Джон Гришэм
ТРИБУНЫ
Посвящается Таю, его замечательным друзьям-футболистам, их превосходному тренеру и двум победам команды в чемпионате штата.
ВТОРНИК
Дорога к стадиону проходила рядом со школой Отгороженная двумя идеально ровными рядами красно-желтых кленов, посаженных болельщиками, дорога тянулась за старым залом около теннисных кортов и сначала поднималась на холм, а потом спускалась в низину, оканчиваясь асфальтированной стоянкой на тысячу машин. Вход на поле «Рейкфилд» обозначали помпезные кирпичные ворота и железная арка. Площадку за воротами окружала металлическая ограда. Сюда по пятницам сходились жители городка Мессина, чтобы броситься на трибуны, занять расписанные заранее места и понаблюдать за нервными предматчевыми ритуалами. Черные асфальтовые пятачки вокруг «Рейкфилда» переполнялись задолго до открытия. Поэтому вереницы автомобилей рассредоточивались на подступах к стадиону — на пыльных обочинах, в аллеях или на стоянках за школьным кафетерием и полем для бейсбола.
Тогда в Мессине становилось жарко даже болельщикам команды-противника. Тем более — игрокам.
Нили Крэншоу медленно ехал к полю «Рейкфилд». Медленно — потому что он не был здесь много лет, и при виде огней стадиона перед глазами вставали картины его бурного прошлого. Машина легко катилась по дороге, отгороженной красными и желтыми кленами в последней, по-осеннему яркой листве. Когда-то, в дни прошлой славы, стволы этих кленов были всего фут толщиной. Теперь над головой Нили смыкались могучие ветви, и листья будто снежинки сыпались на дорогу к полю «Рейкфилд». Погожий октябрьский день клонился к закату. С севера тянуло предвечерним холодком.
Остановившись ближе к воротам, Крэншоу принялся изучать поле. Теперь движения Нили были замедленными — словно звуки и картины иной жизни навалились на него тяжким грузом. Во времена их молодости поле не называли никак, да и зачем: в Мессине все знали это место просто как Поле. В кафе в центре города могли сказать так: «Сегодня утром ребята выходили на Поле». «В котором часу покидаем Поля?» — спросили бы в «Ротари-клубе». «Рейк сказал, что Полю нужны новые открытые трибуны», — сообщили бы на собрании болельщиков. «Вчера вечером Рейк уделал их на нашем Поле» так заявили бы в пивных северной окраины.
Ни один клочок земли не имел в Мессине такого совершенно особого смысла. Даже кладбище.
После ухода Рейка поле стали называть его именем. К тому времени Нили уехал из города, разумеется, надолго и не планируя возвращаться. В глубине души он знал, что этот день наступит, придет обязательно — в каком-то пока неизвестном ему будущем. Настанет день, когда его позовут. Впрочем. Нили еще не до конца разобрался, зачем возвращается. Конечно, он знал, что Рейк рано или поздно умрет и что будут похороны и сотни бывших «Спартанцев» в зеленой форме встанут у гроба, оплакивая уход человека-легенды, которого они так любили и одновременно ненавидели. Впрочем, Нили Крэншоу слишком долго повторял себе, что не вернется на Поле до тех пор, пока Рейк жив.
Вдали, за гостевыми трибунами, располагались сразу две тренировочные площадки, над одной горел свет. Подобной роскоши не имела ни одна школа в штате, и ни один город не поддерживал свою футбольную команду так яростно и единодушно, как Мессина. Нили различал звуки тренерского свистка, удары и глухие возгласы сталкивающихся друг с другом игроков. К пятничному вечеру готовился действующий состав «Спартанцев». Пройдя за ворота, Нили пересек беговую дорожку, естественно, выкрашенную в темно-зеленый цвет.
Хотя газон в конечной зоне был аккуратно подстрижен и вполне годился, чтобы на нем толклись футболисты, у створа ворот торчала высокая поросль. В углу поля на траве выделялись одна-две проплешины сорняков, и, когда Нили подошел ближе, ему в глаза бросилась высокая трава, росшая по краю беговой дорожки. В прежние славные деньки на стадион десятками шли добровольные помощники с садовыми ножницами, по четвергам не оставлявшие возле Поля ни одной торчащей травинки.
Но дни той славы миновали. Они канули в небытие заодно с Рейком. В Мессине давно забыли о гордости, и теперь здесь играли в футбол простые смертные.
В свое время тренер Рейк звучно облаял хорошо одетого джентльмена, рискнувшего попрать священный газон ногами. Торопливо отступив, джентльмен обогнул игровую площадку по краю. Приблизившись, Рейк понял, что нарвался на мэра Мессины. Мэр считал себя оскорбленным, а Рейку было наплевать. Никому не позволялось запросто ходить по его Полю. Не привыкший к брани в свой адрес, мэр пытался убрать Рейка, но тренер даже не заметил его нападок. А жители города прокатили мэра на выборах. На один голос «за» оказалось подано четыре «против». Эдди Рейк имел больше влияния, чем все политические деятели Мессины, вместе взятые, и совершенно не думал об этом.
