Олег Северный
2012. ТАНГО ДЛЯ КАЛИ
Без Чёрного этой книги просто не было бы.
Автор
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Нельзя объять необъятное. Я не стану его обнимать. Я просто отсыплю немножко из закромов необъятного крошек или же зёрен, чтобы удобрить почву понимания. Итак, зёрна из дневников Чёрного здесь, а дальше — дальше пойдёт совсем другая история.
«Похоже, цыган свалил совсем. Только пыли в глаза напустил да тетрадку бросил. Эх, с паршивой овцы… Вот что с этой „шерстью“ делать? Алфавит незнаком полностью, даже похожего не встречал».
«Мишаня притащил пантакль. Спрашивает, что за монета. Вот дурилка! Где только подобрал?»
«Опаньки, приехали. Если Миха не врёт, его сосед-то в курсе, про что в тетрадке сказано. Похоже, тоже мутит. Объяснит за подчинение — сейчас, фигу ему с маслом!»
«Всё ещё интереснее. Миха утверждает, что этот сосед — пришелец. На шизофреника он непохож, выходит: парень с седыми волосами — Седой — один из беглых каторжников с другой планеты. Они называют себя Властелинами Времени».
«Седой просил посмотреть моё кольцо. Не хочу давать, почему — не знаю. А придётся».
«Этот мудрец моё колечко своей Таньке давал — пофорсить. Она с ним полдня таскалась. Седой взбесился! Я тоже готов сейчас Миху убить».
«Миша появился бледный. Говорит, Седой сказал, наши правители давно сотрудничают с инопланетянами. Американцы тоже. Он назвал их Эббо, или Серые. Многие наши технологии — на самом деле от них. А нам, значит, байки о тарелках летающих. Почему-то верю».
«Михаил повидал Серых. Ездил к ним с Властелинами. Говорит, на богомолов похожи, если маскировку под людей снять. Заикался, пока рассказывал, с перепугу, наверно».
«Вот это новость! Седой сказал Мише, что нас, землян, продали с Землёй вместе наши Создатели. Каким-то яйцеголовым Клэреот — крутым технарям. Вот-вот начнётся вторжение. Не верю! Не хочу верить».
«Миха снова катался с Властелинами. Говорит, на Кавказ. Рассказывает полную дичь. Какой-то Берсеркер, непонятно кто, непонятно откуда и как, сплошное Нечто, но жуть какой сильный. Поехали его искать, нашли какого-то типа со шпагой, он над ними обхохотался. То ли я что-то не понял, то ли… Властелины облажались? Или эта их вселенская жуть человеком прикинулась?»
«Седой не пришёл на стрелку. В чём ошибка? Что он от меня хотел? Не понимаю. Он же сам забивал… Почему?»
«Новости дня — Берсеркер обломал Клэреот. Если верить Мише и Седому, конечно. Он закрыл путь на Землю, корабли не проходят. Хорошо, коли так, но проверить нечем. Фантастика. Ещё Миша сказал, что на Кавказе тогда был граф Калиостро».
«Берсеркер вступал в контакт с человеком. Контактёр — Яков Брюс, конец 17 — начало 18 века. Седой просил поискать по нему инфу. Почему он не может сам?»
«Миша сказал, за Седым охота. Путь на Землю через космос закрыт, но есть какой-то другой, по нему за ним и пришли».
«Кажется, я влюбился. Весна-а! И плевать, что на дворе».
«Так. Миха утверждает, что Наташку мне подослали. „Сканируют“. Кто и зачем не сказал. Говорит, Седой злился. А не пойти ли вам, ребята? Хотя… действительно, как-то оно скоропостижно всё получилось. Может, они и правы. Беру паузу».
«Михаил, наконец, объявился. Рассказывает, чуть не помер. Его Седой спасал, своей энергией, потом ритуал устроил. К какому-то то ли попу, то ли магу возил, он теперь тоже „дерини“. Вошёл в колдовской клан. Мишаня реально на дохляка похож».
«У Седого новая тачка. Миша полвечера слюни пускал — покатался. Говорит, на Земле такого не делают, технологии Серых, там даже надписи не по-нашему. Ему завидно».
«Седой просит сделать кольцо. Надо же. Кому, зачем? Ладно, сделаю. Единорог какой-то рисуется».
«И диадему ещё. Я что ему, ювелир?»
«Миха женился. На Таньке своей. С диадемами полный кич — я же её НЕ ДОДЕЛАЛ! Что, теперь уже и не надо? КАК?!»
«Закончил Единорога. Опять вышел непонятный металл. Великий алхимик Чёрный — мастер по получению неизвестно чего!»
«Седой передал книгу. Неужели он всё же пойдёт на контакт? Сам? Скорее бы».
«Михаил что-то нос воротит. Что это с ним? То трещал как сорока, теперь слова не вытянуть. Седой запретил? Или он теперь отойдёт в сторону?»
«Миша всё страньше и страньше. Попросил ему погадать. Здесь действительно странно — карты его и Седого есть, а будущее не открыть. Только прошлое. Говорит, у Седого та же беда, это из-за Берсеркера».
«Фестиваль удался. Ребята замечательные. Рассказали о Зонах, интересно. Надо бы посмотреть».
«А Михаил-то пропал… С Седым вместе. Ушли? Не надо было ездить на фестиваль. Или, наоборот, надо?»
«Подарочек. Это Знак, точно — Матрица! Больше это ничем не может быть. Вещь из другого мира, машинка для перехода. Я понял! Космос закрыт, зато Зоны — открыты! Еду в Калининград».
«Гросвальд снова зовёт. Странное место, туда тянет возвращаться снова и снова. Калининград вообще странный город. И Проф — странный товарищ. Сталкер».
«Решили с ребятами организоваться. Всё равно работаем вместе. Группа „Неман“ — мне нравится, как звучит. Красиво! И символично».
«Рисую очередное кольцо. Почему — не знаю, само рисуется. Нечто странное, суставчатое и с шипами — щупальце!»
«Едем на Север. Пришлось нам с Лёней побегать, но всё позади. Ура!»
«Третья Татьяна — это уже перебор. Хотя она замужем. С мужем-то и проблемы… Великий маг Чёрный против Чёрного Маклера. Смешно. Не против, конечно, странно тут всё у них. Москва вспоминается, времена Седого».
«„Неман“ выходит из тени. Думаю, это правильно. Пока в Интернет. Дальше посмотрим. Баал запустил наш сайт».
«Снежный Волк просто рвётся к контакту. Упёртый товарищ. Похоже, не из слабых. Обещает инфу».
«Встречался. Он сенс? Ясновидец? Откуда он ЭТО знал?!»
«Кто Снежный? Может, НЕ человек? Снова контакт? Тогда зачем ему зоны…»
«А волчок-то с гнильцой. Это не контакт, это что-то другое. Зверёк играл, да заигрался — больно мелко он врёт».
«Татьяна связалась со Снежным. Никому нельзя доверять! Или она просто попалась? Тогда надо спасать. Как не вовремя».
«У нас получилось! Групповой переход в другой вариант Москвы! И мы встретили там… Брюса. — Не был бы сам — решил бы, что шиза. Но У НАС ПОЛУЧИЛОСЬ!»
«Объявил охоту на волков. Ох, и поразвлекаемся».
«Всё. Победа».
«Я верю Брюсу? Да, верю. Потому что будущее меняется. Вчера появились две новые точки на моей руке. Мы должны успеть до 2012 года. Мы успеем».
Это крохи прошлого. Оно просыпалось с ладоней и где-то осталось. Мы ещё будем оглядываться на него иногда. Но теперь время настоящему и будущему.
Благодарю всех друзей и недругов за то, что они помогли мне стать тем, кто Я есть.
Чёрный
ПРОЛОГ
В просторном зале на втором этаже дома на Дворцовой набережной суетливо метался, чём-то неуловимо напоминая ворона, невысокий, коренастый человек в тяжёлом чёрном, отороченном мехом зимнем плаще, что крепился мощной золочёной пряжкой на широком ремне под горлом. Шапки на нём не было, букли парика свободно падали на плечи. Он то взглядывал в зеркало, то принимался копаться в кожаном саквояже, который не выпускал из рук, словно проверяя, не забыл ли что. Довольно высокая женщина в узком к талии и расходящемся куполом по ногам одеянии, также отделанном мехом, в меховой треуголке, из-под которой выбивались длинные светлые локоны, в тонких мягких перчатках и с тёплой муфтой в руках, ожидая его, старалась сохранить безмятежное спокойствие на лице, но её выдавали губы, сложенные в досадливую гримаску. Несколько разряженных в пух и прах человек, чьи наряды обнаруживали принадлежность к самому высокому сословию, стояли кучкой возле стены и следили за перемещениями «ворона». Но вот он сделал знак женщине и обернулся к ним. Тут же все оживились. Из рядов вышел невысокий, внушительного вида вельможа, двинулся к чете, поцеловал руку женщине.
