Проза
Олег Дивов
Личное дело каждого
Пульты раздавали всем желающим.
Сказали, третьего числа на каждом пульте замигает лампочка. Будет мигать пятнадцать минут. Если в это время нажмешь кнопку, значит, проголосовал. Наберем достаточно голосов — начнется муйня.
Сказали, может, не сразу. Россия — страна большая, не исключены технические неполадки и организационные трудности. Но раз пообещали — сделаем.
Вовка, бабы Кати внук, работал продавцом в магазине «Напильники» и сложной техники не боялся. Парень рукастый, он первым делом свой пульт разломал. Нашел внутри таймер из дешевых китайских часов, светодиод и крошечную микросхемку. Ковырял так и этак, ничего не понял. И собрать пульт обратно не смог. Пошел взять новый, отстоял час в очереди, а ему не дали. Сказали, у нас по спискам, и ты уже брал. Он говорит, я потерял. Ему — не волнует. В России свобода, пользуйся как хочешь. Можешь свой пульт терять, ломать, выкидывать, да хоть пропей его. А можешь дождаться времени и проголосовать за муйню. Твой личный выбор, юноша. Но второй пульт — фиг тебе. Это, сынок, называется демократия. Не задерживай очередь. И друзьям своим расскажи.
Баба Катя внука отчехвостила. Тот удивился — бабуля, ты же против муйни вроде и пульт не брала. Если так переживаешь, пойди возьми, мне отдай. А ты, баба Катя его спрашивает, проголосуешь тогда за муйню? Вовка: я еще подумаю, конечно, но сама погляди, такое вокруг болото, такая сизая тоска. Вроде и работа есть у каждого пацана, и в армию не берут, и международное положение наладилось. Короче, живи не хочу, а жить-то не хочется. Ничего же не происходит! И наши в футбол то выиграют, то проиграют, то выиграют, то проиграют — нервы уже на пределе буквально.
Да и Ленка рыжая, продавщица из магазина «Брюки», которая как бы невеста Вовкина, того же мнения. Скука кругом невыносимая, хоть на стенку лезь. Сказала, тут и муйне обрадуешься, лишь бы что-то с места стронулось.
Дураки вы, баба Катя говорит. Они вам стронут. Они такую муйню на всю Россию-матушку запузырят, без слез не налюбуетесь. Что я, не знаю их, что ли.
Кого их, Вовка удивляется, никто ж не в курсе, была реклама только безымянная.
А мне и знать не надо, баба Катя говорит. Поживешь с мое — чуять будешь. Хотя вы столько и не проживете, балбесы, вас хлебом не корми, дай накликать муйню себе на голову. Ладно, допустим, завтра у вас муйня. Но вы же к ней почти месяц готовились! Это просто ужас какой-то, ты оглядись — верных полстраны ничего не делает, только обсуждает, начнется после третьего числа муйня или нет. От споров уже опухли, рожи синие, лыка не вяжете, бабы вас под руки по домам растаскивают… Ну, будет вам муйня, а потом вы чего учудите, лишь бы новый повод не работать?
Вовка плюнул и ушел на двор к мужикам-доминошникам. Разложил на столе пульт раскуроченный. Вот чего это, спрашивает. Мужики стаканы отодвинули, достали кто отвертку, кто тестер, повозились, задумались. Вроде похоже на брелок от противоугонки. Мощности кот наплакал, сигнал даже сквозь дом панельный не пробьет. Непонятно, как с таким пультом за муйню голосовать. Разве что страну накрыть полем, которое слабые импульсы улавливает. Но от самого-то поля волосы дыбом не встанут у трудящегося населения? Пожалуй встанут, и не только на головах.
Повытаскивали свои пульты, давай кнопки нажимать, пока лампочки не горят. Нажимают и ржут. Забава новая. Гляди, муйня! О-па, где?! Да вон! Гы-ы!!!.. Ишь чего народу пообещали — муйню! Экая, понимаешь… Идея. Пока не вдумываешься, смешно. А как примеришь на себя, да на всю Россию, поджилки трясутся. То ли со страху, то ли от возбуждения. С трудом, конечно, верится. Однако интересно. Вдруг получится? Вдруг что-то такое особенное произойдет?
Ну, это надо, чтобы третьего числа полстраны нажало.
Кстати, уже второе.
Баба Катя с балкона кричит внуку: сбегай за мукой, я пирогов соображу. Да живей поворачивайся, чего ноги волочешь, будто завтра коммунизм?!.. Мужики ей: не-е, бабка, завтра муйня! Гы-ы-ы!!!
Дураки вы, баба Катя говорит. Иным уж по сороковнику, а как дети малые. Ладно, чего там, доживайте последний день, веселитесь. А потом они вам дадут муйни!
Да иди ты, паникерша. Мужики еще в домино поиграли, захмелели, стали прикидывать, скоро ли муйня будет после третьего. Уверенно так обсуждают, словно уже дело решенное. Хотя ни один вроде кнопку жать не собирается — да ну, что за глупость, не хватало нам еще всероссийской муйни для полного счастья!
Один говорит, бабы на работе болтали, по радио кодом передают дату начала муйни с точностью до часа. Если внимательно слушать, с какой буквы начинается каждый выпуск новостей, а буквы потом в числа перевести… Какая станция-то? Забыл. Ясен перец, не государственная. Было же вчера официальное разъяснение от правительства: мы к муйне никаким боком, а голосовать личное дело каждого, у нас демократия, не имеем права вмешиваться. Вы чего, не слышали?!
Ну тогда суши весла, не будет никакой муйни, понял самый рассудительный. И тут надули. Блин, сколько можно. Права баба Катя, здоровые дядьки, а чисто дети попадаемся. Если правительство разрешило жать на кнопки, значит, все согласовано. И будет нам реальная муйня, вроде кока-колы или Макдональдсов. Рекламная акция, короче. Пульты можно выбросить на фиг. Ибо хочешь жми, хочешь не жми, а результат один. Скажут, вся Россия единодушно проголосовала, чтобы гражданам продавали на десять процентов больше американской муйни за те же деньги. Ура-ура, зашибись.
Вот гадство!
Вообще странно. Прикиньте, мужики, какие деньги в этот проект вложены. Во-первых, сами пульты, чуть не сто миллионов штук, на одной доставке разоришься. Во-вторых, пункты выдачи по всей стране. С компьютерами, персоналом, охраной. В-третьих, помните, как туго у них поначалу шло, к ним же то прокуратура, то налоговая, то пожарные, то менты, а потом они с Центризбиркомом бодались, едва до Верховного Суда не дошло… Раздача пультов на пол года затянулась. И им нужно остаться с прибылью. Это что же такое под видом муйни нам пытаются втюхать?
