— Логично, — оценил Павел.

Она на несколько лет старше Сигмунда. У нее отцовские гибкие формы: стройное, несколько мальчишеское тело с маленькими крепкими грудями, недостаточно выпуклыми ягодицами и твердыми мускулами. У нее смуглое лицо, сверкающие интимным лукавством глаза, тонкий изящный нос. У нее только трое детей. Сигмунду неизвестно, почему ее семья так мала. Она сообразительна, понятлива и многоопытна. Кроме того, она чуть ли не самая двуполая из всех, кого знает Сигмунд; он находит ее первобытно страстной, но она говорит, что испытывает такое же сладострастие и при любви с женщинами. Среди ее половых партнеров — жена Сигмунда Мэймлон, которая, как он считает, во многом является более молодой версией Реи. Возможно, поэтому-то он и находит ее такой привлекательной — она воплощает в себе все самое интересное, что он находит в Мэймлон и Ниссиме Шоуке.

— Извините, но можем мы немного вернуться назад, — попросила Елена. — Вы сказали двое… Но их было трое! Та женщина. Сегодня ночью она сама призналась Егору, что была в часовне и пытала настоятеля.

Половое развитие Сигмунда шло преждевременно. Свои первые любовные опыты он проделал на седьмом году, на два года раньше гонадской нормы. К девяти годам он был уже знаком с механикой половых связей и уверенно получал самые высокие знаки внимания в своей компании. Ему отдавались даже одиннадцатилетки. Половая зрелость наступила у него в десять лет; в двенадцать лет он женился на Мэймлон, которая более года верховодила им; вскоре она забеременела от него, и семья Клавер переехала из чикагской спальни для новобрачных в свою собственную квартиру в Шанхае. Половые отношения он находил приятными сами по себе, а позднее он стал понимать и их значение в жизни здания.

Монах посмотрел на нее… странно. Как всегда смотрят «нормальные» люди на таких, как Елена и Алек. Но все же, он счел нужным принять ее слова на веру.

Он неутомимо блудит. Молодые женщины ему пресны; он предпочитает женщин старше двадцати лет, таких, как Присипесса Мэттерн и Микаэла Квиведо из Шанхая. Или Рея Фрихаус. Женщины с таким опытом в постели получше, чем большинство юных. Главное, однако, для Сигмунда не в этом. Мэймлон может дать ему все физическое наслаждение, которое ему нужно. Но он чувствует, что женщины постарше учат его многим вещам, без слов передавая ему свой жизненный опыт. От них он получает неуловимую способность проникновения в глубины динамики зрелой жизни: кризисы, конфликты, возмездия. Он любит учиться. Он убежден, что его собственная зрелость происходит от его многочисленных встреч с женщинами старшего поколения.

— Мы видели только двоих, — возразил он. — Но мог быть третий. Когда преступники выбежали, все братья сразу бросились за ними. И в часовню мы вошли позже…. Там мог кто-то оставаться, а потом тихо исчезнуть. И если кто-то в монастыре им помогал, он мог…

Мысль о предательстве все еще не давала ему покоя.

Мэймлон рассказывает, что большинство соседей и знакомых полагает, что он блудит даже в Луиссвилле, фактически же это не так. Он никогда не осмеливался на это. Там, наверху, есть женщины, привлекающие его, женщины, которым за тридцать, за сорок, есть и помоложе, как, например, вторая жена Ниссима Шоука, которая едва ли старше Реи. Но самоуверенность Сигмунда, внушающая благоговение его ровням, исчезает при мысли о женах администраторов. Довольно того, что он, живя в Шанхае, отваживается встречаться с женщинами из Толедо и Парижа. Но Луиссвилль? Залезть в постель с женой Шоука, а затем увидеть пришедшего Шоука, холодно улыбающегося, гостеприимно предлагающего ему бокал шипучки: «Хелло, Сигмунд, как самочувствие?» Нет. Может быть, лет через пять, когда он сам станет жить в Луиссвилле. Но не сейчас. А пока он блудит с Реей Шоук-Фрихаус и некоторыми другими из ее круга. Неплохо для начала.

— Оставим это, — мягко предложила Хозяйка Бюро. — У меня есть еще один вопрос. Икона. Там в часовне была икона, перед которой любил молиться отец Иннокентий. Что с ней стало?

Роскошно оборудованный кабинет Ниссима Шоука. Вот где в Луиссвилле расточается пространство гравитационного ложа. У Шоука нет стола — он ведет все дела из гравитационного ложа, гамакообразно подвешенного у широкого светлого окна. Позднее утро, солнце уже высоко. Из окна открывается умопомрачительный вид на соседние гонады. Входит Сигмунд, вызванный пять минут назад. Он с трудом выдерживает холодный взгляд Шоука, стараясь при этом казаться не слишком смиренным, не слишком подобострастным, но и не слишком враждебным.

— Икона? — вот теперь она, кажется, сильно удивила отца Василия. Он даже как-то встряхнулся после своих тяжких воспоминаний.

— Ближе, — приказывает Шоук, как обычно играя на нервах Сигмунда.

— Образ святого Власия, — уточнила Елена.

Сигмунд пересекает необъятную комнату и оказывается нос к носу с Шоуком — пародия на интимность. Вместо того чтобы заставить Сигмунда соблюдать дистанцию, как это обычно требуется от подчиненных, Шоук ставит его так близко, что тот не в состоянии видеть одновременно оба глаза Шоука. Изображение раздваивается, теряется фокус, глаза болят.

— А… — монах чуть нахмурился. — Мы нашли ее на полу рядом с телом настоятеля. Похоже, ее просто отбросили в сторону. Оклад от нее отлетел, а само изображение было в крови…

Небрежно, едва внятным голосом Шоук цедит:

— Где она сейчас? — быстро спросила чародейка.

— Не займетесь ли вы вот этим? — и щелкает по информационному кубику. Это, как объясняет Шоук, петиция от гражданского совета Чикаго, ходатайствующего о смягчении жестких норм на соотношение полов в гонаде.

— Не знаю, — отец Василий пожал плечами. — Ее потом забрал отец Григорий. В смысле, Егор.

— Они хотят свободнее выбирать пол своих детей, — говорит Шоук. — Они утверждают, что существующие законы ущемляют индивидуальные свободы и вообще неблагоразумны. Прослушайте потом петицию детально. Что вы об этом думаете, Сигмунд?

— Понятно, — почему-то Елену это обрадовало. — А где он был в ту ночь?

— Но…Вы же не думаете, что он… — опять растерялся монах.

Сигмунд напрягает память в поисках какой-либо теоретической информации по проблеме соотношения полов. Ничего. Значит, надо действовать интуитивно. Какой же совет нужен Шоуку? Обычно ему нравится, когда советуют оставить все так, как есть. Хорошо. Как же теперь оправдать законы соотношения полов, не выказывая интеллектуальной лени? Сигмунд начинает поспешно импровизировать. Он легко проникает в логику администрирования, это его талант.

— Не думаем, — быстро успокоил его маг. Алек не знал, зачем его дорогая подруга задает все эти странные вопросы, но если она знает, что делает, то просто надо ускорить весь этот процесс. Вообще-то ему уже очень хотелось спать. — Ваш нынешний настоятель тут совершенно не причем. Не будет же он организовывать второе нападение уже на самого себя?

