Роберт Силверберг

Вот сокровище...

Бен Азай был признан достойным и предстал у врат Шестого Дворца и узрел неземную красоту плит из чистого мрамора. Он открыл уста и произнес дважды: «Воды! Воды!». В мгновение ока его обезглавили и забросали одиннадцатью тысячами железных слитков. Посему пусть знают все грядущие поколения, что никто не имеет права ошибиться, стоя у врат Шестого Дворца. «Малый Гекалот»
 Вот сокровище, и вот его хранитель. А вот белые кости тех, кто тщетно пытался присвоить это сокровище. Но даже кости, разбросанные у ворот хранилища под ярким сводом небес, кажутся красивыми, потому что сокровище наделяет красотой все вокруг: и разбросанные кости, и мрачного хранителя.

Сокровище находилось на маленькой планете у темно-красной звезды Валзар. Сама планетка чуть больше Луны, об атмосфере и говорить не приходится. Молчаливый, мертвый мир, вращающийся во тьме в миллиарде миль от своего остывающего солнца. Когда-то очень давно здесь остановился путник. Откуда он летел и куда, никому не ведомо. Путник оставил на планете клад, и с тех пор он там и лежит, неменяющийся, вечный клад немыслимой ценности, охраняемый безликим металлическим стражем, который с железным терпением ждет возвращения своего хозяина.

Бывали и те, кто хотел овладеть сокровищем. Они приходили и, поговорив с хранителем, умирали...

На другой планете той же системы Валзара двое людей, которых не обескуражила судьба предшественников, мечтали о кладе и строили планы его захвата. Одного из них звали Липеску — это был человек-гора с золотой бородой и руками-молотами, луженой глоткой и спиной, словно ствол тысячелетнего дуба. Второго звали Бользано — тонкий как лоза, с ярко-голубыми глазами, мгновенной реакцией и острым как лезвие умом. Оба они не хотели умирать.

Голос Липеску громыхал, словно сталкивающиеся галактики. Он обхватил пальцами кружку доброго черного эля и сказал:

— Я отправляюсь завтра, Бользано.

— Компьютер готов?

— Я ввел в него все, что только может спросить это чудовище, прогремел великан. — Будет полный порядок.

— А если нет? — спросил Бользано, взглянув в голубые, непривычно бледные и неузнаваемо кроткие глаза гиганта. — Если робот убьет тебя?

— Я имел дело с роботами.

Бользано рассмеялся.

— Там вся равнина, друг мой, усыпана костями. И твои лягут рядом с ними. Большие, могучие кости Липеску. Я хорошо это себе представляю.

— Ты здорово меня ободряешь, дружище.

— Я реалист.

Липеску покачал головой.

— Будь ты реалистом, — произнес он с расстановкой, — не полез бы в это дело. Только фантазер способен на такое.

Его огромная рука замерла в воздухе, потом упала на запястье Бользано. Тот дернулся от боли, когда Липеску сжал пальцы.

— Ты не отступишься? Умри я — ты попытаешься еще раз?

— Не отступлюсь, медведь ты этакий!

— В самом деле? Я ведь знаю, ты трус, как все маленькие люди. Увидишь, что я мертв, развернешься и рванешь со всех ног на другой край Вселенной. Нет?

— Я использую твой опыт, твои ошибки, — с раздражением, звонко ответил Бользано. — Отпусти мою руку.

Липеску ослабил хватку. Бользано откинулся в кресле, потирая запястье, отхлебнул эля, потом улыбнулся своему партнеру, поднял кружку и произнес:

— За успех!

— Да. За сокровище!

— И за долгую жизнь!

— Для нас обоих! — прогудел великан.

— Возможно, — сказал Бользано. — Возможно...

Сомнения не покидали его. Ферд Бользано знал, что его компаньон хитер и что это хорошее, редкое сочетание — хитрость при столь могучем теле. Но все же риск был велик. Бользано не мог решить для себя, чего ему хотелось больше: чтобы Липеску добыл сокровища с первой попытки и тем самым без риска обеспечил ему его долю или чтобы Липеску погиб, после чего Бользано пришлось бы рискнуть собственной жизнью. Что лучше? Треть сокровищ, не подвергаясь опасности, или все целиком за высшую ставку?

