Алан Дин Фостер

СКВОЗЬ ПРИЗМУ СВЕТОВЫХ ЛЕТ

Глава 1

У Маркуса Уокера упало суфле хирэк-тэль и никак не могло подняться. Но попыток не прекращало.

Змеевидные волокна особым образом подслащённого барииле цвета оливина, живые и активные, изящно скрученные и свёрнутые в кольца, словно черви в своём гнёздышке, проявляли чудеса стремительности в усилиях вновь придать форму занимающей немного места, всё ещё воздушной и лёгкой булке, которую Уокер соорудил из ингредиентов, выданных тройкой синхронизированных синтезаторов. Брошенный на произвол судьбы в центре сферического препаратора, заключённый в его энергетическое поле и защищённый от вредных последствий этого, он стремился поддержать видимость соблюдения кулинарного рецепта. Уокера со всех сторон окружали ароматы, источаемые компонентами изобретённого им специфического десерта. Они шли из синтезаторов, в которых все составляющие сливались и смешивались, замораживались или запекались. Если всё пойдёт как задумано, результатом должно стать кушанье, имеющее вид достаточно эффектный для того, чтобы произвести впечатление на программу контроля серематов, которая выступала в роли его наставника и судьи.

К несчастью, не всё шло как задумано.

Сияющий поток живых радужных шариков геля, которому полагалось придать суфле форму сферы, яркость и способность красочно переливаться, становился всё нетерпеливее. Подобно пчёлам, которые никак не могут прийти к согласию, где лучше всего устроить улей, они грозили рассеяться, каждый в своей собственной сфере, и вдребезги разбиться о стены препаратора. Внезапное массовое самоубийство. «Сахарное» сеппуку. Хотя пламя аккуратно плетённой лаванды, на котором еда должна была дойти до готовности, всё ещё колыхалось, казалось по-прежнему устойчивым и горело буйно-фиолетовым, излучая энергию, оно стало лихорадочно и порывисто плясать неподалёку от левой руки Уокера. Он мог лучше контролировать огонь с помощью поварской лопаточки, которую держал в правой руке, если не считать того, что ему пришлось предельно сконцентрировать внимание и применить недавно обретённые умения, дабы укротить непокорное суфле. Поскольку оно должно было стать апофеозом готового десерта, суфле нельзя было игнорировать, чтобы не спровоцировать поспешную тепловую анархию.

Но оттого, что Уокеру удалось сдержать царящий вокруг кулинарный хаос, легче не становилось. Каждое его движение записывалось и оценивалось программой серематов. Если бы его попытки контролировать десерт провалились, это не ознаменовало бы наступление кризиса. Но Уокер добился столь значительного прогресса, так продвинулся в своих занятиях, что завершение приготовления сладкого из простых ингредиентов стало для него не просто делом, а делом чести. Источником личной гордости.

Он всегда всецело отдавался делу и никогда не покидал футбольного поля. Не сдавался. Не сдался бы и на кухне, даже на такой, как эта, где вкусы и пристрастия в корне отличались от земных. В пределах этого помещения автоматические персепторы могли отключать гравитацию и корректировать температуру, но тем не менее требовался наделённый разумом наблюдатель, чтобы руководить процессом. Осуществление таких функций коренным образом отличалось от участия в обычных махинациях на Чикагской товарной бирже. Но, в конце концов, Уокер был очень далеко от Чикаго.

Не говоря уже о том, как далеко он был от Земли.



Спасённый новыми друзьями от алчных похитителей виленджи, он очутился на расстоянии неисчислимых световых лет от дома, окружённый заботой граждан высокоразвитой цивилизации, располагавших чудесными технологическими достижениями, которых любому учёному на Земле пришлось бы добиваться десяток лет, и ещё больше времени ушло бы на то, чтобы претворить их в жизнь.

Неудивительно, что Уокер быстро заскучал и стал испытывать тоску по дому.

Недолго, после спасения, передовой мир его освободителей, серематов, казался Уокеру бесконечно пленительным. В месяцы, что он пребывал на пути к их новой свободе, этот мир казался просто бесконечным. Он пришёл к осознанию того, что практически все его ощущения и проистекающая из них тоска были следствием его собственной неадекватности. Верность этого осознания никак не повлияла на улучшение его состояния.

Казалось, что каждый из его новых товарищей умудрялся жить-поживать гораздо лучше, чем единственный человек, оказавшийся среди них. К примеру, их доброжелательных и общительных хозяев одинаково пленили сила и мощь туукали Браука, утончённость и чувственность его поэзии и пения. К тому же однообразные громоподобные концерты с исполнением героических саг и традиционных ритмических плачей туукали, которые наводили тоску на Марка и его друзей, пока они находились в заключении на борту захватившего их корабля виленджи, несомненно производили неотразимое впечатление на серематов. Подмечая эту притягательность, Скви высказала своё мнение о том, что принимающая сторона вовсе не отличается прогрессивностью.

Как всегда язвительная, к\'эрему Секви\'аранака\'на\'сенему подкрепила своё беспредельное хвастовство непринуждённой способностью к овладению новой культурой и технологиями, которые потрясли хозяев. Её спутники были менее поражены достижениями. В то время, пока они находились в плену на борту корабля виленджи, она не раз продемонстрировала, что её заявления об интеллектуальном превосходстве, вызывающие гнев и досаду, основывались на реальности, а не на пустом хвастовстве. Казалось, не существовало ни обстоятельств, ни окружения, в которых она не могла бы в самый скромный промежуток времени тщательно изучить ситуацию и незаметно втереться в доверие к кому угодно. Будто родилась среди них.

Если говорить о Джордже, сейчас, по воле случая, обладающая богатым опытом дворняга из обветшалого и убогого района Уинди-Сити уже подружилась со всеми в их группе. Хотя высоченная, сделанная из материала, имитирующего дерево, жилая конструкция была домом не только для серематов, но и для инопланетян, тех, которые не являлись обитателями Серематена, для Джорджа это не имело ровно никакого значения. Он обладал любознательностью исследователя, и общение с каждым, имеющим собственные независимые суждения, не важно, сколь странными или сомнительными они были, казалось ему увлекательной игрой. И редко когда разумное создание не отвечало любезно и благосклонно на вопросы виляющего хвостом, высунувшего язык пса с проникающим в душу взглядом.

Уокер, которому не были свойственны ни интригующая неуклюжесть Браука, ни исключительная способность Скви приспосабливаться, ни даже по своей сути милая и явно безобидная склонность Джорджа давать непрошеные советы, держался в стороне.

Пока эта четвёрка спорила и обсуждала возможные пути и способы вернуться в свои родные миры, что он мог сделать, чтобы показать как им, так и вежливым, обходительным серематам, что это более всего тяготит именно его?

В Чикаго Марк был товарным брокером, и чертовски хорошим. Вовлечённый в водоворот высшей, передовой галактической цивилизации, о существовании которой никто не подозревал, он вдруг, к своему ужасу, обнаружил, что избранная им профессия здесь более чем бесполезна.

Несмотря на то что торговля и коммерция не только имели место быть, но и процветали в его окружении, Уокер так и не разгадал секрета, как такой стопроцентный аутсайдер, каким он себя считал, мог участвовать в чрезвычайно сложном и стремительно меняющемся процессе. Редко выдавался день, когда он просыпался в своём жилище и не чувствовал себя бесполезным, неадекватным и ведущим бесцельное существование. Если друзья и замечали его депрессивное состояние, то были слишком благовоспитанны, чтобы высказываться вслух. Марк знал, что тонко чувствующий Браук подозревал, но, как истинный туукали, никогда не осмеливался комментировать очевидные душевные страдания друга, не заручившись прежде просьбой последнего дать совет.

Нет, в отсутствие быстро доступной помощи принять какие-то меры было в силах самого Уокера. Но мог ли он делать что-нибудь другое, кроме как заниматься торговлей нематериальными фьючерсами? Было ли всё его прошлое земное бытие ограничено лишь покупкой и продажей множества цистерн апельсинового сока и небольшого количества колтана?[1] Что ещё он умел делать? Умел играть в футбол. И очень хорошо. В то время как серематы больше склонялись к интеллектуальным играм, в ходе своего временного пребывания на Серематене, Марк обратил внимание на то, что другие обитающие там и прибывающие погостить инопланетяне нередко состязались в физической силе. Он не только не мог постичь цели таких игр, но ещё более — их правил. Некоторые из участников были угрожающе огромных размеров, гораздо больше его самого. Поскольку никто не мог даже близко тягаться с громадным туукали Брауком в размерах и устрашающей силе, было ясно, что попытка соревноваться с ним грозила риском получить тяжёлые долговременные увечья.

Кроме того, Уокер хотел найти применение своему уму, а не грубой силе, единственно для того, чтобы предотвратить неизбежные и неизменные комментарии язвительной Скви по поводу последней. У неё и так уже сформировалось достаточно нелестное мнение о человеческих существах. Марк не видел надобности в том, чтобы снабдить её дополнительными фактами, способными вызвать вполне предсказуемый поток словесных колкостей. Впрочем, она была способна изобрести и множество новых.

Итак, где ещё он мог испытать себя? Собственная неполноценность тревожила и изводила его недели напролёт, пока он не пришёл в себя (что было весьма логично) во время вечерней трапезы.