Держась боковой линии, Нили медленно шел к трибунам своей домашней арены, но вдруг, глубоко вздохнув, остановился. Нахлынули воспоминания. Он явственно слышал предматчевый гомон прежней толпы, плотно спрессованной там, на открытых трибунах. Нили видел в центре оркестр, играющий парафраз на тему бесконечно родного боевого гимна «Спартанцев».
Наконец, в нескольких футах перед собой он заметил нервно разминающегося на боковой линии 19-го номера «Спартанцев». Как и всегда, 19-й номер был типичным американским старшеклассником. Быстроногий квотербек — золотые руки, удачно попавший в основной состав, с хорошими физическими данными — не исключено, что с лучшими задатками за всю историю команды из Мессины.
Нили Крэншоу был 19-м номером в той, прошлой жизни.
Пройдя еще несколько шагов по боковой линии и остановившись у пятидесятифутовой отметки, на которой Рейк провел сотни матчей, Нили снова посмотрел на трибуны, однажды в пятничный вечер собравшие десятитысячную толпу зрителей, пришедших выплеснуть эмоции, глядя на игру обычной школьной команды.
Как слышал Нили, стадион больше не собирает и половины той толпы.
Пятнадцать лет минуло с тех пор, когда цифры на его футболке заставляли трепетать сердца множества зрителей. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как Нили играл на священном газоне.
Сколько раз он зарекался не делать того, что сделал? И сколько раз говорил себе не возвращаться?
Нили почти не обратил внимания На свисток тренера и на возгласы, доносившиеся с тренировочного поля. В его ушах звучали барабаны оркестра, незабываемый скрипучий голос обращавшегося к публике мистера Бо Майкла и грохот трибун, на которых вскакивали с мест раззадоренные болельщики.
Он слышал, как рявкает и ворчит Рейк, хотя в пылу битвы тренер редко терял самообладание.
Он видел, как группа поддержки в коротких юбочках распевает и приплясывает на своем обычном месте. Подтянутые, загорелые девчонки с крепенькими ножками.
Родители всегда сидели на сороковом, восемью рядами ниже прессы. Перед начальным ударом Нили махал рукой матери. Уверенная, что сын вот-вот сломает себе шею, она каждую игру молилась за него.
Вербовщикам из колледжей отводили лучшие места со спинками в пятидесятом ряду. На матче с «Гарнет-Сентрал» кто-то насчитал тридцать восемь таких гонцов — и всех интересовал номер 19-й. Сто колледжей направили Крэншоу письма с приглашениями. В тридцати одном ему предлагали стипендию. Отец до сих пор хранит эти письма. Когда Нили подписал предложение из «Тека», по этому поводу устроили пресс-конференцию, а событие немедленно попало в новости.
Трибуны вмещали десять тысяч зрителей, при том что население городка составляло всего восемь. Арифметика не работала. Сюда ехали со всей округи и из любого захолустья, где нечем себя занять в пятничный вечер. Получив недельную зарплату, приехавшие брали пиво и отправлялись в город, на Поле, чтобы сбиться в большую осипшую массу на северной трибуне и орать громче, чем студенты, оркестр и все городские, вместе взятые.
Когда Нили был мальчишкой, отец не разрешал ему даже приближаться к северной трибуне. Оккупировавшая трибуну деревенщина пила, иногда устраивала потасовки и вечно ругала местное начальство на чем свет стоит. Через несколько лет Нили полюбил эту разгульную публику, и в ответ они так же обожали 19-го.
Сейчас трибуны молчали, будто замерли в ожидании. Сунув руки в карманы, Нили медленно шел вдоль боковой линии. Забытый герой прошедшего времени, чья звезда закатилась слишком быстро. Три сезона — квотербек в Мессине. Больше сотни тачдаунов, когда Нили врывался с мячом в эндовую зону. И он ни разу не проиграл на своем поле. Хотя Нили изо всех сил старался не думать об этом, к нему быстро возвращались детали матчей. Те дни миновали, сотни раз говорил он себе. Ушли безвозвратно.
Болельщики поставили в южной зоне огромное табло со счетом, вокруг которого расположили плакаты с историей футбола Мессины, написанной жирным зеленым шрифтом. По сути, с историей самого города. Отыгранные без единого поражения сезоны 1960 и 1961 годов, когда Рейку не было и тридцати. Потом, в 1964-м, начался период оглушительного успеха. «Полоса удачи». Они всегда выигрывали, что продолжалось до конца десятилетия и в начале следующего. Через месяц после того, как в 1970-м родился Нили, Мессина проиграла Южному Уэйну в чемпионате штата. Полоса закончилась. Восемьдесят четыре победы подряд — в то время рекорд страны, — и Эдди Рейк, тридцати девяти лет от роду, стал живой легендой.
