Иоанна Хмелевская

Бычки в томате





На террасе появилась Алиция с каким-то листком бумаги. В тот день я, как это у нас по жизни принято, в очередной раз палила у нее в саду сухие ветки и траву. Как только я заметила ее, меня охватило такое кошмарное дежавю, что вилы, которыми я подгребала сушняк, чуть было не выпали у меня из рук.

Боже милостивый, ведь это уже было! И не очень давно, всего пару лет назад, когда по всему ее дому и окрестностям были разбросаны красные трупы… Ну, не то чтобы трупы… И в целом не такие уж и красные… В общем, не важно. Но тогда она точно так же вышла на террасу с точно таким же листочком в руке, а я жгла костер, и она спросила… Дай бог памяти… Да, точно, про чебураханье!

— Слушай, — Алиция в раздражении остановилась на самом краю террасы. — Это проклятие какое-то, не иначе. Мне что, уже не судьба найти когда-нибудь целое письмо, а не середину без начала и конца?

Я вздрогнула при мысли, что дежавю слишком быстро набирает обороты и надо мной тоже висит проклятие. Но теперь появилась хотя бы надежда на благополучный исход, поскольку я была вооружена вилами, а в прошлый раз — всего-навсего случайной оглоблей. И вдруг облом, надежда сделала рукой. Задумавшись, я оперлась на вилы, забыв, что черенок у них коротковат, и чуть было не рухнула головой в костер, хотя на этот раз ничто этому не мешало, так как парика на мне не было, а значит, и финансовых потерь никаких. Скорее всего потому и не рухнула. Пришлось подпереться вилами по-другому.

— Всего только страница нашлась? — спросила я удивленно. — И что там? Опять одни кретинизмы?

— Как тебе сказать? Вроде того, но только без розовых соплей. Ты что, забыла про эту ветвистую кучу?

— Не забыла, а оставила на десерт. Потом сожгу.

— А может, съешь на десерт картофельный салат или свою любимую рыбу?

— Ты рыбу купила? — обрадовалась я. — Погоди, сейчас прочту, только веток подброшу.

Алиция меня не торопила. Она взглянула на старую яблоню, что росла у самой террасы, положила листок бумаги на садовый столик и принялась сосредоточенно изучать отслоившийся от толстенного ствола кусок коры. Яблоня, предмет наших неустанных забот, была старше дома, и я терпеть ее не могла, так как с нее все время осыпалась какая-то труха, ветки, казалось, держатся на честном слове, а в довершение всего каждый год она заваливала все вокруг препаршивыми яблоками, причем абсолютно несъедобными. В лучшем случае можно было пустить их на компот или варенье. Эта падалица в одно мгновенье загнивала, и мне приходилось ее убирать. Не то чтобы кто-то меня заставлял это делать, занималась я этим добровольно, из чувства порядочности, но крайне неохотно и весьма небрежно. Это усугубляло мою неприязнь к яблоне.

Я выбрала подходящие ветки для поддержания огня, старательно обходя, понятное дело, ветвистую кучу, побросала их в костер, воткнула вилы в землю и направилась к террасе.

Ходу было всего ничего, от силы метров пятнадцать. Мне и в голову не пришло разводить огонь в густом кустарнике под носом у соседа или в зарослях сухой крапивы. Опять же лучше всего делать это под открытым небом, чтобы не спалить заодно всю округу. Но, несмотря на плевое расстояние, y меня возникло столько всяких мыслей и ассоциаций, что просто удивительно. Копаться я в них не стала, хотя, по правде говоря, приехала на этот раз в Биркерёд в слабой надежде привести в порядок свои растрепанные чувства и душевные хитросплетения. Жалко, нет здесь Александра Македонского, нашлось бы ему чем заняться. Но сгодится и Алиция, пусть даже без меча.

— Забыла тебе сказать, что опять стала ходить с моим мужем, — сообщила я подруге, закуривая.

— Похоже, у нее эти, как их… — озабоченно произнесла она, глядя на яблоню. — Не помню, как называются, надо проверить. Но только не короеды. Не поняла, ты о чем?

— Я говорю, что снова начала ходить с моим мужем, — вежливо повторила я и уселась бочком в садовое кресло.

К сожалению, кресла в саду у Алиции позволяли сидеть на них либо вползада, либо полубоком, трудно сказать, что хуже. Ни то, ни другое меня не устраивало, пришлось выбрать меньшее зло и кое-как угнездиться на самом краю сиденья.

Алиция потянула на себя слегка отставший кусок коры и углубилась в изучение ее богатой внутренней жизни.

— Все равно не понимаю. Ходишь со своим мужем, говоришь? В каком смысле? На работу? Или на эти, как их там, на демонстрации трудящихся?

— Спятила? В том самом смысле, как раньше говорили: она с ним ходит. Или, например, этот придурок ходит с твоей сестрой. Или твоя секретарша ходит с тем козлом, что тебя подставил.

Алиция так сосредоточенно изучала кору, что даже сняла очки.

— Вижу две разновидности — белые и буроватые. Придется лупу поискать. Насчет хождения все понятно, только насколько я знаю, это всегда означало, что кто-то с кем-то спит. Ты спишь со своим мужем?

— Если не считать, что мы уже девять лет в разводе, в этом не было бы ничего странного. Но, представь себе, не сплю. Зато вполне возможно, что мы опять выйдем замуж.

Я спокойно сидела на краешке, курила, кресло было надежное, прочное, и ничто не угрожало моему равновесию. Зато Алиция стояла на довольно шатком бордюрчике, одной рукой держась за толстую ветку, а другой — подтягивая к самому носу отслоившийся кусок коры. Вообще-то она женщина достаточно ловкая, и всякие акробатические упражнения для нее — сущие пустяки, но тут — незадача. Рывком отодрав кору, она резко подалась назад и, не удержавшись, рухнула со всего размаху в удачно стоявшее позади нее кресло. Приземлилась она, может, и не точно по центру, зато на подушку. Что странно. Не иначе, как подушку подложила рука судьбы, ибо на садовой мебели они появляются не часто.

— Ты меня шокируешь, — в ее голосе слышался упрек. — Я тебя опять не понимаю.

— Расслабься, — посоветовала я и предложила: — Займись чем-нибудь другим, подумай о приятном. Хочешь, я тебе кофе принесу?

— Хочу.

Когда я вернулась из кухни с кофе для Алиции и с пивом для себя, оторванный кусок коры лежал посреди стола вогнутой стороной вниз, а выпуклой вверх рядом с таинственным письмом без начала и конца. А сама Алиция бог знает в который уже раз возвращала в вертикальное положение уложенные последним ветром фуксии. Две вернула. Я отодвинула кору подальше, так как вид личинок, резвившихся теперь на столе, не вызвал у меня прилива энтузиазма.

Алиция, уловив приятный запах кофе, забыла о таинствах природы.

— Я, конечно, женщина сообразительная, но ты мне, будь добра, все-таки растолкуй. Что ты выйдешь замуж, это пускай и странно, но я еще могу понять. Но вот как твой муж умудрится выйти замуж? Он вроде бы мужчина?