— По первому побуждению я бы посоветовал отказать в ходатайстве.

— Да, — отец Василий даже чуть улыбнулся. — Егор был в епархии по финансовым делам монастыря. Ему позвонили сразу. Ночью. К утру он уже был здесь.

— Хорошо. Почему?

— Я думаю, нам всем пора отдохнуть, — решила вдруг Елена и засобиралась. — Спасибо вам, отец Василий, за рассказ. И простите, что заставили вспомнить ту ночь.

— Основной упор динамики урбанистического модуля должен быть направлен на стабильность и предсказуемость, исключающих случайность. Гонада не может расширяться физически, а наши условия не вполне приспособлены для размещения избыточного населения. Таким образом, более всего другого мы должны заботиться о программировании регулярного роста населения.

— Я рад помочь, — чуть церемонно поклонился монах. — Всегда готов ответить на ваши вопросы.

Шоук холодно косится на него и произносит:

Но вот искренности сейчас в его словах было не много. Пожилой человек устал от переживаний, да и чужаки на территории обители его не радовали. Все же братья привыкли жить замкнутым сообществом. А тут чужаки еще и маги…

— Если вы не имеете в виду непристойность, то позволю себе заметить, что вы говорите совсем как пропагандист ограничения рождаемости.

Алек чуть иронично улыбнулся священнику. Павел лишь кивнул, собираясь на выход.

— Нет! — выпаливает Сигмунд. — Упаси бог, нет! Конечно, должно оставаться всеобщее плодородие.

На улице небо осторожно меняло цвет. Теперь все было затянуто какой-то густой молочно-серой дымкой. Близился рассвет. Вместо того, чтобы пойти к машине, маги и майор ФСБ отправились к тем самым хозяйственным воротам. Это были тяжелые дубовые сворки, закрывающие нишу все в той же древней каменной стене. В одной из половинок ворот была сделана калитка. Елена поднесла ладонь к ручке, но не коснулась ее. Чуть прикрыла глаза, прислушалась к своим ощущениям.

Шоук втихомолку посмеивается над Сигмундом, раздражая и издеваясь. Садизм — его любимое развлечение.

— Ну, — через пару мгновений сказала она Павлу. — Тут хорошие отпечатки нашей дамочки. И все.

— Я хочу показать, — упрямо продолжает Сигмунд, — что в общественном строе, поощряющем неограниченное размножение, следует стараться ввести определенный контроль и баланс, чтобы предотвратить вызывающие распад дестабилизирующие процессы. Если позволить людям самим выбирать пол их детей, весьма вероятно получить поколение, состоящее из 65 процентов особей мужского пола и 35 процентов — женского. Или, наоборот, в зависимости от капризов и прихотей минуты. Если это случится, то, что делать с неспаренным излишком? Куда им деваться? Представьте себе 15 тысяч мужчин одного возраста, не имеющих сожительниц. Появятся неблаготворные социальные явления — вообразите хотя бы эпидемию изнасилований. Более того, эти холостяки будут потеряны для генетической интеграции. Сама собой возникает перспектива нездоровой конкуренции. Для удовлетворения половой потребности неспаренных мужчин могут возродиться такие древние обычаи, как проституция. Очевидные последствия несбалансированного соотношения полов среди новорождаемого поколения настолько серьезно, что…

Офицер устало кивнул и быстро снял отпечатки.

— Все ясно, — Шоук тянет слова, не пряча своей скуки, но Сигмунд уже завелся, и ему не так-то легко остановиться.

— А может, поспим хоть немного, — чуть по-детски жалобно предложил Алек.

— Я, конечно, крутой российский офицер, — с легкой иронией отозвался Павел. — Но я не железный. Поехали в город.

— Следовательно, свобода выбора пола своего ребенка даже хуже, чем вообще отсутствие регулирования пола. В средневековые времена соотношение полов регулировалось случайными биологическими обстоятельствами и, естественно, имело тенденцию стремиться к отношению 50 на 50 (не принимая в расчет таких специфических факторов, как война или эмиграция, которые, конечно, не имеют к нам отношения!). Но поскольку мы в состоянии контролировать соотношение полов в нашем обществе, мы должны быть осторожны, чтобы не позволить впасть нашим жителям в произвольное неравновесие полов, что совершенно недопустимо. Может статься, что в какой-то год весь город вдруг выберет, скажем, девочек. Мы не можем себе позволить рисковать и тем самым допустить перекос в угоду моде вместо плановости. По семейным обстоятельствам мы можем позволить отдельным парам просить и получить разрешение на рождение ребенка желаемого пола, но такие просьбы должны быть скомпенсированы где-то в другом месте города, чтобы обеспечить желаемое предельное соотношение 50 на 50, даже если это причинит определенные неудобства части жителей. Поэтому я бы рекомендовал продолжать нашу политику мягкого контроля над соотношением полов, руководствуясь установленными нормами свободного выбора, ибо благо гонады в целом должно быть…

— Ага, — Елена кивнула. — И ты так спокойненько забудешь нам кое-что сообщить.

— Ради бога, Сигмунд, достаточно на сегодня.

— Черт, — искренне выругался ФСБшник. — И правда, забыл. Это о сегодняшнем нападении.

— Сэр?

— Естественно, что не о погоде, — когда Алек хотел спать, он становился просто невыносим.

— Ты высказался. Я же спрашивал у тебя не диссертацию, а только мнение.

— Не обращай на него внимания, — чуть улыбнувшись, попросила его дорогая подруга. — Так что там?

Сигмунд чувствует себя обескураженным. Он отступает назад, будучи больше не в силах смотреть в холодные презрительные глаза Шоука на таком близком расстоянии.

— Резиденция настоятеля, или как они там это называют, — покладисто стал докладывать Павел, шагая в сторону калитки, ведущей прочь с территории монастыря. — Находится как бы в середине Келейного корпуса. И с одной стороны от келий ее отделяют лестничная площадка и небольшой холл. А вот с другой, от коридора и спален братьев резиденцию отделяет всего одна дверь.

— Да, сэр, — бормочет он. — Так что я должен сделать с этой информацией?

— Кажется, я понимаю, — перебила его хозяйка Бюро. — Егор… он думал, пока его пытали… Он все ждал помощи. Он знал, что эта дверь не закрыта. И братья еще не все спят, а значит, кто-то мог услышать и прийти.

— Подготовь от моего имени возражения, положи в основу все то, что ты рассказал мне, только немного приукрась, процитируя каких-нибудь педагогов. Поговори с программистом-социологом и истребуй у него с десяток убедительных доказательств того, что свободный выбор пола, вероятно, приведет к дисбалансу. Привлеки какого-нибудь историка и вели ему обрисовать, что произошло с обществом, которому была разрешена свобода соотношения полов. Закончи призывом хранить верность интересам общества. Ясно?

— Если бы, — Павел тяжело вздохнул. — Вот в этом-то и заключается неприятный сюрприз. Каким-то образом, всех братьев, чьи кельи расположены близко к той самой двери, успели опоить снотворным.

— Да, сэр.