— Счастлив был знакомством, ваша светлость. — Вдруг он потянулся к графу и облобызал его, как велит русский обычай. — Да будет ваша дорога лёгкой и безопасной.
— Благодарю, — откликнулся граф, так и не усвоивший русского «спасибо».
Ещё один высокого роста вельможа приблизился к ним и бережно поцеловал руку графине, слегка задержав её в своих широких ладонях. Графу он лишь высокомерно кивнул, получив столь же холодный кивок в ответ.
Третий сердечно прижал графа к груди, но лобызать не стал.
Зато поблагодарил за науку. Даме же он поцеловал руку церемонно, но довольно прохладно.
— Всё, дорогая, идёмте! — И граф первым заспешил к узкой лестнице, ведущей к выходу. Графиня, потупив глаза, следовала за ним.
Провожающие, несмотря на холодную погоду, вышли на балкон наблюдать отъезд. У дверей дома уже довольно давно стояла большая чёрная карета, запряжённая шестёркой упитанных лошадей. Карета была тяжёлой, украшенной золотыми виньетками по обоим бокам и с золочёными набалдашниками над каждым углом. Кучер топтался возле, похлопывая себя по бокам руками в больших рукавицах. Он изрядно подмёрз.
Граф стремительно покинул подъезд, проследовал к услужливо распахнутой лакеем дверце кареты, но тут отступил в сторону, пропуская вперёд жену. Она в последний раз оглядела ровную череду тяжёлых низких зданий под низким небом, грязный лёд замёрзшей реки и неожиданно дерзко устремившуюся к тучам сияющую золотом острую иглу Петропавловского собора, на вершине которой, едва различимый отсюда, застыл охраняющий город ангел.
— Алессандро… — Она подняла большие печальные глаза на мужа и слабо вздохнула.
— Мы вернёмся, Лоренца, я знаю, что мы вернёмся.
Возле дома собралась значительная толпа. Здесь были и вельможи рангом пониже, чем удостоенные церемонии провожания, и торговый люд, и даже слуги и простолюдины. Кто-то пришёл, чтобы проводить в дальний путь лекаря, исцелившего близкого им человека, оказавшего помощь, когда больше не оставалось надежды. Кого-то привело чувство уважения к Мастеру и Магистру, они считали себя обязанными хотя бы провожанием оказать ему прощальную честь. Кто-то пришёл из любопытства, поглазеть на заезжего чародея, которому наша матушка-царица показала от ворот поворот. Кто-то просто остановился, потому что увидел толпу.
Лоренца забралась в карету, граф поднял голову к стоящим на балконе царедворцам.
— Я вернусь! — произнёс он негромко, но внятно, затем взошёл следом за женой.
Лакей закрыл дверь.
Кучер вскарабкался на козлы, качнул вожжами. Карета тронулась. Кучка слуг, как обычно сопровождающих графа в путешествии, поскакала за ней. Из толпы полетели вверх шапки, раздались приветственные крики и пожелания доброй дороги. Вслед кинулись несколько любопытных мальчишек. Карета завернула за угол дома, и мальцы отстали.
Лоренца выглядывала в окно, ей махали вслед обитатели только-только выстроенных соседних домов, также высыпавшие на балконы. Граф сидел, окаменев и глядя прямо перед собой. Впрочем, с его стороны улицы домов пока не было, только какие-то то ли развалины, то ли новострой. Карета свернула налево, прокатила мимо довольно большого деревянного дома и выехала на Литейный проспект. Оттуда дорога вела всё прямо и прямо — на запад.
Как много надежд возлагал он на эту поездку, сколько выдал горделивых обещаний — и явиться во всём величии, и поведать миру тайну происхождения — и такой нелепый провал. Он не рассчитал время, рассказать кому — не поверят! Как они говорят, эти русские: «И на старуху бывает проруха»? И на старика тоже. Или же «ogni regola ha un\' eccezione». Он свёл воедино тайные пророчества и официальные объявления, в точности знал, что будет и где будет, и упустил маленькую, совсем незначительную деталь — когда. Вот и осталось теперь только — «будет». Всё ещё только будет. А он уже есть здесь и сейчас, и его не будет, когда оно, то, что он хотел отыскать, в свою очередь будет здесь. Вот незадача.
Граф от досады ударил кулаком по ни в чём не повинной двери кареты, но аккуратно, чтоб не раскрыть. В результате вместо использования плодов ему пришлось заняться разбрасыванием семян. Сеятель, однако! Да и с милостью величайших, как ни крути, не повезло. И магия не помогла, взбеленилась дурная баба, царица-самодержица, как будто полцарства её морозного, а не мужика на несколько вечеров увели. Ладно, не на несколько, поговаривали, бедный Потёмкин от его жёнушки напрочь голову потерял. Так она же замужняя, да иноземка ко всему, понимать надобно — куда бы он от её величества делся? Побегал да вернулся бы. Нет, прижгло, видать, ретивое. И повелела. А он что, приходится покидать, не судьба, выходит, дожидаться да контролировать, как там семена прорастут. Верить остаётся, надеяться. А знать он будет очень сильно потом.
Да, надеяться. На мальчика, что не подведёт, не забудет, о чём он твердил ему вечерами. Каким должно стать величайшее дело его рук, как выглядеть, где находиться, а главное — что в нём должно быть обязательно. Не потеряет отданный ему на сохранение уникальный ключ, сбережёт и детям своим передаст. Вместе с именем подлинного владельца.
На его сиятельство графа надеяться, что употребит всё своё возможное и невозможное влияние, чтобы мальчика допустили к исполнению вверенного ему поручения. Не посмотрели на то, что молод, никому не известен, да и волю не слишком давно получил. Да что я, это он сейчас молод. Будет, будет известен, обязательно будет. И вольную, вольную ему не передумал бы отписать заносчивый граф. Правда, он любимый ученик Баженова. Вот ещё загвоздка — будущий император в Баженове души не чает. Ладно, пусть не чает, покуда тот в Москве, но в Петербурге ему не жить! И все иноземцы не соперники, уж на это влияния главного Академика по Художествам хватит. Своего протеже сумеет пробить. А Андре не подведёт.
Граф как живого увидел перед собой невысокого, смуглого, как итальянец, кудрявого юношу с быстрыми движениями и живым взглядом тёмных глаз. Ему очень подходила его фамилия, паренёк на самом деле напоминал воронёнка. Молодого, дерзкого, ещё не оперившегося до конца, но уже задиристо посматривающего по сторонам. Может, поэтому Алессандро его заметил, почуял родственный дух? Талантливый мальчик, очень талантливый, и умный, что редкость. Не по-придворному умён, не выгоду свою чует, — по-настоящему, по-мастеровому, как полагается Архитектору. Жаль, рановато его в курс дела вводить, Алессандро очень хотел бы сделать это сам, да опять не судьба.
Карета остановилась. Город закончился, нужно было отметиться на заставе, отписать: «выехал». Граф лениво выбрался на истоптанный лошадьми снег. Ещё, что ли, крестик поставить, напоследок? Для лучшей памяти? Он посмотрел на небо, ухмыльнулся, подобрал дорогой плащ и бодрым шагом отправился расписываться в казённой тетради.
День спустя, сортируя полицейские доклады, мелкий чиновник дорожного департамента вдруг испуганно зашевелил губами, прочитывая молитву, и принялся истово креститься дрожащей рукой: полиция донесла, что Его Высокоблагородие, Кавалер и Граф, Испанских Королевских Войск Полковник и Учёный Медикус Александр Феникс, он же де Калиостр, выехал из всех петербургских застав одновременно и везде оставил свою подпись.
ГЛАВА 1
Тысячелетия подряд всё также катит воды река Неман, что в давние времена называлась Хронос. Её русло может меняться, уходить вправо или же влево, но река неизменно спешит к морю. Три столетия стоит на ней город. Изменялись его имена, уходили и приходили люди, разрушались дома, возникали новые улицы, менялся язык жителей, а город стоит. И намерен стоять дальше, ибо на гербовом поле осеняет его треугольник с расходящимися на все стороны света лучами и с зорким глазом внутри, и девиз его гласит: «Под сим в безопасности». Сегодня его имя такое же, как имя реки, — Неман.
Миллионы лет назад здесь упал огромный метеорит, рухнуло с небес нечто, вдавило каменную кожу Земли. Плавились и трещали скалы, бушевал огненный ад, просыпались вулканы. До сих пор на коре Земли остался шрам — нуклеар, по нему идёт нижнее течение реки Неман, на его территории стоит город. А в самом эпицентре былого взрыва, далеко за холмами, расположен лес, в котором находится одна из самых сильных аномальных зон — Гросвальд.
Заляпанный грязью внедорожник едва полз по заросшей дороге. Грязь под колёсами ещё больше затрудняла движение. Гунна не спешила, она была уверена в себе и в своей машине. Вот поворот, где их столько раз встречали светящиеся шары. Они появлялись ниоткуда и следовали за машиной до самого центра зоны. Сейчас шаров не было, Гунна и без них хорошо знала дорогу, её руки крепко сжимали руль, и на пальце одной из них привычно поблескивал Единорог — кольцо из неизвестного науке металла с пирамидкой и извилистым рогом.
