Иоанна Хмелевская

Большой кусок мира

(Тереска Кемпиньска — 2)

* * *

Весна в этом году началась сразу и дружно в середине мая и продолжалась всего несколько дней, после чего сразу наступило самое настоящее лето. Столбик ртути в термометре пополз вверх и замер, не изъявляя ни малейшего желания опускаться. На безоблачном небе сияло весеннее солнышко, с каждым днём все более яркое, с каждым часом все более горячее, прожаривая стены домов, землю и воздух. К середине июня уже и ночь перестала приносить прохладу. Погода окончательно установилась, раскалённый солнцем мир источал жар и обливался потом.

В последнее воскресенье июня длинное серое шоссе недалеко от Ломжи было на удивление пустым. Казалось, что оно проложено не в густонаселённом цивилизованном государстве, а где-нибудь в безлюдной саванне. Солнце стояло в зените, воздух над асфальтом струился от зноя, и даже легчайший ветерок не нарушал его неподвижности. Льющиеся с безоблачного голубого неба потоки ужасного жара затопили и пустынное шоссе, и мелкие кюветы по обочинам с растущими в них пыльными сорняками, и раскинувшиеся вокруг поля пшеницы, и цветущие в клевере маки. Зной затопил и весьма живописную группу на краю поля у самой дороги, приткнувшуюся в жидкой тени молодого деревца. Группу эту составляли две молодые особы женского пола с угрюмым выражением лица и огромная гора разнокалиберного пёстрого багажа.

У Терески Кемпиньской и Шпульки Букатувны начались каникулы.

Сидели они на обочине шоссе уже часа полтора, и весь их вид красноречиво говорил о том состоянии полнейшего отчаяния и безнадёги, в котором пребывали девчонки. А главное — никаких признаков того, что жуткое положение, в которое они угодили, может измениться к лучшему не только в течение ближайших часов, но и недель. Движение на шоссе практически замерло, лишь изредка катили мимо цистерны и рефрижераторы, да иногда проскакивали малолитражки, забитые пассажирами — неподходящий транспорт. Требовался грузовик.

Все дело осложнял багаж. Этот замечательный багаж состоял из четырех больших брезентовых мешков, трех голубых и одного зеленого, рюкзака, туристской сумки и огромного тюка, перевязанного верёвкой. К зеленому мешку были прикреплены удочки в чехле, а к сумке привязана сетка, оттуда торчала рукоятка топорика, четыре бутылки минеральной воды и длинная ручка сковороды. Все это вместе взятое явно превосходило возможности двух носильщиков-профессионалов.

Ясное дело, что в намерения Терески и Шпульки вовсе не входило сидеть в такую жару на обочине и наслаждаться видом вымершего шоссе. Путешествовать автостопом, на попутках, они не собирались. Утром этого самого дня девочки, как и планировали, отправились в путь на «фольксвагене-1600» — удобном и просторном, хоть уже и не новом, машина принадлежала одному из знакомых отца Терески. Ехали они в Августов. У знакомого там были дела, и он обещал подвезти Тереску и Шпульку вместе с багажом. Выехали с утра пораньше, и все было бы хорошо, если бы именно здесь, на этом проклятом месте, за Ломжей, не случилось несчастье.

Знакомый ехал довольно быстро, дорога была свободна, он ещё издалека заметил на обочине стадо гусей и на всякий случай притормозил. Точнее, хотел притормозить. Сидящая впереди рядом с водителем Тереска увидела, как он вдруг побледнел и даже как бы окаменел.

— О Господи, — хрипло прошептал водитель. — Тормоза сдохли!

Тереска тоже окаменела, не в силах произнести ни слова. В полном молчании доехали они до места, где автомобиль остановился сам. Хозяин вытер пот со лба и опёрся о руль.

— Все, конец, — произнёс он трагическим тоном куда-то в пространство. — Тормозной цилиндр накрылся, а ручник у меня давно уже плохо хватает. Вы уж меня, дорогие, извините, но на этом путешествие кончается. Приехали!

Тереска и Шпулька поначалу страшно обиделись и готовы были потребовать от горе-водителя доставить их багаж до Августова — раз уж обещался — хоть на собственном хребте. Однако, немного поостыв, девочки благородно отказались от своих несомненно справедливых претензий. Несчастный хозяин «фольксвагена», внешне вполне приличного автомобиля, был так страшно удручён, так полон раскаяния и настолько беспомощен, что добивать его было бы просто свинством. Пришлось уверить его, что они прекрасно справятся сами, пусть занимается исключительно своей машиной.

— Не будем же мы бить лежачего, — гордо буркнула Тереска, а Шпулька согласилась с подругой несколькими энергичными кивками.

— Я и так ума не приложу, что ему делать, — сочувственно заметила она.

Хозяин оставшегося без тормозов автомобиля тоже не мог приложить ума. Проблемы, вставшие перед ним, казались просто непреодолимыми. Необходимо было добраться до соответственно оборудованной мастерской, причём не своим ходом, а на жёсткой сцепке. Жёсткая сцепка, однако, бывает обычно только у специальных машин техпомощи. Позвонить и вызвать аварийку было неоткуда. Жара усиливалась. Девчонки слонялись вокруг как два угрызения совести. Окажись в поле рядом какая-нибудь брошендая телега, несчастный водитель, наверное, украл бы с неё дышло, присобачил его к «фольксвагену» и силой заставил бы первую попавшуюся проезжающую машину отбуксировать его. При условии, конечно, что удалось бы закрепить дышло на обоих автомобилях. Но что об этом говорить? Никакой телеги поблизости не было, дышла не было и выхода тоже. Время шло, жара нарастала, знакомый в полном отчаянии решил было возвращаться на первой скорости, делая по 10 км в час. И тут произошло чудо На шоссе вдруг показался жёлтый фургон столь желанной техпомощи, направившийся как раз в Варшаву Таким чудом пренебречь было, конечно, нельзя. Угрызаясь и извиняясь, знакомый перетащил весь багаж девчонок под деревце, подгоняемый очень спешившей техничкой, сел в свой «фольксваген» и уехал на жёсткой сцепке.