Жилище с Марком делил Джордж. Пёс лежал на живом коврике с грубым ворсом, который жильцы дома изготовили по его просьбе. Снаружи, за единственным овальным окном, имевшимся в комнате Уокера, возвышались пирамидальные крыши огромного современного города, построенного сплошь из ненатуральной древесины, едва озарённого мягким, обволакивающим светом заходящего солнца Серематена, города, который стал их домом.

Как и всегда, из небольшого круглого проёма в центре пола возникла еда. В точно определённое Уокером время. Пока он расправлялся со своим блюдом багрянисто-бурого цвета, Джордж с энтузиазмом грыз нечто, похожее на первоклассную рёберную кость. Это было не качественное рёбрышко и не кость, но пёс выглядел весьма удовлетворённым. В такие моменты, как не раз отмечал Марк, неизменно хотелось закрыть глаза и снова вообразить себя на Земле.

— Джордж, мы не особо продвинулись в своих попытках добраться до дома.

Пёс навострил уши и прислушался к человеку, который был ему другом, подняв взгляд от лакомого кусочка псевдобычка. Его голос и интеллект — работа хирургов виленджи, сколь сведущих, столь и корыстных. Джордж был способен заставить себя понять всё.

— Сколько раз мне надо напоминать тебе, в каком прекрасном положении мы здесь находимся? Но разве я отказывался вернуться домой? При условии, что остальные придумают, как это осуществить. — Пёс снова принялся за кость. — Это или произойдёт, или нет. Возьми себя в руки, иначе волнения доконают тебя прежде, чем представится шанс и придёт понимание того, как достичь цели. Конечно, тогда беспокоиться будет не о чем, верно?

— Я знаю: на всё требуется время, Джордж. — Уокер говорил, апатично ковыряясь в еде. — И прихожу к выводу, что все вы — ты, Браук и Скви — кажетесь довольными и приспосабливаетесь к окружению, а я по-прежнему практически ничего не могу сделать. Тяжело сохранять позитивный настрой, когда не делаешь ничего стоящего.

— Это да-а, — пробубнил пёс с набитым ртом. — Когда кто-то делает всё за тебя, когда разумные машины и предупредительные хозяева отзываются на каждую твою нужду и не приходится ежедневно отчитываться о работе, я понимаю, до истинной сути дойти просто.

Привычный к случающимся у пса время от времени приступам сарказма, Уокер ничего не ответил.

— Я говорю о том, что, пока мы не найдём способа вырваться отсюда, мне необходимо что-то делать. Чем-нибудь занять время. Ну… тем, что позволит мне гордиться собой. И я рассчитываю на своё любимое хобби, которым занимался дома. — Он выдержал короткую паузу перед тем, как договорить. — Я собираюсь стать поваром.

Челюсти пса разжались, и он поднял взгляд на Уокера. Чёрные глаза пристально смотрели из-под лохматых бровей.

— Повар. В данный момент — полезная и честолюбивая цель. В мире, где твой комнатный синтезатор изрыгает еду, когда бы ты ни попросил.

Предвидя неодобрение Джорджа, Уокер подготовил ответ. Отодвинув в сторону остатки собственной трапезы и подавшись вперёд, он попытался как-то выразить тот энтузиазм, который ощутил, когда к нему в голову впервые пришла эта идея.

— Мне это известно, Джордж, но я провёл некоторые исследования. Конечно, почти всей едой, потребляемой на Серематене и во многих других передовых мирах стремительно распространяющейся цивилизации, обеспечивает чрезвычайно сложно устроенное современное пищевое оборудование — синтезаторы. Почти всей, но не всей. Я разузнал. Львиную долю того, что принято называть натуральной пищей, всё ещё готовят вручную, или требуется руководящий перст.

Несмотря на то что пёс изначально выказал Марку своё пренебрежительное отношение, теперь он выглядел заинтересованным.

— Да ну! Никогда не думал об этом. — Он махнул лапой в направлении комнатного «кормильца». — Если у них есть синтезаторы, зачем заморачиваться таким примитивным занятием, как приготовление еды?

— Затем, — с нотками триумфа в голосе произнёс Уокер, — что оно считается одним из видов искусства.

— А! — Джордж моментально оживился. — В этом есть смысл, хотя и немного. Конечно же я помню, как стряпают. Густые запахи, идущие из некоторых ресторанов. Изысканный аромат остатков первоклассной еды. — Он снова взглянул на друга. — Погоди минутку. Чего ради ты решил, что сумеешь готовить местную пищу лучше, чем сумел вести торговлю по местным обычаям? Уверен, что, по версии серематов, кухня — это отнюдь не раковина и плита в окружении кастрюлек и сковородок.

— Я изучал оборудование и технологии, необходимые для того, чтобы управлять задействованными в процессе устройствами. — Марк сделал жест рукой в сторону ближайшей стены. — Комната помогала мне. Оно всё новое, сложное и замысловатое. Это несомненно. Но с ним не настолько трудно справиться, как с починкой корабельного двигателя, позволяющего ему перемещаться в пространстве быстрее, чем со скоростью света.

— Стряпня, значит. — Передние лапы Джорджа покоились на хорошенько обглоданной фальшивой кости. Пёс ненадолго задумался, потом пожал плечами. — Ну, займись, я считаю. — Он вернулся к прежнему занятию, но на этот раз немного более благопристойно. — Только запомни одно. — Его крепкие зубы скрипели по поверхности, покрытой восстановленным из концентрата кальцием.

— Что? — потребовал ответа Уокер.

— Найди кого-нибудь ещё снимать пробу с плодов своих первых экспериментов. Я — не в деле.



Хотя Марк считал, что имеет некоторое представление о том, во что ввязывается, овладение всего лишь азами кулинарной технологии серематов и более выдающихся обитателей галактики, не говоря о необходимых эстетических составляющих, оказалось гораздо более сложной задачей, чем он ожидал. Случались моменты, слишком много моментов, когда ему хотелось всё бросить, признать поражение и вернуться к жизни, основанной на зависимости от надоедливо-скучной благотворительности. Он не сдался. Проявил ту же решительность, которая позволила ему добиться места крайнего лайнбекера[2] в основном составе университетской футбольной команды и сохранить его за собой на целых три сезона. Уокер так же отважно бросился во все гастрономические испытания, как на поле бросался наперерез тейлбекам[3] из команды противника.

Чем больше он постигал, тем больше осознавал своё невежество. Кроме неукротимой силы воли, им двигало только одно. Любовь к стряпне. Давнишняя. Когда потенциальные подруги в нерешительности сообщали о своём желании встретиться и провести с ним время, он мог неизбежно и окончательно решить вопрос о свидании всего лишь заявлением о том, что сам приготовит обед из простых продуктов, имеющихся под рукой. Столь неожиданное признание от представителя противоположного пола неизменно распаляло их любопытство. Они не избегали возможности встретиться с ним уже только для того, чтобы увидеть, как Уокер потерпит сокрушительное фиаско, и, что вполне предсказуемо, удивлялись, когда приготовленная им еда оказывалась не только съедобной, но просто отличной.

Как это ни удивительно, наибольшее беспокойство и наивысшую степень неудовлетворённости рождали вовсе не слишком сложно устроенные кухонные принадлежности и аппаратура, а сами ингредиенты. Специи, обладавшие собственным умом, иногда в прямом смысле слова. Синтезированные вкусовые качества, которые отличались налётом изысканности, требовалось модифицировать непосредственно на молекулярном уровне. Растительные основы, которые из принципиальных соображений отказывались комбинироваться друг с другом по мере надобности с выбранными им модификаторами или добавками.

Брошенный на произвол судьбы посреди препаратора, он чувствовал себя скорее капитаном на корабле, отдающим приказы кухонным принадлежностям и синтезаторам и требующим от них повиновения, чем шеф-поваром. Пища была симфонией ингредиентов-нот, галактикой вкусов и запахов, а лопаточка — дирижёрской палочкой. Вместо звуков — запахи. Когда всё шло как положено, вокруг него витали изумительные запахи. Когда всё шло не так, как положено, они были неприятными, что в должное время программа текущего контроля/обучения бесстрастно отмечала как провал.

Сегодня Уокер впервые в жизни испытал персональную неприязнь к суфле.

Конечно, это было не настоящее, обычное суфле, а хирэк-тэль. Рецепт его приготовления был знаменит в легендарном мире, далёком от Серематена. С помощью обучающей программы Марк модифицировал его химическую структуру в соответствии с требованиями, стараясь укротить некоторые необузданно ведущие себя алкалоиды, чтобы полученное в результате блюдо стало удобоваримым для серематов и человеческих существ. Это было достаточно сложно. Приготовить вкусно — намного проще, чем съедобно.

Вот в чём фокус, признал Марк. Правильно соединить. Настоятельный совет самому себе и кружащимся в вихре танца составляющим элементам кулинарного рецепта.

Умелое и ловкое обращение с лопаточкой и синтезаторами одновременно постепенно заставило хирэк подчиниться. Отслеживающая программа недовольно выразила восхищение. Взяв под контроль хирэк-тэль и обуздав ещё более анархично ведущие себя компоненты, Марк переключил своё внимание на подвижные гелевые шарики. Живо загнав их на место, он быстро справился с трепетным пламенем. Конечный результат оказался весьма впечатляющим: готовое суфле парило в центре цветного облачка кружащихся по своим орбитам гелевых шариков, в то время как трепетное лавандовое пламя колыхалось, отбрасывая блики, подсвечивая хирэк изнутри, а частички света отражались в сотнях отдельных шариков. И всё, всё это было съедобно.