— Черт! — искреннее выругалась Елена. — В этот раз они хорошо подготовились. Чтобы без жертв обошлось. Нравы местной братии они хорошо усвоили. Сволочи…

— И ответь им, но не в лоб, что их просьба отклонена.

— И это еще одно доказательство, — напомнил майор. — Что в монастыре у них есть сообщник.

— Я отвечу, что их просьба направлена Высшему Совету для дальнейшего изучения.

— Который, видимо, в те дни, когда не запускает преступников в монастырь, мучается проблемами со сном, — остервенело выдал Алек, спеша к машине, которую уже было видно от калитки. — И это хорошая мысль!

— Совершенно верно, — соглашается Шоук. — Сколько тебе на все это нужно времени?

— Какая? — искреннее не поняла его дорогая подруга.

— Я мог бы приготовить все это завтра ко второй половине дня.

— Выпить снотворного, — отозвался маг, залезая на заднее сиденье. — Я не хочу иметь проблемы со сном.

— Даю тебе три дня. Не торопись. — Шоук жестом отпускает Сигмунда. И прежде чем Сигмунд поворачивается, чтобы уйти, Шоук издевательски подмигивает и произносит:

Павел и Елена несколько потрясенно переглянулись.

— Рея шлет тебе привет и свою любовь.

В дверь номера не просто стучали, в нее ломились.

— Не понимаю, почему он так со мной обращается, — говорит Сигмунд, стараясь не очень хныкать. — Он что, со всеми такой?

— Какого черта, — сонно пробормотала Гелла, отрывая голову от подушки.

Он лежит с Реей Фрихаус. Сегодня они еще не предавались любовным утехам. Над ними извивается и мерцает цветковый узор, приобретенный Реей у одного из сан-францисских художников.

— Это сумасшедшие, не пускай их, — Юля даже отняла голову от подушки на соседней кровати.

— Отец очень расположен к тебе, — отвечает она.

— Если не пустить, они снесут дверь, — ведьма накинула халат и потащилась к двери. — Алек! — уже более бодро приветствовала она коллегу. — Только не говори, что у нас перенесли экскурсию на эту ужасную рань.

— Странно же он выказывает свое расположение. Он играет со мной, чуть ли не глумится. Он держит меня за глупца.

— Не скажу, — пообещал маг.

— Ты просто мнителен, Сигмунд.

Он смотрел на Геллу с выражением суеверного ужаса. Ее халат, естественно, черный, расшитый серебром и полупрозрачный, был просто неприлично коротким, и вообще, открывал больше, чем скрывал.

— Вовсе нет. Ладно, не мне его порицать. Должно быть, я кажусь ему нелепым. Из-за того, что я берусь за проблемы гонады излишне серьезно. Из-за моего пристрастия к длинным теоретическим рассуждениям. Все это уже не имеет цены в его глазах, и, наверное, не стоит ожидать, чтобы человек оставался преданным карьере в шестьдесят лет так же, как и в тридцать. Но он заставляет меня чувствовать себя идиотом из-за моего стремления сделать карьеру. Словно всякий, кого влекут административные посты, обязательно должен быть глупцом.

— Что тебе не спиться в полпятого утра? — из глубин номера поинтересовалась ворчливо Юля. — Ты чего в такую рань вскочил?

— Никогда не думала, что ты можешь судить о нем так однобоко, — замечает Рея.

— Я еще и не ложился, — маг прошел внутрь номера, стараясь игнорировать Геллу.

— Ему не хватает сознания своих возможностей. Он мог бы стать великим вождем, а вместо того он сидит там, наверху, и смеется над всеми.

— Только не говори, что вы с Ленкой всю ночь гуляли в чьей-то супер веселой кампании, — штатный медик Бюро магических услуг завернулась в одеяло и села на кровати.

Рея поворачивается к нему, преисполненная серьезности.

— Ага, — недобро согласился Алек, падая на стул. — Мы просто зажигательно провели ночь. В монастыре, блин…

— Ты недооцениваешь его, Сигмунд. Он предан благу общества так же, как и ты. Тебя отталкивает его манера обращения с тобой, и из-за этого ты не видишь, что он администратор от Бога.

— Что-то я не думаю, что монахи такие уж разудалые парни, — Гелла тоже присела на свою кровать, по ее тону можно было понять, что она уже смирилась с очередной незапланированной кучей неприятностей, которая сейчас на них свалится. — Рассказывай.

— Можешь ли привести хоть один пример?..

— Сейчас, — маг вытащил сотовый телефон из кармана и уже набирал чей-то номер. — Разбужу Женьку, поставлю на громкую связь и разом вам всем скажу, что могу. Повторять два раза, честно, сил нет.

— Очень часто, — продолжает она, — мы наделяем других людей своими же скрытыми чертами. Когда мы глубоко внутри считаем что-либо незначительным или бесполезным, мы негодующе обвиняем других за то, что они так думают. Если мы втайне сомневаемся, так ли уж мы добросовестны и преданы делу, как говорим, мы начинаем жаловаться, что все остальные — лодыри. Может статься, что твоя горячая заинтересованность в административных делах, Сигмунд, представляет собой просто чрезмерный карьеризм, а не энергичное человеческое участие, и ты поэтому чувствуешь себя таким виноватым за свое чрезмерное честолюбие и полагаешь, что и другие думают о тебе так же, как и ты сам…

— Во что вы вляпались? — тут же раздался сонный голос демонолога из телефона.

— Подожди. Я не совсем согласен…

— Привет, — удивительно, но почти в любых обстоятельствах Алек старался соблюдать простые правила вежливости. — Тут такое дело… у Лены встреча такая вышла… не случайная…

— Перестань, Сигмунд. Я не намерена тебя унижать. Просто я рассказываю какое-то вполне возможное объяснение твоему волнению. Если же ты предпочитаешь, чтобы я умолчала…

— Почему я не верю, будто она поехала в эту вашу увеселительную прогулку ради пьянки с каким-то там старым знакомым? — ехидно спросил Женька. — И насколько плохо закончилась не-случайная встреча?

— Нет, продолжай.

— Нападение на монастырь, — отрапортовал устало маг. — Точнее, на настоятеля.

— Это на тот монастырь, где мы вчера были? — вопрос Геллы больше напоминал утверждение. — Отсюда и странное настроение Елены вечером.

— Я скажу тебе, что я думаю… и если тебе не понравится, можешь потом возненавидеть меня. Ты слишком молод, Сигмунд, чтобы быть там, где ты оказался. Все знают, что у тебя огромные способности, что ты достойный кандидат для перехода в Луиссвилль, но тебе самому нелегко дается то, что ты так быстро поднимаешься. Ты пытаешься не показывать этого, но не можешь спрятать это от меня. Ты боишься, что людей возмущает твое возвышение — даже тех, которых ты считаешь пока еще выше себя. Ты мнителен и сверхчувствителен. В самых невинных выражениях людей ты усматриваешь нечто для себя ужасное. На твоем месте, Сигмунд, я бы расслабилась и постаралась бы просто больше радоваться. И не заботиться о том, что люди думают и что они, возможно, думают о тебе. Не беспокойся за свою карьеру — ты предназначен для верхушки, ты можешь позволить себе полодырничать. Постарайся быть хладнокровным, менее деловым, менее преданным делу своего продвижения. Завязывай дружбу с людьми своего возраста ради них самих, а не только тогда, когда они могут быть тебе полезны. Постигай человеческую природу, старайся сам стать человечней. Походи по зданию, поблуди в Варшаве или в Праге. Это не по правилам, но и не запрещено — это повыбьет из тебя чопорность. Посмотри, как живут простые люди. Ты улавливаешь в этом смысл? Сигмунд молчит.