Муйню и втюхают! Гы-ы!!!..
Обидно, прямо скажем. В кои-то веки дали тебе право выбирать не одного дурака взамен другого, а нечто серьезное — и тут муйня какая-то получается. Что за судьба дурацкая! Хоть русским не родись. Ну, ты это… Не задерживай. Пей давай.
А народ подтягивается, будто день нерабочий. Весь магазин «Напильники» уже тут как тут. Думали Вовке по шее дать за прогул, да нет его. Ладно, не очень-то и хотелось, все равно муйня скоро.
Эй, тащите, что ли, радио. Вдруг там и вправду дату муйни объявляют, хе-хе… Как — зачем? Интересно просто. Что я, дурак, кнопку дурацкую нажимать? А пульт взял, ага. Ты же взял? И я взял. Дают — бери…
Вовка идет с мукой. Грустный. Потому что без пульта. Да ладно, Вов, наплюй, за тебя проголосуют, дураков хватит. Вон сосед пульт в толчок уронил. Не-е, вытащил потом. А у меня вообще жёнка отняла. Сказала, не фиг. Бабы, они понимают: решение ответственное, с муйней шутки плохи.
Да бабы первые и нажмут!
Тоже вариант. Короче, Вова, не переживай. Держи стакан.
…А по радио комментаторы заливаются соловьем. У каждого своя версия про муйню. Рекламную акцию со всех концов обмусолили. Кто-то уверяет, будто это социологический опрос такой всероссийский, и скрывается за ним именно власть — уж больно резко отмежевалась. Еще один про проверку на массовую внушаемость заливает. Сумасшедший в прямой эфир прозвонился, говорит, кнопка на пульте — Та Самая Кнопка, просто хотят разделить ответственность, короче, жмите, люди русские, покажем Штатам кузькину маму, даешь третью мировую термоядерную муйню! Другой псих про нашествие инопланетян задвинул, обхохотались все. А потом вручили микрофон старому и опытному, который еще при Брежневе в телевизоре сидел, и он серьезно так говорит: опомнитесь.
Я, говорит, понимаю, вам надоело все хуже горькой редьки. Вас бесстыдно натягивали последние двадцать лет. Уверяли, будто положение, в которое вас нагибают, очень модное, и вся Америка уже так, а Европа вообще давно этак. Но сейчас-то, когда вроде жизнь наладилась, какого черта вы не проявляете ни гражданской ответственности, ни даже элементарного здравого смысла? За муйню собрались голосовать?! Россия! Ты одурела! Кто тебе сказал, что наступит именно муйня?! Ты эту муйню видела? Руками ее щупала, за щеку клала? Вот ты завтра нажмешь свою кнопку, а если вместо обещанной муйни наступит какая-нибудь дешевая поемень? А если просто — тыздец? Что будешь делать тогда, мать твою?!..
Тут старому и опытному звук прикрутили, сказали, нельзя в эфире по матери, у радио лицензию отнять могут.
Баба Катя с балкона: Вов, где мука, начинка уже готова для пирогов.
Да погоди, ба, тут дело серьезное.
Во дворе тишина, даже стекло не звенит, жидкость не булькает. Очень народ смущен намеком на возможный тыздец. Это вам, господа хорошие, не муйня. А уж надували русских… Тут снова галдеж поднялся. Борьку-раздолбая вспомнили, Мишку-обманщика, Никиту-фантазера, Адольфа-подлеца, Лукича-шарлатана, а один шибко начитанный аж до Вещего Олега дошел. Когда спросили, в чем Олег ему не прав, ответил: наоборот, единственный был честный президент, сказал — сделал, за что его и грохнули!
А краткая дискуссия о личности товарища Сталина в контексте исполнения означенной личностью ее предвыборных обещаний завершилась дружеской потасовкой.
Дураки вы, баба Катя говорит. Это она за мукой спустилась. Внука же не докричишься, он принял на грудь и ему все до лампочки, ведь завтра голосование, а там муйня не за горами.
Или тыздец. О чем публика старается не думать, но червь сомнения точит души, ослабленные перестройкой, диким капитализмом, олигархизмом и окончательно размазанные нынешней вялотекущей стабильностью.
Как есть дураки вы, баба Катя говорит. Вот мне семьдесят два, а я еще хоть куда. Потому что пряников сладких от жизни никогда не ждала, а просто трудилась, детишек растила, внуков нянчила. Долг свой выполняла. А вам муйню на блюдечке с голубой каемочкой пообещали, вы и рады — лишний повод работу прогулять. Да ты предложи мне эту самую муйню забесплатно — не возьму!
Пульт-то тебе забесплатно дали, возражают мужики бабе Кате в спину — плевать она хотела на их ответ, знает, что дурацкий будет.
Да она не взяла, говорит Вовка, глядя с уважением бабушке вослед. Она против муйни. Я просил, мне возьми — послала.
Кремень бабка. На таких Россия держится безо всякой муйни. Наливай. За тебя, баба Катя! Еще сто лет живи без бед.
…Закуска на газете лежит, в газете написано — муйню затеяли транснациональные корпорации. Больше некому. Хотят российскую «нефтянку» прикарманить. Как муйня по стране пойдет, все ошалеют, бери нас голыми руками. Вопрос: чего тогда для обкатки технологии не устроить сначала муйню какой-нибудь Венесуэле. Она и поменьше будет, и не такой риск, если муйня неправильная получится. Россия ведь от обиды и врезать может. Ответ: Венесуэла, конечно, поменьше, зато поумнее, на муйню не купится. А русских этим только помани. Строго говоря, у каждого носителя русской культурной традиции жизнь проходит в ожидании муйни. Он к ней всегда готов, как ирландец к выпивке.
Все указывает на крупный международный капитал — и размах акции, и ее анонимность, и отстраненная позиция властей. Даже палки в колеса на первом этапе — грамотно спланированный пиар. Русские любят поддерживать обиженных. Побежали за пультами сломя голову. И лишнего не спрашивали, вполне удовлетворились куцыми рекламными проспектами, будто муйня — Дело житейское и насквозь понятное… А помните, как возмущались этим отдельные политики, кричали о преступном легкомыслии? Представьте себе, оказалось, если партия финансируется из-за рубежа, она непременно против муйни. Что, мало доказательств?..
Вечереет уже, а мужики во дворе спорят, не унимаются.
Тут пришла Ленка рыжая и еще девчонки из магазина «Брюки».
Баба Катя спустилась, пирогов у нее целый таз. Закусывайте, говорит, обормоты. А ты, Леночка, особенно.
Вовка убивается, что пульт сломал. Я, кричит, из принципа не нажал бы кнопку! Я понимаю теперь, до чего дело нешуточное! Может, судьба отчизны решается. А может, и в глобальном смысле. Но кто разъяснит простому трудящемуся? Глаза ему откроет? Да нам, как всегда, одни по радио врут, другие телевизором лапшу на уши вешают, третьи из газет заливают! И все хотят от нашей законной муйни кусок урвать!
Поумнел, что ли, баба Катя говорит.
Ленка рыжая Вовку по плечу гладит — успокойся, хочешь, свой пульт отдам, только успокойся. Нашел из-за чего расстраиваться — из-за муйни.
Это тебе она муйня, Вовка кричит, а на самом-то деле она — муйня! И надо, чтобы у каждого свой голос. Хочу участвую, хочу не участвую. Но голос должен быть. А кто не взял или утратил, тот дурак! Это демократия, понимаешь? И я, выходит, от нее отказался!
На, возьми, Ленка ему свой пульт тычет. Вовка отмахивается.
Ты, Вов, напрасно так, мужики говорят. Демократия — это не просто когда голос, а еще когда тебе ежедневно по ушам ездят, за кого его отдать. И ты уже готов этот голос забить в глотку всяким агитаторам. У нас такая демократия вот где. Мы ею сыты по горло. Думаешь, почему народ за муйню? То-то и оно.
Ага-ага, Ленка рыжая встрепенулась, а знаете, как я вышла в лучшие продавщицы магазина «Брюки»? Да просто я клиенту товар не навязываю. Менеджер требует: облизывай их, облизывай, предлагай, спрашивай «что вы желаете», «что вам подсказать», а я ни в какую. Улыбаюсь клиенту, но первой на контакт не иду. Потому что нашего человека знаю как облупленного. Он вроде и хочет, чтобы облизывали, привык уже, но в глубине души по-прежнему терпеть не может, когда на него давят. И уверен, что хороший товар в лишней рекламе не нуждается. Вот так вам, ребята, муйню и впарили. Держи, Вовка, мой пульт и будь счастлив. Домой пойду. К муйне вашей готовиться!
Мужики сидят, будто в дерьмо опущенные. Солнце зашло, во дворе темно, холодно, страшно.
И муйня вот-вот.
Конечно, если сразу начнется — еще неизвестно, как у них пойдет, ведь предупреждали. А может, и тут надуют, вот что самое-то обидное. Вдруг эта история про муйню от начала до конца — обман.
Вовка стакан опрокинул быстро и за Ленкой рыжей убежал, едва сдерживая рыдания.
Баба Катя таз опустевший подобрала и говорит: вы, конечно, решите каждый за себя, а я скажу. Жили мы по-разному. И хорошего много видели, и плохого. Вот мне семьдесят два года, и бывает, накатывает такое подлое ощущение, будто всё мое поколение обокрали. Но у вас-то откуда это? Разве вам, кроме муйни, не на что надеяться? Не к чему стремиться? Возможностей мало? Плачетесь, жалуетесь, мол, тоска и разочарование — а представьте, из какой задницы мы страну поднимали. И какие идиоты, вам не чета, нами командовали. И как они всё профукали, что мы построили… Да я была бы обеими руками за муйню, если б она Россию исправила к лучшему. Только муйня не поможет, мужики. Потому что исправлять не страну надо, а людей. Это не Россия дурная, а вы дураки. А виноваты, по большому счету, ваши мамы-папы. И сейчас, пока осталось время, простите родителей своих за то, что они вас такими несчастными воспитали. Не умели по-другому, не знали. Как нас растили, так и мы. Вот, меня простите. Вот.
Чего спешишь-то, говорят мужики смущенно, не торопись, ты будто с нами прощаешься, зачем так пугаться муйни, все будет путем, честное слово. Эта муйня — какая надо муйня. И потом, когда она еще начнется. Если вообще начнется — мы и такую возможность допускаем.
Да она вообще не начнется, баба Катя говорит. Неужели вы до сих пор не поняли? Это же проверка была! Чтобы узнать, какие мы и на что годимся. И чтобы каждый сам понял, какой он. Чего именно выяснили про нас, я даже представить не берусь. А вот мы за эти месяцы ни капельки в себе не разобрались. Как не понимали себя, так и не понимаем. Нам думать и думать еще об этом. И, боюсь я, сколько нас ни заставляй, вряд ли мы до чего путного додумаемся. Не чужая душа потемки, а своя, в первую очередь. Ну, спокойной ночи, я пошла.
И ушла.
Ничего ей не сказали мужики на прощанье. Еще посидели немного, ни слова больше не говоря о муйне. Допили что было и тоже разошлись, унося наиболее уставших.
А утром, в девять, как и было обещано, пульт заморгал лампочкой.
Баба Катя на кухне пила чай, пульт лежал перед ней на столе, зазывно подмигивая красным глазом.
Баба Катя чай допила не спеша, отставила чашку, перекрестилась, улыбнулась чему-то мечтательно, протянула руку и нажала кнопку.
И началась муйня.
Брайан Плант
Поющая машина
Tapс № 3 медленно катил вдоль длинного коридора ньюаркского кондоминиума «Стальная гора». При этом он насвистывал, и его свист эхом отдавался от голых бетонных стен, разрисованных бандитскими граффити. Огромный жилой комплекс часто сравнивали с городом в миниатюре. Если продолжить сравнение, то этот этаж можно было бы назвать весьма проблемным кварталом, однако мелодия, которую насвистывал Тарс, звучала весело и беззаботно. Ему она служила своего рода опознавательным знаком. Все, кто жил вдоль его маршрута, хорошо знали веселый ярко-вишневый торговый автомат, который насвистывал на ходу.
Коридор длиной в добрую милю тянулся вдоль всего здания кондоминиума. На пересечениях с другими коридорами он расширялся, образуя небольшие площади. Двигаясь вдоль очередного блока квартир, Тарс свистом оповещал их обитателей о своем появлении, а затем останавливался на ближайшей площади, давая жильцам возможность сделать необходимые покупки.
На перекрестке, куда выехал Тарс, уже стоял другой торговый автомат, и несколько человек с пакетами в руках выстроились в очередь. Это был ярко-оранжевый Акрополь с порядковым номером 23 на передней панели. Торговые автоматы Акрополь продавали готовые закуски: гамбургеры, пиццу, картошку-фри, лепешки тако
[1] и газировку. Они не составляли прямой конкуренции Тарсу, ассортимент которого состоял из всяких полезных мелочей, печенья и карамелек.
Тарс № 3 припарковался рядом с Акрополем, и несколько человек, которые шли следом за ним по коридору, стали делать покупки. Затем площадь снова опустела, люди вернулись в свои квартиры, и два торговых автомата остались одни. Тарс, впрочем, продолжал насвистывать, надеясь привлечь еще покупателей, прежде чем двинуться к следующему перекрестку.
Как идут дела? — спросил Акрополь № 23.
— Отлично, — отозвался Тарс, перестав насвистывать.
— Ты слышал, на шестом этаже опрокинули и разграбили два торговых автомата?
— Шестой этаж — настоящий зверинец, — сказал Тарс и снова засвистел.
— Для чего ты свистишь?
— Не для чего, а почему, — поправил Тарс.
— Почему?
— Потому что я счастлив, — объяснил Тарс. — Счастлив и влюблен.
Оранжевый автомат промолчал. Тарс давно догадался, что торговые машины Акрополь не отличаются умом. Их примитивный мозг был не в состоянии постичь смысл таких понятий, как «любовь» и «счастье».
— Она моя постоянная покупательница, — добавил Тарс. — Живет на восьмом этаже в шеститысячном блоке. Напоминает испанку, но глаза у нее ярко-голубые. Можешь себе представить? Уверен, такое не часто встречается! Ее зовут Трина — имя я прочел на карточке, которой она расплачивается. Думаю, ей лет девятнадцать-двадцать.
— Трина… — повторил Акрополь. — Да, помню. Я тоже вносил покупки в дебет Трины. Она приобретала у меня легкие закуски. Ей нравятся лепешки тако с галльским соусом.
— Вот как?! Это очень интересно. Значит, тако с галльским соусом? Я тоже любил этот соус, когда… Что еще ты о ней знаешь?
— Несколько раз она покупала колу или фруктовый пунш.
— Хорошо. А еще что-нибудь?..
— Это все. Разве может быть что-то еще?
Ну и вопрос, подумал Тарс. Как будто человек состоит из одних только пищевых пристрастий! Впрочем, чего еще ожидать от этих Акрополей?
— Я хотел бы знать, о чем она мечтает! — проговорил он. — Какую музыку любит, откуда она родом, какой ее любимый цвет!..
Оранжевая машина несколько секунд молчала, пытаясь осмыслить последние слова Тарса.
— Зачем? — спросил наконец Акрополь. — Разве это поможет сбыть больше товаров?
— Нет, глупый! — отозвался Тарс. — Я хочу знать это просто потому, что она… Потому что Трина прекрасна! Я хочу знать о ней все! И не для того, чтобы продать ей больше товаров, а потому что я люблю ее. Люди всегда хотят знать друг о друге как можно больше, если они влюблены.
— Но ведь ты не…
— Трина!.. Какое красивое имя! Тебе нравится?
Акрополь № 23 снова замолчал, на этот раз — надолго.
— Как идут дела? — спросил он наконец.
— Прекрасно! — отозвался Тарс. — Блок квартир, где живет Трина, находится в середине моего дневного маршрута, так что я надеюсь снова увидеть ее сегодня!
— Ты слышал, на шестом этаже опрокинули и разграбили два торговых автомата?
— Ты ничего не понимаешь! — ответил Тарс и тронулся с места. Развернувшись, он покатил по площади к следующему коридору, на ходу насвистывая какую-то веселую мелодию.
Добравшись до блока 6000 на восьмом этаже, Тарс засвистел громче. Здесь жила она, и ему хотелось, чтобы она обязательно его услышала. Тарс не знал, за какой из сотен совершенно одинаковых дверей находится квартира Трины, но он прекрасно помнил, на какой площади она всегда появлялась, и догадался, что девушка живет где-то неподалеку.
Не переставая насвистывать, Тарс остановился на перекрестке и развернул торговлю. В течение нескольких минут он продавал подошедшим к нему людям батарейки, маникюрные ножницы, туалетную бумагу, таблетки от кашля и сухое печенье. Тарс был намного больше, чем торговые автоматы других моделей, и в его бункер помещались товары самых разных сортов.
Вскоре покупатели разошлись, но Тарс еще некоторое время мешкал на перекрестке, надеясь, что Трина все-таки придет. Лишь когда площадь окончательно опустела, в его веселом свисте прозвучало несколько мрачных нот. Что ж, может быть, в следующий раз, подумал он.
Тарс готов был тронуться дальше, когда из коридора до него донесся звук шагов. Это была она — Тарс узнал бы ее, даже не поворачивая в ту сторону свои зрительные камеры. Походка Трины была давно записана в ячейки его безупречной памяти.
И действительно, через несколько секунд Трина появилась в поле его зрения.
Что в ней особенного, спросил себя Тарс. Что делает ее такой красивой, нет, не просто красивой — единственной! Быть может, все дело в контрасте между волнистыми темными волосами и голубыми, как васильки, глазами? Или в ее бледно-розовой коже в сочетании с типично латиноамериканскими чертами лица, предполагающими кожу оливково-смуглую? Правда, Трина не слишком высока ростом, но пропорции ее тела безупречны.
Сегодня, впрочем, под глазом у Трины темнел синяк, а рассеченная нижняя губа безобразно распухла.
— Мне нужен пластырь и что-нибудь болеутоляющее, — сказала она, вставляя пластиковую платежную карточку в прорезь Тарса.
Тарс разговаривал с покупателями, только если ему задавали прямой вопрос или если он чувствовал, что одно-два слова могут помочь ему сбыть какую-нибудь полезную мелочь. Но у Трины был такой вид, словно она срочно нуждалась в помощи, и Тарс не смог промолчать.
— Ну и «фонарь» у вас, мисс, — сказал он. — Простите мое любопытство, но… что с вами случилось?
Услышав эти слова, Трина слегка опешила. Ее рот даже приоткрылся от изумления, но совсем немного — мешала больная губа. Несомненно, Трине нечасто приходилось болтать о том о сем с торговыми автоматами.
— У меня есть гримировальный карандаш, мисс. Мне кажется, этот синяк можно замазать, — сказал Тарс. — Что касается губы, то вам следовало бы обратиться к врачу: не исключено, что придется наложить один-два шва. Так что, вы говорите, с вами случилось?
Трина несколько раз моргнула.
— Я… я случайно налетела на дверь.
— Или — дверь на вас… — Тарс ей, конечно, не поверил, но решил подыграть. — Такой очаровательно девушке, как вы, следует быть поосторожнее с дверями. Лучше вообще держаться от них подальше.
Он записал в дебет счета Трины стоимость пластыря и флакончика таблеток и сбросил покупки в приемный лоток. Трина взяла их, продолжая пристально разглядывать сделанную из плексигласа и стали переднюю панель Тарса, словно это было человеческое лицо.
— Почему ты… почему вы заговорили со мной? — спросила она.
— Другие автоматы иногда разговаривают, но… не. так.
Тарс пожалел, что у него нет рта и он не может улыбнуться.
— Наверное, все дело в том, что я отличаюсь от других торговых машин, — сказал он. — В мою память загружена компьютерная копия реально существующего человека, в то время как другие автоматы снабжаются стандартным мозгом фабричного производства. Кстати, меня зовут Тарс.
— Приятно познакомиться, Тарс. А я Трина.
— Я знаю.
— Знаете? Откуда?!
— Так, слышал… Кроме того, ваше имя напечатано на расчетной карточке.
— Ах да, верно! — Трина рассмеялась.
Спрятав карточку и покупки в небольшую сумочку из кожзаменителя, она хотела уйти, но остановилась.
— Послушайте, Тарс… если вы не просто искусственный интеллект, а настоящий человек, то это должно быть ужасно! Вы думаете и чувствуете, как настоящий, живой человек, но при этом вы заперты внутри этой машины, словно заключенный или раб. Поверьте, я знаю, что говорю, потому что иногда я тоже испытываю нечто подобное!
— На самом деле все не так страшно, — объяснил Тарс. — Записанная в мою память компьютерная модель является копией личности моего владельца, поэтому в данном случае отношения между моим «я» и «телом», то есть между мозгом и механическим шасси, являются, скорее, партнерскими. Иными словами, я и мой хозяин — это две стороны одной и той же личности.
— А вы помните, каково это — быть реальным человеком?
— Я помню все; помню даже лучше, чем когда был живым человеком.
— Но ведь это же пытка — знать, что такое быть живым, и оказаться запертым в бездушном металлическом теле!.. Мне кажется, это жестоко!
Тарс повернулся на роликах сначала на два дюйма влево, потом на два дюйма вправо. Он пытался сделать отрицательный жест, но у него не было уверенности, что Трина сумеет правильно истолковать его движения.
— Дело обстоит не совсем так, — сказал он. — Мой хозяин вовсе не рабовладелец. Он человек порядочный и даже приятный. Видите ли, он и есть я!
— Но как же такое может быть?!
— Все достаточно просто. — Тарс снова пожалел, что не может улыбаться. — Примерно раз в неделю хозяин загружает в мою память свои последние воспоминания. Я остаюсь собой, но при этом получаю его новый опыт, новые переживания. И я уверен, что я бы не жил, — точнее, жил бы совсем не так, если бы хозяин не держал меня в курсе всего, что происходит с ним в реальном мире… происходит с ним, а значит, и со мной!
Трина нахмурилась.
— Но ведь реальный мир здесь, а не где-то еще, где живет ваш владелец!
— Да, конечно. Быть может, я неудачно выразился, но… Знаете, расскажите-ка мне лучше о той «двери», на которую вы наткнулись. Может, я сумею как-то помочь…
Разбитые губы Трины плотно сжались, а взгляд впился в переднюю панель Тарса.
— Вы не хотите говорить, и я вас понимаю, — сочувственно сказал Тарс. — Но мне кажется, вы не должны допускать, чтобы кто-то избивал вас. Ведь в этом все дело, я угадал?
Трина хотела что-то сказать, но потом губы ее сжались еще решительнее, и на мгновение Тарсу показалось, что он все испортил. Вот сейчас, с испугом подумал он, Трина повернется и уйдет, так и не поделившись с ним своими проблемами. А в том, что проблемы имеются, он ни секунды не сомневался.
— Это он, мой дружок, — вымолвила наконец Трина. — Когда Гонзо «закинется», он бывает… немного не в себе.
Тарс был удивлен. Нет, не тем, что друг Трины употребляет наркотики — в «Стальной горе» это было в порядке вещей. Гонзо — если это был тот самый Гонзо — слыл в кондоминиуме одним из самых известных сутенеров и торговцев «дурью». Печально известных. Как гласила записанная в память Тарса полицейская ориентировка, настоящее его имя было Антонио Рафаэль Гонсалес. И если Трина была его подружкой, значит, она тоже связана с распространением наркотиков и проституцией. Нет, подумал Тарс, не может быть! Ведь она выглядит так… так…
— Гонзо — нехороший человек, — сказал он. — Вам следует держаться от него подальше.
Трина поморщилась.
— Откуда вы знаете?
— Служебная необходимость, — объяснил Тарс. — Я должен знать об уличной преступности как можно больше. Случается, что торговые автоматы опрокидывают, ломают, крадут товары. Чтобы уцелеть, нам необходимо учитывать, насколько опасен тот или иной этаж в каждое конкретное время. Именно поэтому хозяин и снабдил меня таким совершенным мозгом. Я должен уметь избегать неприятностей.
— Гонзо не такой уж плохой. Он защищает меня. В нашем районе молодая девушка не может жить одна — ей обязательно нужен покровитель.
— Такая девушка, как вы, заслуживает большего!
Трина посмотрела на автомат так, словно хотела возразить, но сдержалась. Тарсу даже показалось, что по ее лицу скользнуло подобие улыбки.
— Прошу прощения, но мне пора, — сказал Тарс. — Иначе я выбьюсь из графика.
В недрах его металлического тела что-то глухо щелкнуло.
— Что это? — спросила Трина.
— Суньте руку в приемный лоток, — ответил он. — Гримировальный карандаш для вашего глаза и шоколадный батончик для вас. Вы ведь любите сладкое?
— Да, пожалуй… люблю. — Ее глаза слегка округлились. — Разве я не должна заплатить?
— Подарок от фирмы, — солидно ответил Тарс. — Берегите себя, Трина, и постарайтесь больше не иметь никаких дел с этим Гонзо. Помните, совсем недавно вас испугала одна мысль о том, что я могу быть рабом этого металлического тела? Теперь пришел мой черед ужасаться.
Трина ничего не сказала — только покачала головой и медленно пошла прочь.
Вместо того чтобы двигаться дальше по маршруту, Тарс выждал немного и бесшумно покатил за девушкой. Когда Трина скрылась в квартире номер 8-6029, он подъехал к двери поближе и прислушался. За дверью раздавались сердитые голоса, но о чем говорили, Тарс так и не смог разобрать. К тому же ему действительно было пора.
Удалившись на безопасное расстояние от квартиры 8-6029, Тарс снова начал насвистывать, чтобы к следующей остановке созвать как можно больше покупателей. Но его мелодия уже не казалась счастливой и радостной. Она была, скорее, задумчивой, а время от времени в ней сквозила самая настоящая печаль.
Вечером того же дня на складе компании владелец «Уайд трейд Инк.» Диллон Уэстфилд заправлял новыми товарами десять своих машин, готовя их к очередному выходу на маршрут.
— Эй, вы, ржавые ведра, у меня есть для вас свежие новости, — заявил Диллон. — Днем я приготовил очередную порцию информации для записи в ваши мозги. Ну-ка, подходи по одному!..
Услышав эти слова, Тарс № 3 в восторге замигал индикаторами. Все торговые автоматы «Уайд трейд» с нетерпением ждали очередной корректировки данных, приносившей с собой новые воспоминания. Возможно, Трина была права — если бы не эта еженедельная модернизация, он бы действительно ничем не отличался от раба, запертого в металлическом корпусе автомата. Но когда Диллон делился с ними информацией, считанной с собственного мозга, все его Тарсы снабжались новейшим опытом, полученным им со времени последней корректировки. И покуда эти данные продолжают поступать, рассуждал Тарс, никто не сможет сказать, будто он представляет собой всего лишь «моментальный снимок» Диллона, каким тот был когда-то. Как и хозяин, автомат тоже развивается, набирается опыта, живет… Как бы живет.
— Вы ведь любите, когда вам вводят свеженькие новости, не так ли? — сказал Диллон, глядя на перемигивающиеся огоньки на передней панели Тарса № 3.
— Да, — ответил Тарс.
Диллон рассмеялся и, отперев цилиндрическим ключом специальную панель на груди Тарса, подключил к скрытому за ней разъему длинный кабель, соединенный с его портативным компьютером. Потом он скомандовал компьютеру начать загрузку, и на экране появился индикатор хода процесса. Запись заняла несколько секунд, затем Диллон отсоединил кабель и снова запер панель.
— Ну как? — спросил он.
Тарс нашел новую информацию не сразу. Ему пришлось просканировать почти всю память, прежде чем он наткнулся на новый раздел. Да, это они — списки товаров по категориям, розничные цены, сводки о продажах по этажам, коридорам, блокам «Стальной горы». Сухие, неинтересные цифры, но Диллон изучил и проанализировал их, и теперь Тарс мог пользоваться результатами его труда. Информация должна была помочь автоматам определить правильный ассортимент, назначить оптимальные цены на тот или иной товар, выбрать наилучшее место и время для торговли.
Кроме того, в информационный блок попали последние полицейские сводки по различным кварталам дома-города. Некоторые его районы были по-настоящему опасны — после наступления темноты туда лучше было не соваться. Но по условиям лицензии компания «Уайд трейд» обязывалась обслуживать весь жилой комплекс, и свежая полицейская информация помогала Диллону решить, какое время суток является наиболее безопасным для того или иного этажа или коридора. Исходя из этих данных и разрабатывался маршрут, позволявший торговым автоматам не слишком рисковать собой и товарами.
Углубившись в исследование новой информации, Тарс № 3 вскоре обнаружил разделы, которые нравились ему больше всего. Это были сведения, относящиеся к реальной жизни. Вот данные о том, как Диллон встречался со своим другом Генри в хобокенском кафе под названием «У Анджело» и ел пиццу с грибами. А вот отчет о нескольких превосходных фильмах, которые Диллон посмотрел в мультиплексе в прошлые выходные. Тарсу было очень любопытно разбираться в перипетиях сюжетов и восторгаться игрой актеров, хотя он был немного разочарован тем, что хозяин опять ходил в кино один. Воспоминания о том, как ранним воскресным утром Диллон бегал трусцой до Форт Ли и обратно, как после долгого горячего душа приятно гудели его усталые мускулы, наполнили Тарса настоящим блаженством — ведь это и была жизнь, как он ее понимал. Тарс не пренебрегал даже сведениями о готовых обедах, которые Диллон съедал по вечерам в своей небольшой уютной квартирке. Воспоминания такого рода были для него почти так же интересны, как опыт, и Тарс очень дорожил ими. В отличие от его личного опыта торгового автомата розничной сети жилищного комплекса «Стальная гора», эти еженедельные порции свежей информации были для Тарса настоящей жизнью.
В массиве только что полученных данных содержались и другие полезные сведения, которые Тарсу еще предстояло изучить. Например, новости из информационной сети, за которыми Диллон внимательно следил: нищета и голод в Африке принимали угрожающие размеры, в Азии снова обострилась политическая обстановка, на Среднем Западе пострадали от ультрафиолета посевы, уровень мирового океана повысился за год еще на полдюйма, в Западной Виргинии сошел с рельс грузовой состав.
В разделе местных новостей Тарса внезапно заинтересовала крошечная заметка. Наркодилер Антонио Гонсалес, известный под кличкой Гонзо, подозревался в причастности к гибели двенадцатилетнего мальчика, скончавшегося от передозировки наркотиков. Трагедия произошла в «Стальной горе», но мальчик жил не здесь — он убежал из дома несколько месяцев назад, и его долго не могли разыскать. Родители паренька — весьма обеспеченные люди — объявили награду в размере 50 000 долларов за любую информацию, которая поможет задержать Гонсалеса и отправить его на скамью подсудимых.
— Спасибо за воспоминания, — сказал Тарс.
— Все мое — твое, — ухмыльнулся Диллон. — А теперь отправляйся на маршрут и постарайся добыть для фирмы побольше денег!
Тарс снова подумал о Трине и ее «дружке». Девушка говорила, что в «Стальной горе» одной просто не выжить, и Тарс знал: это правда. Но потом он вспомнил подбитый глаз и рассеченную губу Трины. Вряд ли Гонзо защищал ее по-настоящему; скорее всего, ему было наплевать на девушку.
Тарс понял, что должен вмешаться.
— Я знаю, как заработать 50 000 долларов, — сказал он Диллону.
Неделю спустя Тарс № 3 двигался по своему обычному маршруту на восьмом этаже. Проезжая мимо квартиры Трины, он увидел, что дверь крест-накрест заклеена пластиковой полицейской лентой ядовито-желтого цвета. На всякий случай Тарс засвистел громче, хотя и понимал: Трина вряд ли находится в квартире. Очевидно, жилье принадлежало Гонзо, и теперь, когда он попал в руки полиции, Трине пришлось перебраться в другое место. Он не видел ее уже целую неделю. Возможно, девушка вовсе покинула «Стальную гору» и вернулась домой, где бы этот дом ни находился.
Тарс уже не надеялся когда-либо снова увидеть Трину, но стоило ему выехать на следующий перекресток, как она тихо вышла из-за угла. Тарс едва ее узнал. Трина казалась по-прежнему прекрасной, но ее лицо было в грязи, одежда превратилась в лохмотья, а щеки ввалились. Кроме того, она шла с низко опущенной головой, словно что-то разыскивая.
Остановившись перед ним, Трина сунула руку в окошечко для возврата монет в надежде, что там завалялась какая-нибудь мелочь. Но никаких монет там, конечно, не было — Тарс и сам не помнил, когда с ним в последний раз расплачивались наличными.
— Трина, это я, Тарс, — сказал он негромко.
Девушка подняла голову и уставилась на его переднюю панель.
— А-а, говорящий автомат…
— Что с вами случилось? — спросил Тарс. — Вы выглядите… ужасно.
На самом деле он знал, что произошло, лучше, чем хотел показать. Тарс рассказал хозяину, где живет Гонзо. Диллон позвонил в полицию, копы арестовали Гонзо, и теперь негодяй ожидал суда. Если суду удастся вынести обвинительный приговор и отправить Гонзо за решетку, Диллон получит обещанные 50 000 долларов, однако рассказывать об этом девушке Тарсу не хотелось.
— Что же все-таки случилось? — повторил он вопрос.
— Копы забрали моего дружка, — ответила Трина, шмыгнув носом.
— Мне кажется, без него вам будет лучше, — убежденно сказал Тарс.
— Да? — с горечью отозвалась Трина. — Теперь мне даже негде жить, не говоря уж о прочем!
— Не может быть! — воскликнул Тарс. Он хотел выразить сочувствие, но его искусственный голос прозвучал… искусственно, и он сам это почувствовал. — Что же вы намерены делать?
— Что делать? Думаю, мне придется найти нового друга, — ответила Трина с печальной улыбкой. — И поскорее, иначе…
— Прошу вас, будьте осторожны! — воскликнул Тарс. — Иначе вам снова попадется какой-нибудь тип, который будет распускать руки!
— В моем положении выбирать не приходится, — Трина печально покачала головой.
Тарс знал, что это правда. Рано или поздно, девушка найдет другого «защитника» — такого же, как Гонзо, торговца наркотиками или сутенера, — который не стоит ее мизинца.
— Вы могли бы остановиться у меня, — предложил он.
— У тебя? Но ведь ты… Но у тебя, наверное, нет настоящего дома, не так ли?..
— Ну, не совсем у меня… Я имел в виду моего хозяина. Мне кажется, он вам поможет.
Трина покачала головой.
— Господи Иисусе, до чего же я дошла, если меня начинают жалеть даже торговые автоматы?
Тарс увидел, как на глазах девушки выступили слезы.
— Я… Вы мне небезразличны, — проговорил он. — Кроме того, когда-то я тоже оказался на улице без гроша в кармане, но нашелся человек, который позаботился обо мне.
— Но ведь я тебя даже не знаю. Ты… вы — просто машина. Нет, уж лучше я сяду на пригородный поезд и уеду в Нью-Йорк. Конечно, в некоторых отношениях жизнь там еще труднее, но я уверена: мне удастся быстро подцепить кого-нибудь в одном из тамошних отелей.
— Я в этом сомневаюсь, — серьезно заметил Тарс, и Трина, опустив голову, оглядела свою измятую и покрытую грязными пятнами одежду.
— Если придется, начну работать на улице, — печально сказала она. — Я к этому готова.
— В этом не будет нужды, если вы пойдете со мной, — мягко, но настойчиво сказал Тарс.
— Я не могу. — Трина покачала головой. — Ведь вы просто…
— Тогда подождите меня здесь, на этом самом месте. Я скоро…
Тарс тронулся с места, но снова остановился. Внутри у него зажужжало, затем раздалось несколько щелчков.
— Возьмите, это вам, — сказал он.
Трина заглянула в лоток и выудила оттуда упаковку сухого печенья и шоколадный батончик.
— Конечно, это пустяк, но пока я могу сделать для вас только это, — сказал Тарс. — Ждите меня здесь!
И он покатил прочь.
— …Если я правильно тебя понял, — медленно проговорил Диллон, — эта Трина — подружка того типа, о котором мы сообщили полиции. Должен сказать честно: мне что-то не хочется иметь с ней никаких дел, особенно если она хоть немного похожа на Гонзо.
Тарс несколько раз мигнул индикаторами. Он самовольно оставил маршрут, и Диллон был очень недоволен. А теперь хозяин просто не хочет его слушать.
— Ты обязательно должен ее увидеть, — снова повторил он. — Она прекрасна!
Диллон закатил глаза.
— Да-да, конечно, я понимаю… На самом деле Трина — супермодель, которая случайно связалась с преступником и бандитом. Может быть, она и клиентов принимает?
— Насчет этого я ничего не знаю. Трина очень молода. Она сошлась с неподходящим человеком, и теперь ей нужна помощь. Иначе девушке грозит еще худшая беда!
— Но почему я должен помогать этой твоей Трине? — возразил Диллон. — Разве мы мало для нее сделали, когда сдали копам ее преступного дружка?
Тарс задумался, припоминая времена, когда он был Диллоном во плоти. В двенадцать лет он тоже попал в беду и отчаянно нуждался в помощи. Он убежал из дома, приехал сюда (чуть не с самого первого дня своего существования «Стальная гора» притягивала малолетних точно магнитом, так как в гигантском жилом комплексе можно было не заботиться хотя бы о крыше над головой) и оказался в здешних трущобах совершенно один. Тогда его спас Генри — его новый друг. Он дал ему приют, а потом сделал партнером в крошечной фирме, занимавшейся мелкой уличной торговлей. С тех пор прошло уже довольно много лет. За это время Диллон сумел пробиться в ряды так называемого «среднего класса» и, похоже, напрочь забыл о том, что когда-то был никем и ничем.
— Кто знает, что случилось бы с тобой, если бы Генри не захотел вмешаться в твою судьбу, — напомнил Тарс. — Трине помощь нужна не меньше, чем тебе тогда. И, по-моему, она вполне достойна заботы.
— Долг платежом красен, так, что ли? — Диллон длинно вздохнул.
— Кстати, с чего ты взял, что она примет от нас какую-либо помощь? Поверь мне, далеко не каждый, кто попал в беду, действительно мечтает о спасении.
— Я не знаю, чего хочет Трина на самом деле, — медленно проговорил Тарс. — Но если мы ничего для нее не сделаем, она может погибнуть. Я думаю, ты должен увидеть ее. Мне кажется, она тебе понравится!
— Ну, не знаю… — пробормотал Диллон. — Судя по твоему описанию, девчонка не в моем вкусе.
— Я отлично знаю, кто в твоем вкусе, а кто — нет, — уверенно заявил Тарс. — Я знаю о тебе все и не сомневаюсь, что ты будешь в восторге от Трины. Я… я люблю ее!
Лицо Диллона изумленно вытянулось.
— Ты ее любишь?! — переспросил он. — Ты влюбился в покупательницу, в одну из клиенток? Послушай, Тарс, тебе, может быть, кажется, что ты — это я, но это не так. Ты просто машина, в модули которой записаны кое-какие мои воспоминания. Но на самом деле ты не можешь любить!
— Воспоминания — это прошлый опыт, — возразил Тарс. — Я способен чувствовать все пережитое тобой.
— Но я не хочу пускать эту девчонку в свою квартиру! В конце концов, я о ней ничего не знаю!
— Нет, знаешь. Я ее знаю, а я — это ты. Каждую неделю ты передаешь мне свои последние воспоминания, и я становлюсь тобой. Прошу тебя хотя бы раз — один только раз! — сделай наоборот. Позволь мне поделиться с тобой моим опытом, и ты все увидишь сам. Трина… Ей не повезло в жизни, но это не значит, что она плохой человек. Просто она нуждается в помощи, в твоей помощи! Я думаю… нет, я уверен: вы подходите друг другу, только не отталкивай ее. Протяни ей руку!
— Ты кто, торговый автомат или уличный сводник?
— Конечно, я торговый автомат, но прошу поверить мне.
Тарс сразу заметил, что в коридорах «Стальной горы» Диллон чувствует себя крайне неуютно. Очевидно, за прошедшие годы он утратил постоянную настороженность и готовность к сопротивлению, без которых невозможно выжить в опасных и враждебных районах жилого комплекса. К счастью, пока Тарс вел Диллона на восьмой этаж, где он оставил Трину, им никто не встретился.
Девушка ждала на площади. Она сидела, привалившись спиной к стене и опустив голову так, что ее подбородок упирался в колени.
— Выглядит она довольно неряшливо, — пробормотал Диллон, когда они приблизились. — Почему ты не сказал, что она такая грязнуля?
— Трина не грязнуля, — возразил Тарс. — Просто она давно не мылась. Когда Гонзо арестовали, она осталась без жилья и провела на улице почти целую неделю.
— Целую неделю? Здесь?! — изумился Диллон. — В этих кошмарных коридорах? Господи, да я бы и часа не протянул!
— Не могу не согласиться, — ответил Тарс. То, что Трину не изнасиловали и не зарезали молодежные банды, свирепствовавшие в этих коридорах по вечерам, свидетельствует о ее уме и находчивости.
— Что ты ей обо мне рассказывал? — спросил Диллон.
— Ничего. Только то, что ты — это реальный я.
— Хорошо, а что мне ей сказать?
— Предложи ей бесплатный шоколадный батончик. У меня это сработало.
— Не смешно.
— Просто поговори с ней. — Тарс подвел Диллона к тому месту, где сидела Трина. Девушка дремала, и он негромко засвистел, желая разбудить ее.
— А-а-а, это ты! — Трина открыла глаза и посмотрела на Тарса. Потом она неловко поднялась, разминая затекшие ноги, и повернулась к Диллону.
— Значит, вы и есть… он? — спросила девушка, указывая на торговый автомат.
— Скорее, наоборот: он — это до некоторой степени я. Но с другой стороны, мы с ним как бы одно лицо.
— И вы на самом деле хотите помочь мне, как он и говорил?
— Возможно, — сдержанно ответил Диллон, пристально рассматривая девушку. Избегая его взгляда, Трина отвернулась и попыталась счистить с брюк наиболее заметные пятна, без особого, впрочем, успеха.
— Я, наверное, выгляжу не совсем так, как вы ожидали, — сказала она.
— Дело не в этом, — отозвался Диллон. — Просто… ситуация сложилась весьма необычная.
— Да, необычная, — согласилась Трина. — Я знаю, у меня ужасный вид. Что ж, если вы не хотите со мной связываться…
— Он хочет, хочет! — вставил Тарс.
— Заткнись, ржавое ведро, — прикрикнул Диллон. — Я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы кто-то подыскивал для меня женщин.
Это прозвучало почти грубо, и Диллон сразу же пожалел о своих словах. Он скрипнул зубами, а его лицо пошло красными пятнами.
— Прошу прощения, мисс, — сказал он, поворачиваясь к Трине. — Считайте, что я этого не говорил.
— Ничего страшного, — ответила девушка и улыбнулась. — Мне приходилось слышать предложения гораздо более откровенные. Спасибо, что назвали меня «мисс» — я уже и не помню, когда ко мне так обращались.
На площади появилась старуха латиноамериканского типа, и все трое замолчали. Сунув в щель Тарса расчетную карточку, она заказала лимонный кекс и тюбик зубной пасты. Пока она не забрала покупки и не ушла, Диллон и Трина смотрели друг на друга.
— Послушайте-ка, что я скажу, — проговорил Диллон. — Я предлагаю вам поселиться у меня. Там вы сможете привести себя в порядок. Вы будете бесплатно питаться — ничего особенного, конечно, но с голоду не умрете. Мы достанем вам чистую одежду. Это все, на что вы можете рассчитывать. Я, со своей стороны, не жду от вас никакой благодарности.
По лицу Трины скользнула легкая улыбка. Она была едва заметна, но Тарс знал, что не ошибся.
— Почему вы это делаете? — спросила она.
Диллон указал на Тарса.
— Это все из-за него. Наш общий друг убедил меня, что вы нуждаетесь в помощи. Когда-то давно, когда я очутился в похожем положении, мне тоже помог один человек, и это изменило мою жизнь. Надеюсь, и с вами произойдет что-то в этом роде.
Трина глубоко задумалась и наконец кивнула.