Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Проза

Джек Макдевит

Проект «Кассандра»

Иллюстрация Виктора БАЗАНОВА



Вот ведь нелепость — важнейшей научной сенсацией века разразился «Нэшнл Бедрок», таблоид самого низкого пошиба.

Шла пресс-конференция — за несколько дней до старта «Минервы», — и я отбалтывался по всяким безобидным вопросам типа: правда ли, что если все пройдет гладко, то это ускорит миссию на Марс? А что собирается сказать Марсия Бэкетт, когда сойдет с трапа и станет первым человеком, ступившим на лунную почву, с тех пор как пятьдесят четыре года назад Юджин Сернан[1] зажег красный свет? В таком вот духе, понимаете…

Часом позже в Белом доме к прессе должны были выйти президент Горман и его русский коллега Дмитрий Александров, так что мне было в общем-то не до этих глупостей.

То было славное время. Мы, конечно, знали, чем чревата самонадеянность, но уже две орбитальные миссии прошли без сучка, без задоринки. Обе запросто могли осуществить посадку и помахать нам оттуда, и даже ходил слух, будто Сид Мушко чуть ли не решился действовать по своему усмотрению и ставил на голосование, не проигнорировать ли им протокол и не спуститься ли на поверхность.

Сид и пятеро его товарищей все отрицали. Как же иначе.

Только я отметил, что это Ричард Никсон зажег красный, а вовсе не Сернан, как замахал рукой Уоррен Коул. Коул работал на «Ассошиэйтед Пресс». Он сидел впереди, на своем обычном месте, и тянул вверх левую руку, а сам сосредоточенно высматривал что-то у себя на коленях, чего мне было не разглядеть.

— Уоррен? — отозвался я. — Что у тебя?

— Джерри… — Он поднял глаза, даже не пытаясь скрыть усмешку. — Видел, что напечатал «Бедрок»? На коленях у него оказался Q-pod[2].

Несколько человек тут же полезли в свои устройства.

— Нет, не видел, Джерри. — Я надеялся, что он потешается. — Обычно так рано я до «Бедрока» не добираюсь.

Кто-то фыркнул. Потом по залу прокатилась волна смеха.

— Что? — Первой моей мыслью было, что вот-вот разразится еще один скандал с астронавтом, вроде того, в прошлом месяце, с Барнаби Сальватором и половиной стриптизерш с побережья. — Что они пишут?

— Русские опубликовали еще несколько лунных снимков, сделанных в шестидесятые. — Он хихикнул. — А тут перепечатали один, с обратной стороны Луны. Если ему верить, там есть какой-то купол.

— Купол?

— Ага. — Он со щелчком раскрыл ноутбук. — У НАСА есть какие-нибудь комментарии?

— Ты ведь шутишь, да? — спросил я.

Он развернул Q-pod, поднял повыше и прищурился на изображение.

— Угу, действительно смахивает на купол. Насмеявшись вволю, журналисты обратили взоры на меня.

— Ну, — отмахнулся я, — наверное, нас опередил Бак Роджерс[3].

— Выглядит убедительно, Джерри. — Он все еще смеялся. Мне не надо было объяснять ему, что фото поддельное: это все мы и так знали… Видать, со скандалами на этой неделе у «Бедрока» было туговато.



Вот только, если это подделка, то сделали ее русские. Москва опубликовала свои снимки всего лишь несколькими часами раньше и прислала их нам без каких-либо пояснений. Очевидно, ни они, ни мы не заметили ничего необычного. Но только не ребята из «Бедрока». Перед пресс-конференцией я эти фото не просматривал… Просто потому, что если тебе попалось однажды на глаза несколько квадратных километров лунной поверхности, то ничего нового уже не увидишь. А купол, если это был купол, присутствовал на каждой фотографии серии. Датированной апрелем 1967 года.