Фрост размеренно шагал по тропе. За плечами лёгкий рюкзак, в руке фонарик — он вышел в путь в середине ночи. Он немного затормозил возле приметной раздвоенной сосны — именно здесь ему довелось встретиться с реликтовым гоминидом, когда они с Шаманом бросились выручать Чёрного, у которого в зоне встала и отказалась заводиться машина. Фрост поёжился — это было не самое приятное воспоминание. Трёхметровое лохматое чудовище — вот что такое на самом деле ваш снежный человек.
Шаман бросил машину в зарослях молодняка и дальше отправился налегке. Идти оставалось недолго — немного по тропе, которая когда-то была дорогой. Потом пересечь поляну, где они с Чёрным некогда творили обряд. Он скосил глаза на кольцо — его палец охватывал тонкий чешуйчатый ободок, от которого вдоль фаланги вытянулось длинное шипастое щупальце. Шаман дошёл до опушки леса, осмотрел местность и двинулся через поле.
В центре Гросвальда есть небольшая, но очень глубокая дыра в земле. Если кинуть туда камень, он будет лететь несколько минут, и ещё долгие минуты будет грохотать, перекатываясь между стен, эхо от его падения. Наверняка из её таинственной глубины даже днём можно видеть звёзды. Сейчас звёзды понемногу меркли и исчезали. Начинался рассвет, тьму сменили быстро светлеющие сумерки, небо на востоке порозовело, но до солнца было ещё далеко.
Трое стояли возле ямы и смотрели по сторонам.
— Ты давно знаешь? — спросил Шаман у Гунны.
— Да. — Татьяна, не отрываясь, смотрела на облака.
— Что ж никому не сказала?
— Кто бы тогда мне поверил?
Шаман замолчал, признавая её правоту.
— Здесь не верить, здесь осознать надо, — заявил Фрост.
— Теперь понимаете, почему у нас здесь самая мощная зона? — Шаман поднял камешек, намереваясь кинуть его в дыру, но передумал и уронил рядом. — Это окно Берсеркера.
— Да, тридевятое царство тридевятое государство. — Гунна шутила, подразумевая нумерацию регионов.
— Всё, теперь игра окончена? — осторожно поинтересовался Фрост.
— Нет. — В этом Шаман был абсолютно уверен. — Скорее, лишь началась. Иванна ничего не говорила? — Он повернулся к Гунне.
— Нет. — Татьяна качнула головой. — Хотя она в курсе.
— Ну это нормально! — произнёс свою коронную фразу Шаман.
Все невольно улыбнулись.
— Началось, — негромко произнесла Гунна.
Ребята тоже посмотрели вверх.
Над лесом зависла огромная летающая тарелка. То ли она телепортировалась к назначенному сроку, то ли болталась здесь уже давно, а сейчас сбросила экран невидимости. Она возникла сразу и без манёвров подхода. Часть летательного аппарата уходила за лес, но и то, что предстало глазам, внушало уважение. С выступа чуть зеленоватого корпуса сорвался и воткнулся в землю яркий белый луч. По нему заскользили прозрачные силуэты. Приближаясь к земле, они обретали объём и плотность, становились похожими на людей. Делегация странных существ собиралась у кромки леса.
— Вот и первый этап, — нарушил молчание Шаман. — Ну что, идём? Поздравим с началом переговоров.
Он выплюнул травинку и первым тронулся к месту высадки. Гунна подмигнула Единорогу и последовала за ним. Фрост усмехнулся и, поправляя на ходу рюкзак, догнал друзей.
Совещание проходило в самом узком кругу: Калина, Люминос и Баал втроём сидели на втором этаже офиса. Хотя совещание — громкое слово: ребята молчали, думая каждый о своём. Калина задумчиво созерцал знакомый пейзаж за окном.
— Скоро они будут здесь. — Он снова уставился в окно.
— Откуда ты знаешь? — уточнил Баал.
— Просто знаю. В тридцать девятом ребята вступили в переговоры. Теперь наш выход.
Чёрный открыл глаза. Сильно болела спина, как вчера, как позавчера, как неделю назад. Он уже почти привык, как привыкают к пыткам. Прямоугольник белого потолка, омерзительного коричневого оттенка стены — да, он в больнице. Промучившись двое суток подряд, вчера он всё же вызвал «скорую» и был доставлен в негостеприимный приёмный покой. Ходить он уже не мог. Цепляясь за стены, опираясь на сиденья стульев, которые поспешно освобождали перед ним ожидающие госпитализации больные, он добрался до регистрационной стойки и отдал паспорт. Не нашлось никого, кто потребовал бы от него соблюдать очередь. Но не нашлось и никого, кто бы ему помог. Мужчины неловко отводили глаза, женщины шептали про себя «какой ужас», одна старушка крестилась. Привычная ко всему врач приёмного методично занесла данные паспорта в историю болезни и вызвала санитаров. В палату его отвезли. Блокирующие боль уколы помогли очень мало, но всё-таки ему удалось уснуть. Сейчас их действие не ощущалось совсем.
Чёрный приподнял голову, огляделся. Тумбочка, на ней стакан с зубной щёткой и пастой, мыльница, знакомая кружка — видимо, пока он спал, кто-то принёс необходимый для существования в больнице набор его вещей. Вчера он ничего не смог взять. Взгляд скользнул по полу и вдруг застыл, остановившись на тапочках возле кровати. Коричневый мягкий плюш, уютные, знакомые домашние тапки. Он не отрывал от них глаз, пока тапки не превратились в два тёмных пятна, и тогда упал на подушку, давясь, захлёбываясь слезами. Тело сводило судорогой от рыданий, каждый всхлип волной жгучей боли прокатывался по позвоночнику и стекал по ноге, но сейчас он едва не приветствовал эту боль. Сильнее, ещё сильнее, — он тонул в мутно-красных волнах и едва слышно, глотая слёзы, шептал: «Папа… Прости… Прости меня, папа…»
Да, он предполагал, что издание этой книги может оказаться опасным. Но как же замечательно всё сложилось: заманчивое предложение от издательства, популярный писатель, который выразил желание взяться за необычный материал. Он десять лет держал эти знания в голове, разве можно было упустить такой шанс? «С чего всё началось, что было до создания группы „Неман“?» — как часто он слышал эти вопросы, и вот появилась возможность ответить сразу всем. Чёрный имел ещё и свою личную, заднюю мысль о том, что в процессе систематизации материала для книги он сумеет, наконец, разобраться в том, что за всё это время так до конца себе и не объяснил. Сведёт концы с концами, получит целостную картину давних событий, а может быть, и некую дополнительную информацию из «отдалённых источников», почему нет? В возможностях тех, кто называл себя Властелинами Времени, он не сомневался тогда и не усомнился теперь. Беженцы из очень далёкого мира, они потеряли, по их меркам, почти все свои способности, но, по меркам землян, превосходили всё, что принято воображать. Тогда, десять лет назад, они сами пошли на контакт и сами неожиданно его оборвали. Впрочем, они всегда действовали только в своих интересах. Сейчас Чёрный мог задеть эти интересы: он собирался рассказать о давних событиях всё. Всё, что знал, что понимал, и что не понимал — тоже.
Да, он допустил ошибку. Нет — он допустил роковой промах. Он пошёл на риск, однако он посчитал, что основная опасность будет грозить писателю. Конечно, Чёрный предупредил его об этом, предупредил сразу и однозначно, только писатель по этому поводу не беспокоился. Похоже, он просто не верил в то, о чём собирался писать. Для него главное было — развернуть тему. И Чёрный, возможно под влиянием столь лёгкого отношения, не вспомнил то, что знал очень давно и не должен был, права не имел забывать: за любую работу платит заказчик. Не исполнитель. Это закон. Закон магии, но он был магом, и то, что должно было произойти, относилось к магическому действию ничуть не меньше, чем к обычному литературному бизнесу. На самом деле — гораздо больше.
Уже при подготовке материала начались странности: время от времени в цикле телепередач об аномальных явлениях стали появляться серии с участием Чёрного. Ему рассказывали об этом друзья, а пару раз он сам с удивлением следил за трансляцией интервью, которого никогда не давал. Как правило, в этих сериях говорилось про аномалии времени. Это был повод задуматься, но он не понимал, как трактовать такой знак. Он чувствовал, что приблизился к чему-то важному: казалось, ещё чуть-чуть, и горсть эпизодов давнего контакта выстроится по логической связи, нанижется на единую нить. Может быть, это произойдёт благодаря дару и слогу писателя? Придут ответы, найдутся причины, появятся объяснения. Книга рождалась, родилась, ушла в печать. Главный герой старательно разгадывал загадки, участвовал в приключениях и выходил невредимым из передряг. А объяснений так и не появилось, и уже ничего нельзя было изменить.