— Отсюда и ночные гулянки с монахами, — добавила Юля.

— Улавливаю, разумеется, — наконец откликается он.

— Девочки, привет, — поздоровался с ними Женька из телефона. — В данных обстоятельствах, к сожалению, не могу сказать: с добрым утром.

— Вот и хорошо.

— В России утро добрым не бывает, — жестко напомнил Алек. — Жень, мы с Леной тут останемся еще дня на три, как минимум. Девчонки продолжат экскурсии и будут вовремя на работе. Прикройте там нас, ладно?

— Твои слова врезаются в память. Со мной еще никто никогда так не разговаривал.

— Все под контролем, — деловито заверил демонолог. — Не кипешуй. Может, девочкам лучше с вами остаться?

— И ты на меня рассердился?

— Поможем информацию искать, — тут же предложила Гелла.

— Конечно же нет!

— Нет, спасибо, — Алек даже попробовал ей улыбнуться, но так, чтобы при этом на нее не смотреть. В ведьмином халате и стоять-то опасно, а уж сидеть, просто преступление против мужской части земного шара. — Нам тут помогут… ФСБ и местная епархия.

Кончиками пальцев Рея слегка касается уголка его губ.

— Сильно, — оценила Юля, окончательно проснувшись. — Лично я в такой ситуации предпочту не мешаться под ногами.

— Так ты не против натянуть меня теперь? Я предпочитаю быть женщиной, а не нравственным инженером, когда в моей постели гость.

— Не знал, что ты становишься удивительно умна в столь не урочный час, — Алек был рад возможности переключить свое внимание на штатного медика.

Но он продолжает осмысливать ее слова. Он унижен, но не оскорблен, так как многое из того, что она сказала, сказано искренне. Углубившись в самоанализ, он механически ласкает ее, не переставая думать о том, как глубоко смогла она проникнуть в его характер. В конце концов она обращает его внимание на тщетность его вялых стараний.

— Слышь? — вдруг ожил Женька. — А когда Влад возвращается?

— Сегодня неинтересно? — спрашивает она.

— Никто не знает, — маг поморщился. Именно несвоевременное возвращение ревнивого Елениного любовника и было главным фактором риска, из-за которого Алек поднял демонолога в такую рань с просьбами о прикрытии.

— Да нет, просто устал, — лукавит он.

Рея смеется. А он думает о том, чтобы не выглядеть нелепым перед людьми Луиссвилля.

— Спокойно, — вмешалась бодренько Гелла. — Скажем, что у вас на самом деле командировка. Дело государственной важности.

— Под грифом «совершенно секретно», — добавила Юля.

И вот он снова дома. Только что минула полночь. На подушке две головы — Мэймлон принимает блудника. В этом нет ничего особенного. Сигмунд знает, что его жена — одна из самых желанных женщин гонады. И не без причины. Он лениво ждет, стоя у двери. В пароксизме страсти Мэймлон постанывает, но Сигмунду ее стоны кажутся фальшивыми и принужденными. Он чувствует смутное возмущение: «Если ты, мужчина, хочешь обладать моей женой, то, по крайней мере, делай это должным образом». Он раздевается и принимает душ, а когда выходит из ультразвукового поля, пара в постели лежит уже тихо. Мэймлон дышит чуть слышно, подкрепляя этим подозрения Сигмунда, что она притворялась. Сигмунд вежливо кашляет. Встревоженный, с раскрасневшимся, лицом посетитель, щурясь, поднимает голову. Это Джесон Квиведо — безобидный историк, муж Микаэлы. Мэймлон нравится удовлетворять его, хотя Сигмунд не понимает почему. Не понимает Сигмунд и того, как Джесону удается справляться с такой темпераментной женщиной, как Микаэла.

— Нормальная такая отмаза, — оценил Женька. — Так что, друже, решайте там свои дела. Девчонки просто молодцы. Пусть катаются дальше по своим экскурсиям, а в понедельник мы тут единым фронтом вас прикроем.

Присутствие Квиведо напоминает ему, что скоро он снова должен навестить Микаэлу, а также и то, что у него есть работа для Джесона.

— Спасибо вам всем, — искреннее с чувством высказался маг.

— Привет, Сигмунд, — здоровается с ним Джесон, не поднимая глаз. Он слезает с постели, разыскивая свои разбросанные одежды. Мэймлон подмигивает мужу. Сигмунд посылает ей воздушный поцелуй.

— Ты, главное, Ленку береги, — уже совсем другим тоном посоветовал ему демонолог. — Не-случайные встречи предполагают некую эмоциональную связь. Если что-то пойдет не так и она явится домой с душевной травмой…

— Пока ты не ушел, Джесон… — начинает Сигмунд. — Я буду звонить тебе завтра. Нужно проделать небольшое историческое исследование.

— Влад быстро превратит ее травму в серьезное заболевание, — профессиональным тоном закончила за него Юля. — Да и вообще, если тут нападают на настоятелей монастырей…надо просто быть осторожными. Вы же не бессмертные.

Вид Квиведо выражает страстное желание поскорее убраться из апартаментов Клаверов.

— Вот-вот, — согласился с ней Женька. — Так что играй там в Кевина Костнера по всем правилам… а я, пока еще есть возможность, попробую пару часов доспать.

— Ниссим Шоук, — продолжает Сигмунд, — подготавливает ответ на петицию из Чикаго, касающуюся возможности отказа от регуляции соотношения полов. Он хочет, чтобы я вместе с ним подобрал примеры, показывающие, как это проходило в ранний период, когда люди выбирали пол своих детей, не считаясь с действиями других людей. Поскольку ты специализировался на двадцатом веке, мне было бы интересно знать, сможешь ли ты…

Телефонный звонок отключился.

— Да, конечно. Завтра, прямо с утра. Позвони мне, — Квиведо подбирается к выходу, горя желанием исчезнуть.

— Поспать я тоже не отказался бы, — как-то потеряно сказал Алек. — Юль, у тебя случайно с собой никаких таблеток нет? Снотворного там, или успокаивающего?

— Мне нужен, — продолжает Сигмунд, — какой-нибудь подробный документ, охватывающий, во-первых, средневековый период беспорядочной рождаемости, во-вторых, распределение полов в ранний период контроля. Пока ты подберешь эти данные, я поговорю с Мэттерном, чтобы он подготовил мне какие-нибудь социологические выкладки по политическому значению…

— Тебе есть, — совершенно серьезно ответила штатный медик. — А Ленке не дам.

— Уже поздно, — жалуется Мэймлон. — Джесон же сказал тебе, что об этом можно поговорить утром.

— Кстати, а где она? — заволновалась Гелла.

Квиведо кивает головой. Он не решается выйти, пока Сигмунд говорит, но и оставаться ему явно неловко. Сигмунд осознает, что опять переусердствовал.

