся. Затем вытащил из-под кровати большую сумку. В это время зазвонил телефон.
— Алло?
— Джейс? — раздался в трубке голос Меле.
— Да. Я уже оделся. Соберу вещи, вызову машину и буду у тебя минут через двадцать… Лучше подожди меня наверху. Я могу задержаться, а мне бы не хотелось терять с тобой телефонную связь.
— Я спущусь в вестибюль, и в случае чего ты сможешь туда позвонить. Швейцар всегда дежурит по ночам. Просто попроси его позвать меня к телефону.
— Да, конечно. — Джейсон ожесточенно потер лоб рукой. — Совсем вылетело из головы. Ты предупредила членов Совета?
— Да. Приедут все, кроме Ванека. Он на западном побережье… Джейс? Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответил он и с трудом улыбнулся. — Все в порядке.
— Я тебя жду.
— Сейчас соберусь и приеду. До встречи.
— Пока.
Не отходя от телефона, Джейсон вызвал такси, которое обещали подать через пять минут, и быстро сложил сумку.
Когда он спустился вниз и вышел на улицу, машина уже стояла у старомодных гранитных ступенек, ведущих в дом. Душным влажным воздухом трудно было дышать, но дождь прекратился, и асфальт быстро высыхал, приобретая привычный тусклый цвет. Джейсон сел на заднее сиденье, поставил сумку рядом с собой и захлопнул дверцу.
— Норд Фронтэдж Роуд, четыреста двадцать, — сказал он.
Мотор набрал обороты, машина отъехала от тротуара и помчалась по ночным улицам Вашингтона. Глядя на неопрятный затылок шофера, давно нуждавшегося в услугах парикмахера, Джейсон на какое-то мгновенье почувствовал отвращение, как будто его заставили находиться рядом с грязным нечистоплотным животным. Отвернувшись, он стал смотреть в открытое окошко на мелькающие ночные фары.
Минут через десять они подъехали к широким двойным стеклянным дверям, сквозь которые был виден ярко освещенный вестибюль гостиницы и стоявшая у самого входа Меле. Ярко-голубое платье обтягивало ее изящную фигуру. Руки в белых перчатках сжимали небольшую сумочку, тоже голубую, но светлее платья. Девушка не стала ждать, пока такси остановится, и выбежала на улицу.
Он открыл дверцу, и Меле тут же скользнула на заднее сидение. Слабый запах духов, исходивший от ее густых каштановых волос, был скорее странен, чем неприятен. Она сидела прямо, не облокачиваясь, и взгляд ее, устремленный на Джейсона, внушал уверенность и спокойствие.
— Угол Двенадцатой и Индепенданс, — сказал он, не поворачивая головы. Меле наклонилась и поцеловала его. Губы у нее были прохладными и показались ему такими же странными, как запах духов.
Во второй раз такси плавно отъехало от тротуара. Меле придвинулась к Джейсону, взяла под руку, прикоснулась плечом. Они сидели и молчали. У него было такое чувство, что он совсем недавно оправился от тяжелой продолжительной болезни и все еще никак не может прийти в себя. Ощущение того, что он не Джейсон, а Катор Троюродный Брат (появившееся в ту самую минуту, когда Катор взял в руки червячка, в которого были вмонтированы микродатчики, обеспечивающие возможность контакта между ним и Джейсоном) отгораживало его от окружающего мира прозрачной стеной, сквозь которую все казалось расплывчатым, искаженным.
Во время эксперимента Меле поручили наблюдать за ним; к тому же она была женщиной, на которой он собирался жениться. Меле любила его. Сейчас они сидели, прижавшись друг к другу, но она почему-то казалась Джейсону чужой и далекой.
Он ничего не мог с собой поделать. Эксперимент перестал быть управляемым, а возврата к прошлому не было.
4
Такси остановилось у широких ступеней, ведущих к тяжелым бронзовым дверям гранитного здания, в котором размещалось Главное управление Ассоциации ученых. Джейсон расплатился с шофером, взял сумку и, поднявшись вместе с Меле по ступенькам, нажал кнопку звонка. Ночной швейцар, Уолт, открыл дверь.
— Все в сборе, — сообщил он. — Вас ждут в библиотеке.
Они миновали широкий холл, неслышно ступая по толстому зеленому ковру, спустились по лестнице с узкими перилами, свернули по коридору направо и вошли во вторую слева дверь. Комната, в которой они очутились, была заставлена от пола до потолка книжными стеллажами, у которых стояли стремянки.
В дальнем конце библиотеки за полированным столом на стульях с высокими спинками сидели члены Ученого Совета. Позади зеленые шторы закрывали окна, выходившие во внутренний сад здания.
Джейсон и Меле молча заняли отведенные для них места.
— Можно начинать, — сказал Торнибрайт.
Джейсон обвел взглядом присутствующих, испытывая чувство облегчения. Очутившись в знакомой обстановке, вспоминая горячие споры, обсуждение, и, наконец, утверждение проекта, он решил, что теперь сможет здраво оценить то, что с ним произошло. Внешний вид восьми ученых, здесь собравшихся, — всем было далеко за тридцать, а Уайлдеру почти семьдесят, — говорил о том, что они примчались сюда, не успев привести себя в порядок. Кто-то был небрит, у кого-то галстук съехал набок или расстегнулась пуговица на рубашке.
Они были замечательными людьми и прекрасными учеными. Джейсон знал каждого из них. Джеймс Мон читал биологию, когда Джейсон учился на последнем курсе Университета. Уильям Хеллер помог ему устроиться на работу. Но только двое из восьми ученых держали в руках судьбу эксперимента. Джон Дистра и Тим Торнибрайт. Высокого роста, коренастый Дистра, которому недавно исполнилось пятьдесят, подавлял одним своим видом. Сорокалетний Торнибрайт, полулысый и тощий, выглядел по сравнению с ним невзрачным мямлей, но это впечатление было обманчивым. Тим обладал железной волей и, исполняя обязанности секретаря Совета, часто настаивал на принятии тех или иных решений. Торнибрайт и Дистра прекрасно дополняли друг друга. Как и все присутствующие (за исключением Меле, которая работала библиотекарем), они были учеными с большой буквы, но помимо психологии Тим увлекался политикой, а Джо, будучи прекрасным физиком, проявлял незаурядный талант организатора и бизнесмена. Кроме того, оба они отличались упрямством и очень не любили, когда им кто-нибудь перечил.
— Контакт устойчив, Джеймс? — спросил Дистра, проводя ладонью по лицу. Физик выглядел утомленным и невыспавшимся.
