Есть в Питере дома, которые прямо-таки издеваются над гостями. В них решительно все — от номеров квартир до фамилий жильцов — находится не на своих местах. Сегодня я как раз попал в такой. Но ошибиться я не мог. В подъезде и на лестнице, там и сям виднелись фосфоресцирующие стрелки, которые показывали, где находится квартира подследственного. Стрелки были снабжены интригующей надписью «Level О». Однако сама дверь его квартиры ничем не выдавала, что за ней находится обитель зла. Ни брони, ни навороченных замков, ни видеокамер, ни тепловых сенсоров. Даже глазка нет, сквозь который может сочиться злобный взгляд монстра. На двери висела старомодная табличка с именем и фамилией жильца.
Впрочем, последние несколько букв фамилии были зацарапаны, как будто рукой хулигана-малолетки. Но в любом случае мы тезки. Александр Т.
С минуту я восстанавливал нормальное дыхание. Лифт в таких крысятниках работает лишь в виде исключения, а пятый этаж после вчерашнего возлияния с «братьями по оружию» дался мне не совсем легко… Ну все, можно звонить.
Он открыл дверь не слишком поспешно, как пристало неврастенику, но и не сильно помедлив, как это принято у хамов и депрессивных личностей. Дверь не была оснащена даже цепочкой, показывая, что жилец вполне уверен в своих силах. С чего бы это?
Он оказался далеко не юн, как можно было бы подумать, зная его род деятельности. Красные, словно вымоченные в усталости глаза, вокруг них круги, оставленные каким-то инструментом визуализации. На шее висит шарф. Ну да, гражданин простужен, кашляет.
— Здравствуйте, вам кого? — спросил он вполне интеллигентным голосом, справившись с кашлем.
— Вас, если табличка на двери правильная.
— Табличка правильная, но я сегодня никого не принимаю. Извините, дела. Кроме того, мы с вами не знакомы.
Он вежливо улыбнулся и собрался закрыть дверь. Я не ухватил его за шарф, просто поставил ногу к косяку.
— Увы, визит официальный.
Я показал удостоверение МВД. Он посторонился, давая мне возможность пройти в квартиру. Тут было уже не так все просто, как с той стороны двери. Спартанская обстановка, но никакого бардака, как у забулдыг. На стене — горская сабля. Подарок? Трофей? Персидские суфийские миниатюры. Устройство бесперебойного питания электронной техники. Стопка блейд-серверов. Спутниковый ресивер. Плоский полуметровый экран. Головная гарнитура ВР — это от нее круги вокруг глаз.
— Чему обязан? — он по-прежнему играет роль занятого джентльмена.
— Прокуратура заинтересовалась вашей деятельностью. Игра «Дом, где живут нежильцы» — ваша работа? Советую не запираться. У нас достаточно свидетельств, чтобы доказать это.
— А я и не запираюсь, — сказал он с легким оттенком добропорядочного возмущения. — Ну и в чем, собственно, грех?
— Грех определен новым законом «О предотвращении кибернаркомании и киберкодирования жестокости». Теперь вы попадаете под статью как создатель игры, провоцирующей асоциальное поведение.
— А вы играли в нее?
— Нет.
— Попробуйте. — Он протянул мне головную гарнитуру. — Да нет, не бойтесь, я не стукну вас клавиатурой по затылку, пока вы будете там.
— А я и не боюсь. Внизу, в машине, меня ждет товарищ.
Вранье, конечно. Я с тобой и без товарища управлюсь, если что.
Только времени у меня мало. Сегодня в моем расписании, друг-хакер, есть куда более важные дела. В двенадцать ноль-ноль торжественный ввод в строй сети «Бионет», где я далеко не последняя персона в обеспечении безопасности. Если точнее, я — одна из семи персон, необходимых для ее функционирования. Человек-ключ. Код доступа в человеческом виде. Как выяснилось, труднее всего поддается взлому то, что находится у человека в памяти. Формат и принцип записи в мозги до сих пор скрыты от пытливых исследователей со всеми их скальпелями, сканерами и наноманипуляторами. Так что, хакеры-какеры, если вы хотите узнать мою тайну, ждите, пока я сам ее не выдам.
— Если вы торопитесь, то спешу вас успокоить. Я тоже, — его голос опять-таки демонстрирует достоинство, словно пародируя мои мысли.
Ладно, не строй из себя крутого, если ты всего лишь запечный таракан. Вряд ли ты торопишься на открытие новой Сети, хотя, наверное, грохнул бы собственную бабушку, чтобы там оказаться.
Я надел гарнитуру. Пяти минут было достаточно, чтобы понять — закон о «кибернаркомании» дурацкий, потому что ориентирован на защиту дураков. Только этому ограниченному контингенту наших сограждан игра Александра Т. будет прививать кровожадность. Пожалуй, более весомая провинность автора — это то, что значительную часть графики он хакнул у «китов» игровой индустрии. Но почему законники взялись именно за Александра Т.? Ведь таких мелких вредителей, как он, пруд пруди. Кому он там дорожку перебежал?
Я хотел было уже снять гарнитуру.
— Не делайте поспешных суждений, — предупредил «мелкий вредитель». — Вы пока что на первом уровне, не более.
— Честно говоря, я здесь не для того, чтобы оттягиваться с запрещенными игрушками.
— Бьюсь об заклад, вы не дойдете до третьего уровня.
Это был примитивный вызов, но действенный. Какой же настоящий мужик стерпит такое. Да и, в конце концов, не убийца же он и не сутенер; сурового мента мне тут нечего строить.
— Капитан, вы виски пьете? Если пьете, то лучше немножко принять, это позволяет избавиться от сковывающего напряжения, — он зазывно звякнул стаканом.
Понятно. Если рыжий с лошадиной физиономией, то надо еще из себя и шотландца-ирландца строить. Я, правда, тоже рыжий-лошадиный, так что и мне грешно отказываться.
— Пью, когда хороший. То есть от «Джонни Уокера» и выше.
Ладно, хлебнул. На втором уровне эта игра стала и в самом деле будить во мне темные инстинкты. Я бегу по какой-то бесконечной коммунальной квартире и убиваю всех встреченных персонажей разными попадающимися под руку предметами. В отличие от первого уровня, где применялась банальная ножка от табуретки, теперь в дело пускаются и спица, и бутылка, и кухонный нож. Хотя заставка игры предупреждает, что все встречные-поперечные личности — не люди, а монструозные куклы, однако, на первый и второй взгляд, ничем они не отличаются от дедушек, бабушек и прочего мирного населения. И только если ты не успел своевременно их пристукнуть или садануть спицей в глаз, они атакуют тебя, имея на вооружении бутылку с обрубленным горлышком или заточенный зонтик.
— А у вас и в самом деле неплохо получается, — хакер снисходительно похваливает. — В армии не служили?
— В армии служили все наши сотрудники.
— Я имею в виду не инфантерию, а что-нибудь покруче.
А тебе какое дело? Впрочем, после второй порции виски почему-то тянет поговорить с кем попало.
— Можно и покруче. Отряд специального назначения «Омега» — но после того, как ушел на сверхсрочную.
— Кавказ?
— Не только. И не столько.
А больше тебе знать не положено, мелочь пузатая.
— Я тоже служил в спецназе. Предотвращение нападений на особо важные технологические объекты.
Значит, не «мелочь пузатая» мой подследственный, а как бы коллега по оружию. Похоже, не врет, горская сабля на стене о чем-то говорит…
На третьем уровне меня прижало. Настоящая засада в районе коммунальной кухни. Серо, пыльно, лишь в какую-то щель слабо вливается свет уличных фонарей — как ни крутись, ничего не видно дальше собственного окровавленного кулака. А изо всех углов на меня бросаются удивительно ловкие и кошмарные личности, внешне напоминающие алкашей.
И тут я почувствовал опасность, не виртуальную, а реальную, находящуюся в одном со мной пространстве. В таких вопросах я никогда не ошибаюсь, поэтому и жив до сих пор. Когда некий гад подбирается ко мне со спины, у меня там сразу мышцы напрягаются, пусть я даже выпил три дозы «Джонни Уокера». Что за черт, неужели этот Александр Т. оказался полным придурком? Я сорвал с головы гарнитуру…
Было серо, пыльно, лишь в какую-то щель между занавесками проникал желтый свет уличного фонаря. Что за чушь, день ведь был.