— Внизу, — Алек указал на пол. — Надо же номера за нами еще ночи на три оставить. Она оформляет. Я ей свою банковскую карточку оставил. И к вам…А почему ей не дашь? — вернулся он к прежней теме. — Ей больше, чем мне надо.

— Ладно, — говорит он, — благослови тебя Бог. Я позвоню тебе завтра.

— Ага, — Юля усмехнулась. — Однажды был такой случай. Она с мамой сильно поругалась. Вся на нервяках была. И я ей выдала полтаблетки феназепама. Они крошечные, я замучилась пополам делить. Вместо того, чтобы заснуть, она еще полтора часа бродила, как пьяный матрос. Ее так же вольтовало, и она так же противно орала похабные песни!

Обрадованный Квиведо исчезает, а Сигмунд ложится рядом с женой.

— Елена аллергетик, — заметила Гелла. — На них часто таблетки оказывают обратное действие. Юля, дай Алеку таблетку, а я сейчас для Лены чай сделаю. Закажу обычный и кое-что добавлю…У меня тут таволга…

— Разве ты не видел, что он как на иголках? — спрашивает его она. — Он такой ужасно застенчивый.

Ведьма что-то достала из своей сумочки и решительно отправилась к двери.

— Бедный Джесон, — вздыхает Сигмунд, поглаживая рукой бедро Мэймлон.

— Таволга, — после некоторой паузы, глядя в пространство, выдал маг. — Я серию смотрел в «Сверхъестественном». Там какие-то скандинавские боги делали из этого веночки. И потом съедали тех, у кого те веночки были. И Винчестеры убили этих богов ёлкой.

— Куда ты ходил сегодня?

— Да ты совсем плох, — на удивление заботливо отозвалась штатный медик. — Держи таблетку, — она протянула ему малюсенькую капсулу, достав лекарство из сумки. — Откуда в Америке скандинавские боги? И с чего бы они позволили двум полуграмотным красавчикам в себя ёлкой тыкать?

— К Рее.

— Ты права, — запив лекарство, кивнул Алек. — Ёлкой, это глупо. Да и вообще…Я спать…

— Увлекательно?

— Очень. И необычно. Она мне говорила, что я слишком ревностный работник, что я должен убавить свое усердие.

— Вполне благоразумно, — замечает Мэймлон. — Ты согласен с ней?

Скелет в шкафу настоятеля

— Да, наверное. — Он уменьшает в комнате свет. — На легкомыслие отвечать легкомыслием — вот в чем секрет. Работать небрежно. Я попытаюсь. Но работа затягивает меня, и я ничего не могу с собой поделать. Вот хотя бы с этой петицией из Чикаго. Конечно же мы не можем разрешить свободный выбор пола детей. Последствия будут…

— Сигмунд! — она берет его за руку. — Я бы предпочла не выслушивать всего этого сейчас. Я хочу тебя. Надеюсь, Рея не истощила тебя без остатка? А то Джесон что-то сегодня был не слишком пылок.

В районе часа дня Елена решительно вошла в двери местной больницы. Это медицинское учреждение ничем не отличалось от других, ему подобных, в любом ином городе страны. Те же крашеные стены какого-то болезненно желтого оттенка, дешевый линолеум, гудящие лампы дневного света и — это, всегда одинаковое, чувство чуждости, неуюта, болезненности и почему-то грязи. В больницах у Елены всегда появлялся иррациональный страх даже случайно дотронуться до стены или чего-либо еще. Ей казалось, все здесь облито чем-то заразным и ядовитым, хотя логика подсказывала, что все должно быть с точностью наоборот.

— Есть еще силушка в жилушках. — Он чувствует, что в состоянии оправдать надежды Мэймлон. — Я люблю тебя, — шепчет он, целуя ее. — Моя женушка, моя единственная!.. Не забыть бы поговорить утром с Мэттерном. И с Квиведо. Как бы то ни было, но надо постараться положить ответ на стол Шоука завтра после обеда. Если бы только Шоук имел стол! Цифры, нормы, комментарии. — Мысленно Сигмунд представляет себе каждую деталь ответа.

Она знала, что Егора определили в травматологию, и что это на втором этаже. К счастью, лестница начиналась непосредственно из холла, так что Елена сразу поднялась в нужное отделение. А вот палату она не знала. Можно было бы, конечно, воспользоваться своими способностями, подходя к каждой двери, прислушиваться к своим ощущениям, надеясь так найти настоятеля. Но такой метод явно привлек бы к ней нежелательное внимание. Ничего толком не решив, ведьма решила действовать по обстоятельствам.

2

Еще в больницах Елену искренне бесило само строение здания. Ну, почему ей ни разу не попалась больница без кучи поворотов и закоулков? Елена страдала пространственным идиотизмом и всегда боялась заблудиться в этих негостеприимных учреждениях. Вот и здесь, она прошла до первого поворота, размышляя, не начать ли оставлять на стенах какие-нибудь пометки, по которым она позже сможет выбраться обратно. За углом кто-то мило общался. Елена чуть притормозила и прислушалась.

Сигмунд поднимается на 975-й этаж. Здесь расположены кабинеты большинства ведущих администраторов: Шоука, Фрихауса, Хольстона, Доннели, Стивиса. Сигмунд несет чикагский инфокубик и черновик ответа Шоука, содержащий данные, полученные от Чарльза Мэттерна и Джесона Квиведо. На полпути он задерживается. Здесь так мирно, спокойно, так роскошно; нет малышей, снующих вокруг; нет толп рабочего люда. «Когда-нибудь это будет и мой город». И перед ним встает видение великолепного помещения на одном из жилых этажей Луиссвилля, из трех или даже из четырех комнат; хозяйничающая там, словно королева, Мэймлон; Кипплинга Фрихауса и Монро Стивиса, заглянувших со своими женами на обед; благоговеющего случайного гостя — старого приятеля из Чикаго или Шанхая. Власть, комфорт, ответственность и роскошь. Да-а.

— Ты этого видела? — взволнованно вопрошал молодой женский голос. — Из двести пятой?

— Сигмунд! — раздается из динамика над головой голос Шоука. — Давай сюда. Мы в кабинете Киплинга.

— Новенького? — спросил другой женский голос, намного более спокойный и ироничный. — Которого ночью привезли с ожогами и побоями?

Его обнаружили видеорадарами. Сигмунд немедленно меняет выражение лица, стерев с него отсутствующее мечтательное выражение. Теперь у него деловой вид. Он сердится на себя за то, что забыл о видеорадарах. Он сворачивает влево и оказывается у кабинета Киплинга Фрихауса. Дверь откатывается.

— Ага! — почему-то первую из собеседниц данные обстоятельства приводили разве что не в восторг. — Такой мужик! Даже синяки его не уродуют.

Глазам открывается великолепная изогнутая комната, окаймленная окнами. Из них виден сверкающий фасад соседней гонады 117, сужающейся к вершине с посадочной площадкой на ней.

— Анька, ты просто ненормальная, — со смехом ответила вторая. — У тебя если не косой и не кривой, то уже красавец.