Бользано был опытным игроком и прекрасно знал ответ. Но все же одной осторожностью его характер не исчерпывался: порой ему до боли хотелось самому рискнуть жизнью на лишенной воздуха Планете Сокровищ.

Липеску пойдет первым. Таков уговор. Бользано украл компьютер, передал его Липеску, и тот должен сделать первую попытку. Если она удастся, его доля будет вдвое больше доли Бользано. Если же он погибнет — наступит очередь Бользано. Странные партнеры, странные условия, но Липеску отказывался договариваться по-другому, и Ферд Бользано не стал спорить со своим плечистым компаньоном. Липеску хотел вернуться с сокровищем или не возвращаться совсем. Середины не могло быть, в этом они оба были уверены.

Бользано провел трудную ночь. Его квартира в высоком светлом здании на берегу блистающего озера Эрис была слишком удобным жилищем, чтобы покинуть ее без сожалений. Липеску предпочитал жить в вонючих трущобах на южном берегу озера, и, расставшись на ночь, партнеры разошлись в разные стороны. Бользано собрался было пригласить к себе какую-нибудь женщину, но передумал.

Сон не приходил, и он уселся перед экраном телевектора, разглядывая процессию миров, проплывающих в пустоте перед ним, всматриваясь в зеленые, золотые и коричневые планеты. Ближе к утру он решил еще раз просмотреть пленку о сокровище. Ее больше века назад отснял Октав Мерлин, пролетая на высоте шестидесяти миль над маленькой безвоздушной планетой. Сейчас кости Мерлина белеют на равнине, но пленка сохранилась, и контрабандные копии стоят на черном рынке больших денег. Острый глаз камеры увидел многое.

Вот сокровище, а вот его хранитель. Нестареющий, блестящий, величественный десятифутовый робот с угловатым прямоугольным туловищем и маленькой, похожей на человеческую головой, гладкой, без единого выступа. Позади него ворота, открытые настежь, но все равно недоступные. А там дальше — сокровища, плоды мастерства тысяч миров, много-много лет назад оставленные здесь неизвестно почему.

Не просто резные камни. Не просто пошлые куски так называемого драгоценного металла. Богатство заключалось не в самих материалах: последнему варвару не придет в голову переплавить их в мертвые слитки. Здесь хранились филигранные статуэтки, казалось, живые и дышащие. Гравюры на свинце, поражающие разум и останавливающие сердце. Чудесные инталии на агате из мастерских с замороженных миров в полупарсеке от бесконечности. Россыпь опалов, горящих внутренним светом, искусно соединенных в яркие ожерелья. Спираль из радужного дерева. Полоски из кости какого-то животного, изогнутые и вытянутые так, что их сплетение завораживало видениями пространства в ином измерении. Поразительной красоты раковины, вырезанные одна в другой и уходящие в бесконечность. Гладкие листья безымянных деревьев. Отшлифованные камни с неизвестных берегов. Ошеломляющая коллекция чудес, во всем своем великолепии хранящаяся на пятидесяти квадратных ярдах... за воротами.

Грубые люди, которым чуждо понимание прекрасного, заплатили своими жизнями за попытки завладеть этими сокровищами. Не надо большого ума, чтобы сообразить: коллекционеры с любой галактики отдадут все, только бы получить хотя бы малую их толику. Не из золотых слитков складываются истинные сокровищницы, а из подобных вещей. Не поддающихся копированию, почти бесценных...

Охваченный лихорадкой, Бользано взмок от волнения еще на середине пленки. Когда же запись кончилась, он обмяк в кресле, совершенно опустошенный, потерявший последние силы.

Пришла заря. Серебряные луны упали вниз. По небу расплескалось красное солнце. Бользано позволил себе заснуть на часок.

Но только на часок...