— Судя по двум детям, очень на него похожим, скорее да.

— Ну, и как?

— Что как?

— Как он может выйти замуж? Как педераст?

— При чем тут педераст? Он ими брезгует… А, дошло! Это я не так выразилась. По сути правильно, а вот форма подкачала. Я хотела сказать, что мы заключим очередной брак.

— Очередной, это который?

— Третий. Погоди, ты о ком спрашиваешь, о нем или обо мне? У него будет четвертый, а у меня третий.

— Как-то вы не в ногу разбрачевались, надо было следить за балансом сходов и развалов, — подумав немного, заклеймила нас Алиция. — Тут у меня одна проблема вырисовывается, хотела с тобой посоветоваться.

Она сидела в садовом кресле на подушке и пристально разглядывала обломок какой-то веточки. Проблема меня сразу заинтересовала и я уже собралась на ней сосредоточиться, но вовремя взглянула на костер… И сорвалась с места.

Собственно, срываться никакой нужды не было. Даже если бы этот проклятый огонь погас, я бы его снова разожгла в два счета. Пироманские гены в нашем роду передаются из поколения в поколение. Просто заготовленный сушняк уже подходил к концу, остальное топливо росло на валу, и его еще предстояло срезать, затем дать подсохнуть, а мне было неохота этим заниматься, так как беседа с Алицией приняла интересный оборот. Я решила свои игры с огнем на текущий день закончить. С нежностью водрузив на догоравшие головешки ветвистый десерт, я выдернула из земли вилы с намереньем сразу отнести их в сарай. Жизненный опыт подсказывал мне, что и не такие мелочи в этом доме пропадали.

— Скоро опять эти свиньи кусачие появятся, — горько вздохнула Алиция, когда я, помыв руки, выглянула на террасу. — Я иду домой, а ты поступай, как знаешь.

— До моего дома далековато будет, можно я к тебе? Надо вещи в салон перенести.

Термин «свиньи кусачие» совсем меня не удивил, так как я сразу догадалась, что это милое прозвище получили на сей раз комары, которых мы как только не обзывали. И было за что, поскольку они проявляли к хозяйке имения исключительный интерес.

Кроме нормальных предметов Алиция притащила в дом дорогой ее сердцу фрагмент яблоневой коры, пристроив его на свободном конце стола. Я в деликатной форме намекнула, что если жучки полезут наружу, их трудно будет различить на фоне тикового дерева, особенно — темненьких. Хозяйка милостиво соизволила подсунуть под кору желтую обеденную салфетку, что меня отчасти успокоило.

Повозившись немного в кухне и подкрепившись упомянутой выше рыбой, мы перешли к кофе, как вдруг Алиция вскочила с места и с деловым видом устремилась в один из отдаленных районов салона, а через минуту вернулась с внушительной, но уже початой бутылкой коньяка.

— Где тот листочек письма, что я нашла? — спросила она с деловым видом. — Ты его с улицы забрала или я?

Пару секунд я тупо пялилась на нее, затем отставила опустевшую коньячную рюмку, поднялась и вышла на террасу. Страничку я нашла сразу на газоне, куда ее сдуло легким ветерком. Ветерок посильнее без труда осчастливил бы ею соседский участок. Хотя нет, скорее всего она застряла бы в колючей изгороди.

— После первого дождя могла бы уже и не беспокоиться.

— Дождя пока не предвидится. Дурацкая бумага! Кто пишет письма на копирке?

— Кто-кто? Я пишу свои письма на пишущей машинке, — напомнила я. — И на всякий случай всегда стараюсь уложить текст на одной страничке. Может, и тесновато выходит, зато без лишней воды, и часть послания не потеряешь.

Подруга похвалила меня за предусмотрительность и погрузилась в текст письма.

— Смотри, — сказала она через некоторое время, — здесь в самом начале стоит: «…умоляю, прими их!» Эго продолжение несохранившегося текста, потому что «умоляю» начинается со строчной буквы, а перед этим, наверное, была запятая. Из чего путем дедукции можно сделать вывод, что пишет мой знакомый и даже близкий мне человек…

— Ho явно плохо тебя знающий, — съязвила а. — А может, он судит по себе.

Алиция гордо проигнорировала мое замечание.

— Не хочу никого обижать, но автор письма предлагает какой-то дурацкий обмен. Я, мол, должна принять каких-то людей, а он за это ко мне пока не приедет, и даже наоборот, тактично воздержится от визита до тех пор, пока я его не приглашу сама. Как, черт возьми, я могу его пригласить, если не знаю, кто это? Так, дальше читаем: она его любит без памяти и жить без него не может, и если уж ей с этим так не повезло, то она на все согласна, лишь бы он ее не бросал, как это принято у мужиков. Ничего не понимаю! На, читай сама и делай выводы. Я пас.

— Нечего дурочкой прикидываться, — буркнула я, забирая у нее письмо. — Все ты понимаешь, просто тебе это не нравится, вот и не хочешь вникать…

Алиция пожала плечами, сама сделала себе кофе, а мне, немного подумав, плеснула еще коньяку. Наверняка вспомнила, что я в свое время работала на стройке и меня сорока градусами за стеклом не удивишь.

Скажу честно, письмо это без начала и конца мне тоже не очень понравилось. Любовь била мощной струей из каждого предложения, но все во мне протестовало против такого положения вещей. По всему выходило, что некая она до безумия влюблена в некоего него. Замечательно, никому не запрещается. Он ничего против не имеет, но ей все время чего-то не хватает, и надо это дело как-то исправить, в чем автор послания всячески пытается ей помочь. И в этой ситуации аналогом Нобелевской премии, алмазных копей, приворотного зелья и тому подобных пересадок мозга должна стать именно Алиция. Ну и письмо! Одна последняя фраза чего стоит: «А он еще носом крутит!» В этих словах таились и боль, и обида, и слабая надежда на восстановление справедливости. Получается, что кому-то не по душе эта затея?

Я принялась размышлять вслух:

— И кто это может быть? Твоих друзей я знаю, ну, за некоторым исключением. Эти двое, о которых письмо, явно из Польши, один носом крутит, у них, выходит, разногласия. Ты их знаешь, потому что тебе случалось их приглашать.

— Это почему еще?

— Потому что иначе бы ты не дергалась по этому поводу так, словно это акт самоотречения с твоей стороны. А может, все наоборот, они нагло напрашиваются, ты не хочешь их видеть, и в последний момент они отказываются от приезда в пользу этих двух своих протеже. Вот идиотизм! Всем известно, что ты пригласила бы любого земляка, которому вздумалось околачиваться возле твоего жилища. Вопрос не в том, кого ты пустишь к себе, а в том, кого ты не пустишь. Вот скажи, кого?

— Агату, — не задумываясь, ответила Алиция. — Но она живет в Швеции. Может быть, одна, или… вчетвером.

— Не катит. Эти из письма — оба из Польши. Две штуки, одна глупая, другая с головой…

По физиономии Алиции было ясно, что она догадывается, о ком идет речь, но говорить не хочет. Я тоже догадалась.

