Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Анна Гурова

Земля оборотней

Пролог

Корабль приближался к берегу. Шли на веслах, выгребая изо всех сил — порывистый северный ветер сносил обратно во фьорд, словно не желал пускать в гавань. Слишком холодный ветер для конца лета, пусть даже лета похъёльского.

Варг Ульф Комар — удачливый хевдинг, гроза побережий, воин и грабитель, при случае и купец, — греблей не утруждался. Он стоял на носу драккара, положив руки на пояс и таращась по сторонам. Ну и гнусная же местность эта Луотола! Вот уж воистину обиталище оборотней!

Высокое и бледное, выстуженное небо. Тускло-серое, угрюмое море. А между морем и небом — один только черный камень скал, весь изрезанный огромными кривыми трещинами, словно некий великан рубил берега мечом. Раньше тут хоть какая-то трава росла, прибрежные камни укрывал мох, пучки водорослей колыхались в прибое. А теперь — ничего. Мертвые скалы, пустые воды, и кажется, будто уже настала зима, хотя до нее еще месяца два. «Надо непременно вернуться до начала бурь», — в который раз подумал Ульф. Осенние бури в коварном Закатном море особенно страшны.

Все здесь было пропитано тревогой. Скрытая опасность невидимо разливалась и в воде и в воздухе, а особенно — в этих черных скалах. Утесы над морем вздымались все так же отвесно, отгораживая Луотолу от внутренних областей Похъёлы. Где-то за горами время от времени раздавался далекий грохот и гул, будто сходили лавины… Но какие лавины летом?

Да, прежде тут не было так мрачно. В скалах — тюлени, в море — косяки трески, на берегу — люди, а небо полно чаек и иных крылатых… созданий. И где они все теперь?

«А слухи-то не врали, — подумал Ульф не без удовлетворения. — Туны в самом деле бросили свое гнездовье. Конечно, все свои сокровища они унесли с собой… Но вдруг что-то забыли впопыхах?»

Чем ближе к берегу они подплывали, тем явственнее становилась картина запустения. Не только исчезла вся живность — сами горы изменились. Крутые склоны прочертили следы недавних оползней, а половина гавани была погребена под каменными обломками. Ульф прищурился, высматривая среди руин поросшую мхом крышу своего склада.

— Не могу сладить с этим ветром, — раздался рядом с ним хриплый голос.

К хевдингу, пошатываясь от усталости, подошел Лакс, заклинатель погоды, знаток рун и скальд, что, впрочем, не мешало ему быть таким же разбойником, как Ульф. — Вот уж воистину проклятая земля! Говорят, во всем виновата старая ведьма Лоухи, что она вызвала гнев богов… Что же тут случилось?

— Что-что? — проворчал Ульф, рыская взглядом среди осыпей. — Земля тряслась, и скалы упали. Раньше не видел, что ли, как это бывает? Ага! Вот они, мои склады! Слава Хару Одноглазому, оползень прошел стороной! А вон еще дома уцелели! Ух, пошарим тут сейчас! Гребите к берегу!

— Нет! — перебил его скальд. — Там неладно. Что-то нас поджидает там. Чувствую — оно нас уже увидело…

— Что еще за «оно»? — раздраженно спросил Ульф. — Тролли? Оборотни?

Лакс отер со лба пот холодной рукой.

— Не понимаю, — бормотал он. — Но это нечто — не от нашего мира. Оно не враждебно и не дружественно, но мы перед ним — что пена на волнах… Оно тут все и разрушило…

— Ну и что с того? — буркнул хевдинг. — Высадиться-то можно или нет?

— Я пока не пойму. Не мешай, дай послушать…

Ульф пожал плечами и замолчал. А скальд снова зажмурился, чтобы обычное зрение не мешало ему скользить вниманием по грани Изнанки, откуда приходят песни, проклятия и пророческие видения. Лакс слушал, и вдруг руки у него задрожали, и пот снова потек по спине. Он понял, что это «нечто» точно так же прислушивается к нему. «Нечто» с легкостью видит его насквозь, оно читает его мысли и мысли всех на этом драккаре — нет, не мысли, желания! И от них, от желаний, будет зависеть — как оно с ними поступит…

— Надо поворачивать! — с трудом выговорил он, открывая глаза. — Скорее, назад!

— «Поворачивать», — передразнил Ульф заклинателя, — а там у меня осталось тюленьих шкур, и китового жира, и рыбьего зуба столько, что хватит на три таких корабля вместе с командой и с тобой в придачу. Думаешь, я все это оставлю тут гнить? Нет уж!

— Хочешь гнить рядом? — вкрадчиво спросил скальд.

Хевдинг взглянул злобно, отвернулся и крикнул:

— Гребите к берегу!



Крошечный кораблик качается на волнах. Скорлупка, рыбья чешуйка… Даже забавно: такой беспомощный, такой уязвимый, и все же ползет вперед, упрямо выгребая против ветра. Достаточно уронить в море скалу да хоть бы вон ту, которая и так еле держится, чтобы его накрыло волной… Один всплеск, и снова станет тихо и спокойно.

А вот существа на палубе… Как просты и ясны их желания — мелкие и глупые. Жажда наживы. Желание жить. И все. Обычные помыслы смертных, они могут воплотиться и сами…

Все, корабль больше не интересен.

«Убей их!»

Гораздо более сильное желание приходит из холодных глубин. От той, что всегда желает смерти и не может насытиться. Но к чему убивать? Это всего лишь обитатели Мидгарда, однодневки, даже не чародеи. Они скоро умрут сами, а их желания не имеют никакого значения… Они ничего не знают о сампо. Да если бы и знали…

«А я говорю — убей! Иначе вскоре они вернутся, только их станет вдесятеро больше. И могут привести с собой других, более опасных — тех, кто знает о тебе, у кого есть сила…»

Сампо не отвечает. Оно не видит причин губить однодневок. Оно и не создано для убийств. Оно еще помнит, что когда-то было частью Древа, родственного всем деревьям в мире. Древа, рожденного самой Вселенной, чтобы дарить трем мирам жизнь, а не гибель; быть основой порядка, а не хаоса.

Но желанию, приходящему из глубин, трудно сопротивляться. Мало что в мире есть более сильное, чем желание бога. Или богини.

Огромное дерево, чьи ветви и корни змеятся в темноте подземного мира, разрушая изнутри горы Похъёлы. Огненная лава течет по жилам земли, но почти не согревает их. А сампо растет, подгоняемое злобной волей из глубин. Растет против всей своей природы — вниз.

Прямо сквозь подземный огонь — к смертельному холоду Хорна…

Сампо сопротивляется. Оно не хочет расти туда, куда его подталкивает могучая воля Калмы. Там тьма, холод и боль, там нет пищи для корней. Там ему суждено превратиться в нечто такое, чему в трех мирах и названия нет… Желание Калмы — чтобы побег Мирового Древа рос вниз, в Хорн — отвратительно самим законам мироздания.

Но сампо было создано, чтобы выполнять желания.

«Мир крутится вокруг Мировой Оси, только потому, что его двигают желания богов.

Если бы они исчезли, время бы остановилось.

И тогда Мировая Ось станет ненужной… и переломится под тяжестью неподвижной Вселенной».

Так нашептывает Калма, богиня смерти.

«Теперь ты мое. Поэтому выполняй мои желания. Повинуйся».

Скала над Луотолой начинает потрескивать, вниз с шорохом бегут мелкие камушки… Скоро ее вершина упадет во фьорд, и волна слизнет кораблик, как муху…

«Еще одни! С севера!»

Теперь желание из глубин еще сильнее и определеннее. Вот и явились те, кто знает про сампо. За ним-то они и пришли. Забрать его! Украсть! Ненависть Калмы передается молодому Древу.

Трещина перестает расширяться, скала застывает на месте. Варги забыты. Все внимание сампо — на север. В сторону Внутренней Похъёлы.



— Клянусь ледяными Вратами Хорна! Вы гляньте, что тут творится!

— Да-а… и месяца не прошло, а Луотолу не узнать… Будто и не было тут никогда нашего гнездовья…

— Заткнитес-сь, — прошипела Лоухи.

Три туна стояли на выступе скалы, издалека обозревая горный хребет, отделяющий внутренние области страны от моря. Лоухи, бывшая теперь уже Хозяйка Похъёлы, и два ее родича, которым она еще могла доверять. Оба были немолоды, многоопытны и искушены в колдовстве, но не смогли удержаться от возгласов изумления, увидев, во что за считаные дни превратилось их родное гнездовье.

«Но почему? — со злобой и отчаянием подумала Лоухи. — Что я сделала не так?! Когда допустила ошибку?»

Скалистый хребет растрескался, как лед в жаркий день. В глубоких извилистых трещинах рдела лава. Со всех сторон поднимались в воздух удушливые испарения, что просачивались из растревоженных недр. Земля дрожала, над горами стоял монотонный гул.

— Нам туда нельзя, — убежденно сказал один из тунов. — Там смертельно опасно. Для тебя, Лоухи, — особенно.

Лоухи поморщилась. Она и сама это чувствовала, причем получше других. Знала — сампо хочет ее гибели. Подумать только, сампо — ее сампо — стало ей враждебно! Эта нелепая деревянная мельница, над которой она сама вначале посмеивалась, которую так долго к себе приучала, и сама училась с ней управляться — чем она теперь стала? И главное, почему?

— Надо попытаться, — угрюмо сказала Лоухи. — Давайте-ка, слетайте на разведку!

Оба родича нахально сделали вид, что не расслышали. Время, когда Хозяйке Похъёлы было достаточно сказать «я желаю», увы, закончилось.

— А, чтоб вас пожрали демоны Хорна! Полетели вместе! В пещеру можете не заходить, я спущусь одна. Если со мной что-то случится…

Лоухи замолчала. Хотела было сказать: «новой Хозяйкой Похъёлы станет дочь моя Ильма», но промолчала — ибо какая еще Хозяйка, у которой даже гнезда своего нет?

— Ладно, полетели, — нехотя произнес старший тун, расправляя крылья. — Ветер северный, авось проскочим. Попробуем подняться повыше над хребтом…

Оборотни распахнули сизые крылья, совершая превращение. Вскоре три крылатых существа, издалека похожих на орлов, уже поднимались все выше и выше, к самым облакам, оставляя горы далеко внизу.

Но стоило им поравняться с первыми отрогами барьерного хребта, как прямо перед ними проснулся вулкан.

Издалека это выглядело даже красиво. Разверзлась гора, и в воздухе неторопливо выросло облако пепла. Оно вздымалось, кудрявясь, словно крона дерева на ветру. У его корня мерцало слепящее пламя…

Туны одновременно склонились на левое крыло, огибая плотное облако… И тут в уши им ударил ужасный рев. И удар ветра — с юга.

Лоухи, не раздумывая, повернула обратно и изо всех сил понеслась к северу. Краем глаза она видела, что то же самое сделали ее родичи. Но они не успевали. Волна горячего, вязкого воздуха ударила их, закружила, швырнула вниз. Ветер был не просто горяч, а ядовит и полон частичек пепла. В нем нельзя было лететь; им было невозможно дышать. Туны уже не могли даже взмахивать крыльями; их несло помимо воли, словно птиц, попавших в бурю. Их окутала тьма. Воздух стал как камень… а потом исчез вовсе.

— Мать Калма! — воззвала Лоухи, хрипя и задыхаясь. — Спаси, помилуй!



…Спустя долгое время облако пепла отнесло ветром к востоку, и оно неторопливо уползло, оставив под собой плоскогорье, покрытое густой, горячей черной грязью. В грязи что-то трепыхалось. Кашляя и бранясь, Лоухи выбралась из липкой каши и кое-как поднялась на ноги. Протерла глаза, огляделась и застонала. Перед ней извергался вулкан, выбрасывая к небу огненные фонтаны лавы. От родичей не осталось и следа.

— Мать Калма! — прохрипела Лоухи. — Ну за что ты так со мной?!

Она и не догадывалась, что на этот вопрос есть совершенно определенный ответ.



…Только-только высадившиеся на берег варги замерли и подняли головы. Гул, доносившийся с той стороны гор, вдруг резко усилился. Над гребнем, клубясь, поднималось огромное облако пепла.

— Надо уходить! Немедленно! — проорал Лакс прямо в ухо Ульфу.

Но хевдинг колебался:

— Ветер вроде бы меняется… Давайте, бегом к складу и тащим на корабль все, что подвернется!

Ответом на его приказ был крик одного из гребцов. Тот показывал не на вулкан за горой, а на скалу, нависшую над гаванью. Скала медленно отделялась от горного склона, трещина росла на глазах…

— …Не раздавит, так смоет! — долетел крик сквозь усиливающийся грохот.

Ульф стиснул челюсти, бросил последний тоскливый взгляд в сторону складов и заревел:

— Видно, боги против нас сегодня! Отплываем!

Волна от упавшей скалы догнала их уже в море. Качнула, подбросила, корабль заскрипел, но выдержал. И, подхваченный северным ветром, стремительно поплыл восвояси — чтобы больше сюда не возвращаться.

Глава 1

Знак рубежа

Маленький отряд идет через осенний лес. По ночам над землей поднимается туман, стоит в воздухе до позднего утра. В тумане влажно чернеют стволы елей и сосен. Березы уже облетели. Под ногами трещат черничники, чавкает грязь, мох липнет к сапогам. Далеко позади осталась безымянная речка — приток Яннего, которая вела их к северу. Плыть на каяках в преддверии зимы — невеликое удовольствие, но все понимали, что это была самая легкая часть пути. Когда впереди возник красноватый гранитный утес — знак, о котором предупреждал Вяйнемейнен, — пристали к берегу. Речушка ушла дальше, сворачивая к востоку, в земли саами. На берегу поджидала охотничья стоянка: пустая замшелая землянка с провалившейся крышей. Последний раз тут, видно, останавливался сам Вяйно лет сто назад. Задерживаться не стали — спрятали под уцелевшим навесом каяки и дальше пошли пешком. В сыром тумане, в сонной тишине.

В поход они выступили впятером. Как ни настаивал Ахти, как ни возмущался, а пришлось ему отправить своих воинов обратно на Лосиный остров.

«Два десятка вооруженных парней — это, считай, вторжение, — сказал Вяйно. — А пятеро пройдут — никто не заметит».

И вот теперь пятеро шагают через лес на север — а в небе над ними последние косяки птиц улетают на юг. Впереди темная Похъёла, земля колдунов, где поклоняются Калме, богине смерти. Калма подстроила так, чтобы похъёльская колдунья Лоухи добралась до корня Игдрасиля, Мирового Древа, раздобыла кусочек священного Древа и сотворила сампо — волшебную мельницу, исполняющую желания. Но сампо оказалось старой ведьме не по зубам. Исполняя желания смертных, оно исподволь начало разрушать строй мироздания — как и задумала Калма.

Так сказал вещий старец, мудрый Вяйнемейнен.

«Так что, Ильмо, придется тебе идти в Похъёлу, — сказал он молодому охотнику, своему бывшему ученику. — С тобой благословение богов и предков — то есть мое. Отбери сампо у Лоухи, пока она по своему невежеству не погубила весь мир».

Не слишком-то рад был Ильмаринен его словам, а куда деваться? Против благословения богов не попрешь. Ильмо — охотник-одиночка. Любит лес больше, чем собственный род. Немного умеет колдовать. Словом, ничего особенного в нем нет. Но именно на него указало похъёльское пророчество: «Сампо похитит человек из рода Калева». Поэтому Лоухи послала сына, чародея Рауни, чтобы тот нашел и убил Ильмо. Но Рауни погиб, а пророчество стало известно карьяла. И теперь боги избрали Ильмо для похода в Похъёлу, а родичи, боясь мести Лоухи, радостно выпроводили его из дому. Хотя Ильмо понятия не имеет, что будет делать в Похъёле и как добудет сампо. И что такое это сампо? Никто из людей его даже не видел!

С ним идет его старый друг Ахти Каукомьели. Ахти — отважный воин, искатель приключений. Больше всего ему нравится странствовать с варгами по Закатному морю, открывая новые земли и попутно их разоряя. Именно этим он надеется заняться и в Похъёле.

Третий — Аке Младший, кормчий из племени варгов. Когда-то его отец служил Хозяйке Похъёлы и участвовал в том самом походе к корням Мирового Древа, когда и было обретено сампо. Аке хочет найти Лоухи и снять со своего рода проклятие богов — чтобы зажить, наконец, нормальной жизнью. Для варга, конечно.

Четвертый — Йокахайнен, молодой саамский нойда. Он родился в Похъёле и еще недавно служил тунам, но его хозяин Рауни погиб, и теперь он хочет стать учеником Вяйно. Йокахайнен — чрезвычайно полезный человек в отряде. Он единственный из всех знает обычаи Похъёлы и язык тунов. К тому же он настоящий колдун — а идут они в такие места, где без магии — как без рук.

Пятый — маленький, мрачный Калли, холоп Ильмаринена. Никто не воспринимает его всерьез. И напрасно.



— Эй, парни, стойте!

Ахти, шагавший первым, остановился.

— Что там?

Прямо перед ним росла высоченная сосна, за ней, куда хватало глаз — россыпь ледниковых валунов. Предстояло снова выбирать дорогу.

— Куда идем? Налево или направо?

Ильмо и Йокахайнен одновременно показали в разные стороны.

— Туда!

Они переглянулись, обменялись усмешками.

Вдруг позади них раздался холодный глубокий рык, гулкий и раскатистый, как из колодца. Все застыли. Аке схватился за рукоять секиры. Ильмо осторожно оглянулся — и рассмеялся. Позади него на дереве сидел огромный ворон, которого Вяйно послал «приглядеть за ними». Ворон приглядывал так ненавязчиво, что о нем все давно забыли.

— Ого! — воскликнул Аке. — Вот это голосище! И что он хочет нам сказать?

— Почему ты сказал — «туда»? — спросил Йокахайнен, уже без улыбки.

Ильмо покачал головой. Казалось бы, и справа, и слева от каменной россыпи был всё тот же лес. Но тот лес, что слева, определенно нравился охотнику больше. Левая сторона словно манила. Что это — предчувствие? Или просто блажь?

— Слева посветлее и земля посуше, — сказал он, словно оправдываясь. — А справа что — лес как лес. Обычный.

— Вот именно. Лес как лес. И хорошо.

— Левая сторона несчастливая, — напомнил Калли.

— Киньте кости, — предложил Ахти.

— Кости кидают по серьезному поводу, а не на каждой развилке, — возразил Аке.

— А что может быть важнее правильного выбора пути? — сказал Ильмо. — Шагнул не туда — всё пропало. Это как с деревом: если изначально криво пойдет в рост, то потом уже не выпрямится. Давайте, чтобы знать наверняка, сделаем вот что. Эй, Калли! Залезь-ка на эту сосну и оглядись!

Калли, шедший последним с огромным заплечным мешком, тут же скинул его на землю, придирчиво оглядел сосну, подпрыгнул, ухватился руками за обломанный сухой сук и вскоре исчез в ветвях — легко, как белка.

Спустя недолгое время сверху донесся его голос:

— Ну, забрался. Дальше что?

— Горы видишь? — зычно крикнул Аке.

— Нет тут никаких гор.

— Как нет?!

Сверху посыпалась хвоя. Калли ловко спрыгнул на землю:

— Какие-то облака в той стороне — и всё.

Аке рассмеялся:

— Так это и есть горы! Ты что, гор не видал?

— Как же не видал! — насупился Калли. — А гора Браге?

— Браге — это не гора, а просто большая кочка!

— Видите, я не ошибся, — довольно сказал Ильмо.

Путешественники снова закинули мешки за плечи — и двинулись дальше, обходя слева каменный завал. Ворон недовольно каркнул им в спину, но никто не обернулся.

И снова потянулись сумрачные боры, ельники, овраги…

Перед самым отплытием Ильмо наконец принял решение, каким путем идти на север. После долгих колебаний он выбрал самый короткий путь: через горный хребет, известный как Врата Похъёлы. От многомесячного пути через земли варгов он отказался сразу. Оставался еще путь через земли саами, за который выступал Йокахайнен. Но чем жарче уговаривал их нойда, тем меньше Ильмо хотелось туда идти. Нет, он верил в искренность Йокахайнена. Но он еще не забыл, каким был молодой саами в первые дни их знакомства: высокомерным и дерзким, однако в любой миг готовым унизиться, склониться перед силой. А что, если все саами таковы? Зачем вводить похъёльских рабов в соблазн? И опять же — новая задержка, зимовка… Может быть, восточный путь и безопаснее. Но лучше уж хийси и дикие звери, чем ползучее человеческое коварство.

Вяйнемейнен остался доволен его выбором. Хоть и не скрывал: путь будет тяжелым, неторным и опасным.

— Предгорья Похъёлы — дикие, пустынные земли. Ни людей, ни тунов вы там не встретите, зато там полно хийси, а то и чего похуже. Но вы идите смело и надейтесь на помощь богов. А лучший способ ее получить — довериться судьбе и идти прямо ей навстречу. Держите глаза и уши открытыми и ничего не бойтесь… кроме Когтистого Старца.

Ничего конкретного о грядущих опасностях, впрочем, Вяйно не рассказал.

— Сначала обычные леса, потом болота, а потом уже и в предгорья выйдете. И вот там вам придется очень хорошо подумать — что сделать, чтобы не идти через главный перевал… Возможно, вам подскажут, возможно, придется искать путь самим. Но всегда помните о Когтистом Старце! От него не спастись!

Ильмо хотел взять с собой собак, но Йокахайнен отсоветовал.

— Собаки нас скорее выдадут, чем устерегут, — сказал он. — И против демонов они не сторожа. Мое колдовство будет вам вместо собачьего чутья.

— И про ворона не забудьте, — добавил Вяйно. — Слушайте его — и до границы дойдете спокойно…



Нет, не напрасно левая сторона считается несчастливой. Тем же днем, около полудня, пройдя светлым бором, путешественники неожиданно уткнулись в глубокий, в три человеческих роста, овраг. Песчаные стенки оврага были почти отвесными, дно ровное и сухое, сплошь усеянное блестящими серыми шляпками маслят. Бровка оврага густо поросла молодым ельником. Овраг, плавно загибаясь, уходил в обе стороны, и на сей раз ни справа, ни слева его было не обойти.

— Будем перебираться на ту сторону? — без восторга спросил Ахти, измеряя взглядом глубину оврага и крутизну стенок. — Спуститься-то мы спустимся, а вот взобраться…

— Можно и по краю идти, — возразил Ильмо. — Смотрите, овраг ведет почти точно на север. Мне кажется, очень удобный путь нам подвернулся…

— Опять тебе кажется? — проворчал Йокахайнен. — А если головой подумать?

— Ты о чем, Йо?

— Да так. Не нравятся мне такие тропы, которые сами подворачиваются под ноги…

Ильмо не стал ему ничего отвечать. Ему вдруг стало не по себе: как тогда, перед сосной. Он почувствовал, как будто ему показывают нечто важное, тычут прямо в лицо — а он, глупый, и понять не может. Йокахайнен, стоявший рядом с ним, вдруг закрыл глаза и вытянул перед собой руку, словно что-то нащупывая в воздухе.

«Ищет следы чар», — подумал Ильмо.

— Если пойдем по дну оврага, — предложил Калли, алчно поглядывая на шляпки маслят, — я вам на ужин такую вкуснятину состряпаю…

— Так что мы стоим? — отозвался Ахти.

— Стойте! — воскликнул было Ильмо, но опоздал. Миг — и вся троица с хохотом и гиканьем уже съехала по склону вниз. Наверху остались только Ильмо и Йокахайнен, который по-прежнему пытался что-то нашарить в воздухе.

Вдруг позади снова раздалось гулкое, утробное карканье ворона. Похоже, ворон снова был недоволен.

— Ильмо, — раздался позади глухой голос нойды. — Скажи, когда мы выбирали путь у той сосны — что ты подумал?

— Ну… что левый путь приветливее, что ли.

— А я почувствовал — что кто-то меня позвал. Мне еще тогда показалось подозрительным… Я-то, дурак, думал — может, знамение тебе было… Кто у нас избранник богов? Не я же! И только сейчас понял. Кто-то нас направляет, Ильмо! Подталкивает в нужную сторону…

— Хийси? — неуверенно спросил Ильмо.

— При чем тут хийси! — Йокахайнен понизил голос и указал на север: — Я думаю — они.

— Мы же еще не в Похъёле, — возразил Ильмо. — До нее еще шагать и шагать… Или ты хочешь сказать… что мы ненароком пересекли Борозду Укко?!

— Эй, скоро вы там? — донесся снизу веселый крик.

Йокахайнен медленно ответил:

— Нет… думаю, мы еще не в Похъёле. И чары, что привели нас к этому оврагу, вовсе не сильны — мы могли и не поддаться им, если бы были внимательнее…

— Йо! — осенило Ильмо. — А если этот овраг и есть Борозда?

— Борозда незрима, — возразил Йокахайнен. — Для людей она как бы и не существует. Это только для тунов она непроницаема. А что они видят — то только им ведомо…

Они постояли на краю, осматривая окрестности оврага, словно ожидая увидеть признаки незримой Борозды Укко.

— Не хочу я туда спускаться, — сказал Йокахайнен. — Если там кто-нибудь нападет — уже никуда не денешься. Хоть и не люблю я лес, а все же он лучше: иди куда хочешь. А тут один путь остается — вперед…

Они спустились вниз, вытряхнули песок из сапог и портянок. Позади послышалось унылое карканье. Звучало оно прощально.

— Ты глянь, — обернулся Ильмо, — а ворон-то за нами не летит! Так и сидит на ветке!

Йокахайнен нахмурился.

— Помнишь, господин мой Вяйно сказал, что ворон полетит за нами только до границы? Ильмо, ты был прав — Похъёла совсем близко!

Голоса вдалеке уже не были слышны.

— Поспешим, — с тревогой сказал Ильмо, выкинув ворона из головы. — Надо догнать их!



Дальше отряд шел молча, держась настороже. Веселье как-то незаметно сошло на нет, о маслятах и думать забыли. Крутые желтые стенки оврага, казалось, зловеще нависают, застилая небо, а за каждым поворотом притаился враг. Какой именно враг — тун, хийси или еще какая тварь — не угадаешь, а оттого еще тревожнее. Ахти на всякий случай держал наготове свой меч из саксонского святилища. Меч он назвал Плачущим. У всех легендарных мечей должно быть имя. Ну а в том, что меч непременно станет легендарным, Ахти не сомневался. У Аке за поясом была обычная боевая секира. Йокахайнен и Калли несли короткие тяжелые охотничьи копья, малопригодные для боя. Ильмо взял с собой в поход легкий лук. Стремянной самострел, оружие мощное, но громоздкое и тяжелое, он оставил на горе у Вяйно.

День клонился к вечеру. В овраге всё темнело. Одна радость — вроде бы стенки стали ниже, или дорога пошла вверх. Наконец впереди между стволами мелькнуло вечернее небо. И в тот же миг Йокахайнен, шедший первым, резко остановился.

— Что случилось? — спросил Ахти из-за его спины.

Несколько мгновений они топтались на месте. Ильмо быстро оглянулся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.

— Почему бы нам не пойти дальше? — проговорил Ахти, наблюдая, как Йокахайнен водит перед собой руками и втягивает носом воздух. — Эй, нойда! На колючку наступил, что ли?

Йокахайнен даже ухом не повел.

— Эй! Чего унюхал, спрашиваю?

— Не шуми, — оборвал его Ильмо. — Постой спокойно хоть чуть-чуть. Правда, здесь как-то нехорошо.

Ахти неохотно замолчал, и Ильмо, прикрыв глаза, принялся слушать — как учил его Вяйнемейнен. И почти сразу на него нахлынул страх. Источник страха был впереди, на прогалине. Ощущение угрозы было настолько сильно, что даже не склонный тревожиться попусту Аке почувствовал беспокойство. Краем глаза Ильмо заметил, как его рука потянулась к рукояти секиры.

— Ну что, не говорил ли я, что нас ведут?! — сердито воскликнул вдруг Йокахайнен, открывая глаза и оборачиваясь. — У леса конца-края нет, иди, где хочешь, — а мы, словно нарочно, притащились в самое неподходящее место! А всё потому, что слишком беспечны!

Калли вздохнул и тупо уставился себе под ноги. Ахти вытащил меч из ножен. Ильмо наложил стрелу на тетиву и выжидающе взглянул на Йокахайнена.

— Что там? — отрывисто спросил Аке. — Засада?

— Не знаю, — после паузы ответил Йокахайнен. — Там не люди, не туны и не хийси. Кажется, не засада. Но там что-то есть, это точно. Ох, лучше бы нам не ходить туда…

— А у нас есть выбор? — тихо спросил Ильмо. — Или туда — или обратно…

— Раз не туны и не хийси, так чего мы здесь топчемся?! — воскликнул Ахти, отпихнул с дороги Калли и двинулся вперед. Ильмо последовал за ним, вглядываясь в ранние сумерки.

Вскоре овраг кончился. Стенки расступились, тропинка пошла вверх. Перед ними была неглубокая песчаная котловина, по сторонам ее темнел лес. За котловиной поднимался невысокий холм. Тропа взбиралась на него и исчезала в лесу. Черные ели, обрамляющие склоны холма, на багровом закатном небе выглядели угрожающе.

А на дне котловины, распахнув крылья, поднималось на дыбы чудовище. Лягушачьи ноги полусогнуты, руки с выпущенными когтями подняты в жесте устрашения. Вместо лица — мерзкая морда с распахнутым клювом и высунутым языком. Казалось, что чудовище только что вылезло из песчаной ямы и сейчас кинется на них. На миг путешественники застыли в ужасе, забыв об оружии. Потом с тетивы Ильмо сорвалась стрела — и, взвизгнув, отскочила от лба чудовища. Воины отшатнулись, ожидая худшего, но урод даже не шевельнулся.

— Это же каменный идол! — воскликнул Ильмо.

Оружие опустилось, путешественники один за другим спустились в котловину и окружили мерзость. Страх понемногу отступал.

— Каменной птицы испугались! — хихикнул Калли и бросил в чудовище шишку. — А еще воины!

Ахти, вместо того чтобы дать холопу подзатыльник, задрал голову, рассматривая идолище.

— Так это и есть Лоухи? Нет, мы не будем женить Ильмо на ее дочке — это слишком жестоко!

Все расхохотались, кроме Йокахайнена.

— Ты ошибаешься, — угрюмо сказал он. — Это не Лоухи, а Калма, богиня смерти. Видите, половина идола черная? Это потому, что она одной ногой в Хорне, другой — здесь.

— Калма, не Калма — какая разница? — сказал Аке. — Зачем ее здесь поставили — вот в чем вопрос!

— Я догадался, — сказал Ильмо. — Здесь кончается власть Тапио. Это знак рубежа.

— Иными словами, мы вышли к границе Похъёлы, — кивнул Йокахайнен. — Вот почему ворон нас бросил.

Все умолкли, не без опаски оглядываясь по сторонам. Что же это — там, за холмом, уже царство демонов, темная Похъёла? А ну как перейдут они котловину — и на них накинутся полчища тунов?

— Эй, чего умолкли? — нарушил молчание Ахти. — Там точно такой же лес — бояться нечего. А это всего лишь каменная крылатая жаба…

Он поднял ногу, чтобы пнуть чудовище, но Йокахайнен резко оттолкнул его:

— Не трогай! Никто, — оглянулся он, — не должен к ней прикасаться. Давайте-ка уйдем отсюда.

— Да уж, пошли, — поддержал его Калли. — Мне всё кажется, что она на меня смотрит. Не ожила бы ночью…

— Это же просто камень! — ободряюще сказал Ильмо.

— Тут уже, считай, Похъёла, — возразил нойда. — В ней всякое возможно. И вот еще…. Пойдете мимо Калмы, не глядите ей в глаза.

Они перешли ложбину, проходя под свирепым взглядом Калмы, нависшей над ними черным чудовищем, и по спинам у них бегали мурашки. Словно богиня смерти выползла из Хорна, чтобы лично приветствовать незваных гостей. Йокахайнен был так мрачен, будто именно это и произошло. Он первым взобрался на холм. Впрочем, за холмом был точно такой же сырой хвойный лес, по какому они путешествовали уже не первый день.

До самого заката они шли, прислушиваясь к каждому треску и шороху в кустах. Про Похъёлу ведь чего только не говорят у карьяла. Что это обратная сторона мира. Что она — вход в царство мертвых. Что это вечно туманный и темный край, где никогда не бывает солнца. Что во всей Похъёле только снег и лед… Что тут за каждым кустом сидит хийси… Казалось — вот-вот расступятся деревья — и блеснет черный поток Маналы… И жутковато, но ведь и любопытно!

Но ничего не менялось. Их окружал привычный, всем с детства знакомый лес. Сквозь ветви пробивался неяркий свет заходящего солнца, попискивали птицы, пахло грибами. Когда солнце ушло за деревья, расположились на ночлег. За обычными хлопотами — развести костер, набрать воды — все как-то и забыли, что они уже в Похъёле. После ужина Ахти торжественно заявил, что легенды о ледяной стране колдунов всегда казались ему преувеличенными, и Аке его охотно поддержал.

— Таков уж людской обычай — все чужеземное кажется враждебным, — рассудительно сказал он. — Наверняка похъёльцы того же мнения о карьяла. Небось мнят своих южных соседей злостными чародеями и трясутся от страха, о вас вспоминая!

— Что-то Рауни не больно трясся, — возразил Ахти.

— Похъёльцы всех соседей считают рабами, — сказал Йокахайнен. — Рабами или пищей. Не сейчас, так в будущем.

— Может, вас, саами, и считают рабами, — не без презрения заметил Аке. — А варгов…

— А варгов — наемниками. Погоди, Аке, — холодно ответил Йокахайнен. — Вот когда пятнадцать кланов придут к согласию, тогда всем плохо придется…

— Но такого не будет. Не ты ли сам говорил, что они враждуют от века? — вмешался Ильмо. — Кстати, что это ты вертишься?

Хотя его поначалу и раздражал высокомерный и самоуверенный нойда, но постепенно они сошлись. Йокахайнен оказался необычайно интересным собеседником, ему нельзя было отказать ни в уме, ни в наблюдательности, а главное, он очень много знал об искусстве магии. То есть о том, чего так и не смог освоить Ильмо. Когда только успел выучиться? В свои юные годы — а он был ненамного старше Ильмо — Йокахайнен был уже настоящим чародеем. А тревогой чародея пренебрегать не след.

— Что есть идол? — произнес саами вместо ответа на вопрос Ильмо, словно бы про себя. — Не что иное, как дверь в невидимое!

Ильмо не понял.

— Идол божества подобен двери, а лучше сказать — окну, через которое божество может выглядывать в мир людей. Не просто так мы вышли к этому месту. Думаю, идол Калмы обладает собственной силой, он притягивает к себе путников. Потому я и не смог распознать чары тогда, в лесу, и у оврага…

— А, вот оно что. Ты боишься, что нас обнаружат. Но, Йо, ведь призвать божество через его изображение не так просто. Я помню, как Локка ночами мучилась, распевая заклинания и окуривая фигурки богов, а они всё не являлись…

— Ты прав. Чтобы призвать Калму, нужна живая кровь. Но кроме самой Калмы тут немало ее слуг — и не только тунов… Достаточно совсем малого, чтобы привлечь к себе внимание кого не надо. Всё думаю о твоей стреле…

— Да, начало вышло неудачное, — согласился Ильмо и погрустнел.

— Хватит уже пугать-то! — рассердился Ахти. — Честно говоря, не вижу, чем «владения Калмы» отличаются от обычного леса.

Скоро увидишь, — посулил Йокахайнен.