Он надеялся.

Был только один способ узнать. Комнаты его друзей, его собственная и одна, общая для всех, располагались в другой части громадного жилого здания.

— Готово, — устало сообщил Уокер программе контроля и препаратору.

Приборы препаратора отключились. Когда защитное поле улетучилось, Марк тихо опустился на пол. Следуя его указаниям, возник подходящий поднос и занял надлежащее положение прямо под суфле. По-прежнему живое, в окружении подвижных гелевых шариков и пламени, оно парило как раз над отталкивающей белой поверхностью подноса, грозящего ограничить свободу перемещений. Как только Марк завладел своим творением, поддерживающее поле, которое обеспечивал поднос, послушно дезактивировалось, и Уокер остался стоять, держа суфле на руках.

Какое-то затянувшееся мгновение он просто восхищённо разглядывал своё изделие. Месяцы длительных тренировок, бесконечного обучения, страха и неудач. И тяжёлого труда. Всё соединилось в этом мгновении. За это время Марк произвёл множество других кулинарных творений, но ничто не было столь замысловатым и выполненным столь искусно. Что касается эстетической стороны, спорить не о чем. Готовое суфле хирэк-тэль было воистину прекрасным. Отчасти — скульптура, отчасти — блюдо. Настоящее произведение искусства. Марк увидел, как оно выглядело. Теперь осталось узнать, каково оно на вкус.

Он протянул руку, помедлил и отдёрнул её. Удивительно, но Уокер не мог этого сделать. По крайней мере, не первый. Можно было предоставить право оценить своим друзьям. Сначала — Джорджу, решил Марк. Несмотря на то что пёс много месяцев назад сказал, он съел бы практически всё. А вот если бы отказался…

Предпочитая не размышлять над этой ужасной возможностью, Марк направился на поиски ближайшего внутреннего транспорта. Надежды Уокера на успех возросли благодаря восхищённым комментариям нескольких серематов и какого-то уралия, которые мельком взглянули на хирэк-тэль, когда проходили мимо.

«Блуждающий костёр», обычно парящий по ночам в центре общего зала, днём по взаимному соглашению заменялся рассыпающим брызги фонтаном в виде местных цветов. Мельчайшие капельки воды наполняли воздух вызывающим радость и бодрящим сочетанием звуков и влаги прежде, чем сворачивались лепестки. Однажды, в ответ на вопрос Марка, комната попыталась объяснить ему устройство механизма, посредством которого вода выбрасывается из воздуха, как контролируются состояние и направление распыления, чтобы предотвратить падение капель на пол, и как удаётся в процессе избежать испарения влаги. Уокер моментально сдался при мысли о том, что придётся вникать в это объяснение при недостаточном знании физики.

Но его знаний физики и химии недоставало и для занятий кулинарией. Так, пока местный транспорт преодолевал путь в глубинах жилого комплекса, он настоятельно попросил друзей собраться в общем зале.

И вот Браук восторженно уставился на съедобное причудливое творение Уокера:

— Умело приготовлено. Подарочек, замечательно танцуя, жаждет быть съеденным.

Круглые, навыкате глаза расширились по краям стержней, торчащих по бокам из верхней части его напоминающего глыбу тела. Отливающие зеленоватым, светлые перья колыхались и трепетали. Туукали ловко потянулся к подносу кончиком громадного щупальца.

Уокеру пришлось отдёрнуть блюдо.

— Прости, Браук. У меня в файле содержатся детальные сведения об индивидуальном метаболизме каждого. Так как ты и я употребляем в пищу практически одно и то же, хирэк не относится к тому, что нам дозволено есть. Боюсь, тебе придётся пропустить дегустацию.

Оба глазных стержня выгнулись вперёд, глазные яблоки прямо-таки выкатились на человека и его соблазнительное творение.

— Меня не пугают небольшие проблемы с моими желудками. Что случится, если я всего лишь попробую, один разок оближу?

— Можешь ослепнуть, — мрачно обронил Уокер. — Мне удалось подчинить большинство алкалоидов в этом блюде, но не все они могут расщепляться в твоей пищеварительной системе. Твой организм чрезвычайно чувствителен к ним. Риск слишком велик.

Щупальце отдёрнулось. Челюсти разжались и с сожалением захлопнулись. Сомкнулись острые зазубренные зубы.

— В следующий раз будь любезен приготовить что-нибудь для меня, хорошо?

Уокер улыбнулся. Это было признанием успеха, достигнутого им за время упорных тренировок. То, что кто-то столь щепетильный и крайне чувствительный, как Браук, действительно с нетерпением ожидал результатов труда непрофессионального шеф-повара. Марк обернулся к Джорджу:

— С другой стороны, ты…

— О нет, не я. — Пёс медленно отвернулся. — Помнишь последнее блюдо, которое я попробовал по твоему настоянию? Закончилось тем, что у меня случилась чесотка.

Уокер прекрасно помнил.

— То была ошибка. Мне не следовало добавлять семена краадлина. Их растапливают главным образом для того, чтобы придать блюду внешнюю привлекательность.

— Да… Ну… Чесотка как-то не придаёт внешней привлекательности. — Ворча, пёс махнул головой в сторону Скви. — Если это такая вкусняшка, пусть сперва попробует она.

Стоя у цветочного фонтана, наслаждающаяся влагой Скви прищурила свои серебристые глаза и наблюдала, как к ней подходит Уокер. Встав на колени, он протянул ей поднос. Лёгкий, как и лежащее на нём блюдо.

— Надеюсь, тебе понравится, Скви, — ободряюще произнёс Марк. — Оно подходит для твоей пищеварительной системы. Обещаю. Знаю, если суфле понравится тебе, то наверняка пройдёт и решающее испытание.

Когда её щупальца рефлексивно свернулись в кольца и она, вздрогнув, отступила, Уокер поспешно добавил:

— Я не в буквальном смысле.[4] В нём не содержится кислот.

Капельки воды поблёскивали на шокирующе броских украшениях к\'эрему: элегантных нитях бус из радужно переливчатого металла и других ослепительно-блестящих аксессуарах. Растянув все десять нижних конечностей, Скви достигла своего максимально возможного роста в четыре фута. Горизонтальные узкие щели чёрных зрачков глубоко посаженных глаз цвета полированной стали внимательно уставились на Уокера. Заговорила она типичным для неё снисходительным тоном:

— Почему я должна подвергать внутренности своего высокоразвитого организма воздействию неправильно созданной, необычно подвижной стряпни такого гастрономического невежды, как ты, Уокер?

К этому времени Марк настолько привык к присущей к\'эрему оскорбительной манере говорить, что пропустил её слова мимо ушей.

— Потому что я трудился над ней многие месяцы. Потому что она чертовски хорошо мне удалась. Потому что, нравится тебе или нет, ты — мой друг.

Поскольку она не шелохнулась, Уокер вздохнул и продолжил:

— И потому что только твоё искушённое нёбо, или его физиологический аналог, достаточно развито, чтобы позволить тебе высказать надлежащее мнение о результате.

Она смягчилась и уступила:

— Должна признать, что благодаря моему обществу ты стал в самой малой степени, но более сведущ в распознавании прописных истин. — Скви покосилась на поднос, одновременно выпустив один из нижних усиков. Проведя кончиком по изысканному хирэку, она подцепила им капельку этого псевдосуфле, щепотку подвижных гелевых шариков, искорку лавандового пламени и поднесла эту смесь к своему маленькому рту.

Все ожидали вердикта к\'эрему: Браук — с огорчением и сожалением, Джордж — с надеждой, Уокер — с тревогой.

После паузы, длившейся бесконечно, она моргнула обоими глазами, слегка надулась и выпустила изо рта парочку пузырьков, чтобы акцентировать свой ответ.

— Наряду с тем, что попытки создателей сего — балансирование на грани съедобного и это блюдо было бы отвергнуто любым мало-мальски легальным учреждением питания на К\'эреме, нельзя отрицать, что продукт приемлем для моей пищеварительной системы.

Зная о склонности Скви к преуменьшению в космических масштабах, Уокер был в восторге. Когда же она добавила, откусив ещё кусочек:

— Думаю, что ради справедливости оценки неустанных и прилежных усилий представителя стоящего ниже по развитию вида мне следует напрячь силы и снять ещё одну пробу, — его сердце подпрыгнуло.

Увидев, как предмет трудов его друга более чем высоко оценила к\'эрему, Джордж сразу жадно, с таким же энтузиазмом, как кот на банку тунца, набросился на хирэк-тэль. К тому времени, как пёс и Скви покончили с ним, лавандовое пламя едва мерцало, и несколько одиноких гелевых шариков украшали разбросанные остатки суфле.

Лёжа на правом боку, с неимоверно раздувшимся пузом, Джордж лениво взирал на Уокера, который сидел на конструкции из чёрной и золотой проволоки, чем-то напоминающей стул.