«Бедрок» вынес снимок на первую полосу, где обычно выставляют изображения кинозвезд, уличенных в измене или подловленных на попойке. Там была стена кратера, большущая стрелка посреди темного пятна указывала на купол, а заголовок кричал: «ИНОПЛАНЕТЯНЕ НА ЛУНЕ. На русских снимках обратной стороны Луны обнаружена база. Фотографии сделаны до „Аполлона“.

Я вздохнул и откинулся в кресле. Только этого нам не хватало.

Выглядело и вправду как искусственное сооружение. Штуковина располагалась на краю кратера, напоминая формой верхушку пули. Либо это было отражение, некая иллюзия, либо фальшивка. Но русским незачем было выставлять себя на посмешище. И, черт побери, купол действительно выглядел настоящим.

Я все еще разглядывал фотографию, когда раздался звонок. Это была Мэри.

— Джерри, я уже в курсе.

— Что происходит, Мэри?

— Бог его знает. Свяжись с Москвой. Это ведь непременно всплывет у президента, и нам нужно подготовить ответ.



Василий Козлов отвечал у русских за связи с общественностью и прибыл в Вашингтон в составе президентской делегации. Когда я позвонил ему, он жутко паниковал:

— Я видел, Джерри. Понятия не имею, что это. Всего-то пару минут назад принесли. Снимок у меня как раз перед глазами. Действительно ведь выглядит как купол, а?

— Да, — согласился я. — Это твои подрисовали изображения со спутника?

— Кто же еще. Ладно, мне звонят. Дам тебе знать, как только выясню что-нибудь.



Я позвонил Дженни Эсковар из Национального архива США.

— Дженни, уже видела «Нэшнл Бедрок»?

— Нет. И что на этот раз?

— Совсем не то, что ты думаешь. Сейчас перешлю. У тебя кто-нибудь может выяснить, что это за место?

— Какое место? А, подожди… Получила.

— Узнай, где это, и выясни, можно ли получить снимки этого же района с наших спутников.

Я услышал, как у нее перехватило дыхание. А потом она рассмеялась.

— Дженни, это серьезно.

— Но зачем? Ты же не веришь, что там и вправду стоит какой-то домина?

— Кто-нибудь да спросит президента об этом. Минут через двадцать состоится пресс-конференция. И мы хотим, чтобы он смог сказать, что это, мол, чушь, вот снимок того же района и, как видите, ничегошеньки там нет. Чтобы он смог сказать, что «Бедрок» опубликовал оптическую иллюзию. Хотя ему и придется сделать это дипломатично, не поставив русских в неловкое положение.

— Ладно. Удачи тебе.



Сенсация «Бедрока» уже привлекла внимание новостных передач. Анджела Харт, ведущая утреннего выпуска «Уорлд Джорнал», взяла интервью у какого-то физика из Массачусетского технологического института. Тот вполне разумно усомнился:

— Наверное, это просто шутка. Или игра света.

Однако Анджела подивилась, зачем русские вообще опубликовали этот снимок:

— Они ведь должны были осознавать, что вокруг него поднимется шумиха.

Вдобавок — она, правда, этого не озвучила — снимок должен был обеспокоить русского президента и двух космонавтов, входящих в экипаж «Минервы».

Перезвонил Василий, он был в отчаянии.

— Они не знали о куполе, — заявил он. — Никто его не заметил. Но это оригинальный снимок. Мы просто взяли и выложили кучу старых материалов, ранее не публиковавшихся. Пока мне не удается отыскать никого, кто знает об этой штуке. Но я стараюсь.

— Василий, кто-то ведь должен был увидеть его еще тогда. В 1967 году.

— Наверное.

— Наверное? Ты считаешь, что засняли нечто подобное, а никто и внимания не обратил?

— Нет, Джерри, я не предполагаю ничего такого. Я только… Да я и сам не знаю, что предполагаю. Перезвоню, когда узнаю что-нибудь.

Буквально через несколько минут позвонила Дженни.

— Это восточная стена кратера Кассегрена[4].

— И?

