Она сварила кофе — ему и себе, еще раз прочитала последнюю главу буклета. Последние дни Отто Ретзака; его арест, суд и казнь — все это заняло три недели. Добрые старые дни.

Ретзак поднялся к виселице с вызывающим видом. Заявил, что ненавидит Бога, человечество и «все то, что вы, безмозглые бараны, почитаете за святыню. Дайте мне шанс уйти, и я размозжу каждого из вас, проглочу ваши внутренности, устрою себе пиршество с кровью и студнем».

— Интересно, сколько у нас медсестер итальянского происхождения, — сказала Петра.

— Если Добблер действительно повторяет все до мелочей, — сказал Айзек, — то мы должны искать среди медсестер, ухаживающих за пациентами с заболеваниями органов дыхания.

— Это сузит поиски. Впрочем, это не столь важно. Чтобы предотвратить преступление, мы должны следить за Добблером, начиная с завтрашнего утра. Он не должен подобраться к седьмой жертве.

— Вы только скажите, что мне следует делать.

Он так и подался вперед. Похоже, что всерьез отнесся к местоимению «мы». «О господи!»

— Под словом «мы» я имела в виду сотрудников полиции. Я не имею права вовлечь вас в это дело, Айзек.

Лицо его вытянулось, хотя он тут же попытался скрыть разочарование и кивнул.

— Да, конечно. Я понимаю. Активного участия я принимать не буду. Просто постою в сторонке и посмотрю. Если понадобятся лишние руки или потребуется чем-то помочь, я всегда к вашим услугам.

Петра покачала головой.

— Извините. Вы, разумеется, настоящий герой этого расследования. Без вас ничего бы не случилось. Но привлечение гражданского населения в столь рискованных операциях строго запрещается. Особенно сейчас. Неприятностей мне хватает и без вас.

— Это полный абсурд, — сказал он неожиданно очень твердо. — Я имею в виду ваше отстранение. Селден поубивал столько подростков, а участок беспокоится о соблюдении дурацких процедурных правил.

— Участок — полувоенная организация, и я вынуждена подчиняться.

Петра надела маску спокойного и мудрого ментора, хотя голова шла кругом. Кого же я имела в виду под местоимением «мы»?

Это должны быть она и Эрик. Простите, преподобный Боб и Мэри, сейчас ваш сын нужен мне больше, чем вам.

Эрик станет главным козырем. В слежке ему нет равных: он обладает терпением и хладнокровием. А что, если в доме Добблера есть еще один выход? Или этот подлец изберет сложный маршрут и они завязнут в транспортном потоке?

Потерять его ни в коем случае нельзя. Этого никак не должно случиться.

Три человека лучше, чем два. Три профессионала…

Она посмотрела на Айзека. Удручен, но пытается это скрыть. Может ли она рискнуть? Особенно сейчас, когда сам он находится на подозрении у отряда по борьбе с организованной преступностью.

Может, ей следует прояснить этот вопрос?

Нет, плохая идея.

А почему бы и нет?

— Как поживает Флако Джарамилло? — спросила она. Он побелел. Едва не свалился с дивана.

Прошло несколько мгновений.

— Почему вы спрашиваете?

— Вы мне не ответили, Айзек.

— Что я должен ответить?

— О своих отношениях с Флако Джарамилло.

Он постарался выглядеть спокойно, но лицо его приобрело жесткое выражение. Хищное, слегка испуганное. Руки сжались в кулаки, на предплечьях вздулись вены. Крепкие руки и мускулы приличные. Петра впервые обратила на это внимание. Мощный мозг Айзека заставил ее забыть о том, что он здоровый молодой человек в расцвете лет.

Она затронула что-то, что взволновало его физически. Интересно, как много он от нее скрывает.

— Вот, значит, как, — сказал он.

— Это вы о чем?

— О том, что кто-то из полиции расспрашивал обо мне в кампусе. Детектив по имени Люсидо.