— Мне, что ли, за тебя сказать, о ком речь? — спросила я едким тоном.

— Ну?

— Эго Ханя и Збышек. Ты не подумай, что я против, — быстро добавила я. — Мне они очень симпатичны. Збышек — просто прелесть, а Ханя — наполовину дура набитая.

— На какую половину? — тут же заинтересовалась Алиция.

— Как бы тебе объяснить… Как человек она… Вернее, как женщина Ханя в тройке лидеров. Мужчины — воины, женщины — их награда. Они созданы, чтобы украшать жизнь мужчин. Женщины — это лианы, которые не могут жить без своих дубов, они от этих дубов балдеют. У женщин есть инстинкт, как у любого низшего животного. В женщинах все должно быть прекрасна и лицо, и запах… Цитировать дальше? Ханя всем этим условиям отвечает в полной мере. А в придачу отлично готовит.

— Ладно, считай, что до меня дошло. Про вторую половину можешь не рассказывать, — добавила я.

— А еще у них доброе сердце, они понимают, что такое любовь, и занимаются ею с упоением.

Алиция обвела взглядом стол и плеснула себе коньяку. Затем подвинула бутылку ко мне. Я подумала и тоже добавила. Если я угадала правильно, повод для гордости за мужчин имелся.

Збышек был журналистом с политехническим образованием. Он ездил по всему миру в качестве корреспондента всевозможных польских и иностранных журналов и занимался интереснейшими вещами — мостом черт знает через что перекинутым, японской монорельсовой железной дорогой, небоскребами в Штатах, плотиной на Ганге. За Ганг, впрочем, не ручаюсь, может, это были Миссисипи или Амазонка. Родину он тоже не забывал, а вот Ханя… Достаточно будет сказать, что, невзирая на страну пребывания, после возвращения с работы Збышека всегда ожидал на столе вкусный ужин, затем горячая ванна, чистое полотенце и сладкие ласки его второй половины. При этом Ханя, будучи на пять лет старше Алиции, выглядела на пятнадцать лет моложе. Как ей это удавалось, неизвестно. Работать она никогда не работала, украшала своим присутствием интерьер и жизнь мужа, сердце имела отзывчивое и всегда была готова помочь в случае необходимости.

Но при этом отличалась какой-то загадочной глупостью, так как за рамки перечисленных достоинств ее умственные способности не выходили. А еще Хане ужасно хотелось, чтобы вокруг были одни замечательные люди.

Алиция, знавшая Збышека со школьной скамьи, с Ханей познакомилась гораздо позже и вся испереживалась, глядя на их отношения. С одной стороны Збышек, окруженный нежной заботой красавицы жены, просто обязан быть с нею счастливым, с другой — Ханя была проста и незатейлива, как поваренная книга. Тут хоть в лепешку расшибись, а все не понятно, как с ней быть и что делать.

Алиция, само собой разумеется, ничего такого и не делала и, что примечательно, никогда не злословила по поводу состояния пуговиц и рубашек Збышека, может быть, потому, что он был стопроцентным джентльменом. Даже если бы весь его гардероб порвала бешеная собака, он бы ей слова матерного не сказал, не то что швейцарский Влодек. Ханя же всю работу по дому проворачивала легко, незаметно и с соловьиной песней на устах. Хуже всего было то, что чем больше она изощрялась в приготовлении блюд, пришивании пуговиц и глажке рубашек, тем очаровательнее и соблазнительнее выглядела. Прямо-таки вся светилась изнутри, и Збышек, что уж тут скрывать, души в ней не чаял.

Чувства Алиции, таким образом, были весьма противоречивы, что отнюдь не мешало ей дружить с обоими супругами и постоянно приглашать к себе в гости. Один раз им удалось воспользоваться приглашением, было очень мило, потом занятость Збышека на работе все время заставляла их откладывать очередной приезд, и вот теперь это проклятое письмо совсем нас сбило с толку.

Черт возьми, а ведь на Ханю это очень даже похоже! Как и на Збышека: он всегда чертовски тактичен и сдержан, и вечно чем-то недоволен.

— Может, ты все-таки будешь читать свою корреспонденцию целиком, а не по кусочкам? — укорила я подругу.

— Могу и целиком, как-никак грамоте ученая, просто кто-то меня лишил этой возможности. А вот что ты по этому поводу думаешь? Потому как у меня свежая проблемка нарисовалась. Любовь-морковь… Нет, я к Хане хорошо отношусь.

— Я бы на твоем месте им позвонила. Чем ты рискуешь? Вот телефон.

— А если это не они писали? Глупо получится. Одно дело, что ты в курсе, а другое всех вокруг поставить в известность, что я письма теряю и вообще по жизни раззява.

От столь неожиданного признания я поначалу впала в ступор, потом оторвала копчик от кресла, плюхнулась назад, потом (на автомате) хлопнула рюмку коньяку и тут же (по-прежнему на автомате) наполнила себе ее снова.

— Ты что, серьезно думаешь, что для кого-то на свете это тайна? Боже мой, откуда эта наивность? Мне просто страшно за тебя становится!

— Вечно ты все преувеличиваешь, — одернула меня Алиция, сохраняя при этом полное спокойствие. — Они могут думать, что угодно, например, что это глюки. В любом случае я предпочитаю вычислить автора путем дедукции. Тебе же нравится дедукция?

Я с отвращением взглянула на коньяк, которого никогда не любила, встала, нашла теплую минералку, холодной не было, и снова уселась за стол.

— Ты мне тут кончай выкаблучиваться и не спорь из принципа, — потребовала я сурово. — Ты это письмо целиком в руках держала, а значит, и прочла больше. Что-то тебя в нем тронуло. Может, оно с самого начала у тебя ассоциировалось с Ханей? Я говорю — может, а ты засохни! Я к глупым чувствам отношусь с пониманием и в этой области в сто раз рациональнее тебя буду.

Тут Алиция выкинула такое, что бывает только в дурной американской комедии. Она вдруг заржала с присвистом, как простуженная лошадь, состроила жуткую рожу, подкинула вверх упаковку с салфетками, смахнула с полки банку с кофе, к счастью закрытую, нагнулась, чтобы ее поднять, и врубилась головой в тумбочку, на которой стояло ведро с компостом, вернулась в кресло и снова заржала. Мне удалось вставить слово, только когда она сделала паузу, чтобы хлопнуть очередную рюмку.

— Ну ладно, теоретически рациональнее! — буркнула я обиженно. — Не о практике идет речь, а о теории. Моя рациональность тут ни при чем, выкинь меня из головы. Короче! У тебя вышло, что одна баба влюблена в кого-то и понимает другую бабу, которая еще сильнее влюблена в другого типа, и та первая просит тебя помочь второй!

— Незачем было так вопить, — осадила меня подруга. — Раз уж тебя можно выкинуть из головы, потерплю до этого счастливого момента.