Отец рассказывал Нили, какое уныние охватило город после проигрыша. Как будто им было недостаточно восьмидесяти четырех сокрушительных побед. Да, та зима казалась беспросветной, но Мессина с честью выдержала испытание. В очередном сезоне команда Рейка разделала Южный Уэйн под орех и выиграла решающий матч за первенство штата со счетом 13:0. Потом были новые чемпионаты штата и новые сезоны — 74-го, 75-го и 79-го.
Дальше началась «засуха». С 1980-го и до 1987 года, когда Нили перешел в выпускной класс, Мессина каждый раз шла сезон без поражения, легко выигрывала отборочные игры, плей-офф — ради того, чтобы продуть в финале штата. В кофейнях Мессины это принимали без радости. Старожилы вспоминали «Полосу удачи». Но однажды одна калифорнийская школа выиграла девяносто матчей подряд, и целый город почувствовал себя обиженным.
Слева от табло зеленые плакаты с белыми буквами славили имена самых известных героев Мессины. Семь номеров в свое время изъяли из оборота и последним — 19-й номер, Нили. Перед ним был номер 56-й, который носил защитник-лайнбэкер Джесс Трапп, попавший в тюрьму после того, как совсем недолго поиграл за Майами. В 1974-м Рейк убрал номер 81-й, принадлежавший Роману Армстеду, единственному «спартанцу» из Мессины, поигравшему в Национальной футбольной лиге.
За южной конечной зоной стоял крытый манеж, которому позавидовал бы любой небольшой колледж. В манеже были зал для занятий с тяжестями, шкафчики, раздевалка с душевыми и ковром на полу. Его построили болельщики, организовав бурную кампанию по сбору средств, продолжавшуюся всю зиму и захватившую город. Никому не приходило в голову экономить, по крайней мере на футбольной команде «Спартанцы» из Мессины. Тренеру Рейку нужны были и тренажеры, и кабинки в раздевалке, и кабинеты для тренеров. В итоге болельщикам пришлось забыть о Рождестве.
Но теперь было по-иному или выглядело иначе, чем прежде. Сразу за воротами манежа Нили заметил монумент с кирпичным основанием, на котором стоял бронзовый бюст. Памятник Рейку изваяли больше оригинала, повторив морщины на лбу, знакомый прищур и придав изображению слегка насмешливое выражение. На голове тренера была неизменная потерявшая форму шапочка его футбольной команды. Бронзового Эдди Рейка отлили пятидесятилетним, а вовсе не тем стариком, каким он стал в семьдесят. Ниже привинчена доска, сверкающими буквами излагавшая детали того, что в Мессине мог рассказать наизусть каждый встречный: тридцать четыре года тренер «Спартанцев», 418 побед, 62 поражения, тринадцать выигранных чемпионатов штата и 84 выигранных матча подряд — с 1964 по 1970 год.
Место, вполне очевидно, служило алтарем. Нили мог представить, как, выходя на поле по пятницам, «Спартанцы» склоняют головы у памятника.
Неожиданно поднявшийся ветер ворошил опавшую листву. Закончив тренировку, грязные и потные игроки усталой трусцой возвращались в крытый манеж. Нили не хотел, чтобы его видели. Пройдя по беговой дорожке, он направился к проходу, сделанному в ограждении, поднялся на тридцатый ряд и сел в одиночестве высоко над полем «Рейкфилд» на открытой трибуне, с которой открывался изумительный вид на восточную долину. Вдали над красно-золотой листвой деревьев поднимались шпили городских церквей. Шпиль слева принадлежал методистской церкви, а кварталом дальше стоял невидимый с трибун симпатичный двухэтажный дом, подаренный Эдди Рейку на пятидесятилетие.
Сейчас, дожидаясь последнего вздоха тренера, в этом доме собрались мисс Лайла, три ее дочери и вся многочисленная семья Рейков. Само собой, что к ним в дом приехало много друзей, на столах была разложена еда и повсюду во множестве стояли цветы.
Приехал ли кто-то из бывших игроков? Нили полагал, что нет.
Возле машины Нили остановился еще один заехавший на стоянку автомобиль. Вновь прибывший «Спартанец» носил пальто, галстук и, так же как Нили, избегал хождения по полю. Заметив Нили, он поднялся к нему на трибуну.
— Давно здесь сидишь? — спросил он, пожав протянутую руку.
— Не очень, — ответил Нили. — Он умер?
— Нет. Еще нет.
За их трехлетнюю совместную карьеру Пол Карри поймал сорок семь из шестидесяти трех пасов от Нили, сделанных в зону тачдауна. Связка Крэншоу—Карри раз за разом оказывалась практически неудержимой. Они одновременно были капитанами одной команды. Они дружили, и жизнь окончательно развела их в стороны лишь спустя много лет. Три-четыре раза в год они звонили друг другу. Дедушка Пола построил первый в Мессине банк, так что будущее парня определилось в момент его рождения. Потом Пол женился на местной девушке из другой известной семьи. Нили был у него шафером и в последний раз приезжал в Мессину как раз на свадьбу.