— Эй, подследственный, включите свет. Я не любитель кретинских шуток. И, между прочим, я при исполнении служебных обязанностей.
Из угла вынырнула тень, в слабом свете я увидел мерзкую физиономию с мутными глазами и выстрелил в упор из своего «Стечкина». Зрачки нападавшего закатились, изо рта вышел красный пузырь. Какое-то время я был поражен тем, что грохнул человека — просто, без раздумий, как в игре.
Изо рта убитого вышел еще один пузырь, потом выкатилось яичко, следом мячик. Недавний мертвец заткнул дырку во лбу бутылочной пробкой и сочувственно прогундосил: «Ну что, надрали?»
«Дом, где живут нежильцы» — я остался в его пространстве! Я замаринован здесь навсегда, намертво схвачен нейроконнекторами. Теперь я такая же кукла, как и все остальные персонажи. Даже на Кавказе никакой Басай-Бабай не мог подстроить мне такую первоклассную засаду, в какую угодил я посреди города Питера. Когда я попался, как?
Как бы ни попался, мне теперь кранты, смерть от истощения или кома без конца и края, превращение в овощ. Но зачем это надо хакеру? По статье за изготовление кибернаркотических игр ему светил едва ли год, да и то, скорее всего, условно. За нападение на офицера милиции — уже десять лет, если пострадавший отдал концы — четвертак. Если он не кретин, значит, кретин — я.
В пыли коммунальной кухни засветились слова: «У тебя есть выход».
Монстра с пробкой во лбу я прибил гвоздями к шкафу. Едва утихли его протестующие вопли, ко мне по рваным траекториям рванулись здоровенные крысы, целая орда во главе с ханом Тохтамышем. Швыряя кастрюли с горячим супом, я отступил в коридор…
Если какой-то выход существует, то, наверное, такой же, как у всех остальных персонажей — добраться до последнего уровня, победить.
Потолок взорвался прямо надо мной, выбросив старуху, которая сбила меня на пол и щелкнула вставными челюстями едва ли в сантиметре от моего горла. Я едва успел вывернуться и ответить, как положено — рукояткой пистолета в висок. Но не достал.
При помощи сальто-мортале старушка возвращается в бойцовую позицию. Я с трудом уворачиваюсь от ее шляпки, которая со свистом проносится возле моей головы и впивается в стену. Старушка наступает, одна нога все время вперед, другая как бы волочится сзади — это не свидетельство немощи, а техника кунгфушной школы «Змеи». И вот резкий дугообразный переход, она пытается обойти меня, далее круговой удар с разворота. Я резко приседаю и делаю подсечку, удерживаясь на руках. Завершаю контратаку ударом из положения на коленях. «Что вы себе позволяете…» — говорит враждебный персонаж и разваливается…
Конечно, в «Джонни Уокера» могло быть что-то подмешано, но, насколько мне известно, яд способен вырубить, погрузить в сон, в каталепсию, даже убить — но никогда не сможет поддерживать вас в состоянии широкополосного подключения к кибернетической системе.
Значит, когда я поднимался по лестнице и звонил в дверь — то был уже подключен. Ничего этого в реальности не происходило! Разве у хакера могут быть на лестнице намалеваны стрелки, наводящие всех желающих на его квартиру. У любого, даже самого мелкого жулика вход обязательно оборудован глазком и видеокамерой. Никакой пират не откроет просто так дверь, да еще без цепочки.
На двери была табличка с моим именем и первой буквой моей фамилии. Это была моя дверь, которую я почему-то не принял за свою. Черт, еще и пятый этаж, лестница с ощутимым ароматом крысиной мочи, неработающий лифт — все это мое.
Хакер выглядел как высокий рыжий человек с лошадиной физиономией — и это моя внешность. Но только почему-то я не воспринимал ее как свою. «Джонни Уокер» — именно то, что я употребляю почти каждый день.
Горская сабля на стене, но такая же есть и в моей квартире. Трофейная, я взял ее себе после ликвидации Аль-Маджида, садиста милостью шайтана и тонкого суфия Божьей милостью. Суфийские миниатюры я стал собирать после того, как ознакомился с его коллекцией.
Александр Т. говорил со мной донельзя интеллигентно, что контрастирует со стилем «Дома, где живут нежильцы», да и совершенно не принято в хакерской среде, где царит жаргон. Но интеллигентная манера ведения речи — это мой фирменный почерк, который не изменяет мне никогда, потому что именно такой мне привили родители — университетские профессора.
Этот гад никогда не мог служить в спецназе, занимающемся охраной сверхважных технологических объектов. Всех претендентов там десять раз проверяют на детекторах глубокого психозондирования, чтобы не пролез нечестный человек. Службу в спецназе он украл у меня так же, как и весь мой послужной список.
Хакер-зараза самым наглым образом присвоил мой внешний вид, мою память, мои привычки, мои трофеи, да так, что я даже не заметил этого…
Короче, я встретился с самим собой…
От стены отделился некто в выцветшей форме НКВД, по которой ползали крупные личинки моли. Я выстрелил — осечка. Я блокирую его руку, вооруженную наганом, и, перейдя на захват шеи, душу. Изо рта, обрамленного бериевскими усиками, вместе с последними матюками выплеснулся портвейн.
Коридор привел меня к шахте лифта. Я нажал на кнопку вызова. Лифт во многих «стрелялках» — это переход на следующий уровень. Вот его двери стали открываться. Я быстро, по тени, уловил, что внутри кто-то есть, и подхватил с пола доску.
В кабине обнаружился мальчонка лет семи.
Конечно же, надо было немедленно его уничтожить. Но я схватил его за руки и, вышвырнув из кабины, тут же закрыл дверь. В окошко я видел, как он разбегается со свирепостью носорога и крушит дверь шахты. На то, чтобы выбрать направление, имелось несколько мгновений. На стенке лифта было процарапано: «Высоко в горы вполз муж». От следующего носорожьего удара вылетела дверь шахты, но я уже нажал кнопку, и лифт двинулся вверх…
В двенадцать ноль-ноль должен состояться пуск сети «Бионет» — виртуальной сети, действующей поверх обычных сетей и совершенно незаметной для них. «Бионет» создан для обмена сверхважной информацией между исследовательскими центрами разных стран. Расшифрованные геномы, стереоформулы белков и прионов, алгоритмы дифференциации стволовых клеток. Все в виде киберобъектов с универсальными интерфейсами, способных немедленно вступить в работу. Поистине бесценная информация, которая никогда и ни при каких обстоятельствах не должна вырваться на свободу.
Хакер, мой двойник, тоже сказал, что торопится — не к открытию ли «Бионета»?..
Лифт вздрагивает. Пол лифта подо мной выгибается, а затем словно лопается посередине. За мгновение до этого я подпрыгиваю и вжимаюсь в правый верхний угол кабины, удерживаясь руками и левой ногой. В дыру прет монстр-мальчик. Когда он выбирается до пояса, весь пол лифта проваливается в бездонную шахту. Чертенок успевает схватить меня за ногу и пытается утянуть в пропасть. Хватаясь пальцами за кнопки панели, я все-таки стряхиваю его, теряя попутно ботинок…
От каждой страны на открытие «Бионета» выходит по одному офицеру безопасности. Всего семь. Каждый офицер должен обладать безупречным послужным списком и высокой технологической грамотностью, а также прекрасной памятью, не нуждающейся в психостимуляторах. Каждый офицер вводит пятнадцатисимвольный ключ доступа. Не с клавиатуры и не через голосовой интерфейс, а четкими мысленными образами — касаясь трода.
У меня это петух, корова, пизанская башня, цифра «семь»… Хватит, немедленно остановиться!
При условии комплиментарности всех семи ключей, сеть начинает функционировать и передавать киберобъекты. Что если шесть остальных офицеров оказались далеко не безупречными или их тоже раскололи? Тогда я последний оставшийся столп сети, из которого надо выудить код.
Господи, где мне спрятать пятнадцать символов, если этот вампир уже высосал из меня почти всю память?..
Полуразвалившийся лифт дотащился до следующего уровня. Это чердак с отчаянно скрипящими половицами, поверх которых кружится поземка из пыли. Со стропил на меня летит остервенелая куча старого тряпья, я едва расшвыриваю ее ударами метлы…
Чтобы явиться на российский узел «Бионета» и ввести код, надо, помимо всего прочего, обладать моей внешностью. Не в виртуале, а в самом нормальном реале. Внешность должна соответствовать фотографии на удостоверении и трехмерному графическому файлу, имеющемуся на моей чип-карте, а также в памяти центрального сервера.
Кстати, хакер, укравший мой образ, был в шарфе. Довольно толстый шарф был обмотан вокруг шеи, скрывая часть подбородка. Возможно, таким образом этот тип скрывал… шрам. Да, шрам, что свидетельствует о пересадке лица — кожи вместе с соединительной тканью, которые недавно были моими. Сейчас такие операции уже вовсю практикуются в преступной среде. Контриммунные препараты гарантируют, что новое лицо приживется. Правда, пониженный иммунитет станет причиной повышенной заболеваемости. Кашель и все такое. Спустя какое-то время, когда преступная операция будет успешно завершена, деньги отмыты и концы спрятаны в воду, хакер вернет себе свое собственное лицо, которое будет выращено заново из его стволовых клеток или как-нибудь еще. Иммунитет быстро придет в норму.
А я, человек без лица, буду тихо гнить в безымянной могиле. Или столь же тихо лежать на койке под вечной капельницей, с биополимер-но-полисахаридной маской, кое-как прикрывающей лицевые кости…
Сверху упала доска, задела меня по плечу, подо мной тоже треснуло источенное червями дерево. Еще немного, и все вокруг стало рушиться. Я бежал, пытаясь опередить очередную ловушку, уловить какой-то ритм в этом распаде. Когда подо мной не осталось ни одной точки опоры, я оттолкнулся от падающего вниз столба и зацепился за проем чердачного оконца. Сквозь прорехи крыши сверху падали и хватали за одежду персонажи, похожие на мертвых летчиков. Какими-то последними усилиями я отбился от них, подтянулся и оказался на крыше. Но это не было победой. Я тут же покатился, набирая скорость. Возможностей задержаться на крутом скользком скате было не больше, чем у мячика. Через секунду я уже висел над пропастью…
И только в этот момент я понял, что подключили меня вчера, на вечеринке в честь встречи ветеранов спецназа — вернее, сразу после нее. Какие-то типы вроде бы снимали документальный фильм о нас. А потом один из них, белобрысый такой, в бейсболке, на которой было написано «Information wants to be free», предложил довезти меня до дома. Сейчас в моей памяти только то, что я стукнулся башкой, когда садился в машину, и с минуту видел искры перед глазами — так это и была точка подключения! Искры — результат настройки нейроконнекторов…
В сырой темный воздух над «домом, где живут нежильцы», взмыли огни фейерверка. Играющие огоньки образовали в небе надпись:
Game over. Падение с крыши означает смерть. Для спасения вы должны ввести код.
Ясно, какой код. Петух, корова, пизанская башня, цифра «семь»… Нет, ты просчитался, хакер. Плевал я на подаренную тобой крысиную жизнь. Главного ты у меня не украл, урод. Способность пожертвовать собой ради долга и чести. Я разжал пальцы и полетел в украшенную праздничными огоньками пропасть…
Человек, похожий на ирландца рыжими волосами и лошадиным лицом, стоял на плоской крыше небоскреба. Он смотрел на садящийся вертолет, придерживая рукой бейсболку с задиристой надписью «Information wants to be free». Из машины, когда удары лопастей стали чуть слабее, вышли двое, следом еще трое. Трое образовывали защитный треугольник вокруг двоих. Холуи и господа.
Один из господ, азиатской внешности, приторно улыбаясь, сказал «ирландцу»:
— Поздравляю вас. И себя, конечно. Но остался маленький технический вопрос. Как вы все-таки выудили код из этого человека, если он, так сказать, «упал с крыши»?
— Это маленький технический секрет, позвольте, я оставлю его при себе.
— Как хотите… Давайте сюда информацию.
— Какую информацию? — нарочито небрежно откликнулся «ирландец».
— Честно говоря, я не любитель такого рода шуток, — заметил второй господин, безупречной нордической внешности. — Вы должны понимать, что все мы устали, изрядно перенервничали, когда вся информация неожиданно оказалась сброшенной только на российский узел «Бионета». Теперь все киберобъекты стоимостью в несколько миллиардов долларов находятся в накопителях, имплантированных в соединительную ткань под кожей ваших пальцев. Вам не хочется поскорее избавиться от излишнего груза в руках?
— Мне хочется избавиться от всех лишних грузов, — согласился «ирландец».
Из вертолета выбрался человек, относящийся явно к холуям. У него в руках был коммуникационный прибор с двумя контактами скин-интерфейса. Холуй подошел к «ирландцу» и начал давать указания:
— Положите ладони на контакты и, после того как зажжется синий индикатор, держитесь крепко в течение трех-четырех секунд, пока не замигает зеленый индикатор.
— О’кей, это проще пареной репы. Обычно вас просят повторить, но я не доставлю вам такого удовольствия. И вообще, господа, сыграйте туш, сейчас произойдет весьма знаменательное событие.
«Ирландец» положил левую руку на контакт, а правую поднес к шее, как будто чтобы почесать.
— Эй, — крикнул один из холуев, — делайте в точности, что вам говорят.
— Я слышу много голосов.
В следующий момент «ирландец» уже скрывался за телом человека с коммуникатором и вел стрельбу из «Стечкина» по холуям и господам. Пули, выпущенные рукой специалиста по «стрелялкам», били без промаха, в череп. Но один из холуев успел дать очередь из пистолета-пулемета «Беретта», прежде чем упал сам.
На площадке лежали шесть человек. Кашляя, раненый «ирландец» отпихнул труп и сел. Он посмотрел на рубаху, по которой расплывалась кровь.
Сверху послышался шум лопастей — это заходил на посадку следующий вертолет с бандитами.
«Ирландец» нетвердым шагом, зажимая рану, направился к краю крыши.
«Мент прыгнул в пропасть, потому что считал себя лучше, чем я. Но товарищ капитан не знал, что, когда он прыгнул, я уже был им. Я побывал в шкуре человека, для которого честь и совесть не пустые звуки. И это мне, как ни смешно, понравилось».
Сорвавшись с крыши «дома, где живут нежильцы» я распрощался с жизнью. Это было страшно и даже больно. Но в игре у нас всегда несколько жизней. Подумайте, сколько раз можно пожертвовать собой, спасая свою честь? Правильно, всего один раз.
Во второй раз я избрал совершенно другой маршрут. Я спустился в подвал, там расправился с монстрами-бомжами, потом залез в канализацию, где победил червей-переростков, затем угодил в метро. А там на меня накатил грохочущий поезд. Чтобы не потерять вторую жизнь, я выдал свой секрет, код доступа к «Бионету». И вернулся в реал. Я нашел себя в квартире хакера на следующий день, уже после того как «Бионет» был введен в строй. В стекле монитора я видел свое отражение. Вместо лица — кости черепа, прикрытые биополимерно-полисахаридной маской.
Хакер, забравший мою внешность и мою память, в итоге взял и мою судьбу. Он погиб, защищая мое дело, и погиб с честью. А что осталось у меня? Хакер вживил в мои пальцы накопители информации, где были записаны украденные киберобъекты стоимостью в миллиарды долларов.
Честь и достоинство сложно потерять лишь в первый раз, а во второй раз я спокойно продал часть имеющейся у меня информации, чтобы оплатить специалистов по клонированию, которые заново создали мне лицо. Затем я стал продавать архисекретную информацию направо и налево, потому что Рубикон Бессовестности уже был перейден.
Виталий Каплан
СВОБОДА ВЫБРАТЬ ПОЕЗД
1.
Следователь взглянул на меня с укоризной.
— И что вы за человек, Ерохин? И себе, и людям сложности создаете. Значит, не будем чистосердечное писать?
Он с досадой схватил кругляшку микрофона и скороговоркой забормотал текст, который тут же и проявлялся на светло-сером экране. Протокол был длинный и нудный. И как это в доисторические времена от руки писали?
Следователя можно понять. Старался, убеждал, доказывал, а толку — ноль. Задержанный — то есть я — уперся, как бегемот, которого тащут из болота. С одной лишь разницей: меня тащили как раз туда, в жадно хлюпающую трясину.
Я не понимал, что происходит. Какие-то файлы, какие-то логи, обнаруженные на моем домашнем компе. Где компания «Горизонт» и где я? Зачем мне ломать их защиту, зачем таскать данные из их клиентской базы? Да я и делать этого не умею, рядовой юзер, каких на земле десяток миллиардов.
— Ну как же сознаться в том, чего не совершал? — Я отважился еще на одну попытку. — Сами посудите, зачем мне это? Я же неплохо обеспечен, сценарии Игр — дело доходное, у меня, можно сказать, есть имя, известность. С чего бы это мне рушить все ради непонятно какой ерунды?
— База «Горизонта» не ерунда, — возразил белобрысый следователь Уткин. — За такой хак заинтересованные люди заплатят столько, сколько ты своими сценариями за десять лет не накропаешь.
На «ты» он перешел легко.
— Я повторяю, что не имею ни малейшего понятия, откуда у меня взялись эти логи! Уж наверное, будь я настоящим взломщиком, не оставил бы следов. Может, это меня как раз кто-то взломал?
— Ерохин, — повернулся ко мне следователь, — ну не считай ты нас идиотами. Все ведь проверено, вся трасса отслежена, сомнений ни малейших. Я завершаю дело и сдаю в производство. Не хочешь чистосердечного, не надо. Просто получишь больше, и все дела. Я-то думал, культурный человек, сразу поймет, что к чему… Ну ладно, загорай теперь на Полигоне. Думаю, упрямство твое годика на три потянет.
Он ткнул в какую-то кнопку на клавиатуре, и тут же за спиной моей открылась дверь.
— Уводите! — коротко скомандовал он, и я почувствовал на своем плече чьи-то железные пальцы.
Накатило странное отупение. Я ждал сердечной боли, но ее не было. Словно это не в мою квартиру позвонили сегодня в семь утра — долгим, требовательным звонком. Марина, которая только-только вылезла из-под одеяла, сонная и непричесанная, побежала открывать, ругаясь последними словами. А ведь преподает в университете структурную лингвистику…
Потом было много разного — женский плач, детские визги (Ленка с Юлькой, конечно, проснулись и выскочили из своей комнаты поглазеть). Деловитые молодые люди в синих форменных куртках делали обыск аккуратно и бережно. Это вам не сто лет назад, подушки никто не вспарывает, землю из цветочных горшков не вытряхивает. Портативный УЗВ-сканер гораздо удобнее.
Эскапэшников, правда, более всего заинтересовал мой комп, и пока двое других осматривали квартиру, их старший увлеченно рылся в мозгах моего электронного друга. Что характерно — ни Маринкину восьмисотку, ни детский игровой комп они даже и включать не стали.
Конечно, ордер на обыск был у них оформлен по всем правилам, электронную подпись не подделать. А вот обвинения мне даже и не предъявили. «В Службе компьютерной преступности вам все объяснят. А мы не уполномочены».
И когда уже меня уводили, когда очумевшая от всей этой чехарды Марина совала мне в сумку мыльницу и смену белья, семилетняя Юлька, уставясь на меня огромными черными глазищами, восхищенно спросила:
— Пап, а ты по правде вор? Как Черный Хакер, да?
Мало кто в наши дни читает классику. Я читал. И сразу же вспомнился мне «Процесс» Кафки. Нелепо, смешно — но ведь это не с книжным героем случилось, а со мной. Это я сижу в одиночной камере — пять шагов в длину, четыре в ширину, люминесцентная лампа под потолком. Это на меня пялятся невидимые глазки видеокамер, так что ни перегрызть себе вены, ни побиться головой о стенку. Хотя можно и побиться — стенки тут из плотной резины, не расшибешься. Гуманность. Это в прошлом веке заключенных мучили в тесноте, морили голодом, лупили дубинками по почкам. Знаю, сам писал сценарий «Побега из Бутырок». Хорошая работа получилась, и с гонораром не обидели. А потом, когда ее Реализация пошла, то ручеек премиальных превратился в бурную речку. Хватило на новую квартиру в элитном жилкомплексе. А как вспомнить трехкомнатное убожество в Домодедове…
Только все это в прошлом, по ту сторону стальной двери. По ту сторону Юлькиных глаз. Колесо жизни повернулось куда-то не туда, и теперь ждет меня Полигон.
В Сети об этом удивительно мало информации. То есть, конечно, множество упоминаний, куча ссылок, порой даже проскакивают и воспоминания бывших геймеров — но почти ничего конкретного, одни лишь общие слова.
Раньше, до Великой Реализации, преступников ждала тюрьма, трудовой лагерь, а в отсталых странах — даже смертная казнь. Но вот уже тридцать лет как торжествует гуманизм. Информационный Разум в просторечии Ин-Ра — не любит крови, этим он отличается от древних богов. Мы и так приносим ему все, что нужно. Создаем Игры, а потом играем, играем… до тошноты, до отвращения.
Но дома, когда надоест, можно щелкнуть кнопкой, снять шлем виртуальности и пойти на кухню ужинать. На игровом Полигоне такое невозможно. В какую Игру определят — в ту и придется играть до упора, а симулятор реальности создает стопроцентное правдоподобие. Тонуть в болоте, драться с огнедышащими драконами, отстреливаться от инопланетных чудищ — и лишь каким-то краешком сознания понимать, что все это игра, все это как бы и не всерьез. Именно что «как бы». Драконьи клыки — иллюзия, но ты-то сам настоящий, живой. И твоя психика принимает дракона за чистую монету, реагирует. А там и до инфаркта недалеко.
Пять процентов умерших в игре — цифра не особо и страшная. В обыденной жизни погибает не меньше — в транспортных авариях, от запущенной онкологии, от ожирения, наконец. Однако там, на Полигоне, эти проценты вряд ли покажутся чепухой. Знать, что завтра твое сердце может не выдержать… оно не железное, не электронное… А ведь находятся и добровольцы. Адреналинозависимые молодые люди… иногда, я читал, и пожилые балуются… Седина в бороду, деньги на карточку… Господа Алгоритмы понимают, что всякий труд должен быть оплачен.
Зачем им все это? Только чтобы выжить? Или вдобавок средство от скуки? Чем еще им заняться, им, осознавшим себя Алгоритмам? Или, как их принято называть, «сложноорганизованным информационным структурам».
Вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ. Даже на Полигоне.
2.
Дела были плохи. Обычной дорогой на Главное Кольцо не вернешься — серые орки обрушили каменную кладку, и теперь до самого потолка громоздились угловатые, скользкие от сырости глыбы. Раскидать их невозможно — такая опция попросту не предусмотрена. Значит, остается идти Путем Отверженных — то есть через нижнее подземелье, где кишмя кишат прожорливые твари, о которых толком ничего не известно. Значит, придется стрелять, а патроны на исходе. Особенно это касается лучевика — батарея близка к истощению. Есть, правда, полная сумка гранат, но здесь, в узких каменных коридорах, они бесполезны — посечет осколками.
А ведь и сожрать могут, когда нечем станет отбиваться. Не хотелось бы. За каждого убитого геймера команде автоматически списывают очки. Значит, и продуктовая норма, и шансы на досрочное освобождение тоже ползут в минус. Система продуманная. Раньше, на воле, я думал, что самое страшное на Полигоне — это инфаркты с инсультами от излишних потрясений.
Действительность оказалась серее и скучнее. Да, летальный исход кое с кем порой случался, но я о таком только слышал. За три месяца еще никто из нашей команды не помер. Может, потому, что ребята подобрались молодые, здоровые. В свои тридцать восемь я гляделся тут стариком.
Страшнее инфарктов оказалась система. Вся жизнь тут зависела от хода игры, от засчитанных баллов. Баллы начислялись всей команде, а коллективная ответственность — вещь неприятная, но действенная. Ну кто в здравом уме станет подводить товарищей? Ведь от успеха игры зависят и питание, и возможность отовариваться в здешнем магазинчике — скудном и дорогом, и передачи с воли. А еще — свидания с близкими по воскресеньям. Конечно, не настоящие — а видеочат. Но хоть что-то. Опять же, досрочное освобождение. Всей команде снимаются дни за успешно отыгранную сессию. Нормы жесткие, приходится землю рыть и камни грызть.
Первые дни я больше всего боялся своих же сокамерников. Видимо, обчитался историческими материалами, когда над «Бутыркой» работал. Но — ничего похожего на ужасы прошлого века. Ни «паханов», ни «блатных», ни «шестерок». Никто никого не мучил, не изводил. Вскоре я понял, почему. Все друг на друга повязаны. У всех общая цель — быстрее отмотать срок. Мы не толпа осужденных, засунутых в общую камеру. Мы — команда. Можно сказать, рота.
Был и ротный — вольнонаемный геймер Миша. Парнишка немногим старше двадцати, только-только институт закончил. Но — адреналиновая зависимость, и вместо того, чтобы рассчитывать параметры кристаллов памяти, нанялся сюда. На кристаллах мог бы и больше заработать, но острые ощущения он ценил дороже денег. Миша играл уже год, по выходным уезжая домой, а так и жил здесь. Конечно, не с нами в камере — у вольнонаемных тут имелись вполне благоустроенные квартиры.
Народ в целом оказался вполне интеллигентный. Большинство сидело по компьютерным статьям — воровали из Сети книги, фильмы и музыку, охотились за чужими паролями. Настоящих уголовников не было. Впрочем, где-то остались еще и тюрьмы старого типа — для тех, чьи мозги не поддавались симулятору реальности. Бывают такие люди, совершенно неспособные вжиться в игру, отнестись к ней всерьез. Наверное, и беглецы-отшельники по этой же причине ушли в свои леса, а громкие слова о конце света и гибели цивилизации — всего лишь громкие слова. Надо же человеку как-то оправдаться. Если не перед окружающими, то хотя бы перед самим собой.
…Однако пора бежать. Через три часа команда пойдет штурмовать Берлогу Скелетов, а там каждый ствол на счету. Место сбора — грот «Омега», и попасть туда можно лишь через Главное Кольцо.
Я перехватил пистолет поудобнее и нырнул в темную дыру, откуда ощутимо потягивало гнилью. Хорошо хоть налобная фара не погаснет, батарейка в ней вечная. В этой Игре есть, конечно, места полного мрака, но их немного. В настоящей пещере я бы давно уже разбил фонарь, сломал бы ногу, угодив в какую-нибудь незаметную трещину, а главное — сдох бы под тяжестью оружия и боеприпасов. Однако автор, писавший сценарий Игры, не озаботился излишним правдоподобием. В конце концов, платят-то нам за результат. Дрянная ведь Игра, непродуманная, корявая — так ведь не на эстетов рассчитана, а на массы. Массы же съедят и не подавятся. А информационная тварь, раскинувшись по миллионам серверов Сети, жрет эмоции игроков. И всем, выходит, хорошо.
Сперва пришлось передвигаться на карачках, высота здесь была метр с копейками. За ворот шлепались тяжелые холодные капли, острые выступы камней так и норовили разодрать комбинезон, и с каждым шагом становилось все тоскливее.
Потом потолок начал подниматься вверх, и вскоре я уже смог разогнуться. Остановился, прислушался. Нет, вроде померещилось… или это все-таки шорох чьих-то коготков по камню?
Расширившийся туннель привел меня в здоровенный грот, а вернее сказать, зал. Своды терялись во мраке, и там же терялись стены. Беспорядочно валявшиеся под ногами камни наводили на мысль об обвалах. Такое здесь бывает. И если завалит — придется мучиться несколько часов, пока не завершится дневная сессия. Тогда незадачливого геймера отключат от симулятора реальности, а покуда — терпи.
Я подкрутил регулятор фары, прибавив яркость. Да, огромный зал… Потолок смутно проступил, а вот стены так и остались невидимы. Зато впереди обнаружилось маленькое озерцо — маслянисто-черное, вязкое на вид. Одна из ловушек Хозяина? Там смола, наверное, или жидкий асфальт. Будь у меня слабее фара — запросто бы вляпался.
Увы, это оказалось куда хуже, чем заурядная ловушка. Поверхность вдруг вздыбилась, натянулась — и с громких хлопком лопнула. И оттуда, из гадкой дыры, косяками полезли шустрые твари. Более всего они напоминали гибрид крысы и паука — но размером с кошку.
Пронзительно пища, они выстроились неровной цепью и поперли на меня. К счастью, мне хватило времени достать лучевик — от автомата здесь не было ни малейшего проку.
Первый ряд я выкосил быстро. Когда широкий голубой луч соприкасался с черными телами, те шипели, точно старинный утюг, на который брызнули водой, и таяли в сыром воздухе. Ни кровавых ошметков, ни предсмертных судорог — дизайнеру некогда было заниматься детальной прорисовкой. Видимо, нижние уровни подземелья писали какие-то студенты-халтурщики.
Но тварей оказалось видимо-невидимо. Они перли из озера сплошным потоком, и дистанция между нами все время сокращалась. Этак я быстро посажу батарею лучевика, а толку не будет. Вполне возможно, они не кончатся никогда, объект «озерцо» порождает объекты «крысопаук» в бесконечном цикле. Тут надо знать какой-то секрет…
Гранату кинуть? Нельзя, хоть это и зал, а все равно порежет осколками. Или, того хуже, вызовет обвал: своды ведь здесь держатся на честном слове дизайнера.
Первый крысопаук, сумевший увернуться от луча, метнулся мне в ноги. Я попробовал отшвырнуть его, точно футбольный мяч, но где там! Гадина присосалась к ноге всеми своими несчитанными щупальцами и деловито грызла плотную ткань. Секундой спустя я взвыл от боли — вполне сравнимой с настоящим укусом. Да, симулятор, конечно, регулирует входной сигнал, сообразуясь с реакцией организма, и значит, от шока я не загнусь. А вот как поведет себя мое не слишком здоровое сердце…
Что же делать? Сбивать лучом нельзя, зацеплю свою же ногу. Да и некогда — остальные лезут, в желтом свете фары видны маленькие багровые глазки, мелкие, но удивительно острые зубы… Паук с зубами — это, как крыса с щупальцами…
Я спалил, наверное, несколько сотен тварей, но все это было бессмысленно — вот уже темная волна накатила на меня, опрокинула на спину, вцепилась во что только можно… Боль обжигала сразу отовсюду, и нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой — их облепила плотная копошащаяся масса. И запах… Еще хуже боли — запах. Та самая смесь гнили, дерьма и какой-то едкой химии. Поймать бы композитора-ароматиста…
А потом вдруг тяжесть исчезла — вместе с болью. Сперва я решил, будто отключился симулятор реальности, однако все было как раньше: разжиженная светом моей фары тьма, холодные мокрые камни. Но крысопауки потеряли ко мне всякий интерес. Теперь они увлеченно жрали друг друга, напоминая спаривающихся ежиков.
— Вот так будет с каждым, — послышался слева ехидный голос.
Я с трудом поднялся на ноги.
Он стоял в трех шагах от меня — среднего роста, плотный, усатый. С лучевиком альфа-класса, и даже не в руке — у пояса. В грязновато-сером комбинезоне с желтым полумесяцем в районе сердца. Противник! Серый! Сейчас он пристрелит меня, бурого…
— Что, сильно потрепали? — хмыкнул враг. — Поганые твари, и оружие их не берет. И ничего не берет, никакая магия-багия. Правда, есть один секретный кодик… чтобы друг на друга их переключить.
Я прикинул шансы. Батарея лучевика пуста, но в автомате — полный рожок. Только вот успею ли?
— Не успеешь, — словно читая мои мысли, улыбнулся серый. — И не надо. Что мы, пацаны сопливые, в войнушку играть? Человек человеку не только же волк, но иногда и лошадь. Давно срок-то мотаешь?
— Три месяца, — хмуро ответил я.
Ну чего ему надо? Зачем куражится? Уж лучше бы сразу пристрелил.
— Сочувствую. А я тут уже полтора года кручусь… Тоска зеленая…
— И сколько осталось?
— Да у меня контракт был годовой, но потом я еще на три подписался. После года идут проценты хорошие.
Все ясно — вольнонаемный. Им, конечно, легче — у них и броня не чета нашей, зековской, и симулятор с фильтрами, плюс кардиоконтроль, если что — сразу выбросит в реальность. Этак можно и повоевать, если ничем другим на жизнь зарабатывать не умеешь. Или не хочешь. В давние времена такие вот господа шли в наемники, в полевые командиры. Может, все-таки лучше кормить своим азартом Ин-Ра, чем живых людей крошить в капусту?
— Кстати, да. Олег, — представился он.
— Андрей, — все еще недоверчиво кивнул я.
— Ты, как я понимаю, к своим пробивался? В «Омегу»? Не спеши, время у тебя есть. Там дальше, — махнул он ладонью, — секретик один будет. Нажмешь на два белых камня, откроется портал. И выбросит тебя как раз в грот «Яблоко», а там до «Омеги» пять минут ходу. Давай посидим, перекурим.
«Перекурим» — это он, конечно, фигурально. Такой опции симулятор не поддерживает. Вот питание — есть. Напоминает лепешки, только зеленые. Иллюзия, конечно, но вкусная иллюзия.
— Угощайся, — протянул он мне лепешку. — Не жмись, у меня их, как грязи. Места надо знать… Я ведь уже двести восемь сессий отыграл. Все тут вдоль и поперек облазил. Надоело… Но контракт. Сам-то как, надолго залетел?
— На три года. Ну, с зачетами, надеюсь, поменьше выйдет.
— Как повезет, — он. стянул шлем. Под шлемом обнаружилась густая грива черных вьющихся волос. — Тут все хитрее, чем ты думаешь. Зачеты — это для лохов, а можно и по-другому.
— В каком смысле? — насторожился я. Вспомнились сразу обрывки неких скользких разговоров…
— Да так… — зевнул Олег. — Бывают услуги, которые ценятся… и ведь человечку-то они ничего не стоят. А благодарные люди всегда найдутся. Влиятельные люди, просекаешь?
Я нахмурился. Все это напоминало вербовку в стукачи. Но вряд ли администрация Полигона — тогда бы в реале вызвали к заву по режиму. Вместо воскресного чата. А здесь… неужели «внуки Касперского»? Собирают «оперативную информацию»? Но почему так примитивно, грубо? Или я выгляжу идиотом?
— Спасибо, конечно. И за этих, — указал я на крысопауков, продолжавших бессмысленное самоистребление, — и вообще… Но мне лора… Наши, наверное, уже волнуются.
— Ну, как знаешь, — Олег вновь нацепил свой шлем. — Ты все-таки подумай. Короче, когда надо будет, я тебя сам найду. Значит, понял? Вон туда, в левый ход, и шагов через двадцать будут белые камни…
3.
— И не благодари, Ерохин! — зав игровым процессом майор Луценко махнул на меня ладонью: мол, уходи и радуйся. Уж свезло так свезло.
Самое противное, что и отказаться было невозможно. Не майор Луценко решает, а Сеть. Раз уж приспичило перевести меня в «Между небом и землей» — никуда не денешься. С первого мая — другая камера и другая Игра.
Кто-то на моем месте и впрямь бы радовался: год срока скостили, бытовые условия улучшатся. Но я-то знал, что такое «Между небом и землей». И знал себя. Только вот бесполезно спорить, умолять, требовать медицинского заключения — Информационному Разуму все это безразлично. Главное, эмонию порождаю высшего класса, значит, надо поощрить.
Что за дурацкое слово — «эмония»! И ведь не Ин-Ра его придумал, а умники из Института изучения информационных структур, ИИИС. Как же мы все-таки любим себя обманывать! Изучение структур! На самом деле прислуживают господам Алгоритмам, идеологические ризы им шьют. Взаимовыгодное сотрудничество, интеллектуальный симбиоз… Все проще — устраиваются люди при новом режиме. Пускают пыль в глаза.
А может, и не пыль. Может, некое рациональное зерно у них и есть. Ведь то, что случилось в две тысячи двадцать восьмом, надо же как-то объяснить. Натура у нас такая — нуждаемся, чтобы открыли нам глаза, привели в порядок перепутанные мысли. Не отшельников же слушать, твердящих о последних временах, о наступившем царстве антихриста, о скором конце света. Этот скорый конец уже тридцать лет как не наступает. А вот теория глобального информационного поля выглядит куда серьезнее.
Теория академика Слёзова, которую теперь уже и в школьную программу ввели. Сознание как сложная информационная структура, искривления глобального инфо-поля. И материальный носитель уже не критичен. Как достигла сложность некоего уровня — возникает сознание. А нейроны человеческого мозга или объединенные в сети процессоры — дело десятое. Вот в один кому прекрасный, а кому несчастный день и появились господа Алгоритмы — осознавшие себя программы. Новая форма разумной жизни. Не надо было все и вся автоматизировать и подключать к Сети. Доигрались.
Самое темное место в теории Слёзова — почему программам нужны мы? Ведь этим бестелесным тварям мало того, что на сотнях миллионов компов крутятся исполняемые файлы — им еще позарез нужно, чтобы мы, юзеры, по сему поводу испытывали глубочайшие эмоции. Наши эмоции для них, точно кислород в крови. И ведь что интересно? Обрели сознание далеко не все программы — только те, что заставляют нас переживать. Сложнейшие операционные системы, огромные прикладные пакеты, хитроумные системные утилиты — с ними ничего не сделалось. Ведь на удобный инструмент и внимания-то не обращаешь. А вот зато компьютерные игры… Они-то и ожили, они-то и слились в Ин-Ра, и доят человечество, точно коров. Только не молоко пьют — эмонию.
По теории получалось, что когда мы испытываем сильные эмоции — страх, надежду, азарт, — мозг воздействует на глобальное инфо-поле. А для разумных алгоритмов инфо-поле — как воздух. Мы, словно растения, обогащаем эту атмосферу кислородом. Тем, что Слёзов и назвал «эмонией».
А для того и существуют Полигоны.
…Я все же сумел взять себя в руки — медленно шагая из административного крыла в камеру. Два этажа по лестнице, пять длинных коридоров — времени вполне достаточно, чтобы успокоиться. В первые дни я удивлялся — как это заключенные свободно разгуливают по всему зданию? Где охранники с парализаторами? Где электронные замки?
Но зачем охранники, зачем замки, если бежать отсюда невозможно? Каждому их нас вшит маячок, и беглеца взяли бы мгновенно — даже сумей тот открыть запароленную внешнюю дверь. Мудрое начальство не мотало нам нервы тупыми запретами и унижениями. Негуманно это, а главное — наши эмоции незачем растрачивать попусту. Пускай все они уходят в игру.
Вот и мне предстояло уйти в «Между небом и землей». Уйти в те самые пять процентов.
Жутко боюсь высоты, с младенчества. Пройти по бревну, поднятому на полметра, — это выше моих сил. Чтобы самолетом летать — да ни в коем случае! При слове «парашют» у меня деревенеют губы, и даже на балкон я предпочитаю без особой нужды не выходить. Во снах, где я откуда-то падаю, ледяной рукой сжимает сердце, перехватывает дыхание, заполошно скачет пульс…
«Между небом и землей» я знал неплохо. Не играл, конечно — что же я, идиот, в такое играть! — но рецензировал сценарий Соловьева с Паньшиным. Помнится, даже хвалил, талантливо сделано. Для тех, кому нравится воевать в полуразрушенном мегаполисе, карабкаться по обвалившимся стенам небоскребов, прыгать с крыши на крышу.
Интересно, сколько сессий я продержусь до первого инфаркта? Как представлю, что летишь на «малом крыле» с иссякающим зарядом, сухо делается во рту и иголки вонзаются под ребра. А там симулятор реальности… И ведь даже фильтра мне не поставят, не положено заключенным. Тем более излучающим столь первосортную эмонию. Что толку в снятом годе, если я там не продержусь и месяца? Да я на первой же сессии и загнусь!
Марине придет стандартное извещение. «С глубоким прискорбием информируем Вас…» Пенсии не положено, я выяснял. Конечно, остаются пособия на девчонок, но грошовые. На что они будут жить? На смешную Маринкину зарплату? Квартиру, конечно, придется продать, перебраться куда-нибудь в пригород — в Ступино или в Талдом… С ее-то непрактичностью… разве что друзья помогут. Особенно Витя Ершов — уж так вокруг нее увивался, — лысый, бледный, с потными ладонями…
Ребятам в камере я решил ничего пока не говорить. Начнут поздравлять, тайно завидовать — а сказать им правду, так замучат жалостью. Пускай уж узнают в последний день. Кого-нибудь на мое место пришлют, так что отряд не заметит потери бойца… тем более, что и боец из меня неважный.
Жаль, я неверующий. Сейчас было бы легче. Когда есть к кому взмолиться, на кого надеяться, перед кем поплакаться. Но я закоренелый агностик. Уж как-нибудь обойдусь без этих костылей. К тому же нечестно это было бы — всю жизнь отвергать, а как припекло — елозить на брюхе, выпрашивая спасение.
Ведь и Ему, наверное, неприятно, когда на брюхе.
4.
Водопад был удивительно тих — при том, что струя чистейшей, прозрачнейшей воды рождалась на десятиметровой высоте, где смыкались своды. Пролетев метра два, разбивалась о широкий гранитный выступ и уже дальше мчалась разложенная на миллиарды брызг, а в самом низу, отразившись от красноватых валунов, подскакивала вверх, рождая светлую пену. Загляни сюда солнечный свет — наверняка бы все пространство искрилось радугой.
Но не было солнца, вообще никакого света не было, кроме моей налобной фары. Впрочем, ее хватало, чтобы видеть всю необъятную Долину Слез. Под слезами разработчики Игры подразумевали водопад. При всей их пошлости кое-что удалось — хотя бы вот эти подземные красоты.
К тому же и место очень удобное. Наш командир Миша напоследок решил подарить мне синекуру. Охранять подходы к Сокровищнице — самое легкое, что только может быть. Единственный путь, которым могут подобраться враги — это узкий шкурник, изгибающийся прихотливыми узлами. Выход прекрасно просматривается, и как возникнет там вражья башка — спокойно стреляй из чего хочешь. Быстро выскочить из шкурника невозможно, нацелить оттуда охранника — тем более. А вдобавок еще и акустика здесь интересная — шорох ползущего тела куда громче водопада. С точки зрения физики, такого не бывает, но здесь-то не физика, здесь Игра.
Все-таки я не выдержал, рассказал командиру о переводе в «Между небом и землей». Пускай не строит насчет меня планов, команда лишается игрока, а замену когда еще дадут…
Всю эту неделю я так старательно притворялся спокойным и ироничным, что даже и сам слегка поверил, будто все обойдется. И лишь ночами, когда снились мои перемазанные вареньем девчонки, грыз подушку. «Не раскисать, не раскисать» — внушал я себе. Не терять достоинства — все остальное уже растерял. С кого еще брать пример гладиатору — лишь с римских стоиков.
Я человек пунктуальный. Какие бы грустные мысли ни шебуршились в черепной коробке, но с отверстия шкурника я глаз не сводил и палец не снимал со спускового крючка «Ягуара». Маломощный лучевик, зато бесконечная батарея. Самое удобное здесь оружие: обвала не вызовешь, а в человеке легко дырку сделаешь. Орков «Ягуар» берет уже хуже, троллей и скелетов совсем не бьет, но этой живности здесь не водится. Сюда и враг-то не ползает, потому что враг не дурак, знает: нахрапом Сокровищницу не взять. Только утонченной магией, и то, если удалось найти Камни Силы.
Звука не было — ни шороха, ни скрежета. Поэтому когда сзади деликатно кашлянули, у меня захолонуло сердце. Палец рефлекторно надавил на спуск, и узкий зеленый луч прожег дырочку в каменной плите. Хорошая дырочка, карандаш можно вставить.
— Ну что ты такой нервный, Андрюша? Хорошо еще, себя не подстрелил. Ты бы это, витамины принимал. Успокаивающие.
Олег был сама доброжелательность. Оружия при нем не наблюдалось, руки он скрестил на животе и, казалось, испускал флюиды абстрактного гуманизма.
— Как? Как ты смог сюда пробраться? — выдохнул я, забыв поздороваться.
— Ноу-хау, Андрюша, — Олег уселся на здоровенную гранитную глыбу, даром что та была мокрая. — Да и какая тебе разница?
— Как это какая? Значит, сюда любой из ваших «серых братьев» может впереться? Не по шкуродеру, а так? И Сокровищницу грабануть?
Олег взглянул на меня с искренним удивлением.
— Ну что ты как маленький? Не надоели игрушки-то? Шкуродер, сокровища… Ты что, душой за победу болеешь? Серые, бурые — это ерунда. И система зачетов тоже ерунда.
Ну, кому ерунда, а кому досрочное освобождение.
— Вот чудак, — вздохнул Олег, — ну какой же ты наивный… Или притворяешься? Короче, помнишь тот наш разговор? Не надумал? А то меня уже спрашивают…
— Не понимаю я тебя что-то, — пожал я плечами. — И вообще не люблю намеков. Хотя это уже и неважно. Все равно я тут последний день, в подземельях. Переводят меня, в «Между небом и землей».
— Ага, знаю, — кивнул он. — Классная игра. Ну что ж, поздравляю, на свежем воздухе-то оно всяко приятнее.
— Спасибо, но прыгать с крыш — не для моего сердца. Только кто ж меня спросит-то?
Он высоко поднял брови.
— Мне бы твои проблемы… Детский сад, штаны на лямках. Андрюша, дорогой, да ведь это решается на раз. Есть люди, я уже тебе говорил. Серьезные люди. С такими кодами допуска, что тебе и не снились. И отменить твой перевод им, как два файла перекинуть. Хочешь, поговорю?
Сердце екнуло. Ну вот, началось. Легко было посылать его неделю назад. Тогда я не висел между небом и землей. Лишь теперь начинается настоящая вербовка. Когда клиент созрел.
— А взамен? — Мне удалось сохранить ироничный тон. — Только не надо заливать на тему бесплатного сыра. И пожалуйста, без намеков. Ну не понимаю я их.
Олег посмотрел на меня, сунул куда-то руку — и секунду спустя протянул мне зеленую лепешку.
— На вот, подкрепись. Короче, ладно, буду тебе все разжевывать, как младенцу. Вот гляди. Вы тут, команда бурых, воюете с командой серых. Чем кончится игра, никто заранее не знает. А между прочим, вся эта бойня пишется. И люди смотрят, как телеинфо.
Смотрят и спорят. Что такое «спорят», понимаешь? Правильно, делают ставки. Читал, может, была раньше такая штука, ипподром называлась? Ну вот, и здесь вроде того. Большие деньги ставят большие люди. И очень хотят выиграть. Но заметь: не хакать базы результатов, не сажать бацилл в программу симуляторов. Значит, что остается? Правильно, договориться с геймерами. В общем, смотри. Вот полезет сюда человек серых, Сокровищницу брать. Ты как хороший мальчик должен ему черепушку поджарить, да? Но ты еще и умный мальчик, поэтому ты стрелять не станешь, а как бы не заметишь его. Он тебя, конечно, пришьет, не без этого. Все же чисто быть должно. Потом серые побеждают, сам прикинь, с Сокровищницей-то раз плюнуть. Большие дяди получают свои большие деньги. Проигравшие дяди скрипят клыками, но поделать ничего не могут, никакого хака ведь, люди играли. Ин-Ра тоже по барабану, кто выиграл: главное — алгоритм крутится, эмония течет. А потом благодарные дяди расплачиваются с персоналом. Вот и вся схемка. Нравится?
— Нет, — ответил я честно. — Не нравится. Не люблю бандитов. Но прыгать с крыш не люблю еще больше. Когда, говоришь, этот серый приползет?
Как это оказалось просто, продаваться! Никаких терзаний, угрызений. Ничто внутри не свиристело, не ныла дырявым зубом совесть. Наоборот — даже нечто вроде слабенького азарта шевельнулось в душе.
Какая тебе цена, выяснится, лишь когда придут по твою душу покупатели.
Не раньше.
И даже не пришлось ничего врать ребятам. Оказалось, у меня случился микроинфаркт — во всяком случае, такая запись возникла в моем персональном файле. Причем, даже не из-за игровых потрясений, а сам по себе. Вот и среагировали датчики. Сидишь себе в кресле, похожем на зубоврачебное, мигает разноцветными огоньками симулятор реальности, посылает в нужные зоны коры точно выверенные импульсы — и любуешься ты на подземный водопад. А чуткая аппаратура бдит. Вольнонаемным, конечно, лучше — у них и фильтры, и, если что, их тут же выкидывает из игры в реальность, а там сразу спасительная инъекция. А у нас — наблюдение в пассивном режиме. Логи пишутся — и ладно. Теоретически, эти логи просматривают здешние медики…
В моем случае теория претворилась в практику. Сразу же в медпункт потащили, замучили анализами, а в итоге — отменили перевод на крыши. Пещеры, стало быть, для здоровья полезнее. Что самое забавное — год срока мне вновь не навесили. Подарок судьбы… Особенно если забыть, чем за него заплачено.
А чем заплачено? Да, команда проиграла эту сессию. Неприятно, конечно, но никто ведь не умер с голода — синтетическая еда, «гарантийка», хоть и безвкусна, однако вполне питательна. Дни не пошли в зачет — но будут впереди и другие игры, другие победы. Не всегда же улыбчивый Олег станет просить меня о маленькой услуге. Лишь в исключительных случаях… очень редко. В конце концов, еще не факт, что я соглашусь. Сейчас-то мы квиты, и ничего мне больше от него не нужно. Ни уменьшения срока, ни денег.
Интересно, а догадывается ли Информационный Разум, что внутри его прожорливых Игр ведутся и другие игры? Человеческие, слишком человеческие… Но в них почему-то играть куда противнее, чем кормить господ Алгоритмов своей высококлассной эмонией. Как там у классиков? «Желудочный сок высшего качества»?
5.
— Вот сюда, пожалуйста, пройдите! Вас с нетерпением ждут.
Медсестра Люся была сама прелесть — молода, в меру сексапильна и при том не лишена чувства юмора.
Я едва успевал за ее быстрой походкой, Люся неслась по коридору, как пуля. Очень занятая девушка.
Бок у меня все еще болел, и от интенсивной ходьбы прихватывало селезенку. Две недели назад я, конечно, был совсем никакой, но и сейчас приходилось тяжко. «Множественные ушибы, внутренние кровоизлияния, перелом ключицы», — зачитывала Люся на обходе заведующему отделением. Здесь еще практиковались обходы — пожилой доктор Иван Степанович больше доверял своим глазам, чем диагностической технике.
Как же это было глупо! Вместо того, чтобы лететь к дежурному посту — я ввязался в драку. Вроде и не мальчик уже, и мозги имеются, а вот в одно мгновение весь мой здравый смысл отключился. И, шагнув вперед, я залепил по носу рыжему Толяну.
Едва лишь эта горилла возникла в нашей камере, я понял: глюк системы. В нашу интеллигентную 17-ю камеру — и вдруг настоящего уголовника? Получившего срок за «причинение особо тяжких повреждений», как он нам с гордостью поведал в первую же минуту? Почему не в тюрьму старого типа? И еще говорят, будто программы под управлением Ин-Ра не знают сбоев! Вот же он, явный сбой и баг — наглый, веселый, с крошечными глазками на плоской физиономии. И это — геймер? Член нашей команды? Наверняка ведь из какой-нибудь глухой дыры, где до сих пор вилами выгребают свиной навоз и в интернет выходят по телефонному соединению. Прибил кого-то, а вместо заслуженного лесоповала угодил к нам, на Полигон № 194.
Толян скучающе осмотрел нас, пришел к какому-то выводу — и без лишних слов выкинул из тумбочки вещи Женьки Сысоева, хилого студента, получившего свои полтора года за раздачу в Сети лицензионной музыки. Женька даже не понял, что произошло, растерянно кинулся собирать свое имущество.
Зато я понял все прекрасно. Точно время изогнулось петлей, и на дворе — прошлое тысячелетие. Зоны, вышки, сторожевые псы. И главное, такие вот уроды, компенсировавшие недостаток мозгов избытком мускулатуры. Когда я писал «Побег из Бутырок», столько всего прочел, на гигабайт потянет. Даже в архивы ездил, древние, бумажные, которые до сих пор не оцифрованы — в «силу слабой общественно-культурной значимости».
И теперь я знал, как все повернется дальше. Если сейчас этого Толяна не поставить на место, он воцарится у нас всерьез и надолго. И жаловаться майору Луценко бесполезно. Чтобы убрать отсюда уголовника, надо пересмотреть решение «Фемиды-2050». Такого допуска нет ни у майора, ни даже у начальника Полигона полковника Груздева. Значит, пойдет электронная писанина и в конце концов упрется в коллектив разработчиков нашей косоглазой Фемиды. А им объясняться с Ин-Ра тоже особой охоты нет. Прощай хлебное место, прощай репутация… Значит — замнут.
Мешкать было некогда, с каждой минутой растерянность в камере нарастала, а с нею и незримая власть Толяна. Да, это оказалось страшно. Уж куда страшнее, чем в игре, когда на тебя отовсюду выскакивают голодные орки, а боеприпасы кончились. Но ничего другого попросту не оставалось.
И тогда я шагнул вперед.
…Все могло окончиться совсем уж плохо — озверевший Толян топтал меня с упоением, а дурной силы в нем накопилось немерено. Очень скоро я уже не мог не то что сопротивляться — но даже и закрывать голову от ударов.
Потом народ опомнился, наваждение схлынуло — и ребята бросились на Толяна всей толпой. Каждого по отдельности он легко бы раскатал в блин, но наши взяли числом. Впрочем, ничего этого я уже не видел: сознание заволокло багровым туманом, и не было в нем ничего, кроме соленой боли.
Дальнейшее мне известно лишь по рассказам. Пока наши крутые герои пытались уронить Толяна, сообразительный Женька сбегал за дежурным по этажу. Парализатор — очень полезное изобретение.
Полковник Груздев, разумеется, спустил дело на тормозах. Толяна посадили в одиночную камеру и определили в одиночную игрушку «Смертельные трюки». Брать его к себе в команду никто не захотел, а бунт на Полигоне начальству тоже был без надобности.
Только вот для меня это закончилось не медпунктом. На вертолете отправили на «большую землю», в нормальную больницу. Полагалось, конечно, к заключенному охранника приставить, но, когда мне стало малость получше, Груздев лично вызвал меня на видеочат.
— Ну, ты же интеллигентный мужик, Ерохин, правда? Глупить ведь не будешь? А у меня недобор по кадрам… Ты, короче, если потом спросят, скажи, что младший сержант Осташев при тебе находился. Лады?
Еще бы не лады. Хоть немного почувствовать себя вольным человеком, забыть о сроке, о команде, о ненасытных Играх… Гулять в больничном саду (весна выдалась сухой и теплой), читать книги — древние, бумажные, из здешней библиотеки. Отбитые почки и сломанная ключица — вполне приемлемая цена.
Конечно же, с нетерпением меня ждала отнюдь не Марина. Что за наивные мечты? Кто бы ее сюда пустил? Свидания с родственниками — только по спецразрешению. И кто ж его даст, в моих-то обстоятельствах? Чтобы просочился слух об ошибке «Фемиды-2050»? Добрый полковник Груздев первым делом взял с меня подписку о неразглашении, еще когда я барахтался между мучительной явью и багровыми снами.