— Не знаю. Я… чувствую себя как-то не так, — признался Джейсон.
Торнибрайт поднял руку.
— Прежде чем начать обсуждение, я включу магнитофон. — Он нажал на деревянную клавишу, выступающую на поверхности стола перед его креслом, и в комнате раздался громкий щелчок. — Итак, — торжественно сказал психолог,
— нижеследующую беседу мы записываем на магнитофонную пленку третьего июня в… — он посмотрел на часы, — …два часа восемь минут пополуночи, на сорок шестом заседании Совета Независимой Ассоциации ученых. Присутствуют: Лестер Най, Джозеф Дистра, Уильям Хеллер… — он назвал всех по именам, — …а также мисс Меле Уорман, библиотекарь Ассоциации и Наблюдатель за Испытуемым, Джейсоном Ли Барчером, вошедшим в контакт с Наживкой 13. Причины, побудившие членов Совета провести эксперимент, были изложены и запротоколированы на предыдущих заседаниях. Однако в связи с тем, что эксперимент оказался удачным, я считаю своим долгом вкратце изложить суть дела. — Он обвел взглядом сидящих за столом. — Ставлю это предложение на голосование.
— Поддерживаю, — сказал Дистра.
— Все согласны? — Присутствующие (кроме Меле, которая не имела права голоса) закивали головами. — Принято единогласно.
Торнибрайт достал из кармана несколько аккуратно сложенных листков, развернул их и начал читать отрывистым голосом.
— Ученый Совет собрался первый раз год назад, чтобы пригласить всех желающих участвовать в проекте по защите человечества от опасности, которая может грозить ему в случае контакта с любой из внеземных цивилизаций. Основой для наших опасений послужил «Отчет о вероятности контакта», являющийся десятилетним трудом ученых нашей Ассоциации и опубликованный нами пять лет назад с целью поставить в известность все правительства Земли об угрозе, возросшей во сто крат после открытия Джоном Дистрой коллапсарного поля, дающего возможность звездолетам достигать самых отдаленных уголков вселенной со скоростью, во много раз превышающей скорость света. — Торнибрайт откашлялся, прочищая горло.
— Несмотря на наши предостережения, вот уже двенадцать лет, как человечество поставило новый тип звездолета на поток. Хочу подчеркнуть, что наша Ассоциация была создана двадцать три года назад для координации работы ученых всего мира, так как практически с начала двадцатого века научные достижения использовались в коммерческих целях, что совершенствовало технологию, но отнюдь не способствовало успешному развитию науки. — Торнибрайт еще раз откашлялся.
— И в течение всех двадцати трех лет Ассоциация неоднократно указывала на недопустимость использования ученых и дорогостоящей аппаратуры (не говоря уже о привлечении огромных капиталов) для решения технологических проблем конкурирующих между собой фирм, что, с одной стороны, повышало благосостояние народа, а с другой — тормозило развитие науки и в конце концов должно было привести цивилизацию к гибели. — Торнибрайт сделал паузу и перелистнул страничку.
— Ассоциация рекомендовала правительствам Земли, — продолжал он, — создать международную организацию и специальный фонд в целях: а) сбалансированного развития науки и техники и б) оплаты труда ученых по высшим ставкам, не меньшим, чем они получают у частных предпринимателей. Таким образом, параллельно с развитием промышленности появилась бы возможность заниматься наукой будущего, что, в конечном итоге, предопределило бы прогресс человечества. Ассоциация выступала не голословно: за три года были опубликованы шесть отчетов ведущих специалистов мира, подтверждающих правомочность наших выводов. Тем не менее… — Торнибрайт потянулся за графином, налил в стакан воды, сделал глоток, поставил стакан на место. — Тем не менее, несмотря на поддержку общественного мнения и некоторых членов правительства, к нашим рекомендациям не пожелали прислушаться.
Дистра фыркнул. Торнибрайт посмотрел на него исподлобья и вновь уткнулся в листки.
— После открытия коллапсарного поля, — продолжал он, — наши звездолеты исследовали космическое пространство в радиусе пятидесяти световых лет от Земли, и по нашему мнению ситуация стала критической, «Отчет о вероятности контакта», опираясь на самые последние научные данные, утверждает, что в течение десяти лет человечество неминуемо встретится с одной из межзвездных цивилизаций, неизмеримо более технически развитой, чем наша.
Худощавый психолог перелистнул очередную страничку. Джейсон поглядел на невозмутимую Меле, лицо которой было так же спокойно, как лицо какой-нибудь египетской принцессы, жившей четыре тысячи лет назад. Она никак не отреагировала на пересказ фактов, которые все они хорошо знали, и которые сам Джейсон воспринял сейчас в новом свете, почувствовав себя одиноким и брошенным.
— Исходя из создавшейся ситуации, — продолжал Торнибрайт, — группа ученых разработала проект, финансируемый нашей Ассоциацией, согласно которому секции специально уничтоженных звездолетов были отправлены за пределы исследованного космического пространства. По нашим подсчетам вероятность контакта увеличилась при этом в десятки раз. Эти секции были снабжены специальными устройствами, которые в дальнейшем я буду называть «Наживками», способными воспринимать электрические импульсы мозга любого разумного существа во вселенной, передавая их мгновенно в словах, образах и чувствах человеку, добровольно согласившемуся на эксперимент и подчиняющегося нашему Ученому Совету.
Торнибрайт аккуратно сложил листки и сунул их в карман.
— Из множества добровольцев, согласившихся на эксперимент, мы выбрали двенадцать. Сегодня ночью один из них, Джейсон Ли Барчер, доложил, что вошел в контакт с иным разумным существом. Сейчас он расскажет о том, как это произошло, а более подробный отчет представит позже… Джейс?
Джейсон наклонился и положил локти на стол. Он рассказал о Каторе Троюродном Брате и о том, как тот обнаружил в чемодане червячка с микродатчиком, но умолчал о захлестнувших инопланетянина (а следовательно и его, Джейсона) чувствах в момент убийства Атона Дядюшки по Матери и перед погружением в сон.
Джейсона мучила совесть, но он успокоил себя тем, что напишет подробный отчет позже, когда немного отдохнет и до конца разберется в своих ощущеньях.
— Это все? — спросил Дистра, внимательно слушавший рассказ. Казалось, физик сверлил Джейсона взглядом.
— Да. Потом я проснулся.