— Я переслала тебе снимки НАСА этого района.



Я включил монитор и просмотрел фотографии. Та же самая стена кратера, тот же самый испещренный выбоинами лунный ландшафт. Но без купола. Ничего необычного.

Снимки датированы июлем 1968 года. Больше чем на год позже русских.

Я позвонил Мэри и объявил:

— Просто напортачили русские. Но подробностей никаких.

— Президент не может так сказать.

— Ему надо лишь сказать, что у НАСА нет подтверждения наличия на обратной стороне Луны купола или чего-то подобного. Может, ему стоит обернуть всю эту историю в шутку. Ну, типа там марсианский передатчик.

Но Мэри это смешным не показалось.



На президентской пресс-конференции Горман и Александров просто от души посмеялись. Александров все свалил на Хрущева, после чего смех стал еще громче. Затем они обратились к важности проекта «Минерва» — долгожданного возвращения на Луну, являющегося вехой начала новой эры всего человечества.

Таблоиды смаковали сенсацию еще два-три дня. «Вашингтон Пост» опубликовал редакционный комментарий, где на примере купола показал, какими легковерными все мы оказываемся, когда что-то такое появляется в прессе. А потом Кори Эббот, только что получивший «Золотой глобус» за роль Эйнштейна в фильме «Альберт и я», врезался на машине в уличный фонарь и оставил калифорнийский городок Деккер без света. И история с куполом благополучно забылась.

В утро старта Роскосмос распространил заявление, что купол на пресловутом снимке появился в результате дефекта проявки. «Минерва» стартовала строго по графику, на глазах у всего мира долетела до Луны и сделала вокруг нее несколько витков. Посадочный модуль мягко прилунился в море Маскелайна[5]. Всех удивила Марсия Бэкетт, уступив право первого выхода через шлюз космонавту Юрию Петрову. Тот спустился и дал знак остальным членам экипажа последовать за ним. Когда все собрались на реголите[6], Петров сделал заявление, в свете последовавших событий ставшее бессмертным: «Мы здесь, на Луне, потому что за минувшее столетие избежали войны, которая уничтожила бы нас всех. И мы пришли вместе. И теперь стоим, объединенные как никогда прежде ради всего человечества».

Тогда это меня не особо впечатлило — обычная популистская чепуха. Что лишь показывает, чего стоят мои мнения.

Я смотрел на свой офисный монитор. И пока происходило действо, вглядывался в бесплодную пустошь моря Маскелайна за спинами космических путешественников, размышляя, в каком направлении находится кратер Кассегрена.



Я никак не мог понять, зачем русские подделали фотографию. Василий говорил, что все, кого он ни расспрашивал, были крайне удивлены. Снимки извлекли из архивов и распространили без всякой проверки. И, насколько удалось выяснить, подделать их никто не мог.

— Я просто не понимаю, Джерри, — сокрушался он.

Мэри велела мне не забивать голову:

— У нас есть дела и поважнее.

В НАСА уже не оставалось никого, кто работал бы там в шестидесятые. Правда, я знал одного человека с мыса Кеннеди[7] — Амоса Келли, который служил в Агентстве во времена полета на Луну «Аполлона-11» и был когда-то приятелем моего деда. Он появился в Агентстве в 1965 году, тогда еще техником, а со временем стал одним из руководителей полетов. Жил он все в том же районе и состоял в «Друзьях НАСА» — добровольной организации, иногда действительно помогавшей, но большей частью лишь устраивающей вечеринки. Я позвонил ему.

Старику уже перевалило за восемьдесят, но голос его звучал бодро:

— Конечно, Джерри, я помню тебя.

Я был совсем маленьким, когда он заглядывал к нам, чтобы забрать дедушку на вечернюю партию в покер.

— Чем могу помочь?

— Это может прозвучать глупо, Амос…

— Для меня ничто не звучит глупо. Я привык работать на правительство.

— Вы читали в таблоидах ту историю о куполе?