Они решили держать корабль на орбите в трех милях от лишенной воздуха планеты. Старая информация не вызывала доверия, никто не мог сказать точно, каков радиус действия хранителя. Если Липеску повезет, Бользано спустится и заберет его. А если погибнет — спустится и попытает счастья сам.

В скафандре гигант выглядел еще более громоздким. На его широкой груди был укреплен компьютер, дополнительный мозг, созданный людьми с такой же любовью, как и каждый предмет в сокровищнице. Хранитель будет задавать вопросы, и компьютер поможет на них ответить. А Бользано будет слушать. Если его партнер ошибется, возможно, ошибка, поможет ему победить.

— Ты меня слышишь? — спросил Липеску.

— Отлично слышу. Вперед!

— Куда ты меня торопишь? Не дождешься моей смерти?

— Ты настолько в себе не уверен? Давай я пойду первым.

— Балбес, — пробормотал Липеску. — Слушай меня внимательно. Если я умру, то пусть моя смерть не будет бесполезной.

— Какое это может иметь для тебя значение?

Неуклюжая фигура в скафандре повернулась спиной. Бользано не мог видеть лица партнера, но чувствовал, что Липеску сердит.

— Чего стоит жизнь? Могу же я рискнуть в конце концов? — Угрюмо произнес он.

— Ради меня?

— Ради себя, — ответил Липеску. — Я еще вернусь.

— Тогда иди. Робот уже ждет.

Липеску подошел к шлюзу. Минутой позже он уже оказался снаружи и заскользил вниз, словно человек-ракета с дюзами в ногах. Бользано устроился у экрана и стал наблюдать. Телевектор автоматически отыскал Липеску как раз в тот момент, когда он, опустившись на столбе огня, совершил посадку примерно в миле от сокровищницы. Липеску отцепил спускаемый аппарат и огромными шагами двинулся к хранителю.

Бользано смотрел и слушал...

От телевектора не ускользала ни одна мелочь, что было на пользу Бользано и тешило тщеславие Липеску, который пожелал, чтобы каждый его шаг был запечатлен на пленке для будущих поколений. Рядом с роботом Липеску смотрелся необычно: черный безликий робот, приземистый и неподвижный, был выше его на три с лишним фута.

— Отойди в сторону, — приказал Липеску.

Робот ответил. Голос его удивительно походил на человеческий, хотя лишен был эмоциональной окраски:

— То, что я охраняю, не подлежит разграблению.

— Я заявляю свои права на эти вещи.

— Так поступали многие до тебя. Но у них не было никаких прав. Как и у тебя. Я не могу пропустить тебя.

— Испытай меня, — сказал Липеску, — и ты узнаешь, имею я права или нет.

— Войти может только мой хозяин.

— Кто твой хозяин? Я твой хозяин!

— Мой хозяин тот, кто мной командует. Но мной не может командовать человек, явивший мне свое невежество.

— Тогда испытай меня, — потребовал Липеску.

— Неправильный ответ наказывается смертью.

— Испытай меня!

— Сокровище не принадлежит тебе.

— Испытай меня и отойди в сторону.

— Твои кости лягут рядом со всеми остальными.

— Испытай меня! — настаивал Липеску.

Бользано наверху напряженно следил за происходящим. Его худощавое тело сжалось в комок. Сейчас может произойти все, что угодно. Робот способен задавать вопросы похлеще, чем Сфинкс Эдипу.

Он может потребовать доказательство какой-нибудь теоремы или перевод неизвестных слов. Это они знали из сообщений о тех, кого постигла здесь злая участь. Один лишь неправильный ответ — и мгновенная смерть.

Вместе с Липеску они перекопали все библиотеки планеты, впихнув в машину, как они надеялись, все возможные знания. Это заняло больше месяца, даже с помощью многоступенчатых программ. Маленький сияющий шар на груди Липеску содержал бесконечное число ответов на бесконечное число вопросов.

Внизу робот и человек молча изучали друг друга.

— Дай определение широты, — наконец произнес хранитель.

— Ты имеешь в виду географическую широту? — уточнил Липеску.

Бользано сжался от страха. Этот идиот просит разъяснений! Он умрет еще до начала испытания!

— Дай определение широты.

