Джонатам Келлерман
Пациент всегда мертв
Посвящается памяти Уоррена Зевона Особая благодарность доктору Леа Элленберг
Глава 1
Несколько лет назад какой-то психопат сжег мой дом.
В тот вечер, когда произошел сей прискорбный случай, я уехал пообедать с женщиной, которая спроектировала этот дом и жила в нем вместе со мной. Мы катили по Беверли-Глен, и вдруг из темноты донеслись сирены, завывая, словно почуявший собственную смерть койот.
Сирены стихли быстро, указывая на то, что несчастье произошло где-то поблизости, однако не было никаких причин предполагать самое худшее. В голову пришла вполне естественная мысль: \"С каким-то бедолагой случилась неприятность\".
Однако после того самого вечера сигнал \"скорой помощи\" или пожарного автомобиля, раздавшийся по соседству, заставляет мой организм реагировать совсем по-другому — голова втягивается в плечи, дыхание перехватывает, равномерный ритм сердца сбивается на судорожный.
Великий физиолог Павлов был прав.
Я по образованию клинический психолог и мог бы справиться с этой неадекватной реакцией организма, но решил оставить все как есть. Подобного рода ощущения позволяют мне хорошенько встряхнуться и чувствовать жизнь полнее и острее.
Когда в очередной раз раздался пронзительный вой сирен, мы с Майло обедали в итальянском ресторане почти на самой верхней точке Глен. Был понедельник, прохладный июньский вечер, десять тридцать. Ресторан закрывался в одиннадцать, мы оказались последними посетителями, и официантка выглядела уставшей.
Женщина, с которой я теперь встречался, вела вечерний курс психопатологии в университете, а приятель Майло, Рик Силверман, был занят в больнице скорой помощи Сидарс-Синай, пытаясь спасти жизнь пятерым парням, извлеченным из груды металлолома, оставшейся от десяти автомобилей, что столкнулись на автостраде Санта-Моника.
Майло только что закрыл дело об ограблении винного магазина на бульваре Пико, которое сопровождалось несколькими убийствами. Раскрытие этого преступления потребовало от него не столько шевеления извилинами, сколько упорства и настойчивости. Новых дел на рабочем столе Майло пока не имелось.
Я же наконец закончил дачу показаний на, казалось бы, бесконечных слушаниях по опекунству, которые были начаты одним известным режиссером и его женой, популярной актрисой. Я начинал это дело с определенной долей оптимизма: режиссер некогда был актером, а потому и он, и его бывшая знали, как вести себя на сцене. Теперь же, три года спустя, двое их вполне нормальных детей превратились в психопатов, вынужденных жить во Франции.
Мы с Майло жевали салат из молодых артишоков, фокаччу, шпинат, вывалянную в перце телятину. Ни у кого из нас не было желания болтать. Бутылка приличного белого вина сглаживала молчание. Мы оба были странным образом довольны: жизнь выкидывала коленца, но мы хорошо делали свою работу.
Когда завыли сирены, я уткнулся в тарелку. Майло перестал жевать. Салфетка, которую он заткнул за воротник рубашки, была заляпана шпинатом и оливковым маслом.
— Не бойся, — сказал он. — Не пожар.
— Кто боится?
Майло убрал волосы со лба, взял вилку и нож и продолжил вдохновенно поглощать пищу.
— А откуда ты знаешь? — спросил я.
— Что это не большое красное авто? Верь мне, Алекс. Это черно-белое. Я различаю их по частоте звука.
И действительно мимо с ревом пролетела черно-белая полицейская машина. Потом еще одна.
Он выудил из кармана крошечный голубой мобильник и надавил на кнопку. Пошел вызов на заранее установленный номер.
Я поднял брови.
— Просто любопытно, — сказал Майло. Его соединили, и он начал говорить: — Это лейтенант Стеджес. Что за вызов только что пришел из района Беверли-Глен? Ara, возле Малхолланд. — Он замолчал, напряженно вслушиваясь в слова собеседника. Зеленые глаза Майло при тусклом освещении ресторана стали почти коричневыми. Под заляпанной салфеткой виднелась нежно-голубая тенниска, которая не очень-то гармонировала с его мучнистым лицом. Ямы от угрей были чудовищными, щеки выступали, словно наполненные бурдюки. Его крупное лицо обрамляли длинные белые баки — пара скунсовых прядей, которые казались приклеенными к черным волосам. Майло — гей, полицейский и мой лучший друг. — Вот как! Кто-нибудь из детективов уже направлен?.. О\'кей, слушайте, я как раз здесь поблизости, смогу быть на месте через десять… ну, пятнадцать… ладно, скажем, через двадцать минут… Да, да, конечно. — Он захлопнул крышку телефона. — Двойное убийство, два трупа в машине. Поскольку я нахожусь совсем рядом, думаю, стоит взглянуть. Место преступления оцеплено, криминалисты еще не подъехали, поэтому у нас есть время отведать десерт. Ты как насчет шоколадных трубочек канноли?