— Как семья? — спросил Нили.
— Нормально. Мона беременна.
— Ясное дело, беременна. Пятым или шестым?
— Всего лишь четвертым.
Нили покачал головой. Разговаривая, они сидели в трех футах друг от друга, глядя в пространство. Каждый думал о своем. Из-за манежа доносился шум подъезжающих автомобилей и грузовиков.
— Как команда? — спросил Нили.
— Неплохо, выиграла четыре игры. Проиграла две. Тренер — молодой парень из Миссури, не без способностей. Мне он нравится.
— Из Миссури?
— Ага. Никто в радиусе тысячи миль не взялся за эту работу.
— Ты поднабрал вес, — покосившись в сторону Пола, сказал Нили.
— Я банкир и член «Ротари-клуба», но все равно пока еще способен тебя перегнать.
Пол осекся, досадуя на слова, вырвавшиеся явно некстати: левое колено Нили было в два раза больше правого.
— Ясное дело, перегонишь, — с улыбкой ответил Нили. Он не обиделся.
Вместе они наблюдали, как со стоянки отъезжают последние машины игроков, стараясь взвизгнуть резиной. Традиция самых молодых «спартанцев».
Стадион снова опустел.
— Случалось приходить, когда на стадионе уже пусто?
— Было дело.
— А ты бродил вокруг поля, вспоминая, как бывало прежде?
— Бродил. Потом бросил. Так было с каждым из нас.
— Здесь я впервые с тех пор, как дали отставку моему номеру.
— Ты до сих пор не смирился. Живешь в прошлом и мечтаешь, воображая себя квотербеком «Вся Америка».
— Лучше бы мне никогда не видеть футбола.
— В таком городе выбора не было. Уже в шестом классе мы надели форму, которую дал Рейк. Цвета помнишь? Синий, красный, золотой и черный. Только не зеленый — потому что носить этот цвет было мечтой любого мальчишки. Тогда мы играли каждый четверг и по вечерам собирали болельщиков больше, чем остальные классы. Мы играли такие же игры, как Рейк по пятницам. По той же системе. Воображали, будто мы «Спартанцы» и играем перед десятью тысячами фанатов. К девятому классу Рейклично вел наши тренировки, а мы наизусть помнили все сорок раскладок из его записной книжки. Хоть среди ночи буди.
— Помню их до сих пор, — сказал Нили.
— Я тоже. А еще помню, как на тренировке он заставлял нас два часа бегать на полусогнутых.
— Да, потому что ты постоянно лажался.
— И мы до тошноты носились по трибуне.
— Таким был Рейк, — буркнул Нили.
— Ты считал годы, и наконец приходило время надеть форму университетской команды. Потом ты становился героем, идолом или заводным болваном — в этом городе иначе и быть не могло. Ты выигрывал, выигрывал… Ты был королем в собственном маленьком мире, а затем — пуфф! — карьера окончена, ты играешь в последний раз. Зрители плачут. Невозможно поверить, но за вашей командой приходит другая. И вас тут же забывают.
— С тех пор прошло много лет.
— Пятнадцать лет, дружище. Я приезжал домой, когда учился в колледже, и никогда не ходил на стадион. Не мог даже ездить мимо школы. И я не встречался с Рейком, не было желания. Однажды летним вечером, перед тем как вернуться в колледж и примерно за месяц до вынужденной отставки Рейка, я взял пивка — сразу шесть, целую упаковку, — взобрался сюда и сидел, перебирая в памяти все наши матчи. Просидел так не один час, будто опять видел нас в игре. Представлял, как мы надираем всех подряд. Хорошее было время. Оно закончилось. Осталась лишь боль, а дни нашей славы давно канули, мелькнули как яркий миг.
— Тем вечером ты ненавидел Рейка?
— Нет, я любил его.
— Это каждый день менялось.
— Для большинства из нас.
— Тебе и теперь больно?
— Нет, больше нет. Когда женился, мы взяли сезонный абонемент, потом вступили в клуб болельщиков. В общем, вели себя как все. С годами я стал обычным болельщиком и бросил корчить героя.
— Ходишь на каждую игру?
Пол показал на сектор слева внизу:
— Банк выкупил эти места.
— Для одной твоей семьи?
— Мона очень плодовита.
— Похоже на то. А как она выглядит?
— Выглядит беременной.
— Собственно, я имел в виду формы…
— Хочешь знать, не расплылась ли она?
— Ну да.
— Нет. Мона ест только латук. Упражняется по два часа в день. Выглядит она отлично и хотела пригласить тебя на обед.
— На латук?
— На что пожелаешь. Можно ей звонить?
— Нет, лучше попозже.
