Иоанна Хмелевская
Лесь
Повесть – не скрою – юмористическая.
…На моей стене висит большая унылая физиономия, собственноручно нарисованная Лесем на куске линолеума. Некоторые считают, что это его автопортрет, причем сам Лесь то признает это, то отвергает – попеременно.
Лесь безусловно существует. Существует явно, реально, иногда даже весьма шумно. Недавно, оперившись наконец и приобретя автомобиль, он с грохотом разбил ограду на одной из улиц Вены и должен был поставить новую – за свой счет, разумеется.
Я не даю здесь его адреса просто из элементарного милосердия. Дело в том, что в Лесе еще теплится слабая надежда, что повесть о нем никогда не увидит свет, а если и появится, то его никто не узнает. Только исключительное чувство такта со стороны окружающих может оставить его в этом счастливом заблуждении. Каждый, кто хоть раз сталкивался с Лесем, сразу поймет, что эта история – о нем.
Он имеет хоть и благородный, но довольно сложный характер, его душе свойственна неудержимая фантазия, а биография полна происшествий. Может быть, не все, описанное здесь, совершено им на самом деле, но, безусловно, он на все это был способен.
Часть первая
Неабсолютное убийство
Лесь Кубалек решил убить администраторшу архитектурного бюро, где он работал. Эту спасительную мысль продиктовало ему безысходное отчаяние. Администраторша была его врагом номер один, а также преградой на его пути вверх по служебной лестнице. Ежедневно она отравляла ему жизнь: когтями орла-стервятника рвала его нервы и здоровье, каждое утро являясь перед ним символом катастрофы. Безжалостно, без всякого понимания души свободного художника она вылавливала каждое его опоздание на работу и без тени милосердия заставляла его подробнейшим образом записывать объяснения в особую книгу – книгу опозданий.
Имя Леся повторялось в этой книге с поразительной регулярностью, и начальство поэтому относилось к нему подозрительно и недоверчиво, постоянно делая намеки на его неполноценность и несолидность, и даже выражало сомнение в его пригодности к какой-либо работе вообще.
Каждое утро, преодолевая нервную дрожь, Лесь переступал порог своего учреждения и немедленно попадал в руки администраторши, которая ехидным жестом протягивала ему злосчастную книгу. И он волей-неволей вынужден был заполнять соответствующие графы. Его творческое воображение уже давно отказало ему, и поэтому в рубрике «Причина опоздания» у Леся фигурировали объяснения, свидетельствующие как о его низком умственном уровне, так и о странном характере, не говоря уже об образе жизни, который у приличных людей мог вызвать лишь омерзение. У самого же Леся его собственные объяснения оставляли весьма неприятный осадок и горький привкус. Администраторша была для него гранитной скалой, Немезидой, Фатумом. Она не позволяла себя обмануть, и не было никакой надежды миновать ее и не оставить очередного автографа в книге опозданий.
Администраторы других учреждений могли недосмотреть, забыть, отнестись к опозданию снисходительно, просто иногда заболеть и не выйти на работу, но его администраторша – пани Матильда – никогда! У нее были стойкая душа, железное здоровье и каменное сердце.
И вот, истощив все свои нервные ресурсы, охваченный беспредельным отчаянием, Лесь нашел единственный и радикальный выход – совершить абсолютное убийство! Эта творческая идея озарила его в тот момент, когда он, мечась по автобусной остановке, тщетно пытался найти хоть какой-нибудь транспорт – вплоть до телеги, развозящей уголь. Часы неумолимо показывали пять минут девятого, и в измученной душе Леся металась только одна мысль: что сегодня придумать в объяснение опоздания?
Все мыслимые причины были уже использованы. Ремонт газовой плиты и водопровода он вписывал столько раз, что директор, выведенный из терпения и – то ли из сочувствия, то ли из недоверия – предложил организовать специально для Леся ремонтную бригаду для приведения в порядок его санузла. Лесь постоянно принимал самое непосредственное участие во всех дорожно-транспортных происшествиях, причем выходил из них без единой царапины. На каждом перекрестке ему приходилось быть поводырем многочисленных слепых и старушек; он отводил в милицию всех заблудившихся детей. И вообще у него происходило великое множество случайностей и почему-то всегда по утрам, когда он направлялся на работу. То он терял ключи от квартиры, то гасил начинавшийся пожар, то вызывал по телефону различные службы, а однажды даже поскандалил на улице, защищая зеленые насаждения. В последнее время, исчерпав все свое творческое воображение, он начал объяснять свои опоздания тем, что не услышал звонка будильника, но это объяснение, наиболее близкое к истине, почему-то очень не понравилось его начальству. А сегодня он и в самом деле не знал, как объяснить свое очередное опоздание, и поэтому в его голову и пришла спасительная идея об убийстве.
Он был так потрясен внезапно возникшей перспективой, что перестал размахивать руками в бесплодных попытках остановить хоть что-нибудь движущееся. Он так и застыл с полуподнятой рукой, вперив неподвижный взгляд в пространство, и на лице его появилось выражение неописуемого экстаза. Долго стоял он так, бережно лелея в себе великолепное видение мертвой пани Матильды, а затем решительно опустил руку и направился к подошедшему автобусу. Ввиду открывшейся перспективы тратить на такси пятнадцать злотых было бессмысленно.
Необыкновенное воодушевление охватило его. Перед ним открылись такие горизонты, что он решительно вступил в кабинет администраторши и в порыве отчаянной отваги вписал в графу «Причины опоздания» ненавидимой им книги: «Без причины!». Потрясенный собственной наглостью, он направился к своему рабочему месту, сел за стол, закурил, окинул невидящим взглядом коллег и полностью отдался на волю воображения.
Разумеется, убийство начальницы отдела кадров будет бесполезным, если он – убийца – будет раскрыт. Он должен сделать так, чтобы на него не пала даже тень подозрения. Лучше всего создать видимость самоубийства или несчастного случая. Естественная смерть была бы наилучшим выходом. Но какая смерть может считаться естественной?
Он уставился в окно. Перед его глазами стали возникать волшебные картины. Он явственно видел, как администраторша вываливается из окна на третьем этаже, падает с лестницы от невинного толчка, захлебывается в собственной ванне, отравляется колбасой, грибами или ядом в мороженом. Он видел, что она умирает спокойно, без мучений, ибо доброе сердце Леся не могло даже на миг допустить мысли о малейших страданиях. Просто пани Матильда должна была исчезнуть с его жизненного пути.
Надо заставить ее отравиться, прыгнуть из окна, утопиться в ванне. Но как? Добровольно она на это, пожалуй, не согласится, даже ради Лесевой карьеры. Доведется применить обман и коварство. Может быть, задушить ее в подходящий момент? Или ударить ножом? Длинным, острым. Лучше всего ножом Герлаха…
Пырнуть ножом… От этой мысли Лесь вздрогнул и отвел взгляд от окна. И тут он увидел, что возле него стоит директор и ждет, по-видимому, ответа на какой-то свой вопрос. Вопроса Лесь не слышал, поэтому он посмотрел на директора взглядом, который тот справедливо мог расценить как идиотский. Переход от упоительных преступных мыслей к служебным делам казался Лесю почти невозможным.
– Вы что, больны? – с сомнением в голосе спросил директор. Лесь виновато моргнул. Он чувствовал себя самым здоровым человеком в мире.
– Болен? – переспросил он в замешетельстве. – Ах, да! Конечно, болен, – добавил он, ибо понял, что это неплохая идея. – Чувствую себя как-то… Отравился, что ли…
Директор взглянул на него с недоверием.
– Вы и в самом деле выглядите неважно. Возьмите себя в руки. На который час назначена встреча с подрядчиком?
Леся охватил ужас. Господи, подрядчик!…
Он не мог договориться с ним ни на какое время, потому что просто-напросто забыл позвонить ему. Вчера, в доме напротив, молодая очаровательная блондинка мыла окна и, как магнитом, вытянула его на балкон, где он и провел несколько часов. Оставшееся время он потратил на сладкие и совершенно нереальные мечты об этой блондинке, и подрядчик, не выдержав такой конкуренции, совершенно вылетел у него из головы. Он поклялся, что позвонит ему сегодня, как только придет на работу, но, как известно, сегодня мысли его были заняты идеей подготовки убийства…
А вот теперь надо было отвечать на этот совершенно идиотский вопрос!…
– Чем же это я мог отравиться? – спросил Лось, напрягая память и морща лоб в поисках очередной спасительной лжи. – Может быть, это была ветчина? В наших магазинах вечно продают черт знает что…
– Где это вы достаете ветчину? – с сомнением в голосе спросил директор. В глубине души он был уверен, что это скорее всего были крепкие напитки, но не высказал этого вслух, так как предпочитал не знать о злоупотреблениях спиртными напитками со стороны своих сотрудников – сама мысль о выпивке в рабочее время казалась ему абсурдной. Мучительные раздумья Леся тревожили его, и поэтому он поторопился вернуться к главному вопросу.
