mutanty
М У Т А Н Т Ы
Действуют:
Н а у м – 48 лет.
В а л е р и я – 45 лет.
Л и з а – 21 лет.
Ю л ь к а – 18 лет.
М о д е с т – 56 лет.
М о ш е – 42 лет
Американец – 27 лет.
Ч а с т ь п е р в а я
Ночь. Темно. Тишина. Слышно, поворачивается ключ в замке. Какие-то
скрипы, чьи-то вздохи… Наконец, отворяется дверь, полоса света.
Появляется Валерия. Задумчиво стоит. Включает свет, снимает плащ –
опять вдруг словно задумывается… Достает какой-то листок, внимательно
разглядывает, прячет на груди. Уходит. Вскоре возвращается, зажигает
спичку, подносит к конфорке газовой плиты… Замечает висящую на стене
картину, на которой изображены двое возлюбленных среди моря мусора.
По странной фантазии художника, фигуры людей поэтично сотканы из
бесконечных мусорных элементов. Мусор однако красиво!.. Валерия
разглядывает картину как завороженная; не замечает, как спичка догорает и
гаснет. Опускается на стул и сидит, будто в забытьи, не в силах оторвать
глаз от картины…Появляется Наум. Босой, в нереальных трусах и
выцветшей порванной майке, с нарисованным на груди жирно: «Нет!..»
Взлохмаченный, заспанный, щурится на свету.
Наум. Здравствуй, любимая. (Направляется к умывальнику, пьет из-под крана, откашливается, отфыркивается, постанывает.) У-у-у, эти проводы в другую жизнь… Это же сколько здоровья нужно – столько водки выпить… Во всем этом деле меня интересует предел: есть он или его не бывает? Ф-фу… Дай, что ли, закурить. Курево кончилось ровно в полночь. Совсем, как у Золушки… Лиза смолит, как безумная: одну за другой. С ней никаких запасов… Да, не забыть бы, я денег для вас раздобыл. Сунул тебе под дверь, найдешь… Да, кстати, сколько имеем времени? Не опоздать бы, черт… (Держится руками за голову.) О чем-то еще хотел спросить – забываю… Нет, это точно, без курева жить невозможно. Как у некоторых получается – не представляю… (Замечает взгляд Валерии на картину.) А-а, что, вспоминаешь?.. А чего, и сегодня еще ничего, да? Мне тоже так кажется: что и сегодня… (Сощурившись, разглядывает картину.)
Короче, тебе, любимая… Пока я повесил здесь… ты прости… Было хотел у тебя в комнате – заперто оказалось… Здесь тоже нормально. В последнюю минуту меня, как стукнуло: достал из ящика. Гляди иногда, вспоминай… Да?.. Эй… (Она молчит.) Что, ты не рада?Я помню, ты говорила – тебе она нравилась… Да эй же…
Валерия. Где сын?
Наум. Сын?.. Сын-сын… Что-то не видел сегодня. А где, кстати, он? Так толком не увиделись, не поговорили… Дашь закурить? Или у тебя тоже закончились?
Валерия. Возьми в сумке.
Наум берет сумку и протягивает ей. Она же сидит, закрыв глаза.
Наум. Эй!
Валерия. Я же сказала: возьми сам.
Наум. Нет, достань-ка сама и угости. Да, будь доброй. Можешь сделать приятное напоследок?
Она молчит.
Лезть мне в чужую сумку… (Ждет; наконец, не выдерживает, открывает сумку.) О, ай вонт ту смоук «Мальборо»… Ай лав ту смоук «Мальборо»…
С удовольствием закуривает, выдыхает колечки дыма. Она поднимает глаза,
полные слез, молча на него смотрит.