— Хорошо. — Дистра выпрямился и посмотрел на Торнибрайта, сидевшего справа от Джейсона рядом с Меле. — Ставлю вопрос на голосование: кто за то, чтобы продолжать разрабатывать проект своими силами и не передавать его в ведение правительства? Джейс, хочу напомнить, что вы имеете право голоса только в том случае, если мнения разделятся поровну.
Они проголосовали. Хеллер, Мои и единственный врач Совета, д-р Алан Грил — за предложение Дистры, Торнибрайт и еще трое — против.
— Я считаю, — сказал Торнибрайт, — каждый ученый, у которого есть хоть малейшие сомнения, должен крепко подумать и, может, поменять свое решение. В конце концов, являясь частными лицами, мы и так зашли слишком далеко.
— Тем не менее нельзя забывать, — тут же ответил Дистра, — что труд многих людей вложен в удачный эксперимент. Затрачены огромные средства, создано уникальное оборудование. Слишком много раз чиновники разных департаментов, соперничая друг с другом, губили хорошее дело. Мы только что вошли в контакт с румлами и существует опасность, что на этой стадии наш проект могут просто-напросто закрыть. По-моему, рано передавать его правительству… Может, мои доводы помогут кому-нибудь из колеблющихся поменять решение?
Ему никто не ответил. Дистра кивнул Торнибрайту, которой, чуть помедлив, обратился к Джейсону.
— Вам решать, — сказал психолог. — К сожалению, мнения разделились поровну. Итак?
— Продолжим эксперимент. — Торнибрайт не успел договорить, как эти слова сорвались с губ Джейсона, и внезапно он понял, что на него обращены взгляды всех присутствующих. — Дело в том, — быстро сказал он, — что червячок будет переходить из рук в руки, позволяя входить в контакт со многими разумными существами. Сейчас микродатчик находится у Катора, а Атон мертв. Давайте подождем по крайней мере до тех пор, пока Катор не вернется домой; тогда мы сможем более полно представить себе картину жизни румлов.
Торнибрайт пожал плечами.
— Этот довод кого-нибудь убедил? — спросил он.
И вновь ученые промолчали.
— Меня он тоже не убедил, — сказал Торнибрайт. — Я продолжаю считать, что контакт с внеземными цивилизациями — дело государственное. Тем не менее голос Джейса оказался решающим. Согласно предварительной договоренности он обязан переехать жить в здание Ассоциации, где будет находиться под постоянным наблюдение членов Совета. Если нет возражений, заседание объявляется закрытым.
— Поддерживаю, — произнес Дистра.
— Согласен. — Хеллер наклонил голову.
— Итак, заседание объявляется закрытым. — Торнибрайт выключил магнитофон. Щелчок клавиши прозвучал неожиданно громко, и Джейсону показалось, что его эхо, все усиливаясь, уносится вдаль, в космическое пространство, где Катор Троюродный Брат сладко спит в скутере, возвращаясь домой.
5
Четыре шахты лифтов в здании Ассоциации служили книгохранилищами. В них легко можно было попасть через кабинет Меле, примыкавший к библиотеке, где происходили заседания Совета, и, через комнату в подвальном помещении рядом с бильярдной, куда Торнибрайт отвел Джейсона.
— Не сердитесь, Джейс, — извиняющимся тоном сказал психолог, запирая дверь на ключ. — Мы должны строго придерживаться инструкций. Рано или поздно нам все равно придется известить официальных лиц, и мне бы не хотелось, чтобы им было к чему придраться.
Он выключил верхний свет и уселся в кресло у столика, на котором стояла зажженная настольная лампа. Джейсон быстро разделся, лег в кровать и с наслаждением вытянулся. По настоянию врача, считавшего, что сегодня ночью ему надо выспаться и не вступать в контакт с Катором, он принял таблетку веронала, и сейчас, едва коснувшись головой подушки, почувствовал, что куда-то проваливается. Как в тумане увидел он Торнибрайта, склонившегося над книгой. Пиджак психолога был расстегнут, под мышкой темнел какой-то тяжелый предмет, в котором нетрудно было угадать пистолет в кобуре. Джейсон, все еще испытывавший неведомые ему доселе ощущения, не испугался при виде оружия. В конце-концов ученый, разработавший микродатчики величиной с вирусы, честно предупреждал, что не отвечает за последствия их использования. Они, конечно, блестяще прошли испытания, проводившиеся как между людьми, так и между человеком и животным, но никто не знал, какое действие может оказать на мозг землянина контакт с чужим разумом… С этой мыслью Джейсон погрузился в сон.
Проснулся он около десяти часов утра, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. В кресле сидел Дистра, сменивший Торнибрайта на этом посту. Наскоро позавтракав, Джейсон — в сопровождении физика — вышел прогуляться в небольшой внутренний сад, окруженный высокой стеной, а затем отправился в библиотеку, чтобы написать подробный отчет о своем первом контакте с Катором.
Проработав несколько часов, Джейсон понял, что так и не упомянул о тех смутных, но необычайно сильных ощущеньях, которые испытал. Он успокоил себя тем, что не до конца разобрался в своих чувствах, а когда разберется, то обязательно опишет их со всеми подробностями.
Наступило время обеда. Стол накрыли в кабинете Меле, и Джейсон заметил, что она исподтишка за ним наблюдает, но не придал этому особого значения. В ту ночь и в течение последующих десяти ночей он поддерживал незримую связь с Катором, все еще возвращавшимся на родную планету: столицу четырех звездных систем, населенных румлами.
Одна из причин, по которой Джейсона сделали участником эксперимента, заключалась в том, что он прекрасно рисовал. Ведь именно рисуя, а не фотографируя животных в естественной среде обитания, натуралист подмечал многие их особенности, запоминал странные на первый взгляд привычки. И сейчас у него не было ни минуты свободного времени. Помимо подробнейших отчетов обо всем, что с ним происходило, он целыми днями рисовал обстановку скутера, детали пульта управления, инструменты, которыми пользовался молодой румл.
Довольно скоро Джейсон понял, что не читает мыслей Катора, а просто испытывает те же эмоции, видит его глазами, чувствует чужое тело, как свое собственное. К тому же, если в мозгу румла вспыхивали какие-нибудь отчетливые воспоминания, Джейсон улавливал их всем своим существом, воспринимая свет, тень, напряжение мышц, ощущенья, разговоры.
Разговоры мучили Джейсона больше всего. В скутере Катору не с кем было общаться, но беседы с другими румлами, которые он изредка вспоминал, вызывали у Джейсона чувство раздвоенности. Хриплые низкие голоса казались ему одновременно и странными, и знакомыми. Челюсти у румлов были вытянуты; строение горла и неба сильно отличались от человеческого. Они не могли произносить палатальных и носовых звуков, таких как «м», «н», «с», «дж», зато «т», «д» и «л» выговаривали толстыми узкими языками таким образом, что людям никогда не удалось бы повторить их с точностью.