— Надо признаться, Марк, ты преодолел долгий путь с тех пор, как предпринял первые попытки сгустить этот джибартл.

Браук сделал жест двумя из своих четырёх верхних щупалец.

— Помни об этом. Такое трудно забыть.

— Он гонялся за нами по всей комнате, — тихо отрыгнув, сказал Джордж. — Он пытался слопать Скви.

Стоявшая поблизости от фонтана к\'эрему шевельнула сразу несколькими усиками, чтобы привлечь внимание к своим словам.

— Брауку пришлось убить его.

Уокер поднял на неё взгляд, сидя на своём стуле.

— То была моя вина. На начальном этапе я не был должным образом готов к такому сложному проекту. Но я трудился. И стал самонадеянным и дерзким. — При воспоминании об этом он покачал головой. — Кто же знал, что существуют блюда, которым требуется психологическая консультация перед подачей?

Пёс усмехнулся:

— Хирэк-тэль компенсирует это. Восхитительно! Что теперь собираешься делать?

Уокер подмигнул ему:

— Не понимаю тебя, Джордж. «Делать»?

С усилием пёс заставил себя подняться. Виляя хвостом, он приблизился к своему другу и упёрся подбородком в его левое колено. Взгляд Джорджа был глубоким и проникновенным.

— Да. С твоим новым умением. Ты вложил в него достаточно. Теперь надо что-то делать.

— Конечно, — признал Марк. — Я не думал об этом в таком аспекте. Изучая местные методы, искусство и природу приготовления пищи, я всего лишь нашёл способ проводить время. И доказать, что я способен на нечто большее, чем просто существовать за счёт благотворительности серематов.

— Тогда отплати им за неё. — Скви неспешно вышла из-под цветков, рассыпающих брызги воды. — Продемонстрируй свои умения принявшим нас хозяевам. Они будут столь же поражены, как и я. Хотя мы прекрасно живём, благодаря их неиссякаемой доброжелательности и благосклонности, любой источник может когда-нибудь иссякнуть. Покажи им, что ты нечто большее, чем примитивное, невежественное существо с недостающим количеством конечностей, каковым ты и являешься.

— Возможно, — сухо ответил ей Уокер. — Полагаю, не помешает приготовить несколько демонстрационных блюд для того, кому это может быть интересно. Это был бы лёгкий и приятный способ выразить нашим хозяевам благодарность за то, что они сделали для нас.

Морда Джорджа соскользнула с колена Уокера. Пёс согласно закивал.

— Только постарайся, чтобы никто не заболел, ладно? И больше никаких обедов, которые пытаются съесть приглашённых гостей.

— Я буду осторожен, — уверил его Марк. — Теперь я знаю, что делаю.

Это не было простым хвастовством. Неохотно высказанная похвала Скви-которой-невозможно-угодить стала окончательным признанием и одобрением, которых он искал. Он был полон надежды, что его дальнейшие кулинарные опыты станут ещё более впечатляющими. И у Джорджа, и у к\'эрему родилась правильная мысль: когда бы ни представилась возможность, ему следует применить свои новые навыки, чтобы втереться в доверие к хозяевам. Марк был уверен, что справится.

Чего он не ожидал, это того, что демонстрация приготовления высокоэстетичных галактических кушаний каким-то образом приведёт к возможному пути домой.

Глава 2

Уокер медленно повернулся в центре демонстрационной сферы. Ингредиенты для сифд поочерёдно парили и проносились мимо него. За пределами сдерживающего поля сферы он видел приглашённых гостей. Большинство из них были трёхногими, трёхглазыми, трёхрукими серематами бежевого цвета, элегантно и ярко плакированными, но то тут, то там можно было разглядеть существ даже ещё более странных с виду. Если его опыты в искусстве кулинарии не сделали Уокера знаменитым, по крайней мере благодаря им он снискал определённую известность. Во всяком случае, он наверняка был лучшим поваром человеческого происхождения на всём Серематене.

Эта легко завоёванная исключительность не умаляла удовлетворения, которое он чувствовал по завершении курса, длившегося все предшествующие месяцы. Вопреки своей неискушённой человеческой природе, он знал, что делать. На протяжении пары лет он стал более чем компетентным. Стал мастером.

В его распоряжении находилось множество специй и приправ, пыльная буря из которых постоянно окутывала Марка со всех сторон. Среди возгласов удивления, изданных тихими, приглушёнными голосами наблюдателей-серематов, раздался единственный громкий пронзительный свист. То был какой-то удивительный, невиданный представитель Кьялренда, впервые прибывший с визитом на Серематен. Взором, мгновенно затуманенным ароматным вихрем, который он сам и вызвал, Уокер не сумел разглядеть единственного свистуна.

Не важно. Он был занят. Предпринимал попытки взять под контроль активные компоненты зарождающегося в процессе его работы сифд. Ловкими и проворными взмахами поварской лопаточки и сопутствующими действиям словесными командами всегда-готовой-к-работе перерабатывающей аппаратуре Марк добился того, что все ингредиенты были выскоблены, перемешаны, соединены и приготовлены. Вокруг Марка соединились в единое целое, кольцом, толчённые в порошок цветы. В воздухе облачка, готовые превратиться в заварные пирожные, начинали обретать форму, поднимаясь и расширяясь под тщательным контролем Уокера. Специи, вспыхивая, взрывались и проникали в кольцо и сквозь него, как акулы, атакующие стайку рыб, в порыве чистого искушения.

Когда замечательно хрустящая и рассыпчатая выпечка впитала последние специи, Уокер вызвал к жизни этакие миниатюрные ливни ликёра и фруктового сока. Под его руководством их струи стали переплетаться в кольца, змеевидные, извивающиеся, излучающие изысканный, тонкий аромат, позже впитавший в себя экстракты т\'маг и суррун. Когда всё перемешалось, он превратил кольцо воздушного теста в сотню отдельных фигурок, каждая из которых немного, но отличалась от следующей. Они, подобно крошечным лунам, плавно кружились вокруг его талии, а бледно-розовое кольцо перемешанных друг с другом жидкостей лениво вертелось по вертикальной оси.

Для пущего эффекта, позволяя впечатлённой публике насладиться последними моментами, предшествующими завершению процесса, Марк выдержал паузу. Потом, размахивая лопаточкой и отдавая распоряжения, он подкорректировал температуру и отдельные сдерживающие поля.

Арка розовой жидкости разлетелась вдребезги, рассыпая капли, что вызвало шёпот признания и высокую оценку некоторых зрителей. Свободно парящие капли модифицированного ликёра, который с любовью собственноручно сотворил Уокер, самостоятельно, в деталях, разработав процесс обволакивания выпечки ароматной жидкостью, притянулись к полям, созданным вокруг отдельных пирожных. Когда последняя порция изделий из заварного теста была заключена в оболочки, из скопления аппаратуры за спиной Уокера поднялся поднос. Взмывая по спирали вверх, приспособление принялось проглатывать одно за другим все его замечательные творения. По завершении сбора поднос вернулся на место, демонстрационная сфера отключила питание, и Марк тихо опустился на пол. Последовавшие за этим аплодисменты на инопланетный манер стали наградой его энтузиазму.

В ходе последовавшего за этим приёма Уокер с готовностью уточнил в деталях все сложности и тонкости своего недавно отточенного мастерства гостям-серематам, прибывшим из самых разных концов Серематена. В промежутке между умными вопросами и обычной беседой гостей, заполнивших приветственный зал в огромном здании, ставшем домом человеческому существу, угостили образчиками высокого гастрономического искусства, действо сотворения которых они только что наблюдали.

Усвоив сдержанно-дружеское обращение и такую же осведомлённость, составляющие основу беседы серематов, Уокер живо и непринуждённо принимал участие в обсуждении. К этому времени он чувствовал себя среди трёхногих серематов так же естественно и раскованно, как среди подобных ему любителей путешествовать в воскресный полдень на лодке по глади озера Мичиган. Как всегда в такие моменты, он с трудом заставлял себя не думать о доме. Против желания он пришёл к осознанию того, что дом, возможно, стал частью прошлого. Он — в другом времени, в другом мире, недоступном ни взору, ни пониманию. Его местоположение и образ жизни — вне досягаемости.

— Неплохо, — где-то у его колен раздалась тихая, снисходительная похвала.

Опустив глаза, Марк увидел Джорджа, нагло поедающего сифд. Пёс лежал на брюхе, распластав задние лапы и раскачивая в передних всё ещё тёплое пирожное.

— Могу догадаться, как ты заставил этот «пьяный» шарик сохранить форму и не растечься подобно лужице, но как ты предотвратил его впитывание в тесто?

— Тем же методом, — ответил ему Уокер. — Только при другой последовательности указаний. Одно — сжимает и поддерживает сферическую форму ликёра, другое — отталкивает жидкость от выпечки. Поэтому когда ты откусываешь, то тебе попадает и кусочек пирожного, и глоток охлаждающего ликёра. Противоположные температуры, консистенции, эластичность и ароматы. Всё сразу. — Уокер позволил себе вполне простительное мгновение гордости. — Приготовление еды подчиняется законам физики.

— Не говоря уже о том, как твои губы и зубы щиплет и покалывает от приятных ощущений. — Болтая взъерошенными ушами, пёс подмигнул своему другу. — Может, когда-нибудь ты сумеешь зарядить для меня электрическим током пару косточек.