Послушай, какая еще загадка: до чего иногда приятно закурить… Ах, казалось бы, такая малость – а вот же, поди… Нет, правда, если поднапрячься и посчитать, сколько их вообще, таких малостей: закурить, выпить, обнять кого-то… Что еще?.. (Замечает ее взгляд.) Что, любимая? (Опускается возле нее на колени, берет ее за руку.) Не дергайся, не отворачивайся, прошу. Смотри на меня по-доброму… Как сто лет назад… Ведь было, любила меня когда-то, черт меня подери… (Обнимает ее ноги, держится за руку, целует ее.) А помнишь, мечтали умереть в объятиях друг у друга? Так и не умерли, нет…
Появляется Лиза, заспанная и нагая.
А хорошая это смерть – в объятиях, а?..
Лиза. Плохая. (Пошатываясь, идет к раковине, пьет из крана. Заспанно глядит на мужчину и женщину.) Жить в объятиях – лучше! (Потягивается – зевает.) Ну, правда, если еще посмотреть – в чьих!.. (Подбирает из пепельницы окурок, затягивается.)
Валерия тихо плачет.
Наум. Валерка… Любимая… Эй…
Валерия. Отпусти меня…
Наум. Нет, зачем отпускать…
Валерия. Отпусти.
Наум (не отпускает). Да, может, все это в последний раз… (Лизе.) Заяц, ты чего? Ну, чего тебе не спится?
Лиза. Будильник звонил мне – пора! Сам же просил пораньше поднять, а сам убежал…
Наум. Курить захотелось. Видишь… еще время есть. Беги скорее под одеяло, скоро приду.
Лиза. А чего я там буду делать одна под одеялом?
Валерия (порывается встать). Отпусти.
Наум. Нет уж, куда… (Обнимает крепче.) Не поговорили еще…
Валерия. Не надо меня держать, не хочу!.. Я сказала, что не хочу!.. (Вырывается, уходит.)
Наум (стоит на коленях). Да куда же ты, эй?..
Тишина. Вздохнув, он забирается на стул; глядит на часы, закуривает. Лиза
спокойно стоит и курит. Наконец, выкидывает окурок в раковину и
невозмутимо, со знанием дела располагается у него на коленях. Он
демонстративно отворачивается. Она отнимает у него из губ сигарету.
Знаешь, ты кто?
Лиза. Ой, как я знаю, ой, как… (И ластится, и жмется к нему, будто ища защиты.)
Наум. Нет, ты не знаешь. Потому что, если бы знала…
Лиза (томно). Ой, Наумка, пожалуйста, миленький, не ругайся на
меня, да? Лучше поцелуй – лучше будет.
Наум. Нет уж, ты вдумайся: кто ты? Ты думаешь, будто ты заяц – но ты ошибаешься…
Лиза (рычит). Я – серый волк!
Наум. Нет. Ты – хитрая лиса. Ты – коварная змея в заячьей шкурке.
Лиза. Неправда, неправда: я маленький, ласковый зайчонок…
Наум. Змея ты, змея. Только я еще не решил, какая: кобра, гадюка или питон… Сразу признайся: только жалишь или еще умеешь душить?
Лиза. Я умею любить, дурачок… (Целует его.) Потому что я бедная, я хорошая, я смирная зайка… (Целует.)
Наум. Расказывай это кому-нибудь… (Тоже ее целует.) С коварством змея и с большой опасностью для жизни…
Лиза. Почему это я опасная – мне интересно…
Наум. Ты же видела – я прощался.
Лиза. Я видела только, как обжимался с бабулькой – это я видела! А больше я лично ничего не видела!.. (Целует его.) А, ты думаешь, что мне жалко? Да на здоровье тебе, дурачок! Все, что полезно старым козлам – полезно народу! Свободу старым козлам!.. С кем хочешь, когда захочешь, и сколько захочешь!..
Наум. Змея… (Целует.) Заяц-змея… могла бы нам не мешать… (Целует.)
Лиза. Я не ревную, мне просто завидно… (Целует.) Когда моего мальчугана у меня же на глазах… (Целует.) А я что же, лысая… (Целует.)
Наум (потаял, поплыл). Заяц мой… ласковый заяц…
Лиза. Может, сама я желаю с козлом, я сама…
Наум. Зачем же такой эгоисткой…
Лиза. А буду, а хочется… (Расстегивает на нем штаны.)