— Как же я мог пропустить ее!

— А вы слышали нечто подобное раньше?

— Ты имеешь в виду, не думали ли мы, что на Луну высадились марсиане? — Он рассмеялся, повернулся к кому-то, чтобы сказать, что звонят ему, и засмеялся снова: — Ты это серьезно, Джерри?

— Наверное, нет.

— Вот и ладно. Кстати, ты отлично справляешься в Агентстве. Твой дедушка гордился бы тобой.

— Спасибо.

Потом он сказал, что очень скучает по старым денечкам, по моему деду, и предался ностальгии, вспоминая, какая замечательная у них была команда.

— Лучшие годы моей жизни. Я поверить не мог, что они просто возьмут и свернут программу. — Наконец, он спросил, как фотографии прокомментировали русские.

Я рассказал.

— Ну, может, они так и не изменились с тех пор.

Минут через двадцать он перезвонил.

— Я перечитал историю в «Бедроке». Там сказано, что объект расположен на гребне кратера Кассегрена.

— Да, точно.

— Одно время поговаривали о проекте «Кассегрен». В шестидесятых. Я не знаю, в чем он заключался. Может, то был всего лишь слух. Никто толком про него ничего не знал. Помню, он считался таким секретным, что даже само его существование было закрытой темой.

— Проект «Кассегрен»?

— Да.

— И вы понятия не имеете о его цели?

— Нет, абсолютно. Сожалею, но ничем не могу помочь.

— А если бы знали, сказали?

— Это было давно, Джерри. Наверняка секретность уже снята.

— Амос, ваш пост в Агентстве был довольно высок…

— Но не настолько.

— Что-нибудь еще помните?

— Ничего. Совершенно. Насколько я знаю, из проекта ничего не вышло, и, скорее всего, его свернули.

Поиски по Кассегрену дали лишь сведения о кратере. Так что я предпринял прогулку по комплексу Агентства и поболтал со старейшими сотрудниками. Ну что, Ральф, здорово, что мы возвращаемся на Луну, а? Стоит всех разочарований. Кстати, вы слышали когда-нибудь о проекте «Кассегрен»?

Они лишь смеялись. Кассегрен. Чокнутые русские.

В день, когда «Минерва» сошла с лунной орбиты и взяла курс на Землю, Мэри пригласила меня к себе в кабинет.

— Джерри, надо, чтобы экипаж после возвращения выступил перед прессой. Какие будут идеи?

— Понял. Конференция пройдет на Эдвардсе?[8]

— Ответ отрицательный. Проведем ее здесь.

Мы обговорили кое-какие детали, расписание, список выступающих, темы, которые надо раскрыть. Когда я собрался было уходить, она остановила меня.

— И еще одно. Касательно Кассегрена… — Я весь подобрался и обратился в слух. Мэри Гридли была неведома лирика. Ей шел уже шестой десяток, и годы борьбы с бюрократической бессмыслицей не способствовали развитию у нее терпимости. Она была мала ростом, но вполне могла нагнать страху хоть на самого папу римского. — Я хочу, чтобы ты оставил эту тему.

Она взяла было ручку, потом положила ее и пристально посмотрела на меня:

— Джерри, я знаю, что ты выспрашиваешь у всех об этом идиотском куполе. Послушай, ты хорошо справляешься со своими обязанностями. Наверняка ты будешь работать с нами долго и счастливо. Но этого не случится, если люди перестанут воспринимать тебя всерьез. Ты меня понял?



После торжеств я отправился в турне.

— Мы должны пользоваться моментом, — сказала Мэри. — Самое время поднимать волну положительных отзывов в прессе, лучшего и не придумаешь.

Вот я и путешествовал, раздавая интервью, выступая на собраниях и круглых столах — в общем, делал все возможное, чтобы повысить сознательность общественности. НАСА хотело построить на Луне базу. Это был логичный следующий шаг. Который следовало сделать еще десятилетия назад — и сделали бы, не растрать политики все ресурсы на бессмысленные войны и интервенции. На сооружение базы требовались значительные средства, а нам пока не удалось привлечь на свою сторону избирателей. Вот это-то некоторым образом и стало моей обязанностью.