Но самым странным было то, что Джейсон — будучи Катером — прекрасно понимал смысл сказанного, оставаясь же самим собой и глядя на себя как бы со стороны никак не мог передать значение разговоров земными словами. Например, когда Катор был голоден, он считал, что «позволил» себе проголодаться. И это вовсе не означало, что румл умел управлять своим телом или нуждался в пище больше, чем Джейсон. Катор думал и чувствовал по-другому лишь потому, что культура цивилизации румлов коренным образом отличалась от культуры человеческой цивилизации.
— Я все понимаю, но не всегда могу перевести, и в любом случае мой перевод будет неточен, — сказал Джейсон Меле как-то вечером. Шел десятый день эксперимента, они сидели у Меле в кабинете, и Джейсон показывал ей рисунки, сделанные им в течение дня. — Даже когда я рисую детали пульта или инструменты, мои наброски не совсем точны. Может, тут дело в том, что румлы видят мир в другом спектре, чем мы.
— Ты очарован, верно? — неожиданно спросила Меле.
У Джейсона замерло сердце. Он и сам не понял, почему ему вдруг стало не по себе. Карие глаза Меле — более светлые, чем у него, — смотрели пытливо, пристально.
— Да, — ответил он, заставляя себя говорить спокойно. — Можно сказать, что так. Я испытываю такие же ощущенья, как если бы открыл новый вид животных…
— Ты меня не понял, — перебила его Меле. — Я говорю не о румлах. Мне кажется, тебя очаровывает сам контакт с Катером.
— Нет… не очаровывает… — с трудом произнес он. Внезапно ему стало страшно.
— Тогда, может, пугает?
— Да… наверное… — признался Джейсон. — Немного.
— С тобой что-то происходит, — мягко сказала Меле. — Я вижу. Послушай, Джейс…
— Чего ты хочешь? — резко спросил он, складывая рисунки в пачку.
— Откажись от участия в эксперименте.
— Нет! — выкрикнул Джейсон и сам поразился, как громко прозвучал его голос. — Видишь ли, — взяв себя в руки, продолжал он, — то, что произошло, по своему значению сравнимо с открытием огня на заре цивилизации. Я… не могу объяснить… Как бы то ни было, мы не должны прерывать эксперимент.
— Если Ученый Совет придет к выводу, что контакт с иным разумом опасен…
— Никакой опасности нет, — быстро сказал Джейсон. — И мы просто не имеем права бросать дело на полпути. Когда Катор встретится в другими румлами, мне легче будет разобраться, что к чему. Он приземлится завтра ночью.
Но Катор приземлился в том самый вечер, когда Джейсон разговаривал с Меле, и в настоящий момент находился в главном здании огромного, в сорок квадратных миль, космопорта, принимавшего и отправлявшего космические корабли — от скутеров до звездолетов.
Если б Джейсон не ошибся (видимо, забыв принять во внимание разницу во времени) и лег бы спать раньше, то он получил бы бесценные сведения о том, какими средствами защиты располагают румлы. Сейчас этот шанс был упущен.
Лежа в темной комнатке в подвальном помещении, постепенно погружаясь в сон, Джейсон ощутил свое покрытое черным мехом, одетое в эластичные доспехи, тело, находящееся за сотни световых лет от Земли. Катор-Джейсон, гордый и ликующий, но тщательно скрывающий свои чувства, стоял перед Инспекторами, сидевшими за столом на небольшом помосте.
Ни один волосок не шелохнулся на бакенбардах молодого румла. Секретарь только что пригласил его войти, и сейчас он стоял по струнке, вытянув руки по швам, сомкнув ноги, с бесстрастным выражением на лице. Подобно Инспекторам, Джейсон делал вид, что не произошло ничего необычного.
— Я верю, что нахожусь среди друзей, — громко сказал он.
— Ты — среди друзей, — подтвердил председательствующий, сидевший справа. В голосе его сквозила ирония, но Джейсон не обиделся. Инспекторы были мужчинами в возрасте, каждый из них имел свою Семью. Их доспехи украшали многочисленные ордена Чести, в то время, как у Джейсона, помимо маленького ордена Чести Астронавта и такого же маленького ордена Чести дальнего родственника Семьи Брутогази, был лишь новый (но большой) орден Чести Фактора Случайности. И этот последний орден сверкал так ярко, что выглядел незначительным по сравнению с тусклыми и давно заслуженными орденами Чести румлов, сидевших за столом.
Инспекторы, по долгу службы выслушивавшие доклады мужчин безупречной Чести, обязаны были соблюдать общепринятые нормы вежливости со всеми, но нельзя было требовать, чтобы они обращались с молодым Джейсоном, как с равным.
— Мы тщательно изучили твой отчет, Катор Троюродный Брат Брутогази, — сказал председательствующий. — Насколько мне известно, артефакт, который ты доставил на базу, передан в Исследовательский Центр. Если ты желаешь сообщить нам какие-нибудь подробности… в особенности о гибели второго пилота, мы тебя слушаем.
— Я и опомниться не успел, — сказал Джейсон, — как мне пришлось защищать свою жизнь, а буквально через секунду дверь выходной камеры захлопнулась. Из-за перепадов давления мне не удалось открыть ее вовремя, а потом было поздно.
— Понятно, — сказал одни из Инспекторов, и в голосе его проскользнули нотки уважения к Катору, сохранившему спокойствие и хладнокровие несмотря на то, что ему было всего два сезона отроду. — Юноша, ты далеко пойдешь и, может, проживешь жизнь всеми уважаемого мужчины, если и в дальнейшем не свернешь с намеченного пути.
Джейсон наклонил голову, благодаря за похвалу. Инспектор, к нему обратившийся, принадлежал (как и все Брутогази) к партии Западни. Внезапно Джейсон понял, что каждый из Инспекторов очень им доволен, хотя председательствующий и третий Инспектор, будучи членами партии Хлыста, не могут выразить ему своего одобрения. От радости у него перехватило дыхание: он был счастлив и горд собой.
— Что ж, — сказал председательствующий. — Если у моих достопочтенных коллег больше нет вопросов, мы тебя не задерживаем. Когда понадобится, тебя вызовут в Исследовательский Центр.