Наум. Да нет же, не здесь…
Лиза (непреклонно). Только здесь…
Наум. Тут ходят, нехорошо…
Лиза. Хорошо…
Наум. Нет…
Лиза. Да…
Наум (вдруг, с восторогом). За что мне такое на старости!..
Возвращается Валерия с пачкой денег – швыряет на стол. Берет стакан,
наливает воды из крана. Пьет лекарство. Стоит, низко опустив голову.
Наум (Лизе). Погоди, не могу… Не могу я сейчас, тебе говорю…
Лиза (стонет). Можешь, можешь…
Наум. Ну, ты видишь сама… Я прошу тебя, зайка…
Лиза. Не вижу-не вижу… и видеть я не хочу – о-о…
Наум. Как человека прошу, я прошу… (С трудом стаскивает ее с себя.) Ползи ты отсюда, я догоню…
Лиза. Одна? Без тебя? Куда?..
Наум (умоляет). На коленях прошу, на чем еще нужно?..
Лиза. Ой-ой, не могу пошевелиться – ой…
Наум (уже смеется). Да пусти ты меня, зараза, вот зараза… Не одни же, не видишь?.. (Встает и буквально силком выпроваживает ее прочь.) Ну, потом, я приду, я тебе обещаю, обещаю…
Лиза (цепляется из последних сил). Когда?
Наум. Пощади, заяц, пощади!.. Ну, ступай же, уйди!.. (Наконец, удается закрыть дверь, тяжело дышит, смотрит на Валерию, вдруг тихо смеется.) Вот девка-стервоза-огонь… Не могу удержаться – в кого превратила… Валерка, не злись… Полетел с тормозов, это верно… Но – ты сама видишь… (Сзади обнимает Валерию за плечи.)
Валерия (вздрагивает). Не надо.
Наум. Почему – так хорошо…
Валерия. Я прошу, я прошу!..
Наум (отпускает). Недотрогой была – недотрогой помрешь. (Мгновение стоит, опустив голову; закуривает, садится; сидит.) Все течет, все изменяется… кроме тебя… Деньги-то забери. Зачем принесла?
Валерия. Нет.
Наум. Ну, вот, так и знал… Не упрямься, возьми. Картину продал, шальные… мне же приятно, эй… Все эти годы не мог вам помочь. Теперь, видишь…
Она молчит.
Ну, считай, они с неба упали. Падает же на тебя снег или дождь?
Валерия. Мне плохо…
Наум. Что-то болит?
Валерия. Болит.
Наум. А что?
Она молчит.
Эй, что болит?.. Голова? Сердце?.. (Встает, легко касается рукой ее плеча – она резко отходит в сторону.) Валерка… любовь моя первая-первая… что, будем друг дружку грызть на прощание? Брось, переступим. Видишь, я больше не злюсь. Не ругаюсь, не хнычу. Одна жизнь уходит – я не оборачиваюсь и вслед не гляжу… Другая еще впереди – там увидим… Уговорил я себя. И ты уговори, что ли… (Задумчиво смотрит на нее.) За голову держишься – голова?.. Сядь, сделаю тебе голову. Эй, садись прямо, не борись ты со мной. (Силой усаживает и удерживает.) Я тебя успокою, увидишь, не дергайся. Боль пройдет, обещаю, это же просто… Где болит – тут, виски?.. Затылок?..
Внезапно она затихла в его руках. Похоже, смирилась. Сидит, закрыв глаза.
Он мягко, с нежностью поглаживает.
Вот хорошо, вот правильно… Не думай сейчас ни о чем… Думай, не думай – а как судьба наедет, да как задавит… Вот кто не соблюдает правил движения… (Ласково поглаживает.) Поседела, любимая…
Она открывает глаза, полные слез.
