* * *
Краткое изложение событий заняло сорок пять минут и ни разу не было прервано. Когда Джоэл закончил, ни один из сидящих по ту сторону стола не сделал записей. Они слишком напряженно слушали.
– Уверен, мы можем поговорить с израильтянами, – сказал майор Роуланд. – Если они убедятся в том, что саудовцы никогда не получат «Глушилку», то станут намного сговорчивее. Мы вели переговоры на протяжении многих лет. «Глушилка» была любимой темой. Уверен, их можно успокоить.
– Что по поводу саудовцев?
– Они также поднимали этот вопрос на самом высоком уровне. Сейчас у нас много общих интересов. Убежден, они расслабятся, когда узнают, что система у нас и больше никому не достанется. Я хорошо знаю саудовцев и полагаю, что они спишут все со счетов, как неудачную сделку. Существует только небольшой вопрос авансового платежа.
– Миллион баксов для них – сущая ерунда. Это не обсуждается.
– Очень хорошо. Полагаю, остаются китайцы.
– Есть предложения?
Клейберн еще не вступал в разговор. Он наклонился вперед, опершись на локти, и сказал:
– На мой взгляд, они никогда этого не забудут. Ваши клиенты просто-напросто украли многомиллиардную систему и сделали ее бесполезной без их доморощенного программного обеспечения. У Китая крутятся в небе девять самых совершенных из когда-либо созданных спутников, но их невозможно использовать. Китайцы не забудут и не простят, и их едва ли можно за это винить. К сожалению, у нас очень мало рычагов воздействия на Пекин при обсуждении деликатных вопросов разведки.
Майор Роуланд кивнул.
– Боюсь, я должен согласиться с сенатором. Мы можем известить их о том, что программа у нас, но они этого никогда не забудут.
Сцена переменяется. Приемная комната в госпитале.
Явление первое
– Я их не осуждаю. Просто хочу выжить, только и всего.
Доктора, старший и младший. Больной офицер в халате. Сторожа в блузах.
Больной офицер. Я говорю вам, что вы меня хуже губите. Я несколько раз уже чувствовал себя совсем здоровым.
– С Китаем мы что-то предпримем, но, возможно, мало чего достигнем.
Старший доктор. Да вы не волнуйтесь. Я согласен вас выписать. Но ведь вы сами знаете, что вам опасна свобода. Если бы я знал, что за вами будет уход.
Больной. Вы думаете, что я опять пить стану? Нет, уже я научен. А всякий лишний день, проведенный здесь, губит меня. Вы делаете обратное тому, что (горячится) должно. Вы жестоки. Вам хорошо.
– Господа, предлагаю сделку. Вы даете мне слово, что уберете из моей жизни ЦРУ и быстро успокоите израильтян и саудовцев. По возможности договоритесь с китайцами – я понимаю, здесь мало на что можно рассчитывать. И вы дадите мне два паспорта – австралийский и канадский. Как только они будут готовы – думаю, сегодня во второй половине дня это реально, – вы их мне приносите, а я передаю оставшиеся два диска.
Старший доктор. Успокойтесь. (Делает знак сторожам. Они сзади подходят.)
– Договорились, – сказал Роуланд. – Но, разумеется, нам необходимо посмотреть программу.
Больной. Вам хорошо рассуждать на свободе, а каково нам среди сумасшедших. (На сторожей.) Что подходишь? Прочь!
Старший доктор. Я вас прошу успокоиться.
Джоэл достал из кармана диски номер один и два. Роуланд позвал компьютерщиков, и вся группа прильнула к большому монитору.
Больной. А я вас прошу, требую выпустить меня. (Взвизгивает и бросается. По сторожа схватывают. Борьба, и уводят.)
* * *
Явление второе
Старший и младший доктор.
Агент МОССАДа с кодовым именем Альберт решил, что видел, как Нил Бэкман входил в фойе «Мариотта» на Двадцать второй улице. Он позвонил своему начальнику, и через тридцать минут два других агента уже находились в гостинице. Час спустя Альберт опять увидел Нила Бэкмана, он вышел из лифта, неся в руке портфель, которого у него не было, когда он входил в гостиницу, подошел к стойке администратора и стал заполнять регистрационную карточку. Затем достал бумажник и протянул кредитную карту.