Джейсон вновь наклонил голову, попятился к двери и вышел в приемную. Он пристегнул к поясу короткий церемониальный меч, оставленный им у секретаря, окинувшего молодого румла безразличным взглядом. Несмотря на это, Джейсон протянул ему монетку, достав ее из монетницы, вделанной в доспехи.
— Да обретешь ты Царство свое, — пробормотал секретарь, низко поклонившись.
Бедняга! Он ничего на знал! Джейсон вышел из главного здания космопорта, доехал на транспортере до внутреннего города, где находился дворец Брутогази. Идти было недалеко. Давно родившие пожилые женщины работали граблями, убирая мусор с мощенных ракушками тротуаров. Ракушки блестели в ослепительно-белом свете далекого солнца, встающего над западными окраинами города. Бассейны причудливых форм с прозрачной голубой водой походили на оправу для орденов Чести из кристаллов, растущих на дне.
Женщины, убирающие мусор, негромко пели — то были песни благородных румлов и Песни Основателей Царств. Как прекрасен мой город, подумал Джейсон, и его народ, и восходящее солнце, и поющие женщины. Он остановился, чтобы напиться из небольшого бассейна шириной с размах его рук и глубиной ему по пояс. Рубиновые кристаллы на дне сияли, как орден невиданной и неслыханной Чести.
— Не лиши меня прохлады, не лиши меня воды, не лиши меня силы, — прошептал Джейсон молитву, поднимая голову и чувствуя, как капли стекают с его бакенбардов. Он медленно встал на ноги.
Рядом с ним орудовала граблями одинокая женщина, которая во возрасту могла быть его матерью, но вряд ли была ею. Мать Джейсона, несомненно, все еще жила во дворце Брутогази. Когда-нибудь он обязательно найдет ее имя в списках. Гражданин Чести должен знать, какая именно женщина родила его и носила спящего в сумке на протяжении семи лет.
Повинуясь необъяснимому чувству — возможно, и тут сыграл роль Фактор Случайности, — Джейсон достал монетку и подал ее уборщице тротуаров.
— Не споешь ли ты мне песню, плодовитая госпожа? — спросил он. — Об основании Царства Брутогази.
Она взяла деньги, облокотилась о грабли и запела. У нее был нежный высокий голос, и, судя по всему, она была старше, чем показалось Джейсону с первого взгляда.
Она пела о том, как две экспедиции погибли в непроходимых джунглях и отравленных морях третьей планеты, и о том, как Брутогази — Первенец Четвероюродного Брата Личена — создал на ней колонию. О том, как он обвинил своих двенадцать спутников в предательстве, и о том, как в течение всего одного дня — с восхода до заката солнца — он обманул, а затем убил их, получив таким образом право стать полновластным хозяином этой колонии и основать свое Царство.
Женщина умолкла и вновь принялась за уборку мусора, а перед глазами Джейсона возникали одна картина за другой. Как и он сам, Брутогази был дальним родственником прославленного главы Семьи… Впрочем, это не имело значения — великим героем мог стать каждый… И тем не менее нельзя отрицать, что свойства крови передаются по наследству, а в жилах предков Джейсона, кем бы они ни были, текла кровь первого Брутогази…
Он подошел к воротам дворца, и привратник, обязанный знать в лицо каждого члена Семьи, пропустил его внутрь. Джейсон шел по двору, глядя на окна третьего этажа, где жил Брутогази. На втором этаже, площадью в четверть квадратной мили, размещались его ближайшие родственники. Сам Джейсон, будучи Троюродным Братом, занимал крохотную квадратную комнатку на первом из пятнадцати подземных этажей. Сейчас он вошел в нее и с облегчением вздохнул, почувствовав, что наконец-то попал домой. Обстановка была скудной: кровать, сундучок с личными вещами, портрет Брутогази — того, который основал Царство. Солнечный свет, проникал в высокое узкое окно, отражался в бассейне для умывания.
Едва Джейсон успел снять с себя доспехи, как дверь сообщила ему, что за нею кто-то стоит. Он вышел в коридор. Белла Двоюродный Брат, — румл, старше его на сезон (они были не только родственниками, но и друзьями, и поэтому относились друг к другу почти без опаски), — с улыбкой протянул ему небольшой золотой предмет.
— Я — по поручению Брутогази. Завтра можешь переехать на первый этаж. Комнату тебе приготовят. — Он отсалютовал, повернулся и ушел.
Джейсон посмотрел на золотой предмет. Это была медаль — меньший из двух знаков Чести, которыми глава Семьи мог награждать своих дальних родственников. У Джейсона перехватило дыхание, на глаза его навернулись слезы. Он был тронут до глубины души. То, что ему, члену Семьи, Фактор Случайности подарил артефакт, и то, что он вернулся из экспедиции один, не прошло незамеченным. Правда, в скутере их было двое, а Брутогази расправился с двенадцатью, но… на его скромные усилия тоже обратили внимание.
Все существо Джейсона переполняли чувства любви и гордости. Он присел на корточки, приняв молитвенную позу перед портретом Брутогази, висевшим в углу. Руки его были скрещены на груди. Солнечный луч медленно скользил по полу, но Джейсон оставался недвижим.
— Не лиши меня прохлады… не лиши меня воды… не лиши меня силы…
— молился он.
В подвальной комнатке на Земле спящий проснулся. Подушка его была мокра от слез.
6
— …Но почему же он не передает червячка другим румлам? — раздраженно спросил Торнибрайт на следующем заседании Совета.
— Скажите, Джейс, а вы никак не можете на него повлиять? — поинтересовался Хеллер.
Джейсон покачал головой.
— Я всего лишь наблюдатель, — сказал он. — Помню, мы не исключали возможности, что такой человек, как я, смог бы оказать воздействие на иной разум или даже подчинить его своей воле. — Джейсон сухо усмехнулся. — Впрочем, я не сомневаюсь, что каждый из присутствующих в глубине души боится, что Катор может подчинить МЕНЯ своей воле. Вам остается лишь поверить мне на слово: и то, и другое — невозможно. Когда мы проводили испытания микродатчиков, и я входил в контакт с другим человеком, он тоже поступал, как хотел, а я жил его ощущениями, не более.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Торнибрайт.
— Я не могу на него ответить. — Джейсон повернулся к психологу, сидевшему рядом с Меле, которая хоть и не имела права голоса, присутствовала на заседании Совета, так как в ее обязанности входило наблюдение за Джейсоном и оказание ему помощи (в дневные часы) по составлению отчетов. — Цель Катора — а я говорю о том, к чему он стремится всеми силами души — ОСНОВАНИЕ ЦАРСТВА.