Я с облегчением вздохнула и пустилась в объяснения:

— Все просто: долбануло тебя. Если бы речь шла о глухоте, расстройствах всяких нервных, болезнях позвоночника, тебе все было бы нипочем, но тут чувства вклинились-взыграли. А вдруг, дескать, она в депрессию впала из-за любви? Тут я упрощаю, не дергайся, короче, вот почему тебя зацепило по полной. Ну, что скажешь?

— Похоже, ты умнее, чем кажешься, — призналась Алиция после секунды размышлений. — Но я все равно никак в толк не возьму, о ком идет речь и кто написал письмо. Ханя, я согласна, в первых рядах подозреваемых, но заметь, мы совсем твоего мужа из виду упустили.

— Ничего, муж никуда не денется, влюбится и женится. Уж он точно этого письма не писал. Если хочешь, я могу Хане позвонить, скажу, что у тебя пустила корни, и в разговоре тема сама собой проявится. А не проявится, значит, не она.

Алиция немного подумала и согласилась.



***

Я позвонила Хане.

— Ой, ты правда у Алиции? Вот здорово! — обрадовалась та. — Слушай, я ей письмо послала, ты случайно не знаешь, она его прочитала?

— Прочитала, — на голубом глазу заверила я Ханю без малейших угрызений совести, донельзя восхищенная нашим точным попаданием в яблочко. — У нас даже дискуссия по этому поводу завязалась, вернее, не совсем по этому, а так, вообще, за жизнь.

— Ой, дорогуша, я знаю, что вы иногда сплетничаете, ты же понимаешь, она такая приличная женщина, и такое с ней несчастье…

— С Алицией? — ахнула я прежде, чем осознала собственный идиотизм.

— Да нет же, с Юлией!

— Ну да, конечно. Так она Юлия? Разумеется, а какое несчастье?

— Как, я разве не написала?

Может, и написала, но скорее всего на первой странице письма, которая так и осталась непрочитанной. Но объясняться по этому поводу не имело смысла.

— Написала, но без подробностей. Как это случилось?

— Ой, просто жуть! Две машины, она совсем не виновата, в нее врезались. Вся была переломана, просто вся! Ребра, таз, ноги, просто чудо, что верхняя часть цела, руки, голова… И позвоночник, просто чудо, что позвоночник не задет, и теперь ясно, что паралич ей не грозит. Но долго не было ясности, жуть, сколько мучений, полгода все срасталось, исправлять пришлось, столько по больницам моталась, потом санаторий, теперь уже может ходить, но не известно, сможет ли иметь детей, это все из-за таза, а они так детей хотели, а она так его любит, и он ее тоже, но теперь она боится, что он ее может разлюбить.

— Кто это он? — безжалостно перебила я Ханю.

— Чудесный человек, чудесный, очень красивый, пользуется бешеным успехом, очень образованный, гуманитарий, поэт, критику пишет и рецензии, такая популярность…

Судя по возне, Збышек завладел трубкой, потому что в ней послышался его голос

— Иоанна. Приветствую. Мегаломан, мифоман и фанфарон…

Ханя отняла у мужа трубку.

— Господи, какие слова говорит! Ты его не слушай, у него другим голова забита, а то можно подумать, что он ревнует. А может, и в самом деле ревнует?

— Тебя любой бы ревновал, — дипломатично заявила я, почти не напрягая совести.

— Спасибо, дорогуша, он мою идею раскритиковал, а мне казалось, что она и правда уже опять работает, но ее возможности ограничены, а его нет, и как раз сейчас заключает просто чудесный контракт, а она себя золушкой чувствует, ты же сама знаешь, как сейчас с загранпоездками, а если бы он через нее и благодаря ей мог бы пожить в Дании, они никогда в Дании не были, она сразу бы почувствовала свою важность и ей стало бы лучше, ты же понимаешь, а у него таких знакомств нет, хотя это его министерство им паспорта сделало.

Збышек опять отнял трубку у жены:

— Ерунда. Не через нее, а через Ханю.

Но Ханя оказалась настойчивее и снова выиграла битву за телефон:

— А вот этого им говорить не надо ни в коем случае! Ей уже гораздо лучше, нас, правда, не было, и мы последних новостей не знаем, но наверняка лучше. Ей по лестницам нельзя бегать и тяжести поднимать, вот я сразу об Алиции и подумала, ни лестниц, ни тяжестей, а уж мы как-нибудь переживем, пусть они вместо нас погостят…

Я оборвала ее от имени Алиции:

— Ханя, окститесь вы оба! Алиция вас уже несколько лет дожидается и речи быть не может о рокировке! Просто приезжайте попозже, все равно сейчас вам и так не до этого, раз вы только что откуда-то там вернулись. Одно другому не мешает, а она и без того, сама прекрасно знаешь, всех принимает, особенно потерпевших. Она сказала, что на все согласна

— Ой, правда? Я так и думала, она прелесть, просто прелесть…

Трубка перешла к Збышеку:

— Ты учти, все, что слышала, это благие пожелания моей жены, а у меня — куча сомнений. Предупреди Алицию. Я только что вернулся, но это моя епархия, я проверю…

На связь снова вышла Ханя:

— Они на машине приедут, мы согласуем все дела с датской визой, но главное, у Алиции есть для них место. Я, наверное, еще успею вам еще раз позвонить. А Збышека ты не слушай, спасибо вам, огромное спасибо…

— Он Водолей! — гаркнул напоследок в трубку Збышек. — Предупреди Алицию!

Мне не пришлось пересказывать наш разговор Алиции, поскольку она как раз в этот момент возникла в дверях салона с трубкой переносною телефона руке. Положив ее на стол, она задумалась.

— Могла бы явиться сюда и хотя бы гримасы мне корчить, — тоном обвинителя заявила я.

— Да в общем-то, не было необходимости, но какая-то неясность, согласись, осталась. Чего-то мне не хватает. Кофе будешь?

— Лучше чай. Сама заварю. Включи чайник.

Пребывая по-прежнему в раздумьях, она отправилась в кухню, включила чайник, уселась за стол и закурила, уставившись на сад за окном. Мне тоже чего-то не хватало, что-то в разговоре было упущено, может, по моей вине. В рамках программы искупления грехов я произвела все тяжелые работы на кухне, а именно: налила воду в маленькую чашку и чай в чашку, втрое большую по размерам. Окончив дела свои скорбные, я уселась напротив Алиции, что заставило ее перевести взгляд с садового участка на меня.

— Ты случайно не знаешь, как мне их положить? Вместе или отдельно? На две кровати или на одну? Как вообще кладут человека ломаного-переломаного и только-только сросшегося?

— Правильно ставишь вопрос! — согласилась я. — Надо было у Хани выяснить, я тоже не знаю. Что-то меня все время грызло, только я никак не могла сообразить, что именно, а теперь понятно… И словно камень с печени!

— Рада, что тебе полегчало, только что мы с этого имеем? Озарения будем ждать, как ясновидицы?