— Легко, — сказал Уокер. — Я покажу тебе, как ты можешь сделать это самостоятельно. — Марк слегка поморщился, когда его друг резко поднялся на все четыре лапы. — Что-то не то с едой? — Он с неуверенностью взирал на недоеденный сифд.

— Нет, — ответил пёс. — Думаю, тебе найдётся компания. — С этими словами он осторожно взял зубами остатки пирожного и торопливо слился с толпой, на ходу обменявшись редкими приветствиями с серематами, которых узнал. Парочка из них, как не без зависти подметил Уокер, наклонилась, чтобы своими трёхпалыми ладонями приласкать пса, когда тот пробегал мимо них.

Ожидая увидеть серемата, Марк был немного удивлён, когда, обернувшись, оказался лицом к лицу не с одним из вездесущих коренных обитателей Серематена, а с существом из какого-то совершенно незнакомого мира, необычайно высоким, необычайно стройным и, надо признать, необычайно красивым.

Незнакомец приближался к Уокеру какой-то волнообразной, грациозной походкой, в которой было нечто волнующе чувственное. Длинные ноги были полускрыты, полуобнажены килтом или юбкой с очень смелым, броским узором.

Верхняя часть тела была обнажена в той же степени под меховыми полосками, которые крест-накрест закрывали пропорционально узкое тело. Защищённые полосками меньших размеров, обе руки оканчивались сдвоенными, расположенными друг против друга пальцами. Голова была вытянутой и небольшой, похожей скорее на лошадиную, чем на кошачью, но в некоторых чертах сквозило что-то рыбье. Узкие уши длиною в фут торчали по обе стороны безволосого черепа, неуклюже выдаваясь вперёд. Хотя и шести футов четырёх дюймов ростом (или примерно так), а если учесть и уши, то заметно выше, существо весило значительно меньше самого Уокера. Не один, а целых четыре тонких и длинных хвоста появились из-за спины этого создания. Они извивались и грациозно сплетались друг с другом, словно квартет кобр, вовлечённых в оживлённую беседу.

Глаза величиной с блюдца, большие и круглые, как у долгопята, с громадными золотыми зрачками на бледно-жёлтом фоне, сфокусировались прямо на Уокере. Расположенный под небольшим рельефным выступом кости, на которой, может, были, а может, и не были замаскированы ноздри, маленький рот открылся, словно застыл в вечно удивлённом «О». Зубов Марку разглядеть не удалось. Слабое кольцо мышц вокруг рта было окрашено в несколько ярких цветов. Эффект равноценный взгляду на северный полюс Сатурна сверху вниз.

Кожа существа казалась гладкой как шёлк. В рассеянном свете комнаты она приобрела оттенок полированной бронзы. Уокер не мог сказать, то ли она была похожа на кожу, то ли на чешую, то ли на что-то, с чем он доселе не сталкивался. Знал только, что внешность незнакомца была безусловно броской и притягательной для взора. А эти глаза…

Неожиданно гость встал перед ним. Из всех инопланетян, которых он и его друзья встречали раньше в своих путешествиях, и на захватившем их корабле виленджи, а позднее на Серематене, этот, бесспорно, обладал самой поразительной внешностью. Марк поймал себя на том, что он загипнотизирован множеством извивающихся хвостов, мерцающими зрачками, до боли изящными выпирающими ушками и совершенно пропорциональными ногами, напоминающими фрактал. Будто для вычерчивания линий использовали линейку. Очевидно, существо разыскивало Уокера и намеревалось с ним поговорить. Марк с нетерпением ожидал узнать, насколько голос гостя соответствует его внешности, и понять, какого он пола. Естественно, это должно было как-то проявиться. Ни один из столь ошеломляющих видов не мог лишить себя радости полового размножения.

— Ты, человек! Ты есть чертовски великолепный повар!

Уокер внутренне содрогнулся. Скрип ногтей по школьной доске. Старомодное сверло дантиста, готовящееся врезаться в зубную эмаль. Металлические детали машины, волочащиеся по полотну дороги. По позвоночнику Марка пробежала дрожь, никак не связанная с вполне умеренной температурой в помещении.

Резкий звук голоса этого создания был мучителен для слуха.

Веки, подобные полупрозрачным лилиям, мгновенно прикрыли бесподобно эффектные очи, когда существо моргнуло. При этом радужно-золотистая оборка поднялась и изогнулась дугой на затылке и шее пришельца.

— Ты любить готовить. Ты не любить беседовать?

До сих пор ни разу не подводивший Марка транслятор, имплантированный ему виленджи, выдал точный перевод речи инопланетянина. Сглотнув, Уокер сконцентрировался на внешней привлекательности существа, мужественно стараясь игнорировать звук его голоса. Звук, который повис в воздухе, вонзаясь в уши подобно пиявке в открытую рану. Обратив внимание на внешний транслятор, прикреплённый к одному из изящных ушек, Марк почувствовал себя уверенно и ответил:

— Нет, отчего же… Я люблю беседовать. Рад, что вы получили удовольствие от моего небольшого представления. — В отчаянии он оглянулся в поисках кого-нибудь знакомого, чтобы можно было сказать этому прекрасному созданию-с-голосом-хуже-скрипа-наждачной-бумаги, задающему вопросы, что ему крайне необходимо прямо здесь и сейчас переговорить с этим «кем-нибудь». Но Уокеру не был знаком никто в этой смешанной толпе, а Джордж куда-то побрёл и совсем пропал из вида.

— Любишь? — Одна из тонких, гибких как тростинка рук вытянулась, чтобы обнять его за плечи. Прикосновение более похожее на ласку, чем на объятие. — Было превосходно! Замечательно. Никогда прежде ничего подобное не видеть. — Тонкое лицо склонилось к нему. — Можешь много еда так готовить?

Изысканный цветочный аромат исходил из его маленького рта, смягчая и сглаживая непревзойдённую резкость тона голоса. Держа себя в руках, как любой культурный и образованный серемат, Уокер заставил себя не отвернуться.

— Я изучил приготовление многих блюд, в том числе несколько разработал сам, основываясь на рецептах, известных на моей планете.

— Земля! — выкрикнуло существо. Два коротких слога. Слово, выпущенное из этого маленького, цветисто и витиевато расписанного рта, прозвучало как звук, создающийся трением карандаша о тёрку для сыра. — Дом человеков. Ты проводишь кое-какие исследования. На мне. — Его удивление было искренним.

Кончики обоих ушей слегка выгнулись вперёд, а все четыре хвоста немного приподнялись.

— Ничего особенного. Внимательно изучить подготовительные материалы, которые сопровождать твоя презентация. Никогда не слышать о человеки до сегодняшнего дня. Никогда не слышать о Земля до сегодняшнего дня. — Оно в задумчивости примолкло. — Эгоцентричны в присваивании имён. Серематы говорить, что ты — первый из своего вида, с которым они столкнуться.

Уокер кивнул. Будучи всецело очарован внешним видом сего создания, он никак не мог дождаться спасительного момента, когда наконец избавится от необходимости слышать звук скрипучего голоса.

— Я — Вийв-пим-парр из ниййюю, вторая дочь Авур-пима, правящего регента Провинции Коджн-умм мира Нийю, четвёртой планеты солнца Нийю.

— О, ну да, королевское высочество, — задумался Марк. Он заставил себя задержаться ещё немного. Возможно, инопланетянка пригласит его в своё посольство или в резиденцию, чтобы он приготовил что-то для неё и группы её друзей. Поскольку его мастерство значительно выросло, он обретал всё больше и больше навыков, выполняя просьбы любопытных и жаждущих новшеств. Не ради дохода, в котором не нуждались ни он, ни его приятели. Для него это был способ самовыражения, как для Браука — декламация саг его народа. Кроме того, Уокер ещё не устал смотреть на её ноги или глаза, невзирая на то что они были неотъемлемой частью существа, абсолютно отличного от человека. Принадлежность Вийв-пим-парр к женскому полу делала её ещё более притягательной для Марка. До тех пор, пока она не открыла рот.

Что касается причин, по которым она разыскивала его, догадки Уокера наполовину оправдались.

— Я нуждаться в хороший повар во дворце. Компетентный — хорошо. Исключительный в своём роде — лучше. В тебе — и то и другое. Только в тебе одном.

Марк улыбнулся про себя. Несмотря на всё, чего он достиг, его пока больше ценили за изобретённые им новшества, чем за мастерство. Ну и ладно. По крайней мере, его нововведения получили монаршее одобрение. Он ответил на предложение инопланетянки, сделав жест, принятый у серематов.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я пришёл и приготовил несколько блюд для вас в вашей резиденции здесь, на Серематене. Могу я спросить: на каком из континентов она расположена? — Хотя у него не было необходимости выражать свою благодарность за длительную щедрость и великодушие серематов, зарабатывая им прибыль, он бы не отверг шанс при первой же возможности пополнить их казну. Если не думать, сколь требовательными и капризными могут быть желания такого лёгкого и проворного в движениях существа, хотя и говорящего скрипучим голосом.

Как выяснилось, он всё не так понял.