– Так что же там с подрядчиком? Вы звонили ему?
– Конечно! – уверенно соврал Лесь. – Звонил, звонил, и звонил…
– Ну, хорошо, вы звонили. И что же?
– И не мог дозвониться. Мучился целый день.
Сослуживцы Леся прекратили работу и стали прислушиваться. Директор понял, что становится центром нездорового внимания.
– Ну, хорошо, – повторил он терпеливо. – Мучились и звонили. Ну и что? Что в результате?
– Результат оказался отрицательным, – вдохновенно продолжал врать Лесь. – Я наконец дозвонился, но он не мог сказать мне определенно и попросил позвонить сегодня.
– Ну так какого же черта!… Простите. Чего же вы ждете? Через несколько минут мне будет звонить заказчик, а я не знаю, на какое время назначить ему встречу. Он же сразу захочет забрать проект! Звоните немедленно и договаривайтесь! Надеюсь, у вас все готово?
– Да, конечно, – уверенно и бодро ответил Лесь, так как не знал толком, что должно быть приготовлено. Вся эта канцелярщина никак не хотела укладываться в его голове. Он поднялся со своего места.
– Уже звоню, – быстро сказал он, тщетно стараясь придать своему лицу официальное выражение. Директор скептически окинул его взглядом с ног до головы, что-то хотел добавить, не решился, безнадежно махнул рукой и вышел. Лесь тяжело вздохнул и направился к телефону.
Через пятнадцать минут стало ясно, что его преследует злой рок. Пронзительный женский голос осведомил его, что директор нужного ему учреждения уехал с какой-то делегацией и вернется лишь через два дня. Ошеломленный внезапным ударом судьбы, Лесь бессмысленно смотрел на телефонную трубку, зажатую в руке.
– Послушайте, он и в самом деле чем-то отравился, – сказала сидящая напротив него Барбара. – Посмотрите, какой он бледный и замученный!
Коллеги Леся повернулись – правда, без особого интереса. Служебные дела иногда вызывали бледность на лицах некоторых людей. Они удивились бы больше, если бы его лицо пылало румянцем.
– Если он и отравился, то, вероятно, чем-то, влияющим на умственные способности, – сказал Януш, критически изучая Леся. – Ты лучше скажи, где это ты вчера так набрался? У тебя, похоже, белая горячка.
– Может, он и не пил, а просто съел тухлое яйцо, – добродушно отозвался Каролек. – Это тоже может повлиять на умственные способности.
Лесь с болью в душе посмотрел на них. Бездушные, презренные, ничтожные людишки! Эх, если бы он мог чувствовать себя настоящим мужчиной! Если бы, наконец, его перестало мучить чувство собственной неполноценности из-за постоянных опозданий! Тогда бы он им всем показал! Им всем, а особенно той, что сидит перед ним и смотрит на него неодобрительно и гордо, этой самой ужасной и… ах! – наикрасивейшей!… Дело в том, что Лесь, как истинный художник, был чрезвычайно чувствителен к влиянию женской красоты. А женщина, сидевшая напротив, была безусловно достойной представительницей своего пола! Лесь с дрожью смотрел в чудные бездонные голубые глаза, обрамленные такими длинными и прекрасными ресницами, что он не мог спокойно работать в присутствии этой гибкой стройной фигурки и всего остального. Он не в состоянии был оторваться от глубокого декольте и несравненных ножек, не мог отказаться от мысли, что когда-нибудь она отдастся ему. Да-да, отдастся! А он овладеет ею, насладится, переживет изумительные мгновения, которых никогда до сих пор не испытывал, а затем бросит ее. Бросит, ибо у него не будет иного выхода. Не сможет же он в самом деле разрушить две семьи: у нее муж, у него жена, у обоих дети. Ему и дальше доведется исполнять свои семейные обязанности и тянуть лямку, но с гордо поднятой головой, потому что пережитые минуты счастья будут светить им обоим всю жизнь, словно далекая звезда…
– Что это вы на меня уставились, словно баран на новые ворота? – лениво произнесла Барбара, совершенно не подозревая о своем трагическом будущем с Лесем. – Не нервируйте меня! Смотрите куда-нибудь в другую сторону, если у вас нет работы.
Эти слова вернули Леся с небес на землю к его страшной действительности. В самом деле, что делать с этим проклятым подрядчиком?
– Януш, что мне делать? – жалобно спросил он. – Эта скотина уехала с делегацией.
– Ах ты, черт! – схватился за голову Януш. – Заказчик придет сегодня за проектом. Гипцио сказал ему, что проект уже готов!
– Вот именно. А подрядчик уехал и будет только послезавтра. Что делать?
– Боже ж мой! Откуда я знаю?! Беги к директору! Он будет счастлив! Постарайся успеть до звонка от заказчика. Ох, не хотел бы я быть сейчас в твоей шкуре!
Лесь тоже не хотел быть в своей шкуре, поэтому последняя быстро превратилась в гусиную, и дрожь прошла по его спине. Он продолжал сидеть, тупо уставившись в пространство.
– Да, но что я скажу ему? Ты же сам слышал, что он сказал: заказчик придет сегодня…
– Не надо быть бараном! – прервала его Барбара. – А теперь вы даже и соврать не в состоянии. Боже, что за растяпа! Скажите ему, что у подрядчика ночью умер дедушка, и он срочно выехал на похороны.
Лесь оживился. Он благодарно взглянул на Барбару, встал, выпятил грудь, откашлялся и, придав своему лицу скорбное выражение, направился в кабинет директора. Тот уже висел на телефоне и договаривался с заказчиком о времени встречи. Проект готов, и он может забрать его в любую минуту. В это время Лесь наклонился к нему и стал что-то шептать на ухо. Это привело к тому, что директор круто изменил тон и, стараясь скрыть свое замешательство, стал договариваться о визите на послезавтра. Несколько ошеломленный заказчик согласился прийти послезавтра, не совсем понимая почему. Пока тот приходил в себя и собирался с духом, чтобы выразить протест, директор быстро бросил трубку и повернулся к Лесю…
Некоторое время спустя Лесь, весь бледный и измученный, вывалился из кабинета директора, и взгляд его остановился на двери администраторши…
Нет, он просто обязан убить ее. Другой такой нет на всем белом свете! После ее смерти никто не будет так ехидно подсовывать ему книгу опозданий. Его утренние кошмары, отравляющие всю его жизнь, наконец прекратятся. Он вздохнет облегченно и сможет жить, как человек, а не как затравленный зверь. Он перестанет давиться тревогой, перестанет делать эти кретинические ошибки и просмотры и навлекать на себя гнев начальства. Он покажет им всем, на что он способен! Он станет титаном работы, из-под его рук будут выходить груды гениальных чертежей, и все эти глупые физиономии вытянутся от зависти и изумления! Он станет признанным и уважаемым работником!…
– Ну что? – спросил Януш.
– А ничего, – небрежно бросил Лесь. – Мне удалось его убедить. Заказчик придет послезавтра.
Он сел за стол, закурил и снова стал мечтать. И в его голове постепенно стал вырисовываться великолепный план преступления…
Продуманный до мелочей план привел Леся после работы под Цедет и поставил в очередь за мороженым Каллипсо. Удивительно, но оно было в продаже. После долгих колебаний будущий убийца решил, что Каллипсо будет удобнее, чем Бамбино – в нем нет палочки.
На всякий случай он купил восемь порций. Правда, он не был уверен, согласится ли пани Матильда съесть такое количество мороженого, но он принимал во внимание возможность естественной убыли полуфабриката во время его превращения в смертоносный субстрат. Он положил покупку в портфель, а для себя взял порцию Бамбино.
Обед поглощался им в нервной обстановке раздумий о предстоящих преступных действиях. Он не мог дождаться момента, когда, наконец, сможет приступить к необходимым приготовлениям. Он жаждал как можно скорее получить желанную субстанцию, которую мог бы использовать по назначению и которая дала бы ему в руки неограниченную власть над жизнью и смертью начальницы отдела кадров. Она даст ему желанную свободу!