— Давай еще раз Хане позвоним, — предложила я. — На ее звонок надежда плохая, даже если она и позвонит тебе на твой постоялый двор, то в самый последний момент, и наверняка у тебя возникнут трудности с размещением. И что-то мне подсказывает, что трудностей будет выше крыши.

Алиция, похоже, меня совсем не слушала. В задумчивости она переводила взгляд с меня в сад и обратно. Сад, мне кажется, выглядел лучше.

— Водолей… Где-то я это уже слышала… Интересно, почему он ассоциируется у меня с блондином всей твоей жизни… Давай-ка вернемся к твоему мужу…

— Вовсе он не Водолей, просто принципиальный, — твердо возразила я.

— Не важно. Он у меня вызывает интерес, потому мне с ним все время не фартит.

Такая постановка вопроса сильно меня заинтриговала. Откуда взялось это невезение, если они вообще не были знакомы? Пришлось об этом спросить.

— Так ведь я его с твоих слов хорошо знаю. Ты только о нем и болтала без умолку, — подначила меня подруга, — причем без всякого чувства меры.

— Ты в этом уверена? — недовольно буркнула я.

Но это не помешало ей продолжать в том же духе:

— Лично я с ним знакома не была, раз только видела издалека, и всё, а ведь когда мы с тобой познакомились, он еще при тебе в хахалях состоял. Разумеется, мне было любопытно, что это за тип…

— Ничего удивительного. — опять пробурчала я.

У Алиции слух как у летучей мыши, поэтому все мои реплики она слышала отлично, но реагировала на них, когда хотела. В данном случае она соизволила поинтересоваться:

— Почему ничего?

— Ну, просто тебе было интересно, почему этот псих столько времени со мной ходит и не бросает.

— Почему? — повторила подруга с крайним удивлением. — С тобой легко и просто. От тебя практически никаких неудобств, убираться ты не убираешься, посуду мыть наперегонки не бежишь, к еде равнодушна, без необходимости не мелочишься, по дому с утра бодрячком не носишься, ничего от меня не требуешь и вообще все понимаешь, что тебе говорят… Ну, холодильник, конечно, навещаешь время от времени, этого у тебя не отнять. Но, с другой стороны, особо там не задерживаешься.

Я покосилась на холодильник, стоявший в противоположном углу, у окна.

— И при этом, заметь, я тактично умолчала о том, что моя рыба не влезает в морозилку, забитую твоими фотопленками и слайдами, — съязвила я.

— Там их законное место.

— Каждый имеет право на собственное мнение.

— Так почему же твой муж не смог с тобой жить?

— Потому что у него была мания чистоты и порядка, он всегда и все клал на свои места, мелочный был до невозможности, с утра носился по дому, как заведенный, по ночам хотел спать и ныл, что моя лампа слепит ему глаза. А что мне было делать? В темноте пахать и сеять? Но надо отдать ему должное, он тоже понимал, что ему говорят.

— Вот видишь. Было в нем что-то неуловимое, из-за чего мне хотелось с ним познакомиться. И до сих пор все понимает?

— Представь себе, до сих пор. У меня такое впечатление, что благодаря очередным женам он сильно отстал в умственном развитии, но сейчас быстро нагоняет упущенное. И очень даже резво, видно, надоело телепаться в арьергарде интеллигенции. Вообще-то он теперь меня развлекает и смешит без всякого там капанья на мозги. А что касается чувства меры, то могу тебе сообщить, что уже после твоего отъезда появился у нас в конторе один тип, так он наслушался от меня всякого такого насчет моего мужа и тоже был уверен, что я все страшно преувеличиваю, а когда недавно имел счастье с ним познакомиться, то жутко извинялся и каялся, что был ко мне так несправедлив. Теперь он считает, что я все преуменьшала.

— Конечно, всякое бывает, но верится с трудом. В любом случае, я за ваше примирение, глядишь, и познакомимся наконец. А он у тебя не Водолей был?

— Ты меня обижаешь! Тьфу на тебя! Водолеи обычно страдают отсутствием интеллекта, а ему, слава богу, в этом смысле не на что жаловаться. И еще в некоторых других областях тоже.

— Тогда откуда у меня такие ассоциации?

— Сбоку надуло. От Збышека.

Вдруг стукнула калитка, звякнул металлический коврик у входа. Стучать и звякать в дверь уже не было никакого смысла, потому что она все равно была открыта. В коридорчике показалась Мажена. Она опустила на пол тяжелые сумки. Я обрадовалось ее появлению почти так же, как Алиция. Они познакомились и мгновенно сдружились пару лет назад. Мажена жила в Копенгагене, гражданство имела датское и, что самое замечательное и необъяснимое, знала датский язык. Наверное, потому, что несколькими годами ранее вышла замуж за датчанина по имени Вернер. По поводу своей внешности она не замораживалась, так как Вернер ее обожает. Оба были музыкантами. Вернер играл на фортепьяно, Мажена — на арфе. Они вместе с филармоническим оркестром разъезжали по разным городам и странам. В это я не вникала, ибо музыка для меня всегда была темным лесом, но зато я точно знала, что Мажена — чистое золото. Надежная, как скала, уравновешенная, разумная, трудолюбивая, сообразительная, плюс налицо чувство юмора на пятерку и умение радоваться жизни. Алицию она полюбила сразу и всей душой.

— Ты как раз вовремя, поможешь нам одну проблему решить, — приветствовала гостью Алиция — А заодно и кофейку попьем.

Мажена достала чашки и уселась за стол. Она была явно заинтригована.

— Что за проблема?

— Как лучше спать переломанной и только-только сросшейся особе? Вместе с мужиком или отдельно?

— Ну, лично я-а-а… — задумчиво протянула гостья, — предпочла бы отдельно. Хотя, смотря какой мужик.

— По слухам, распрекрасный, — не удержалась я от сарказма, ставя на стол бутылки. — И его подруга души и нем не чает.

— Он же Водолей, — напомнила Алиция, пригубив кофе.

Мажена, казалось, была сбита с толку.

— Водомер, водохлеб, водолаз, — неуверенно перебирала она. — Вы это к чему? Может, поясните?

Не без лирических отступлений и совсем нелирических пререканий мы ввели ее в курс дела. Ничего из ряда вон выходящего, гости у Алиции — явление обычное, тем более что в данном случае намечался визит с оздоровительными целями…

— Но если он все время болтает не по делу… — проворчала с осуждением в голосе Мажена, — то почему вы сразу не перезвонили, чтобы уточнить детали?

Алиция только пожала плечами:

— Я позвонила, но мне никто не ответил, Ханя и Збышек успели уже куда-то уйти. А вернуться они могли к утру, так как очень соскучились по дружескому общению с земляками.

Мажена тем временем, по указанию Алиции, убрала с обеденного стола салфетку с яблоневой корой, изъеденной жучками, переместив ее на стол кухонный поближе к пепельницам и ведерку с компостом.

— Напрасно ты катафалк выбросила, на котором можно спать, — вздохнула я сожалением — Мог еще постоять. Сейчас как раз и пригодился бы!

— Вот тут ты права, — согласилась Мажена. — А я ей еще и помогала.

— Старух у меня больше нет, — вежливо напомнила нам Алиция, — а если держать его для себя, то неизвестно, сколько это заняло бы времени. Представляете, как долго он мне бы тут проход загромождал? Я его на матрасы заменила, да какие! Поэма, а не матрасы! Можно их стоймя поставить, а можно на пол положить, я бы и сама на них спала, да они в мою спальню не влезают. А если кто-то предпочитает спать на твердом, то никто не запрещает, пожалуйста, на полу места сколько хочешь.

— Спать на твердом полезно для позвоночника. А катафалк был рассчитан на отбракованных особей с индивидуальными недостатками. И в любом случае вместе бы они на катафалке спать не смогли, это факт…

— Влезать и правда приходилось по лестнице…

— Хватит уже, все ясно, — оборвала нас Мажена. — Ты где спишь? В дальней? Значит, средняя свободна. Там и можно постелить, надо будет все приготовить…

— Там и так готово, — спокойно заметила Алиция. — Только полотенца убрать.

— Могу прямо сейчас и убрать, я знаю, где ты держишь полотенца. А на всякий пожарный, еще постелим и в комнате, где телевизор. Захотят отдельно спать — без проблем.

— Умница, — похвалила Алиция. — Внизу, где телевизор, и так почти готово, только наверху осталось прибраться.

— Давай сразу этим и займемся. — Мажена была полна энергии. — Я тебе помогу…



* * *

На следующий день, утром, я решила расправиться с мощным кустом, росшим на валу в саду Алиции. Прикинув свои возможности, я с удовольствием представила себе, как обрезаю ветки, выдираю корень и в довершение своего триумфа всю эту красоту торжественно сжигаю на медленном огне. Вконец обнаглевшую растительность следовало призвать к порядку, который я и наводила с чувством, с толком и без лишней спешки, так как провернуть всю эту зачистку одним махом мне было не под силу. Не уверена, что даже профессиональный садовник быстро справился бы с таким объемом работ. Ближе к полудню в саду появилась Алиция, которую темпы роста кустов в ее владениях совершенно не волновали.

— Вопреки твоему и общественному мнению я ничего не забываю, — заявила мне Алиция. — Еще вот эти ветки уничтожь, они явно лишние. Все в костер пойдет, ты ведь это дело любишь. Так вот, мы вчера одну тему упустили.

— Какую тему? — поинтересовалась я, деловито засунув голову в кусты.

Алиция весьма разумно дождалась, пока я выну голову, перестану шваркать пилой и смогу ее расслышать. Все это время она с пользой потратила на изучение садовой розы, привитой на дикую, или, наоборот, дикой — на садовую.

— Принялась, — с чувством глубокого удовлетворения заметила подруга. — Смотри, вот тут росток пустила. Так вот, меня интересует твой переход от очередного супермена к мужу. Если я правильно поняла, еще не вполне завершившийся?

— Процесс идет, но результат пока неясен. Тут дело случая. Погоди, все расскажу, еще чуть подпилю, и куст сломается.

— Только не на розу!

— Тогда подвинься, я с другого боку.

После очередных манипуляции с пилой часть куста с треском отломилась и рухнула, подмяв под себя всего парочку хост. Совместными усилиями мы отволокли ветки в более подходящее место. Я прихватила по пути еще несколько хворостин и на этом решила временно приостановить свою благородную деятельность.

— Давненько мы кофе не пили, — припомнила Алиция.



* * *

Гости, с которыми еще до их появления возникло столько заморочек, приехали через четыре часа после состоявшегося, наконец, разговора с Ханей. Она звонить и не думала, это мне с превеликим трудом удалось ее поймать. Как я и предполагала, они со Збышеком наверстывали упущенное и совершенно погрязли в светской жизни, дома почти не бывая. На мой вопрос, как положить спать: порознь или вместе этих двоих, жутко смущенная Ханя ответила, что понятия не имеет.

— Я эту сторону их личной жизни не знаю, — оправдывалась она. — Они друг друга любят, наверняка спят вместе, но, возможно, это теперь еще и от погоды зависит.

— Как это? Их сексуальная жизнь зависит от солнечной активности или направления ветра?

— Ой, тебе все бы шутить! Я имею в виду дождь, влажность, а от этого ревматизм, ты понимаешь, поломанные кости очень болят…

— Дождя я не гарантирую, Дания в этом отношении, конечно, ближе к Англии, но пока погода хорошая. Может, ты знаешь, что они едят?

Ханя удивилась.

— Как что? То же, что и все нормальные люди. Они не вегетарианцы, ничего такого за ними не замечала, может, китайскую кухню любят или рыбу? Привередничать уж точно не будут!

Я закончила разговор, нажала кнопку отбоя и отправилась в сад, где Алиция срезала сухостой, в котором я с завистью узнала прошлогодние шпорники, а это мои любимые цветы. Изложение сути разговора с Ханей много времени не потребовало.

Алиция выпрямилась и, постанывая, принялась массировать поясницу, предварительно подкинув мне охапку сухих стеблей шпорника.

— Брось это поближе к твоим дровам. Теперь ты понимаешь, что Ханя, конечно, милая девушка, но иногда очень меня раздражает, где я им китайские блюда возьму? А рыбу сама жарь, я — ни за что!

— В огонь бросить сухостой? А насчет рыбы что-то не горю желанием

— В огонь, но не сейчас, пусть подсохнет. О дожде в прогнозе ничего не было, надеюсь, хорошая погода еще постоит.

Я заботливо подгребла сушняк к своей куче, приговоренной к сожжению.

— Смотри, какая Мажена умница, придумала сразу два варианта. Ну, что будем делать?

— Не знаю. Конечно, она умница.

До нас донесся звонок телефона. Я пошла в дом, телефон смолк, но тут же опять зазвонил. Я сняла трубку, поговорила и отправилась докладывать Алиции:

— Вот, пожалуйста, покой нам только снится. Эльжбета спрашивает, можно ли ей приехать послезавтра с актуальным женихом, неким Олафом, шведом. Знаешь такого?

— Не знаю я никакого Олафа, наверное, это ее последний. Что же делать? Ладно, пусть приезжают, хотя… Как раз сейчас? Я ее очень люблю и так давно не видела… А еще кофе не пила.

— Слушай, брось эти сельхозработы, вон как тебя скрючило. Я пошла чайник ставить, и вообще надо посоветоваться. Я ее тоже люблю, поэтому ей сама и ответила, насколько понимаю, правильно.

Гости у Алиции возникали сами по себе, естественным путем, но теперь случай был исключительный, и эта свежесросшаяся и раздираемая чувствами Юлия наверняка потребует некоторого внимания. Где-то на нашем горизонте послышались пока еще отдаленные раскаты ответственности.

Мы уселись за стол.

— С другой стороны, даже жалко, что Эльжбета приедет только послезавтра, — призналась Алиция. — Лучше бы прямо сегодня.