Мы заплатили каждый за себя, и Майло поинтересовался, не собираюсь ли домой, но я не воспринял его вопрос всерьез.
— Раз так, — сказал он, — поедем на твоей \"севилье\".
Я гнал быстро. Место преступления находилось к западу от перекрестка между Глен и Малхолланд, у разбитой гранитной дороги с вывеской \"Частная\". Путь шел вверх по заросшему сикоморами склону.
Полицейская машина приткнулась на обочине у начала дороги. В нескольких футах выше к дереву была прибита дощечка с надписью \"Продается\" и логотипом какого-то вестсайдского риелтора. Майло махнул своим значком перед высунувшимся из окна машины полицейским, и мы проехали дальше.
В конце дороги за высокой, казавшейся в ночи черной, живой изгородью стоял дом, возле которого припарковались две черно-белые машины. Мы оставили авто в десяти ярдах от них и пошли пешком. Небо имело фиолетовый оттенок, в воздухе еще чувствовалась горечь дыма от двух случившихся в начале лета лесных пожаров — один возле Камарилло, другой за Туджунгой. Оба пожара только-только потушили. Один из них случился по вине пожарного.
За живой изгородью стоял крепкий деревянный забор. Двойные ворота оказались открытыми. Оба трупа находились в красном \"мустанге\" с откидным верхом, машина была припаркована на вымощенной плитами полукруглой дорожке. За ней располагался особняк — этакая большая игрушка в новоиспанском стиле, — который, вероятно, при солнечном свете имел веселенький желто-оранжевый цвет. В сей же час здание выглядело угрюмо-серым.
Подъездная дорожка отгораживала пол-ярда переднего двора, затененного гигантскими сикоморами. Дом, выглядевший довольно новым, был изуродован слишком большим количеством окон причудливой формы.
Я расположился сзади Майло, который держался за желтой лентой, огораживающей место преступления. Он ничего не делал, только смотрел. Через некоторое время прибыла пара криминалистов-технарей, таща за собой тележку с ящиками. Они перекинулись с Майло несколькими словами и поднырнули под ленту.
Он подошел ко мне.
— Похоже, что огнестрельные раны и у парня, и у девушки. Оба молодые. Он на водительском месте, она рядом. У него расстегнута ширинка и наполовину — рубашка. Девушка без блузки, та брошена вместе с бюстгальтером на заднем сиденье. На убитой черные легинсы. Они спущены до щиколоток, а ноги раздвинуты.
— Гнездышко для влюбленных? — предположил я.
— Дом пустой, так что обстановка подходящая. Возможно, с заднего двора красивый вид. Воспользовались тем, что ночь, и все такое? Скорее всего.
— Если они знали, что дом пустует, то могут быть местными.
— Парень выглядит ухоженным, хорошо одет. По-моему, вполне уместно предположить, что он здешний.
— Интересно, почему хозяева оставили открытыми ворота.
— А может быть, их не оставляли открытыми и один из них имеет какое-то отношение к продаваемому дому или риелтору. Подождем, пока криминалисты сделают свое дело. Есть надежда, что они найдут в карманах жертв документы. Номерные знаки машины уже пробивают.
— Не видно ли какого-нибудь пистолета?
— Что-то вроде убийства-самоубийства? Вряд ли. — Майло потер лицо. Ладонь прошлась по рту, оттянула нижнюю губу, которая затем со шлепком вернулась на место. — Два выстрела в голову еще не все, Алекс. Кто-то всадил нечто похожее на короткое копье или арбалетную стрелу в туловище девушки. В это место. — Он ткнул пальцем в нижнюю часть груди. — Насколько мне удалось рассмотреть, эта проклятая штуковина прошила ее насквозь и застряла в сиденье. При ударе ее тело дернулось, оно лежит в странном положении. Девушку насадили на вертел, Алекс. Пули в голову оказалось для убийцы недостаточно.
— Выходит, это не просто убийство, это послание. Они на самом деле занимались любовью или их разместили, изображая сексуальный контекст?
У Майло на губах мелькнула зловещая улыбка.
— Тут мы сворачиваем на твою территорию.
Глава 2
Эксперты и коронер надели перчатки и занялись своим делом под безжалостным светом мощных фонарей. Майло беседовал с полицейскими, которые прибыли на место преступления первыми, я стоял в сторонке.
Он вдруг быстро подошел к одному из сикоморов, что-то сказал, вроде бы ни к кому не обращаясь, и вдруг из-за ствола дерева вышел с виду напуганный латиноамериканец в мешковатой одежде. Мужчина говорил, размахивая руками, и выглядел возбужденным. Майло достал блокнот и стал спешно делать записи, не сводя, однако, глаз с собеседника. Когда мужчина закончил, ему было позволено покинуть сцену.
Копье, пронзившее тело девушки, на поверку оказалось заостренным прутом кованой железной ограды. Коронер, которая руками выдернула его из раны, громко объявила об этом, неся окровавленную железяку за огороженный желтой лентой периметр, чтобы положить улику на специальный кусок материи для сбора вещественных доказательств.
Полицейские осмотрели территорию имения в поисках железной ограды, нашли таковую вокруг пруда, но прутья в ней оказались другого диаметра, нежели орудие преступления.
Из Управления по контролю за автотранспортными средствами пришло сообщение: \"мустанг\" прошлого года выпуска, зарегистрирован на Джерома Аллана Куика, проживающего на Саут-Камден-драйв в Беверли-Хиллз. В бумажнике, выуженном из брюк покойника, нашлись водительские права, которые идентифицировали его как Гэвина Райана Куика, справившего два месяца назад свое двадцатилетие. В соответствии с записью в студенческом билете он учился на втором курсе университета — правда, запись эта была сделана два года назад. Криминалисты также извлекли из его карманов немного \"травки\" в бумажном кульке, и презерватив в упаковке. Еще один презерватив — без упаковки, но не развернутый — нашли на полу \"мустанга\".
У девушки ни на черных легинсах, ни на золотистой шелковой блузке карманов не было. Косметички или сумочки не обнаружили ни в машине, ни где-либо поблизости. Светловолосая, худенькая, бледная, симпатичная — она оставалась неизвестной. Даже после того, как извлекли копье, ее тело сохраняло неестественное положение: грудь выгнута к ночному небу, шея вывернута, глаза широко открыты. В ее позе, которую не смогло бы принять ни одно из живых существ, было что-то паучье.
Коронер не выказала стопроцентной уверенности, но по обилию артериальной крови предположила, что, когда девушку проткнули, она была еще жива.
Мы с Майло ехали к Беверли-Хиллз. Он снова спросил, не собираюсь ли я домой, и я снова лишь рассмеялся. К этому времени Эллисон уже должна находиться дома, но поскольку мы не жили вместе, у меня не было причин сообщать ей, где я. Раньше, во времена моей совместной жизни с Робин, я почти всегда отмечался. А когда я этого не делал, то был самый незначительный из моих грехов.
— Парень, с которым ты беседовал, — кто он? — спросил я.
— Ночной сторож, нанятый риелторской компанией. В его обязанности входит делать в конце дня объезд, проверять ценные объекты, смотреть, чтобы все было в порядке. Маклерская контора выдает своим агентам ключи, а агенты из других фирм могут подъезжать и брать в пользование дубликаты. Принято считать, что данная система достаточно надежна, однако двери часто не запираются, окна и ворота оставляются открытыми. Именно это, вероятно, здесь и случилось. Сегодня три агента показывали дом. У сторожа это был последний объект, он отвечает за все от Сан-Габриеля до побережья. Сторож и обнаружил тела, а потом позвонил в полицию.
— Но ты все же попробуй его на парафин.
— Уже. Никаких следов пороха от выстрела. Я еще проверю всех трех агентов и их клиентов.
Я пересек бульвар Санта-Моника, поехал на восток, повернул на юг на Родео-драйв. Магазины были закрыты, но витрины светились. Какой-то бездомный катил продуктовую тележку мимо \"Гуччи\".
— Значит, ты берешься за это дело, — сказал я.
Прежде чем ответить, Майло полквартала молчал.
— Давненько у меня не было хорошенького дельца, — наконец объявил он. — Сохранять форму — это просто здорово.
Джером Аллан Куик жил на миленькой улице в полутора кварталах к югу от бульвара Уилшир. Это был самый центр Беверли-Хиллз, что означало радующие глаз дома на пятиакровых участках стоимостью от одного до двух миллионов.
Резиденция Куика представляла собой двухэтажный белый дом, выполненный в традиционном для этих мест стиле с открытым в сторону улицы фасадом. На подъездной дорожке стояли белый мини-вэн и маленький \"мерседес-бенц\". Свет в доме не горел. Повсюду царил покой. Скоро все изменится.
Майло позвонил в Департамент полиции Беверли-Хиллз и сообщил, что собирается нанести уведомляющий визит, потом мы вышли из машины и направились к дому. В ответ на звонок послышались шаги и женский голос поинтересовался, кто пришел.
— Полиция.
Свет в прихожей высветил глазок в двери. Она отворилась, в проеме стояла женщина.
— Полиция? Что случилось?
Довольно стройная, но с несколько широковатыми бедрами, она выглядела лет на сорок пять. На ней были зеленые велюровые спортивные штаны, очки на цепочке. Никакой обуви не имелось. Пепельные волосы подкрашены с тщательной небрежностью. В свете от лампы над входом я разглядел в волосах блондинки по меньшей мере четыре искусно перемешанных оттенка. Ее ногти были выкрашены в серебристый цвет. Кожа казалась поблекшей.
Женщина жмурилась и моргала. Дом позади нее молчал.
Нет хорошего способа сделать то, что выпало сейчас на долю Майло. Она осела, закричала, дернула себя за волосы и назвала его сумасшедшим и проклятым лжецом. Потом женщина выпучила глаза, зажала ладонью рот, и сквозь пальцы вырвался звук, напоминающий рвоту.
Я первым прошел за ней на кухню, где ее вывернуло в мойку из нержавейки. Майло топтался у двери. Он выглядел несчастным, однако, не теряя времени, осматривал комнату.
Пока женщина сотрясалась от приступов рвоты, я молча стоял сзади. Увидев, что она закончила, я подал ей бумажное полотенце.
— Спасибо, это было так…
Женщина улыбнулась, потом, когда она увидела перед собой незнакомца, каковым я и был, ее непроизвольно затрясло.
Когда мы наконец прошли в гостиную, она предложила нам сесть, но сама осталась стоять. Мы разместились на диване, обитом голубой парчой. Комната была ничего себе.
Она смотрела на нас. Глаза покраснели. Лицо побелело.
— Может, принести вам кофе и печенье?
— Не стоит беспокоиться, миссис Куик, — отозвался Майло.
— Шейла. — Она бросилась назад в кухню.
Майло сжимал и разжимал кулаки. У меня резало глаза. Я смотрел на гравюру Пикассо с изображением старого гитариста, на отреставрированные дедовские часы вишневого дерева, на розовые шелковые цветы в хрустальной вазе, на семейные фотографии. Шейла Куик, худой седой мужчина, темноволосая девушка лет двадцати и юноша в \"мустанге\".
Она вернулась с двумя разнокалиберными чашками, в которых был растворимый кофе, банкой порошкового молока и блюдцем песочного печенья. Ее губы были бескровными.
— Прошу меня простить. Вот, может, это как-то скрасит вашу работу.
— Мэм… — пробормотал Майло.
— Шейла. Мой муж в Атланте.
— Дела?
— Джерри торгует металлами. Он разъезжает по свалкам, плавильням и прочим подобным местам. — Она пригладила свои волосы. — Попробуйте, пожалуйста, печенье. Это \"Пепперидж фармс\".
Взяв с блюдца печенье, женщина уронила его, а попытавшись поднять, раскрошила на ковре.
— Ну вот, посмотрите, что я наделала! — Она заломила руки и разрыдалась.
Майло держался мягко, но не забывал искать подходы, и вскоре они с Шейлой Куик втянулись в рутинную работу: короткие вопросы с его стороны, длинные бессвязные ответы — с ее. Казалось, что женщину гипнотизирует звук собственного голоса. Мне не хотелось думать о том, что с ней будет, когда мы уйдем.
Гэвин Куик был младшим из двоих детей. Двадцатитрехлетняя старшая сестра, которую звали Келли, посещала юридическую школу при Бостонском университете. Гэвин был хорошим мальчиком: ни наркотиков, ни дурной компании. Его мать даже подумать не могла, чтобы кто-то держал на него зло.
— На самом деле, детектив, это довольно глупый вопрос.
— Просто я должен был его задать, мэм.
— В данном случае он совершенно неуместен. Никто не пожелал бы зла Гэвину, он и без того достаточно пострадал.
Майло вопросительно посмотрел на хозяйку.
— Он побывал в ужасной автомобильной катастрофе.
— Когда это случилось, мэм?
— Чуть меньше года назад. Ему повезло, что он не… — У нее перехватило горло. Она опустила голову на руки, ее спина сгорбилась и затряслась.
Потребовалось время, прежде чем женщина подняла голову.
— Гэвин был с группой друзей… друзей по колледжу, он как раз заканчивал второй курс в университете, изучал экономику.
Он увлекался бизнесом… не тем бизнесом, которым занимается Джерри. Финансами, недвижимостью.
— Так что же случилось?
— Что!.. А, авария… Глупо, совершенно глупо, но разве дети слушают? Они отрицали, но я уверена, что это как-то связано с выпивкой.
— Они?
— Мальчик, который был за рулем… его страховая компания… Она хотела уменьшить свою ответственность. Естественно. Ребенок из Уайттиера, Гэвин был знаком с ним со школы. Он погиб, поэтому мы не могли как следует взяться за его родителей. Сколько же времени ушло на то, чтобы страховая компания возместила нам деньги на лечение Гэвина!.. Вам не обязательно это знать.
Она взяла бумажную салфетку и вытерла глаза.
— А что именно случилось, миссис Куик?
— Что случилось? Они вшестером набились в дурацкую маленькую \"тойоту\" и на слишком большой скорости понеслись по хайвею Пасифик-Кост. Они были на концерте в Вентуре и возвращались в Лос-Анджелес. Водитель — мальчик, который погиб, Лэнс Эрнандес, — не вписался в поворот и врезался в склон горы. Он и тот, кто сидел на переднем сиденье, погибли мгновенно. Двое мальчиков на заднем сиденье, что находились рядом с Гэвином, получили лишь легкие травмы. Гэв сидел между ними; он был самый худой, потому его поместили посередине, а там не имелось ремня безопасности. Как сказал нам тогда дорожный патруль, ему повезло, что его сдавили так сильно, что не дали вылететь из машины. Гэвина бросило вперед и ударило лбом о спинку сиденья водителя. В результате — вывихнуто плечо и сломано несколько мелких костей на ногах. Самое смешное, у него не было крови, синяков, только крошечная шишка на лбу. Ни комы, ни чего-то другого в этом роде, но нам сказали, что он перенес тяжелое сотрясение. Гэвин на несколько дней потерял память, но на самом деле потребовались недели, чтобы его голова просветлела полностью. И еще — когда шишка сошла, внешне у него ничего такого не было заметно. Но я — его мать, и я-то знала, что он стал другим.
— В каком смысле, миссис Куик?
— Стал тише… А это важно? Какое это имеет отношение к делу?
— Собираем сведения, мэм.
— Не вижу в этом смысла. Сначала вы заявились сюда и разбили мне жизнь, потом вы… Простите, я просто выливаю все это на вас, чтобы не покончить с собой. — Широкая улыбка. — Сначала моего ребенка долбанули о сиденье, теперь вы говорите, что его застрелил какой-то маньяк… Где это произошло?
— У Малхолланд-драйв, к северу от Беверли-Глен.
— Так далеко отсюда? Ну просто ума не приложу, чего ему там делать. — Она посмотрела на нас с вновь обретенным недоверием, словно надеялась, что мы все-таки ошибаемся.
— Он сидел в машине с молодой женщиной.
— Молодой… — Рука Шейлы Куик мяла салфетку. — Блондинка, хорошо сложена, красивая?
— Да, мэм.
— Кайла, — выдохнула она. — О Господи, Гэвин и Кайла! Почему вы не сказали, что они оба… Теперь мне придется сообщить Поле и Стэну… Боже, как я им скажу!..
— Кайла была подругой Гэвина?
— Да… Между ними что-то было. — Шейла Куик положила салфетку на подушку дивана и застыла. Скомканная бумага стала расправляться, словно сама по себе, и женщина уткнулась в нее взглядом.
— Миссис Куик? — подал голос Майло.
— Гэвин и Кайла время от времени встречались. Они были знакомы со средней школы в Беверли. После аварии, когда Гэвин… — Она покачала головой. — Я не смогу рассказать ее родителям. Простите… Не могли бы вы это сделать?
— Конечно. Как фамилия Кайлы, и где живет ее семья?
— Вы можете воспользоваться телефоном у меня на кухне. Я уверена, что они не спят, по крайней мере Стэн. Он полуночник. Музыкант, сочиняет музыку для рекламных роликов, кинофильмов. У него дела идут очень хорошо. Они живут в прибрежном районе.
— Фамилия, мэм?
— Бартелл. Прежде была Бартелли или еще как-то по-итальянски. Кайла хоть и блондинка, но итальянка. Должно быть, с севера Италии. Со стороны Стэна точно, про Полу не скажу. Как вы полагаете, я должна позвонить мужу в Атланту? Там уже по-настоящему поздно, а у него, я уверена, был хлопотный день.
Майло задал еще несколько вопросов, ничего существенного не добился, заставил хозяйку отхлебнуть кофе, выяснил имя семейного врача — Барри Силвер и разбудил его. Доктор жил в Беверли-Хиллз и заверил, что скоро приедет.
Майло попросил показать комнату Гэвина, и Шейла Куик повела нас по застеленной роскошным красно-коричневым ковром лестнице наверх, распахнула дверь и щелкнула выключателем.
Большая комната была выкрашена в бледно-голубой цвет, в ней стоял запах пота и гнили. Двуспальная кровать не убрана, мятая одежда кучами валяется на полу, повсюду разбросаны книги и бумаги, углы заставлены грязной посудой и коробками из-под фастфуда. Я видел наркопритоны, которые оставались в более приличном состоянии даже после проведенного полицией обыска.
— Гэвин прежде был аккуратным. До аварии. Я пыталась поговорить с ним, но… — сказала Шейла Куик, пожав плечами. Ее лицо зарделось от стыда. Она закрыла дверь. — Некоторые сражения не стоит и начинать. У вас есть дети?
Мы покачали головами.
— Возможно, вам повезло.
Она попросила нас уйти до прихода доктора и, когда Майло попытался протестовать, прижала руку к виску и сморщилась, словно он причинил ей ужасную боль.
— Дайте мне побыть со своими мыслями. Пожалуйста.
— Конечно, мэм. — Майло выяснил адрес Стэна и Полы Бартелл. Та же улица, но восьмисотый квартал, милей севернее, на другой стороне делового района.
— Флэте, — повторила Шейла Куик. — Они там обосновались.
Когда вы видите в кинофильмах картинки Беверли-Хиллз, это практически всегда Флэте. Режиссерам нравятся залитые солнцем, обсаженные пальмами аллеи вроде Футхилл и Беверли, а любая из широких улиц, раскинувшихся между Санта-Моникой и Сансет, подходит, если задумано подчеркнуть богатство Калифорнии. Начальная стоимость подготовленных к продаже участков в районе Флэте составляла два миллиона баксов, а когда их напичкали украшенными лепниной домами, то за каждый можно было выручить втрое больше.
У туристов с Востока обычно остается одно впечатление: такие чистенькие, такие зеленые и такие ничтожные участки. Дома, которые сделали бы честь громадным наделам в Гринвиче, Скарсдейле или в Шейкер-Хейтсе, втиснуты в прямоугольники площадью в пол-акра. Это не останавливает местных жителей от возведения имитаций ньюпортских особняков в тринадцать тысяч квадратных футов, которые трутся локтями о соседей.
Дом семьи Бартелл был одним из таких громоздких, с плоским фасадом свадебных тортов, гнездившихся за жалким передним двором, который состоял, главным образом, из круглой подъездной дорожки. Владение охраняла белая ограда с золотыми шпилями. Доска с многообещающей надписью \"Будет дан вооруженный отпор\" висела возле электрических ворот. Сквозь ограду виднелись двойные двери из матового стекла с желто-зеленой подвеской. Над ними в гигантской амбразуре ярко пылал канделябр с несколькими лампочками. Ни одной машины перед домом; гараж на четыре автомобиля давал просторное убежище для четырехколесных любимцев.
Майло вобрал в себя воздух.
— Ну, еще разок посочувствуем, — сказал он, и мы выбрались из машины.
Автомобили проносились по Сансет, но на Норт-Камден-драйв было тихо. Беверли-Хиллз помешан на деревьях, и вдоль Камден стояли магнолии, которым понравилось бы где-нибудь в Южной Каролине. Здесь же они оказались прибиты безводьем и смогом, хотя некоторые все же цвели и я ощущал их аромат.
Майло надавил на кнопку переговорного устройства.
— Да?! — рявкнул мужской голос.
— Мистер Бартелл?
— Кто это?
— Полиция.
— По какому поводу?
— Мы не могли бы зайти в дом, сэр?
— В чем дело?
Майло нахмурился:
— Ваша дочь, сэр…
— Моя… Подождите.
Через несколько секунд свет залил фасад дома. Теперь я увидел, что по бокам стеклянных дверей стояли кадки с апельсиновыми деревьями. Одно из них засыхало.
Двери распахнулись, и высокий мужчина двинулся по подъездной дорожке. В пятнадцати футах от нас он остановился, руками прикрыл от света глаза, словно актер, войдя в луч прожектора.
— В чем дело? — произнес низкий хриплый голос.
Стэн Бартелл подошел ближе. Крупный мужчина лет шестидесяти, мощные плечи, орлиный нос, тонкие губы, массивный подбородок, загар из Палм-Спринг. Длинные седые волосы собраны на затылке в хвост. Очки в черной квадратной оправе, на шее тонкая золотая цепочка. Мужчина был одет в длинный, до земли, красиво переливающийся красный бархатный халат.
Майло показал свой значок, но Бартелл не стал подходить к воротам.
— Что с моей дочерью?
— Сэр, правда будет лучше, если мы войдем.
Бартелл снял очки и изучающе посмотрел на нас. У него были близко поставленные темные внимательные глаза.
— Вы из полиции Беверли-Хиллз?
— Лос-Анджелеса.
— Тогда что вы делаете здесь?.. Я выясню, кто вы такие, и если это какое-то жульничество, то у вас будут неприятности. — Он вернулся в дом и закрыл за собой двери.
Мы ждали, стоя у ворот. В южном конце квартала показался свет фар, и мимо нас с глухим урчанием медленно проплыл \"линкольн-навигатор\". За рулем сидел паренек, по виду не старше пятнадцати лет, бейсбольная кепка козырьком назад, из салона доносился ритм хип-хопа. Внедорожник, рассекая Стрип, проследовал к бульвару Сансет.
В течение пяти минут от Стэна Бартелла не было ни слуху ни духу.
— Насколько подробно полицейское управление Беверли-Хиллз станет его информировать? — спросил я.
— Кто знает?
Мы прождали еще пару минут. Майло провел рукой по белой филенке ограды. Взглянул на предупреждающую табличку. Я знал, о чем он думает: вот и все меры предосторожности.
Электрические ворота открылись. Стэн Бартелл вышел из дома и, стоя на ступенях, сделал нам знак войти.
— Единственное, что им известно: здесь находится некий полицейский из лос-анджелесского управления для уведомления о каком-то парне — знакомом моей дочери. Дайте-ка мне на всякий случай взглянуть на ваши значки, — сказал он, когда мы подошли к дверям.
Майло протянул свой значок.
— Значит, вы и есть этот полицейский, — кивнул Бартелл. — Ну так что случилось с Гэвином Куиком?
— Вы с ним знакомы?
— Как я сказал, с ним знакома моя дочь. — Бартелл засунул руки в карманы халата. — Так в чем состоит ваше уведомление?
— Гэвина Куика убили.
— Какое отношение к этому имеет моя дочь?
— Какая-то девушка была обнаружена вместе с Гэвином. Молодая, белокурая…
— Ерунда! Это не Кайла.
— А где Кайла?
— Гуляет. Я сейчас позвоню ей по мобильнику. Пойдемте, вы все услышите сами.
Мы прошли за ним в дом. Передняя была двадцати футов высотой, с мраморным полом, значительно больше, чем гостиная Куиков. Дом представлял собой вакханалию бежевого колера за исключением расставленных повсюду стеклянных — под аметист — цветов. Огромные абстрактные холсты без рам были расписаны в цветовых вариациях все того же непритязательного тона.
Стэн Бартелл молча провел нас еще через несколько громадных комнат в кабинет, расположенный в задней части дома. Деревянные полы и потолок с балками. Кушетка, два складных стула, большое пианино, электрический орган, синтезаторы, микшеры, магнитофонные деки, альт-саксофон на подставке и великолепная гитара в открытом футляре, в которой я опознал \"Дакисто\" за пятьдесят тысяч долларов.
На стенах в рамках висели золотые диски.
Бартелл резко опустился на кушетку, осуждающе ткнув пальцем в сторону Майло, и вытащил из кармана телефон. Он набрал номер, приставил мобильник к уху, стал ждать.
Ответа не было.
— Это ничего не значит, — бросил он. Вдруг его бронзовое лицо сморщилось, и Бартелл зашелся в тяжелых рыданиях.
Мы с Майло беспомощно стояли около него.
Наконец Бартелл подал голос:
— Что этот гребаный выродок с ней сделал?
— Гэвин?
— Я говорил Кайле: он не в себе, держись от него подальше. Особенно после аварии… Вы ведь знаете об этом гребаном несчастном случае, да? Видимо, какая-то мозговая травма у этого маленького гре…
— Его мать…
— Сумасшедшая сука!
— У вас с ними какие-то проблемы?
— Она шизанутая.
— В чем это выражается?
— Просто чокнутая. Никогда не выходит из дома. А проблема в том, что их сын бегает за моим ангелом. — Бартелл сжал громадные кулаки. Он поднял глаза к потолку и начал раскачиваться. — О Господи, как все плохо, как все, черт побери, плохо! — В его глазах вспыхнул страх. — Моя жена… она в Аспене. Она не катается на лыжах, но летом ездит туда. Походить по магазинам, подышать воздухом. Дьявол, она не выдержит, она просто упадет и умрет ко всем чертям! — Бартелл съежился, обхватил колени и опять стал раскачиваться. — Как такое могло случиться?
— С чего вы взяли, что Гэвин Куик опасен для Кайлы?
— Потому что этот парень… он чокнутый. Кайла знала его со школьных лет. Она порывала с ним много раз, но он все время возвращался, а она все время щадила его самолюбие. Этот маленький выродок приходил, вертелся тут, даже если Кайлы не было дома. Подлизывался ко мне… словно заигрывание со стариком может ему помочь. Я работаю дома, пытаюсь что-то сделать, а этот хлюст втирает мне о музыке, будто что-то в ней понимает. У меня много заказов от рекламщиков, есть сроки, и вы полагаете, что мне в радость обсуждать альтернативный панк-рок с каким-то глупцом? Он рассиживался у меня в комнате и никак не желал убираться. В конце концов, я приказал служанке его не пускать.
— Навязчивый парень, — прокомментировал я.
Бартелл опустил голову.
— После аварии он стал еще более навязчивым? — спросил Майло.
Хозяин дома поднял глаза.
— Значит, все-таки он это сделал?
— Вряд ли, мистер Бартелл, — покачал головой Майло. — На месте преступления не было найдено никакого оружия, поэтому он скорее всего жертва.
— Что вы говорите? Что, черт побери, вы…
Шаги — легкие шаги — заставили всех нас обернуться.
В дверях стояла симпатичная девушка в облегающих, с низким поясом джинсах, которые казались промасленными, и в коротком топе, открывающем плоский загорелый живот. На пупке двойной пирсинг, одно колечко усыпано бирюзой. Через плечо у нее висела черная шелковая сумка, расшитая цветами. На лице слишком много макияжа, хищный нос и сильный подбородок. Длинные прямые волосы цвета свежей соломы. В вырезе блузы отчетливо видна верхняя часть грудей. В расселине между ними на цепочке красовалась большая золотая буква \"К\".
Загар на лице Стэна Бартелла потускнел и стал мучнисто-бежевым.
— Что за… — Он прижал руку к сердцу, потом потянулся обеими руками к девушке: — Детка, детка!
Та нахмурилась:
— В чем дело, папа?
Глава 3
— Где, черт возьми, ты была?!
Кайла Бартелл посмотрела на отца так, словно тот сошел с ума.
— Гуляла.
— С кем?
— С друзьями.
— Я звонил тебе на мобильник.
Кайла пожала плечами:
— Я его выключила. В клубе было шумно, и я все равно не услышала бы звонок.
Бартелл начал что-то говорить, потом притянул ее к себе и обнял. Девушка взглянула на нас, словно ища спасения.
— Па-а-па.
— Благодарю тебя, Господи! — продолжал бубнить Бартелл. — Благодарю тебя, милосердный!
— Папочка, кто эти люди?
Бартелл отпустил дочь и сердито посмотрел на нас:
— Уходите.
— Мисс Бартелл… — пробормотал Майло.
— Нет! — выкрикнул Бартелл. — Вон! Сейчас же.
— Кто они, папочка?
— Они — никто.
— И все же я бы хотел побеседовать с Кайлой, — сказал Майло.
— Когда рак на горе свистнет.
Когда мы подошли к воротам, Бартелл стоял на ступенях и держал в руке пульт дистанционного управления. Ворота начали закрываться, и мы с Майло едва успели проскользнуть в них, как они захлопнулись.
Бартелл громко хлопнул входной дверью.
— Интересно, как легко Бартелл допустил возможность, что Гэвин что-то сделал с Кайлой. Ты употребил слово \"навязчивый\", — вопросительно взглянул на меня Майло.
— Враждебность Бартелла по отношению к Гэвину может быть порождена всего лишь негодованием, что он вертится вокруг его \"ангела\". Но в принципе патологическая навязчивость может стать следствием ушиба головы.
— А как насчет той, превращенной в свинарник, комнаты? Мать парня заявляет, что он прежде был аккуратным. Это может быть вызвано травмой мозга?
— Достаточно получить сильный удар в лобную часть головы, и могут появиться какие угодно изменения.
— Навсегда?
— Зависит от тяжести ранения. В большинстве случаев на время.
— Гэвин получил травму десять месяцев назад.
— Нехороший знак, — кивнул я. — Хотелось бы знать, как он вел себя в целом. Студенческий билет у него в кармане был двухлетней давности. Предположим, он бросил учебу, тогда чем занимался с тех пор?
— Быть может, что-то кому-то пытался впарить. Становился навязчивым. Я еще раз расспрошу Шейлу. Бартелл сказал, что она чокнутая. Ты что-нибудь заметил?
— Она вела себя более-менее адекватно в обстоятельствах, при которых мы ее видели.
— Ага… Я поговорю с отцом Гэвина, когда он приедет из Атланты… Мне нравится моя работа, но на сегодня достаточно. Забрось меня назад в Глен, и баю-бай.
Я въехал на бульвар Сансет и переехал границу Холмби-Хиллз.
— На сей час большим вопросом остается, кто та девушка, — сказал Майло. — И почему проткнули ее, а не Гэвина.
— Данный факт, а также тот вид, в котором ее оставили, говорят о сексуальной подоплеке преступления. Устрани мужчину и делай с женщиной что хочешь.
— Думаешь, коронер найдет доказательства сексуального насилия?
— Если мы имеем дело с сексуальным психопатом, то способ убийства девушки вполне объясним.
— Суррогатный половой акт?
Я кивнул.
— Значит, извращенец, — заключил Майло. — И он не имеет ничего общего с жертвами. Они просто пара детей, которые оказались не в том месте и не в то время.
— Вполне могло быть и так, — отозвался я.
— А я, идиот, подписался на это тухлое дело, — тихо рассмеялся он.