В конце трапезы жена предложила отправиться вместе в город за покупками. Робкое замечание Леся о плохом самочувствии вызвало ледяной взгляд жены и предложение одеть ребенка. И в нормальных условиях процесс одевания был не простым делом, а на этот раз был вне всяких границ – ведь он одевал ребенка убийцы! Он напялил на ребенка одежду задом наперед и никак не мог поладить с несоответствием пуговиц и петель, пока не вмешалась жена – жена убийцы!
Лесь томился в магазине, где они покупали сыр. В Детском Мире он уже ощущал адские муки, с ненавистью глядя на продавщицу, извлекавшую из-под прилавка один за другим множество детских свитеров. В кулинарии он испытывал явное отвращение к болгарским абрикосам. Увидев магазин мясных изделий, он попытался перейти на другую сторону, но его жена запротестовала:
– Давай посмотрим – может быть, там есть ветчина, – сказала она многозначительно, направляясь к этому омерзительному заведению. Леся передернуло.
– Ну откуда там ветчина! – запротестовал он. – Никакой ветчины там нет, не стоит даже и заходить!
Но жена заупрямилась:
– Я целую вечность не ела ветчины! А вдруг есть? Не могу же я все время кормить ребенка одними яйцами!
– А почему нет? Только яйцами! Яйца – это очень питательно. По такой жаре ветчина будет явно не свежей. И потом, ее наверняка нет.
– Давай зайдем и убедимся.
Лесь схватил жену за руку.
– Ну, Касенька, любимая, не ходи туда. Не беспокойся напрасно, не стоит. Совершенно не важно, есть ли ветчина или нет. Кто теперь ест ветчину?
– Да пусти ты меня! Ошалел, что ли? Перестань меня тащить! Что это с тобой? Может быть, как раз и есть… Да отпусти же меня немедленно!
– Дорогая, ну зачем тебе это?…
Возмущенная Касенька энергично вырвала руку и вошла в магазин.
Ветчина была!
Великолепная ветчина, без сала. Она высилась грудой на прилавке, а перед ней волновалась отвратительная толпа плотоядных фанатиков. Лесь отчаянно застонал…
– Давай поедем на такси, – предложил он решительно, когда они вышли из магазина.
– По такой погоде? Зачем? Пусть ребенок погуляет на свежем воздухе.
Лесь был готов разорвать собственного ребенка.
– Я очень тороплюсь, – волнуясь сообщил он. – То есть… нет… я просто плохо себя чувствую.
Жена окинула его внимательным и подозрительным взглядом.
– Как это – плохо чувствуешь? Что случилось?
– Так, вообще… зубы болят.
– Ты же не на зубах ходишь! Кстати, хорошо, что напомнил! Надо зайти в аптеку и купить верамон.
Нервное напряжение Леся не поддается описанию. Дома, в портфеле, спрятанном в прихожей, покоилась отрава. Стафилококки в ней уже, вероятно, скопились внизу или – кто знает – расползлись по всей квартире, а он, здесь, обреченный на какую-то страшную каторгу, должен тащиться без цели, без смысла, по каким-то магазинам и еще черт знает где… Лукреция Борджия… Интересно, Лукреция Борджия тоже делала покупки?…
Только в семь часов, когда большинство магазинов закрылось, был, наконец, положен предел невыносимым мукам, и Лесь смог вернуться домой.
Не соображая, что он делает, Лесь прямо с порога бросился к портфелю, но вовремя сообразил: необходимо соблюдать самую тщательную конспирацию. Тогда он стремительно метнулся в противоположном направлении – к редко им посещаемой кухне, а потом у него вдруг мелькнула мысль, что портфель следует спрятать более надежно, и он снова побежал в прихожую. Затем он вспомнил, что касался отравы голыми руками, и рванулся в ванную. Эти странные броски по квартире возбудили живой интерес его жены, которая принялась пристально за ним наблюдать.
Прошла целая вечность, наполненная дальнейшими пытками в виде ужина, мытья посуды и временем у телевизора, прежде чем его любимые родственники не угомонились и не легли спать, и измученный до последней степени Лесь остался один.
Стуча зубами и крепко сжимая их, чтобы стук не разбудил никого в доме, Лесь извлек портфель из прихожей, на цыпочках прокрался на кухню, поставил портфель в кресло, открыл его и с колотящимся сердцем заглянул внутрь. Там колыхалась какая-то беловатая кашица, в которой плавали несколько измятых оберток от мороженого Каллипсо.
Потрясенный этим зрелищем, Лесь некоторое время бессмысленно всматривался в неприглядную картину. Потом он радостно оживился от сознания, что в этом размазанном по всему портфелю месиве стафилококки должны были прекрасно размножиться. Если теперь кашу хорошенько снова заморозить, то отрава будет готова!
Он достал из буфета тарелку и осторожно выложил в нее все восемь оберток. Затем он придал им соответствующую форму, вылил содержимое портфеля в огромную салатницу, выловил оттуда несколько документов служебных и личных: пропуск, заявление на отпуск, технический календарь, кое-как оттер их от кремовой массы и, не утруждая себя их тщательной очисткой, снова бросил в портфель. Обертки были совершенно непригодны для использования. То, что Лесь вливал с одной стороны, выливалось с другой. После долгих и бесплодных попыток Лесь понял полную несостоятельность своих действий. Он прекратил свой сизифов труд, немного поразмышлял, отложил в сторону ложку, на цыпочках прокрался в комнату и принес оттуда клейкую ленту и лезвие безопасной бритвы. Заклеив с их помощью все дырки в обертках, он снова попытался наполнить их.
После двух часов каторжного труда ему удалось положить в морозильник шесть порций. Пот градом катился по его лицу, руки тряслись, а в груди бушевало горячее сочувствие ко всем отравителям мира. В самом деле, он и предвидеть не мог, что подготовка с преступлению может потребовать таких нечеловеческих усилий.
Измотанный до крайности, он вылил в канализацию остатки содержимого салатницы, выбросил две оставшиеся обертки и принялся уничтожать другие следы своей преступной деятельности. Наибольшие хлопоты доставило ему кресло, на которое он поставил портфель с мороженым. Портфель отнюдь не был герметичным, и часть растаявшего мороженого вытекла на кресло. Через четверть часа каторжных усилий он упал в уже чистое кресло и вытер пот.
Только теперь к нему стала возвращаться способность к размышлению. Изнурительная работа, которой он отдавался несколько часов с самозабвением, поглотила его целиком и не давала возможности каким-либо мыслям беспокоить его преступную голову. Теперь же они с удвоенной силой принялись терзать его воображение. Тело отдыхало, а мозг продолжал свою интенсивную деятельность.
Орудие убийства мирно замерзало в холодильнике. Лесь уставился на его белую дверцу. Перед глазами стали появляться упоительные образы. Вот администраторша аппетитно поглощает последнюю порцию мороженого. Возле нее валяются пять пустых оберток. Вот она лежит в гробу, окруженная колоннадой горящих свечей, а вокруг нее – море хризантем. Вот уже над могилой пани Матильды, на кладбище в Брудне, высится великолепный памятник… Пустое кресло пани Матильды в ее кабинете и брошенная в угол, заросшая паутиной ненавистная книга опозданий…
Внезапно что-то изменилось. Образ тонущего в море цветов гроба вдруг вернулся и задержался на фоне белой дверцы холодильника. В открытом гробу лежали останки пани Матильды. Лесю сделалось как-то неуютно. Удовлетворение, которое он только что испытывал, неизвестно почему померкло. Он озабоченно подумал, что уже давным-давно следовало бы гроб заколотить, и ощутил в себе нарастающее беспокойство и возмущение тем гробовщиком, который до сих пор не сделал этого. Недосмотр? Внезапно паника охватила его, рванула за сердце, дрожью отозвалась во всем теле. Они специально оставили гроб открытым! Сейчас пани Матильда поднимется и укажет перстом на убийцу!…
Волосы дыбом поднялись на голове у Леся. Ведь убийца – это он, Лесь! Это он совершил преступление! Это он убил пани Матильду неотвратно, безусловно и навсегда!…
Его охватило такое отчаяние, что еще мгновение – и он сорвался бы с кресла и уничтожил результаты своей многочасовой изнурительной работы. Но мысль о книге опозданий удержала его. Нет! Он больше не может выносить этого кошмара! Он будет убийцей! До конца дней своих он станет носить в себе свою роковую тайну, отбросив прочь ненужную щепетильность и напрасное беспокойство! Он по трупам взберется на свою вершину! У него не дрогнет рука, и никакие сомнения не смутят его души, он будет беспощадным! Он будет отравителем!!!