Липеску уверенно ответил:

— Широтой называется угловое расстояние до точки на поверхности планеты к северу или к югу от экватора, если измерять его из центра планеты.

— Что более созвучно, — спросил робот, — терция в миноре или шестая доля в мажоре?

Наступила пауза. Липеску абсолютно не разбирался в музыке, но компьютер должен ему помочь.

— Терция в миноре, — ответил Липеску.

Без промедления робот выпалил следующий вопрос:

— Назови все простые числа между 5237 и 7641.

Липеску с легкостью принялся называть числа, и Бользано, расслабившись, улыбнулся. Все шло нормально. Робот задавал вопросы, касающиеся только каких-нибудь фактов, словно брал их из учебника, и это не представляло для Липеску никаких сложностей. После начального замешательства по поводу широты он, похоже, отвечал все уверенней и уверенней. Бользано, сощурившись, взглянул на экран, туда, где за спиной робота в проеме ворот виднелись беспорядочные горы сокровищ, и подумал: «Интересно, что мне достанется, когда Липеску заберет свои две трети?»

— Назови семь поэтов-трагиков Элиффы, — сказал робот.

— Домифар, Халионис, Слегг, Хорк-Секан...

— Четырнадцать знаков зодиака, видимые с Морниза, — потребовал робот.

— Зубы, Змеи, Листья, Водопад, Пятно...

— Что такое цветоножка?

— Стебель отдельного цветка.

— Сколько лет длилась осада Ларрина?

— Восемь.

— Процитируй плач цветка в третьем канто «Движущихся средств» Сомнера.

— «Мне больно, я плачу, я кричу, я умираю», — прогудел Липеску.

— Каковы различия между пестиком и тычинкой?

— Тычинка это орган цветка, производящий пыльцу, пестик...

И так далее. Вопрос за вопросом. Робот не удовлетворился классическими тремя вопросами древних мифов. Он задал дюжину, потом стал спрашивать дальше. С помощью шепчущего ответы бездонного источника знаний на груди Липеску справлялся с любой проблемой безукоризненно. Бользано старательно вел подсчет: его партнер блестяще разделался уже с семнадцатью вопросами. Когда наконец робот признает поражение? Когда он прекратит этот мрачный турнир и отступит в сторону?

Робот задал восемнадцатый вопрос, на удивление простой. Все, что он хотел, это формулировку теоремы Пифагора. Для этого Липеску даже не нужен компьютер. Он ответил сам, коротко, сжато и правильно. Бользано испытал прилив гордости за своего партнера.

И тут робот убил Липеску.

Все произошло мгновенно. Липеску ответил и стоял в ожидании очередного вопроса, однако вопросов больше не последовало. Вместо этого на бронированном брюхе робота сдвинулась панель, и что-то яркое и гибкое метнулось, раскручиваясь, через десять футов, разделявших испытуемого и хранителя. Это что-то рассекло Липеску пополам и тут же исчезло из виду. Туловище Липеску завалилось набок. Массивные ноги, прежде чем рухнуть, на какое-то мгновение неестественно застыли. Одна нога дернулась, и все затихло.

Совершенно ошарашенный происшедшим, Бользано продолжал сидеть в кабине, сразу ставшей одинокой и чужой. Его била дрожь. Что случилось? Липеску ответил правильно на все вопросы, и тем не менее робот убил его. Почему? Может, его партнер неправильно сформулировал теорему Пифагора? Нет. Бользано слушал внимательно. Ответ был безупречен, как и семнадцать предыдущих. Видимо, робот потерял интерес к игре. Сжульничал. Он намеренно располосовал Липеску, накатывая его за правильные ответы.

«Могут ли роботы жульничать? — подумал Бользано. — Способны ли они на злонамеренность?» Ни один из роботов, с которыми ему доводилось сталкиваться, не мог реагировать подобным образом. Впрочем, этот робот мало походил на других.

Сгорбившись, Бользано долго сидел в кабине корабля. Искушение стартовать с орбиты и отправиться домой, хоть и без добычи, но живым, не давало покоя. Но сокровища манили... Какой-то самоубийственный инстинкт заставлял медлить. Словно сирена, робот зазывал его вниз.