— Готовить еда — да. Здесь, на Серематене — нет. — Рука, обнимавшая его плечи, сжала их чуть сильнее. Это скорее навеяло определённые, не очень приличные мысли, чем привело в замешательство или смутило. — Нужен повар во дворце Коджн-умм. На Нийю.

Когда потрясённый человек замешкался с ответом, Вийв-пим выкатила удивительные глаза и сделала жест свободной двупалой рукой:

— Вон там. Новые зрители ожидать тебя.

Предложение было одновременно и неожиданным, и беспрецедентным. Впервые с момента своего прибытия на Серематен ему предложили покинуть планету. Предложили шанс отправиться в далёкое «куда-то». И путешествие ничего не будет стоить для него самого. Несомненно, он только получит материальную выгоду от этого предприятия. Если, конечно, примет предложение. Мысль Уокера заработала с бешеной скоростью. Он знал, что согласится лишь при одном условии. При одном условии, очень важном для него: отсутствии контроля со стороны новоиспечённого предполагаемого работодателя. Посмотрев наверх, Марк встретил полный надежды взгляд дивных глаз и постарался не потеряться в нём.

— Вам может показаться странным, Вийв-пим-парр…

Глаза оказались ещё ближе. Их взгляд вовсе не был гипнотическим. Во всяком случае, не в сочетании с голосом, напоминавшим звук работающей на кухне мусородробилки. Но они застыли перед лицом Уокера, как два выпуклых драгоценных камня, в которых светилась душа инопланетянки.

— Давай-ка с этой минуты ты называть меня Вийв-пим. Ты меня знать.

Слегка смущённый таким изменением в соблюдении правил обращения с важной персоной, но охотно исполняя просьбу, он без колебаний ответил ей:

— Хорошо, Вийв-пим. — Непривычно, но восхитительно звучащие слоги легко слетели с его языка. — Вам может показаться странным, но прежде, чем я серьёзно рассмотрю ваше предложение, мне очень важно узнать о местоположении Нийю относительно Серематена и всей остальной галактики. Полагаю, прежде всего я должен получить доступ к соответствующей карте или схематическому изображению, и тогда…

— Получи один прямо сейчас, человек по имени Марк. — Снова мигнули изжелта-золотистые глаза.

Было ли в этом подмигивании что-то двусмысленное? — подумал Уокер. И если так, что бы это значило? О некоторых вещах, решил он, лучше не размышлять слишком долго.

Откуда-то из потайного кармана, скрытого в складках юбки-килта, она вытянула маленькое перо с разрисованной серой металлической поверхностью. Обхватив его двумя длинными, змеевидными пальцами, инопланетянка заставила приспособление произвести несколько трёхмерных сцен, которые заполнили пространство между ней и Уокером. По мере того как она быстро переходила от одного возникшего образа к другому, он успевал мимолётно взглянуть на фрагменты жизни и пейзажи, которые были чужды ему настолько же, насколько существование на Серематене отличалось от земного. Несмотря на присущую им непривычность и скорость, с которой они проносились перед глазами, один или два навеяли Марку мысли о чём-то знакомом и одновременно недоступном.

Когда появилась карта галактики, гостья обратила внимание Уокера на один из участков и увеличила его. Вспыхнул огонёк размером с остриё булавки.

— Серематен, — раздался резкий, скрежещущий звук её голоса. Едва заметно изогнув палец, она вызвала ещё один огонёк, который переместился куда-то в другое место. — Нийю.

У Марка перехватило дыхание. Хотя невежественность Уокера в вопросах астрономии сдержала его желание вычислить реальное расстояние, нельзя было отрицать, что родная планета Вийв-пим находилась впечатляюще далеко. Более того, стало совершенно ясно, что она располагалась на приличном удалении от центра галактики и вдоль одного из двух главных спиральных рукавов.[5] Шаг в космическом пространстве навстречу Земле. Навстречу дому. Несмотря на очевидность того, что сама Вийв-пим ничего не знала о людях или их мире, было вполне вероятно, что кто-то другой из её вида, более искушённый в астрономии, или какие-то, обладающие интеллектом существа, населяющие галактику, обладали знаниями о человеческом роде. Или, возможно, разумные создания из дальних миров, которые посещали Нийю, но никогда не попадали на Серематен, хоть что-то знали о Земле. Возможность, которой не рискнул воспользоваться, — несуществующая возможность.

При условии, что Нийю расположена в пределах нужного спирального рукава, того самого, что и Земля. Если нет, принимая её предложение о работе, он только ещё больше отдалится от того мира, где родился. Возможно, безвозвратно. Его шансы сделать правильный выбор, опираясь на галактический порядок вещей, составляли пятьдесят на пятьдесят. Марк колебался. Но недолго.

Чёрт, он покупал и продавал товары по консигнации и сырьевые фьючерсы, стоившие миллионы долларов, с гораздо меньшими шансами на успех. Но единственное, в чём Уокер был уверен на сто процентов: остаться на Серематене — определённо не стать ближе к дому.

Каковы были другие возможные варианты? Если он отклонит предложение Вийв-пим, то, может, больше никогда не получит и вполовину столь же многообещающего. Он может остаться и очень неплохо прожить до конца своих дней на Серематене. Одинокий представитель своего вида среди миллионов существ, чья обходительность и любезность ничуть не делают их менее чужими, менее инопланетянами. Или, если выждать какое-то время, он может рассчитывать на другие подобные предложения. Но в этом случае ему, вполне вероятно, придётся отправиться в каком-нибудь направлении, ещё менее перспективном, чем путь на Нийю. Нерешительность и неуверенность — не те качества, что способствуют достижению успеха. Особенно в выбранной профессии. Пришло время рискнуть.

— Я принимаю предложение, но с одним условием.

Глаза, похожие на подвески из скифского золота, пристально уставились в глаза Уокера.

— По мастерству и обращение. Ты будешь удовлетворён благодарностью. — Кончики её удивительных ушей затрепетали. Свет мерцал на бронзовой коже. — Регентство Коджн-умма прекрасно относится к своему служебному персоналу. И должным образом вознаграждает.

— Я не говорю о деньгах или условиях проживания. Вы знаете о моём происхождении. А знаете, как я попал сюда, на Серематен?

Она моментально отвернулась и, снова нырнув в карман, извлекла на свет компактный генератор изображений. Когда инопланетянка забралась за ним в складки своей юбки-килта, он поймал себя на том, что следит за её движениями не отрывая глаз. Если она и заметила, что привлекло его внимание или последующее смущение и замешательство, то не подала виду.

— Ты был пленником виленджи. Народа злобного и мстительного. Ему всё мало. Он грубо попирать все цивилизованные нормы и обращаться с любыми разумными созданиями как с товаром. Нельзя продавать разумные создания. — Неясный обруч тайны, с совершенством расписанный круг у рта, слегка расширился. — Можно только брать в аренда.

Не вполне уверенный, что она шутит, Марк сдержал смех.

— За время, что я провёл на корабле виленджи, у меня появилось трое друзей. Трое очень близких друзей. — Он глубоко вдохнул. — Если я соглашусь отправиться и работать на вас, то хотел бы, чтобы они отправились со мной.

Снова подмигивание. Двусмысленное. На этот раз дважды. Мелькнули лилейные веки.

— Ты много просить.

Марк проявил твёрдость, такую же, как при необходимости принятия важных решений в свою бытность чикагским брокером. Торговля, ведение дел — то были области, в которых он чувствовал себя уверенно.

— Другие пленники, — пробормотала она. Её голос прозвучал как скрип металлических опилок, попавших в коробку передач автомобиля. — Другие уникумы. А они, твои друзья, иметь какой-нибудь занимательный талант, как ты?

Уокер продолжил разговор, перечисляя множество разнообразных достоинств своих приятелей. К счастью, не было необходимости приукрашивать, пока кто-то не посчитал, что он явно перегибает палку, описывая личность Скви как «независимую».

Какое-то затянувшееся мгновение Марк боялся, что она не согласится на его условия. В это время он изучал гибкую, пластичную фигуру инопланетянки и одновременно задавался вопросом о том, какого чёрта он вообще делает. Голос, сказал Уокер самому себе. Сконцентрироваться на этом вызывающем содрогание голосе, напоминающем звук камнедробилки, и ничему не придавать значения.

«Я слишком, слишком долго нахожусь далеко от Земли», — тревожно размышлял Марк.

— Я дать тебе, что ты хотеть, — наконец ответила она. — Я соблаговолить принять все четыре. — Принцесса воздела кверху свои изящные руки. — Загибаю один палец за каждый уникум. — По непонятной причине это высказывание побудило её издать ряд коротких, пронзительно-резких и определённо неженственных покашливаний. Позже Уокер узнал, что то было выражением веселья и изумления по-нийюански.

Предложение было лучше, чем он даже мог надеяться. Теперь всё, что ему оставалось сделать, — это убедить своих друзей согласиться. Марк был уверен только в одном: с друзьями или без, он отправляется с Вийв-пим. Он не собирался упустить этот наилучший шанс со времени его прибытия на Серематен, чтобы стать чуть ближе к дому.

Но, если его товарищи ответят отказом, ему предстоит совершить долгое и одинокое путешествие.

— Договорились. — Одна рука дотянулась до Уокера, приближаясь словно плывущий под водой угорь.

Он не шелохнулся, не уклонился. Он не хотел.