* * *
Касенька проснулась среди ночи, обеспокоенная отсутствием мужа. Убедившись, что его и в самом деле нет рядом, она решила выяснить, где он. После недолгих поисков она обнаружила его на кухне, сидящего в исподнем, испачканном в какую-то белую массу. На лице его была безысходная мука. Он отрешенно всматривался в дверцу холодильника.
Обеспокоившись еще больше, Касенька на всякий случай решила умерить свои финансовые требования к мужу.
* * *
Утро следующего дня было, безусловно, самым тяжелым в жизни Леся. Понимая, что в холодильнике находится ядовитое вещество, он и близко не мог подпустить туда жену или ребенка. Поэтому он то и дело мчался к холодильнику сам и доставал оттуда и масло, и ветчину, а потом все это возвращал на место. Он хотел выйти из дому последним и из-за этого снова безнадежно опаздывал, мучаясь опять над изобретением какой-нибудь оригинальной причины. Наконец, вместе с женой, он буквально вылетел из дому, на ходу выхватил у той ключи от квартиры, поймал такси, приехал в архитектурное бюро и на пороге столкнулся с директором, который долго и подробно выяснял, почему Лесь в который раз уже опаздывает на работу, а Лесь долго и подробно оправдывался, что у него сегодня утром испортился холодильник с ветчиной и что ремонт холодильника задержал его. Когда он подошел к своему рабочему месту, то имел вид полусумасшедшего.
– Ну наконец-то! – вместо приветствия крикнул Януш. – Где, черт побери, то приложение к фундаменту, которое тебе прислал на прошлой неделе заказчик?
– Какой заказчик? – недоуменно спросил Лесь, пытаясь прийти в себя и сориентироваться.
– От жилищного кооператива. Приложение для бойлерной.
– Ах, это… Оно у меня в портфеле.
– Ну так давай же его. Какого дьявола ты носишь его с собой? Оно должно быть подшито к документации. Я ищу его, как идиот, по всем отделам!
– Даю, даю, не ори только…
Лесь быстро открыл портфель, заглянул внутрь и… похолодел. Приложение было в числе тех документов, которые он извлек вчера из салатницы с растаявшим мороженым и которые он не успел почистить. И вот теперь в портфеле лежал комок склеенных мороженым бумаг. Положение было столь катастрофическим, что Лесь замер, бессмысленно уставившись на портфель и потеряв способность как к умственной, так и к физической деятельности.
– Что ты стоишь, как столб? – сказал Януш, подходя к Лесю. Он вырвал портфель и заглянул в него.
– О, Боже!…
Восклицание Януша привлекло внимание Барбары и Каролека, которые подошли и тоже заглянули в портфель. Некоторое время они молча рассматривали открывшуюся перед ними необычную картину, а потом переглянулись и расхохотались.
– Хорошо вам смеяться! – горько сказал Януш. – А что прикажете делать мне? Вытаскивай все и отправляйся мыть! Гляди, на что это похоже? Официальный документ!
– Да чем же я его вымою?! – вскричал Лесь. – На нашем этаже никогда не бывает воды!
– А вы поплюйте, – доброжелательно посоветовала Барбара.
– Может, лучше вылизать? – ехидно предложил Каролек.
Лесь встрепенулся и тревожно посмотрел на него. Лизать отраву?!
– Вылижи, поплюй, вымой – делай что хочешь, но только приведи эту бумагу в человеческий вид! Скажи, ради аллаха, что тебе стрельнуло в голову, когда ты заворачивал мороженое в приложение к фундаменту?
Для приведения документа в нормальный вид вконец расстроенный Лесь использовал содержимое двух бутылок минеральной воды, купленных в ресторане напротив, потому что у них, на третьем этаже, даже не капало – не хватало напора воды. Трясущимися руками он разложил мокрые листки по всем столам, мрачно разглядывая расплывшиеся печати. Затем он стал лихорадочно прикалывать к своему столу кальку, моля Бога, чтобы его все оставили в покое, чтобы к нему больше не цеплялись. Дайте перевести дух и собраться с мыслями!
– Ты не сиди, а давай работай, – процедил окончательно выведенный из равновесия Януш. – Осталось всего две недели, а у нас еще целый воз чертежей! Если ты думаешь, что я все успею сделать сам, то ты ошибаешься. Колористика – на твоей совести. Да шевелись же! Вот уж воистину Божье наказание!
– Хорошо, Янушек, я все сделаю, – примирительно проговорил Лесь. – Я уже работаю, ты только не нервничай…
В ответ раздался лишь яростный скрежет зубов. Наступившая затем тишина постепенно стала приводить нервы Леся в порядок. Он чувствовал, как на него снисходит блаженная умиротворенность, и потихоньку начал различать лежащие перед ним чертежи. Глубоко вздохнув, он закурил, взял в руки карандаш и…
И вдруг, как гром с ясного неба, обрушилось на него воспоминание о предстоящем! Меч Предназначения со свистом рассек его служебную идиллию! Ведь это еще не конец его страданиям, его кошмарам! Самое главное и, безусловно, самое трудное еще впереди!
Оцепенев от ужаса, Лесь вспомнил, что его миссия отравителя еще не окончена. То, что орудие убийства спокойно лежит в морозильнике, еще ничего не означало. Это орудие следует вынуть, привезти сюда и накормить им администраторшу… И именно сейчас ему нужно решиться на героический подвиг и завершить с таким трудом начатое дело! До сих пор волнение Леся можно было сравнить лишь с легкой зыбью. Теперь же на него обрушился невиданный ураган. Дамокловым мечом повисло над ним обязательство убить пани Матильду. Он явственно ощутил, что вот-вот распадется на мелкие кусочки. Волосы зашевелились у него на голове, перед глазами замелькало страшное видение: администраторша в обличии крылатой гарпии протягивает свои когти к отравленному мороженому Каллипсо. Ее челюсти щелкают, глаза горят адским огнем. И вот в мыслях Леся произошел новый поворот. Он вообразил себя святым Иеронимом, сражающимся с чудовищем, и этому чудовищу надо во что бы то ни стало снести с плеч голову, даже несколько голов, и он должен исполнить это по-богатырски, не колеблясь и не обращая внимания на последствия. Отрубить гарпии голову мороженым Каллипсо! Страшная буря, забушевавшая было в голове Леся, стала постепенно успокаиваться. После нее осталась лишь дрожь в коленях. Жуткое видение несколько померкло. То, что ему предстоит осуществить, быть может, будет не столь эффектным, но зато достаточно эффективным. Он обязательно отравит администраторшу, он не откажется от своего плана, он теперь не имеет права отказаться, он должен убить ее!…
Рок призывал его. С отчаянной решимостью Лесь подумал, что чем скорее все решится, тем будет лучше. Он быстро отложил в сторону карандаш и уже собрался было встать, но тут его взгляд упал на Барбару.
Барбара затачивала карандаш, низко наклонившись над мусорной корзиной. На ней была надета блузка свободного покроя с умопомрачительным вырезом, в глубине которого сияли белизной и красотой божественные формы, потрясшие Леся своей откровенностью. Это соблазнительное зрелище пригвоздило его к стулу. Он откинулся назад, не отрывая жадного взгляда от восхитительного декольте, а на его ошалевшую от нервного потрясения душу словно пролился целительный бальзам. Преступные намерения стали таять и терять очертания. Но вот Барбара выпрямилась, и Лесь снова попытался встать, но опять сел, ибо Барбара принялась затачивать следующий карандаш. Она встала – Лесь вскочил, она взяла очередной карандаш, и Лесь послушно вернулся на место…
– Что это за гимнастика? – прищурился Януш. – У тебя припадок?
Барбара и Каролек подняли головы и с любопытством взглянули на Леся, в груди которого началась вулканическая деятельность. «Толстокожие скоты! – подумалось ему. – Что они могут понимать?…» Душу его переполняла гордость. Он знал, что самые темные уголки его существа глубоко спрятаны от ограниченного взгляда этих тупиц. Разве кто-нибудь из них отважился бы на преступление?…
– Я скоро вернусь, – сообщил он коллегам, не утруждая себя подробностями.
Восхитительное декольте Барбары продолжало стоять у него перед глазами. Сладкое видение настолько увлекло его, что он чуть не забыл, для чего ему надо было домой, и только вид холодильника снова вверг его в пучину преступного кошмара. Отравленное мороженое Каллипсо засверкало зловещим блеском серебристых оберток.
* * *
Шесть порций отравы, спрятанной в мешок из-под молодой картошки, жгли ему руки, когда он поднимался по лестнице в отдел. На втором этаже он замедлил ход. На третьем остановился, прислонился к стенке и заглянул в мешок.
Микробы… Смертельный, убийственный яд… Славянский воин, хватающийся за грудь на пиру у Брунгильды… Стонущая в муках пани Матильда… Безмолвное неподвижное тело в гробу… Боже! И он должен совершить все это своими руками!?? Должен хладнокровно наблюдать, как микробы проникают в ее пищевод? Отравить ее? Самым обыкновенным образом? Никогда!
Лесь похолодел. Протест взмыл в нем гигантской волной. Он должен отравить администраторшу?… Ну и что с того, что должен? Кто сказал, что должен?! И ничего никому он не должен! Он убивает, потому что так захотел. Если бы не хотел – не убивал бы! И вообще, у него полная свобода выбора, поэтому он сейчас войдет в ее кабинет, поздоровается и осторожно, предательски подсунет ей мороженое… или не подсунет… Вот так-то! Он ничего никому не должен! Не должен, но обязан. Он так решил, он приказал себе. И он выполнит этот приказ! Он будет беспощадным и непреклонным, как гранит! Войдет, поздоровается, подложит…
Лесь энергично оторвался от стены. Открыл дверь. Поглощенная работой пани Матильда подняла голову и рассеянно посмотрела в его сторону. На подобострастное приветствие Леся она ответила кивком головы и вернулась к своим делам. Сжимая мешок в руках, Лесь пересек ее кабинет и вошел в свой отдел.
Первым чувством, которое ему удалось выловить из хаотического нагромождения своих ощущений, было чувство удовлетворения. Это так удивило его, что, не принимая во внимание содержимое мешка, он швырнул его на стол. Как же так – ведь не жизнь, а смерть администраторши должна была принести ему утешение! Откуда же появилось у него теперь это чувство? Ведь очевидно же, что ее все равно придется убить. Сейчас, сию минуту, бесповоротно и навсегда! Он нетерпеливо сел на стул, отодвинул мешок в сторону и внезапно понял, что никогда на самом деле он не сможет решиться на убийство. И его охватило острое ощущение собственной неполноценности. Нет, не сможет он, и все летит к чертям насмарку! Не сможет он накормить ее отравой, добытой и приготовленной с таким трудом. Какой великолепный план пропадает! Столько усилий – и что? А ничего. Не может он стать убийцей! А если может?…
Да, конечно же, это так просто! Разумеется, может! В начале было не совсем удачно, но ведь можно и вернуться. И он войдет, тайно подбросит мешок… Итак, он может – он уже идет! Он вскочил и схватил свое орудие смерти… Пани Матильда разговаривала по телефону. Внезапно она узрела не совсем обычную картину. В ее кабинет протиснулся Лесь, исполнил что-то похожее на пируэт, задержался в центре кабинета, повернулся и вышел на лестницу. Она хотела было вернуть его, потому что Лесь не сделал сегодня записи в книге опозданий, но не могла бросить трубку. А Лесь почти сразу же вернулся, снова задержался в середине, опять исполнил танцевальное па, дополнив его диким вращением глаз и гримасами. Можно было подумать, что Лесь исполняет что-то вроде танца глаз. Затем он крепко сжал мешок и вернулся на свое рабочее место.
Изумленная пани Матильда, засмотревшись на двери, за которыми исчез Лесь, не услышала последней фразы главного инженера и вынуждена была переспросить его.
Ну а Лесь, с потрясением в душе, сел за свой стол и медленно положил мешок на самый важный последний эскиз. Непонятным образом чувство досады смешивалось в нем с чувством удовлетворения. Не способен он! И уже не сможет. Нет такой силы, которая заставила бы его… Висящий над его головой кошмар всей жизни вечен и неумолим!
Может быть, в следующий раз… В конце концов ведь не все еще потеряно. Разумеется, роль убийцы – это роль, до которой еще надо дорасти. Слишком поспешно и активно стал он проводить в жизнь свой план. Вероятно, убийцами становятся не сразу…
Через какой-то час в голове у Леся царил полный хаос. Угнетенность, разочарование, досада, вызванные собственной неполноценностью, с одной стороны, удовлетворение в настоящем и надежда на будущее – с другой, переплелись столь сложно и непонятно, что он ощутил явственную потребность подкрепиться, чтобы разобраться в своих ощущениях. Поэтому он поднялся и вышел, совершенно забыв об оставленном на столе орудии убийства…
* * *
– Что-то я проголодался, – сказал Каролек через некоторое время после исчезновения Леся. – У вас ничего нет перекусить?
– Я и сам бы тоже что-нибудь съел, – буркнул Януш, оторвав голову от работы и оглядываясь. – А куда делся этот?… – и он показал на стол Леся.
Бормоча себе под нос что-то гневное, он встал и подошел к его рабочему месту.
– Нет, вы посмотрите на этого божьего одуванчика! – безнадежно махнул он рукой. – Посмотрите сами! Нечего! Ни одной линии, ни единого штриха! Я скоро очумею от него!
Он наклонился над чертежной доской, желая взглянуть, что за чертеж находится под калькой, сравнил его с рядом лежавшим эскизом и наткнулся на большой и не очень чистый мешок из-под картошки. Он машинально развернул его и заглянул внутрь.
Появившуюся в отделе пани Матильду встретил радостный крик. Барбара, Каролек и Януш поглощали довольно мягкие, но еще вполне съедобные порции мороженого. Пани Матильда немедленно приняла участие в трапезе справедливо поделенных, словно с неба упавших материальных ценностей, не забыв, однако, принести блюдечко с ложкой.
– Нет, так нельзя, – заявила она решительно, закончив есть. – Надо вернуть пану Лесю деньги. Сколько это будет с каждого?
* * *
Во второй половине дня, ближе к вечеру, где-то около пяти часов, Лесь покинул столик в ресторане «Европейский». Душа его была погружена в бездну болезненного смирения. Он внезапно подумал, что его план был не таким уж и мужественным. Испокон веков в роли отравителей выступали женщины, поэтому ничего не было удивительного в том, что он, Лесь, стопроцентный мужчина, испытывал колебания и неуверенность при совершении этой глупой женской работы. Он и выполнил ее, но из рук вон плохо. Откровенно говоря, совсем не выполнил. Само по себе его начинание было неплохим, даже довольно привлекательным, но реализация натолкнулась на такие трудности, которые самым убедительным образом свидетельствовали о его несомненной мужественности. Ему не удалось стать убийцей по независящим от него обстоятельствам.
Сознание того, что он, несмотря на все свои усилия, может продолжать смело смотреть в глаза милиции с одной стороны действовало на него удручающе, а с другой – воодушевляло его.
Раздираемый этими противоречивыми чувствами, Лесь пошел в бюро, увидел, что там уже никого нет, заглянул в несколько отделов и обнаружил в одном из них самозабвенно работавшего инженера Влодека. Затем он направился к своему отделу, не совсем понимая, почему. Ведь давно пора уже быть дома. Что он забыл там? Кажется, портфель…
Он взял портфель и направился к выходу. По пути он снова заглянул к Влодеку.
– Что ты здесь делаешь так поздно? – поинтересовался он, лишь бы что-нибудь сказать.
– Рекламную витрину, рекламную витри… – запел Влодек на мотив «Красотки, красотки…»
– И долго ты собираешься сидеть? – снова спросил Лесь, лишь бы что-нибудь спросить.
– До ночи, – буркнул Влодек, прервав пение. – Между прочим, по вашей милости сижу! – внезапно крикнул он со злостью. – Когда вы, наконец, сделаете эту холодильную установку?
Лесь прикусил язык. Холодильная установка относилась к той части проекта, над которой работали они вдвоем с Янушем, и заводить разговор на эту тему было просто опасно.
– Ну, всего тебе доброго. Желаю весело провести время, – быстро сказал он и выскочил на лестницу, а «Красотки, красотки…» в образе рекламной витрины неслись ему вслед довольно протяжно и тоскливо.
Поздно вечером, после ужина, жена Леся полезла в холодильник, чтобы достать кусок льда. Она открыла морозильную камеру, вытащила оттуда пластиковую коробку, ковырнула ее ногтем.
– Чем это испачкано? – спросила она.
В это время Лесь готовил кофе. Он поднял голову и посмотрел в сторону холодильника сперва равнодушно, а потом с внезапно нарастающей тревогой.
– Словно каша или мороженое, – удивленно продолжала жена.
Лесь обмер. Только сейчас он вспомнил, что совершил величайший недосмотр. Он совершенно забыл об отравленном мороженом, оставленном в бюро на своем столе. В людном месте, на глазах у всех он оставил орудие преступления! Банка с кофе и ложка выпали у него из рук. Не говоря ни слова, он схватил куртку и вылетел на улицу. Может, он еще успеет, может, тот кретин, охваченный служебным рвением, еще не ушел, может, ему удастся замести следы, прежде чем кто-нибудь наткнется на мешок с мороженым…
Влодек, видимо, еще работал, так как двери бюро были не заперты. Тяжело дыша, Лесь ворвался в свой отдел и бросился к столу. Ничего не понимая, он уперся руками в доску и поглядел на нее, чувствуя, как в его горле застревает ком ужаса. На столе лежали пятнадцать злотых и записка: «Мы съели твое мороженое. Верни пани Матильде пятьдесят грошей».
Ком в горле превратился в Монблан. Лесь уже совершенно не мог дышать. Он уставился на пятнадцать злотых и записку и смотрел до тех пор, пока страшное видение шести трупов, шести усыпанных цветами катафалков, шести роскошных надгробий на кладбище не заслонили ему все.
– Рекламная витрина, рекламная витри-и-и… – выводил Влодек в своем отделе.
Воображение Леся понеслось на крыльях урагана. КТО?! Кто съел отраву?! Порций было шесть… Пани Матильде пятьдесят грошей… Пани Матильда наверняка! Остальные… Барбара!!!
Стон, вырвавшийся из его груди, почти заглушил арию Влодека. Спасать!!! Спасать их любой ценой! Может быть, он еще успеет! Может быть, они еще живы! Доктора! Скорую!…
Итак, он все же стал убийцей. Более того, массовым убийцей. Но ведь он же не хотел, не хотел, совершенно не хотел этого! Пусть себе отравляют Лукреция Борджия, королева Бона или Брунгильда! Но не он, не Лесь! Он не хотел!!!
С всклокоченными волосами и безумным взором он бросился к телефону. Единственный городской телефон, действовавший круглые сутки, находился в кабинете директора, но кабинет был закрыт. Лесь метнулся к выходу, произвел крутой поворот на лестнице и ворвался к Влодеку.
– Пятьдесят грошей!!! – страшным голосом простонал он.
«Рекламная витрина…» замерла, застряла у Влодека на губах. Выражение лица у Леся могло привести в трепет и самого храброго. Не спрашивая ни о чем, Влодек покорно сунул руку в карман и выгреб оттуда пригоршню мелочи. Лесь набросился на мелочь, словно коршун на добычу, отобрал две монеты по пятьдесят грошей и пулей ринулся на улицу.
Только через несколько минут побледневший Влодек смог прийти в себя и задуматься о разнообразии последствий, к которым может привести злоупотребление спиртными напитками.
Лесь же галопом мчался по улице в поисках исправного автомата. Только четвертый ответил успокоительными гудками. В памяти Леся вспыхнул номер какого-то лечебного учреждения…
– Мне не совсем понятно, – недоуменно сказал дежурный милиционер в судмедэкспертизе. – Говорите спокойнее. Что случилось? Отравление? Вызовите скорую помощь.
– Так я же и звоню вам, – отчаянно проблеял голос в трубке. – Сделайте что-нибудь!
– Звоните в обычную скорую. Здесь судмедэкспертиза!
Голос на другом конце провода захлебнулся и перешел в хрипение. Милиционер решил, что по телефону звонит один из пострадавших, у которого уже наступила агония.
– Минуточку! – прокричал он в трубку. – Давайте адреса и фамилии!
– Я не знаю! – взвыл жалобный голос. – Шестеро! Их было шестеро!…
Представитель власти подумал, что он разговаривает с сумасшедшим или пьяным, но не имел права оставить без внимания призыв о помощи.
– Фамилии! – приказал он гневно. – Вы хоть фамилии знаете?
– Знаю. Не знаю только их адресов…
– Ну так давайте фамилии!
Он записал четыре фамилии и остановился в ожидании остальных. Голос в трубке стонал, замирал и заставлял милиционера спешить.
– Дальше! – нетерпеливо крикнул он.
– Что дальше?
– Фамилии дальше! Вы сказали, что их было шестеро!
– Я не знаю остальных! Может быть, они сами скажут! Спасите их! Скорее!
– Фамилию и адрес!
– Я же сказал, что не знаю…
– Что?! Вы не знаете своей фамилии и адреса? Да вы что! Ваша фамилия и адрес!
На другой стороне внезапно воцарилась тишина. Из этой тишины возник какой-то нечленораздельный стон.
– Алло! Прошу назвать вашу фамилию и адрес!
– Не скажу! – о отчаянной решимостью произнес голос в трубке. – Не сейчас. Нет! Только не сейчас!
– Погодите!… Чем они отравились? Это вы знаете?
– Стафилококки… – прошелестело в трубке замогильным голосом, и телефон отключился.
Дежурный крикнул несколько раз «Алло!», затем бросил трубку, немного помедлил, составляя план действий, а затем развил бурную деятельность.
– Когда они ели мороженое и в каком количестве? – спросил врач скорой помощи по телефону.
– Каролев Ольшевских двое, – в то же самое время говорил сержант, просматривая телефонный справочник. – Матильды Петржак вообще нет. Может быть, у нее нет телефона или он зарегистрирован на фамилию мужа…
– Найти бы хоть кого-нибудь из них, – вздохнул дежурный.
– Барбары Бобчинской тоже нет, зато Рожковских почти полстраницы, и среди них двое Янушей…
– Дайте книгу рапортов…
Сорок два гражданина, уже смотревших свой первый сон, были вырваны из оного с одним и тем же вопросом об их самочувствии и когда и с кем они в последний раз ели мороженое. Сорок третьим гражданином оказался Каролек, чей телефон был зарегистрирован на фамилию жены. Он узнал в названных фамилиях своих сослуживцев и без колебаний сообщил номера телефонов Барбары и Януша, а затем позволил себе проявить любопытство по поводу столь позднего беспокойства.
– Если вы чувствуете себя нормально, то все в порядке, – ответили ему и повесили трубку.
Вскоре Каролеку позвонил Януш, а Янушу – Барбара, после чего Каролек тоже связался с Барбарой. Только пани Матильда была исключена из этих разговоров, так как никто не знал ее телефона. Трое человек пытались разгадать эту интригующую загадку, причем они не столько хотели понять, почему скорая помощь интересуется их здоровьем, сколько были удивлены, что она пытается внушить им, будто они ели мороженое в большем составе.
– И чего они прицепились к нам, черт бы меня побрал! – недоуменно кричал Януш. – «Кто еще? Кто еще?» Откуда я могу знать, кто еще сегодня в Варшаве жрал мороженое?
– С нами, – уточнил Каролек. – Кто еще ел с нами, мы наверняка должны знать.
– Но почему они хотели убедить нас, что нас было шестеро?
– Я, кажется, поняла, – через несколько минут сказала Барбара. – Я думаю, что во всем этом замешан наш полуидиот. Тех порций было шесть, помните? Это он из мести напустил на нас милицию и скорую.
– Милицию? На мороженое? – удивился Каролек.
– Какой-то смысл в этом есть, – сказал Януш. – Он считает, что его мороженое жрали шесть человек. Ему и в голову не пришло, что Барбара, будь ее воля, заглотнула бы все шесть порций сама. Что будем делать?
И они договорились назло Лесю вести себя завтра так, словно им ничего не известно. Они откажутся от всего. И вообще, Лесю – ни слова! Пани Матильду они предупредят завтра утром, если она тоже была включена в эту игру. Если же нет, то – нет. Должны соблюдаться тишина, спокойствие и благожелательное выражение на лицах.