Чёрный не без труда продрался через молоденький березняк и вышел на вершину холма, когда зазвонил телефон. Обычно в зоне сотовые телефоны не работали, наверно, этот холм оказался чуть выше других, и до него дотянулся сигнал какой-нибудь из ретрансляционных вышек. Чёрный посмотрел на экран — номер был незнаком.
— Слушаю вас.
— Это Антон Моршан? — Далёкий женский голос также был незнакомым.
— Да, — с удивлением ответил Чёрный и ощутил внезапный укол боли в спине.
— Говорит заведующая онкологическим отделением сороковой больницы. Вашему отцу дали направление на операцию. Вы не могли бы подойти на отделение, хотелось бы с вами поговорить?
— Я в Калининграде, — растерянно произнёс Чёрный и тут же поправился: — Я подойду, конечно, я подойду. Когда операция?
— Через два дня. Приходите в рабочее время, скажете, что вы Моршан, вас пропустят.
— Да, спасибо.
Телефон отключился. Спина болела всё сильней, видимо, от нервов. Пришлось присесть на ближайший упавший ствол. После такого известия Антону всё равно нужно было передохнуть, чтобы прийти в себя, ноги подкашивались. Как же так? У отца был обычный радикулит, они считали, что это радикулит, возрастное. Чёрный вспомнил, как всё началось.
Работа над книгой дошла уже до середины и продвигалась неожиданно легко. Антон нашёл общий язык с писателем, они регулярно встречались и постоянно переписывались. Издательство ожидало завершения, чтобы принять рукопись в печать. Казалось, мир совсем не против этой опасной затеи. Когда у Антона ни с того ни с сего заболела спина, он не обратил на это внимания: мало ли, просвистело в оттепель на ветру. Одновременно он поймал почти забытое ощущение магического наезда, но столь мимолётное, что никакого значения ему не придал: какой-нибудь юный талант зубки пробует. Он хмыкнул про себя, что, пока не закончит книгу, умереть ему не дадут, намазал поясницу мазью со змеиным ядом и забыл о ней. А через неделю пожаловался на боль в спине отец. Даже не пожаловался — посетовал, поминая годы и огород. Только ему мазь со змеиным ядом помогала гораздо хуже. Наверно, из-за возраста. А события потянулись такой чередой, что некогда было остановиться и оглядеться.
Рассиживать на красивом холме было не время, нужно было встать и идти. Антон с трудом поднялся. В спине боль немного утихла, зато стала отдавать в ногу так, что он хромал при ходьбе. Потом вроде как разошёлся. Но в Калининграде перед ним встал выбор: либо лететь к отцу, либо пройти полное обследование и разобраться, что за фортели выкидывает его собственный организм. Татьяна-Гунна, верная хранительница его духа и тела в этом городе, попыталась настоять на обследовании, только не было у него никакого выбора. Для него — не было.
До операции он всё же не успел, сложно было с билетами. Когда ехал в аэропорт, в салон машины неожиданно залетела птица: шальной воробей метнулся с полосы из-под колёс встречного автомобиля и угодил прямо в открытое окно. Пришлось остановиться, чтобы поймать и спровадить гостя. Эпизод оставил неприятное ощущение и чувство тревоги. В самолёте совершенно неожиданно пассажирам предложили не только сигареты, напитки и музыку, но и книги. Чёрный взял первый попавшийся толстенький том, открыл на случайной странице, не глядя, ткнул пальцем в строку. «„Орёл“ покатился влево и в то же время начал крениться на правый борт, в наружную сторону циркуляции. С верхней и батарейной палуб донёсся до боевой рубки зловещий гул воды. Неприятельским огнём ещё в дневном бою были уничтожены все кренометры, но и без них чувствовалось, что корабль дошёл до последней черты своей остойчивости. Свалившись набок, он дрожал всеми частями железного корпуса. В рубке, зная о восьмиградусной предельности крена, все молчали, и, вероятно, всем, как и мне, казалось, что наступил момент ожидаемой катастрофы. Так продолжалось до тех пор, пока броненосец, постепенно поднимаясь, не встал прямо». Он ничего не понял и мрачно отложил книгу. Приехал из аэропорта вечером, к отцу не пустили, сказали прийти на следующий день, спросил, что можно приносить, чего не хватает, ему ответили. Тогда-то он и принёс отцу эти тапки, что сейчас стояли возле его собственной койки. Больница была той же самой. Основные симптомы его собственного заболевания совпадали до неприличия. Круг замкнулся. Чёрный уже не плакал. Он смотрел в голое больничное окно, за которым покачивалась мокрая ветка, и единственный уцелевший жёлтый листок отчаянно трепыхался на резком ветру. Ветер и дождь — осень.
Итак, книга издана и разошлась по России. Герой начал собственную виртуальную жизнь. А он, прототип? А он корчится на узкой койке и готов на любой наркотик, который убрал бы эту невыносимую боль. Но кого это интересует? Кому нужен реальный живой человек? Тем более кому нужен человек, не соответствующий взятой на себя роли? Он кончился как сталкер, с таким диагнозом если и выживают, то по зонам не ходят. Счастье, если ходят вообще. Может быть, всё происходящее закономерно? Виртуальный герой обретает жизнь — прототип должен уйти? Вот он, твой переход, Чёрный, такой обыкновеннейший переход — из жизни в смерть. Страшно? Страшно.
Антон поднял руку, чтобы вытереть глаза, и вздрогнул: кольцо, его кольцо, поименованное Глазом Дракона, изменило цвет! Вместо светлого с радужными переливами металла палец сдавливал обод грязно-свинцового, почти чёрного цвета. Странно и жутковато смотрелся в этой оправе прозрачный камень с круглым включением тёмно-синего минерала и бегающей по нему серебристой полоской «зрачка». «Зрачок» потускнел на больничном свету, а две помещённые под веком слезинки натёрлись о подушку и сейчас поблескивали, как будто Дракон действительно плакал. Когда-то слёз было три, но третья уже довольно давно наполовину обломалась. Десять лет назад Антон так и не смог определить вид невзначай полученного им металла. В начале этого года он повторил попытку, его знакомая Матрёна обучалась на химфаке МГУ и могла провести анализ материала кольца. Всё предприятие выглядело довольно безумным: Чёрный аккуратно сточил охвостье сломанной слезы, получил аж целых три грамма опилок, и Матрёна по уговору передала их своему преподавателю — студентов младших курсов до сложной техники пока не допускали. Однако преподаватель не только не дал ответа на вопрос, но и не вернул Матрёше загадочный образец. Неужели решил зажать и возмечтал о Нобелевке за открытие нового элемента? Вот идиот! Знал бы он, какую стойку на это кольцо некогда сделал Седой! Но Властелин Времени мало что объяснил, кроме того, что эта вещь может быть могущественным артефактом в умелых руках, и это не руки Чёрного. «Снимающий преграды ключ», «иное время» — кто-нибудь другой сумеет это всё применить. Ну что ж, Чёрный, вот и сменит хозяина твой Дракон. Мысль не вызвала никаких эмоций. Мёртвому всё равно.
В коридоре зашуршали шаги, дверь открылась: медсестра пришла сделать утреннюю порцию уколов. Шприцы торчали из её кулака букетом странных бледных цветов.
Выход ещё самой первой книги принёс лавину корреспонденции на электронный ящик «Немана». Восторженная молодёжь очень хотела вступить в группу. Однако хотеть мало, нужно ещё работать, упорно, напряжённо и самостоятельно. К тем, кто оказался способен на реальную деятельность и чьё направление работы показалось схожим с направлением группы, присматривались отдельно. Кто-то стал постоянным партнёром по переписке, членом-корреспондентом по своему региону, кого-то пригласили в офис, там теперь кипела работа. Конечно, все кандидаты проходили проверку, даже если они об этом не подозревали. Среди новичков выделялась настойчивая и сообразительная девушка, она буквально схватывала всё на лету и не оставляла вопроса, пока не добивалась решения. Она практически в одиночку создала большую группу в одной из социальных сетей и развила такую активность, что оставалось только официально назначить её модератором. Разумеется, после личной беседы.
Девятнадцатилетнее, тонкое до прозрачности чудо с чуть раскосыми глазами смущаться не умело совсем. Уже с порога девушка объявила:
— Здравствуйте, я Матрёна. Можно Матрёша. Я хочу изучать аномальности.
— Почему ты пришла в «Неман»? — спросил ненадолго забежавший в тот день в офис Чёрный. — В «Поиске», например, очень привечают красивых девушек.
— Вы харизматичные! — не стушевалась Матрёша, взмахнула в сторону Антона пушистыми ресницами.
И Антон понял… Что он понял тогда? Да ничего не понял. Просто почувствовал, как царапнул за сердце этот бесхитростный взгляд и как всколыхнулось в нём ощущение, что всё это уже один раз было. Или не так, не точно так, но он был уверен, что уже видел эту девушку. Где это могло бы быть? Он не знал. Может, во сне? Раздумывать о загадке не пришлось, тут же радушно развёл руками Мирон:
— Ну заходи, гостем будешь.
Ощущение испарилось.