Рука инопланетянки дотронулась до его шеи, два длинных гибких пальца скользнули вниз, к спине. Гладкая, блестящая, прохладная кожа слегка коснулась коротких волос на затылке. Марк едва заметно вздрогнул. «Голос, — яростно убеждал он самого себя. — Вспомни этот жуткий голос. — Пальцы чуть сильнее прижались к нему. — Господи Всемогущий, — в испуге подумал Уокер, — она же не собирается…»

Вийв-пим отдёрнула свои извивающиеся змееподобные пальцы. Марк не знал, что он при этом почувствовал: облегчение или разочарование.

— Я знаю подробности, как ты жить. Тебе и твоим друзьям будет предоставляться транспорт. Через десять дней пора отбывать на Нийю. Выполнимо?

Марк кивнул:

— Выполнимо. Я буду готов.

Впечатляющая оборка на её затылке и шее ярко вспыхнула, ловя блики света, которые рассыпались, превращаясь в искры чистого золота.

— Ожидай путешествия на Нийю. Я знать, что тебе понравится. — Она обвела жестом зал, набитый утончённо шикарной публикой. — В Коджн-умме нет так много болтунов. Будет меньше зрителей. Но они больше оценить твоё искусство.

С этими словами она повернулась и зашагала, или, скорее, поплыла сквозь толпу. Какое-то время Уокер мог наблюдать за её продвижением: изящные заострённые уши и украшенная оборкой бронзовая голова поднимались и снова пропадали над головами большинства других инопланетян. Потом она исчезла из вида. Только тогда Марк полностью осознал всю важность и значимость своего решения попасть домой. Он не просто покинет цивилизованный и культурный Серематен, но и откажется, возможно навсегда, от покровительства и благотворительной помощи, дарованной ему умеющими сострадать серематами.

Реальную пользу приносит лишь реальный риск, напомнил Марк самому себе. Он тоже начал пробираться сквозь толпу, рассеянно выражая признательность за комплименты, которые сыпались на него со всех сторон. Теперь его ум тяготили более важные дела.

Ему предстояла серьёзная работа: убедить друзей отправиться с ним.



Настала очередь Браука выбрать, как украсить центральную часть их общего зала. Туукали озадачил комнату просьбой создать ряд маленьких гейзеров, которые стали бы для него напоминанием о любимой, не занятой постройками области его родной земли. Результатом трудов искусственного интеллекта стало сотворение прямо посреди зала трио небольших, безупречных с геологической точки зрения гейзеров конической формы, из которых били струи воды. Уокер даже не делал попыток разгадать, как интеллектуальной системе реагирования удалось создать водопровод: и снабжать их водой, и заставлять её, кипящую, возвращаться в исходное положение, при этом умудряясь не затуманить всё в пределах видимости пеленой пара. Для него это было непостижимой тайной. Марк уже давно перестал удивляться или стараться понять чудеса серематской науки.

Четверо друзей сидели вокруг пузырящихся, брызгающих водой искусственных гейзеров, но они не могли расслабиться. Не в то время, когда встали перед принятием единственно важного решения. Они столкнулись с этим впервые с момента своего прибытия на Серематен. Отправиться с Уокером или остаться? Каждому из них, независимо от собственного, свойственного только ему способа мышления, предстояло прийти к одному из двух заключений.

Браук был не уверен, но готов.

— Слишком задержался здесь, далеко от дома. Огорчительно. — Все четыре громадных верхних щупальца взвились кверху и улеглись по обеим сторонам его рта. — Я готов ко всему, что бы ни произошло.

Свесившись с изготовленного на заказ стула, по которому он определённо собирался тосковать, и зная, что туукали уже с ним на борту, Уокер обратил взор на к\'эрему. Секви\'аранака\'на\'сенему сидела на полу, наискосок от него, распластав свои усики вокруг себя на знакомый цветочный манер. Она наслаждалась брызгами воды из гейзеров. Это можно было бы понять, будь эта вода на десятки градусов прохладнее. Как бы там ни было, случайные капельки, ускользнувшие за пределы поля реверсии, капали с её красно-коричневой кожи и поблёскивали на металле, драгоценных камнях и бусинах, которые в изобилии покрывали всю её персону. Марк немного удивился, когда она согласилась с мнением туукали.

— Конечно, здесь ещё есть чему поучиться: и у серематов, и у других разумных существ, что посещают эти места. Но есть чему поучиться и в любом новом мире, и я теряю интерес к беседе с исполненными благими намерениями дураками, невзирая на то, какими бы умниками они ни казались с виду. — Пара усиков приподнялась и махнула в сторону Уокера. — Я тоже готова к переезду. Всегда есть чему поучиться, и можно надеяться, не без оснований, что такое путешествие конечно же доставит нас ближе к К\'эрему, истинному центру прогрессивной цивилизации в этой или любой другой галактике.

Двое на борту. Осталось, чтобы ещё один сообщил о своём согласии, и, по правде говоря, один, чьё одобрение для Уокера имело самое большое значение. Марк скользнул взглядом по маленькой фигурке, растянувшейся на своём практически живом коврике слева от него.

— Джордж?

Пёс отвернулся:

— Я не знаю. Говорить о прыжке в неизвестность…

— Ты недавно сказал, что покинешь эти места, если представится соответствующая возможность. Так вот, она представилась. Нам даже не надо беспокоиться о деньгах. На самом деле мы получим не только бесплатный транспорт, который доставит нас на полшага ближе к дому. Нам самим заплатят за это.

Тёмно-коричневые глаза взглянули на него из-под лохматых бровей.

— Вот в этом всё дело, Марк. Станем ли мы ближе к дому? Если другая спиральная рука галактики там, где располагается Земля, мы направимся по ложному пути. С большой долей вероятности мы не сможем повернуть свои стопы в другую сторону. — Сделав жест лапой, Джордж обвёл взглядом зал. — Здесь у нас есть всё, что нужно, и нам для этого не требуется работать.

Уокеру и раньше приходилось иметь дело с Джорджем, поэтому он спокойно воспринял его нежелание уезжать.

— Всё закончилось, Джордж. Серематен — милое местечко, и серематы очень хорошо к нам относятся. Но это не дом.

Марк посмотрел сквозь туманную дымку, созданную миниатюрными гейзерами.

— Ни для одного из нас. — Он указал на раскинувшуюся в небрежной позе к\'эрему. — Если трудности приемлемы для Скви, то они приемлемы для всех нас.

— Уместная хитроумная уловка с твоей стороны, — одобрительно заметила она. — Ты продолжаешь демонстрировать ограниченные, но достойные похвалы способности учиться, хотя и медленно.

Мысленно борясь с самим собой, Джордж держался до последнего, но всё-таки сдался.

— Я сказал, что поеду, да-а. Поэтому я поеду. — Он тихо покачал головой. — Сначала мне пришлось отказаться от настоящих аллей. Теперь — от искусственных. — Ещё раз лохматая голова с надеждой обратилась в сторону человека. — Ты лучше как следует всё обдумай, Марк, или клянусь: я окончу свои дни, обгладывая твои кости. Эти ниййюю, которые наняли тебя на службу и согласились, чтобы ты взял нас с собой, какие они?

— Я познакомился только с одной из них. — Уокер откинулся на спинку стула, и та отклонилась назад, заботливо поддерживая его в этой позе и сохраняя своё положение. — Она была очень убедительна.

— Очевидно, — нетерпеливо отреагировал пёс. — Я имею в виду, какие они? Как ты, я, Браук-малыш или… — он слегка повёл плечами, — как Скви?

Скви не обиделась на неявно выраженное неуважение. Она была слишком надменна, чтобы обращать внимание на оскорбления со стороны столь низкоразвитого вида, к коему причисляла Джорджа. Впрочем, как и остальных, находящихся в зале.

Уокер размышлял.

— Трудно сказать после встречи только с одним из них. Нельзя судить обо всём виде по одному представителю. Но она была… милая. Вежливая. Очень хотела нанять меня на работу. Достаточно охотно согласилась взять с собой четверых, чтобы получить одного. Не могу сказать, свойственно ли это всему её виду, но голос немного грубоват. Нет, не грубоват. Скрипуч. Даже раздражает.

— Не проблема, поскольку ты будешь единственным, с кем она заговорит. — Поднявшись на все четыре лапы, Джордж направился к своей комнате. — Я покоряюсь твоему решению, но это не означает, что я рад.

— Куда ты идёшь? — участливо спросил Уокер.

Пёс не обернулся.

— Там кость, которой я хочу причаститься. Раз мы покидаем Серематен, я не знаю, увижу ли её когда-нибудь снова. — Он бросил взгляд назад. — Или, если увижу, распознаю ли её как таковую.

— Ты слишком беспокоишься о еде! — крикнул Марк ему вдогонку.

— А ты беспокоишься о слишком многом. Периодами. — Тряся головой, Джордж протиснулся через специально подогнанную под его размеры дверь, которая вела в его жилище. — Но в этом конкретном случае немного беспокойства может быть вполне оправданно.