В то время, когда врач скорой и дежурный милиционер облегченно вытирали пот со лбов, Лесь приближался к своему дому. В руки правосудия он решил отдаться завтра. В нем еще не умерла слабая надежда, что кто-то из им отравленных выживет и что это, конечно, будет Барбара, в глаза которой ему хотелось заглянуть в последний раз. Сознание того, что пани Матильда тоже погибла, не приносило ему никакого утешения. Что с того, если ему все равно сидеть в тюрьме?
Приступы отчаяния сменялись в нем с наплывами апатии и угнетенности. Во время приступа апатии он едва мог шевелить ногами и буквально переползал с этажа на этаж, держась за стенку; затем, в приливе отчаяния, он диким галопом мчался вверх. Перед самой дверью в квартиру на него нахлынула волна угнетенности, благодаря чему он проник домой без особых акустических эффектов, поднявших бы, без сомнения, весь дом на ноги. Новый приступ отчаяния заставил его сорвать обложку телефонного справочника и в бешеном темпе перелистывать страницы в поисках телефона информации о несчастных случаях. Ни одной из названных Лесем фамилий не значилось в отделе информации о происшествиях. И Лесь сделал вывод, что все его жертвы умерли дома, еще до прибытия скорой. Где-то у него были записаны телефоны коллег, но он не в состоянии был их найти, не говоря уже о том, что контакт с семьями его жертв представлялся ему невозможным. Ему казалось, что уже весь мир знает страшную правду об источнике яда, съеденного нечаянными жертвами. Вероятно, вся Вселенная знает уже его зловещее имя. Все пропало! Он совершил убийство! Под тяжестью мрачного кошмара душа Леся скрутилась, пала и рассыпалась на мелкие кусочки. Вместе с душой пал и Лесь. Он еле дополз до дивана и свалился на него… Остаток ночи прошел в кошмарных сновидениях. Лесь понятия не имел, как выглядят эти проклятые стафилококки, и поэтому они являлись ему в самых невероятных образах: то в виде белых тараканов, стаями ползающих по его коллегам, то в виде водорослей, пучками растущих в самых неожиданных местах – в замочных скважинах, в электрических выключателях, в ушах и носу пани Матильды… Вершиной всему был появившийся стафилококк, внешностью напоминавший белого тюленя, который лежал на его рабочем столе. Глядя на Леся голубыми глазами с длинными черными ресницами, стафилококк страстно шептал:
– Обними меня, любимый… В последний раз…
Столь необычное желание этой жуткой твари было таким потрясающим, что Лесь проснулся в холодном поту. Еще в полудреме к нему вернулось нервное напряжение. Он взглянул на часы и увидел, что они показывают начало девятого. Лесь ахнул. Он вскочил было на ноги, чтобы в бешеном темпе собраться на работу, но вспомнил вчерашнюю катастрофу и снова рухнул на диван. Он так и остался бы на нем, погруженный в безысходное отчаяние и подавленность, но желание узнать результат своей вчерашней преступной деятельности подняло его на ноги. Он просто обязан был появиться в бюро, где все уже, конечно, знали о случившемся. Он должен был идти с повинной…
С выражением грустной меланхолии на лице Лесь медленно собрался на работу.
* * *
Перед входом в бюро он остановился, несколько раз глубоко вдохнул воздух, а затем открыл дверь… Пани Матильда находилась на своем месте. Лесь замер, ничего не понимая. Ему сперва показалось, что это не пани Матильда, а призрак. Он остолбенел, не в состоянии произвести ни малейшего движения, словно его разбил паралич. Неизвестно, сколько бы продолжалось это остолбенение, если бы входная дверь не открылась и не толкнула его сзади, когда кто-то вошел в бюро. Толчок вернул ему способность двигаться и говорить. Он поздоровался в полном недоумении и спросил с опаской, отмечая свое прибытие на работу:
– Как вы себя чувствуете, пани Матильда?
– Благодарю вас, но неважно. По такой погоде что-то пошаливает сердце. Пан Лесь, вам еще надо отметиться в этой книге…
Знакомым жестом начальница отдела кадров подала ему книгу опозданий. У Леся подогнулись колени. Сердце его бешено заколотилось. Трясущимися руками взял он проклятую книгу и неровным почерком написал: «Сам не знаю». Другого объяснения опоздания он дать не мог. Внезапно ему пришло в голову, что в живых осталась лишь пани Матильда, а все остальные… Он выронил портфель и бросился к отделу. На его пути оказался главный инженер. Лесь оттолкнул его и ворвался в отдел.
Барбара, Каролек и Януш сидели на своих местах и спокойно работали.
– Как… вы… себя… чувствуете?… – заикаясь, еле вымолвил Лесь, после долгой паузы.
– Нормально, – любезно ответил ему Каролек. – А что?
Потрясение Леся передать невозможно. Еле-еле он доковылял до своего рабочего места и упал на стул. Затем он принялся украдкой разглядывать своих соседей, особенно Барбару, – живых и невредимых, и ничего не мог уразуметь. Каким чудом им удалось остаться в живых? Почему стафилококки не причинили им никакого вреда? Прививки они сделали, что ли?…
Неописуемое облегчение сменилось в нем с чем-то вроде недовольства собой. Все же он потратил столько сил, чтобы уговорить себя стать убийцей, влез в эту роль по самые уши, затратил столько духовных и физических сил, и все напрасно. И ничего! Столько мучений! Безмерность отчаяния! И все – псу под хвост!…
При более же пристальном взгляде Лесь все же остался довольным, хотя теперь, когда все благополучно миновало и опасность стать преступником исчезла, роль убийцы показалась даже более привлекательной, чем вчера. С другой стороны, тот факт, что все его предполагаемые жертвы, особенно Барбара, живы, наполнил его давно забытым счастьем. К тому же вымытые минеральной водой документы уже высохли и, несмотря на несколько неэстетический вид, могли быть приобщены ко всем остальным бумагам.
Но это счастливое состояние длилось недолго. Первым камнем, брошенным в его счастье, было появление в отделе пани Матильды. Она была немного тронута неожиданным вниманием Леся и принесла забытый им портфель. Над пани Матильдой витал мрачный дух книги опозданий, и ощущение счастья немного потускнело.
Почти сразу вслед за этим его вызвал директор и попытался бессовестно выяснить, что имел в виду Лесь, делая сегодняшнюю запись в книге опозданий. Общение с директором оказалось весьма мучительным, и, выходя из его кабинета, Лесь утирал выступивший на лбу пот. От радостного настроения осталась едва уловимая тень.
Последней каплей, уничтожившей все следы его радости, был призрак директора подрядной организации, появившийся после поездки с какой-то там делегацией. На сей раз требовалось обязательно подписать у него проект и сделать это до прихода заказчика. От Леся потребовались поистине нечеловеческие усилия, преступающие всякие разумные пределы. Эти усилия чуть было не привели его к умопомешательству. В одной комнате он бегал за подрядчиком, недовольным как непонятной спешкой, так и отсутствием каких-то печатей из-за недосмотра Леся. В другой комнате он пытался уговорить ждущего с нетерпением заказчика, чтобы тот не устроил грандиозного скандала. В итоге оба – и заказчик и подрядчик – прониклись к Лесю глубочайшей неприязнью, ибо Лесь, по их мнению, вел себя совершенно странным образом.
Служебный кошмар, к счастью, окончился, когда заказчик удалился наконец с проектом в руках. Но от утреннего настроения у Леся не осталось ничего. Бледный и морально опустошенный, Лесь выскочил на балкон отдела и потихоньку стал приходить в себя.
В нем окончательно вызрело убеждение, что причиной всех его несчастий, неудач и идиотских положений, той кошмарной колодой, лежавшей на его пути, о которую он постоянно спотыкается, камнем на шее является пани Матильда с ее проклятой книгой опозданий. Невероятные переживания сегодняшнего дня неопровержимо доказывали, что только ликвидация этого монстра, преследующего его с завидным постоянством и принявшего почему-то образ женщины, может хоть как-то исправить положение, спасти его. Только этот один единственный выход! Иного решения быть не может! Администраторша обязана умереть!
После стафилококков, показавших полную несостоятельность, Лесь остановился было на грибах, но эту идею сразу же пришлось отбросить. Не было никаких шансов, что пани Матильда согласится съесть хоть один, пусть даже самый маленький мухоморчик в сыром виде, а готовить соответствующее блюдо Лесь не умел. К тому же он стал весьма основательно сомневаться в своих способностях отравителя. И вообще в глубине души он чувствовал, что не в состоянии стать убийцей. Эх, если бы вместо него это устроил кто-нибудь другой!…
Продолжительные и интенсивные размышления, однако, ни к чему не привели. Исполнителя его преступного замысла не было. Кошмар будет продолжаться. Книга опозданий по-прежнему будет висеть дамокловым мечом у него над головой. Страшное сознание ежедневных неизбежных мучений пробудило в его душе безграничную тоску по покою. Хоть на один день! Любой ценой!