Публикации, телепередачи и возросшая популярность принесли и неожиданный, но крайне важный результат. Однажды в офисе раздался телефонный звонок, и мягкий голос с лёгким украинским акцентом спросил кого-либо из руководства группы. Люминос взял трубку.
— Здравствуйте, слушаю вас.
— Вы действительно знакомы с человеком, которого называете Проф? — Собеседник не счёл нужным представиться и соблюсти ритуал беседы.
— Да. — Люминос ограничился кратким ответом, нечто в этом мягком голосе внушало уверенность, что его обладателю стоит отвечать правду.
— Я встречался с ним. — Незнакомец слегка запнулся, словно подбирая правильный оборот. — Недавно. Можем ли мы поговорить не по телефону?
— Да, — снова сказал Леонид. — Да, конечно.
— Хорошо. Тогда завтра в это же время. Я буду с товарищем.
— Хорошо. Как нам вас называть?
— Александром.
Александр появился точно в оговорённый час. Высокий, плотного сложения, чуть полноватый, он производил впечатление внушительной весомости. Тёмные волосы, тёмные глаза, лениво созерцающие человеческую суету, то ли загорелая, то ли смуглая от природы кожа, — и за всем этим некая скрытая чужесть, качество, не позволяющее обратиться к этому человеку фамильярно-простецки, заставляющее обращать внимание на каждое его слово. «Товарищем» оказалась высокая стройная женщина.
— Инна, — представилась она, по-мужски подавая руку. В ней тоже неуловимо присутствовало нечто совершенно несовместимое с хвостом обыкновенных русых волос, прозаическими серыми глазами, старенькими джинсами и вязаной разноцветной сумкой на длинном ремне через плечо.
Гостей принимали в кабинете на втором этаже. Молодёжи и девушек здесь не было. Представились, устроились, выбрали по вкусу чай, кофе, мате.
— Вы исследуете зоны? — начал разговор Леонид.
— Я сам — зона, — произнёс Александр.
— Проф тоже так говорил, — заметил Калина.
— Правильно говорил.
— Можно? — спросила Инна, доставая из сумки бело-зелёную пачку «Salem» и зажигалку.
— У нас не курят, — чуть растерялся Мирон, а Калина молча поставил блюдце под пепел.
— Я и не курю, — улыбнулась Инна. — Я вкус вспоминаю.
По комнате поплыл тонкий аромат ментола.
— Основная причина того, что люди не могут свободно перемещаться по различным мирам, заключается в социально обусловленных фиксациях внимания, — начал Александр. — Есть общая система понятий, которой пользуется человечество. Фиксация внимания поддерживается всеми взаимодействующими с человеком членами общества, прописывая его в мире «общей реальности». Органы восприятия у людей примерно одинаковы и имеют дело с классическими локальными объектами. Информация об этих объектах полностью записана в окружении, что даёт высокую связанность общей системы. Человеку нелегко покинуть мир, где он родился, пока он не научится избирательно взаимодействовать с окружающим. То есть пока его внимание не обучится осознанно проявлять и растворять мир. Это и есть управление движением точки сборки. Это понятно?
— Более-менее, — дипломатично улыбнулся Леонид.
— Нет, — честно признался Мирон.
— «Точку сборки» можно перевести и как «точку монтирования», — пояснила Инна. — Montage point. Это означает «правила монтажа», правила, по которым составляется фильм об этой реальности. Переместить ТС означает перейти к другим правилам. Тогда из единого запасника кадров Вселенной получится немного другой или совсем другой фильм. Тот, кто сделает своим определённый набор правил, сумеет войти в составленный по ним мир.
— Правила сидят у нас в голове. — Александр слегка постучал пальцем по лбу. — Не в зоне. Нужно только их туда поместить. Настоящий мудрец познаёт мир, не выходя со двора, и ведает истину, не выглядывая в окно.
— Лао Цзы, — прокомментировал Люминос.
— Именно.
— Новые правила можно узнавать в зонах? — уточнил Калина.
— Можно. Поначалу так и делается. Потом они складываются в отдельную, достаточно полную систему, после этого походы в зоны уже не нужны.
— Нам до этого ещё далеко. — Мирон вздохнул. — Но пути через зоны мы уже знаем.
— Что думаете делать в двенадцатом?
— Уходить. — Калина подкрепил слова размашистым жестом. — Возьмём своих, как говорит Чёрный, и айда. Хотя я бы до нескольких сотен провёл, организованное поселение имеет больше шансов на выживание, чем небольшой отряд.
— Нам нужен город, — не согласился Люминос. — Десяти тысяч вполне хватит. Тогда это будет не выживание, а нормальная жизнь. Не хочу в деревню. — Он улыбнулся, предлагая окружающим самим решить, посчитать ли его слова шуткой.
Баал, как всегда, интеллигентно молчал. Споры на эту тему возникали и раньше.
Значительное количество народу можно было бы переместить, если тем или иным техническим способом стабилизировать проход. Эта задача была ещё очень далека от решения. Порой сталкерам случалось подбирать на той стороне предметы, похожие на приборы или устройства для стабилизации, но разобраться в их действии не удалось. Не говоря уж о создании им подобных.
— Как сейчас в зонах? — вернулся к более конкретным вещам Александр.
— Похоже, активность восстанавливается. Она ещё бессистемна, вспышки, прорывы то здесь, то там. Как-то стабильны пока не больше пяти. Мы ведём за ними постоянное наблюдение, там всегда есть наши люди.
— Базы есть, снаряжение и оборудование заброшено, провешены стоянки подхода. — Калина был краток.
— Угу, — мрачно подтвердил Баал, подумав, как же им с Лохматым надоело вколачивать бесконечные «переговорные столбы». На то, что уцелеет сотовая или другая связь, рассчитывать не приходилось.
— Неплохо. — Инна тихонько присвистнула. — Основательно запаслись. Хотя может оказаться, что зря. Не придётся далеко идти, не дальше пригорода. Надо бы иметь всё необходимое и под рукой.
— Имеем. — Калина пошарил в ящике стола и протянул гостям листок с печатным текстом. — Подручный набор.
Александр пробежал глазами по списку. Оружие, гидрокостюм, малый альпинистский набор (верёвка, карабины, обвязка), сухпай, фонарь, нож, огниво, множество необходимых мелочей, в том числе лазерный уровень, с помощью которого даже ребёнок мог определить искривление пространства и потенциальный проход в другой мир. Горный велосипед. Список был длинным. Он постоянно корректировался, потому что в продаже появлялось всё более лёгкое и удобное снаряжение, а группа вела борьбу буквально за каждый грамм.
— Впечатлён. — Ленивое выражение его глаз на несколько секунд сменилось серьёзным. — Вы на самом деле работаете. Хорошо бы, чтоб вам повезло.
Он переглянулся с Инной, как будто согласовывая некую мысль. Потом предложил:
— Будем держать связь?
— Давайте, — тут же среагировал Леонид. — Координаты?
— Записывайте. — Александр продиктовал номер мобильника и уточнил: — В случае необходимости звоните сюда, представляетесь и спрашиваете меня или Инну. Нас там не будет, но нам передадут, и кто-то из нас вам перезвонит.
— А вы в каком районе Москвы живёте?
— Мы в Ленинграде. — Александр даже слегка удивился, как можно было его посчитать за москвича.
— В Пушкине, — уточнила Инна.
Леонид чуть было не брякнул: «Так это вы из-за нас сюда ехали?», но вовремя прикусил язык и усмехнулся про себя инерционности мышления. Не ехали они, незачем им было ехать, они назначили встречу и пришли на неё. Вот так.
— А что Проф? — когда гости уже поднялись и собрались уходить, спросил Леонид.
— Он не вернётся.
Уколы приглушили боль. Чёрный смотрел в потолок и собирался с силами, чтобы продолжить перепросмотр картины своего поражения. Он проиграл. Мирозданию, судьбе, или за всем этим стояла некая сила, и ему только казалось, что всё происходит само по себе? Нужно было выстроить цепь событий, нужно было найти… Что? Он не знал.
Отца вскоре выписали домой, ему сказали, что операция прошла успешно. А на другой день Антон зашёл на отделение и получил документ с сухим названием «эпикриз». Речь о выздоровлении не шла, вопрос мог звучать лишь «как долго?». Отец чувствовал себя всё хуже. Вскоре вернулись боли, они становились всё сильнее, простые болеутоляющие почти не помогали. Чёрный мотался по всей Москве в поисках врачей и лекарств. Врачи удивлялись скорости, с какой развивалась болезнь. Сначала они обещали, что он доживёт до весны, потом срок сократился до Нового года, потом просто разводили руками. За месяц некогда спортивный, молодо выглядящий мужчина похудел на двадцать килограммов и постарел на двадцать лет. В доме запахло смертью. Чёрный помнил этот запах, не так много времени прошло с тех пор, как от подобной болезни умерла его мать. Она сама отказалась от помощи врачей. Иногда Антона посещала мысль, что в недалёком будущем уже ничто не сможет удержать его от перехода. Он останется абсолютно один, никаких обязательств, никакой семьи, полная безграничная свобода. Открытый путь в другие миры. Но перед этим нужно было пройти через ад.