Сейчас чуть полегче, я знаю… А будет еще, еще… Будет хорошо… Кстати, хотел рассказать – забываю: ты что-нибудь слышала о племени безголовых? Неужели ничего?.. Странно, все только говорят… как это, оказывается, красиво – без головы!.. Ребят где-то в Африке обнаружили: ноги есть, значит, попа, туловище, руки, плечи, а дальше… То есть, дальше плеч – ничего!.. Представляешь? Я на фотографии – кстати, была и фотография – стал искать голову… Где-то же она обязательно должна?.. С трудом обнаружил: действительно, из подмышек выглядывала маленькая, кругленькая, хитроватенькая… Вся под мышками помещается, вся!.. Все будет хорошо, все, все… Помню у нас уголовник был, Жора Пятикопытов. Два метра тридцать шесть сантиметров. Ему по ночам, как циклопу, ко лбу фонарь привинчивали, территорию светил. Любимое у него обращение было: масенький мой!.. Так вот, говорю: до чего же ей, этой масенькой, было там хорошо, уютно, тепло, а главное – безопасно… Представляешь, кирпич падал на голову – упал на плечо… Опять же, не так больно…
Валерия внезапно дернулась – Наум держит крепко.
Что, ты не веришь? А почему ты не веришь?..Гляди, ребенок родится… к примеру, как мы с тобой… Хотя, за себя давно не ручаюсь, но все же… Ребенок!.. К примеру, нормально живет девять дней, на десятый для него начинается: собственные родители собственными руками младенцу головенку отвинчивают. Утром и вечером, без выходных. Потихонечку, с удовольствием: девочкам направо, мальчикам налево. Так до тех пор, пока она вся послушно под плечиком не уляжется. А вот когда она, наконец-то уляжется…
Валерия. Юльке повестка пришла.
Наум. Лично мне интересно безумно: с мозгами при этом – как?.. С умом и талантом?.. Если их из тебя тянут-потягивают изо дня в день?.. То есть, всякий божий день – представляешь?.. Это ж до жути похоже на мою дорогую жизнь: всякий день из меня, изо дня в день!.. (Внезапно осекается, опускает руки, внимательно на нее смотрит.) Прости, не расслышал. В тюряге, случалось, шлепали по ушам… Что ты сказала?..
Валерия. Юльку в армию призывают.
Наум (быстро). Кто призывает?.. Вернее, прости, я не то, все понятно… Я хотел сказать: это серьезно?..
Валерия. Я же тебе говорю: шестая повестка.
Наум. Да, понимаю… Юльке сказала?..
Валерия. Ты что?..
Наум. Не права, надо сказать… Он должен знать… Где повестка?
Валерия. И речи об этом, Наум, я прошу… Нет-нет, никогда, нет…
Наум. Подожди, не сходи с ума… От того, что ты скажешь… Надо же понимать, что делать… (Берет ее за руку.)
Валерия. Не прикасайся ко мне, не хочу!
Наум. Да я только хотел…
Валерия. Я не выдержу, не прикасайся! Не прикасайся!.. (Отходит.)
У него опускаются руки. Молчат. Заглядывает Лиза. На ней драная майка. На
груди нарисовано жирно: «Да!..»
Лиза. Эх, вы, собаки. Лаетесь, спать не даете. Закурить хотя бы дадите?
Наум быстро протягивает сигареты.
Нетушки, заграничные не желаю. Желаю отечественные. Как затянешься – так чувствуешь: вот сейчас взорвешься и полетишь далеко-далеко… Где у тебя «Космос» валялся? Я же своими глазами видела…
Наум. Бери, что дают, и вали отсюда.
Лиза. Как это вали? Дай «Космос» сперва.
Наум. Потом будет «Космос». Потом.
Лиза. Да, обещаешь?.. (Лениво глядит на Валерию, неторопливо переводит взгляд на Наума.) Ну, допустим… Спички дадите? У меня и спичек нет.
Наум. Там же, на тумбочке… Заяц… (Отдает ей спички.)
Лиза. Ну, благодарю. А ты?
Наум. Чего еще надо?
Лиза. Просто мне интересно, когда я уже, наконец, тебя обниму?
Наум (смотрит на Валерию). Оставь, скоро за нами приедут…
Лиза. Да успеем еще, пошли. На родине, может, в последний раз!