Наступило долгое молчание. К воротам подъехала еще одна машина, пикап. Водитель, человек плотного сложения с густой бородой в потертых джинсах и шапочке из джинсовой ткани, передвигался с явным трудом. Обогнув конечную зону, он прошел по краю беговой дорожки. Ступив на трибуну, человек заметил Нили и Пола, сидевших выше и наблюдавших за каждым его шагом. Кивнув, он поднялся на несколько рядов, сел и замер, уставившись взглядом в поле, неподвижный и бесконечно одинокий. Не сразу вспомнив имя, подходящее внешности, Пол наконец произнес:
— Коротышка Орли. Конец семидесятых.
— Помню его. Самый медленный лайнбэкер в истории, — вспомнил Нили.
— И самый приземистый, пожалуй, на всю конференцию.
[1] Отыграл всего год, а лотом бросил, чтобы остаток жизни валить лес.
— Ведь Рейк любил лесорубов, так?
— А мы — нет? Четверо лесорубов в защите — и призовое место на чемпионате конференции обеспечено.
Рядом с первым пикапом остановился второй, и к трибунам направился еще один дюжий джентльмен в джинсовой одежде и шапке. Поздоровавшись с Коротышкой Орли, он сел рядом. Их встреча явно не была запланированной.
— Что-то я его не помню, — разочарованно сказал Пол, не сумевший опознать новоприбывшего.
За три с половиной десятилетия Рейк тренировал сотни мальчишек из Мессины и окрестностей, большинство из которых навсегда уезжали отсюда. Но игравшие у Рейка хорошо знали друг друга. Они состояли в очень небольшом братстве, куда не принимали новых членов.
— Тебе нужно чаще сюда приезжать, — сказал Пол, когда пришла пора нарушить молчание.
— Почему?
— Потому что они рады тебя видеть.
— Может, я не хочу их видеть.
— Почему?
— Не знаю.
— Боишься, вспомнят, как ты не сумел обыграть «Хейсман»?
— Нет, не боюсь.
— Они хорошо это помнят, но ты — часть истории. Да, прошло много лет, и все равно для них ты по-прежнему всеамериканская знаменитость. Загляни в кафе «Ренфроуз» — над кассой у Мэгги и сейчас висит твой огромный портрет. По вторникам я хожу туда завтракать, и всякий раз двое каких-нибудь пережитков прошлого начинают выяснять, кто был лучшим квотербеком Мессины — Нили Крэншоу или Уэлли Уэбб. Уэбб пробивался четыре года, выиграл сорок шесть встреч подряд, никогда не проигрывал — и так далее, и так далее… Но Крэншоу приходилось играть против чернокожих, и те встречи были скоростными и более жесткими. Да, Уэбб оказался мелковат для большого спорта, а Крэншоу подписал контракт с «Теком». Они могут спорить до бесконечности. Нили, тебя все еще любят.
— Спасибо, я смогу через это перешагнуть.
— Да ладно…
— Это из прошлой жизни.
— Хорошо, проехали. Получай удовольствие от воспоминаний.
— Не могу. Там Рейк.
— Тогда почему вернулся?
— Не знаю.
Откуда-то из недр отличного костюма банкира донесся зуммер вызова. Нашарив телефон, Пол сказал:
— Карри.
Пауза.
— Я на поле, с Крэншоу.
Пауза.
— Ну да, он здесь. Честное слово. Хорошо.
Сложив, Пол сунул трубку в карман.
— Звонил Силос, — сказал он. — Я ведь ему говорил, что ты можешь приехать.
Нили с улыбкой покрутил головой, вспомнив Силоса Муни.
— Мы не виделись с тех пор, как окончили школу.
— Если помнишь, он не оканчивал школу.
— Ах да… Я забыл.
— Была одна такая маленькая проблема с полицией. Список 4 «О веществах, не подлежащих свободному обращению». Отец выставил его из дому за месяц до выпускного.
— Теперь вспомнил.
— Несколько недель Силос пожил у Рейка, а потом подался в армию.
— Чем он занимается теперь?
— Ну, скажем так: теперь он точнехонько на середине весьма красочной карьеры. Из армии уволился с оглушительным треском, несколько лет проболтался в море на буровых, потом устал работать, вернулся в Мессину и торговал наркотиками до тех пор, пока не нарвался на выстрел.
— Предположу, что пуля ушла мимо.
— Всего на дюйм, но Силос решил исправиться. Одолжил у меня пять тысяч долларов на покупку обувного магазина старика Франклина и решил, что стал предпринимателем. Сбросил цены на обувь, одновременно удвоил жалованье персоналу и через год обанкротился. Потом продавал места на кладбище, подержанные машины, трейлеры. Какое-то время я ничего о нем не слышал, но однажды Силос явился в банк и вернул деньги, которые задолжал, причем наличными. Сказал, что наконец поймал удачу за хвост.
— В Мессине?