Ад иногда выглядел вполне по-бытовому. Так, двоюродный брат Антона, узнав о болезни дяди, решил занять у него крупную сумму, не без задней мысли, что некому будет её отдать.
Тогда Антон чудом сдержался и не сорвал со стены стальной двуручный клинок да не приложил родственничка поперёк хребта. Но нервная дрожь била его ещё неделю, стоило лишь припомнить эту сцену. Ситуация ввергала его в недоумение: вот уж такого он никак не мог ожидать. Помимо этого возникало множество мелких нестыковок, мелких проколов, как будто жизнь решила, что Чёрному всё ещё мало и нужно не дать ему ни минуты отдыха. Попеременно звонили то Люминос, то Калина, предупреждая о возможности возникновения всё новых и новых проблем — они их чуяли. Всех троих не оставляло смутное ощущение тревоги и беспокойства, но никто не мог назвать точной причины или определить источник. Здесь было что-то ещё, помимо тяжёлого состояния отца Антона. Совершенно точно, здесь было что-то ещё! Тогда же, в июне, был звонок Матрёши, смысла которого Чёрный так и не понял. Родители увезли её отдыхать на юг, позвонила она оттуда, и Чёрный решил, что, наверно, она как-то почувствовала общее беспокойство.
— Батюшки! — заполошный возглас ворвался в сон. — Девка-то совсем сгорела!
Матрёна оторвала голову от полотенца и ощутила жжение по всей коже спины. Скосила глаза на плечо — оно было красным. Мама, оказывается, тоже задремала, а папа в первый день с ними на пляж не пошёл, ему было жарко.
— Матюшенька, полотенце намочи, накинь. — Мама заохала, прикидывая, что можно сделать прямо сейчас и что нужно будет сделать вечером, чтобы смягчить солнечный ожог. — Пойдём домой!
Утром от похода на пляж отказались, но на рынок двинулись всей семьёй: фрукты — это святое! Смазанная маслом Матрёнина кожа побаливала и грозилась облезть, но вроде бы ничего более опасного не случилось. Они прогулялись по рядам, перепробовали кучу разноцветной черешни, прикупили и белой и красной, а также абрикосов и груш. Уже у выхода Матрёша почувствовала лёгкий озноб, её слегка потряхивало.
— Да у вас ребёнок с температурой! — Идущая навстречу женщина взяла Матрёшу за запястье, отыскивая пульс. — В тень её, немедленно, и вызывайте врача!
У Матрёны потемнело в глазах, испуганные родители усадили её в тень под козырьком ближайшего магазина. И тут силы её оставили. Мать подхватила падающую девушку и держала, пока отец поспешно вызывал «скорую». Обморок был коротким, не дольше десятка секунд, врачи подоспевшей «скорой» констатировали слабый тепловой удар, вкололи жаропонижающее и подвезли до дома. Всё бы так и уложилось в неприятное, но не удивительное южное происшествие, если бы не Матрёнино смутное чувство, что, когда она была без сознания, произошло что-то очень важное. Матрёна была уверена, что пришла в себя с именем Чёрного на губах, хотя родители убеждали её, что ничего не слышали. Лишившись чувств на крыльце магазина, она вдруг оказалась в каком-то помещении и провела там довольно много времени, там были Чёрный и кто-то ещё, и там она смотрела на всё сверху, как бы из-под потолка… Она старалась припомнить — да, из-под потолка офиса. В офисе был полумрак, Чёрный разговаривал, но с кем и о чём? Как она ни старалась, ей не удалось это вспомнить. Острое чувство необходимости известить Антона заставило позвонить ему. Больше она ничего не могла сделать.
Антон не замечал хода времени. Лето сменилось осенью, вышла, наконец, книга, но радости почти не принесла. Какая уж тут радость: отцу становилось всё хуже. Боли стали постоянными, препараты не помогали. По дому он уже не ходил, с трудом добирался только до туалета. Иногда забывался коротким сном, а пробуждаясь, звал жену. Иногда он принимал Антона за его дядю, своего брата, который умер вскоре после неё. Если человек в живых начинает видеть мёртвых, значит, ему осталось недолго. Антон не мог всё время проводить рядом с ним, нужно было как-то заниматься хозяйством, но из дома уже практически не выходил. Были заброшены тренировки, забыт бассейн. Группа давно уже существовала без его участия, модерацию форума и свой участок контроля среды пришлось передать, но ребята справлялись. На почтовый ящик «Немана» начали приходить письма от не очень адекватных людей, утверждавших, что у них есть информация о загадочном Нечто, таинственном Берсеркере, фигуре, цели и сущность которой в книге так и остались необъяснёнными. Просто потому, что никаких объяснений не было. Это великое Нечто некогда посетило Землю в облике графа Калиостро, при этом не произошло никаких особо примечательных катастроф, если не считать Французскую революцию. А её не нужно считать — это совершенная мелочь по сравнению с возможными последствиями таких визитов — грандиозными природными катаклизмами. Контактёрские откровения игнорировали: членам группы было не до разговоров с фантазёрами, каждый занимался своим проектом, времени на ерунду не оставалось.
— Ну вот, теперь набегут толпы сновидцев, которым Нечто являлось, — проворчал, узнав об этом, Антон. И хмыкнул: — Вот ведь сила печатного слова! И не соображают, что даже Властелины Времени о нём ничего не знали. «Сила великая и ужасная» — только в сказке сказать.
Внимания стоил, пожалуй, лишь странный сон Матрёны. Хотя бы потому, что это произошло до выхода книги. Ещё в августе она позвонила Чёрному и выпалила в телефон:
— Антошка, а я тебя во сне видела!
— Ну и что? — не понял Антон. — Мало ли кто кого увидит.
— С тобой там был какой-то седой человек, я его не знаю, — продолжала Матрёша. — И ещё нечто.
— Что значит «нечто»? Ты о чём?
— Не знаю, как описать! Никак не могу. «Нечто», и всё!
— А что там ещё было? О чём сон-то?
— Не по-омню. — Она разочаровано протянула гласную. — Но ты там точно был!
— Ладно, спасибо. — Антону было не до девчачьих снов.
Он пытался, как мог, успокаивать отца, отвлекать от тяжёлых мыслей, с каждым днём это становилось всё труднее. Отец не смотрел телевизор, не мог читать. Он не смог одолеть даже долгожданную книгу, главным героем которой был его сын, она так и лежала на столике возле кровати, раскрытая на первой трети.
Чёрный старался держаться в присутствии отца, но наедине с собой с каждым днём всё глубже погружался в отчаяние: психика не выдерживала. Он даже взялся за колоду Таро, к которой не прикасался со дня смерти матери. Во время её болезни Антон попробовал прочитать будущее. Карты дали ответ, но это был совсем не тот ответ, на который он втайне надеялся: они показали день и час её смерти. Сейчас — наверно, сейчас он ожидал подобного результата. На стол исправно легли карта Дьявола, карта Смерти и десятка мечей, но точного указания на время не было. Всё, что можно было определить, — «очень скоро».
Был понедельник. Чёрный накормил отца обедом и мыл посуду на кухне, когда его внезапно скрутила резкая боль. Она вступила в поясницу, ударом электрического тока пробежала по нервам ноги и осталась на захваченной территории. Антон понял, что он не может больше стоять, с трудом добрался до постели и лёг, надеясь, что после небольшого отдыха всё пройдёт. Ему никак нельзя было сейчас заболеть. Не тут-то было: он пролежал до вечера, но заметного улучшения не наступило. Нужно было встать и проведать отца. Вдруг из его комнаты донёсся глухой удар, как будто упало что-то тяжёлое. Чёрный рывком вскочил, задохнулся от обжигающего прострела и кинулся туда. Он застал отца лежащим возле дверей туалета: вернуться обратно не хватило сил. Поднял, скрипя зубами, подхватил под плечо, довёл до кровати. Отец так исхудал, что выпирали кости, и всё же он казался сейчас слишком тяжёлым. К тому же у него было плохо с координацией движений, её расстроили подавляющие боль препараты.
Ночью отец упал снова: то ли намеревался встать, то ли просто во сне. Подняться он уже не мог. Антон с большим трудом ещё раз уложил отца в постель и понял, что больше ему этого не удастся. С каждым усилием его спине становилось всё хуже, а нога просто отказывалась подчиняться. Он поставил стулья спинками к краю кровати, чтобы хоть так оградить отца от падений, и сам устроился рядом, прямо на голом полу. Сжимая зубы от боли, великий сталкер Чёрный лежал, слушал стоны отца и плакал от собственного бессилия.
На кухне запищало радио — шесть утра. Антон ползком добрался до мобильного телефона.
— Лёня, извини, здесь жопа полная. Мне нужна помощь.