Наум. Заяц…
Лиза. Чего? Одна не пойду. Мне одной тоскливо. Голова сразу от мыслей пухнет и комплекс вдовы. В прошлой жизни, наверно, была вдовой. Ох, ты, тяжкая вдовья доля…
Наум. Еще одно слово и я, чувствую, точно стану вдовцом.
Лиза. Не уйду, не проси.
Наум. Ты… Почему?
Лиза. А так хочется. (Садится, лениво закидывает ногу на ногу.)
Наум (взрывается). Тварь! Почему ты так хочешь, когда я прошу!..
Лиза (быстро). Очень хочу, поцелуй!
Наум. Уйди от меня!
Лиза (обвивает его). Поцелуй, нет, поцелуй…
Наум (выдирается). Удавлюсь, не дождешься, нет…
Лиза. Поцелуй, лучше будет… а то не уйду… Ну, целуй, да целуй…
Наум (обреченно мотает головой). Сейчас все случится… Вот в эту минуту, запомните ее… Сейчас и прибью, и пускай… (Целует ее в щеку.)
Лиза. Э, не формально – так не пойдет… Это так каждый умеет – без чувства, без страсти, я так не согласна, не-не…
Наум (хватается за голову). Хотите мне смерти? – Будет! Будет!.. И сразу всем сделается хорошо!.. Я знаю, я знаю!..
Молчат.
Лиза (зловеще усмехается). Не хочу тебе смерти. (Крепко и с чувством целует.) Я – не хочу. (Еще усмехнувшись, уходит.)
Тишина.
Наум. Так… Вот так и живем… Молодая еще, видишь… Говорит, будто любит… А, наверное, врет… (Молчат.) А ты уже, наверно, жалеешь, что пустила меня на постой… А, наверно, действительно, не стоило… В общем, и было, где остановиться… Но – ты понимаешь… Тебе, может, трудно сейчас понять: непоследок, вдруг, до смерти захотелось побыть возле тебя. Возле сына… (Молчат.) Послушай, подумал...: ты бы, может, решилась бы, отпустила бы Юльку со мной.
Валерия (сразу). Нет.
Наум. Почему? Доберусь до места – пришлю ему вызов. Когда они его забирают? Вы тут еще потяните. Может, еще и успеем…
Валерия. Нет, я сказала, этого не будет, нет. Ты не понимаешь?
Наум. Он не выдержит, как ты не видишь?
Валерия. Он будет со мной, только со мной и перестань!
Наум. Но с тобой он погибнет!
Валерия. Он мой!.. Будь ты проклят, он мой, только мой!.. (Плачет, захлебывается в слезах.) Мой, только мой… Мой…
Молчат. Наум опускается на стул; сидит, обхватив голову; встает,
направляется к выходу.
Валерия. Не уезжай.
Он останавливается. Удивленно на нее смотрит.
Сдай билеты. Поменяй. Хотя бы на месяц. Хочешь, я сдам? Я это устрою, я это сама… Есть знакомый…
Наум. Это ты мне говоришь? Я этой минуты дожидался больше двадцати лет…
Валерия. Мне одной не управиться. В моем состоянии, Наум… С людьми уже не могу, не получается… Ведь с ними разговаривать, а я слово скажу – и реву… Думают, истеричка, больная…
Наум. А ты вправду больная, любимая, если такое мне можешь ты…
Валерия. Ну, кто ему поможет, если не отец? Знаешь же, некому больше… Папа умер…
Наум. Папа!..
Валерия. Не надо, он умер, я знаю, что ты хочешь сказать…
Наум. Твой папа, знаешь…
Валерия. Все, довольно!.. Растила его без тебя, ни о чем не просила все двенадцать лет – теперь я прошу, потому что… Потому что, потому что…
Наум. Все опять начинаем по новой – тошнит, невозможно выдерживать… Разумно скажи: чего ты от меня хочешь? Только, пожалуйста, не терзай, прошу, а словами и чтобы понятно… Потому что меня обвинять, что целых двенадцать лет ты одна растила…
Валерия. Он умер, Наум, пощади!