В результате всех этих передряг Тереска со Шпулькой в одиннадцать утра оказались за Ломжей в чистом поле в тени чахлого деревца на обочине шоссе со всем своим скарбом и в половине первого продолжали все ещё пребывать там. Утром мимо проезжало множество легковушек, но ни одна не отреагировала на отчаянное махание девчонок. Никто даже не притормозил, и неудивительно: они были забиты под завязку вещами, собаками, детьми и взрослыми. Дальше — хуже. Машины появлялись все реже, а в последние часы вообще исчезли. Все замерло под раскалённым солнцем, — Спорим, мы здесь останемся навсегда, — замогильным голосом произнесла Шпулька после продолжительного молчания. — Никакая человеческая сила уже не сдвинет нас отсюда.

— Может, какая нечеловеческая найдётся, — сердито проворчала Тереска. — А на худой конец остаются наши ноги. Можем идти пешком.

Шпулька обернулась к подруге.

— Гениальная идея. Пешком со всей этой поклажей ?

— На голове носят и не такие тяжести.

— Кажется, голову мы потеряли, когда решились на эту поездку. А вообще жара тебе явно повредила. Как ты это все себе представляешь?

— Что?

— Перетаскивание на голове всего этого добра. У нас же не по две головы.

— Я ничего не представляю. И ради Бога, перестань ныть, лучше подумай хорошенько. Спешить некуда, времени — завались, и просто необъятные возможности!

Шпулька пожала плечами и поудобнее опёрлась на голубой мешок.

— Говори только о себе, — удручённо заявила она. — Мои возможности погребены под тяжестью этого барахла. И вообще мне непонятно, как цивилизованная страна могла среди бела дня превратиться в пустыню? Где все эти грузовики, под которые вечно кто-нибудь попадает?

— Воскресенье ведь, — нехотя пояснила Тереска и облокотилась на второй голубой мешок.

Снова помолчали. Жара крепчала. Шпулька медленно подняла бутылку минералки и выпила последние капли.

— И не трава это вовсе, — пробормотала она, — а горячий сыпучий песок. Деревце — мираж. А по-настоящему вокруг — только песок и песок. А нам надо доползти до оазиса…

— Ты что, спятила? — испугалась Тереска.

— Я представила себе пустыню. Как подумаю, что мы могли бы так. сидеть посреди пустыни, сразу делается легче. Что-то едет.

Тереска отлепилась от мешка, выпрямилась и пригляделась. Далеко на шоссе показался автомобиль Ещё недавно это вызывало взрыв энтузиазма, выска-кивание на дорогу и размахивание руками. Печальный опыт, однако, доказывал, что все напрасно. Вот и теперь их наверняка ждёт очередное разочарование.

— «Трабант», — безнадёжно протянула Тереска. — Вся крыша завалена. Дохлый номер.

Девчонки снова угрюмо устроились на мешках. Шоссе опять опустело. Жара свирепствовала. Казалось, весь мир вот-вот расплавится. Тишина, и ни малейшего ветерка.

— При такой погоде одно утешение, что у нас нет паруса, меланхолически заметила Шпулька после очередной долгой паузы. — Торчали бы мы сейчас на одном месте в открытом море и только расстраивались.

— Да уж, — съязвила Тереска. — А так, без паруса, мы летим вперёд как стрела, и бурно радуемся — По крайней мере, ничего у нас не пропадает зря.

— Ещё как пропадает — байдарка. И маргарин плавится.

— Говори в прошедшем времени. Уже давно расплавился. Не могла эта подлая машина сломаться где-нибудь у воды?

— И деревья спилили Раньше, говорят, все дороги были густо обсажены деревьями. Я и сама помню. Вырубать деревья — варварство.

— Что-то едет. Маленькое и противное.

Тереска чуть приподнялась, взглянула и кивнула.

— И на крыше тюк с небоскрёб, — добавила она. — Куда же все эти, с прицепами, подевались?!

С угрюмым отвращением смотрела Тереска на проезжающий мимо автомобиль, загруженный до последней возможности Постепенно в ней нарастала обида на весь мир. Сидеть так, опустив руки, под раскалённым добела небом у пыльной канавы, и неизвестно сколько — может, до конца жизни — хуже некуда. Ещё немного, и она бросится под следующую машину или соорудит баррикаду поперёк шоссе из своих вещей, силой выбросит пассажиров и заставит шофёра ехать, пригрозив ему чем-нибудь, лучше всего топором…

Шпулька, правда, лучше переносила жару, зато легче впадала в пессимизм. Ей уже представлялись два белых скелета, полузанесенных песками пустыни, и кружащие над ними стервятники.

— Не знаю, не знаю, — вдруг произнесла она задумчиво. — Это становится невыносимым. Не говоря уже о маргарине. Минералка кончается, мы умрём от жажды…

— У нас два литра чаю, — зло возразила Тереска.

— Кроме того, можно получить солнечный удар, — продолжала Шпулька нагнетать пессимизм. — Я уж на все согласна, лишь бы оторваться от этого проклятого места. Слава Богу, что с таким грузом нельзя идти пешком, а то бы я двинулась.

Безграничный пессимизм подруги неожиданно вызвал в Тереске активное противодействие — Хватит, — категорически заявила она и поднялась. — Хватит ничего не делать и жариться на этой сковородке! Никто сюда не приедет. Можно перенести хоть часть вещей на несколько метров, потом вернуться и перетащить следующие, и так далее. Вставай, попробуем!