Люминос прибыл через полтора часа и застал два лежащих в разных комнатах тела. Одно из них могло разговаривать, но ни одно не могло встать. Леониду пришлось работать и сиделкой, и кухаркой, и медсестрой. Антон попросил, чтобы в первую очередь всем необходимым был обеспечен отец. Леонид накормил обоих, сделал отцу все необходимые процедуры и занялся Чёрным. Конечно, вылечить он его не мог, но снять симптомы и поставить на ноги на какое-то время было в его силах. Лёгкий расслабляющий массаж, несколько касаний в нужных точках, прогон энергии по меридианам, что-то поправить, что-то затянуть — со стороны могло показаться, что Люминос гладит воздух над распростёртым телом. Закончив, он приказал Чёрному не вставать до утра и уехал: у него было ещё несколько неотложных дел в Москве.
Ночь прошла тихо, утром Антон поднялся, как ни в чём не бывало. Боль прошла. Первым делом он поспешил к отцу и, уже открывая дверь, понял, что опоздал. Отец лежал на спине с открытыми глазами и не дышал.
В России родственникам умерших некогда предаваться горю — надо заниматься формальностями. Беготня и суета, морг, ЗАГС, крематорий, кладбище, справка один, по которой дают справку два, с которой следует получить бумагу три, и только тогда последний путь человека проложен и юридически завершён. Антону пришлось пройти по всем инстанциям самому — все эти документы выдают только родственникам, а родственником он был последним. Не считать же двоюродного брата, о котором Антон и слышать теперь не хотел. Он вертелся как белка в колесе и уже не в состоянии был чувствовать ничего, кроме бесконечной, тупой усталости.
На прощании присутствовали только свои — Калина, Баал, Люминос, Татьяна, известная в Сети как Night. Вся группа хорошо знала и уважала отца Чёрного, он всегда был рад видеть ребят у себя в гостях. Баал и Калина выкатили из катафалка гроб, Люминос подал знак. Молчаливые фигуры в чёрном одна за другой подходили к телу покойного, возлагали ладонь и мысленно желали уходящему доброй дороги и верного выбора на Той Стороне. Антон смог простоять всю церемонию, хотя спина снова давала о себе знать, и при ходьбе ему пришлось опираться на трость. Церемонию он почти не видел — то ли нервное напряжение превысило некий предел, то ли вмешалось что-то ещё, но он погрузился в состояние отрешённости и тишины, в котором не было мыслей, не было движения, не было цветов и теней. Какое-то дежурное чувство взяло на себя руководство телом, Антон исполнял всё, что следовало делать по ритуалу, но очнулся, только когда в могилу полетели первые горсти земли. Вздрогнул от рассыпчатого стука и осознал себя на кладбище на холодном осеннем ветру.
Когда всё кончилось, к нему подошёл Калина. Он был внимателен и серьёзен.
— Я прошу тебя заняться своим здоровьем. Чёрный, ты меня слышишь?
— Да. — Антон хотел только одного — добраться до дому и упасть. — Я слышу. Я займусь.
Все разъехались. Чёрный стремился домой, оказаться в тишине и покое, остановить безумный круговорот, сделать паузу, отдохнуть, да хотя бы попросту отдышаться под защитой знакомых и родных стен. Дома он присел на кровать, прислушался к пустоте и только здесь отчётливо и окончательно осознал, что отныне и бесповоротно он совершенно один. Он посидел немного, потом лёг и заснул. Утром встать на ноги он уже не смог.
Антон поднялся: организм настоятельно требовал своё. Немного задержался возле окна. Пару дней назад в него билась шальная птица. Наверно, она вымокла и замёрзла и просто стремилась в светлое тёплое помещение за стеклом. И невдомёк ей было, с каким ужасом смотрят на неё глаза человека, лежащего на узкой железной койке в вожделенном тепле. Теперь человек каждый день подходил к окну, как будто хотел увериться, что она улетела навсегда, что не ждёт его на соседнем карнизе. Птицы не было, был пустой мокрый сад, в глубине которого виднелось небольшое кирпичное здание. Летом его совсем не было бы видно из-за зелени, сейчас осень обнажила все человечьи секреты. Иногда к зданию подъезжали машины, из них выходили суетящиеся люди в тёмных одеждах, исчезали внутри, а через какое-то время оттуда в автомобиль загружали длинномерный предмет. Больничный морг — это всё, что Чёрному теперь позволено было созерцать.
В туалете он бросил взгляд в зеркало и ужаснулся. На него смотрел заросший щетиной измождённый субъект. Грязные нечёсаные волосы падали на пустые глаза, фигура перекосилась набок, как будто в нём лопнула обеспечивающая вертикальность пружина. На лбу поблескивали мелкие капельки пота.
— Смотри, Чёрный. — В таком состоянии уже вполне можно было позволить себе поговорить с зеркалом. — Ты забирался в тайники мироздания. Инопланетные пришельцы были тебе знакомы, как жители соседних домов. Ты гулял по мирам и даже прикоснулся к Невыразимому. Как оно тебе теперь здесь? Глотать горстями таблетки, валяться под капельницей и мечтать об уколе? Где теперь все твои Серые, Клэреот, Властелины Времени? Смотри — ты так похож на своего отца! С тобой кончено, Чёрный, с тобой всё кончено!
Его накрыла волна холодного страха. Эти волны повторялись несколько раз в день, прокатывались от макушки до пяток, заставляли разум исходить немым воплем и постепенно сходили на нет, оставляя мелкий противный озноб. А может быть, его познабливало всего лишь от постоянно державшейся температуры, небольшой, чуть выше граничных тридцати семи, но от того не менее противной. Антон постоял, держась за раковину умывальника, пока не ушёл страх, и похромал обратно в свой бокс.
В палате он был один — то ли ему так невероятно повезло, то ли сумели расстараться девчонки. Соседства в том состоянии, в котором он находился большую часть времени, он бы не перенёс. Он практически не покидал бокс, лишь ради самых необходимых вещей. Ребята принесли ему телефон и ноутбук, Интернет в этом боксе был, так что какая-то связь с внешним миром имелась. Ему не ограничивали и посещения, навещайте, пожалуйста, только не во время лечебных процедур. Только вот капельницу ему ставили одному из последних.
Антон лежал и сучил ногами, чтобы как-то заглушить боль. По игле в вену медленно уходил лекарственный препарат. Но вот в привычном ходе вещей появилось нечто новое — Антон ощутил, как будто мурашки забегали по его рукам и ногам. Волосы на руках встали дыбом, как наэлектризованные. Мурашки перешли в чувствительные точечные уколы, как бывает, когда конечности затекли и отходят. Или когда находишься в сильном поле энергии. Чёрный с удивлением прислушивался к себе, когда вдруг заметил, что поле зрения стало гораздо уже и на глазах сокращается. Он дотянулся до звонка вызова медсестры, надавил на сигнал и то ли шестым, то ли седьмым чувством понял, что звонок не работает. Кнопку приклеили на стену для красоты! Он мгновенно вспотел. Счёт шёл на секунды. Усилием воли задавив охвативший рассудок страх, он нашёл выход — нашарил и сильным рывком выдернул проклятую иглу. И тут накатил очередной приступ паники. Не помня себя, Чёрный вскочил с кровати и вылетел в коридор.
Коридор качался, как палуба корабля в девятибалльный шторм, Антона швыряло от стены к стене. Он попробовал отталкиваться от стен, чтобы как-то сохранять равновесие, вроде бы получилось. Нужно добраться до дежурного поста, там врач! Кажется, он растёт, он становится выше и выше. Нужно успеть, или его голова начнёт цепляться за лампы на потолке, а согнуться он не сумеет. Или сумеет — боли совсем нет? Ничего не болит, только искры плавают в густом вязком пространстве, а предметы приобрели красивый сияющий ореол. Антон вывел тело к заветному посту и разочарованно остановился. Пост был пуст! Так не должно быть. Да какая разница, что кому должно, если он никого не видит! А может быть, здесь вообще никого нет? Люди! Сестра! Он попытался кричать и сам не услышал своего голоса. Антон бросился бежать по коридору. Возле дверей палат он останавливался, заглядывал в дверь, не находил там женщины в белом и бежал дальше. Почему никого нет? Наверно, он умер. Да, он умер, но ему нужно найти сестру.
Когда в дверь сестринской комнаты ворвалась взлохмаченная босая фигура с совершенно белым, перекошенным от страха лицом и расширенными безумными глазами, дежурная медсестра чуть сама не упала в обморок. Но тут же опомнилась и схватилась за нашатырь. Ватка, поднесённая к носу, произвела волшебный эффект — Чёрный понял, что раз он чует такую вонь, значит, всё-таки жив, и придётся вернуться. Он начал медленно приходить в себя. С немалым удивлением Антон сообразил, что добежал от своей палаты до самого конца коридора. Ничего себе! Вот так лежачий больной. Он оглядел себя и криво усмехнулся — в мятом спортивном костюме и босиком он смотрелся совершенно по-идиотски.