В Сиэтле я присутствовал на званом обеде Торговой палаты вместе с Арнольдом Баннером — астронавтом, дальше орбитальной станции вообще-то не летавшим. Но все же он был астронавтом, из самой что ни на есть эпохи «Аполлона». За едой я спросил его, не слышал ли он о проекте «Кассегрен». В ответ он наградил меня укоризненным взглядом и пробурчал что-то о таблоидах.

Астронавтов мы возили, куда только могли. В Лос-Анджелесе на благотворительной акции флота гвоздем программы должны были стать Марсия Бэкетт и Юрий Петров, не окажись там Фрэнка Аллена.

Ему уже перевалило за девяносто, и вид у него был измученный. Его вены так вздулись, что я забеспокоился, не нужна ли ему кислородная маска.

Он был четвертым из астронавтов эпохи «Аполлона», с которыми я разговаривал за эти две недели. Когда я спросил его о проекте «Кассегрен», глаза его расширились, а губы плотно сжались. Потом он взял себя в руки.

— «Кассандра», — произнес он, смотря мимо меня куда-то вдаль. — Это засекречено.

— Не «Кассандра», Фрэнк. «Кассегрен».

— Ах, да. Конечно.

— У меня есть допуск.

— Какой категории?

— «Секретно».

— Этого недостаточно.

— Хотя бы намекните. Что вам известно?

— Джерри, я и так сказал слишком много. Засекречено даже его существование. Было засекречено. Да неважно.



«Кассандра».

Вернувшись на мыс Канаверал, я предпринял поиски по «Кассандре» и обнаружил, что за все эти годы в Агентстве работало множество женщин с этим именем. А еще уйма Кассандр так или иначе сотрудничала с нами: вели программы, знакомившие детей с космической наукой, помогали физикам НАСА в обработке данных с орбитальных телескопов, редактировали издания, разъяснявшие деятельность НАСА широкой общественности. Они были везде. Просто невозможно, введя любой запрос по НАСА, не наткнуться на какую-нибудь Кассандру.

И все же на самом дне этой кучи — так глубоко, что я едва ее не упустил, — таилась одна-единственная запись: «Проект „Кассандра“, хранилище 27176В, Рэдстоун».

Говорите, такой секретный, что даже его существование держалось в тайне?

Рэдстоун — это Рэдстоуновский арсенал в Хантсвилле, где НАСА хранит ракетные двигатели, частично укомплектованные спутники, приборные панели испытательных стендов и множество прочих артефактов еще со времен «Аполлона». Я позвонил им.

Чей-то баритон уведомил меня, что я связался с хранилищем НАСА.

— Говорит сержант Сейбер.

Я не смог сдержать улыбки, но понимал, что все шуточки насчет своей фамилии он уже выслушал[9]. Я назвался и приступил к делу:

— Сержант, у вас зарегистрировано кое-что под названием «проект „Кассандра“. — Я назвал номер. — Могу я получить доступ к содержимому?

— Одну минуту, господин Коулпеппер.

Ожидая, я разглядывал развешанные по стенам фотографии Нила Армстронга, Лоренса Бергманна и Марсии Бэкетт. Рядом с Бергманном стоял я — кстати, именно он уговорил президента вернуться на Луну. И еще я стоял рядом с Бэкетт — при ее разговоре со школьниками из Алабамы во время турне Центра космических полетов имени Маршалла. Обаяния Марсии было не занимать. Я всегда подозревал, что она получила назначение на «Минерву» отчасти потому, что руководство знало: люди ее полюбят.

— Когда вы планируете приехать, господин Коулпеппер?

— Пока даже не знаю. Может, на следующей неделе.

— Предупредите нас заранее, и все пройдет без задержек.