«Должен же быть какой-нибудь способ заставить робота повиноваться!» — подумал Бользано, направляя свой маленький корабль к широкой пустой равнине. Идея с компьютером была хороша во всех отношениях, кроме одного — она не сработала. Точно никто ничего не знал, но считалось, что люди погибали, когда после нескольких верных ответов в конце концов отвечали неправильно. Липеску же ответил правильно на все вопросы. И тем не менее он тоже мертв. Вряд ли для робота отношение квадрата гипотенузы к сумме квадратов катетов было иным, чем для Липеску.

Какой же метод сработает?

Тяжело шагая, он двигался по равнине, приближаясь к воротам и их хранителю. И пока он шел, в его мозгу зародилась идея.

Он знал, что осужден на смерть собственной алчностью и только живость ума может спасти его от судьбы, постигшей Липеску. Обычная рациональность ему не поможет. Одиссеево хитроумие — единственный путь к спасению.

Бользано приблизился к роботу. Вокруг валялись кости, а рядом с ним в луже крови лежало тело Липеску. На огромной бездыханной груди покоился компьютер, но Бользано сдержался: лучше обойтись без него. И чтобы зрелище искалеченного тела Липеску не нарушало холодного течения его мыслей, он отвернулся.

Наконец, Бользано решился, но робот не проявлял к нему никакого интереса.

— Отойди, — сказал Бользано. — Я пришел за сокровищем.

— Тебе придется доказать свое право на него.

— Что я должен сделать?

— Представить истину, — сказал робот. — Открыть душу. Продемонстрировать понимание.

— Я готов.

Робот предложил первый вопрос:

— Как называется выделительный механизм почки у позвоночных?

Бользано задумался. О сути вопроса он не имел ни малейшего понятия. Компьютер мог бы ему подсказать, но он на груди поверженного Липеску. Да и не в этом дело. Робот хочет истину, душу и понимание, а все эти вещи далеко не всегда заключены в информации. Липеску уже предлагал информацию, и теперь он мертв.

— Лягушка в пруду кричит лазурным голосом, — сказал Бользано.

Наступило молчание. Бользано следил за роботом, ожидая, что вот-вот отойдет панель на его брюхе и нечто блестящее и гибкое разрежет его пополам.

— Во время Войны Собак на Вандервере-9, — сказал наконец робот, — обороняющиеся колонисты выработали тридцать восемь догм неповиновения. Процитируй третью, девятую, двадцать вторую и тридцать пятую.

Бользано снова задумался. Перед ним стоял чужой робот, творение неизвестных мастеров. Как работал мозг его создателей? Уважали ли они знания? Ценили ли они факты ради самих фактов? Или робот считает информацию бессмысленной и признает только нелогические процессы, такие, как вдохновение? Липеску был логичен. Теперь он лежит разрезанный пополам.

— Живительно и освежающе действие боли, — ответил Бользано.

— Монастырь Квайзон, — произнес робот, — был осажден 3 апреля 1582 года солдатами Ода Нобунага. Какие мудрые слова изрек аббат?

Бользано отреагировал легко и быстро:

— Одиннадцать, сорок один, слон, объемистый. — Последнее слово вырвалось у него невольно. Слоны действительно бывают объемисты. Вдруг это окажется фатальной ошибкой?

Робот, похоже, не заметил оплошности. Громко и гулко он задал следующий вопрос:

— Каков процент кислорода в атмосфере Мулдонара-7?

— Клевета скора на расправу.

Робот странно загудел и, лязгая широкими гусеницами, откатился на шесть футов влево. Вход в сокровищницу был свободен.

— Можешь войти, — сказал он.

Сердце Бользано подскочило. Он выиграл! Он получает приз!

Все остальные проиграли, самый последний из них меньше часа назад, и их кости белеют на равнине у входа. Они пытались состязаться с роботом, иногда давая правильные ответы, иногда нет, и все они мертвы. А он, Бользано, жив!