— И что? — не сдавалась первая. — Но этот-то на самом деле классный. Надо будет к нему…позаботливее обращаться. Они это любят. И глядишь…

Сигмунд обескуражен количеством высокопоставленных особ, собравшихся здесь. Они ослепляют его блеском: Киплинг Фрихаус, глава бюро подготовки новостей, крупный одутловатый мужчина с косматыми бровями; Ниссим Шоук, вкрадчивый чопорный Льюис Хольстон, одетый, как всегда, сверхэлегантно; маленький Монро Стивис, с вечной гримасой презрения на лице; Доннели, Кинсслла, Воган — целый океан величия. Здесь почти все те, с кем считаются; какой-нибудь бунтарь, спрятавшись в этой комнате с психобомбой, мог бы вывести из строя все правительство гонады разом. Какой же ужасный кризис собрал их здесь всех вместе? Обмирая от испуга, Сигмунд с трудом заставляет себя шагнуть вперед. Херувим среди архангелов. Ему ли встревать в становление истории! Но может быть, он им нужен потому, что они не желают предпринимать никаких шагов и давать свое заключение без представителя будущего поколения вождей и хотят получить его одобрение. От своих собственных измышлений у Сигмунда приятно кружится голова… «Я стану частью этого, чем бы оно ни было». Его самоуважение возрастает, а сияние их ореолов ослабевает в его отношении к ним, в нем возникает нечто вроде чванства. Но затем он замечает, что здесь находятся некоторые другие особи, которым нечего делать на всесильной политической ассамблее. Зачем здесь Рея Фрихаус? И Паоло — ее ленивый муженек? И эти девочки, не старше пятнадцати или шестнадцати лет, в прозрачных газовых накидках и без них — любовницы великих, их наложницы? Все знают, что луиссвилльские администраторы содержат экстрадевочек. Но зачем они здесь? Сейчас? Эти хихикалки на грани исторического момента?

— Не выйдет, — все с той же иронией осадила ее собеседница. — Говорят, он монах.

Ниссим Шоук, не вставая, приветствует Сигмунда и делает приглашающий жест.

— Да ладно! И что? Тем же лучше! — не унималась незнакомая Анька. — Они там без женской ласки…

— Присоединяйтесь к нашей компании! Хочешь какого-нибудь снадобья? Встряхнин, мыслекрас, развдитель, чувствоумножитель — выбирай по своему вкусу.

— Креста на тебе нет! — вдруг раздался третий голос. Возмущенный. Явно принадлежащий пожилой женщине. — Сказано же, монах. Он святой человек, а ты… Тебе бы только юбками крутить.

Компания? Какая компания?..

Дальше понеслась обычная женская свара, вскипевшая на основе разницы моральных принципов и вечной проблемы отцов и детей. Елена уже получила всю необходимую ей информацию и могла спокойно двигаться дальше. Решительным шагом она вывернула из-за угла, прошагала мимо медсестринского поста, где, в общем-то, и скандалили молодая сестричка и местная санитарка под веселыми взглядами еще одной представительницы медперсонала, и стала продвигаться по коридору, слава богу, пока прямому, ища глазами нужный номер палаты.

— Вот доклад по соотношению полов. Данные по истории, социологические выкладки.

— Эй, дамочка, — вдруг раздалось ей вслед. С вызовом и не ласково. — А вы куда это?

— Убери-ка ты его, Сигмунд, подальше! Не порть нам развлечения.

— Я по делу, — не оборачиваясь, буркнула Елена, чуть замедляя шаг. По опыту она знала, что этим дело не кончится.

Развлечение?

— По делу? — издевательски протянула теперь уже опознанная Анька, та самая молодая сестричка. — А вы, собственно, кто такая? Тут посторонним нельзя!

К нему с затуманенным взглядом, явно под воздействием какого-то снадобья, подходит Рея. Тем не менее наркотики не затуманили ее проницательный ум.

Елена представила, что сейчас на ней вместо вязаного черного кардигана надет ее любимый плащ, будто сошедший с экрана какого-нибудь фильма фэнтези. И вот она разворачивается всем телом, а тяжелая ткань красиво разлетаясь, окутывает ее фигуру, добавляя этому действию некий такой шлейф опасности и таинственности.

— Ты забыл, что я тебе говорила. Расслабься, — шепчет она, целуя его в кончик носа.

Она берет у него доклад и кладет на стол Фрихауса. Потом проводит ладонями по его щекам; пальцы у нее мокрые. «Я бы не удивился, — думает он, — если бы остались пятна вина, крови, чего угодно…»

Все три женщины затихли и как-то шарахнулись от Елены назад. Как и всегда ее визуализация подействовала. Далее ведьма вытащила из сумочки когда-то зачем-то (для понтов) выписанное ею же, самолично, удостоверение сотрудника Бюро магических услуг, красиво, пальчиком, заставила корочки распахнуться и продемонстрировала издали медперсоналу. Это жест был заимствован из американских фильмов о полицейских или сотрудниках ФБР.

— Сегодня мы празднуем Счастливый День осуществления желаний тела. Если тебе хочется, можешь натянуть меня, или какую-нибудь из этих девочек, или Паоло, или кого хочешь, — хихикает Рея, — хоть моего отца. Мечтал ли ты когда-либо обладать Ниссимом Шоуком? Делай, что хочешь, только не порть настроения.

— Тайная полиция Ватикана, — тихо, угрожающе и весомо, заявила она. — Этой ночью в ваше отделение поступил отец Георгий. Я веду его дело.

— Я пришел, чтобы отдать важный документ твоему отцу и…

— Его дело? — с опаской повторила Анька, стараясь держаться от этой незнакомки подальше. Наглость с нее слетела, как ветром сдуло.

— Заткни-ка ты его себе в жопу, — говорит Рея и, не скрывая отвращения, отворачивается от него.

— Он подвергся нападению фанатиков-сатанистов, — продолжала импровизировать Елена. — Мы заботимся о его защите и безопасности.

День осуществления желаний тела. Он забыл о нем. Празднество начнется через несколько часов, и ему следовало бы быть с Мэймлон. А он здесь. Можно ли уйти? На него смотрят. Впору спрятаться, втиснуться в волнистый психочувствительный ковер и не портить никому развлечения. А мысли его никак не могут оторваться от утреннего дела. «Поскольку случайный или чисто биологический выбор пола еще нерожденных младенцев обыкновенно кончается по ожидаемому статистическому распределению относительно симметричным разделением… Устранение элемента случайности, который вызывает опасение… так, например, случилось в бывшем городе Токио, между 1987 и 1996 годами, когда из-за этого фактора едва не упала рождаемость потомства женского пола. Риск не уравновешен».

— И где? — долго понт на сестричку не действовал. — Какая, на фиг, безопасность? Тут ни охранника у дверей, ни камер. Я в фильмах видела!

Сигмунд видит, что здесь начинается настоящая оргия. Он бывал на оргиях и раньше, но не с людьми такого уровня. Кругом струится дым курений. В глаза ему бросается обнаженная фигура Монро Стивиса в окружении упитанных девушек.

Елена позволила себе очень неприятную хищную улыбку.

— Иди сюда! — орет Киплинг Фрихаус. — Веселись, Сигмунд! Выбирай себе девочку по вкусу!