И вот в голове у Леся мелькнула новая необычная идея, о которой он до сих пор и не смел подумать, считая ее невыполнимой: а что если хоть раз прийти на работу вовремя?
Через мгновение он уже и сам не знал, что труднее – совершить убийство или не опоздать на работу. Его стали раздирать противоречивые мысли. Он ощутил непреодолимую потребность как-то помочь самому себе. Гонимый этим желанием, он решительно вошел с балкона в отдел, без колебаний пересек комнату и не колеблясь продолжил движение – куда несли ноги.
Ноги не предъявили никаких особых претензий к расстоянию, вышли на улицу, преодолели несколько десятков метров и свернули в подъезд, спустились по лестничке и оказались в баре при гостинице «Амица». Здесь они уступили поле деятельности верхним частям Лесева тела.
Такой метод успокоения нервов сразу же показался Лесю весьма полезным, существенным и эффективным. Используя этот метод, он мог приступить к планированию дальнейших действий.
Итак, чтобы не опоздать на работу, необходимо лишь одно – остаться ночевать на рабочем месте. По собственному опыту он знал, что никакой иной способ не приведет к желаемому результату. Разумеется, он должен остаться в отделе незаметно от всех, подождать, пока отдел опустеет, потом выйти поужинать, оставив открытыми входные двери, а затем вернуться. Тогда он хоть раз сможет появиться в отделе без опоздания, ровно к восьми часам утра. Только все это необходимо сохранить в строжайший тайне, иначе, чего доброго, начнутся нескромные вопросы и неуместные шутки, или еще что-нибудь…
Да, Лесь понимал, что разглашение причин и методов его деятельности не может принести ему лавров. Он и так слишком часто оказывается в идиотских ситуациях. То и дело он попадает в глупейшие положения!…
И с новой силой в нем вспыхнули печаль и разочарование. Тогда его мозг переключился на поиски другого выхода, и вскоре он ощутил некоторое удовлетворение. Его воображение стало рисовать перед ним все более соблазнительные и упоительные картины. И вот он явственно увидел банду хулиганов, нападающих на пани Матильду; затем кусающую ее бешеную собаку; американского миллионера, женящегося на ней и увозящего ее за океан (возраст администраторши при этом во внимание не принимался). Неодолимое желание вовремя прийти на работу, огромная потребность любым способом устранить пани Матильду, глубокое сожаление, что он сам не в состоянии ее ликвидировать, растущее желание сделать хоть что-то в конце концов – все это, собранное вместе и склеенное изрядной порцией коктейля, привело к тому, что в голове у Леся воцарился мощнейший беспорядок.
Он вышел из бара и, размышляя о варианте с хулиганами, подался в Аргед, где купил огромных размеров кухонный нож. Он не представлял себе, зачем ему этот нож, но в его больном воображении вертелись и мелькали обрывки разнообразнейших проектов. Хулиганы всегда ходят с ножами. Но все равно он обязан позаботиться об их экипировке, потому что они могут оказаться рассеянными или просто быть неподготовленными к предстоящей акции и не иметь ножа… Или самому броситься на нее с ножом с криком: «Жизнь или кошелек!». Нет, не так! «Жизнь или книга опозданий!»
Тщательно спрятав нож под одеждой, Лесь вернулся в бюро к самому концу рабочего дня. Остатки здравого смысла подсказали ему, что надо позвонить жене и убедить ее в необходимости заночевать у коллеги из-за срочной работы. Затем он стал поджидать удобного момента спрятаться.
В четыре часа работники бюро стали расходиться. Лесь использовал момент, когда в отделе никого не осталось, и быстро нырнул под стол Каролека, замаскировавшись за прислоненной к столу чертежной доской. Он решил сидеть в своем укрытии до тех пор, пока не останется один. Сидеть на полу было очень неудобно. К тому же в голове царил невообразимый хаос, а вокруг то и дело раздавались голоса множества людей. Через некоторое время голоса стихли, но зато послышались шаги. Шаги приблизились. Он понял, что это были ноги Барбары. Ноги остановились, и на засмотревшегося Леся уже стала набегать волна знакомой милой сладости, когда к ногам прекрасной Барбары вдруг присоединились другие ноги – на этот раз мужские. Ноги остановились позади ног Барбары, затем ее ноги пришли в движение и повернулись носками навстречу мужским. При этом не раздалось ни звука.
И тут Лесь почувствовал, что ситуация явно перестает ему нравиться. Обе пары ног изменили положение, и ситуация стала не нравиться Лесю еще больше. Лесь побледнел, ревность и гнев рванулись наружу из глубины сердца, а беспорядок в голове усилился, но принял иное направление. Ах, вот вы как!!! Он предпринял попытку узнать, кому принадлежат мужские ноги. Темно-серые брюки носят почти все сотрудники бюро мужского пола. Кто же из них, черт возьми, носит легкие, серые, в дырочках туфли с узкими носками?! Кто?! Кто с этого момента стал его злейшим, смертельным врагом?! Кто из этих отвратительных, омерзительных ублюдков стал избранником прекрасной Барбары, теперь уже недосягаемой для него, Леся? Итак, выбран не он, а… кто?!! Увидеть его, узнать, а потом убить!!!
Лесь осторожно, тихо, с невероятным напряжением передвинулся по полу, стараясь взглянуть выше, и это ему удалось, но то, что он увидел, стало источником такого гнева, что красная пелена ярости ослепила его. Он уже готов был в бешенстве выскочить из-под стола и, презрев осторожность, подвергнуться непредвиденной опасности, когда ноги в серых брюках вдруг обрели подвижность и направились к выходу. По пути они остановились, словно приглашая, и ноги Барбары послушно последовали за ними. Вновь наступила тишина, и Лесь понял, что ноги снова остановились. Страшные душевные пытки Леся достигли апогея, когда со стороны коридора донеслись голоса и четыре ноги моментально исчезли.
Лесь облегченно вздохнул и ощутил что-то вроде злорадного удовлетворения. Он принялся вслушиваться в голоса, надеясь узнать среди них владельца таинственных конечностей, связанных с Барбарой. Но голосов было несколько, и к тому же Лесь не смог узнать ни одного.
И снова стало тихо. Но Лесь все равно сидел в своем укрытии, прекрасно зная, что в силу давно сложившейся традиции последний уходящий должен закрывать все окна. Поэтому он и продолжал неподвижно сидеть. Время тянулось ужасающе медленно, а этот последний дурак-служака все не приходил и, вероятно, даже и не думал покидать отдел. У Леся уже затекло все, что может затечь, в сердце бушевали и ревность, и бешенство, и безмерное отчаяние – все сразу, и вот новые чувства выступили на первое место. Он стал усиленно думать о загадочном избраннике Барбары и представлять себе разоблачение этой мерзкой личности. Перед его глазами мелькнула картина дикого мордобития и блеск восхищения в глазах Барбары, падающей в объятия победителя, то есть в его – Леся – объятия, и этот образ вытеснил все остальное. Он перестал обращать внимание на время и неудобство своего положения и чуть не забыл, где находится. Машинально он вытащил сигарету, сунул ее в рот, достал спички…
– Черт возьми! – вдруг услышал он раздраженный голос главного инженера. – Посмотри, Анджей, они снова оставили открытыми все окна! Вот разгильдяи! Что они себе думают? Ты закрой здесь, а я загляну в бухгалтерию.
Лесь так и замер с сигаретой во рту. Ведь он не слышал шагов главного инженера. Его голос раздался изнутри! Не был ли он здесь все время? Да и шагов того, с узкими носками на туфлях, он тоже не слышал! Так-так! Любой ценой он должен увидеть ноги главного инженера!
Анджей закрыл окна и вышел. Лесь только этого и ждал. Он немедленно покинул свое убежище и пополз под столами на четвереньках к двери. Вытянув шею наружу, он увидел главного инженера, стоящего у выхода в кабинете начальницы отдела кадров, но только его голову и туловище. На инженере были темно-серые брюки, которые, как назло, носили почти все, а вот туфли Лесю рассмотреть не удалось!