Заявление было понятно. Эльжбета была медсестрой, работала в Стокгольме, где параллельно окончила соответствующие курсы и получила шведское гражданство. Ее присутствие было бы весьма кстати при наличии такой гостьи-инвалидки. Невзирая на свою ослепительную красоту, замуж она пока не вышла, как мы подозревали, от лени, так как кроме своей работы, которую она любила и к которой относилась очень серьезно, всяких прочих усилий Эльжбета весьма ловко и старательно избегала. А муж, как его ни крути, это не что иное, как дополнительные обязанности. Зато ротация женихов била все рекорды.

— Послезавтра тоже ничего. Лучше поздно, чем никогда.

— Ты случайно не знаешь, где мне их положить?

— Кого?

— Эльжбету с Олафом.

— У меня двуспальная кровать, — напомнила я, пораскинув мозгами. — Мне переехать?

— Спятила? Ты хоть представляешь, что у тебя творится под кроватью?

— Понятия не имею. Представить могу все, что угодно, вплоть до противотанковых гранат. Надеюсь только, что там нет никакой живности. А что?

Алиция допила кофе, заглянула в пустую чашку, нашла ощупью на столе половинку сигареты и задумалась.

— Нет, живности нет. А вообще не помню точно, но много всего.

— Ну и не заморачивайся. Сама матрасами хвалилась. Дай им эти матрасы, и пусть себе разложат их в ателье: Эльжбета уже спала на катафалке и к ателье привычная. А кроме того, знает тебя с детства, так что ничему не удивится.

— Отличная мысль, — похвалила меня подруга, и мы принялись совместными усилиями решать проблему еды.

Должна признать, с такой проблемой нам пришлось столкнуться впервые. В доме Алиции всегда были самые разнообразные продукты — салаты, копчености, сыры, обязательно хлеб и масло, а также ее любимые яйца и картошка. Ну и, конечно, замороженные полуфабрикаты. Сунул в микроволновку, и готово. Опять же помидоры, салат, паприка, плюс красное вино и пиво. Возможно, на полк оголодавших солдат этого и не хватило бы, но солдаты у нее никогда на постой не напрашивались. Восемь гостей это вообще не проблема, не говоря уже о двух. И с чего мы вдруг взяли, что с кормежкой могут возникнуть трудности, только господь ведает, ведь не может один ортопедический выздоравливающий жрать за десятерых?

К тому же я никогда до сих пор особо не вникала в тонкости домашнего хозяйства Алиции, независимо от того, сколько и какого народу у нее гостило, разве что она сама о чем-нибудь спрашивала или советовалась. В редчайших случаях. Просто я покупала разные вещи по своему усмотрению. Уборка и прочие домашние хлопоты у меня никогда энтузиазма не вызывали, но где лежат книги, полотенца и туалетная бумага, я знала. Что же касается остального имущества, то хоть на крышу его затащите, мне без разницы. А тут мы ни с того ни с сего все вместе этим вопросом вдруг озаботились. К чему бы это?

В процессе всех этих рассуждений я вдруг вспомнила, что у нас кончилось молоко. Взглянув на часы, я поняла, что если сей момент не побегу в магазин, то уже не куплю. Потому и побежала.

Тут как раз Ханины протеже и заявились.

Выйдя из магазина и свернув за угол, я увидела перед домом Алиции машину, из которой вылезали занятные мужчина и женщина. Я притормозила и принялась наблюдать за ними с огромным интересом. Мужик живенько сновал взад-вперед. Очень даже ничего себе мужчинка, в норме, высокий, чуть полноватый, почти брюнет с короткой бородкой. Одной рукой он извлекал чемоданы из багажника, другой помогал жене выбраться из машины. Та с трудом вышла, медленно выпрямилась. На резвую козочку она не походила, но и с инвалидным креслом не ассоциировалась. Среднего роста, стройная и какая-то жутко пропорциональная. Вот уж у кого наверняка нет проблем с покупкой готовой одежды! Лица я не разглядела, зато волосы! Черные, до плеч, вьющиеся от природы. Буйная грива, целая копна! Я всю жизнь завидовала женщинам с такими волосами, цвет не имеет значения, главное — количество и качество.

До калитки она дошла самостоятельно с одной только небольшой сумкой на плече. Но передвигалась медленно и как-то скованно, можно сказать, с трудом, однако ни на что не опираясь. Зато следовавший за ней Ромео… Вот черт! Я только теперь сообразила, что Ханя не назвала его имени. Жена — Юлия, а он кто? Спрашивать было неудобно, но если они не представятся как нормальные люди, то придется.

Ромео пер на себе часть багажа: чемодан, дорожную сумку и многочисленные пакеты. Один упустил, и оттуда выпала какая-то банка. За пакетом он вернулся, а банки не заметил, Юлия тоже, она уже подошла к калитке, но обернулась, поджидая мужа. Я опять замедлила ход, и правильно сделала, так как Ромео через минуту прискакал опять, выгреб из авто оставшееся барахло, плащи, зонт, обежал рысцой машину, закрыл ее, опять обежал, проверяя все дверцы и багажник, и окончательно скрылся в доме. Падение банки осталось незамеченным, так как она закатилась в низенькую и реденькую, но жутко колючую живую изгородь Алиции.

Теперь и я могла войти. По пути я бросила взгляд на свою машину, соображая, закрыта ли она? Но проверять не стала, тихо радуясь, что я в Дании, а не, к примеру, в Турции. Или на обожаемой родине. Мимоходом я прихватила и банку, до которой дотянулась без угрозы для жизни с другой стороны изгороди. Взглянула и обомлела: Матерь Божья, да это ведь «Бычки в томате»!

Еще совсем недавно это был один из немногих, реально доступных в Польше продуктов. Как же-с, как же-с, такое не забывается! «Бычки в томате» и плавленые сырки! Ну и, если очень повезет, вдобавок к ним тушенка. Еще недавно в целях экономии мои дорогие соотечественники путешествовали по Европам со своим сухим пайком. Правда, в последнее время сей народный обычай стал сходить на нет, да и бычки куда-то пропали. Вообще с долгоиграющими продуктами всегда была напряженка. Помнится… Когда же это было? Пару лет назад довелось мне из первых уст слышать историю о двух пареньках, которые отправились в гости к родственникам. Да, точно, один из вояжеров потом плакался после мне в безрукавку…

Приглашения от родни были чистой формальностью. По сути, они находились в свободном полете и рассчитывать могли исключительно на себя. Парни запаслись подходящей жратвой, а именно: целым кругом краковской колбасы, толстенным, как полено. Как ни странно, рассеянные по всему миру родные, знакомые и друзья оказались на редкость гостеприимными людьми, поэтому парни свой запас не только не тронули, но, наоборот, с энтузиазмом предавались чревоугодию, знакомясь с блюдами народов мира. Понятное дело, из тех, что подешевле… Таким образом объехали они со своей неприкасаемой колбасой солидную часть Италии, пол-Франции, шматок Англии и добрались, наконец, до Дании. Здесь у них знакомых не оказалось, поэтому, проев последние деньги, наши путешественники уже на обратном пути, на пароме, изрядно проголодавшись, решили почать свой НЗ и достали из чемодана заветную колбаску.