— Не являются ли эти слова символичными? — вмешался в разговор Дистра, пытливо глядя на Джейсона. — Быть может, он хочет поднять восстание против глав Семей и захватить власть, устроив нечто вроде революции?
— Нет. Конечно, нет. — Джейсон покачал головой. — Вы не знаете общественный строй румлов так, как знаю его я. Революция… немыслима. Не невозможно, а… — он попытался подобрать нужное слово и вновь повторил, — …немыслима. Румлы — законченные индивидуалисты. Они подчиняются существующим авторитетам не по каким-либо социальным причинам, а чисто инстинктивно. — На Джейсона снизошло вдохновение. — Если бы перед вами, например, стоял сейчас Катор, и вы объяснили бы ему, что такое «поднять восстание», он уставился бы на вас, и в конце-концов спросил бы: «Против кого?» Допустим, какой-нибудь румл, обезумевший неизвестно отчего, получит неограниченную власть над своими согражданами. Уверяю вас, это ровным счетом ничего не будет для него значить.
— Ничего не будет значить? — как эхо повторил Торнибрайт.
— Мне трудно объяснить… — Джейсон запнулся. — Румлы думают не о власти, а о Чести. Честь — понятие абстрактное, и поэтому они носят ордена, каждый из которых делает им Честь; стремление получить эти ордена связано у румлов, опять же инстинктивно, с выживанием и эволюцией расы.
— Вы хотите сказать, — мягко произнес Торнибрайт, — что румлы не мыслят эволюции расы без такого понятия, как Честь и без орденов, являющихся выражением этой Чести?
— Да… — неохотно признался Джейсон. — Но мне бы не хотелось ограничиваться простым утверждением. То, что вы сказали, верно, и тем не менее Честь для румлов — понятие религиозное, мистическое, связанное с самыми благородными порывами души. Мы, например, говоря о почетных медалях, которыми награждает Конгресс, не задумываемся о людях, которым они будут вручены. Для румла же слова «Честь» и «Личность» неразделимы. Когда румл получает орден Чести, это значит, что общество всего лишь признало достоинства, которыми он обладал со дня рожденья.
Джейсон беспомощно посмотрел на окружающие его человеческие лица, чувствуя, что никто ничего не понял. Даже Меле бросила на него недоуменный взгляд.
— Человек, награжденный Конгрессом почетной медалью… — медленно сказал Джейсон. — Мы, конечно, придем в ужас, но не удивимся, если впоследствии выяснится, что он стал бандитом, вором или убийцей. С румлом такого не может произойти. Получив орден Чести Храбреца, он никогда не проявит себя трусом. За всю историю цивилизации румлов не было и не могло быть такого случая. А если и был, все равно его не было. Если этот румл совершит трусливый поступок, ни у кого не вызовет сомнений, что он ПРИКИДЫВАЕТСЯ трусом.
— Значит в то, что он трус, не поверят, даже если это окажется правдой?
— Это не может оказаться правдой. Он действительно совершит трусливый поступок ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, чтобы прикинуться трусом, — устало сказал Джейсон. — Он… не будет трусом. Не может им быть.
— А почему трусу не могут вручить орден Чести Храбреца по ошибке? — спросил Торнибрайт. — Или вы исключаете такую возможность?
— Тот, кому вручают орден Чести, откажется от него, если сочтет себя недостойным. Но до этого не дойдет. Задолго до церемонии награждения тому, кто его получает, будет ясно, заслужена эта Честь или нет.
— Значит, румлы никогда не делают ошибок?
Джейсон почти физически ощутил взгляд Торнибрайта, жалящий, как змея.
— Они делают ошибки, но… румлы руководствуются инстинктом, как вы не понимаете?! И в вопросах Чести они никогда не ошибаются. Никогда!
— Торнибрайт откинулся на спинку стула.
— Предлагаю незамедлительно передать проект в ведение правительства,
— сказал он. — Совершенно очевидно, что Катор никому не собирается отдавать червячка с микродатчиками-вирусами. Таким образом на плечи единственного человека, вступившего в ним в контакт, ложится непосильное бремя ответственности за судьбу эксперимента. Тем временем румлы в Исследовательском Центре получают все большие сведения о людях и человеческой цивилизации, несмотря на принятые нами меры предосторожности. Мы рискуем тем, что в один прекрасный момент они пошлют на Землю свои боевые звездолеты. Я считаю, мы не имеет права так рисковать.
— Поддерживаю, — сказал Жюль Уарбоу, сидевший рядом с Торнибрайтом.
— Кто-нибудь хочет выступить? — спросил психолог, окидывая взглядом присутствующих.
— Мы не должны этого делать, — устало сказал Джейсон. — Я не могу объяснить, почему, так же как не смог объяснить, что такое для румлов «Честь» или «Основание Царства». Но как единственный человек, поддерживающий контакт с иным разумом, я даю свое честное слово, что нам необходимо сначала самим во всем разобраться, а затем уже оповещать правительство.
Они проголосовали. Как всегда, мнения разделились поровну, и голос Джейсона оказался решающим. Торнибрайт объявил заседание Совета закрытым.
Ученые разошлись, а Джейсон отправился за Меле в ее кабинет и уселся в кресло, глядя, как она снимает футляр с пишущей машинки и раскладывает листки с законспектированным ею отчетом заседания Совета.
— Им никак не избавиться от мысли, — сухо сказал Джейсон, — что я попадаю под влияние Катора и рано или поздно превращусь в некоего монстра из телевизионного научно-фантастического фильма. Это пугает всех, кроме Торнибрайта. Тим никого не боится, ни бога, ни черта, и единственное его желание — усилившееся сейчас во сто крат — как можно скорее передать проект в ведение правительства. — Он искоса посмотрел на Меле. — Надеюсь, ты не думаешь, что чужой разум может подчинить меня своей воле?
Пальцы Меле замерли над клавиатурой машинки. Она опустила руки, повернулась к нему и глубоко вздохнула.
— Нет, не думаю. Но мне кажется, ты неправ.
— Неправ? — Он вздрогнул от удивления. — В чем?
— В том, что голосуешь за продолжение эксперимента своими силами. — Взгляд карих глаз Меле стал на удивление суровым. — Ты слишком осторожен, слишком консервативен. Для того, чтобы правильно оценить всю важность происходящего, нужны по меньшей мере ресурсы Организации Объединенных Наций. Нельзя доверять одному человеку и восьми ученым — пусть гениальным
— принимать решения, от которых может зависеть судьба человечества.