Глава 3

Перебирая вещи, которые он приобрёл за годы, прошедшие с момента их прибытия на Серематен, Уокер удивился тому, что упаковать надо совсем немного. Хотя он и обладал потрясающим набором приспособлений и предметов, предоставленных ему серематами и синтезатором его собственной комнаты, поочерёдно осматривая их, Марк понял, что ни одна из них ничего для него не значит. Они не связаны с мыслями о его настоящем доме или о жизни, из которой его так жестоко вырвали. Поэтому он не видел надобности брать их с собой. Поступив иначе, он бы только обременил себя. Конечно, ниййюю, даже будучи не столь продвинутыми или умудрёнными опытом, как серематы, в достаточной мере смогут удовлетворить основные потребности самого Марка и его друзей.

Оказалось, те чувствовали то же самое. Хотя они и приспособились к жизни на Серематене, он не был их домом. Какими бы чудесными ни были плоды этой передовой цивилизации, с ними не было связано ничего особенного. Браук брал с собой только самое необходимое, багаж Джорджа состоял из коврика и нескольких пакетов с любимой едой, а Скви с презрением относилась ко всему, что не было произведено на К\'эреме.

Отсеяв ненужное, Уокер оставил лишь небольшую сумку туалетных принадлежностей, пару смен одежды и кое-что по мелочи. Готовясь ко сну, он лицезрел свой скромный багаж. Через пару дней всё, к чему он так упорно стремился приспособиться и усвоить за прошедшие годы, останется позади, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Придётся адаптироваться к новой цивилизации, удивляться новым чудесам и, если повезёт, получить доступ к новой информации, новым разумным существам, которые, возможно, владеют той путеводной нитью, что ведёт в тот дальний уголок космоса, где остался его крохотный родной мир. Отдав комнате указание ослабить внутреннее освещение до минимума, Уокер наблюдал, как стены темнели до тех пор, пока очертания и пространства не стали едва различимы. Помимо всего остального, комната была сама себе ночником. Перевернувшись в постели, Марк подсунул под голову подушку, набитую искусственным пером, и закрыл глаза.

Он снова находился в арендованном им помещении, на этот раз сонный, а не обезумевший. Пристально уставился в глаза на сплющенном по горизонтали лице. Они ярко вспыхивали в нижней части головы, напоминающей по форме конус. Мембранный слуховой сенсор выдавался почти у самой макушки пурпурного конического черепа. Единственная, покрытая присосками рука непроизвольно дёрнулась, чтобы дотянуться до него.

Марк сказал самому себе: старый сон. Тот, что оживал всё реже, но никогда не переставал тревожить. Инопланетянин коснулся его голого плеча. Ощущение было очень настоящим.

Во сне, как и в реальности, которая породила этот сон, Марк был одет в джинсы и фланелевую рубашку. Его плечо вовсе не было обнажённым. Он моргнул. Потом глаза Уокера стали почти такими же огромными, как у создания, холодно взиравшего на него сверху вниз.

Виленджи. В его комнате.

Когда он попытался закричать, тяжёлая широкая ладонь плотно прижалась к его рту. К счастью, она не накрыла и нос тоже. Быстро передвигаясь позади Уокера, второй виленджи легко поднял его на кровати и, несмотря на неистовые, отчаянные попытки Марка к сопротивлению, подвёл под его тело руки. Чем-то залепило рот. Оно плотно приклеилось к лицу и стянуло губы в тонкую линию. Тщетно стонущего перепуганного Уокера подняли с постели и понесли по направлению к выходу.

Снаружи, в слабо освещённом общем зале, его потрясение стало во сто крат сильнее. Похититель поставил Марка на пол. По крайней мере дюжина виленджи столпилась на свободном пространстве под высоким потолком. Выстроенные подобно разным образцам, каковыми они послужили однажды и могли стать теперь, его друзья стояли вдоль тихо журчащих искусственных гейзеров Браука. Оскорблённая Скви спрятала все десять конечностей, а разъярённый, находившийся в крайнем напряжении туукали был обмотан, как в кокон, мощными ремнями, которых хватило бы, чтобы сдержать полдюжины слонов. Рядом с ним Джордж беспомощно взирал на Уокера. Тёмно-коричневые глаза пса были полны страха.

Той самой раскачивающейся, из стороны в сторону, походкой, которую Марк надеялся больше никогда не видеть, один огромный виленджи подошёл к нему. Со временем торговый брокер стал экспертом по распознаванию личностных характеристик пришельцев. По спине Марка, словно стакан ледяной воды, растеклась дрожь. Он узнал этого виленджи.

Склонившись к надёжно связанному человеку, Прет-Клоб уставился в глаза, которые были намного меньше и круглее его собственных, и в их взгляде соединились пренебрежение, негодование и тревога.

— Ты помнишь, как некоторое время тому назад, на борту корабля серематов, которые по недомыслию вмешались в обычные торговые дела, я сказал тебе, что естественный порядок вещей будет восстановлен?

Когда сбитый с толку и ещё больше напуганный Уокер даже не попытался ответить, командир виленджи выпрямился.

— Ты теряешься в моём присутствии. Знай, я считаю себя в некотором роде знатоком всех деталей закона. Конечно, это заняло какое-то время, но труд и терпение — и даже самонадеянных серематов могут утомить дела правосудия. Наконец-то выбравшись из тюремного заключения, «признав» свою ошибку и усиленно раскаявшись в своих поступках, в итоге я смог возродить небольшую часть своих связей. Как основные держатели акций, мы намерены восстановить своё финансовое благополучие, начав с возвращения во владение учтённого товара. По возможности — наибольшей его части. Это всего лишь бизнес. — Отвернувшись, он прошипел какие-то приказы своим пособникам.

Уокер почувствовал, как его подняли и упаковали в какой-то открытый контейнер с твёрдыми стенками. К нему присоединились дрожащий Джордж и невозмутимая Скви. После чего над их головами захлопнулась крышка. Для Браука требовался отдельный, особый контейнер, подумал Уокер, когда понял, что их контейнер сдвинули с места.

Мудрое решение со стороны виленджи. Если разъярённому туукали представится хотя бы полшанса, он одним ударом прихлопнет каждого виленджи. Когда прилив адреналина стал ослабевать, Марк сполз по мягкой внутренней стенке контейнера.

Они снова были пленниками.

Стенки пропускали звуки и голоса, но сквозь них не проходил свет. Он слышал болтовню виленджи, когда контейнер с ним и его друзьями куда-то торопливо понесли. Резкая, отрывистая речь. Каким-то образом похитителям удалось проникнуть в жилой комплекс, правда не слишком строго охраняемый. Чтобы взломать коды, защищавшие вход в общий зал и в личные покои каждого, надо было обладать высоким уровнем мастерства. Уокер не удивился, обнаружив, что виленджи настоящие профи в этом деле. Антиобщественная деятельность в целом и самые разнообразные её проявления были их знаменитой специфической особенностью.

Чувствовалось, что теперь они двигались быстрее, возможно, воспользовались внутренним транспортом комплекса. Усилия выбраться наружу бесплодны. В столь поздний час не спят только некоторые исключительно ночные обитатели, и у них нет другой причины, кроме любопытства, озаботиться процессией виленджи, сопровождающей контейнеры. Уокер, знакомый с типичной вежливостью серематов и разумных существ, регулярно посещающих Серематен, не был оптимистичен по поводу чьего-либо желания отважиться на расспросы. И тем более снаружи, за пределами комплекса…

Резкая остановка. Уокер и Джордж переглянулись. Забившись в угол контейнера, чрезвычайно раздражённая Скви, со связанными усиками, сидела на корточках, и её серебристые глаза ярко вспыхивали в темноте. Её хоботок привязали к голове, и она не могла говорить, чтобы выплеснуть гнев, который испытывала.

Готовятся переместить контейнеры на мобильный транспорт, обезумев, подумал Уокер. Оттуда — стремительная доставка в ближайший порт. Потом — корабль, ожидающий на орбите, который сразу же отбудет в уголки за пределами досягаемости серематов и центральной галактической цивилизации, как только они окажутся на борту. Очевидно, чтобы быть проданными.

При таком раскладе у Марка и его друзей едва ли есть шансы на спасение с корабля виленджи.

Резкие помехи в виде и частоте звуков, доносившихся снаружи в их тюрьму, отвлёк внимание Уокера от мыслей, становившихся всё более и более мрачными. Неожиданно контейнер сильно накренился вправо. Перед тем как упасть на бок, он на мгновение качнулся. Раздался приглушённый визг Джорджа, когда связанного пса подбросило и он оказался на голове Уокера. Привыкшая никогда не терять самообладания Скви совершенно лишилась присутствия духа, когда контейнер перевернулся.

До пленников донеслись громкие свистящие звуки. Фразы сыпались на языке, который не был знаком Уокеру. Грубые гортанные восклицания. Ослабленный расстоянием и преградой в виде стенок контейнера, физически дезориентированный, имплантат Марка тоже был не в состоянии перевести речь. Перевернувшись, контейнер обрёл устойчивое положение: Джордж сидел на голове Уокера, а связанная Скви фыркала и бессвязно бормотала где-то поблизости от его ног. Поскольку Уокер обрел более или менее устойчивое положение, его имплантат наконец оказался способен разобраться с какофонией звуков, доносившихся снаружи. В то же время Марк подумал, что распознал второй источник, издающий крики.

Хотя по отдельности довольно чёткие, хриплые, грубые голоса звучали очень похоже на голос лёгкой и проворной ниййюю, которая недавно наняла его на службу.