— Так проект не секретный?

— Нет, сэр. Я как раз просматриваю его историю. Изначально он был засекречен, но по закону об ограниченном доступе к фондам секретность была снята. Уже больше двадцати лет назад.



Мне пришлось пройти еще один тур чествований и пресс-конференций, прежде чем удалось вырваться. Шумиха наконец-то утихла. Астронавты вернулись к своей рутинной работе, важные персоны — к своим обычным занятиям, чем бы они там ни занимались, и жизнь на мысе Канаверал вошла в привычное русло. Я попросил отпуск.

— Ты заслужил его, — дала добро Мэри.

На следующий день, вооружившись экземпляром закона об ограниченном доступе, я отправился в Лос-Анджелес.

— Поверить не могу, — сказал Фрэнк.

Он жил со своей внучкой и примерно восемью членами ее семьи в Пасадене. Внучка проводила нас в свой кабинет — она была кем-то вроде инспектора по налогообложению, — угостила лимонадом и оставила одних.

— Во что вы не можете поверить? Что с проекта сняли секретность?

— Что эта история вообще всплыла. — Фрэнк сел за стол. Я опустился на кожаный диванчик.

— Что за история, Фрэнк? Там действительно был купол?

— Да.

— Значит, НАСА подделало собственные снимки Кассегрена? Чтобы замести следы?

— Об этом мне ничего неизвестно.

— Что же тогда вам известно?

— Нас послали посмотреть. В конце 1968 года. — Он умолк. — Мы опустились чуть ли не на верхушку этой чертовой штуки.

— Еще до «Аполлона-11»?

— Да.

Я сидел совершенно ошарашенный. Но быстро пришел в себя — я не из тех, кого легко пронять.

— Полет был объявлен тестовым, Джерри. Исключительно орбитальным. Все остальное — купол, посадка, все было совершенно секретным. Этого просто не происходило.

— Вы на самом деле добрались до купола?

Он колебался. Ясное дело, всю свою жизнь ему пришлось держать язык за зубами.

— Да, — наконец выговорил он. — Мы прилунились на расстоянии чуть более полукилометра от него. Макс был молодцом.

Макс Доннелли. Пилот лунного модуля.

— И что дальше?

— Помню, я подумал, что русские нас сделали. Забрались на Луну, а мы даже не узнали об этом. Там не было ни антенн, ничего такого. Один лишь большой серебристый купол. Примерно с двухэтажный дом. Без окон. Никаких серпов-молотов. Ничего. Только дверь. Светило солнце. Миссию спланировали так, чтобы нам не пришлось подбираться к нему в темноте. — Он подвинулся в кресле и тут же издал глухой стон.

— Фрэнк, что с вами? — забеспокоился я.

— Колени. Теперь они не те, что прежде. — Он потер правое. Потом снова переместился, на этот раз осторожно. — Мы не знали, чего ожидать. Макс сказал, что эта штука, наверное, очень старая, потому что вокруг не видно следов. Мы подошли к двери. На ней была ручка. Я думал, заперто, но все равно попробовал открыть. Сначала дверь даже не шелохнулась, но потом что-то поддалось, и она распахнулась.

— И что было внутри?

— Стол. На нем скатерть. А под ней что-то плоское. И больше ничего.

— Совсем ничего?

— Совсем. — Он покачал головой. — Макс поднял скатерть. Там оказалась прямоугольная пластина. Из какого-то металла. — Тут он умолк и уставился на меня. — На ней была надпись.

— Надпись? Что там говорилось?

— Не знаю. Так и не выяснил. Было похоже на греческий. Мы увезли пластину с собой и отдали ее. А потом нас вызвали и допросили. Напомнили, что все это совершенно секретно. Что бы там ни было написано, это, должно быть, напугало Линдона Джонсона[10] и его парней до смерти. Потому что они так ничего и не сказали, и насколько я понимаю — русские тоже.