Наум. Не хочу я щадить! Он меня не щадил! Он тебя не щадил! Внука собственного!..
Валерия. Боже, прости… Прости его, Боже, прости… Я не выдержу, Боже… Если это случится – все для меня и закончится, я же не стану жить… Потому что уже ничего в этой жизни, Наум, ничего-ничего…
Наум. Ты хочешь, чтобы я остался?
Валерия. Сыну моему помоги!.. (Плачет, обрушивается перед ним на колени.) Я не знаю, что делать, Наум, но – сын, помоги, я прошу, мой сын…
Наум (опускается возле нее на колени, обнимает, пытается успокоить.) Как помочь?.. Что могу? Разве что-то могу?.. Подожди, ты сама: что могу?.. Куда мне идти, с кем говороить?.. Я же думал уже, я думал!.. Да со мною никто и не станет… Я чужой, я отрезан! И раньше я был не поймешь кем, а теперь… Да смешно же, смешно!..
Валерия. Родненький, некому кроме тебя, ты видишь: одна я, одна… Ты бросил меня, он был маленьким…
Наум. Опять бросил…
Валерия. Нет, я не то!.. Наум, я не то хотела… Но мне было страшно тогда, как теперь… Он был только моим, для меня, я могла за него бороться, а теперь… Видишь, его отнимают у меня и я ничего не могу сделать…
Наум. Ты не слышишь, ты не понимаешь, ты не хочешь услышать: что я могу сейчас?
Валерия. Я чувствую, мы погибнем… погибнем… Прошу тебя, сделай ты что-нибудь, сделай…
Наум. Рвешь душу, Валерка, не хочешь понять: я улетаю. Все для меня истекает: виза, билет на самолет, бездарный кошмар…
Валерия. Начнется другой!
Наум. Но другой! Не этот! Другой!.. В карцере, помню, снилась не воля, даже не общая камера – ты не поверишь, мечтал о другом карцере. Хотя бы о другом карцере!.. Даже во сне сходишь с ума от въевшихся в память царапин, выбоен, точек на стенах, на полу и потолке. Я во сне боялся проснуться, открыть глаза. Случайные знаки на стенах царапали и кололи меня, казалось, в самую душу. Другие стены казались спасением. Другие, понимаешь, другие!..
Она молчит.
Ты и обо мне немножко подумай: белого света не видел. Жизнь прожил на привязи. Как пес цепной. Родился, кажется, для одного – получил совсем другое. Мне 48 лет, меня столько гнули, ломали – я сам про себя уже плохо понимаю? Что же я такое? И – для чего?.. Понимаю только, что жить мне осталось… Что ты так на меня смотришь? Хочешь меня тут похоронить? А скажи, для тебя было бы легче, наверно, меня похоронить, чем отпустить с миром – так?..
Валерия. Бога побойся…
Наум. Пойми ты, я должен уехать… Раньше мне надо было это сделать назло им – им, им… от бессилья, из протеста, от тоски, а теперь… Теперь я, чувствую, просто устал… Кажется, тут уже все прожил… разве что смогу еще помереть… А там – я попробую… Да, я попробую…
Она молчит.
Ну, ладно, любимая, что это мы с тобой, вдруг, за упокой… Дозвонился сегодня Григорию в Иерусалим. Все, говорит, ящики с картинами, слава Богу, дошли. Говорит, приезжай поскорей, стоят под открытым небом,а скоро сезон дождей… (Смотрит на нее.) Иерусалим… Слово-то какое – из Космоса… (Встряхивается.) Нет-нет, да нет-нет… все там будет по-другому, все… И заяц мне на Святой Земле маленького родить обещает…
Валерия вдруг задергалась – он не отпускает.
Я же сказал, что развеселю тебя, дуреха ревнивая… (Смеется.) Никак согласиться не хочешь, что я еще живой и у меня еще что-то будет…
Валерия. Ничего у тебя не будет, пусти…