— Ага. Как-то, неизвестно как, он умудрился кинуть старика Джослина, владевшего свалкой металлолома на восточной окраине города, занял его место, привел в порядок склад и устроил в той половине, что выходила на улицу, вполне легальный кузовной бизнес. Живые деньги. Во второй половине склада разместил авторазборку, специализирующуюся в основном на ворованных пикапах. Реально живые деньги.
— Он наверняка не сказал тебе про разборку.
— Нет, даже не намекнул. Но я занимаюсь его банковским счетом — и здесь не бывает секретов. Силос вел дела с бандой автомобильных воров из Каролины, подгонявших ему краденые пикапы. Разбирал машины и продавал их по запчастям. Тут вовсю крутятся наличные, очень большие наличные деньги.
— А что полиция?
— Пока ничего. Хотя рядом с ним нельзя расслабляться. ФБР может в любой момент прийти к Силосу с повесткой. Но я всегда готов.
— Очень похоже на Силоса.
— Он одна большая неприятность. Много пьет, вокруг него вьются женщины, он продает ворованные тачки и выглядит лет на десять старше своего возраста.
— Почему-то я не удивляюсь. Он еще и дерется, как бывало раньше?
— Как всегда. Поаккуратнее говори о Рейке. Никто не любит Рейка так, как Силос. Если что, он на тебе живого места не оставит.
— Будь спок.
Играя в центре нападения или в передовой линии защиты, Силос хозяйничал в середине любого поля, на котором случалось выступать. При росте всего в шесть футов Муни был весьма нехилого телосложения, с огромным торсом, толстой шеей, крепкими руками, ногами и лодыжками. Такая «физика» делала его похожим на силосную башню.
Силос три года играл вместе с Нили и Полом. В отличие от других он зарабатывал по три персональных предупреждения за игру, а однажды получил целых четыре — по одному в каждой четверти. Его дважды прогоняли с поля за удар соперника в пах. Он жил, чтобы видеть перед собой лежащего на земле и вымазанного кровью игрока противоположной линии. «Сейчас он кровью умоется, сучара, — бубнил Силос игрокам, скучившимся на короткое совещание. — Не доживет до конца игры». А Нили только накручивал этого бешеного пса: «Давай, давай вперед — и добивай». Задача Нили сильно облегчалась с каждым выведенным из линии защитником.
Ни одного игрока Мессины тренер Рейк не поносил так часто и с таким энтузиазмом, как Силоса Муни. Никто не заслуживал брани, как он, и ни один игрок не ждал словесного унижения страстно, как Силос.
На северный край трибун — туда, где буйные обитатели пригородов устраивали сумасшедший дом, поднялся пожилой человек. Он занял место в верхнем ряду, сев слишком далеко, чтобы Нили мог его разглядеть. Определенно этот человек хотел побыть в одиночестве.
Уйдя в свои мысли, он замер на сиденье, неотрывно глядя на поле. Вскоре появился первый бегун, медленно затрусивший вокруг поля против часовой стрелки. В этот час на стадион как магнитом тянуло любителей бега и ходьбы, желавших сделать несколько кругов. Рейк не допустил бы подобного абсурда, но сразу после его ухода возникло целое движение за то, чтобы открыть дорожки стадиона для тех, кто за них платил. Ограждать от посягательств газон «Рейкфилд» поручили работникам стадиона, один из которых должен был всегда находиться поблизости.
Как бы не так.
— Где Флойд? — спросил Нили.
— Пока в Нэшвилле. Тренькает на гитаре и пишет никуда не годную музыку. Ловит удачу.
— А Онтарио?
— Он здесь, работает на почте. У них с Такитой трое детишек. Она учительница. По-прежнему очаровательна. И они ходят в церковь пять раз в неделю.
— Значит, он всегда улыбается, как и прежде?
— Да, всегда.
— А что Дэнни?
— Пока здесь. Преподает химию — вон в том здании… Не пропускает ни одной игры.
— Ты когда-нибудь учил химию?
— Никогда.
— И я никогда. Всегда получал «отлично», а учебник даже не открывал.
— Оно тебе надо? Ты же был «Вся Америка».
— Джесс так и сидит в тюрьме?
— Да. Ему еще долго сидеть…
— И где он?
— В Буфорде. Я часто встречал и встречаю его мать, спрашиваю, как он. Она каждый раз плачет, но что я могу сделать?
— Интересно, он знает про Рейка? — спросил Нили.
Недоуменно подняв плечи, Пол помотал головой.
В разговоре возникла очередная пауза. Какое-то время оба молча наблюдали за немолодым человеком, с заметным трудом двигавшимся по беговой дорожке. Две шедшие за ним следом полные молодые женщины о чем-то энергично болтали.
— Ты знал эту историю — почему Джесс на самом деле подписался играть за Майами? — спросил Нили.
— Не то чтобы очень. Ходило много слухов про деньги, но Джесс разве скажет?
— Ты помнишь, как отреагировал Рейк?