— И больше вы ничего об этом не слышали?

— Ну, только то, что следующая миссия «Аполлона» вернулась туда и уничтожила купол. Сровняла с землей.

— Откуда вы узнали?

— Я знал экипаж. Мы ведь общались друг с другом. Они не сказали бы этого вслух. Просто покачали головой. Беспокоиться больше не о чем.

На улице кричали дети, гоняя мяч.

— Значит, греческий?

— Было похоже.

— Послание от Платона.

Он лишь пожал плечами. Кто знает?

— Что ж, Фрэнк, мне кажется, это объясняет, почему операцию назвали проект «Кассандра».

— Она вроде не была гречанкой?

— Есть другая версия?

— А может, этим, из Овального кабинета, «Кассегрен» было слишком трудно выговаривать.

Я рассказал Мэри, что узнал. Она не обрадовалась.

— Я же велела тебе оставить это, Джерри.

— У меня бы все равно не получилось.

— Хотя бы не сейчас. — Она не скрывала отчаяния. — Ты ведь понимаешь, что это будет означать для Агентства? Если НАСА все время лгало и это станет известно, то нам никто больше не поверит.

— Мэри, это было очень давно. И потом, не Агентство ведь врало. Администрация.

— Да уж, — ответила она, — намного легче.



На складском комплексе НАСА в Рэдстоуновском арсенале в Хантсвилле хранятся ракеты, лунный посадочный модуль, автоматизированные телескопы, спутники, космическая станция и множество прочих устройств, поддерживавших на протяжении почти семидесяти лет если и не особую мощь, то все-таки жизнеспособность американской космической программы. Что-то припрятано в раскинувшихся пакгаузах, остальное выставлено на открытых площадках.

Я припарковался в тени «Сатурна-V» — ракеты, выносившей «Аполлоны» в космос. Меня всегда впечатляла бесконечная отвага тех, кто готов сидеть в верхушке одной из этих штуковин, пока другие поджигают запал. Если бы это зависело от меня, мы бы, скорее всего, даже в Китти-Хок[11] не оторвались от земли.

Я заглянул в Управление складов, получил указания и пропуск и через пятнадцать минут вошел в один из пакгаузов. Затем служитель проводил меня мимо клетушек и кладовок, забитых всевозможными коробками и ящиками. Где-то посреди всего этого мы остановились, и он сличил мой пропуск с номером на двери бокса. Через перегородку из проволочной сетки было видно нагромождение картонных коробок, помеченных ярлыками. Некоторые из них были открыты, виднелась какая-то электроника.

Служитель отпер дверь, и мы вошли. Он включил верхний свет и быстро осмотрелся, задержавшись в итоге на одном из ящиков на полке. Сердце мое учащенно забилось, пока он изучал ярлык.

— Вот, господин Коулпеппер, — указал служитель. — «Кассандра».

— И это все?

Он сверился со своим списком.

— Это все, что у нас числится по проекту «Кассандра», сэр.

— Хорошо. Спасибо.

— Пожалуйста.

Замка на ящике не было. Служитель откинул крючок, поднял крышку и отступил, чтобы освободить мне место. Интереса к содержимому он не проявил. Не знаю, почему меня это удивило, ведь для него это была всего лишь обычная работа.

Внутри покоился прямоугольный предмет, завернутый в полиэтилен. Мне не было видно, что там, но, конечно же, я знал. Мое сердце к тому времени уже выбивало дробь. Длина пластины составляла около полуметра, ширина была, может, вдвое меньше. Она была тяжелой. Я вытащил ее и положил на стол. Не хотелось бы ее уронить. А потом я развернул полиэтилен.

Металл был черный, отполированный и отражал слабый свет лампочки над головой. И письмена на нем, несомненно, были греческие. Восемь строчек.

Мысль о привете от Платона вдруг показалась мне не такой уж дикой. Я сделал снимок. И еще несколько. Наконец, с неохотой завернул пластину и положил обратно в ящик.