Произошло чудо. Удача? Хитрость? Видимо, свою роль сыграло и то и другое. Он сам видел, как человек дал восемнадцать правильных ответов и умер. Значит, точность их не имеет для робота значения. А что же тогда? Душа. Понимание. Истина.

Очевидно, в случайных ответах может быть и то, и другое, и третье. Где не помогало честное стремление, помогла насмешка. Он поставил свою жизнь на бессмыслицу и сорвал главный приз.

Шатаясь, Бользано двинулся вперед, в хранилище. Даже при такой маленькой силе тяжести ноги его, казалось, налились свинцом. Напряжение не оставляло его, и он опустился на колени посреди сокровищ.

То, что зафиксировали пленки, и близко не могло сравниться с великолепием того, что лежало вокруг. В восхищении глядел Бользано на крошечный диск размером не больше человеческого глаза, на котором мириады спиральных линий свивались и изгибались в узорах редкостной красоты. Он задержал дыхание, всхлипывая от пронзившего его ощущения великолепия, когда на глаза ему попался сияющий мраморный шпиль, изогнутый таинственным образом. Тут жук из какого-то матового материала, покоящийся на пьедестале из желтого нефрита. Там ослепительная ткань с флуоресцирующим рисунком. А там... А вот там... А еще здесь...

Вселенная стоит меньше...

Придется не один раз сходить туда-сюда, прежде чем удастся перенести все на борт корабля. Может, посадить корабль поближе к хранилищу? А вдруг, выйдя наружу, он потеряет приобретенное право на вход? Вдруг придется снова добиваться этой победы? И примет ли робот его ответы так же охотно на этот раз?

Придется рискнуть, решил Бользано. Его живой ум тут же выработал план. Он возьмет с собой дюжину — нет, две дюжины — самых прекрасных изделий, столько, сколько сможет унести, не особенно затрудняясь, и вернется на корабль. Затем поднимет его и посадит рядом с воротами. Если робот не пустит его во второй раз, он просто улетит, прихватив то, что смог вынести. Зачем лишний раз рисковать? А когда он продаст свою добычу и у него снова кончатся деньги, всегда можно будет вернуться и попытаться войти еще раз. В том, что за время его отсутствия никто не украдет сокровища, он не сомневался.

А теперь главное выбрать...

Согнувшись, Бользано принялся отбирать предметы помельче, которые легче будет продать. Мраморный шпиль? Слишком велик. А вот диск со спиралями обязательно, и жука, конечно, и эту маленькую статуэтку в пастельных тонах, и камеи с изображениями сцен, которых никогда не видел человеческий глаз, и это, и это, и это...

Пульс его участился. Взволнованно забилось сердце. Он представил, как путешествует от планеты к планете, предлагая свой товар. Коллекционеры, музеи, представители правительств, отталкивая друг друга, рвутся к его призам. Он заставит их довести предложения до миллионных сумм и только потом продаст. И, конечно же, оставит себе один-два сувенира, а может, три или четыре — на память об этом его величайшем приключении.

А когда-нибудь, когда богатство наскучит ему, он вернется и вступит в состязание вновь. И пусть робот спрашивает, он будет отвечать глупости наугад, демонстрируя свое понимание того, что знание — дутая ценность, и робот снова пропустит его в сокровищницу...

Бользано поднялся, осторожно прижимая к груди выбранные предметы, и пошел к воротам.

Все то время, пока Бользано грабил сокровищницу, робот стоял без движения, не проявляя никакого интереса. Но когда Бользано прошел мимо, он спросил:

— Почему ты выбрал именно эти вещи? Зачем они тебе?

Бользано улыбнулся и беззаботно ответил:

— Я взял их, потому что они красивы. Разве может быть лучшее объяснение?

— Нет, — ответил робот, и панель на его черном туловище скользнула в сторону.

Слишком поздно Бользано понял, что испытание еще не закончилось и робот задал вопрос не из праздного любопытства. Но на этот раз ответ его был прямым и логичным.

Он успел вскрикнуть, увидев устремившееся к нему яркое сияние.

Смерть наступила мгновенно.