Джейсон хмуро посмотрел на нее. Меле была молода и неопытна. Она прочитала множество книг и решила, что нашла в них ответы на все жизненно важные вопросы. Пока Джейсон не увидел весенней схватки медведей, пока не пробыл много дней в двухместной подводной лодке, наблюдая за стадом китов-убийц в Антарктике, он тоже верил тому, что написано в книгах.
— Оповестив правительство, мы сразу потеряем контроль над ходом эксперимента, — сказал он.
— А зачем тебе его контролировать? — вспылила Меле. — Ты не привел ни одного логичного аргумента, из которого следовало бы, что помощь извне помешает, а не поможет делу.
— Поведение румлов не подчиняется законам логики, — упрямо заявил Джейсон. — Логичные объяснения, это — следствие логичного мышления, которое, в свою очередь, является следствием интеллектуальных способностей личности, живущей в цивилизованном, развитом обществе…
— Ты хочешь сказать, общество румлов недостаточно цивилизованное и развитое?
— Конечно, нет! Все дело в том…
— Ты обманываешь сам себя, — раздраженно перебила его Меле. — Все твои рассуждения о поведении румлов гроша ломаного не стоят! Ты убежден, что никто, кроме тебя, не может разобраться в ситуации, и поэтому предпочитаешь оставаться единственным человеком, вошедшим в контакт с иным разумом.
Она демонстративно повернулась к машинке и резко, сердито застучала по клавишам.
— Нет! — громко воскликнул Джейсон. Меле перестала печатать и удивленно на него посмотрела. — Ни ты, ни члены Совета так ничего и не поняли. Подсознательные убеждения — или инстинкты — румлов коренным образом отличаются от подсознательных убеждений людей. Малейшая ошибка на этот счет, и между нашими расами начнется та самая война, которой вы так боитесь!
Меле положила локти на стол и насмешливо приподняла брови.
— И естественно, только ты не сделаешь никакой ошибки! Я оказалась права! Ты никому не доверяешь!
— Я не виноват, что кроме меня никто не понимает элементарных вещей! Когда речь идет о выживании, определяющим фактором поведения является инстинкт, а не интеллект! — Он чувствовал, что разговаривает на повышенных тонах, почти кричит, но ничего не мог с собой поделать. — Боже мой. Меле, ты ведь женщина! Неужели ты не веришь в существование инстинктов?
— Очень даже верю в существование инстинктов, — ответила она ледяным тоном. — Но к счастью, я родилась в наше время, а не пятьсот лет назад, когда мужчины, подобные тебе, считали женщину предметом обстановки! И как всякая нормальная женщина, я, благодарение богу, не лишена инстинктов, но это не значит, что в конфликтных ситуациях мой интеллект не возьмет над ними верх!
Джейсон откинулся на спинку кресла. Внезапно он почувствовал себя абсолютно спокойным.
— Мне кажется, нам следовало обсуждать твои проблемы, а не мои, — сказал он после недолгого молчания. — У тебя их больше. — Меле начала печатать. — По крайней мере, не меньше. И если ты считаешь, что всегда можешь контролировать свои инстинкты, ты ошибаешься так же глубоко, как ученые, которые внимательно меня слушали, но ничего не услышали.
Он встал и вышел из кабинета под непрекращающийся стук клавиш пишущей машинки. По углам библиотеки прятались тени. Солнце, садившееся за тучу, окрасило горизонт кроваво-красным светом. На мгновение Джейсон прислонился к книжному стеллажу, чувствуя под рукой кожаные корешки старых книг, написанных, несомненно, людьми Чести.
Джейсон не хотел ссориться с Меле. Достаточно плохо, что никто не понимал необъяснимых, но могущественных эмоций, которые он испытывал, входя в контакт с иным разумом. Кризис наступит в тот момент, когда, так ничего и не поняв, ученые придут в ужас от действий Катора, стремящегося уничтожить человечество.
Джейсон надеялся, что Меле поддержит его, когда этот момент наступит. Теперь же — неважно по чьей вине — ему не приходилось рассчитывать на ее помощь.
Он остался совсем один, подобно римскому легионеру, вооруженному мечом и щитом и стоящему ночью на горном перевале. Впереди него находилась орда варваров, позади — спящие товарищи, которых он охранял.
Никогда еще Джейсон не чувствовал себя таким одиноким.
7
— …И ты убежден, что ничего не забыл, и рассказал нам все о том, как обнаружил и обыскал артефакт, а затем вернулся на скутер? — спросил Эксперт.
— Я ничего не забыл, — твердо ответил Катор-Джейсон. — Ровным счетом ничего.
Он стоял в лаборатории Исследовательского Центра перед Экспертом, которым был сам Атон, достойнейший мужчина, известный во всех мирах, заселенных румлами, глава многочисленной семьи, великий ученый, занимающийся исследованием обнаруженных в космосе артефактов. Мех Атона серебрился от старости, доспехи его украшали многочисленные ордена Чести; он смотрел на Джейсона не только с помоста, на котором сидел в кресле, но и с высоты безупречно прожитой им долгой жизни.
— Тебе всего два сезона, — сказал он, просматривая отчет об артефакте, лежащий на небольшом столике справа от кресла. — Отсюда твоя уверенность. Будь я на твоем месте, я поостерегся бы отвечать так категорично, а МНЕ многое довелось повидать на своем веку.
— Фактор Случайности… — начал было Джейсон, но Атон перебил его.
— Запомни, юноша, — негромко произнес он, — Фактор Случайности не более, чем сон, фантастический вымысел. О, он существует, в этом нет сомнений, но его нельзя заставить служить отдельной личности, потому что вселенная состоит из множества факторов, интегрированных в одно целое.
Атон умолк и вновь стал перелистывать странички отчета. Глядя на благородного старца, погруженного в свои думы, Джейсон испытал глубокое душевное волнение. Взяв себя в руки он рискнул задать Атону вопрос:
— Разве… разве из артефакта что-нибудь пропало, достопочтенный?
Атон поднял голову и удивленно посмотрел на него, словно недоумевая, почему Джейсон все еще не ушел.
— Ничего. По всей видимости ничего, юноша. Но сведения, которые мы получили при тщательном его исследовании, на удивление ничтожны. Создается впечатление, что он был специально взорван, причем таким образом, чтобы уничтожить те элементы, которые несут в себе максимум информации.
Сердце Джейсона учащенно забилось, но он ничем не выдал своего волнения.
— Значит ли это, достопочтенный, — спокойно спросил он, — что нам не удастся определить координаты планеты существ, создавших артефакт?