— Ну, и что же там написано? — спросил Фрэнк.

— Здесь перевод, — я достал из кармана листок и положил перед ним, однако он покачал головой.

— Глаза мои уже не столь хороши, Джерри. Просто скажи, кто это написал. И что.

Мы снова были в кабинете в доме Фрэнка в Пасадене. Стоял прохладный дождливый вечер. Через улицу я видел, как его сосед выбрасывает мусор.

— Писали не греки.

— Не очень-то я этому удивлен.

— Кто-то прилетал очень давно. Около двух тысяч лет назад. Они оставили послание. На греческом. Должно быть, они посчитали, что так мы с большей вероятностью сумеем его прочесть. Само собой, при условии, что когда-нибудь доберемся до Луны.

— Так что там написано?

— Это предостережение.

Морщины на лбу Фрэнка пролегли глубже.

— Солнце утратит стабильность?

— Нет. — Я еще раз взглянул на перевод. — Там говорится, что им неизвестна ни одна цивилизация, которая выдержала бы технический прогресс.

Фрэнк уставился на меня:

— Ну-ка, еще раз.

— Они все погибают. То ли изобретают все более совершенное оружие и развязывают войны. То ли побеждают индивидуальную смертность, а это, по всей видимости, непременно приводит к застою и гибели. Не знаю. Они не уточнили. Возможно, цивилизации захлестывает преступность. Или население становится слишком зависимым от технологии и утрачивает все свои умения. Как бы то ни было, в послании говорится: нет сведений, что где-то хотя бы одна высокотехнологичная цивилизация состарилась. Стоит прогрессу начаться, и дольше нескольких веков — наших веков — ничто не длится. Изобретите печатный станок — и берегитесь. Самая старая из известных им цивилизаций, достигнув этапа высоких технологий, продержалась меньше тысячелетия.

Фрэнк хмурился. Он не верил.

— Но они-то выжили. Черт, ведь у них же был межзвездный корабль.

— По их словам, они искали место, чтобы начать заново. А там, откуда они пришли, сплошь руины.

— Ты шутишь.

— Они говорят, что если мы будем знать заранее, то, быть может, сможем выкрутиться. Для этого они и оставили предостережение.

— Здорово.

— Если им удастся выжить, то они обещают вернуться посмотреть, как у нас дела.

— И как теперь с этим поступят?

— Мы снова все засекретили. Опять совершенно секретно. Я не должен был говорить тебе всего этого. Но я подумал…

Он шевельнулся в кресле. Поморщился и принялся разминать правую руку.

— Может, потому-то проект и назвали «Кассандра». Ведь это та женщина, которая вечно делала дурные предсказания?

— Вроде того.

— И с этим еще что-то связано…

— Ага, — подхватил я. — Дурные предсказания. Которым никто не верит.


Перевел с английского Денис ПОПОВ
© Jack McDevitt. The Cassandra Project. 2011. Публикуется с разрешения автора.


Эдуардо Дельгадо Саино

Надежда на спасение

Иллюстрация Николая ПАНИНА



Люблю тебя!

Эти последние слова Элисы эхом отдавались в голове, словно были произнесены всего лишь мгновение назад, однако вместо привычного окружения, наполненного светом, перед глазами возник странный голубоватый полумрак.

— Что за чертовщина? — спросил сам себя человек.

Распростертый на теплой поверхности инопланетного артефакта, человек был один в каком-то помещении на борту корабля. Он силился понять, что же произошло в последнюю секунду его жизни.

Оглядев свое нагое тело, он перевел взгляд на металлические скобы, с помощью которых был зафиксирован на артефакте.

Когда он освободился от их тисков, нахлынула боль. Рак безжалостно пожирал внутренности человека. До этого он не ощущал боли благодаря постоянному альфа-излучению и лекарствам, но сейчас болезнь брала верх над плотью, разумом, логическим мышлением человека и ввергала его в пучину безмерного страдания.