— Если вы наших защитных мер не видите, значит, они работают, — внушительно выдала она. — И мы все прекрасно наблюдаем. Например, как вы, деточка, час назад, зачем-то маячили своей грудью у священника перед носом, якобы поправляя ему подушки.

Насмешник. Распутная девчонка всовывает Сигмунду в руку капсулу с каким-то снадобьем. Он вздрагивает, и капсула падает. Ее тут же подхватывает другая девушка. Подходят еще люди. У величественного элегантного Льюиса Хольстона на каждом колене по девушке. И еще одна стоит на коленях перед ним.

Анька заткнулась, съёжилась и покраснела. Санитарка опять накинулась на нее с упреками, и даже третья, самая адекватная из них, стала смотреть на приятельницу с явным неодобрением.

— Ну как, Сигмунд? — спрашивает Ниссим Шоук. — Тебе не хочется? Бедный Сигмунд. Если ты собираешься жить в Луиссвилле, ты должен научиться развлекаться не хуже, чем работать.

Елена решила, что ее миссия выполнена, и быстро направилась дальше по коридору к уже ранее замеченной двери палаты Егора.

«Ага, оценивает. Испытывает его совместимость: окажется ли он достоин элиты, или его разжалуют в слуги и он станет средним буржуа». Сигмунд представляет себя пониженным в Рим. Его одолевает честолюбие: если умение развлекаться является критерием признания, то что ж, он готов развлекаться.

Войдя внутрь, Елена прикрыла глаза, не убирая ладони от ручки двери. По ее мысленной команде небольшой сгусток привычной серо-серебристой энергии, невидимый в реальном мире, скользнул к щели между дверью и косяком и побежал струйкой по часовой стрелке, запечатывая вход. Теперь в палату не вошел бы случайный посетитель, а кто шел к настоятелю сознательно, мог забыть цель визита или, вдруг решил бы отложить посещение на потом. Сделав этот маленький, но важный ритуал, который занял всего пару секунд, она открыла глаза и обернулась, ища взглядом Егора.

— Я бы хотел для начала встряхнина, — говорит он с ухмылкой. По крайней мере, он знает, что его он может выдержать.

Настоятель не спал. Он что-то читал, устроившись, насколько это вообще возможно, удобно на кровати с сильно поднятой верхней частью. Егор услышал, как открывается дверь его палаты и глянул на вход с явной опаской. Некая молоденькая сестричка некоторое время назад сильно достала его своим женским вниманием. И если это опять она… В дверях стояла Елена.

— Встряхнин, мигом!

— Слава Богу, это ты, — искреннее обрадовался он.

Золотоволосая нимфа подает ему кубок встряхнина. Он делает глоток, захватывает покрепче чашу, снова делает глоток. Искрящаяся жидкость булькает в горле. Третий глоток. Ну, что же, допивай! Его поощряют громкими восклицаниями, выражая свое одобрение. Рея разбрасывает по комнате свои одежды. Забавы хозяев. Теперь здесь уже около пятидесяти персон. Кто-то дружески хлопает Сигмунда по спине. Это Киплинг Фрихаус. Он оглушительно кричит:

Рожденная необычными обстоятельствами их неслучайной встречи эмоциональная связь тут же проявилась снова. Глаза у настоятеля были теплыми, ласковыми и смотрели на ведьму с явным чисто мужским удовольствием. Ставшее уже почти привычным вожделение повисло между ними.

— Все в порядке, мальчик! А то я уж беспокоился за тебя! Очень уж ты серьезный, слишком целеустремленный! Иметь эти достоинства неплохо, хе-хе, но нужно уметь, понимаешь, еще кое-что! Нужно уметь и веселиться.

Елена быстро подошла к кровати, села на краешек постели. Ее ладонь, опять же, уже привычно утонула в его руке.

— Да, сэр! Я понимаю, что вы имеете в виду, сэр.

— Вижу, ты тут неплохо устроился, — тепло улыбаясь, заметила ведьма.

Сигмунд бросается в толпу. Его окутывает мускусный запах женщин. Он испытывает целый фонтан ощущений. Кто-то сует ему в рот капсулу. Он проглатывает и минуту спустя чувствует, как наливается и напрягается его член. Его целуют. Кто-то силой опрокидывает его на ковер. Рея? Да. Откуда-то доносится музыка. Он обнаруживает себя в спутанном клубке тел, натягивающим сзади девушку, обнимающую Ниссима Шоука. Тот холодно подмигивает. Сигмунду кажется, что Шоук испытывает его способность к удовольствиям, а все следят за ним, достаточно ли он распущен, чтобы заслужить продвижение в их среду. «Ну что ж. Буду продолжать!»

— Здесь как-то неуютно, скучно и, кажется, моя персона привлекает слишком много внимания, — чуть смущенно отозвался настоятель.

Он упорно заставляет себя наслаждаться. От этого зависит многое. Под ним 974 этаж, и если он хочет остаться здесь, он должен научиться развлекаться. Он разочарован тем, что администрация оказалась именно такой. Он увидел такой обычный, такой вульгарный и дешевый гедонизм правящего класса. С таким же успехом они могли бы быть флорентийскими дожами, французскими вельможами, борджиями или пьяными боярами.

— Зато выглядишь ты значительно лучше, — Елена осмотрела его внимательным взглядом. Кровь с ран давно смыли, порезы и ожоги обработали, хотя вторая рука еще была забинтована. Но главное, он выглядел бодрым и отдохнувшим, пусть еще было заметно, что следы ночного нападения причиняют ему боль.

Не в состоянии принять такой их образ, Сигмунд строит фантазии: они инсценируют этот разгул исключительно для того, чтобы испытать его характер, установить — действительно ли он лишь скучный слуга или он обладает широтой духа, которая необходима луиссвилльскому мужчине. Глупо считать, что они тратят свое бесценное время, просто пия и совокупляясь; нет, они гибки, они могут веселиться, они могут переходить от работы к развлечениям с равным удовольствием. И если он хочет жить среди них, он должен продемонстрировать равную многосторонность. И он покажет.

— Ты тоже замечательно выглядишь, — Егор тоже осматривал свою гостью, заметив и круги под глазами и легкую тень усталости на лице. — И чем-то очень довольна.

Мысли кружатся в его насыщенных парами наркотиков мозгах.

Она не удержалась от усмешки.

Давайте петь! — кричит он во все горло. — Пойте все! — и начинает вопить что есть мочи:

— Так, мелочи, — хозяйка Бюро притворно смущенно потупила глаза. — Обычная ведьминская выходка. Просто к собственному удовольствию лишила тебя возможности созерцать чужой навязчиво маячащий перед носом бюст.

«Если ты придешь темной ночью ко мне,

— Вот за это тебе отдельное большое человеческое спасибо, — с чувством выдал Егор. — А вообще, ты как?

Со своей возбужденной до предела

— Нормально, — тон Елены тут же стал более сухим и деловым. — Ты же понимаешь, что нам придется с тобой побеседовать?

мужской благостью,

Он устало вздохнул и кивнул, но ее руки из своей ладони не выпустил.

И скользнешь в постель ко мне,

— Я видела, что ты узнал ее прошлой ночью, — сразу перешла Елена к самому главному.