— О, координаты определить несложно, — сказал Атон. — Но прежде чем послать на планету экспедицию, мы должны были узнать многое, а нам не удалось этого сделать. Я пригласил тебя на собеседование в надежде услышать что-то новое, но… И кстати, когда тебе надлежит отправиться на очередную разведку космоса? Не забывай, ты можешь нам понадобиться, если возникнут какие-нибудь вопросы.
— Достопочтенный, — сказал Джейсон, — я вычеркнул себя из списка космических разведчиков.
— Хорошо… — Атон кивнул и окинул взглядом неподвижную фигуру Джейсона, покрытую с ног до головы черным мехом. — Скажи мне, юноша, не сочтешь ли ты делом Чести поработать в моем отделе?
— Ты слишком добр ко мне, достопочтенный.
Атон вновь кивнул.
— Я знал, что ты откажешься. Для молодых энергичных мужчин исследовательская работа кажется скучной и неинтересной. Что ж, мое предложение остается в силе. Ты можешь согласиться на него в любое время, если, естественно, твоя Честь ничем не будет запятнана. — Атон внимательно посмотрел на него. — И мне кажется, рано или поздно ты так и сделаешь, себе на удивление. Пока мы молоды, нам хочется добиться всего сразу. Мы мечтаем о непревзойденной Чести и об Основании Царств. Так и должно быть. Но по прошествии времени мы начинаем понимать, что на каждого главу Семьи приходятся миллионы тех, кто обязан взять на себя ответственность за дело Чести. Никогда не слагать с себя этой ответственности, целиком посвятить себя труду на благо нашей цивилизации, куда важнее, чем думать о собственной Чести… ты понял меня, юноша?
— Я… я всего лишь Троюродный Брат, — запинаясь, пробормотал Джейсон.
— Это не имеет значения, — сказал Атон. — Сирота — тоже член общества, и ему тоже надлежит в первую очередь думать не о собственной Чести, а о Чести общества, частью которого он является. — Он удивленно, но очень по-доброму посмотрел на Джейсона. — Почему ты плачешь, юноша?
— Я… недостоин… — глотая слезы, простонал Джейсон.
— Глупости! Разве я не говорил, что молодые должны мечтать? И где бы мы были, если б некоторые, пусть единицы, мечтателей и фантазеров не становились бы основателями Царств? Я лишь хотел объяснить тебе, что в погоне за собственной Честью нельзя забывать об обязанностях личности перед обществом. Успокойся… — ласково сказал Атон. — Я вижу, ты юноша чувствительный. Если ты проживешь еще пять сезонов, то станешь мужчиной, которым мы все будем гордиться… А теперь, иди.
Джейсон наклонил голову и, попятившись, вышел из Лаборатории. Слова благородного старца взволновали его до глубины души. И только очутившись в городе, он окончательно успокоился и, не торопясь, направился к Маклерским Конторам, удивляясь тому, что всего несколько слов заставили его позабыть о своем тщеславии и почувствовать себя чуть ли не калекой, лишенным Семьи и заключенным а Приют для Бездомных.
К тому времени, как он нашел Маклера, рекомендованного ему Беллой Двоюродным Братом, Джейсон откинул прочь все сомненья и вновь обрел решительность духа, которая предопределила его судьбу в тот момент, когда приборы скутера зарегистрировали наличие артефакта в космосе.
Маклер наметанным глазом окинул список ценных бумаг, который протянул ему Джейсон, сверился с компьютером, подвел общий итог и одобрительно кивнул.
— Совсем неплохо для Троюродного Брата, которому едва исполнилось два сезона, — сказал он. Маклер из Семьи Мачидэ принадлежал к партии Хлыста, но прекрасно относился к Семье Брутогази (когда-то первый Брутогази подарил глоток воды молодому основателю Царства Мачидэ). — Само собой, сумма так велика, потому что общество щедро наградило тебя за находку артефакта. Чего же ты от меня хочешь?
— Я хочу продать все, что имею, — сказал Джейсон.
Маклер удивленно поднял брови, и Джейсону пришлось долго убеждать почтенного, приближающегося к благородному возрасту румлу, что он говорит серьезно. Ему стоило еще большего труда убедить Маклера в том, что он желает ликвидировать причитающуюся ему часть Семейной казны Брутогази.
— Ты не можешь этого сделать, — в конце-концов заявил Маклер. — По крайней мере, на мою помощь не рассчитывай. Возможно, тебе удастся найти пройдоху, который согласится заключить подобную сделку, но я от нее отказываюсь. Однако, уступая твоим настойчивым просьбам, я готов предоставить тебе ссуду, равную трем четвертям стоимости причитающейся тебе части казны. При этом я не только рискую своей Честью, но и злоупотребляю дружбой, существующей между моей Семьей и Семьей Брутогази. Ты понимаешь, что произойдет, если ты не расплатишься со мной ровно через сезон?
— Да, — сказал Джейсон.
— Тем не менее, выслушай меня внимательно, — сказал Маклер. — Если ты не рассчитаешься в срок, я вынужден буду предъявить счет Брутогази. Тебе известно, что казна неприкосновенна, и поэтому он мгновенно погасит твой долг. И как только это произойдет, ему придется и в дальнейшем платить за тебя повсюду, ведь ты лишишься кредита в нашем обществе. Сам понимаешь, что в целях самозащиты Семье придется от тебя отречься. Ты можешь себе представить, как живется отверженному?
— Я слышал о деяниях благородных румлов, которым Семья отказала в покровительстве, — пробормотал Джейсон.
— То были благородные гиганты! Благородные гении! А обычный благородный член общества, даже если его Честь не вызывает сомнений, в подобной ситуации либо кончает жизнь самоубийством, либо погибает от руки одного из родственников, который знает, что смертью изгоя никто не заинтересуется и убивает его из личных побуждений — на что, естественно, имеет полное право. Если б можно было жить отдельно от Семей, зачем они были бы нужны? Уверяю тебя, отверженные живут не более нескольких дней, и смерть их бессмысленна… Ты все еще настаиваешь на своем решении?
— Да, — ответил Джейсон, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Он почти физически ощутил жуткое одиночество того, кто остался без Семьи и лишился имени.
— Хорошо. И ты не желаешь объяснить, зачем тебе деньги?
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— Что ж, моя совесть чиста. Я сказал тебе то, что должен был сказать, и не уронил своей Чести. Считай, мы договорились. На оформление документов уйдет около часа, но если деньги понадобятся тебе раньше, смело пользуйся той суммой, которую я проставил на списке ценных бумаг.