И тут стало понятно, что сие изделие отечественной пищевой промышленности сработано на века. Уж если копченость, так копченость. О том, чтобы просто эту колбаску порезать, нечего было и мечтать. Здесь даже бензопила бы не помогла, вот разве что палач с плахой и топором мог пригодиться, чтобы разрубить ее хотя бы пополам. Да и то не факт, что удалось бы, не говоря уж о том, что на пароме почему-то этих необходимейших в повседневной жизни приспособлений не оказалось! А предлагаемые сердобольными попутчиками перочинные ножики, штопоры и открывалки выглядели рядом с нашим краковским монстром как детские игрушки. Жаль, что не нашлось под рукой крупной собаки.

Парни чуть не рыдали в бессильной злобе. Наконец, завидев на горизонте контуры отчизны, запулили эту прелесть за борт, решив, что если уж человек без еды может продержаться сорок дней, то до родного берега они теперь дотянут и без всякой краковской. Ну, и дотянули, живые и здоровые, но злые были, как черти.

Зато супруги Ромео и Джульетта, судя по этикетке на банке, явно были людьми предусмотрительными и экономными. И все-таки «Бычки в томате» — это слишком! Ведь если эти консервы — ближайшие родственники краковской колбасы, только родом из Советского Союза и закатанные в танковую броню, то чем эти скопидомы собираются ее вскрывать? Взяли с собой открывалку?

Поглощенная воспоминаниями, я сунула банку в сумку с молоком и дочапала-таки до дома Алиции. Но входить не спешила: терпеть не могу заваруху с приемом гостей. От своего-то приезда еще не оправилась, чтобы в чужой встревать. Мужик у них есть, пусть тягает, разместятся, Алиция их обездвижит… Тьфу, черт! Все не так-то просто, не спросит же она с порога, как они спят, вместе или порознь? Бестактные вопросы — это скорее по моей части. Ничего не поделаешь, придется встрять, одинаково их не знаем, что она, что я…

В прихожей меня ждал сюрприз. Ромео с энтузиазмом обцеловывал Алицию, которая, я это сразу поняла, от неожиданности не успела отскочить. Батюшки-светы, ну и живчик… А она, никак, одеревенела от такого натиска?

Юлия стояла у стола, опираясь на спинку стула, и любовалась цветочным буйством на окне, багаж валялся посреди салона. Я сочла своим долгом вмешаться и взревела, что твоя иерихонская труба:

— Добрый вечер!

Алиция, оскалив зубы в неком подобии любезной улыбки, которая была бы уместна на лице радушной хозяйки, а в действительности скрывала самое обыкновенное бешенство, попыталась меня представить прибывшим, но Ромео ее не слушал. Он оглянулся, разжал объятия и кинулся на новую жертву, то есть на меня.

К счастью, я была обременена сумками: в одной два пакета молока и довесок в виде консервной банки, во второй — пиво, купленное в состоянии прострации. Потрясая поклажей, я сделала любезное лицо и начала извиняться, что у меня заняты руки, но пылкий гость видал мои руки в гробу и готов был заключить меня в объятия вовсе без рук…

Однако просчитался, не на таковскую напал. Есть у меня один кузен с подобными замашками, на котором я уже давно отработала методы против телячьих нежностей. Ловко отбиваясь тяжеленными сумками, я показала Ромео пару классных приемов бесконтактного общения и прорвалась к холодильнику, чтобы заняться логистикой. Благодаря этому мне удалось отделаться счастливой улыбкой.

Вступительную речь Ромео целиком и полностью взял на себя. Она включала благодарность за приглашение и нижайшие извинения за доставленные неудобства… Он так много слышал о нас от Хани и Збышека, его близких друзей! Он конечно и мечтать не мог о дружбе с Алицией, но кто знает… Что за прелестный дом, прелестная страна, умеренный климат! Нет жуткой жары, что стоит в Европе, хотя он жару любит, а тропики обожает, прямо-таки наслаждается солнечным теплом, льющимся с небес, и просто в восторге, что может познакомиться с нами лично в такой неофициальной, располагающей обстановке…

У меня возникли сомнения, что ему удастся когда-нибудь остановиться без вмешательства со стороны. А в том, что Алиция не станет его прерывать, я была уверена на все сто. Как же, бонтонное воспитание, ничего не поделаешь! Да и долгое пребывание среди известных своей обходительностью датчан не могло остаться без тяжелых последствий. Юлия по-прежнему стояла опершись руками на спинку стула и разглядывая стоявшие на подоконнике цветочки.

Общество ведра с компостом за спиной мне наскучило, и я решила поучаствовать в общей оживленной беседе. В конце концов, могу же я себе позволить невоспитанность?

— Вы уже решили, как будете спать? — обратилась я к гостям со всей возможной учтивостью, но уж точно не тихо. — В двух комнатах или в одной? Вот та, — я ткнула пальцем в нужном направлении, — в этом доме самая большая.

— Как скажете. — Юлия отозвалась вежливо, чтобы не сказать смиренно. — Можно мне сесть?

— Конечно, конечно, пожалуйста.

Я быстренько подвинула ей стул, так как она уже собралась усесться на место Алиции. А место Алиции у самой стены — это святое и принадлежит только ей. Но кто же станет сгонять с него только что оправившуюся после тяжких травм гостью? С учетом явно и открыто надвигавшейся на нас эпидемии китайских церемоний и реверансов — никто. К тому же ответ Юлии никуда не годился в силу его бессодержательности. Новых данных — ноль. Мое терпение лопнуло.

— Позвольте объяснить, где у нас что находится, — сказала я, сопровождая свои слова жестом гида. — Вот там двуспальная кровать, она очень широкая, но стоит у стены, и вам, может быть, неудобно будет на ней лежать вдвоем. А в другой комнате кровать односпальная, для разнообразия — очень узкая. Решайте сами, где вам удобнее, это зависит от того, к чему вы привыкли. Не хочу показаться невежливой, но Ханя намекнула, что вы не совсем здоровы, отсюда и наши сомнения.

Алиция вдруг резко сорвалась с места и двинулась на кухню, делая вид, что продолжает внимательнейшим образом слушать мою речь. Притворялась она не слишком удачно, зато весьма натурально споткнулась об один из чемоданов, стоявших на полу посреди салона. Юлия беспомощно молчала, зато Ромео мгновенно сменил пластинку, выдвинув на первый план тему извинения за причиняемые неудобства

Тут я сообразила, что если они займут две комнаты, то Эльжбете с Олафом придется бросить якорь в ателье Алиции, а если не им, то мне. Я против ничего не имела, но беда в том, что комната с телевизором была проходной, и расположившимся в ателье, чтобы попасть в кухню или ванную, придется обходить дом по саду, независимо от того, кто это будет, я или Эльжбета с Олафом. Ну уж нет! Ханя дом Алиции видела, она знала, что делает, когда к нам этих гостей отфутболивала. Должен же, черт возьми, кто-то принять решение!