— Бобби Люсидо. Он и его партнер разговаривали со мной несколько дней назад.

Глаза Айзека гневно сверкнули.

— А вы мне об этом не сообщили.

— Я никак не могла этого сделать, дружок. Потому что не знала, что у вас за дела. До сих пор не знаю.

— Идиоты, — пробормотал Айзек. И невесело, дробно рассмеялся.

— Это я не о вас. Но вы работаете с кучкой очень глупых людей.

— Не все же могут быть гениями.

— Я не в этом смысле.

Он потер переносицу, и на ней выступило розовое пятно.

— У них есть фотографии, Айзек. У него напряглись плечи.

— И что там?

«Ну вот, придется все выложить».

— На фотографии вы и мелкий наркоторговец. Сидите в каком-то низкопробном баре.

Петра сложила на груди руки. Он попытался расслабиться.

Тело повиновалось, но глаза бегали, словно у подозреваемого. Юноша раскрыл дело, а она лезла к нему со своими подозрениями. Неужели жизнь должна быть такой суровой?

— Я понимаю, что это может привести к ложному впечатлению.

— Не надо меня обманывать, — сказала Петра.

Он заморгал. Теперь перед ней был не крутой парень, а напуганный подросток. Какой же из них настоящий?

— Я вас не обманываю, — настаивал он. — В наших отношениях нет ничего страшного. Мы с Флако знаем друг друга с детства. В средней школе я помогал ему с учебой. Это было еще до Бертона. Время от времени встречались друг с другом на улице. Я знаю, что у него были неприятности, но к этому я не имею никакого отношения. Несколько дней назад он позвонил мне и попросил встретиться. Помочь ему в одном семейном вопросе.

— Что это за семейный вопрос?

— Его мать больна. Рак. Она на нелегальном положении, поэтому не может рассчитывать на лечение. Он думал, что я смогу помочь ей получить бесплатную медицинскую помощь. Я встретился с ним, потому что в детстве он всегда обращался ко мне в трудную минуту. Я объяснил, что не имею отношения к этой системе. Он не хотел ничего слышать, настаивал. Я пообещал разобраться. Приехав в кампус, сделал несколько звонков. Ничего не вышло. Так ему и сказал. Вот и все.

— Все?

— Да, черт возьми.

— Может, вы курьер: занимаетесь доставкой наркотиков? Он широко раскрыл глаза?

— Вы серьезно? Петра не ответила.

— Клянусь, Петра, клянусь. Я никогда не имел дела с наркотиками. Никогда. Да у меня и возможности-то такой не было. Флако — психопат и обманщик, но мы с ним не общаемся. Дело шло об услуге, и все. Просто безумие — подозревать меня в этом. Жаль, что вы раньше мне не сказали: я бы тогда все прояснил.

— Больная мать, — сказала она.

— Да.

— Это легко можно проверить.

— Проверяйте.

Темные глаза встретили ее взгляд. В них было спокойствие и усталость.

— У полиции вызвал подозрение ваш кейс. Флако мог пойти в бар с целью передать вам что-то под столом.

Он рассмеялся.

— Кейс. Вы когда-нибудь видели меня без кейса? Хотите проверить?

Он поднял кейс и протянул его ей. «Молись, Айзек».

— Все в порядке, — сказала она.

— Я никогда не торговал наркотой, и я уж точно не наркоман. Господи, Петра, можете представить, что произойдет с моей медицинской карьерой, если меня поймают за такими делами?

Он нахмурился.

— И что еще может случиться, если ваши коллеги-идиоты вздумают предъявить мне обвинение?

Он закусил губу.

— Может, мне пора обратиться к адвокату?

— Делайте то, что считаете нужным. Но я не думаю, что огласка может вам помочь.

— Верно, — покачал головой Айзек. — Какая путаница.

— Если ничего не произошло, проблем не будет.

— Как я докажу обратное? — спросил он.

— Пройдите через полиграф, если до этого дойдет дело. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. Для вашего же блага нужно, чтобы на работе мне не предъявляли новых претензий. Вы мне все рассказали?

— А ваше отстранение произошло не по моей вине?

— Нет, я это заслужила сама.

Она встала, налила себе еще кофе, предложил Айзеку.

— Нет, спасибо.

— Нет ли новых озарений в связи с Добблером? Он помотал головой.

— Я отвезу вас домой, — предложила Петра.

— Я могу поехать на автобусе.

— Нет, — возразила Петра. — Не в такой поздний час. Кстати, о синяке. Что произошло на самом деле?

— Мы с братом немного поцапались, — сказал он. — Ничего серьезного. Вы знаете, как это бывает у родственников.

— По-моему, вы оба вышли из драчливого возраста.

— Исайя — хороший парень, но жизнь обошлась с ним сурово. Он работает, как вол, а спит мало.

— Когда я в прошлый раз вам звонила, то разбудила его. Бедный парнишка.

Айзек улыбнулся.

— Он мне говорил. Встал, взял кейс.

— Хорошо, — сказала Петра. — Я рада, что мы прояснили ситуацию.

— Я тоже рад.

Они вышли из дома в теплый июньский вечер. До запланированного убийства осталось двадцать пять часов.

— Я совершенно искренно сказала вам, Айзек, что вы герой.

— С другой стороны, если бы я не заметил повторяющийся мотив, то вы бы сейчас ни о чем не беспокоились.

— Да, невежество может быть благом, — сказала она. — Но я предпочитаю знание.

ГЛАВА 47

Четверг, 27 июня, 14:30. Предприятие по производству пластмасс. Уэстридж-Хиллз, Уэстлейк-Виллидж



Предприятие по производству пластмасс размещалось в двух милях от автотрассы. Массивную белую коробку без окон окружала неохраняемая стоянка. Заасфальтированная площадка занята была лишь наполовину. Между легковушками, грузовиками и фургонами зияли большие пустоты. С первых нескольких рядов по диагонали хорошо были видны небольшие кирпичные строения.

Кирпич песочного цвета. Зеркальные окна, черные буквы над зеркальной входной дверью. «Тихоокеанская динамика».

Место работы Курта Добблера было не таким приветливым, как соседнее здание. Его окружала чугунная ограда. Над входом навис шлагбаум. Под ним можно было пройти, но не проехать. Стоянки перед зданием не было. Подъездная дорожка змеей уходила вниз, к левому крылу строения, и, продолжаясь, выскакивала с западной стороны. Стоило его «инфинити» сделать поворот, как машина тут же пропала из виду. Черт!

Петра начала подумывать о служебном входе в здание, когда в начале дорожки показалась высокая, угловатая фигура Добблера. Длинные, худые ноги двигались медленно, осторожно. На нем была бледно-зеленая рубашка с короткими рукавами, коричневые слаксы, белые кроссовки. В одной руке сумка с логотипом кафе «Данкин Донатс», в другой — атташе-кейс. Очки в черной оправе, разболтанные неуклюжие суставы… этот человек был ходячей рекламой канала «Тупица».

Однако в этом тупице ничего смешного не было. Петра смотрела, как Добблер дошел до здания «Тихоокеанской динамики» и исчез за дверью.

Это было в девять тридцать утра. Миновало пять часов, за которые ничего не произошло. Петра и Эрик находились в противоположных концах стоянки, пили кофе, жевали приготовленные загодя бутерброды. Переговаривались по мобильнику.

Лучше, конечно, было бы иметь двустороннюю полицейскую рацию.

Лучше бы иметь санкционированное разрешение на открытие дела Курта Добблера.

Жаркий день. Воздух провонял какой-то химией. Небо, несмотря на жару, подернуто серой пеленой. Вчера, за несколько минут до полуночи, Петра позвонила Эрику в родительский дом, но сначала доставила домой Айзека. Парень был расстроен тем, что его отстранили от засады, однако обиду перенес с достоинством. Как только с делом будет покончено, она постарается уладить неприятности, связанные с Флако Джарамилло.

Сначала Эрик не брал трубку, и она было подумала, что он уже спит. По природе он был совой, но преподобный Боб и миссис Шталь ложились рано, так что, возможно, он шел им навстречу.

Спал он в комнате, которую выделили ему еще в детстве, в скромном домике на ранчо Камарилло. Там по-прежнему висели вымпелы, постер, спортивные награды. Все это бережно сохранили родители. Военные медали, которые он чуть не выбросил, разложены были матерью на пробковой доске.

Когда она уже хотела повесить трубку, он сказал:

— Привет.

— Я тебя разбудила?

— Нет, я на ногах.

— Извини, что отрываю, но 28 июня, кажется, состоится. Она рассказала ему об Отто Ретзаке и о Добблере, вздумавшем воплотить в жизнь убийства столетней давности.

— Когда ты меня ждешь? — спросил он.



На следующий день они встретились в 6:45 в закусочной на бульваре Реседа, в миле от Вентуры. Это место было в пяти минутах езды от дома Добблера на Росита-авеню.

Очевидно, что Эрик, не знакомый преступнику, должен был находиться на переднем плане. Он поехал на своем джипе в северном направлении, сделал разворот на 180 градусов и остановился в тени деревьев. За рулем сидел низко, к тому же и окна его автомобиля были тонированы темнее, чем полагалось по дорожным правилам.

В квартале стояла тишина. Трусцой пробежала группа поклонниц здорового образа жизни. Мужчины в строгих деловых костюмах вышли из седанов последних моделей, отправились на работу. Черный джип Эрика не бросался в глаза — прекрасный выбор для такого района. Если кто-либо спросит, у Эрика имелось наготове несколько историй. В крайнем случае, покажет полицейское удостоверение.

Этого не потребовалось.

Петра остановилась в южном конце Вентуры, возле тротуара. Приготовилась следовать за Добблером. Он мог направиться в сторону побережья, к сто первой автостраде, или же повернуть в любую сторону на бульвар. Левый поворот был более вероятен: до «Тихоокеанской динамики» в западном направлении шестнадцать миль.

Эрик позвонил в восемь пятнадцать.

— Добблер с дочерью садятся в «инфинити»… Едут на восток. Если ее школа не в горах, он скоро проедет мимо тебя. Быстро посмотрю что там, позади дома, и нагоню тебя.

Спустя несколько минут седан Добблера цвета шампанского проехал на зеленый свет на бульваре Вентура. Петра пропустила перед собой две машины и последовала за ним. Добблер продолжал ехать в северном направлении. Возле Риверсайд повернул налево, проехал четыре квартала, свернул направо. Еще три квартала, и «инфинити» влился в поток автомобилей, едущих к частной школе с громким названием «Общеобразовательная подготовительная академия Западной долины». Нанятый школой полицейский управлял медленно двигавшейся моторизованной колонной. Эрика не видно. Она позвонит и даст знать, где находится. Но только начала набирать код, как заметила черный джип в зеркале заднего вида. Может, чей-то еще? Нет, те самые затемненные окна и пыльная решетка. Эрик проехал мимо нее, словно незнакомый, обогнул очередь и исчез из виду.

Петра припарковалась и сидела, не спуская глаз с Добблера. «Инфинити» выделялся из общего ряда: единственный седан в параде огромных четырехколесных «бегемотов». В них сидели холеные мамаши со свежими прическами. Они выпускали из машин откормленных детей в школьной форме, а сами тем временем болтали по мобильным телефонам. У всех учеников были белые рубашки, у мальчиков оливковые брюки, у девочек — оливковые плиссированные юбки.

Мимо проехала рыжеватая блондинка в голубом «вольво» с откидывающимся верхом. Эмили Пастерн была за рулем, на заднем сидении — несколько детей.

Полицейский-распорядитель взмахнул рукой, и Добблер двинулся вперед.

Подготовительная академия Западной Долины, несмотря на громкое имя, была небольшим заведением. В центре небольшой газон, самое здание за высокой металлической оградой. Дети сутулились под огромными ранцами. Все они были белыми, причем преобладали блондины. «Инфинити» подъехал к воротам, и из машины вышла Катя Добблер, высокая для своего возраста. Прямые темные волосы стянуты в хвост. Она вошла в школьные ворота, не сказав ни слова и не оглянувшись на отца.

Печальный ребенок. Скоро она станет еще печальнее.

Добблер выехал на улицу. Секундой позже позвонил Эрик.

— Я заехал в тупик. Сейчас вернусь.

— Я поеду за ним, — сказала Петра.

Эмили Пастерн выгрузила свое потомство и вышла поболтать с другой мамашей. Петра приготовилась следовать за Добблером. Она увидела подлеца. Он ехал, не обращая ни на кого внимания. Сидел, выпрямив спину, смотрел перед собой. Очки, острый подбородок. Непроницаемое лицо.

На руле обе руки. Поза настоящего водителя.

Законопослушный гражданин.



Снова на бульваре Реседа. Поток пригородных водителей двинулся по бульвару Вентура, но Эрик сумел выехать вперед, и, когда Добблер свернул в западном направлении, джип держался за ним, пропустив вперед три машины.

Обе машины ехали в правом ряду. Из центрального ряда, на расстоянии пяти автомобилей, Петра смотрела, как Эрик твердо выдерживал позицию, при этом машина его не бросалась в глаза, казалась почти невидимкой. Стиль езды у него был плавный, без усилий — настоящий балет, при этом он не терял из виду свою добычу. Ее мужчина обладал грацией.

Ее мужчина.

Она рассмеялась, но собственный смех ей не понравился. Поэтому сказала самой себе:

— Да заткнись ты.



Добблер ехал к Уэстлейк-Виллидж не торопясь, все в том же правом ряду. Останавливался на желтый сигнал светофора, позволял обгонять себя другим автомобилистам, пропускал пешеходов.

Никакого нарушения правил и связанного с этим разбирательства. На сегодняшнюю ночь у него большие планы.

За полмили до работы Добблер остановился у «Данкин Донате», вышел с пакетом.

Фаст-фуд на завтрак? Кто бы мог подумать?

К автомобилю подошел все с тем же бесстрастным, словно у робота, лицом.

Быстро оглянулся по сторонам, сел в «инфинити» и так же медленно и осторожно поехал по залитой солнцем Долине.



Пять часов восемнадцать минут страшной скуки. За все это время два перерыва.

В десять сорок Эрик поднырнул под шлагбаум стоянки и пошел по западной подъездной дорожке по следам «инфинити». Его не было десять минут.

Появившись возле окошка Петры, сказал:

— Погрузочная платформа заперта с наружной стороны, и, судя по всему, ею не пользуются. Стоянка наземная, нижний этаж закрытый, верхний открыт. Добблер припарковался наверху. Если он выедет, то вернется тем же путем, что и заехал.

— А если пойдет пешком?

— Сзади стена высотой в пятнадцать с половиной футов. С другой стороны что-то вроде склада. Если он не скалолаз, альтернативы нет. Мы обязательно увидим, когда он поедет.

В 11:50 Петра выехала в поисках столь необходимой ей дамской комнаты. Проехала приличное расстояние, прежде чем нашла то, что нужно. Купила чипсы для поддержки сил — себе и Эрику. Бегом пробежала к джипу и протянула ему пакет.

Спустя несколько минут, после того как она снова уселась в машину, из «Тихоокеанской динамики» вышли люди, она насчитала тридцать три человека. Они выходили группами, оживленно беседуя. Садились в машины, отъезжали. Двадцать пять мужчин, по большей части без пиджаков, как Добблер. Восемь женщин, тоже налегке.

Время ланча. А их человека нет.

— Возможно, ест донатсы, — сказала Петра. — Заправляется для большой ночной работы.

Голос Эрика звучал в трубке негромко:

— Перекусывание за рабочим столом изобличает человека с навязчивыми идеями.

Такую характеристику можно было дать Эрику. Да и ей самой.

Она посмотрела на припаркованный джип.

— Странно разговаривать с тобой вот так, на расстоянии. Может, займемся телефонным сексом?

— Согласен, — сказал он, — но только как прелюдией к настоящему сексу.



К 15:20 Добблер все еще не появился. Чтобы увериться, что они ничего не пропустили, Эрик набрал его рабочий номер. Добблер взял трубку, и Эрик сказал:

— Мистер Добблер? -Да.

— Это Дуэйн Хикхэм из «Нью-Джерси лайф». Вы не задумывались над нашими…

Короткие гудки.

— Дружелюбный господин, — прокомментировала Петра. Эрик не ответил.



В 15:53 проквакал ее телефон. К тому времени она отсидела себе все что можно, от голода разболелась голова, мочевой пузырь готов был взорваться. Пейзаж в окошке казался ей надоевшим полотном бездарного художника. Что Эрик хочет сказать?

Нажала на кнопку «разговор».

— В чем дело? Радостный голос сказал:

— Детектив Коннор? Тевтонский акцент.

— Старший инспектор Бандорффер?

— Да, это Клаус. Я подумал, что сейчас хорошее время, чтобы соединиться с вами.

— Да, сэр. Что случилось?

— Случилось то, что я напал на кое-что интересное в наших отчетах. Это не серийное убийство, да и вообще не убийство. Нападение. Но оно произошло 28 июня, и его детали вызывают интерес.

— В каком году это случилось? — спросила Петра.

— В 1979. Молодая женщина по имени Гудрун Вигланд, кондитер в одной из наших лучших пекарен. По дороге домой подверглась нападению. Она украшала свадебный торт и ушла с работы незадолго до полуночи. В двух кварталах от дома кто-то схватил ее за шею, опрокинул на землю животом вниз и стал пинать ногами по ребрам. Затем она ощутила страшную боль в затылке. Нападавший был позади нее, и она его так и не увидела. Полученные ею ранения были серьезными: три сломанных ребра, повреждение внутренних органов и разбитый череп. Женщина находилась без сознания два дня, а, когда пришла в себя, не смогла рассказать полиции ничего полезного. Сегодня я нанес ей визит. Сейчас это напуганная немолодая женщина. Живет вместе со старой матерью, получает пособие. Из дома выходит редко.

— Бедняжка.

— У фройляйн Вигланд была репутация разбитной девушки, и наши полицейские подозревали в случившемся бывшего любовника, пекаря, любителя выпить. Они часто публично выясняли отношения. Но мужчина смог доказать свое алиби, и преступление так и не было раскрыто. Я выяснил, что ваш мистер Добблер и его семья в то время жили в наших краях.

— Сколько ударов было нанесено по голове? — спросила Петра.

— Один, — ответил Бандорффер.

— Наш преступник наносит своим жертвам многократные

удары, — сказала Петра.

— Возможно, запаниковал, будучи юным и неопытным. Разумеется, если это ваш парень.

Двадцать четыре года назад Курту Добблеру было восемнадцать.

Маньяк из книги Теллера начинал, будучи подростком, в тот момент что-то повернулось в его голове.

Быть может, гормоны? Сексуальное смятение?

Повреждение какого-то нерва? Да бог знает что еще.

Замышлял, планировал, но оказался неспособен совершить свое первое убийство. Переживал из-за неудачи и через восемнадцать лет решил вернуться и исправить ошибку?

А может, все наоборот?

«Другие города, другие июни». От этой мысли Петре стало тошно. В любом случае, измена Марты стала для него катализатором.

Спасибо, инспектор, — сказала она.

— Мне было приятно вам помочь. Пожалуйста, дайте мне знать, если придете к решению.

Бандорффер повесил трубку.

«Айзек снова оказался прав», — подумала Петра.

ГЛАВА 48

Четверг, 27 июня, 20:45. Мотель «Каса Фигероа». Бульвар Джефферсона



— Это было восхитительно, — сказала Клара.

Она опустила простыню до талии, погладила белую, мягкую, веснушчатую грудь, ущипнула розовый сосок и с удовлетворением увидела, что он набух. Протянула руку к обшарпанной тумбочке, взяла бокал с вином, отпила глоток.

Пятнадцать долларов за бутылку шардоне — она настояла, что заплатит за нее сама.

Айзек лежал рядом на спине, смотрел в потолок. Разглядывал коричневое пятно, оставшееся от протекшего кондиционера. Коричневая клякса, похожая на…

— Правда? — спросила Клара, обмакнула палец в вино и провела им по его верхней губе. — Тебе понравилось?

Он кивнул. В этой позе казалось, что он кивает потолку. Она наклонилась над ним, куснула за мочку уха.

— Несколько минут назад ты проявлял больший энтузиазм, мой милый. Гораздо больший. Я бы сказала, вулканический.

Айзек улыбнулся. Он понял, на что похоже коричневое пятно. На двух медведей — большого и маленького. Они мерились силами. Или танцевали. Что это может сказать о его подсознании?

— Мой персональный Везувий, — сказала Клара и опустилась на него. — Готов к следующему извержению?

У Айзека все ныло, но Клара проявила максимум изобретатльности, и второй заход завершился весьма достойно. Затем она сказала: «Пора в душ» и отправилась в крошечную ванную мотеля, похваляясь своим полным телом, ничуть не беспокоясь ни о складках на талии, ни об обвислой груди, ни о целлюлите. За это она нравилась ему еще больше, и, когда она крикнула: «Заходи», он послушался. Под струей воды она притянула его к себе, впилась в губы, и он ничего не имел против этого.

Душевая кабина была сделана из фибергласа, как и у него дома, но не такая чистая. Клара с энтузиазмом его намылила, положила его руки на свое тело, откинула голову и захохотала.

— Представь себе, что это водопад, — сказала он. — Что-то экзотическое, специально для нас.



Она вымыла свою голову шампунем из бутылочки, которую захватила с собой, сполоснула, выжала рыжие волосы и завернула их в полотенце. Вернулись на огромную кровать с феном-массажером, прикрученным к подголовнику и работавшим, когда в его щель опускали монеты.

Айзек удивился, что ему понравилась такая безвкусица.

Он не знал, как произошел этот переход, как он превратился в кого-то другого. В человека, которого воображал, когда занимался с ней любовью.

Крутой латиноамериканский жеребец, подчинявший себе охочую до секса женщину с пламенными волосами, занимавшийся этим в тесной комнатушке, где в занавесках зияли дыры — следы от непотушенных сигарет, а от потертого тонкого ковра поднимался запах греха, пива и растворимого кофе.

«Каса Фигероа». Два этажа грязных известковых стен под хлипкой крышей. Тридцать две комнаты, окна которых смотрели на плавательный бассейн в форме почки. В каждый номер вел отдельный ход. Клара расплатилась карточкой «Дискавери», взяла у клерка ключ и, покачивая бедрами, повела Айзека по ступеням.

Ни малейшего стыда. Ему от этого стало легче. И все же, если бы мама или кто-нибудь из церкви видел его сейчас…

Она все запланировала заранее. Наняла женщину посидеть с больной дочерью, купила вина и презервативы, сняла номер с вибрирующей кроватью.

— Десерт, милый? Они тут же его съели.

— Полнит, — сказала Клара, слизывая с губ шоколад. — Но вкусно, хоть и с антиоксидантами. Разве мы не заслужили удовольствие, раскрыв такое трудное дело?

В шесть часов вечера она нашла его на привычном месте погрузившимся в цифры и старающимся не думать, что в это время делает Петра. Подошла к нему, взяла его руку и сунула себе под платье.

Трусиков на ней не было.

У Айзека вспыхнуло лицо. Она поняла, что он заводится, и улыбнулась.

— Собирай свои вещи, сэр, мы уходим.

Они двадцать минут смотрели противное шоу, пока Клара причесывала волосы. Во время рекламы она сказала:

— Пора домой, милый. Домашние обязанности и все такое. Мы сделаем это еще раз.

Она высунула язык, сладкий от шоколада.

— Скорее раньше, чем позже.

Когда Айзек повел ее к автомобилю, она сказала:

— Это действительно была фантастика. За день мы раскрыли все убийства. Только подумай, Айзек. Люди вроде нас — книжные люди — оказались настоящими детективами.

— Вы настоящий сыщик, Клара. Она легонько хлопнула его по плечу.

— Ну конечно же, нет! Я была лишь орудием твоего интеллекта.

Они подошли к ее машине, и она положила голову ему на плечо. Чувствуя, что ей требуется похвала, он сказал:

— Клара, без вас я ничего бы не сделал.

Она прижалась к нему в темном и тесном помещении стоянки. Наконец отстранилась и открыла машину.

— Я снова ее перечитала, — сказала она. — Ужасная книжонка.

Она содрогнулась.

— Как может человек быть таким чудовищем? Айзек пожал плечами.

— Я действительно не понимаю, — сказала она. — Как ты объяснишь такое явление?

— Ретзак решил, что его оскорбили.

— А кого не оскорбляли? Но люди ведь так не поступали.

— Верно.

Она взяла его за руку, поиграла его пальцами.

— Я знаю, тебе нужно быть осторожным, и все такое, но тот человек, которого полиция взяла на подозрение, тоже был оскорблен? Я спрашиваю, потому что напрашиваются параллели, верно? Между его преступлениями и убийствами Ретзака. Иначе — зачем имитировать Ретзака, а не поступать по-своему?

— Не знаю, — сказал Айзек. — Мне мало что о нем известно.

— Ладно, одну вещь мы знаем. Он — воплощение зла. А ты сделал великое дело, чтобы убрать его с наших улиц.

— Это сделает полиция.

— Надеюсь, им хватит компетенции, — сказала она. — Потому что — скажу тебе правду — я не слишком им верю. Однажды, много лет назад, в моем районе произошло ограбление. Пострадала моя соседка, одинокая женщина, и, кроме отчетов, полиция ничего не сделала.

— Детектив, который расследует это дело, — настоящий профи, — сказал Айзек.

Кажется, он выступил в роли защитника.

— Надеюсь, что он и в самом деле профессионал. Во всяком случае, когда ты сможешь рассказать мне больше, пожалуйста, сделай это. Все это меня очень занимает. По специальности я историк, но меня всегда занимала психология. Интересно, что преображает людей. Это великая загадка, согласен?

Она притронулась к его щеке.

— Когда-нибудь ты станешь врачом. Не психиатром, но — кто знает: может быть, ты приблизишься к разрешению этой загадки.

— В данный момент я довольствовался бы завершением своей диссертации.

— Завершишь. У тебя есть характер, а люди с характером доводят дело до конца.

Она открыла дверцу машины, взяла его лицо в свои ладони.

— Я верю в тебя, Айзек Гомес. Я не влюблена в тебя и никогда не буду. Но ты мне очень нравишься. Мы можем быть друзьями?

— Мы уже друзья.

Ее глаза увлажнились. Но она тут же подмигнула правым глазом.

— Мамочке пора домой. Но буду думать о вулканах.