— Он чуть его не прибил. Думаю, Рейк сам обещал кое-что парням из «Эй-энд-Эм».
— Рейку хотелось громких побед. Он хотел, чтобы я играл за «Стейт».
— Поэтому тебе пришлось уйти?
— Было уже поздно.
— Почему ты согласился играть за «Тек»?
— Мне нравился их квотербек Коуч.
— Их квотербека Коуча не любил никто и никогда. Так почему на самом-то деле?
— Пол, ты действительно хочешь знать?
— Да, Нили, после пятнадцати лет я хочу знать.
— Пятьдесят тысяч долларов наличными.
— О нет…
— Да. «Стейт» предложили сорок, «Эй-энд-Эм» давали тридцать пять, кое-кто из остальных желал заплатить по двадцать.
— Нили, ты никогда этого не рассказывал.
— До сего момента никому не говорил. Дело-то скользкое.
— Ты взял у «Тека» пятьдесят тысяч долларов наличными? — медленно произнес Пол.
— Пятьсот стодолларовых купюр, упакованных в красную холщовую сумку без каких-либо надписей, которую однажды вечером положили в багажник моей машины, пока мы со Скример сидели в кино. Наутро я подписал контракт с «Теком».
— Родители знали?
— Ты рехнулся? Отец позвонил бы в Национальную атлетическую ассоциацию колледжей.
— Почему ты взял деньги?
— Пол, не будь наивным. Все школы платили наличными, это было частью игры.
— Я не наивен. Удивительно, что это сделал ты.
— Почему? Я мог подписать контракт задаром, но мне предложили за деньги. Пятьдесят тысяч баксов для восемнадцатилетнего балбеса — все равно как в лотерею выиграть.
— Тем не менее…
— Пол, все вербовщики платили наличными, и я не помню исключений. Ни одного. Считаю, это было частью бизнеса.
— Куда ты дел деньги?
— Рассовал туда-сюда. Когда уехал в «Тек», купил новую машину. Ненадолго хватило.
— Родители ничего не заподозрили?
— Не особенно. Я был уже в колледже, и они не могли за всем уследить.
— Ты ничего не отложил?
— Для чего откладывать, если регулярно получаешь по ведомости?
— Как это по ведомости?
Сев поудобнее, Нили взглянул на Пола и снисходительно улыбнулся.
— Чего скалишься, задница? — проворчал Пол. — Как жаль, что большинство из нас не играло в первом дивизионе.
— Помнишь, я в первый же год играл кубок «Гатор»?
— Конечно. Мы тут все смотрели.
— Меня выпустили со скамьи на вторую половину. Я сделал три тачдауна, а в самом конце пробежал сто ярдов, получил пас и выиграл матч за секунду до свистка. «Родилась новая звезда». Лучший в стране новичок-первачок и все такое… Когда вернулся в колледж, нашел в почтовом ящике небольшую посылочку. Пять тысяч долларов наличными и записка. «Красивая игра. Продолжай». Подписи не было. Оно и так понятно: продолжаешь выигрывать — деньги продолжают капать. Я не видел смысла откладывать на будущее.
У Силоса на пикапе красовалась роспись, странным образом сочетавшая золотое с красным. Колесные диски отливали серебром, окна казались непроницаемо черными. Пикап остановился рядом с воротами.
— Явился, — сказал Пол.
Нили поинтересовался:
— Какой марки у него машина?
— Вероятно, краденой.
Силос тоже выглядел сделанным словно на заказ: кожаная куртка, как у летчика Второй мировой, черные джинсы, черные ботинки. Он не сбросил вес и не набрал. Медленно шагая вдоль края поля, Силос выглядел как раньше, когда был передним блокирующим. Он шел походкой мессинского «Спартанца», казавшейся ненатуральной, будто вызов, брошенный какому угодно представителю этого беспечного мира. Силос был готов надеть амуницию, схватить мяч и снова проливать кровь, выйдя на поле.
Муни уставился на что-то в самом центре, возможно, увидел там самого себя, каким был давно, или вдруг услышал, как рявкает Рейк. Неизвестно, что слышал или видел Силос, но он несколько секунд постоял у края площадки, а потом засунул руки в карманы и начал взбираться по ступеням. Тяжело дыша, он наконец подошел к Нили. Обхватив его по-медвежьи крепко, Силос поинтересовался, где пятнадцать лет пропадал его квотербек. Обменявшись приветствиями, они, по обыкновению, подначивали друг друга. Впрочем, ворошить старое никому не хотелось.
Сев рядом, все трое принялись наблюдать за очередным любителем бега трусцой. Казавшийся немного прибитым Силос глухим полушепотом спросил:
— Где сейчас обитаешь?
— В районе Орландо, — сказал Нили.
— Что за работа?
— Недвижимость.
— Семья есть?
— Нет, только один развод. А у тебя?
— О… Должно быть, детей у меня до черта, только я ничего про них не знаю. Никогда не женился. Гребешь деньги лопатой?