И проникнешь в меня с неземной страстью…»

— Конечно, — он продолжал смотреть ей в глаза, говорил уверенно и… с затаенной болью. — Как можно не узнать женщину, с которой спал несколько месяцев?

Все поют с ним так, что он не слышит своего голоса. Зато он чувствует, как чьи-то черные глаза впиваются в него.

— Даже так, — удивительно, но Елена испытала некое неприятное чувство, близкое к ревности, по крайней мере, такая новость была ей не приятна. — Тогда для тебя, наверное, было жестоким ударом, когда она призналась, что пытала и, по сути, убила вашего прежнего настоятеля.

— О, боже! — слышит он протяжный волнующий женский голос. — Ты прелестен. Знаменитый Сигмунд Клавер. Ведь мы встречались раньше, не правда ли? — отрыгивая пузырьки встряхнина, спрашивает она.

— Я уже знал об этом, — Егор чуть сжал ее руку, удар для него, и правда, был ощутимым. — Еще в ту ночь полтора года назад.

— Да, мне помнится, в кабинете Ниссима. Ты — Сцилла Шоук.

— Догадался? — хозяйка Бюро чуть вопросительно приподняла брови.

— Это жена великого человека. Она возбуждает своей красотой. И молодостью. Она не старше двадцати пяти лет. Ходил слух, что первая жена Шоука, мать Реи, была брошена в Спуск за бунтарство. Как-нибудь он проверит, правда ли это. Сцилла Шоук прижимается к нему. Мягкие черные волосы щекочут его лицо. Сигмунда парализует страх: «А можно ли зайти так далеко?» Потеряв голову, он лапает ее и сует руку в тунику. Сцилла содействует ему. У нее полные теплые груди, мягкие влажные губы, окаймленные курчавым шелком волос. А может ли он не исполнить это испытание бесстыдством? Неважно. Неважно. Сегодня Счастливый День осуществления желаний тела! Сцилла порывисто прижимается к нему, и он, в шоке, сознает, что она не против того, чтобы он натянул ее прямо сейчас, здесь, в этой массе высокопоставленного человечества, на полу обширного кабинета Киплинга Фрихауса. Он зашел слишком далеко, слишком быстро. Он выскальзывает из ее объятий, поймав при бегстве мгновенный взгляд разочарования и упрека. Он оглядывается — это Рея.

— Нет, — Он постарался сесть прямее, и поморщился от боли. — Она прислала мне привет на мою университетскую почту. Когда братья мне позвонили, я уже был на пути к монастырю. Они в общей суматохе даже не удивились, что я так быстро примчался. Хотя, — он заставил себя иронично улыбнуться. — Многие из них так стары и так привыкли к покою за стенами монастыря, что мой внедорожник кажется им такой же адской колдовской машиной, как и метла ведьмы.

— Ты почему не натянул ее? — шепчет она.

— Значит, ты ждал ее возможного прихода и нападения? — задумчиво протянула Елена. — Но как-то ты слабо подготовился.

— Я не мог, — отвечает Сигмунд, поворачиваясь, и тут же какая-то девушка садится на него верхом, широко раскинув ноги, и льет что-то сладкое и липкое ему в рот. Все вертится у него в голове.

— Главное, благодаря тебе, я перепрятал чашу, — он пожал плечами, будто это все, что от него требовалось. Возможно, его предназначение и впрямь заставляло его заботиться об артефакте больше, чем о собственной жизни. — Она тоже ее чувствует, не так ярко, как ты, но все равно, могла бы найти. Наша с тобой встреча, это просто божий подарок.

— Это твоя ошибка, — говорит ему Рея, — она хотела тебя. Слова ее дробятся, и куски их отскакивают, поднимаясь ввысь и разлетаясь по комнате. Что-то странное происходит с огнями; все стало кривым, и от всех плоских поверхностей излучается резкий свет. Сигмунд пробивается сквозь вакханалию, разыскивая Сциллу Шоук. Вместо нее он наталкивается на Ниссима.

— Не думаю, — она нахмурилась. — Боюсь даже, что все с точностью наоборот. В каком-то смысле, это мы с Алеком и девочками, моими коллегами, ее спровоцировали. Я уже намекала тебе, что жизнь рядом с чашей сильно психологически воздействует на братьев общины. Они часто рисуют этот символ. И мы, рассматривая иконы, позволили себе немного поиграть в «Код да Винчи». Она, похоже, восприняла нас всерьез, как конкурентов.

— Мне бы хотелось сейчас обсудить с тобой чикагскую петицию по соотношению полов, — говорит ему администратор.

— Ну, я мог бы прочесть тебе целую лекцию на тему универсальности символа чаши и его трактование как в дохристианскую эпоху, так и ее отображение в христианской мистике или христианском ритуальном творчестве, — он явно оживился, затронув любимый предмет. — Но, боюсь, ты сама дашь мне фору. А вообще, я сам люблю рассматривать наши иконы… — наконец-то до Егора дошло. — Подожди! Она была в монастыре?

Когда несколько часов спустя Сигмунд возвращается домой, Мэймлон мрачно вышагивает по комнате.

— Да, — Елена утвердительно кивнула и теперь уже сама сильнее сжала его руку, выражая сочувствие, стараясь поддержать. — Вчера днем. В принципе, она легко сливалась с толпой, если бы не маникюр и не странная реакция на мой разговор с коллегами.

— Где ты пропадал? — Она подступает к нему с расспросами. — День осуществления желаний тела уже кончается. Я искала тебя по всем видеолокаторам, по всей сети общественной связи. Я…

— И никто из братьев не сказал мне, — растеряно выдал настоятель.

— Я был в Луиссвилле, — отвечает Сигмунд. — У Киплинга Фрихауса была пирушка. — Неверной походкой он обходит ее и бросается лицом на постель. Сначала возникают рыдания, потом слезы, и к тому времени, как они перестают течь, День осуществления желаний тела заканчивается.

— Уж, извини, — ведьма не удержалась от иронии. — Но вряд ли ты знакомил братьев со своей любовницей.

— Да… — на этот раз он заметил ее ревность. — Зато я познакомил их с тобой… И…, — Егор смущенно запустил руку в волосы. — Ты наверное не правильно меня понимаешь. Я не нарушал обета. Я… В общем, так. Еще семь лет назад я жил в миру.

Вот и дно, Сигмунд Клавср с трудом бредет среди генераторов. Вес здания сокрушительно гнетет его. Жалобная песня турбин причиняет ему физическую боль. Он утрачивает ориентацию — странник в необъятных недрах. Как огромен этот зал — необъятная коробка, размещенная глубоко под землей так велика, что световые шары на потолке едва освещают далекий бетонный пол. Сигмунд крадется по узкой галерейке между потолком и полом. В трех километрах над его головой роскошный Луиссвилль: ковры и портьеры, паркет из редких пород дерева, мундиры, знаки власти — все это сейчас далеко от него. Он вовсе не собирался идти сюда, так глубоко. Он предполагал сегодня посетить Варшаву. Но как бы то ни было, здесь он впервые. А задержавшись здесь, он испугался. И начал сам себе отыскивать оправдание. Если б он только знал! Внутри него страх. Он не узнает сам себя.