Младший доктор. Ну, опять началось. И чуть было он не задел вас.
Старший доктор. Алкоголик и… ничего нельзя сделать. Хотя все-таки есть улучшение.
Он вернулся к лифту, где Альберт на долю секунды с ним разминулся.
Входит адъютант.
Явление третье
Информация о том, что Джоэл Бэкман, возможно, остановился в «Мариотте» на Двадцать второй улице, была крайне важна, однако это также создавало невероятные проблемы. Во-первых, убийство американца на американской земле было настолько деликатной операцией, что требовалась консультация с премьер-министром. Во-вторых, сама по себе ликвидация была кошмаром с точки зрения организации. В отеле было шестьсот номеров, сотни проживающих в них, сотни обслуживающего персонала, сотни посетителей, проходило не менее пяти мероприятий. Тысячи потенциальных свидетелей.
Те же и адъютант.
Тем не менее план быстро созрел.
Адъютант. Здравствуйте.
Старший доктор. Доброе утро.
Адъютант. А я привез к вам интересного субъекта. Некто князь Черемшанов, должен был отбывать воинскую повинность, отказался на основании Евангелия. Посылали к жандармам, те нашли себе не подлежащим, ничего неблагонадежного. Батюшка внушал, тоже не взяло.
Старший доктор (смеясь). И, как всегда, к нам, как последняя инстанция. Что же, давайте его.
Глава 34
Младший доктор выходит.
Явление четвертое
Они ужинали с сенатором в дальнем зале вьетнамского ресторана около Дюпон-серкл, в районе, который, по их оценкам, не был посещаем лоббистами и прочими людьми из их старой жизни, которые могли увидеть их вместе и поднять очередную волну горячих слухов, поддерживающих в городе обычное оживление и накал страстей. В течение часа, пока они боролись с пряной лапшой, настолько острой, что ее едва можно было есть, Джоэл и Нил слушали, как рыбак из Окракоука услаждал их бесконечными рассказами о своих славных днях в Вашингтоне. Не раз он произнес, что совсем не скучает по политике, однако, по его воспоминаниям, те дни были наполнены интригами, юмором и дружескими отношениями.
Те же, без младшего доктора.
Адъютант. Говорят, очень образованный молодой человек. И невеста у него богатая. Удивительно. Я прямо признаю, что у вас его настоящее место.
Клейберн начал этот день, думая, что для Джоэла Бэкмана даже пуля в голову была бы слишком большой роскошью, однако при расставании на тротуаре у кафе он умолял Бэкмана приехать посмотреть на его лодку и привезти с собой Нила. Джоэл не рыбачил с детства и знал, что никогда не выберется на берега Северной Каролины, но из благодарности обещал постараться.
Старший доктор. Да, mania…
Вводят Бориса.
Никогда еще Джоэл не был так близок к тому, чтобы получить пулю в голову. Когда они с Нилом прогуливались по Коннектикут-авеню, за ними плотно следили агенты МОССАДа. Снайпер сидел в полной готовности в кузове взятого напрокат автофургона. Однако окончательное подтверждение так и застряло в Тель-Авиве. И кроме того, на улице было слишком много людей.
Явление пятое
Те же и Борис.
С помощью «Желтых страниц», обнаруженных в номере отеля, Нил нашел магазин мужской одежды, который рекламировал подгонку костюма за одну ночь. Он очень хотел помочь – отцу срочно требовалась новая одежда. Джоэл купил синий костюм-тройку, белую рубашку, два галстука, твидовые брюки, повседневную одежду и, к счастью, две пары черных выходных туфель. Все это стоило 3100 долларов, и он заплатил наличными. Туфли для боулинга остались в мусорной корзине, несмотря на то, что продавец даже высказал какой-то комплимент в их адрес.
Старший доктор. Милости просим. Садитесь, пожалуйста. Мы побеседуем. Вы нас оставьте.
Адъютант уходит.
Ровно в 16.00, когда они сидели в кафе «Старбакс» на Массачусетс-авеню, Нил взял мобильный, набрал номер, который дал майор Роуланд, и передал трубку отцу.
Явление шестое
Те же, без адъютанта.
Роуланд ответил сам.
Борис. Если бы можно, я бы вас просил, если вы меня будете запирать куда-нибудь, то поскорее запереть меня и дать мне отдых.
– Мы в пути, – сказал он.
Старший доктор. Простите. Необходимо нам соблюсти правила. Только несколько вопросов. Что вы чувствуете? Чем страдаете?
Борис. Ничем. Я совершенно здоров.
– Номер пять-двадцать, – произнес Джоэл, его глаза внимательно следили за другими посетителями кафе. – Сколько вас будет?
Старший доктор. Да, но вы поступаете не так, как все.
Борис. Я поступаю так, как мне велит совесть.
– Приличная группа, – ответил Роуланд.
Старший доктор. Вот вы отказались от исполнения воинской повинности. Как вы мотивируете это?
– Меня не волнует, сколько человек вы взяли с собой, просто оставьте всех в фойе.
Борис. Я христианин и потому не могу убивать.
Старший доктор. Но ведь нужно защищать отечество от врагов, нужно удерживать от зла нарушителей порядка.
– Я могу это сделать.
Борис. На отечество никто не нападает; нарушителей порядка гораздо больше среди правительства, чем среди тех, которых оно насилует.
Они забыли про кофе и прошли десять кварталов обратно к «Мариотту», за каждым их шагом внимательно следили хорошо вооруженные агенты МОССАДа. Все еще никаких указаний из Тель-Авива.
Старший доктор. То есть как вы это разумеете?
Борис. А так, что, например, главная причина зла — водка — продается правительством, ложная вера, обманная, распространяется правительством, и вот солдатство, исполнения которого от меня требуют и которое есть главное средство развращения, требуется правительством.
Когда в дверь постучали, Бэкманы находились в номере уже несколько минут.
Старший доктор. По вашему мнению, стало быть, не нужно правительства и государства?
Джоэл бросил взволнованный взгляд на сына, который застыл на месте и выглядел таким же испуганным, как и его отец. Возможно, момент настал, сказал себе Джоэл. Эпопея, начавшаяся на улицах Болоньи, путешествие пешком, затем в такси, автобус в Модену, поездка на такси в Милан, другие короткие пешие маршруты, другие поездки на такси, поезд в Штутгарт с неожиданным изменением маршрута в Цуге, откуда другой водитель за наличные доставил его в Цюрих, две поездки на трамвае, затем Франц и зеленая «БМВ», мчавшаяся со скоростью 150 километров в час всю дорогу до Мюнхена, откуда доброжелательные и милые крылья «Люфтганзы» принесли его домой. Возможно, настал конец пути.
Борис. Я этого не знаю, но знаю наверно, что мне не надо участвовать в зле.
Старший доктор. Но что же будет с миром? Ведь нам дан разум для того, чтобы предвидеть.
– Кто там? – спросил Джоэл, подходя к двери.
Борис. Тоже и на то дан разум, чтобы видеть, что общественное устройство держится не насилием, а добром и что отказ одного человека от участия в зле не представляет никакой опасности.
– Уэс Роуланд.
Старший доктор. Теперь позвольте вас немного исследовать. Потрудитесь лечь. (Начинает щупать.) Тут не чувствуете боли?
Борис. Нет.
Джоэл посмотрел в глазок и никого не увидел. Он глубоко вздохнул и открыл дверь. На майоре теперь были спортивная куртка и галстук, он был один и с пустыми руками. По крайней мере казалось, что он один. Джоэл выглянул в холл и увидел пытавшихся спрятаться людей. Он быстро закрыл дверь и представил Роуланда Нилу.
Старший доктор. И тут?
Борис. Нет.
– Вот паспорта, – сказал Роуланд, вытаскивая из кармана куртки два потертых паспорта.
Старший доктор. Вздохните. Не дышите. Благодарю вас. Теперь позвольте. (Достает мерку и меряет лоб, нос.) Теперь, будьте добры, закрыв глаза, пройдите.
Борис. И вам не совестно делать все это?
На темно-синей обложке первого было золотыми буквами написано: «АВСТРАЛИЯ». Джоэл открыл паспорт и первым делом взглянул на фотографию. Техники использовали фотографию из службы безопасности Пентагона, сильно осветлили волосы, сняли очки, убрали несколько морщин, в результате получилось вполне приличное изображение. Его имя было Саймон Уилсон Макавэй.
Старший доктор. То есть что?
– Неплохо, – сказал Джоэл.
Борис. Все эти глупости. Ведь вы знаете, что я здоров, что меня прислали сюда за то, что я отказался участвовать в их зле, что им отвечать на истину нечем и что для этого они притворились, что считают меня ненормальным, и вы содействуете им в этом. Ведь это гадко и стыдно. Оставьте это.
Старший доктор. Так вам не угодно пройти?
Второй был сине-черным, с надписью «КАНАДА» золотыми буквами на обложке. Такая же фотография, канадское имя было Йэн Рекс Хэттеборо. Джоэл одобрительно кивнул и вручил оба паспорта Нилу, чтобы он их проверил.
Борис. Нет, не угодно. Можете мучать меня, как хотите, но делайте вы, а я помогать вам не буду. (Горячо.) Оставьте.
Доктор пожимает звонок. Входят два сторожа.
– Были некоторые опасения по поводу расследования большим жюри скандала, связанного с помилованием, – сказал Роуланд. – Мы это раньше не обсуждали.
Явление седьмое
– Майор, мы с вами знаем, что я не замешан в этой афере. Надеюсь, ЦРУ убедит парней от Гувера в том, что я не виновен. Я не думал, что помилование имеет отношение к нашему делу. Это не мой скандал.
Те же и сторожа.
Старший доктор. Вы успокойтесь. Я понимаю, что нервы ваши подняты. Не хотите ли пройти в ваше отделение?
– Вас могут попросить предстать перед большим жюри.
Входит младший доктор.
– Отлично. Я буду добровольцем. Это будет очень короткий визит.
Явление восьмое
Те же и младший доктор.
Роуланд выглядел удовлетворенным. Он всего лишь донес информацию и теперь приступил к своей части сделки.
Младший доктор. Тут приехали к Черемшанову посетители.
Борис. Кто такие?
– Итак, программное обеспечение, – сказал он.
Младший доктор. Сарынцев с дочерью.
Борис. Я бы желал видеть их.
– Оно не здесь, – произнес Джоэл с нарочитым драматизмом в голосе и кивнул Нилу, который вышел из номера. – Одну минуту, – сказал он Роуланду, брови которого приподнялись, а глаза сощурились.
Старший доктор. Что же, просите. Вы можете здесь принять их. (Уходит. За ним младший доктор и сторожа.)
– Существует проблема? – спросил тот.
Входят Николай Иванович и Люба. Княгиня глядит в дверь и говорит: «Идите, я после».
– Вовсе нет. Пакет в другом номере. Простите, но я слишком долго играл роль шпиона.
Явление девятое
Борис, Николай Иванович и Люба.
– Неплохое исполнение для человека на вашем месте.
Люба (прямо подходит к нему, берет его за голову и целует). Бедный Борис!
Борис. Нет, не жалей меня. Мне так хорошо. Так радостно. Так легко. Здравствуйте! (Целуются с Николаем Ивановичем.)
– Боюсь, теперь это образ жизни.
Николай Иванович. Я пришел сказать тебе одно, главное: первое, что в таких делах хуже переделать, чем не доделать; и во-вторых, то, что в этом деле надо поступать, как сказано в Евангелии, не думать вперед: я так сделаю, я то скажу, «и когда поведут вас к правителям, не думайте, что будете говорить, дух божий будет говорить в вас». То есть не тогда делать, когда рассудил, что так надо, а когда всем существом чувствуешь, что не можешь поступить иначе.
– Наши техники до сих пор работают с первыми двумя дисками. Программа действительно впечатляет.
Борис. Я так и делал. Я не думал, что я откажусь. Но когда увидал всю эту ложь, эти зерцала, бумаги, полицию, курящих членов, я не мог не сказать то, что сказал. И было страшно. Но только до тех пор, пока не начал, а потом так просто, так радостно.
Люба сидит и плачет.
– Мои клиенты были умными ребятами и хорошими людьми. Только, полагаю, слишком жадными. Как и некоторые другие.
Николай Иванович. Главное же, не делай ничего для славы людской, для того, чтобы одобрили те, чьим мнением ты дорожишь. Про себя я смело говорю тебе, что, если ты сейчас примешь присягу, станешь служить, я буду любить и уважать тебя не меньше, больше, чем прежде, потому что дорого не то, что сделалось в мире, а то, что сделалось в душе.
Раздался стук в дверь, вернулся Нил. Он вручил Джоэлу конверт, тот вытащил из него два диска и отдал их Роуланду.
Борис. Разумеется, потому что если сделалось в душе, то и в мире перемена будет.
Николай Иванович. Вот я сказал тебе. Мать твоя тут. И она страшно убита. Если можешь сделать, что она просит, — сделай, это я хотел сказать тебе.
– Спасибо, – сказал он. – Это потребовало мужества.
В коридоре слышны безумные вопли. Врывается больной, за ним сторожа и утаскивают его.
– Полагаю, у некоторых людей больше мужества, нежели мозгов.
Люба. Это ужасно! И ты будешь здесь! (Плачет.)
Борис. Мне не страшно это, мне ничего не страшно теперь. Мне так хорошо! Мне одно страшно: твое отношение к этому. И ты помоги мне. Я уверен, ты поможешь мне.
Обмен состоялся. Говорить больше было не о чем. Роуланд направился к двери. Он взялся за ручку, затем вспомнил о чем-то еще.
Люба. Разве я могу радоваться?
– Для вашей информации, – сказал он мрачно. – ЦРУ практически уверено в том, что Сэмми Тин сегодня днем приземлился в Нью-Йорке. Рейсом из Милана.
Николай Иванович. Не радоваться, это нельзя, и я не радуюсь, я страдаю за него и с какой бы радостью заместил его, но я страдаю и знаю, что это хорошо.
Люба. Хорошо. Но когда же его выпустят?
– Спасибо, я догадался, – ответил Джоэл.
Борис. Никто не знает. Я не думаю о будущем. Настоящее так хорошо. И ты можешь сделать его лучше.
Входит княгиня.
Когда Роуланд с конвертом в руках вышел из гостиничного номера, Джоэл вытянулся на кровати и закрыл глаза. Нил нашел в мини-баре две бутылки пива и упал в кресло. Он подождал несколько минут, потягивая пиво, потом все-таки спросил:
Явление десятое
– Отец, кто такой Сэмми Тин?
Те же и княгиня.
– Тебе лучше не знать.
Княгиня. Нет, не могу больше ждать. (К Николаю Ивановичу.) Ну, что же, уговорили его? Согласен? Боря, голубчик. Ведь ты пойми, что мне терпеть. Тридцать лет одной жизни для тебя. Растить, радоваться. И когда все готово, сделалось, вдруг отказаться от всего! Тюрьма, позор. Да нет. Боря!
Борис. Мама, ты послушай.
– Ну нет, я хочу знать все. И ты мне расскажешь.
Княгиня. Что же вы не говорите ничего? Вы погубили его, вы и должны уговорить его. Вам хорошо. Люба, говори же ему.
* * *
Люба. Что я могу?
Борис. Мама! Ты пойми, что есть вещи, которых нельзя, так же нельзя, как нельзя летать. Так я не могу служить.
В 18.00 автомобиль матери Лизы остановился перед парикмахерским салоном на Висконсин-авеню в Джорджтауне. Джоэл вышел и попрощался. А еще поблагодарил. Нил поспешил прочь, желая поскорее добраться до дома.
Княгиня. Выдумал, что не можешь. Вздор. Служили все и служат. Выдумали с Николаем Ивановичем какое-то христианство. Это не христианство, а дьявольское учение, которое заставит всех страдать.
За несколько часов до этого Нил по телефону договорился о встрече, пообещав девушке, принимавшей заказы, 500 долларов наличными. Крепкая дама по имени Маурин ждала посетителя, ее не слишком радовала необходимость работать в столь поздний час, но было очень любопытно увидеть того, кто готов платить такие деньги за быструю покраску волос.
Борис. Так к сказано в Евангелии.
Княгиня. Ничего не сказано, а если сказано, то глупо сказано. Голубчик, Боря, пожалей меня. (Бросается ему на шею и плачет.) Вся моя жизнь была одно горе. Единственный просвет радости, и ты из него делаешь муку. Боря! Пожалей меня…
Джоэл заплатил вперед, поблагодарил девушку на телефоне и Маурин за сговорчивость и сел перед зеркалом.
Борис. Мама, мне тяжело ужасно. Но я не могу вам сказать.
Княгиня. Ну, не отказывайся, скажи, что подумаешь.
– Вы хотите их помыть? – спросила Маурин.
Николай Иванович. Скажи, что подумаешь, и подумай.
– Нет. Давайте поторопимся.
Борис. Ну, хорошо. Но и вы, мама, пожалейте меня. Мне тоже трудно.
Слышны опять вопли в коридоре. Я ведь в сумасшедшем доме, можно и точно с ума сойти.
– Кто это сделал? – сказала она, запустив пальцы в его волосы.
Явление одиннадцатое
– Одна дама в Италии.
Те же и старший доктор.
Старший доктор (входя). Сударыня, это может иметь очень дурные последствия. Ваш сын в возбужденном состоянии. Я думаю, надо прекратить свиданье. В дни свиданий — четверг, воскресенье — прошу, пожалуйста, до двенадцати.
– О каком цвете вы думаете?
Княгиня. Ну, хорошо, хорошо, я уйду. Боря, прощай. Подумай, пожалей меня и в четверг встреть радостно. (Целует.)
– О седом, равномерно седом.
Николай Иванович (подает руку). Думай с богом, как будто ты наверно завтра умрешь. Тогда только решишь верно. Прощай.
Борис (подходит к Любе). Что же ты мне скажешь?
– Естественный?
Люба. Я не могу лгать. Я не понимаю, зачем мучать себя и всех. Я не понимаю и ничего не могу сказать. (Плачет и уходит.)
– Нет, резче, чем натуральный. Давайте сделаем его почти белым.
Явление двенадцатое
Борис один.
Маурин выразительно посмотрела на другую девушку – каких клиентов здесь только не увидишь – и приступила к работе. Девушка, принимавшая заказы, отправилась домой, заперев за собой дверь. Через несколько минут после начала сеанса Джоэл спросил:
Борис. Ах, как трудно! Ах, как трудно! Господи, помоги мне! (Молится.)
– А завтра вы работаете?
Входят сторожа с халатом.
Явление тринадцатое
– Не-а, завтра у меня выходной. А что?
Борис и сторожа.
Сторож. Пожалуйте переодеться.
– Около полудня мне необходимо будет провести еще один сеанс. Завтра у меня будет настроение на что-нибудь более темное, чем можно закрасить седину, которую вы сейчас наносите.
Борис переодевается.
– Что это с вами? – Ее руки замерли.
Занавес
– Давайте встретимся здесь в полдень, и я вам заплачу тысячу баксов наличными.
– Договорились. А что по поводу следующего дня?
– Я буду доволен, когда часть седины исчезнет.
* * *
Действие четвертое
Когда во второй половине дня раздался звонок, Дэн Сендберг сидел без дела за своим столом в «Пост». Господин на другом конце провода представился Джоэлом Бэкманом и сообщил, что желает побеседовать. Определитель на аппарате Сендберга показывал неизвестный номер.
В Москве. Прошел год после третьего действия. Зала в доме Сарынцевых приготовлена для танцевального вечера под фортепиано. Лакеи устанавливают цветы перед роялем. Входит Марья Ивановна в нарядном шелковом платье с Александрой Ивановной.
Явление первое
Марья Ивановна, Александра Ивановна и лакеи.
– Настоящий Джоэл Бэкман? – спросил Сендберг, хватаясь за свой ноутбук.
Марья Ивановна. Какой же бал? Не бал, а просто вечерок, une sauterie, как говорили прежде, для adolescents.
[67] Ведь не могу же я посылать своих танцевать. И спектакль был у Маковых, и танцевали везде. Надо мне отплатить.
– Я знаю только одного.
Александра Ивановна. Боюсь, Nicolas это очень неприятно.
Марья Ивановна. Что ж делать! (Лакею.) Сюда поставьте. Бог видит, как бы я желала не делать ему неприятного. Но я думаю, что он вообще теперь уже не так требователен.
– Очень рад. Последний раз, когда я вас видел, вы были в суде, признавали себя виновным во всяких неприятных делах.
Александра Ивановна. О нет. Он только не выказывает. Он прошел к себе после обеда очень расстроенный.
– Все смыто президентским помилованием.
Марья Ивановна. Ну, что же делать? Что же делать? Ведь всем жить надо. Ведь их восемь человек. И если их дома не веселить, то они бог знает что будут делать. Я по крайней мере теперь об Любе так счастлива.
Александра Ивановна. Разве он сделал предложение?
– Я думал, вас спрятали на другом конце света.
Марья Ивановна. Все равно что сделал. Он говорил с ней, и она сказала, что да.
– Ну, я устал от Европы. Скажем, соскучился по родной земле. Я вернулся и готов опять заниматься бизнесом.
Александра Ивановна. Это опять будет ужасный удар для него.
Марья Ивановна. Да он знает. Он не может не знать.
– Каким бизнесом?
Александра Ивановна. Он не любит его.
– Конечно, тем, который связан с моей специальностью. Именно об этом я и хотел бы поговорить.
Марья Ивановна (лакеям). Фрукты поставьте на буфет. Кого? Александра Михайловича? Разумеется, не любит, потому что это отрицание всех его теорий: светский, милый, приятный и добрый человек. Ах, этот ужасный кошмар Бориса Черемшанова! Что он?
Александра Ивановна. Лизанька ходила к нему. Он все там же. Говорят, ужасно похудел, и доктора боятся за его жизнь или рассудок.
– Вы доставите мне большое удовольствие. Однако придется задать вопросы о помиловании. Ходят самые невероятные слухи.
Марья Ивановна. Да, вот это жертва ужасная его идей. За что погиб? Я никогда не желала.
– Господин Сендберг, это станет первой темой нашего разговора. Как насчет встречи завтра в девять утра?
Входит тапёр.
Явление второе
– Я не упущу такую возможность. Где?
Те же и тапёр.
Марья Ивановна (к нему). Вы для танцев?
– Я буду в президентском люксе в «Хэй-Адамсе». Приведите с собой фотографа, если пожелаете. Брокер опять в городе.
Тапер. Да, я тапер.
Марья Ивановна. Пожалуйста, садитесь, подождите. А то не хотите ли чаю?
Сендберг повесил трубку и позвонил Расти Лоуэллу, своему лучшему источнику в ЦРУ. Лоуэлла не было на месте, и, как всегда, никто не знал, где он находится. Он попробовал другой источник в Лэнгли, но ничего не смог узнать.
Тапер. Нет, благодарю вас. (Идет к роялю.)
* * *
Марья Ивановна. Никогда не желала. Я Борю любила, но все-таки это не была партия для Любы. Особенно когда он увлекся идеями Николая Ивановича.
Александра Ивановна. Все-таки удивительная сила убеждения. Ведь как он страдает. Ему говорят, что если он не согласится, его или оставят там, или в крепость. Он все то же отвечает. И Лизанька говорила, что радостен, весел даже.
Уайтекер сидел в салоне первого класса самолета «Алиталиа», летевшего из Милана в Даллас. Здесь, в носовой части, спиртное было бесплатным и лилось рекой, и Уайтекер старался набраться изо всех сил. Звонок Джулии Джавьер оказался шоком. Она начала достаточно милым тоном с вопроса:
– Уайтекер, там у вас кто-нибудь видел Марко?
Марья Ивановна. Фанатики. А вот и Александр Михайлович.
– Нет, но мы ищем.
Входит во фраке блестящий Александр Михайлович Старковский.
Явление третье
– Полагаете, вы его найдете?
Те же и Старковский.
Старковский. Я рано приехал. (Целует руку у обеих.)
– Да, я вполне уверен, что он обнаружится.
Марья Ивановна. Тем лучше.
– В настоящий момент директор очень обеспокоена, Уайтекер. Она желает знать, собираетесь ли вы найти Марко.
Старковский. А Любовь Николаевна? Она собиралась так много танцевать. За все пропущенное. Я взялся помогать ей.
Марья Ивановна. Она разбирает котильон.
– Скажите ей «да», мы его найдем!
Старковский. Я пойду помогу ей, можно?
– И где вы его ищете, Уайтекер?
Марья Ивановна. Прекрасно.
Старковский уходит. Навстречу ему идет Люба, несет подушку, звезды, ленты.
– В Милане, Цюрихе и между ними.
Явление четвертое