— Промазал. Меня нет в списке «Форбс».
— А я через годик собираюсь…
Покосившись на Пола, Нили спросил:
— Что у тебя за бизнес?
— Автозапчасти, — коротко ответил Силос. — Сегодня после обеда я заезжал к Рейкам. Там мисс Лайла и девочки. Еще и внуки с соседями. В доме полно народу. Сидят кружком и ждут, когда Рейк помрет.
— Ты его видел? — поинтересовался Пол.
— Нет. Он был в другой комнате, при нем только сиделка. Мисс Лайла говорила, Рейк не хотел, чтобы видели, как он умирает. Сказала, он как скелет.
Они долго молчали, представляя эту картину — как Рейк лежит один в темной комнате и рядом только сиделка, считающая его последние минуты. До дня своего неожиданного увольнения Рейк вел тренировки в бутсах и шортах, без колебаний демонстрируя нужную ему технику блокирования или болевые точки на руке. У Рейка было особое пристрастие к физическому контакту с игроками, и оно вовсе не означало одобрительное похлопывание по плечу. Рейк предпочитал бить, и ни одна тренировка не считалась законченной без того, чтобы тренер не схватил кого-нибудь за шкирку, в гневе отбросив записи. И чем крупнее был оппонент, тем лучше. При отработке блокировок, когда ситуация переставала его устраивать, Рейк мог стать в безукоризненную стойку на «три точки», забрать у противника мяч и врезаться в упакованного с головы до ног защитника, выбрав объект фунтов на сорок тяжелее себя. У каждого игрока Мессины был неудачный день, когда тренер падал ему на спину, сбивая с ног одним злым ударом. Рейк особенно любил силовую составляющую футбола и требовал от игроков того же.
Но за тридцать четыре года главный тренер Рейк лишь дважды бил игроков вне поля. В первый раз в шестидесятые, во время памятной схватки между ним и самонадеянным игроком, покинувшим команду, искавшим приключений на свою голову и нашедшим их благодаря Рейку. Вторым был хлесткий удар в лицо, доставшийся Нили Крэншоу.
Казалось непостижимым, что сейчас тренер Рейк — усохший старик, хватающий воздух на последнем вздохе.
— Я служил на Филиппинах, — произнес Силос, и в вечерней прохладе его хриплый голос прозвучал неожиданно громко. — Охранял туалеты для офицеров и ненавидел каждую минуту службы. Я не видел, как ты играл за колледж.
— Немного потерял, — сказал Нили.
— Мне говорили, ты отлично играл, пока не получил травму.
— Было несколько хороших игр.
— В год выпуска из колледжа он стал игроком недели, — сказал Пол. — В матче с «Пурду» Нили сделал шесть тачдаунов.
— А потом колено, верно? — спросил Силос.
— Да.
— Как это случилось?
— Я прорвался вперед, в свободную зону, увидел проход, взял мяч и побежал, не заметив лайнбэкера.
Нили произнес это без выражения — так, словно делал тысячу раз и не хочет повторять еще.
В самом начале футбольной карьеры Силос порвал мениск, и он точно знал, что такое разбитое колено.
— Операция и прочее? — спросил он.
— Целых четыре, — ответил Нили. — Оторванные связки и разбитая коленная чашечка.
— Когда Нили выходил из зоны, лайнбэкер ударил его в колено, — сказал Пол. — Десять раз показали по телевизору. Одному из комментаторов хватило совести объявить это непреднамеренной грубостью. Это же «Эй-энд-Эм», что еще сказать…
— Боль наверняка адская.
— Да, было.
— Нили увезла «скорая». Его оплакивали улицы Мессины.
Силос вздохнул:
— Что правда, то правда. Но этот город нетрудно огорчить. Медицина помогла?
— Как они заявили, травма положила конец спортивной карьере, — ответил Нили. — Лечение лишь ухудшало ситуацию. Я спалился в ту секунду, когда схватил мяч и побежал. Нужно было остаться в «кармане», как учили.
— Рейк никогда не учил тебя сидеть в «кармане».
— Силос, там была совсем другая игра.
— Да, но там играли идиоты толстожопые. Говнюки. Потому меня и не взяли. А я мог стать знаменитым Возможно, был бы первым, кто уделал бы «Хейсман».
— Никто не сомневался, — заметил Пол.
— В «Тек» это хорошо понимали, — кивнул Нили. — Часто спрашивали: «Где ваш знаменитый Силос Муни? Почему не подписали контракт?»
— Да, — проворчал Пол, — ты вполне мог бы поиграть за НФЛ.
— А что? Например, за «Пэкерс». Сделал бы хорошие деньги. Плюс девчонки. Короче, житуха.
— Что, Рейк не двигал тебя в юниорский колледж? — переспросил Нили.
— Двигал, но там не хотели, чтобы я доучивался в своей школе.
— Как ты попал в армию?
— Навешал им лапши.