Шпулька очнулась и с ужасом посмотрела на подругу.

— С ума сошла? — спросила она, не веря своим ушам.

— Нет, но ещё немного — и в самом деле сойду. До ближайшей речки всего несколько километров. Не сиди мы тут сиднем, как замшелые пни, давно бы уже там были. Чего ждёшь? Бери что-нибудь и трогай!

Шпулька не на шутку перепугалась, что Тереска от жары немного спятила. Тащиться в такое пекло с жутким грузом… Бред сумасшедшего! Ведь через полкилометра они сдохнут… А Тереска уже энергично волокла голубой мешок через канаву. Прислонив его к дорожному столбу, она вернулась за следующим.

Пустое и вымершее до сих пор шоссе благодаря им немного оживилось. Фигуры двигались туда и обратно, от столбика к столбику. Весь багаж перемещался всего в два приёма. Причём обратный курс можно было считать отдыхом.

— Ну, что я говорила, — выдохнула Тереска у четвёртого столбика, опираясь на мешок с палаткой. — Я считаю, мы прошли четыреста метров. Очень много. Речка уже близко.

— А куда эта речка течёт? — жалобно спросила Шпулька.

— Не знаю, кажется, она впадает в Пису, а Писа — ещё куда-то. Тебе не все равно?

— Ну, все-таки. Хотелось бы знать поконкретнее.

— У следующего столба посмотрим карту. Пошли!

У следующего столбика было решено дойти ещё до одного, так как там росли какие-то кусты и блестела вода. Вода оказалась небольшим прудом, где плавали утки. Большая часть водоёма была заполнена навозной жижей, стекавшей сюда из расположенных неподалёку хозяйственных построек. Но все-таки это была вода. Багаж живописно свалили у очередного столбика, и Тереска вытащила из рюкзака дорожную карту. Обе девчонки чуть не стукались лбами, склоняясь над ней. Вот желанный Августов, написанный малюсенькими буквочками. Шпулька с тоской посмотрела на него.

— А мы, собственно, где? — спросила она.

— Где-то здесь, за Ломжей. Ломжу проехали, точно помню.

— Я тоже. Дай посмотреть… Гляди, здесь две дороги расходятся, а пока мы ехали, ничего не расходилось.

— Ну, значит, не доехали. Разойдутся где-то впереди.

Шпулька оторвалась от карты и в полной панике взглянула на Тереску.

— Господи! Да ты что, не видишь, где эта речка?! Ведь если мы здесь, а речка здесь, то до неё минимум пятнадцать километров!

Тереска встревоженно посмотрела на подругу и вырвала карту.

— Что ты несёшь… А! Возможно. Похоже, я немного ошиблась. Мне казалось, что мы находимся дальше…

Шпульке стало плохо. Тереска уставилась на карту в полном отчаянии.

— Если мы здесь… а не дальше… то надо было пойти не вперёд, а назад. Через Ломжу протекает Бебжа, а эта наша речка впадает в Бебжу. Назад было ближе. Да и сейчас, честно говоря, ближе…

На самом деле через Ломжу протекала Писа, а не Бебжа, но на их карте это трудно было различить.

— Ну уж нет! — простонала Шпулька. — Я назад не пойду! Это слишком! Если мы снова окажемся в том проклятом месте, откуда вышли, я этого не переживу! И уверяю тебя, ты тоже!

Тереска чувствовала — подруга права. Даже если бы эта Ломжа со своей Бебжей была всего в километре, она не вернулась бы на то гиблое место ни за что на свете! Лучше уж идти пешком до самого Августова…

— Зря я тебе показала эту карту. Шли бы и шли себе. Дорога прямая. Не заблудились бы. А теперь что делать?

— Повеситься, — угрюмо посоветовала Шпулька.

— На чем?

—Ну, можно и утопиться. Есть где. Тереска оглянулась на пруд.

— Да уж есть. Кстати, обрати внимание, это вода. Ты же хотела дойти до воды…

— Ага. Если досидим до завтра, не исключено, что я попробую искупаться. Может, подхвачу какую-нибудь смертельную заразу, умру и наконец-то отмучаюсь.

— Утки живы…

Дикая жара не ослабевала. Несчастные путешественницы сидели молча, чувствуя, как солнце пропекает их насквозь. Страшно хотелось пить, а блестящее озерцо только усиливало жажду. В сумке оставались две последние бутылки минералки, сберегаемые на крайний случай. Глядя на сваленный на обочине багаж, Шпулька вдруг подумала, что крайний случай, похоже, наступил, и экономить больше нечего. Это была единственная мысль, которую ей удалось сформулировать. Подвигнутая этим соображением, девочка тяжело приподнялась и по привычке бросила взгляд на шоссе.

— Кто-то едет, — апатично информировала она. Тереска пожала плечами. Шпулька все ещё стояла, позабыв вдруг о минеральной воде и крайнем случае.

— Слушай, он что-то тянет. Честное слово, тянет. Прицеп?

Тереска также неохотно встала на ноги.

— И какой прок нам будет… — начала было она и вдруг осеклась. — Это не прицеп. Слушай, похоже на лодку!

— О Господи! Он тянет лодку! Едет к озеру… Тормозит!!!

— Маши! Что ты стоишь, маши!

Обе бросились через канаву к дороге. Шпулька споткнулась и на четвереньках вылетела на середину шоссе. Тереска ошалело размахивала картой.

Богумил Стшалковский ехал себе спокойно вместе с женой в отпуск. На специальном прицепе он тянул за своим автомобилем большую моторную лодку, поэтому двигался не слишком быстро. На пустынном шоссе вести машину было легко — одно удовольствие. Водитель смотрел вперёд, ожидая скорого разветвления дороги, как вдруг заметил на обочине какую-то странную цветную кучу, показавшуюся ему подозрительно знакомой. Он машинально затормозил, и тут прямо под колёса на пустое шоссе вылетело что-то невообразимое. В первый момент пан Богумил подумал, что видит группу цирковых акробатов, устроивших представление на проезжей части дороги.

— Пресвятая Дева, что это? — заволновался он. — Авария? Не автомобиль, но, кажется, что-то случилось?

Пан Стшалковский резко тормозил уже с самого начала «представления». На минуту оторвавшись от скачущих по шоссе существ, он взглянул на обочину. Одного взгляда было достаточно.

Надо сказать, что пан Богумил, механик по профессии и одновременно хозяин автомастерской, по призванию был заядлым водником. Счастье его жизни составляла вода и всевозможные плавсредства. И всех причастных к водной стихии он считал родственными душами. Не разобрав ни пола, ни возраста, ни внешнего вида людей, бьющихся, словно в припадке эпилепсии, перед носом его автомобиля, пан Стшалковский с первого взгляда опознал среди валявшихся на обочине вещей упакованную складную лодку марки «Нептун».

— У них лодка, — озабоченно произнёс он. — Тоже плавают. Может, надо помочь?

Новый проблеск надежды совсем ошеломил Тере-ску и Шпульку. При мысли, что единственная подходящая им машина может уехать прежде, чем удастся уговорить их подвезти, девчонки совсем запаниковали. Больше жестами, чем словами, несчастные пытались убедить вышедшего из авто симпатичного седеющего мужчину, что лодка на прицепе — дополнительное транспортное средство, а значит, ему ничего не стоит доставить их вместе со всем скарбом куда-нибудь к воде, ведь сам он едет к воде, ну разумеется, к воде, раз везёт лодку? Немного обалдевший от этого налёта пан Стшалковский поначалу было понял, что на его лодке хотят переправиться через какую-то водную преграду, и ошалело уставился на вонючий прудок у шоссе. Не скоро до него дошло, в чем дело.

— Хорошо, хорошо, — успокоил он юных туристок, — разумеется, я вас возьму, уж как-нибудь поместимся, конечно, мы едем к воде. Не надо так волноваться! Вы разрешите перенести вещи? Не бойтесь, я вас не брошу, честное слово! Хотя должен заметить — ехать автостопом с таким багажом не очень разумно.

Совершенно огорошенные нежданным счастьем, Тереска и Шпулька объяснили, что они вовсе не едут автостопом, не такие уж они дуры. Ехали с одним знакомым, который сломался и увезён на сцепке.

— Вам не повезло, ведь сегодня воскресенье, — заметила пани Стшалковская, когда все наконец двинулись дальше. — В будний день вас подобрал бы любой грузовик. Частники не возьмут, даже если место есть.

Тереска и Шпулька, запихнутые на заднее сиденье в жуткой тесноте, молча наслаждались своим счастьем. Проклятое раскалённое шоссе бежало назад, а тенистые леса и прохладные озера приближались с хорошей скоростью в шестьдесят километров в час. Слова пани Стшалковской напомнили им, что можно было и дальше сидеть у канавы — целыми часами, днями и годами, во всяком случае, до понедельника уж точно. Кошмар!

— А почему грузовики подвозят, а частники нет? — заинтересовалась Шпулька.

Пан Стшалковский тяжело вздохнул.

— Потому что никогда не знаешь, на кого попадёшь, — грустно пояснил он. — Люди заботятся о своих машинах, ну, знаете, моют, чистят, стараются не поцарапать… А те, что едут автостопом, редко ведут себя осторожно и к тому же всегда жутко грязные. А водителям грузовиков все равно…

— Вот так приличные люди и страдают из-за всяких грязнуль, — констатировала Шпулька.

— Так всегда и бывает, — философски заметила пани Стшалковская. — Виноваты одни, а расплачиваются другие…

Машина ехала, солнышко светило, милая беседа об автостопе, грязнулях и несправедливости продолжалась, когда в окрестностях Пиша пани Стшалковская вдруг поинтересовалась:

— Минуточку, а куда, собственно, мои дорогие, вы едете ?

Тереска и Шпулька замолкли, сразу не сообразив, как ответить на такой простой вопрос. Главное было в том, что они ехали, а куда — не так уж и важно. Ответили они одновременно:

— Собственно, нам все равно, — сказала Тереска. — Только чтобы к воде.

— Вообще-то в Августов, — сказала Шпулька. — Но можем выйти и где-нибудь раньше…

— Господи! — пробормотал пан Стшалковский и машинально притормозил. — Где Рим, а где Крым! Мы же едем в Венгожев и уже проехали Пиш! И что теперь делать?

— Поезжай! — велела ему жена. — Через Ожиш проходит шоссе на Элк и Августов, там можно сделать пересадку…

Ещё довольно долго Тереска и Шпулька никак не могли сообразить, что случилось. Наконец до них дошло. Супруги Стшалковские, расстроенные и озабоченные, объяснили, что ещё в Кисельнице дороги разошлись. Трасса на Августов пошла направо, на восток, а они едут прямо на север. Свернуть им никак нельзя, так как к пяти надо быть в Венгожеве, где их ждёт знакомый, который уступает свой гараж: и ещё сегодня должен уехать. Единственный выход — расстаться в Ожише. Может, там девочкам удастся поймать попутку в сторону Августова? В противном случае они все окажутся у озера Мамры.

— А если вам изменить свои планы? — заботливо спросила пани Стшалковская. — Вам обязательно быть в Августове?

От одной мысли, что пришлось бы высаживаться на суше, в этом Ожише или ещё где бы то ни было и снова ждать на очередном кошмарном шоссе, Те-реске стало плохо. Что угодно, только не это! Они готовы ехать хоть на Онтарио, хоть на Байкал, пусть даже к истокам Амазонки, лишь бы вместе со Стшал-ковскими!

— Нет! — категорически заявила она. — Не обязательно! Можем с таким же успехом ехать в Венгожев. Не обращайте на нас внимания…

Смутно припоминая, что озеро Мамры расположено в самом начале или, наоборот, в самом конце Мазурского озёрного края и что там начинается или кончается какой-то водный путь, Тереска поспешно добавила:

— Озеро Мамры, очень хорошо! Если вы на Мамры, то и мы тоже. Нам любая вода подойдёт.

— Но ведь… — обеспокоенно вякнула Шпулька.

— Заткнись! — прошипела ей на ухо подруга. — Тебе не все равно? Там воды ещё больше!

— Ну и слава Богу, — вздохнул с облегчением пан Стшалковский. — Там дорога проходит у самого озера, и рядом такой симпатичный лесок, травка, хорошее дно, можно даже стать лагерем. Я помогу перенести багаж, и все дело займёт пару минут.

— Вас это устроит? Справитесь дальше сами? — волновалась пани Стшалковская.

— Конечно! Нам нужна только вода и больше ничего.

— А как с картой? У вас есть какая-нибудь карта?

— Есть, — неожиданно встряла молчавшая Шпулька и добавила с горечью: — Очень подробная карта. Августова.

Тереска попыталась незаметно пнуть подругу ногой, но попала в сковородку и только сбила себе палец.

— У нас есть карта всей Польши, — поспешно вмешалась она в разговор, не уточняя, что это та самая карта автомобильных дорог, которую она перед самым отъездом потихоньку стянула у брата. Озера на ней во всяком случае можно было различить.

Шпулька сидела надутая и расстроенная. С самого начала все было так хорошо запланировано, согласовано и решено. Они едут на Августовские озера в домик знакомого рыбака, откуда будут совершать по воде вылазки небольшие и побольше. Августовские озера были им обеим достаточно хорошо знакомы, маршруты вылазок согласованы. Все казалось таким лёгким, простым и безопасным, что даже родители не возражали. А теперь их планы летят к черту. Тереска в непонятной горячке готова была полностью все изменить: ехать в другую часть страны, на Мазурские озера, которых они совсем не знают, такие страшные, огромные, и даже в некоторых местах опасные!

— Ты что, совсем спятила? — прошипела Шпулька в ухо Тереске. — Ведь у нас нет даже карты этих озёр, мы ничего и никого там не знаем!

— Подумаешь! Не знаем, так узнаем. Вода — везде вода!

— Но ведь её там так много!

Именно это вдруг и стало Тереске нравиться. Её вдохновляла перспектива неожиданного нового приключения, гораздо более захватывающего, чем запланированное ранее. Тоже мне удовольствие — сидеть в давно знакомой луже! Куда интересней видеть новые места и покорять огромные пространства! А кроме того, вдруг ещё супруги Стшалковские, разобравшись в ситуации, начнут настаивать, что лучше придерживаться первоначальных планов, и выпихнут их на первом попавшемся перекрёстке. Одна мысль об этом приводила Тереску в состояние тихой паники.

— Балда! — энергично зашептала она подруге. — Снова хочешь сидеть на обочине? Вот и хорошо, что воды много. Увидим солидный кусок мира!

— О Боже! — только и смогла прошептать Шпулька, замолчав уже окончательно.

Махонький, покрытый травой мысок полукругом вдавался в озеро. Позади лежал большой плоский луг с разбросанными кое-где низенькими кустиками. В торжественном молчании Тереска и Шпулька стояли на краю мыса спиной к лугу и наслаждались прекрасным воплощением своей мечты. Огромное водное пространство, поблёскивая на солнце серебряными искрами, тянулось в одну сторону как минимум на километр, а в другую — на несколько. Вдоль берега медленно проплывала стайка уток, оставляя за собой веером расходящийся по воде след. В природе царили жара и спокойствие.

Тереска посмотрела по сторонам, отступила на несколько шагов и уселась на мешок с палаткой.

— Ну, наконец-то! Теперь можно отдохнуть и немного подумать.

Шпулька оторвалась от созерцания озера и оглянулась с явным неудовольствием.

— О чем это?

— Как о чем? Обо всем. Что будем делать прямо сейчас, и вообще.

— Прямо сейчас ты как хочешь, а я прежде всего искупаюсь и даже вымоюсь. Где мыло?

— В рюкзаке, — не очень уверенно ответила Тереска и встала с мешка. — Я бы тоже искупалась, но не уверена, можно ли. Посмотри сюда.

Посреди мысочка торчал врытый в землю столб с грозным предупреждением, которого они поначалу совсем не заметили.

— «Купаться категорически запрещено», — прочитала вслух Шпулька.

— Непонятно. Стшалковские сказали, что дно здесь хорошее. И правда, смотри — мелко, песочек…

— Может, там дальше какие-нибудь ямы, омуты или ещё что?

— Какие омуты на озере? На поверхности было бы видно! Вода чем-то отравлена? Химия какая или бактерии…

— Не похоже. Чисто, даже дно видно. О ядерных взрывах в этих краях я не слышала. Чем её могли отравить?

— Промышленными стоками. В заражённой воде нет жизни, а утки вон здоровёхоньки. Если бы ещё и рыба была…

— Есть! — радостно воскликнула Шпулька, всматриваясь в глубину. — Смотри, целые косяки! Такие малюсенькие, наверное, мальки!

— Если мальки водятся, значит, вода в порядке. Не знаю, почему же нельзя купаться?

— Озеро заминировано? — предположила Шпулька.

— Сдурела? Полвека, как война кончилась! И вообще, тогда были бы череп и кости. И колючая проволока.

— Ну, не знаю. Может, малькам ничего, а у людей начинается чесотка…

Отупевшие от жары, девчонки стояли, неуверенно поглядывая то на столб с надписью, то на прозрачную воду.

Шпулька вдруг взбунтовалась:

— К твоему сведению, мне все равно. У нас есть салициловый спирт, в случае чего буду потом лечиться. А сейчас искупаюсь или умру. Лучше чесотка, чем смерть!

— Постарайся хотя бы не наглотаться этой воды, — посоветовала Тереска, сбрасывая по примеру подруги одежду и оставаясь в купальнике. — И не заплывай далеко, вдруг там все-таки что-то есть, может, какие сети. Не стоит тонуть в первый же день.

Чтобы утопиться на обширном мелководье, надо было очень постараться. А чтобы смыть с себя мыло, приходилось приседать или ползать на четвереньках, а то и на брюхе. И все же уже минут через пятнадцать девочки почувствовали себя гораздо лучше и начали даже здраво рассуждать.

— Похоже, мы сваляли большого дурака, заменив Августов на Мазуры. Но опять же, от нас мало что зависело, и нечего расстраиваться, — заявила воспрянувшая духом Шпулька, вытирая волосы полотенцем. — Действительно, надо подумать, что теперь. Я жутко голодная. А ты?

— Я тоже. Давай съедим, что у нас сверху. Правильно мы сделали, что взяли бутерброды. Остаёмся здесь до утра или сразу двигаем дальше?

Шпулька неуверенно оглянулась.

— Не знаю… Мне здесь не очень нравится. Это не то, о чем мы мечтали. Я бы хотела в лесу. А здесь ничего не растёт, один луг. И тесно.

Принимая во внимание обширные пространства земли и воды вокруг, заявление прозвучало довольно странно. Но Тереска поняла сразу. Покрытый травой мысок был совсем маленьким, от луга его отделяли заросли крапивы и ещё какой-то высокой зелени, да и само озеро оказалось не таким уж большим при ближайшем рассмотрении. Прямо под носом, ну максимум в километре, виднелся другой берег, тоже голый, поросший травой и обезображенный какими-то постройками. Тереске все это тоже не нравилось.

— Ты права. Нечего тут сидеть. Поищем другое место.

— Только где? — пробормотала Шпулька с набитым ртом. — Везде, похоже, одно и то же. Не озеро, а настоящая лужа.

— Это не все озеро, — запротестовала Тереска и махнула бутербродом в сторону солнца. — Там должна быть протока, то есть эта часть соединяется с другой и так далее.

Шпулька с опасностью для жизни вывернула голову назад.

— Ничего подобного не вижу. По-моему, озеро здесь кончается. Откуда ты знаешь, что есть протока?

— Из карты. На карте видно, что Мазуры очень разветвлённые, а мы — почти в самом верху. К озеру Снярдвы надо плыть вниз, то есть на юг. Дай немного чаю.

— Где у тебя карта?

— В рюкзаке. Не жадничай, дай всю бутылку!

Шпулька, не вставая с места, подала ей бутылку, а затем полулёжа дотянулась до рюкзака и подтянула его к себе. Тереска критически заметила:

— Ты лежишь на помидорах.

— Только на одном. Я его сейчас съем. А вообще у воды очень удобно. Испачкаешься — не страшно. А, вот и карта.

Тереска кивнула и продолжала внимательно изучать ближний и дальний пейзаж. Озеро было почти пустое, где-то на самом краю у противоположного берега сбилась стайка лодок и байдарок, белели два паруса и трещала какая-то моторка. Шпулька с отвращением развернула малепусенький кусочек бумаги.

— Ну и карта! Много тут не увидишь. Мамры, Мамры… Ну да, разветвление, ничего не скажешь… Если нам на Снярдвы, то надо плыть через Гижицко, но я не вижу никакой протоки. Наоборот, тут шоссе.

— Ничего. Перетащим все через шоссе поверху.

— Слушай, ты в своём уме? Здесь ведь столько плыть! Сентябрь нас застанет на полпути!

— Выйдем на берег. Прервёмся и продолжим в следующем году, — спокойно ответила Тереска. Шпулька продолжала изучать карту.

— Никуда эта карта не годится! — раздражённо заявила она спустя некоторое время. — Дорога по ней идёт посреди озера, леса не обозначены, и вообще ничего не видно.

— Лес, если появится, можно и без карты увидеть. Зато там даны расстояния в километрах.

— Так ведь это по шоссе!

— Ну и что? Можно сравнить и сделать поправку. А чего не видно на карте, увидишь на местности. Кстати, здесь ясно указано, что водным путём можно добраться до самой Варшавы.

— И ты что, считаешь, что мы запросто доплывём до самой Варшавы?

— Считаю, что попробовать стоит. Любое расстояние можно преодолеть. Смой с себя этот помидор и принимайся за работу.

— Сейчас. Подожди. Это выходит… Подожди…

— Что ещё?

— Сейчас. По шоссе это будет… Плюс четырнадцать. Сейчас… И семьдесят шесть. Езус-Мария! По шоссе — это почти триста километров! Собираешься проплыть триста километров?!

— Во-первых, мы поплывём не по шоссе. А во-вторых, это пять километров в час, по десять часов в день, пятьдесят… и через шесть дней, если уж очень постараться, можем быть в Варшаве. На байдарке можно вытянуть пять километров в час.

Шпулька даже лишилась дара речи от негодования. С ужасом взглянула она на Тереску, а потом с не меньшим ужасом на бескрайний водный простор, который предстояло преодолеть за шесть дней — неясно зачем и за какие грехи. Спокойная поверхность озера мирно поблёскивала на солнце, утки отплыли подальше, а вместо них из-за тростника показалось такое, такое… что невольно привлекло внимание девочки и заставило отступить кошмарные мысли о предстоящей каторжной гребле по десять км в час.

Шпулька повернулась и ткнула в это нечто пальцем:

— Смотри, что там плывёт. Это не утка. Я такое когда-то уже видела, похоже на перископ. Как оно называется?

Тереска присмотрелась повнимательнее.

— Птица такая, подожди, я не знаю, как называется, ты меня сбила своим перископом. Что-то противное…

— Птеродактиль.

— При чем тут птеродактиль? Сейчас, не пери-скоп. Вот, крутится на языке, теперь не успокоюсь, пока не вспомню. Давай вспоминай всех птиц подряд, на «пэ».

— Аист, — начала Шпулька. — Бекас, цапля…

— На «пэ»!

— Я болотных называю. На «пэ»? Попугай.

— Балда!

— Перепёлка, петух, пустельга, пулярка…

— Да уж, пулярка здорово летает. А плавает как!

— Пеночка. Ой, смотри, второй перископ выплыл! И третий! Пеликан.

— Какой пеликан? Где?

— Я тебе птиц вспоминаю. Павлин. Поморник. Он в учебнике вместе с гагарой…

— Погара… Тьфу! Я хотела сказать поганка. Точно, поганка!

— А!.. Правильно, поганка, или чомга, я тоже знаю. Но перископ к ней больше подходит. Смотри, как вертит головой, вылитый перископ! И даже не мечтай, что я буду грести по десять часов в день. Мне в Варшаве делать нечего, и мировых рекордов я бить не собираюсь!

— А кто тебя заставляет? Я теоретически прикинула. Уж за два-то месяца доплывём, и говорить нечего. Кажется, там где-то по пути Пиская Пуща?

Шпулька перестала волноваться, оставила в покое перископы и снова занялась картой.

— Есть. Точно. За озером Снярдвы. И какая-то длинная, узкая вода. Не могу разобрать. К этой карте нужна лупа. Озеро Нидзкое.

— Вот и отлично. Плывём на Нидзкое озеро. Шпулька погрузилась в вычисления:

— У меня выходит сто десять километров. А у тебя? По пятьдесят км в день! В крайнем случае, если везде будет так же голо, как здесь, я готова туда добраться за две недели. И ни минутой раньше!

— Если уж плыть, то надо иметь на чем, — ехидно заметила Тереска. — Может, Ваша Светлость все-таки соизволит заняться лодкой?

Сверхсложные манипуляции при сборке своего плавсредства Тереска и Шпулька предусмотрительно освоили на практике ещё до отъезда. Они собрали и разобрали лодку дважды. Правда, делалось все под бдительным наблюдением прежнего хозяина, который тыкал пальцем в очередную деталь. Теперь же, без руководства специалиста, предстояло всю операцию проделать самим.

А час спустя по всему мысочку валялись фрагменты лодки, извлечённые из голубых мешков. В инструкции по сборке не было никаких схем или картинок, поэтому отдельные части надо было узнавать «в лицо» и соединять друг с другом методом проб и ошибок. Когда же, наконец, ещё через час перед и зад лодки, сложенные из соответствующих брусочков бортов, пола, носа и прочих прутьев, палочек и рёбрышек, приобрели нужную форму, обе подруги страшно удивились.

— Глянь-ка, становится похожим на нос и корму, — не веря своим глазам, пробормотала Тереска.

— А я уже и не надеялась, что нам когда-нибудь удастся все это сложить в одно целое, — недоверчиво отозвалась Шпулька.

Понемногу лодка начала напоминать лодку, а количество разбросанных по траве фрагментов значительно сократилось. И настал-таки исторический момент, когда брезент был надут, весла собраны, а руль укреплён на своём месте.

— Скоро восемь, — сказала Тереска, вытирая пот со лба. — Похоже, за весь учебный год мы так не наработались, как за первый день каникул.

Шпулька кивком выразила своё согласие, пытаясь одновременно расчесать совершенно спутавшиеся волосы.

— Какое счастье, что это только раз! — вздохнула она.

— К твоему сведению, надо ещё распаковать вещи и рационально их погрузить.

— По мне, так можно и нерационально…

— Тогда наша лодка перевернётся, или мы в ней не поместимся. Ты же не собираешься передвигаться вплавь? Уже поздно, принимайся за работу!

— Гребля после всего этого покажется нам раем! — простонала Шпулька и начала развязывать верёвки.

В огромном тюке, обёрнутом бумагой и перевязанном верёвкой, находились очень нужные вещи. А именно: два одеяла, два надувных матраца, две настоящие, правда небольшие, подушки, кухонная утварь, сменная одежда, продукты, небольшая пила, сапёрная лопатка и весьма солидная аптечка. Все эти предметы отличались по размеру и форме, и правильно разместить их в лодке оказалось задачей не из лёгких, тем более что некоторые вещи боялись воды и их надо было запихать в носовую часть. Спущенная на воду лодка заваливалась то на один борт, то на другой, и только окончательно выбившись из сил, девчонки вернули ей некоторое равновесие. Удалось погрузить все.

— Держаться-то она держится, — весьма скептически заметила Шпулька. — И может, даже не намокнет. Но куда я дену свои ноги, ума не приложу…

Лодка была торжественно отбуксирована на глубину (примерно по колено), и подруги осторожно влезли в неё. Слегка покачиваясь на воде, она тем не менее не выражала намерения перевернуться, а значит — была загружена правильно. Однако что-то все же было не так, и девчонки не сразу сообразили, что именно.

— Весла! — вдруг отчаянно вскрикнула Шпулька. — Вот дуры! Весла же остались на берегу.

— Стой! — заорала на неё Тереска. — Не вылезай! Шпулька, которая уже слегка приподнялась, плюхнулась назад на сиденье совсем ошарашенная:

— Ты что, свихнулась? Как же без весел?

— Погоди, здесь нельзя вылезать. Уже глубоко, ещё перевернёмся!

— А что же…

— Ничего, греби руками. Нет, погоди, лучше лопатой! Я как раз на ней сижу.

— Интересно, мы отчалим когда-нибудь от этого паршивого берега? — устало спросила Шпулька, возвращаясь с веслом и туфлями, в последний момент обнаруженными под кустом.

— Надеюсь, мы больше ничего не забыли? — озабоченно ответила Тереска.

На этот раз на мысочке совсем ничего не осталось. Подруги захватили с собой даже бумагу из-под бутербродов, которая могла пригодиться в будущем для разжигания костра. Наконец-то они смогли оторваться от надоевшей суши и отправиться в плавание. Все неимоверные приключения и осложнения так задурили им голову, что ни одна далее не подумала: а не слишком ли позднее время суток для начала путешествия?

— Уже темно…

— Месяц светит.

— Это называется светит? Хоть бы полнолуние было!

— Не ной, скоро будет. И шевели веслом-то, иначе придётся ночевать прямо здесь!

Стояла уже глубокая ночь. Давным-давно стемнело, и только на северо-западе небо было чуть светлее. В слабом свете узенького месяца озеро казалось огромным, таинственным и бездонным. Со всех сторон доносились непонятные звуки: какие-то шорохи, хлюпанье, потрескивание и всплески. И нигде никакого берега!

Вопреки своим совершенно искренним намерениям Тереска и Шпулька медленно выплыли на середину озера Мамры. С самого начала они подыскивали подходящее место для ночлега, но плоский, отгороженный широким поясом камыша, берег казался совсем непривлекательным. Когда же девчонки окончательно выбились из сил, перестали высматривать лес и готовы были заночевать на лугу, выяснилось, что с лугом все не так просто. Единственное более или менее подходящее место оказалось совершенно недоступным по весьма прозаической причине. От воды луг отгораживала колючая проволока, за которой паслось огромное стадо коров. Узенькая полоска земли у самого берега была утыкана табличками с надписями, категорически запрещавшими ставить палатки, разводить костры и, конечно же, купаться. Смертельно уставшие подруги наверняка проигнорировали бы все запреты и высадились на берег, если бы не явно недоброжелательное внимание коров. Особенно одной из них, которая, недолго думая, решительным шагом направилась в сторону путешественниц, причём выражение её морды не предвещало ничего хорошего.

— Это неподходящее место для ночлега, — поспешно заметила Шпулька. — Не беги, это может её спровоцировать. Ну, перелезай же скорее назад…

Таким образом, страшно уставшие, испуганные и оглушённые оказались наши девчонки ночью на середине озера Мамры, а видневшаяся ещё недавно земля исчезла во мраке ночи.

— А откуда ты знаешь, что оно скоро будет? — неожиданно спросила Шпулька, положив весло.

— Что оно?

— Полнолуние.

Тереска тоже отложила весло.

— По положению месяца. Видишь, как он повёрнут? Подставь палочку — и получишь букву «Р», значит, он родился и растёт. Все на «Р». А если наоборот, получается буква «С», значит, он уже старый и скоро ему смерть. Все на «С». Недели через две сама в этом убедишься.

— Откуда ты знаешь?

— Я же тебе объясняю: у луны такие фазы.

— Да нет, откуда ты вообще все это о луне знаешь?

— Наверное, кто-то рассказывал, хотя и не помню кто, а может, сама где-то читала… О, смотри! Вон Полярная звезда! Ой, да мы не туда плывём, надо держаться правее!

— Ничего подобного, нам надо левее, там был берег.

— Когда он там был? Это ведь уже другое озеро. И где этот берег? Ничего не видно! До утра туда не доберёмся! Я больше не могу!

— Я тоже не могу! Но совсем недавно берег был слева!

Весла казались сделанными из свинца. Чёрная, слегка поблёскивающая водная гладь не имела границ, а положение становилось все более безнадёжным.

— Придётся, наверное, все-таки попробовать влево, — растерянно сказала Тереска. — Туда вроде ближе.

Шпулька как раз пришла к выводу, что каждое пространство на Земле где-то кончается, и, двигаясь по прямой, рано или поздно наткнёшься на берег. Поэтому она категорически запротестовала и, уставившись на Полярную звезду, требовала плыть прямо на север.

— Ты же хотела влево? — удивилась Тереска.

— Я уже передумала. Откуда я знаю, что там? Ничего не видно. А на севере точно есть земля.

— Земля везде есть…

Довольно долго обе сидели молча и отдыхали. Решили дожидаться рассвета. Месяц как назло исчез, и мир погрузился теперь уже в абсолютную, почти осязаемую темноту.

— Я совсем окоченела, — отчаянно прошептала Шпулька. — Ты не знаешь, сколько уже времени прошло?

— Думаю, с полчаса. До рассвета — ещё три.

— Не пугай меня. Я надеялась, что наоборот.

— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — зло продекламировала Тереска. — И не рассчитывай, что время пролетит быстро. Хуже нет, чем вот так ждать!

Усталость и напряжение этого кошмарного дня привели к тому, что девчонок начала бить дрожь. Попытки отыскать в байдарке какие-нибудь одеяла или свитера окончились обнаружением двух теперь уже пустых брезентовых мешков. Термос же с чаем окончательно исчез где-то в недрах лодки.