Чёрного торжественно сопроводили в палату. На обратном пути он уже снова хромал. Зато мозги прояснились и озадачились вопросом: что это было? Вскоре возле постели собрался целый консилиум врачей. Антона заставили подробнейше расписать свой нестандартный опыт. Поинтересовались, как пациент Моршан насчёт наркотиков? Конечно, никакой дряни он не употреблял, тем более это не составляло труда проверить. Сошлись на том, что так могла выразиться аллергическая реакция на новокаин. Ему заменили новокаин на зарубежный аналог и посчитали эпизод закрытым. А когда медики убрались, Антон взялся за ноутбук — ему самому очень хотелось знать, что с ним такое было? Перерыв весь Интернет, он остановился на версии, что это мог быть анафилактический шок, в общем, да, аллергия. Антон почитал про предмет подробнее и очень сильно задумался, что было бы с ним, если бы он не догадался или не успел вырвать иглу? С этого дня он с подозрением стал смотреть на все назначаемые ему лекарства. Прежде ему никогда не приходилось серьёзно болеть, и реакции своего организма на медицинские препараты он не знал. Теперь он подробнейше выспрашивал у медсестёр все нюансы действия лекарств, и, наслышанные о его подвигах, весть о которых широко разошлась, они понемногу начинали поглядывать на него с подозрением.
По Москве расползался свиной грипп. То есть самого гриппа никто не видел, но у страха глаза велики, особенно у страха, широко тиражируемого и рекламируемого. По телевизору весь день гоняли рекламу новых противогриппозных препаратов, разумеется, бешено дорогих. По Интернету ломали копья сторонники и противники идеи о существовании пандемии и всемирного заговора. И те, и другие подогревали интерес к проблеме, не давали теме заглохнуть. В газетах на первых страницах печатались «верные» рецепты для защиты от страшной заразы, для её опознания и излечения. Газеты раскупали мигом. В новостях не забывали упомянуть об очередной помершей от свиного гриппа мексиканской или китайской девочке. В городе возникла новая мода — на улицу теперь стало принято выходить в медицинской маске. Девчонки разукрашивали эти маски весёлыми рисунками. А в аптеках стояли очереди тех, кто не сумел вовремя такую маску приобрести. Цивилизованные муравьи усердно бегали по указанным им дорожкам, а кто-то где-то, возможно, вносил очередной параметр в некое уравнение, описывающее законы поведения муравьёв.
Антон ничего этого не видел, ведь в больнице и так многие ходят в масках. В некоторые отделения вообще без маски проход запрещён. Но ему рассказывали о всемирном помешательстве навещавшие его друзья. Что ж, массовые психозы вполне вписывались в ожидаемое развитие событий.
Вечером третьего дня почти перед закрытием больницы появилась Татьяна — в пятницу она могла освободиться лишь довольно поздно. Впрочем, Антону не ограничивали визиты гостей. Медсестра со своими уколами и щедрой горстью таблеток ругаться не стала. Антон полулежал, слушал Танин голос и ждал прихода сна. После таких доз он засыпал быстро и неизбежно. Перед сном знакомое покалывание пробежало по рукам и ногам, в глазах потемнело. Знакомое? Чёрный немедленно узнал это ощущение и вскочил, подброшенный приступом сильнейшего страха. Он не зря обшаривал Интернет — теперь он знал, что результатом аллергической реакции может оказаться кома и смерть. Но капельницу ему заменили! Откуда взялся аллерген в ежевечерних уколах? Кто-то пытается его убить? Кто?! Почему?!
— Что случилось? — Татьяна оказалась на ногах вслед за Антоном, испуганная выражением его лица. — Тебе плохо?
Ничего не ответив, Чёрный втиснул ноги в шлёпанцы и бросился вон. Медсёстры на посту чуть не отскочили от стойки, увидев подбегающего Антона, его мертвенно-бледное лицо и блестящие бегающие глаза с расширенными зрачками. Наверно, они решили, что перед ними дознувшийся наркоман.
— Мне пло-хо. Как тог-да. — Чёрный попытался объяснить, что с ним происходит, язык слушался очень плохо. — Те-ря-ю соз-нание.
Пока он стоял, в глазах потемнело сильнее, его качнуло. Медсестра быстро намочила ватку нашатырём. Резкий запах немного привёл в себя. Но к ватке приходилось прикладываться постоянно. Его усадили, измерили давление. Антону не хватало воздуха, он попросил открыть балкон. На него посмотрели как на сумасшедшего. Растерянная Night стояла за стойкой медпоста, готовая помочь Чёрному дойти до палаты. Только в палату он не хотел. Он поднялся, с воплем «Воздух!» добежал до окна и дёрнул за шнур. Створка откачнулась, тут же потянуло холодом. Антону показалось, что, пока он бежал, в голове чуть-чуть прояснилось, а окошко не помогло совсем. Он оставил окно и понёсся по коридору.
Здание этого корпуса больницы представляло собой большой квадрат с вырезанной серединой, так что коридоры отделения переходили один в другой и создавали замкнутый контур. На один квадрат приходилось два дежурных поста. Девушки, дежурившие на втором, были очень удивлены, когда мимо них пробежал растрёпанный больной с перекошенным лицом и дикими глазами. А Антон боялся остановиться: бег прояснял сознание, как будто встречный поток воздуха, овевающий лицо, относил некую застилавшую его пелену. Боль он перестал чувствовать, ещё когда выскакивал из палаты. Но больным не положено бегать! Им нужно лежать. Поэтому, когда Чёрный пошёл на второй круг, медсёстры попробовали его остановить, они оставили пост и попытались поймать его в коридоре. Он легко увернулся от их неопытных рук.
— Антон, подожди! — Следом за ним побежала Татьяна. — Постой, что ты делаешь?
— Больной, прекратите немедленно! Остановитесь! — Обе медички с криками и ругательствами тоже поспешили вслед.
Из дверей начали показываться потревоженные криками и топотом пациенты. Они выглядывали в коридор и рассредоточивались вдоль стен, занимая трибуны. Когда Антон пошёл на третий круг, за ним бежали уже пять девушек под азартные вопли зрителей:
— Давай-давай! Держи темп! Обходи его, обходи! Подреза-ай!
Из дальнего конца коридора доносилось дружное:
— Шай-бу! Шай-бу!
Кажется, кое-кто уже заключал шуточные пари и принимал ставки на победителя. Товарищи Чёрного по несчастью вовсе не были жестоки или бессердечны. Но пребывание в больнице, помимо страданий тела, влечёт за собой отчаянную беспросветную скуку. Поэтому больные как дети — они всегда рады любому происшествию, способному скрасить их лишённую радости жизнь. К тому же никому не могла прийти в голову мысль, что человек, способный бегать, плохо себя чувствует. Наконец до отделения добралась дежурный врач, но помочь она тоже ничем не могла: в ночной аптечке отсутствовал адреналин, а шок можно купировать именно этим средством. Пока что адреналин изо всех сил вырабатывал перетрусивший организм. Надолго ли его хватит, Антон не знал.
— В реанимацию! — вынесла то ли вердикт, то ли приговор дежурная. Нужно было как-то угомонить этот сумасшедший дом.
В компании врача и верной Night Чёрный рысцой проследовал к дверям лифта. За ними в том же темпе поспешала медсестра с инвалидной коляской: в реанимацию никто не приходит на своих ногах, тем более не прибегает. Перед прибытием на этаж медики чуть ли не силой усадили Антона в коляску. Вкатили в распахнувшиеся двери, сдали с рук на руки и быстро ретировались. Его опять начало «накрывать», похоже, он спасался только движением.
В реанимации были свои порядки. Чёрного заставили раздеться догола, снять даже кольцо. Это сразу же пробудило всю его подозрительность и тревогу. Он никогда не расставался с кольцом! Зачем его сюда привезли? Что с ним хотят сделать?! Помогут ему здесь? Да ни хрена не помогут! Он попытался встать, но дюжие медбратья силой повалили его на каталку, и деловитая старушка повезла её вдоль длинного коридора. Антон затравленно озирался по сторонам. Зрелище встряхнуло его не хуже нашатырного спирта.
Это было длинное помещение, переходящее в коридор, или широкий коридор, назначенный помещением. Повсюду рядами стояли одинаковые железные столы-каталки, на них лежали обнажённые люди. Мужчины вперемешку с женщинами, старики, дети. Простыней или иных покрывал не было. Кто-то стонал, кто-то метался в жару, кто-то уже не подавал признаков жизни. И всё это тонуло в жаркой духоте, ароматы испарений нездоровых тел, физиологических отправлений, лекарств и дезинфицирующих препаратов заставляли при каждом вдохе подавлять рвотный рефлекс. Воздуха! Антону не хватало воздуха. Он задыхался. Зачем он здесь? Здесь люди ожидают свою смерть. А что здесь ожидает его?! Вот теперь он постиг, что такое настоящий панический ужас. Не помня себя, Чёрный скатился с каталки и как был, побежал по коридору. Он добежал до конца и уткнулся в закрытую дверь.
Попался! Антон колотил руками и босыми ногами в дверь и орал: