— А куда ты денешься? — нагло осадил меня Хосе Альфонсо.

– Вы уверены?

Я не нашел что ответить распоясавшемуся призраку. Да и голова была занята совсем другим.

– Абсолютно, – сказала Ив.

— Слушай, Хосе Альфонсо, нравится тебе это или нет — королева наш враг! Она может выглядеть милой, несчастной, беспомощной, но ты видел сам — ее чары лишают людей воли к жизни. Либо мы выберемся отсюда, либо превратимся в таких же снулых рыб, как слуги, которых ты видел на нижних этажах. Мы все — я, Андрэ, Николас, Архимед. Наверное, и Транквилл с Иголкой — тоже. Ты это понимаешь? Тогда изволь помогать мне. Я сейчас отправлюсь с девчонкой искать ее Кая, а ты останешься здесь и будешь запоминать каждое слово королевы. Возможно, это все бессмысленно, а возможно, спасет нам жизнь. Ну как, ты справишься?

Вновь появилась официантка с заказанным скотчем. Она уже повернулась, чтобы уйти, когда он вдруг попросил ее задержаться, а нам предложил выпить что-нибудь с ним вместе – «в последний раз в старом году», как он изящно это сформулировал.

— Д-да…

Я, конечно, предпочел бы более внятный ответ, но пришлось довольствоваться и этим вялым «Да». Ох, люди, как же много для вас значат ваши эмоции… Я вздрогнул, осознав эту мысль. Что-то со мной не то творится… Ладно, не сейчас!

Нам уже было совершенно ясно, что для него минувший год был таким же, как это дорогое пальто, – удачным, с успехами в работе и свидетельствами немалых доходов. Все повадки этого молодого мужчины говорили о том, что он абсолютно уверен в себе, но при этом питает этакий демократический интерес к тому, что его окружает; кроме того, в нем чувствовалось спрятанное в глубине души дружелюбие, свойственное обычно только тем представителям молодого поколения, которые выросли в обществе людей обеспеченных, знающих себе цену и умеющих должным образом держаться. Таким людям даже в голову не приходит, что их присутствие может оказаться нежелательным в некоем непривычном для них окружении – и, как результат, они действительно крайне редко в таком окружении оказываются.

Я спустился на пролет ниже, где обнаружил нашу неожиданную союзницу, послушно расхаживающую по коридору. Похоже, эта терапия сказалась на девушке, и она уже более-менее напоминала живого человека. Увидев меня, девушка даже оживилась.



— Узнали что-нибудь?

— Пока нет, да и удивительно было бы вот так сразу вытянуть козырной туз. Ничего, этот надоедливый призрак остался и рано или поздно узнает что-нибудь полезное. А мы пока найдем твоего возлюбленного.

Когда мужчина первым предлагает двум привлекательным девушкам выпить с ним вместе, можно ожидать, что он заведет с ними разговор вне зависимости от того, кого именно он ждет. Но наш прекрасно одетый самаритянин и не подумал заговорить с нами. Один раз отсалютовав бокалом в нашу сторону и дружески нам кивнув, он затем принялся по глоточку цедить виски, все свое внимание обратив на музыкантов.

Я вздохнул. Ну что ж, пообещал — изволь выполнять.

По словам девушки, Кай, пробывший в ледяном замке дольше нее, уже стал таким же отмороженным, как и слуги, которых мы видели. Но парень всегда отличался острым рациональным умом и жаждой познания, которые из-за потери эмоций только обострились. Благодаря этой особенности он не потерял интереса к жизни, и, когда надоел королеве, она определила Кая в библиотекари. Это мне совсем не понравилось.

После того как те исполнили еще две популярные мелодии, Ив начала беспокойно ерзать, то и дело посматривая в сторону этого красавчика и ожидая, что он хоть что-нибудь нам скажет. Хоть что-нибудь. Один раз, правда, невольно встретившись с ней глазами, он вежливо улыбнулся. Я была почти уверена: как только музыканты доиграют очередную мелодию, Ив первой начнет с ним разговор, даже если для этого ей придется «нечаянно» опрокинуть свой стакан с джином прямо ему на колени. Однако и этой возможности ее лишили.

— Как я понимаю, он вполне доволен своей участью. Как мы его заставим бежать? Был бы он безвольной куклой вроде слуг, Андрэ просто взвалил бы его на плечи и утащил. Но ведь он наверняка будет сопротивляться?

— Наверное. Я понимаю, это проблема…

Завершив очередной номер, музыканты впервые за последний час сделали более длительную паузу, во время которой саксофонист вдруг пустился в разъяснения насчет следующей композиции. У него был густой, сочный бас, который отлично подошел бы проповеднику. Он рассказал, что эта новая композиция, имеющая непосредственное отношение к Африке, посвящена пианисту с Тин Пeн Эллей[14] по имени Хокинс Серебряный Зуб, умершему в тридцать два года. Называлось это произведение «Тинканнибал».

— Ну вообще-то для Андрэ большой разницы нет. А вот для меня — есть. Красть человека против его воли мне кажется неправильным.



— Но это для его же блага!

Легкими туго переплетенными звуками саксофонист как бы наметил нужный ритм, и барабанщик тут же поймал его и поддержал с помощью своих щеток. К барабанщику присоединились пианист и басист, а саксофонист слушал своих партнеров, качая в такт головой, а потом и сам влился в синкопированную, будто скачущую легким галопом мелодию, постепенно перехватывая инициативу. Затем саксофон вдруг резко вскрикнул, как если бы кто-то его испугал, а сам исполнитель мгновенно перемахнул через ограду и исчез.

— Знаешь, девочка, хоть я и не стар — совсем не стар! — но успел многое повидать в этой жизни. Самые ужасные преступления и жестокости в этом мире творятся именно с этими словами на устах. Человек, который считает себя вправе решать за другого, что для того благо, а что — нет… это страшный человек.

Лицо у нашего соседа было растерянным, как у туриста, которому жандарм объясняет, что он совершенно заблудился. Случайно встретившись со мной глазами, он изумленно пожал плечами, и я засмеялась. Он тоже засмеялся и спросил:

— Но… но… это же на самом деле для его блага! Он же превратился в раба этой ведьмы! Ты же сам видел — она превращает людей в безмозглых рабов!

– Ну а мелодия-то в этом произведении была или нет?

— Как я понял, положение Кая в корне отличается от положения остальных слуг. Он прекрасно осознает, что с ним произошло, и вполне доволен своим положением. Он ведь даже отказался бежать с тобой, так?

Я чуточку придвинулась к нему, притворившись, будто плохо его расслышала, и даже немного наклонилась, но все же не так низко, как та официантка.

— Да, но… как же я? — всхлипнула девушка. — Я не могу-у-у без него!

– Что вы сказали?

— Вот! С этого и надо было начинать. Признайся себе, что делаешь это не для блага Кая, а в собственных интересах.

– Да мне просто интересно, была ли там какая-то мелодия.

Девушка метнула в меня яростный взгляд и упрямо замотала головой.

– А, мелодия как раз на минутку вышла. Покурить, наверное. Ничего, она скоро вернется. Если я не ошибаюсь, вы ведь не музыку слушать сюда пришли?

— Ну, ну… Я смотрю, наш короткий разговор гораздо сильнее разогрел твою кровь, чем бег по коридору.

— Ты что же, меня специально злил?!

– Неужели это так заметно? – застенчиво улыбнулся он. – Вообще-то я брата ищу. Вот он как раз фанат джаза.

— Отчасти. Мне нужна будет настоящая активная сообщница, а не еле переставляющий ноги полу труп. Но вообще-то я сказал тебе то, что думаю на самом деле. Просто я не знаю, как поступить в такой ситуации правильно. И вообще — есть ли в такой ситуации правильное решение. Так что я все равно помогу тебе.

Я даже через стол слышала, как нервно затрепетали ресницы Ив. Роскошное кашемировое пальто и новогодняя встреча с братом. Разве любой девушке этого не достаточно?

— Но почему?!

— Да просто мне не нравится, когда из меня делают дурака! — отрезал я. — Мне будет приятно натянуть нос этой хитрой ведьме. Представляю, как она взбесится, когда узнает, что мы ее провели, да еще и библиотекаря украли!

– Не хотите ли, пока ждете его, к нам присоединиться? – спросила она.

— И все? Это все причины помогать мне? И ты мне еще говорил про мораль?

— А ты больше слушай, что тебе кто-то говорит! — фыркнул я. — Я бывший наемник. Ландскнехт. А теперь еще и кот. Откуда у меня мораль?

– О, не хотелось бы вам навязываться…

Тут мы как раз добрались до входа в библиотеку, и я, оставив девушку размышлять над этой сентенцией, вошел внутрь. Да-а-а… Надо признать, библиотека ледяного замка впечатляла! Даже мне, человеку к книгам вполне равнодушному, было совершенно ясно, что я попал в настоящий рай для книгочея. Огромный зал был плотно заставлен узкими высокими шкафами. Я даже приблизительно не взялся бы сказать, сколько тут книг. На некоторых полках я заметил ветхие свитки из папируса, на других лежали стопки глиняных пластинок — похоже, здесь собраны были письменные источники всех времен и народов. Неужели королева так любит читать? Впрочем, она ведь колдунья, а значит, ей просто необходимо много знать. Вот же и Коллет тоже целыми днями пропадает в дворцовой библиотеке… Эх… Лишь бы у нее там все было в порядке!

(Ну вот, теперь еще и слово «навязываться»! Мы такие выражения далеко не каждый день слышали.)

Задумавшись о своей рыжей ведьме, я едва не налетел на человека, стоявшего на небольшой стремянке, прислоненной к книжному шкафу. И неудивительно — человек стоял настолько неподвижно, что сам казался каким-то причудливым предметом мебели. К тому же коричневый камзол, такого же цвета штаны и чулки, вообще вся одежда — все сливалось с деревом полок и кожаными корешками фолиантов. Волосы у человека тоже были древесного цвета. Выделялось только лицо — бледное с синевой, как у всех встреченных мною в замке людей. Но смотрел на меня он вполне живым взглядом. Я бы даже сказал — пронзительным, казалось, вместо глаз у него стеклянные линзы, как в подзорной трубе.

– Но вы нам ничуть не навязываетесь, – упрекнула его Ив.

— Ты не кот.

Мы немного подвинулись, освобождая ему место, и он перебрался за наш столик.

Я чуть не на метр подскочил от неожиданности. Меньше удивило бы меня, заговори статуя. А человек подумал и выдал второе умозаключение:

— И не человек. Оборотень?

– Теодор Грей, – представился он.

— Сам ты оборотень! — разозлился я из-за того, что позволил себя так напугать. Иезус Мария! Так искусно прикинуться мебелью — это талант!

– Ого! Теодор! – воскликнула Ив. – Даже Рузвельт именовал себя Тедди.

— Я не прикидывался мебелью, я читал книгу, — бесстрастно произнес человек. — Пугать тебя я тоже не хотел.

— А я и не испугался! С чего ты взял?.. Ладно, неважно!.. Ты ведь Кай?

Теодор рассмеялся.

Человек некоторое время молча разглядывал меня, потом неожиданно резюмировал:

— Я не пойду с вами. Передайте Герде, что это глупо. И вам не советую уходить. Это прекрасное место. Впрочем, все равно вам не удастся уйти.

– Друзья зовут меня Тинкер[15].

— Как ты… а! Ну конечно! Я назвал тебя по имени, и ты догадался, что его мне сказала твоя подружка — Герда, да? Красивое имя. И остальное ты тоже вывел путем логических построений?

— Да. Наблюдать и делать логические умозаключения просто. Странно, что далеко не все люди это умеют.

Ну, разве так трудно было догадаться? Представители WASP[16] очень любят давать своим детям прозвища, соответствующие самым обычным профессиям: Тинкер. Купер. Смифи. Возможно, для них это звучит как эхо семнадцатого века, когда их предки, высаживаясь в Новой Англии в сапогах с кожаными петельками на голенищах, были представителями тех самых, связанных с ручным трудом профессий, которые обеспечивали им не только крепкое здоровье, но и такую ценимую Господом добродетель, как скромность. А может, это просто способ вежливо подчеркнуть, что именно им на роду написано получить от жизни все.

— И не говори… Слушай, я здесь не для того, чтобы тебя уговаривать бежать с нами. Но, похоже, ты больше всех тут разбираешься в ситуации и можешь мне объяснить, что происходит. Может быть, я и вправду не стану убегать. И Герду уговорю остаться.



Скулы Кая слегка порозовели от моей нехитрой лести. Похоже, парень не так уж вымерз, как кажется. И, пожалуй, не так уж умен. Тщеславие, видать, настолько сильное чувство, что его даже местное колдовство не берет!

– Меня зовут Ивлин Росс, – сказала Иви, ловко забрасывая крючок с помощью своего полного имени. – А ее Кейти Контент.

— Ты прав, в этом замке только королева знает больше меня. Но она любит играть в загадки и редко что-то говорит прямо. Пожалуй, я потрачу на тебя некоторое время. Спрашивай.

— Хм… Прежде всего, кто такая королева? Откуда у нее такая сила? И зачем она делает это с людьми.

– Кейти Контент! Ничего себе! И вы действительно всем довольны[17]?

— Это? А! Я понимаю, о чем ты говоришь. Но ты ошибаешься. И Герда ошибается. Я пытался ей объяснить, но ее душили гнев и ревность, потому она не смогла меня понять.

– Ничуть.

— Это меня-то душила ревность?! Ах ты чурбан ледяной!

Тинкер поднял свой стакан с дружеской улыбкой.

В следующее мгновение, отбросив меня с дороги, к стремянке подлетела Герда и точным ударом вышибла ее из-под Кая. Библиотекарь попытался уцепиться за полку с книгами, но это привело лишь к тому, что шкаф качнуло вперед и с полок обрушилась настоящая лавина книг, погребя под собой и парня, и девушку.

– Ну, тогда выпьем за то, чтобы нам в 1938 году быть всем довольными.

— Очень мило, — вздохнул я. — А главное — как своевременно! Не нужно было тебя отогревать. С замороженной было меньше проблем.

— Предатель! — между тем доносилось из-под книжного кургана. — Как ты мог променять меня на эту ледяную статую?!

* * *

— Герда, ты говоришь ерунду. — Даже в такой ситуации голос Кая оставался ровным, рассудочным. — С королевой меня не связывают никакие романтические отношения. Она просто предоставила мне возможность заниматься любимым делом. Я не хочу возвращаться потому, что во всей Дании не найти столько книг, сколько собрано в этом зале. Вот и все.

Братец Тинкера так и не появился, что было нам только на руку. Около одиннадцати Тинкер подозвал официантку и заказал бутылку шампанского.

— И это меня должно успокоить?! Ты променял меня на книги — это еще более унизительно!

— Ужасно унизительно! — поспешил я согласиться. — Самовлюбленный эгоист.

– У нас тут «баббли»[18] сроду не водилось, мистер, – удивилась она. Она вообще вела себя гораздо сдержанней, поскольку Тинкер пересел за наш столик.

— Бесчувственный болван!



— Бессердечный! — подлил я масла в огонь.

— Тебе книжки дороже меня?!

И тогда он решил присоединиться к нам и заказал всем джин.

— Он явно недостоин твоей любви, — поспешил я воспользоваться моментом. — Предлагаю бросить его здесь.

— Не-э-эт… — захныкала девица. — Я его люблю-у-у-у!

Ив явно была в ударе и рассказывала всякие смешные истории о двух девицах, с которыми вместе училась в своем пансионе. Девицы соперничали за звание королевы бала на встрече выпускников[19] – примерно так соперничали Вандербильт и Рокфеллер, решая, кому называться самым богатым человеком в мире. В итоге одна из девиц запустила в дом соперницы скунса, когда там состоялась праздничная вечеринка с танцами. Соперница ответила тем, что в день славного шестнадцатилетия «подруги» вывалила тачку навоза на лужайку прямо под окнами ее дома. В итоге матери обеих устроили драку на крыльце церкви Святой Марии, словно соревнуясь в ловкости и количестве выдранных друг у друга волос. Преподобный отец О’Коннор, которому следовало бы быть осмотрительней, попытался вмешаться, но тут досталось и ему самому.

— Черт, сорвалось! — вздохнул я. — Ну ладно, выкапывайтесь, что ли. Или вы решили там гнездо свить?

Кое-как странной парочке удалось выбраться из кучи книг. Зареванная Герда уселась на пол, обхватив колени, и застыла с выражением крайнего отчаяния на лице. Даже Кай выглядел несколько смущенным, впрочем, возможно, так просто казалось из-за здоровенной шишки на лбу. Оглядев разгром, он бросил осуждающий взгляд на девушку и принялся расставлять книги по полкам. Я устроился рядом, делая вид, что ничего особенного не произошло.



— Так о чем ты говорил до того, как… мм… ну, в общем, что ты имел в виду?

Тинкер так хохотал, что возникало ощущение, будто ему давно уже вообще не доводилось смеяться. Это искреннее веселье словно высветило все его Богом данные черты – улыбку, глаза, чудесный румянец на щеках.

— Вы видите в королеве злобную колдунью, а это не так. Скажи, кот, у тебя на родине ведь держат в клетках канареек и прочих певчих птиц?

— Э… ну да. Я понимаю, к чему ты клонишь. Но ведь то — просто птицы. И в клетках им лучше, чем на воле… гм… да, понимаю — глупо звучит.

– А что о себе расскажете вы, Кейти? – спросил он.

— Вот именно. Понятия «лучше» и «хуже» слишком неопределенны, чтобы так легко ими оперировать. Королева искренне считает, что людям в ее замке лучше живется, чем на воле. И во многом она права — ее слуги обеспечены кровом, прекрасной едой, не слишком обременены работой. Все, чем им пришлось пожертвовать, — их эмоции. Небольшая плата, я считаю.

— Я видел этих людей, — возразил я. — Они вовсе не кажутся счастливыми. Потеряв способность испытывать сильные чувства, они вообще перестали что-либо желать.

– Кейти у нас выросла в Бруклине, – поспешила сообщить ему Ив таким тоном, словно этим можно было хвастаться.

— Разве это плохо? Адам и Ева до грехопадения не знали желания и были счастливы. Именно желания причиняют нам страдания: когда нам не удается их исполнить, мы страдаем от этого. Но даже если наши желания исполняются, мы страдаем от разочарования, потому что ожидания никогда не оправдываются. Желания толкают людей на безрассудные поступки, мучают годами и десятилетиями, затмевая разум. Не думаешь ли ты, кот, что избавить людей от желаний — это и значит сделать их счастливыми. Да, они не прыгают от радости, но это не значит, что они несчастны, просто их счастье в постоянном спокойствии.

— Брр… — содрогнулся я. — Послушать тебя, так самые счастливчики на кладбище лежат.

– Правда? Ну и как это было?

— Ты высказал очень мудрую мысль…

— Иезус Мария! Ну уж нет, такое счастье не для меня. Послушай, книжник, ты просто никогда не мчался на коне в атаку, не зная, пролетит ли следующая пуля мимо или нет. Когда бой закончился и ты понимаешь, что жив, вот это счастье! Когда откидываешь полог кровати и встречаешь горячий взгляд любимой женщины — вот это счастье! Да, черт возьми, когда опустошил в кабаке последний кувшин вина и вдруг обнаруживаешь в кармане еще несколько монет — это тоже настоящее счастье! А ты мне подсовываешь какую-то пресную кашу. Тебе с монахами о таком счастье лучше поговорить! И даже они, скорее всего, над тобой посмеются!

– Да так себе, – ответила я. – Во всяком случае, не уверена, что у нас выбирали королеву бала.

— Ты такой же глупец, как и все люди, — с едва заметным сожалением произнес Кай. — Ничего, несколько дней здесь, и ты станешь лучше понимать меня.

– Даже если б у вас и был такой праздник, ты бы все равно на него не пошла, – заявила Ив и, наклонившись к Тинкеру, конфиденциальным тоном сообщила: – Кейти – самый настоящий книжный червь. Если сложить в стопку все книги, которые она за свою жизнь прочитала, то и до Млечного Пути достанешь.

— Да не останусь я тут ни дня лишнего! — отмахнулся я. — Тем более после этого разговора!

– До Млечного Пути!

— Королева тебя не отпустит.

– Ну, может, до Луны, – согласилась я.

— А! Кстати, зачем мы вообще сдались королеве? Ей слуг не хватает?

— Нет. Просто ей скучно. Невыносимо скучно. Можешь ли ты представить, что такое жить одной в этой ледяной пустыне тысячелетия? А люди, пусть ненадолго, развлекают ее.

Ив предложила Тинкеру сигарету, но он вежливо отказался, однако, не успела она поднести свою сигарету к губам, как у него наготове была зажигалка. Из чистого золота. И с выгравированными инициалами.

— Ничего себе — ради развлечения… Стоп! Ты сказал — тысячелетия?!

— Да. Я не знаю, сколько именно, но много.

Ив отклонила голову назад и, собрав губы трубочкой, выпустила в потолок струю дыма. Потом спросила:

— Разве человек может столько прожить? Даже самые могущественные колдуны смертны… А она выглядит совсем девчонкой!

– Ну, Теодор, теперь ваша очередь о себе рассказывать.

— Потому что она не человек. Она — эльф. Последний эльф этого мира.

– Пожалуй, стопки тех книг, которые я за свою жизнь прочитал, хватит, только чтобы удобней было садиться в такси.

— Гм. Я почему-то был уверен, что эльфы выглядят иначе. Ну вроде как это ж такие мелкие рыжие типчики в зеленых кафтанчиках, которые живут в лесах. И с чего это она — последняя? Этих эльфов в каждом лесу полно!

– Нет, я не о книгах спрашиваю, – сказала Ив. – О себе-то вы можете что-нибудь нам рассказать?

— Ты так уверенно говоришь, словно каждый день с ними встречаешься, — возразил Кай. — Я же говорю не о вымышленных существах, которыми безграмотные крестьяне населяют леса и холмы. Амаэс — последняя из древнего народа, покинувшего этот мир задолго до того, как в него пришли люди.

— Хватит заливать! Сам я, правда твоя, эльфов не видел, но встречал людей, которые их видели. Ну пусть они что-то и перевирают, но, если эльфы так давно исчезли, откуда про них вообще знают?

И Тинкер рассказал. По его краткому рассказу было легко понять, что перед нами типичный представитель элиты: родом из Массачусетса; учился в колледже Провиденса; затем работал в одной маленькой фирме на Уолл-стрит – а точнее, родился Тинкер в Бэк-Бей, учился в Университете Брауна и теперь работает в банке, основанном его дедушкой. Обычно подобная попытка чуть отклонить магнитную стрелку выглядит настолько неискренней, что это действует на нервы, но с Тинкером все было иначе: казалось, он искренне боится, что тень Лиги Плюща[20], в одном из университетов которой он получил свой диплом, может испортить нам все веселье. Завершил он тем, что сказал, что живет в верхнем городе.

— Миры не изолированы, — пожал плечами Кай. — То с той стороны сюда кто-то придет, то отсюда на ту сторону кто-то случайно попадет, а потом вернется и рассказывает небылицы. Иногда люди что-то улавливают во сне или в поэтических видениях. Но только Амаэс живет здесь постоянно. Теперь понимаете, почему люди для нее — как для нас канарейки?



– Где именно? – с «невинным» видом спросила Ив.

— Я ее понимаю. Но это не значит, что не попытаюсь доказать, что я — не канарейка! Будет знать, как связываться с Конрадом фон Коттом! Тоже мне… столько на свете живет, а ума не набралась!

– 2-11-Сентрал-Парк-Вест! – чуть смущенно сказал он.

— Ты сумасшедший? Кто ты против ее силы? Ей подвластна древняя эльфийская магия, а ты — всего лишь говорящий кот.

2-11-Сентрал-Парк-Вест! «Бересфорд»! Знаменитое здание! Двадцать два этажа роскошных квартир, расположенных террасами!

— Думай так и дальше, — нахально усмехнулся я. — Надеюсь, твоя хозяйка меня тоже всерьез не восприняла. Скажи лучше, а чего ради она здесь осталась-то? Ну то есть если все ее родичи ушли в этот другой мир, то там по-всякому будет веселее, чем посреди ледяного острова.

Ив под столом снова пнула меня в лодыжку. Впрочем, у нее хватило здравомыслия сменить тему. Она стала расспрашивать Тинкера о брате. Какой он? Старше или моложе? Выше ростом или ниже?

— Этого я не знаю. Королева не пожелала об этом говорить. Видимо, это какая-то древняя тайна.

Оказалось, что Генри Грей старше Тинкера и ниже его ростом. Он художник, живет в западной части Гринвич-Виллидж. Когда Ив спросила, каким словом его лучше всего можно охарактеризовать, Тинкер, немного подумав, назвал слово «непоколебимый» и пояснил, что его брат всегда знал, кто он и чего хочет.

— Понятно. — Я почесал за ухом и встал. — Ну что же, спасибо тебе. Думаю, команда моя уже выспалась, пора с ними поговорить. Вставай, Герда, хватит кукситься. Ты же знала, что именно такой результат нас и ждет.

– Звучит несколько утомительно, – сказала я.

— Променять меня на какие-то книжки, — простонала девушка. — Как он мог?

Тинкер засмеялся.

— Как, как… Вот так! Вставай же. Пойдем. Это всего лишь магия. Не расклеивайся. У парня просто помутился рассудок. Ты же не думаешь, что мужчина в здравом уме предпочтет женщине книги? Нет, такие тоже встречаются, но если твой Кай из этих извращенцев, то и жалеть о нем не стоит! Вот так, утри сопли… э-э-э… слезы, вставай и идем.

– Да, наверное, не правда ли?

— Конра-а-а-ад! Я же лучше, чем книги, д-а-а-а?

– И, пожалуй, скучновато, – предположила Ив.

— Лучше, лучше, успокойся!

– О нет! Он – личность определенно не скучная.

– Ну а нам, видно, так и суждено колебаться из стороны в сторону, – сказала я.

В какой-то момент Тинкер извинился и вышел. Прошло пять минут, потом десять. Мы с Ив уже начали немного нервничать. Вряд ли он был из тех, кто способен подставить девушек и вынудить их расплатиться по счету, но четверть часа в общественной уборной – это даже для девушки слишком долго. Нас уже начинала охватывать паника, когда он наконец объявился. Раскрасневшийся. Пахнущий холодом. Казалось, даже ткань его дорогого смокинга пропиталась ледяным нью-йоркским воздухом. Он держал за горлышко бутылку шампанского и сиял, как школьник-прогульщик, которому удалось поймать рыбу за хвост.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

– Удалось-таки! – воскликнул он и тут же вытащил из бутылки пробку. Пробка ударила в жестяной потолок, что вызвало массу недовольных взглядов, и только басист кивнул нам и улыбнулся, сверкнув зубами из-под усиков и подбодрив нас ритмичным бум-бум-бум на контрабасе.

повествующая о гениальном плане спасения, предложенном Архимедом Анунакисом, и странном разговоре благородного Конрада фон Котта с королевой

Тинкер разлил шампанское по нашим пустым бокалам.

– Теперь нам нужно решить, за что будем пить.

Запись в дневнике Конрада фон Котта от 29 марта

– У нас тут сроду никто ничего не решает, мистер.

16… года от P. X.

– А лучше, – предложила Ив, – давайте что-нибудь пожелаем друг другу.

Хороший отряд — а я говорю о действительно хорошем отряде — состоит из опытных мастеров разных талантов. И речь не о воинских умениях, ибо оные подразумеваются само собой, а о талантах вполне мирных. Нужен отряду свой кузнец, чтобы в дальнем походе не обезножели лошади, нужен и мастер-оружейник, чтобы починить мушкет или помочь выбрать меч у торговца. Нужен повар, еду которого можно есть неделями без отвращения… да много кто нужен хорошему отряду! Командир же отряда должен обладать талантом сплачивать всех этих людей и заставлять их действовать согласно плану, который он разработал.

– Гениально! – сказал Тинкер. – Чур, я первый! В 1938 году вы обе…

Он оглядел нас с головы до ног.

Примечание на полях. Или хотя бы активно поучаствовать в разработке плана.

– …должны перестать быть такими стеснительными.



Мы обе рассмеялись.

– Ладно, – сказал Тинкер. – Теперь ваша очередь.

В таком виде мы и вернулись в гостевой зал — хнычущая Герда и ваш покорный слуга, всячески успокаивающий ее. По правде говоря, пока мы шли от библиотеки до нашего пристанища, девчонка успела меня довести до тихого кипения. Я вообще женские слезы плохо переношу. А тут на меня обрушился целый водопад, перемежаемый сентиментальными воспоминаниями о том, как раньше им — то есть Каю и Герде — было здорово вместе. Я сохранил здравый ум и не взорвался, наверное, только потому, что ледяная магия и на меня начала действовать.

Ив не заставила себя ждать.

– А вам в новом году хорошо бы выбраться из проторенной колеи!

Наш отряд не только проснулся, если не считать Андрэ, но и пребывал в состоянии паники. Причиной оной был Архимед, который, проснувшись, не обнаружил меня в комнате и почему-то решил, что меня ночью украли и съели медведи. Видимо, ледяная магия не у всех вызывает улучшение умственных способностей.

Она даже бровь приподняла и чуть прищурилась, словно бросая ему вызов. На мгновение Тинкер оторопел. Ив явно задела в его душе некую чувствительную струну. Потом он медленно кивнул, улыбнулся и сказал:

— Ну ты хоть подумал бы — с чего им меня красть? Я здесь самый мелкий, если не считать Транквилла.

– Какое чудесное пожелание! Но, пожалуй, для кого-то другого, а не для себя самого.

— Все остальные были на месте, — выдвинул железный аргумент Архимед. — Нет, вы только посмотрите — мы тут переживаем за него, а он появляется весь такой спокойный, да еще и с какой-то девкой!



— Это не «какая-то девка» — это Герда. Будьте с ней помягче, она многое пережила за последнее время.

Близилась полночь, с улицы все более отчетливо доносился шум веселящейся толпы и гудки автомобилей, и мы решили присоединиться к общему веселью. Тинкер щедро расплатился новенькими купюрами[21]. Ив схватила его шарф и повязала им себе голову как тюрбаном. Затем, слегка спотыкаясь, мы пробрались между столиками и вышли в ночь.

— Например, встречу с тобой?



— Уймись, Архимед. Дело серьезное. Мне нужно кое-что вам рассказать…

Снаружи все еще шел снег.

Рассказ мой занял не так уж и много времени, да и то время в основном ушло на то, чтобы успокаивать Николаса, который не верил в коварство королевы и ничего не желал слушать. Из-за него приходилось постоянно прерываться и уговаривать ярла вернуться на место и дослушать. Под конец тот выглядел не лучше Герды — весь в слезах и соплях. Убедить мне его так и не удалось, единственное, чего я добился от него, — обещания не мешать нашим планам. А планы начали рождаться, стоило Архимеду уяснить задачу.

Ив и я заняли позицию по обе стороны от Тинкера, взяли его под руки и прислонились к его плечам, словно прячась от холода. Мы повели его по Уэверли в сторону парка Вашингтон-сквер, откуда доносился веселый шум. Когда мы проходили мимо какого-то стильного ресторана, оттуда вышли две пары средних лет и уселись в поджидавший их автомобиль. Когда они уехали, швейцар, заметив Тинкера, сказал:

Правда, первую его идею — собрать из подручных средств несколько огромных воздушных змеев и улететь на них — я отверг сразу. Даже безучастный ко всему Николас, услышав этот план, очнулся и красноречиво покрутил у виска пальцем.

– Еще раз спасибо вам, мистер Грей.

— Я прекрасно понимаю твое стремление летать, — приободрил я поникшего было изобретателя. — Честное слово, понимаю. Ведь свободный полет — мечта любого разумного…

Вот, оказывается, где был источник нашего шампанского, полученного благодаря щедрым чаевым!

— Говори за себя! — вылез Гай Транквилл. — Я вот не умею летать и не стремлюсь!

– Вам спасибо, Пол, – откликнулся Тинкер.

— Я хотел сказать «разумного человека». Не мешай, мы тут решаем, как нам всем спастись, так что не до твоих шуточек. Архимед, давай исходить из того, что у нас есть и что реально нас спасет, не переломав при этом кости.

— Всякую проблему надлежит рассматривать как алгебраическую задачу! — наставительно произнес Архимед. — В данном случае мы имеем сложное уравнение, которое следует разбить на составные задачи. Первая задача наиболее простая — как нам выбраться с острова.

– Счастливого Нового года, Пол, – сказала Ив.

— Ничего себе — простая! Да это и есть корень проблемы!

– И вам того же, мэм.

— Погоди, Конрад! Что у тебя за привычка вечно лезть всюду, даже если ничего в этом не смыслишь? Если ты такой умный, может быть, сам составишь план?

— Ладно, ладно! — Я примирительно похлопал изобретателя по плечу. — Не кипятись! Я просто удивился.

Припудренные снежком, улицы вокруг Вашингтон-сквер выглядели совершенно волшебно. В белые одежды нарядились деревья и ворота в парк. Некогда фешенебельные особняки из песчаника, которые летом обычно несколько утрачивали свой лоск, сейчас ненадолго приободрились, словно окутанные флером сентиментальных воспоминаний. В доме № 25 занавески на втором этаже были раздвинуты, и оттуда словно выглядывал с застенчивой завистью призрак Эдит Уортон[22]. Милая, проницательная, бесполая, она наблюдала и за нашей идущей мимо ее окон троицей, думая о том, когда же любовь, которую она так искусно воображала, наберется храбрости и постучится в ее дверь. Когда она явится к ней в неурочный час и станет требовать, чтобы ее впустили, а потом, протолкнувшись мимо дворецкого, ринется вверх по пуританской лестнице, настойчиво зовя ее, Эдит, по имени.

— Тогда слушай и не перебивай — все станет ясно в свое время. Итак, просто убежать с острова не так уж и трудно. Ты, Конрад, сказал, что видел возле черного хода сани?



— Да, похоже, это те самые, на которых нас привезли сюда. Видимо, медведи их потом убрали от парадных ворот. Но как мы на них поедем-то? Медведи нас вряд ли отвезут к кораблю. Да и корабль-то мы так и не починили…

Боюсь, что никогда.

— Опять ты торопишься!.. Как ни грустно это говорить, но с кораблем нам придется расстаться. Ничего, главное — он подтвердил мои идеи и теперь будет жить в новых кораблях, которые я построю по его чертежам!

— Но тогда на чем мы поплывем? Не на санях же!

Чем ближе мы подходили к центральной части парка, тем более конкретные формы начинало приобретать столпотворение у фонтана. Собственно, это была толпа студентов университета, собравшаяся, чтобы как можно громче отметить наступление Нового года. Дешевый оркестрик наяривал регтайм. Почти все молодые люди были во фраках, с галстуком-бабочкой, и только четыре новичка-первокурсника были в коричневых свитерах, украшенных греческими буквами[23], и выполняли функции официантов, пробираясь сквозь толпу и наполняя бокалы. Какая-то молодая женщина, на которой было явно маловато одежды, старательно изображала дирижера оркестра, но музыканты то ли по неопытности, то ли из полного безразличия все время исполняли одну и ту же мелодию, повторяя ее снова и снова.



— Именно на санях!

Внезапно музыка смолкла, подчинившись взмаху руки какого-то молодого человека, вскочившего на садовую скамью с мегафоном в руках. Держался он на редкость самоуверенно и был похож то ли на старшину шлюпки, то ли на инспектора манежа в цирке для аристократов.

— Архимед… Они, конечно, деревянные и не утонут, но плыть по пояс в ледяной воде — занятие очень нездоровое!

– Дамы и господа, – провозгласил он, – очередной годовой цикл вот-вот завершится!

Взмахнув рукой, он подал знак кому-то из своей когорты, и на скамье рядом с ним появился пожилой мужчина в серой робе, с мощной искусственной бородой из ваты и с картонной косой в руках. Он был похож на Моисея в спектакле Школы драматического искусства. Но на ногах держался уже, пожалуй, не слишком уверенно.

— А вот для этого нам понадобится кое-что, виденное тобой на складе, — я недаром тебя так подробно расспрашивал!

— Да? Я-то думал, ты беспокоишься о своей сумке с инструментами…

Бодрый молодой человек, похожий на инспектора манежа, достал длиннющий свиток, конец которого доставал до земли, развернул его и начал строго перечислять старцу в серой робе его проступки и достижения, имевшие место в 1937 году: рецессия… Гинденбург…[24] тоннель Линкольна![25]Затем, вновь воздев свой мегафон, он стал призывать 1938 год скорее явить себя. Откуда-то из-за кустов появился еще один грузный член студенческого братства, облаченный всего лишь в подгузник, взобрался на скамью и, веселя толпу, попытался продемонстрировать мускулы. В этот момент у старика в серой робе начала отваливаться борода; сперва она повисла на одном ухе, и стало видно, какое у «старого года» худое, мрачное и плохо выбритое лицо. Это, должно быть, был какой-то пьяный бездельник или безработный, которого студенты извлекли из дальней аллеи, пообещав денег или вина. Соблазн был велик, однако реальная действительность страшила больше, и бедолага вдруг начал озираться с таким видом, с каким озирается бродяга, попавший в руки охранников порядка.

— Ну и о ней, разумеется, я тоже беспокоился! Но не только. Ты сказал, что там целая куча тюленьих шкур — ведь так?



С энтузиазмом торговца «инспектор манежа» начал, указывая на разные части обнаженного тела «Нового года», всячески рекламировать его достоинства: гибкость, устойчивость, предприимчивость, активность.

— Да… помню, есть такое. Но они не очень-то хороши. Похоже, это шкуры с убитых медведями тюленей — там много с рваными краями и дырками. Торговцы за такой товар много не дадут.

– Идемте тоже туда! – воскликнула Ив и со смехом устремилась вперед.

— Конрад! Ты о чем думаешь вообще? Нам эти шкуры нужны, чтобы выбраться отсюда, а не чтобы ими торговать!

Но Тинкер, похоже, не имел особого желания присоединяться к общему веселью. Как и я.

— Гм… И как это они нам помогут выбраться?

Мне захотелось курить, и я вытащила из кармана пальто пачку сигарет.

— Если бы ты меньше болтал… а, ладно, это все равно невозможно! Шкуры нужно будет украсть и сшить вот по такому принципу. — Архимед быстро набросал рисунок на куске пергамента. — Еще нужно будет раздобыть смолу или воск.

Тинкер тут же извлек свою зажигалку и подошел ближе, заслоняя меня от ветра.

— Вроде я среди еды видел пчелиные соты с медом…

— Мед?! Я тоже хочу!

С наслаждением выдохнув струю дыма, я глянула на Тинкера: он смотрел куда-то вверх, любуясь снежными хлопьями, медленно кружившими в свете уличных фонарей. Потом снова посмотрел в сторону шумной толпы веселившихся студентов; вид у него при этом стал совершенно похоронный, и я не выдержала:

— Иезус Мария! — Я выругался: —…! Андрэ, не делай так больше!

– Никак не могу определить, – сказала я, – кого вам больше жаль, старый год или новый.

— А? Че? А где мед?

Он сдержанно улыбнулся.

— Нету никакого меда, успокойся.

– А что, этим мой выбор и ограничивается?

— Дык это… как же успокоиться-то? Если меда-то нету?

— Архимед, не обращай на его величество внимания, давай дальше свой план.

Внезапно одному из участников веселья, стоявшему на краю толпы, кто-то угодил в спину снежком. А когда он и еще два его приятеля обернулись, одному из них снежок угодил прямо за шиворот и исчез в складках рубахи.

— Съели уже, да? Не могли меня разбудить?

Архимед ошалело потряс головой, но смог-таки вернуться к разъяснению своего плана:

Мы тоже попытались разглядеть стрелка и обнаружили, что это какой-то мальчишка лет десяти. Укрывшись за садовой скамейкой, он в своих четырех слоях зимней одежды выглядел так, как обычно выглядит самый толстый мальчик в классе. «Снарядами» он, видимо, запасся заранее: справа и слева от него высились целые пирамиды снежков высотой по пояс. Должно быть, так готовились к атаке и те, что получили известие о наступлении английских солдат непосредственно от Пола Ревира[26].

— Швы необходимо будет просмолить или очень хорошо промазать воском. Потом цепляем ремнями к саням, и получается вот такая штука. Я уверен, что на воде сани будут держаться отлично.



— Хм… ну, допустим, это сработает, — нехотя согласился я, подозрительно разглядывая странную конструкцию на рисунке. — Но как мы доставим сани на берег? И королева — она же попытается нас остановить!

Застигнутые врасплох, трое студентов застыли с раскрытыми ртами. А мальчишка, воспользовавшись их растерянностью, один за другим выпустил точно в цель еще три снаряда.

— А вот это как раз — следующие составляющие нашей задачи. Нужно придумать, как доставить сани вместе с нами и припасами на берег — раз. И придумать, как сделать так, чтобы королева не смогла нас остановить, — это два. Более того, раз она может направлять льдины к материку и обратно, возможно, она и нас сможет развернуть. Нужно это предотвратить.

— Предлагаешь ее… — Я опасливо покосился на Николаса и сделал многозначительный жест, — того?..

– Пора прикончить этого щенка, – мрачно заметил один из троих без малейшего намека на шутку.

— Конрад?!

Они принялись соскребать снег прямо у себя под ногами, лепить снежки и метать их в юного агрессора.

— Нет-нет, я же и хотел сказать — я против такого варианта! Да мы с ней просто не справимся, только разозлим.

Я снова закурила и приготовилась насладиться этим боем, но тут мое внимание привлекли некие неожиданные события, происходившие среди праздновавших Новый год студентов. Взобравшись на скамью, тот одетый в подгузник парень, изображавший Новый, 1938 год, вдруг запел Auld Lang Syne, «Старую дружбу». Голос его, безупречный фальцет, звучал так чисто и сердечно и в то же время был столь бесплотным, точно это жалоба гобоя плыла над тихими водами озера. Его пение придало новогодней ночи какую-то волшебную красоту, и, хотя предполагалось, что эту песню непременно будут петь с ним вместе хотя бы несколько человек, все же больше никто не осмелился поддержать его хотя бы одной нотой, так заворожила всех неземная красота его голоса.

Когда он с изысканной точностью завершил мелодию финальным рефреном, то сперва воцарилась полная тишина, и лишь спустя некоторое время в толпе стали раздаваться радостные возгласы, а «инспектор манежа» благодарно положил руку на плечо певца, как бы заверяя его, что свое дело тот сделал отлично. Затем «инспектор» снял свои часы и поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Разозлить нам ее так и так придется, — пожал плечами Архимед. — Я вижу только один способ, как нам избавиться от преследования королевы. Нам нужно временно чем-то ее так занять, что ей будет не до нашего побега.

– Так, теперь внимание. Полная тишина. Готовы?.. Десять! Девять! Восемь!..

Я понимающе хмыкнул.

В центре толпы я заметила Ив. Она возбужденно махала нам рукой, звала к себе.

— Первое, что приходит на ум, — поджог. Но лед не горит.

Я повернулась, чтобы взять Тинкера за руку – но оказалось, что он исчез.

— Зато он тает. Мы не станем поджигать замок, мы его растопим!

Слева от себя я видела опустевшие аллеи парка, справа в свете фонаря мелькнул одинокий силуэт какого-то плотного приземистого человека. Я снова повернулась в сторону Уэверли и наконец заметила Тинкера. Он скорчился за садовой скамейкой рядом с тем мальчишкой, отбивая атаки членов студенческого братства. Обретя столь неожиданное подкрепление, мальчишка метал снежки с еще более решительным, чем прежде, видом, а уж Тинкер просто сиял – от его улыбки, казалось, можно было бы зажечь все имеющиеся на Северном полюсе светильники.

— Э-э-э… такую громадину?! Архимед, я тебя уважаю, но это нереально.

* * *

— И это мне говорит человек, который собирался поспорить с судьбой?!