Глава 2

На летних гнездовьях

Озеро Туони прячется в долине, окруженной крутыми склонами скалистых гор. Посреди озера высится остров, такая же голая остроконечная скала. Эта скала, волей тунов и искусством нескольких поколений людей — рабов и наемников из южных стран, — превращена в настоящий пещерный замок. Просторные подземные залы, безупречно ровные коридоры и переходы, сводчатые потолки и колоннады. Игра света и ветра в стрельчатых окнах… Никаких лестниц тут нет — зачем лестницы крылатым тунам? Только кое-где виднеются хлипкие мостки, опутывающие скалу, как осенние паутинки. Мостки ведут вниз, на противоположный берег озера, где на длинной косе располагается поселок рабов. Точнее, стойбище, потому что все они принадлежат к племенам саами. Никому из людей не разрешается ночевать на острове, дабы они не оскорбляли своим присутствием великолепие скальных чертогов. Лоухи, которая не уставала повторять, что лучшее жилье для туна — собственноручно построенное гнездо из водорослей в какой-нибудь уютной расщелине, на сей раз отступила от своих строгих принципов и не поскупилась на обустройство скального дворца. Туонела, летнее гнездовье рода Ловьятар, — чудо северных стран, место отдыха и развлечений.

Летом тут царит невиданная красота. Солнце не заходит ни днем ни ночью. Всюду цветы — розовый багульник, алая гвоздика; куда ни глянь, на скалистых берегах россыпи белых, желтых, лазоревых, сиреневых соцветий. Мимолетная, хрупкая, беспомощная, упрямая красота. В тени лежит многолетний снег, а рядом на солнечной стороне бегут ручьи, и сквозь промерзшую, едва обогретую солнцем почву уже пробиваются ростки. Над скалами ветер веет сложными и нежными ароматами. Ночами цветы тысячами уничтожает холод, они никнут и вянут под призрачным светом ночного солнца — а следующим утром на месте замерзших распускаются тысячи новых… Им надо успеть расцвести и принести семена, пока тепло.

Весной на озеро Туони прилетают птицы — гуси и утки. День за днем бесчисленные стаи рушатся в озеро. Туны лениво летают среди них, выбирая себе добычу пожирнее, но птиц так много, что охота не приносит стаям никакого ущерба. Впрочем, для тунов птичье мясо — весеннее лакомство. Туны рода Ловьятар традиционно предпочитают морскую рыбу…

Это летом. А зимой озеро замерзает, и там не остается ничего, кроме снега, льда и голых острых скал. Всё черное и белое. И долгая, безнадежная тьма полярной ночи…

Лоухи стояла у окна и глядела на озеро. Был пасмурный осенний день, без надежды на скорое прояснение. В высоком сером небе тянулись к югу косяки птичьих стай. Последние птицы покидали Похъёлу. Цветы давно отцвели. Даже мхи поблекли.

В сотнях локтей внизу, под стеной замка, тускло мерцала серая вода озера. Каменистые берега, бурые мхи, мрачные скалы… По весне здесь днем и ночью стоит невероятный птичий гвалт. Но птиц больше нет, и теперь тишина давит на уши. Озеро Туони готовится к зиме.

«Вот и птицы улетели, — думала Лоухи. — Как же мы тут перезимуем? Чем будем питаться, когда озеро замерзнет?»

Хозяйка Похъёлы вспомнила о Луотоле, и перья у нее на плечах встопорщились, словно сзади подул холодный ветер.

«Зима совсем близко! У меня очень мало времени, чтобы разобраться с сампо. Мы сами себя загнали в ловушку!»

Да, Луотола, зимнее гнездовье и лучшая гавань Похъёлы, была потеряна для клана Ловьятар. Сампо, чудесная мельница, исполняющая желания, обернулась проклятием. Внезапно она обрела собственную волю, перестала подчиняться Лоухи и отобрала у нее всё, что даровала прежде. Власть Лоухи над похъёльскими кланами пошатнулась. А как ей не пошатнуться, если проклятое сампо лишило ее род пристанища и главного источника дохода? Раньше Луотола была единственной гаванью, через которую у тунов шла торговля с людьми. А теперь она — поистине адское место. Как будто Врата Хорна приоткрылись, и наружу полезла такая мерзость…

Лоухи с содроганием вспомнила, как выглядела Луотола в середине осени, когда они с дочерью осмелились туда слетать. Надеялись, что вулканы уснут, — какое там! Пустынные черные утесы, освещенные багровыми всполохами, судороги земли, обвалы, оползни, бурлящая лава и вдобавок — страшные существа, ползающие по черным скалам. Именно они теперь истинные хозяева ее родового гнезда!

Когда сампо начало меняться, все люди, конечно, тут же удрали из Луотолы — и обратно пока не торопились. Хотя шпионы Лоухи докладывали, что летом полосатые паруса варгов несколько раз появлялись в заливе, но никто так и не решился высадиться на берег. Пока они боятся; к тому же надеются, что Лоухи наведет порядок и Луотола станет прежней. Но Лоухи уже знала: они всё равно вернутся следующей весной — жадность варгов сильнее страха, — но обратятся уже не к ней, а к ее вечным соперникам — клану Кивутар, что селится вдоль западного берега залива. Там плохой берег, много мелей и шхер — но варгов это не остановит. Вскоре будет построена новая гавань, возобновится торговля… И кто же после этого назовет себя Хозяйкой Похъёлы?

А тут еще новая забота — эти северяне, когтистые охотники на тюленей из клана Этелетар! Что им не сидится на своих ледяных торосах? Почему они всё чаще появляются в окрестностях Туони, зачем шастают вокруг отравленной Луотолы? Лоухи вспомнился их вожак, что прилетал к ней в середине лета — якобы в гости. Могучий тун, неприятно напомнивший ей Белого Карху. Такой же тяжелый и медлительный — и как только летает? — но моложе ее, белоголовый и белокрылый. И кажется еще огромнее из-за толстого слоя пуха под перьями. Иначе на Вечных Льдах не выжить. Его речи были вежливы и почтительны, но глаза — как бездонные воды ледяного моря Руйян-мери, похожие на жидкий металл. Он наверняка что-то разузнал про сампо… Лоухи бы охотно пустила его в Луотолу, чтобы он там подох, — но вдруг у него получится добраться до мельницы? Это будет конец всего…

— Мама…

Лоухи обернулась:

— Что?

— Я его не вижу.

Ильма стояла в центре круглого светлого зала. Вдоль его стен были рядами расставлены лари, которые под страхом смерти запрещалось открывать кому-либо, кроме Лоухи и ее дочки. Пол в этом зале выглядел так, словно его создала сама скала: повинуясь магическому приказу, сморщилась и свилась в сходящуюся спираль. Между гребнями спирали, в неглубоких канавках, камень порос зелеными и бурыми пятнами лишайников, и каждая из этих канавок вела в середину, к небольшому круглому колодцу с прозрачной водой. Весь зал был устроен так, что казался зеленым, с красными прожилками, глазом, а колодец — его зрачком. В это оконце — зрячую гадательную чашу рода Ловьятар — и заглядывала Ильма.

— Ильмаринена нигде нет, — в голосе девушки прозвучала легкая растерянность. — Вода не показывает его!

— Дался тебе этот Ильмаринен, — досадливо проворчала Лоухи.

Лоухи со всеми своими новыми бедами почти забыла про предсказание и парня из рода Калева, который якобы отберет у нее сампо. Слишком ясно теперь ей стало, что предсказание было ложным. Даже туны не смогли совладать с сампо — куда уж жалким бескрылым людям? Она бы и вовсе выкинула из головы карьяльского «героя», если бы не одно обстоятельство — именно он убил ее сына Рауни. Кипя ненавистью, она призвала на его голову гибель, и сампо посоветовало ей обратиться за помощью к Белому Карху. Так она и поступила и на этом сочла дело законченным.

Но Ильма так не считала.

— Ну что там у тебя?

Лоухи подошла, следуя вдоль спирали, и заглянула в чашу. Нагнулась, пригляделась внимательнее.

— В самом деле, — пробормотала она. — Непонятно. Не далее как позавчера один из пограничных стражей послал сигнал, что граница нарушена… Может, ошибка? Идол там стоит не первое столетие, мог обветшать… И с чего ты взяла, Ильма, что это был именно тот карьяла? Он что, безумец — лезть в Похъёлу сразу после того, как убил нашего Рауни? Небось отсиживается под крылышком у старого Вяйно, чтоб им обоим пусто было…

— А я уверена, что это он, — упрямо сказала Ильма. — Предсказание гласило…

— Да забудь ты про это предсказание! Не до него!

Девушка задумалась, накручивая на палец прядку иссиня-черных волос.

— Ну ладно, — словно одолев сомнения, сказала она. — Сейчас я тебе докажу.

Она подошла к одному из ларей и вытащила веретено. На белой пуховой пряже четко виднелись грязные отпечатки.

— Это еще что?

— Мое веретено, — кратко ответила Ильма. — Ильмаринен взялся за него рукой. А рука-то была в крови — его перед тем крепко избили. Сейчас попробуем поискать на кровь — ошибки не будет.

— Когда это он брался рукой за твое веретено? — с подозрением спросила Лоухи. — Вы что, знакомы?

На губах Ильмы мелькнула усмешка. Она промолчала. Лоухи не стала ее выспрашивать — это было ниже ее достоинства.

Последнее время дочка начала ее удивлять. Дети вообще оказались совсем не так просты, как она полагала. Сначала Рауни за ее спиной заключил какой-то договор с Карху. Теперь Ильма… Казалось бы, никаких козней против нее дочь пока не плела. Или плела, но очень тонко — что, безусловно, заслуживало похвалы. Но в одном Лоухи была уверена: дочь гораздо лучше смыслила в ворожбе, чем стремилась это показать. Кое в чем — особенно в том, что касалось добычи сведений или путешествий по Изнанке, — Ильма, похоже, уже обскакала мать. «Значит, скрывала свои умения, пока был жив Рауни, — подумала Лоухи. — Он бы не потерпел, будь сестра в чём-то искуснее его. Умница! Надо быть с ней поосторожнее…»

Ильма отщипнула клочок запачканной кровью пряжи и бросила в воду. Обе женщины склонились над чашей. Клочок пропитался водой и медленно опустился на дно. Но поверхность оконца оставалась неподвижной и прозрачной.

«Кто же там прошел? — думала Лоухи. — Снова полезли какие-нибудь райдены? Помнится, лет пятьдесят назад они появлялись у границы каждое лето. Но сейчас осень…»

— Ты уведомила Хиттавайнена? — спросила Ильма, вглядываясь в воду.

— Его не надо уведомлять, — недобро хмыкнула Лоухи. — Если там в самом деле прошли какие-то люди, он и сам их найдет. И помогай им тогда все их южные боги!

Ильма оторвала взгляд от воды, с любопытством покосилась на мать и задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— Мама, ты никогда не думала о том, что поступила с Хиттавайненом довольно… подло? Ведь, я слышала, вы с ним были…

— «Мы с ним были»! — передразнила Лоухи. — Сплетница!

Она была недовольна. Дочка опять разнюхала вещи, о которых ей знать не полагалось. Не то чтобы это была важная тайна, но способность дочери выведывать чужие секреты ей не нравилась всё сильнее.

— Во-первых, тебя это не касается. А во-вторых, поверь, милая: Хиттавайнен получил именно то, что заслужил. Просто я привела его внешний облик в соответствие с его внутренней сущностью, хе-хе…

— Нет, ты его обманула. Он хотел гораздо большего, он мечтал о власти, а ты превратила его в пса на цепи… И он тебе этого никогда не простит. Ни тебе, ни всему нашему роду. Знаешь, мам… не хотела бы я встретиться с Хиттавайненом на узкой дорожке.

— Я бы тоже, — ухмыльнулась Лоухи. — Думаешь, почему я никогда не летаю в предгорья? Не только из-за старого Карху. Но Хиттавайнен связан заклятием Калмы. Хочет он или не хочет, а будет мне служить.

Лоухи прищурилась, словно о чем-то вспомнив.