Иоанна Хмелевская
Дикий белок
Каролек Ольшевский стоял в очереди за корзинкой в продуктовом магазине самообслуживания на Пулавской улице. Он размышлял, позволит ли ему архитектурно-строительный отдел Городского управления в Люблине разместить прачечную в незаконной близости от больничного корпуса. Расстояние было меньше на 52 сантиметра. Инженер из проектного института измерял лично. Он проезжал через Люблин на обратном пути из отпуска, этим вопросом активно интересовался и не терял надежды, что всегдашние колдобины на местности сыграют им на руку. К сожалению, рельеф подвел. И хоть бы не хватало сорока девяти сантиметров, нет ведь – пятидесяти двух! Сорок девять не дотягивает до половины, округляем в сторону меньшего числа. Пятьдесят же два – дело другое, требует округления в большую сторону, дает целый метр, а метр – это вообще катастрофа. Погубят их эти три сантиметра. На проекте появится омерзительное число 29 вместо нормативных 30 метров, это всем бросится в глаза. Весь Люблинский архитектурно-строительный отдел с радостным остервенением вцепится зубами и когтями, тем более вряд ли найдет, во что бы еще такое вцепиться. Единственный дурацкий метр. Даже не полный. Полметра. Каких-то три сантиметра – и был бы симпатичный ноль на конце…
Каролек не обольщался – от этих трех сантиметров никакими силами не избавишься, но решил оставить хоть капельку надежды на потом. Поэтому прекратил костерить про себя и больничное ограждение – не дает отодвинуть прачечную подальше, и стандартные сборные элементы – с такими не сделаешь прачечную поуже, и личные качества работников Люблинского архитектурно-строительного отдела. Каролек заинтересовался ситуацией в очереди.
Очередь то и дело стопорилась. Со своего места за дверью Каролек не мог толком разглядеть, что происходит внутри, к тому же в дверном проеме болталась занавеска. Но, что бы там ни мешало продвижению и как бы долго ни продлилось это мероприятие, мысль бросить вялую очередь и отказаться от покупок даже не пришла ему в голову. Жена категорически обязала снабдить семью продуктами питания, а второй такой оказии могло не представиться. Он набрел на этот универсам по дороге со Служевца, где был по служебным делам, и безоговорочно решил покончить с домашними обязанностями до возвращения на работу. Лучше потерять время, но сбросить этот тяжкий груз с плеч долой.
Перед ним стояла дама в расцвете лет, которая, тупо уставившись в пространство, покачивала на пальце ключи от машины. Она очнулась, когда к ней подошел очень элегантный пан того же цветущего возраста.
– Ты еще тут? – удивился он. – Я думал – давно уже вошла…
Дама издала шипение, словно скороварка испустила излишки пара; Каролек воззрился на нее с живейшим интересом. Она не промолвила ни слова, только ключи на пальце завертелись быстрее.
– За чем стоишь-то? – деловито осведомился элегантный пан.
Ключи на миг замерли.
– Что будет, – буркнула дама и, помедлив, добавила: – Несли апельсиновый джем.
Мужчина неодобрительно поморщился.
– Отрава, – вынес он категорический приговор.
Каролек еще больше заинтересовался и навострил уши.
– О Господи, – сказала дама без всякого выражения.
– Отрава, – повторил мужчина. – Все консервированные джемы – это отрава, сколько раз тебе говорить? Они же из апельсиновой кожуры, пропитанной химикатами. Смерть печени.
– Цыплята есть, – снова помолчав, проговорила дама.
– Эти цыплята – гадость. Мясо без всякой пищевой ценности, его искусственно наращивают.
– Нежирные цыплята…
– Ну и что из того, что нежирные? Пичкают гормонами, у них и вкуса-то никакого нет…
– Есть, – вдруг оживившись, перебила его дама. – Рыбный. От рыбной муки.
– Ничего подобного! Цыплята, выкормленные рыбной мукой, идут на копчение.
Дама на миг зажмурилась, снова открыла глаза и глубоко вздохнула.
– Есть еще паштет, – бесстрастно сообщила она. – Молоко, масло, творог – все, что мы получаем от коровы. Кроме того, я собиралась купить икры, креветок и филе ягненка…
Очередь вдруг значительно продвинулась, и Каролек, к великому своему сожалению, упустил фрагмент таких занимательных рассуждений. Наконец его внесло внутрь универсама, он с силой протиснулся еще на шаг вперед, и пара цветущего возраста снова очутилась перед ним. Дама предлагала купить стоящие на витрине тефтельки под разными соусами.
– Мерзость, – отрезал элегантный пан.
– Почему? – простонала дама, в ее тоне прозвучал отчаянный протест.
Каролек чуть не выкрикнул тот же вопрос. Только что он сам намеревался купить тефтельки.
– Объясняю, – провозгласил мужчина с интонацией выразительного двоеточия: – Одна вода и очень мало мяса. Мясо же самого низкого сорта. К нему добавляются суррогаты из рыбы…
– Суррогат – это из рогатого скота, – бунтарски попыталась возразить дама, отвернувшись в сторону, как будто предпочитая, чтобы мужчина этих слов не слышал. В них звучала какая-то затаенная горечь. Однако ее спутник обладал, видимо, прекрасным слухом.
– Да, из рогатого скота тоже бывает, – не стал возражать он. – Но в общем виде суррогат представляет собой заменитель чего-либо, в данном случае – полноценного мясного белка. Чтобы это можно было хотя бы в рот взять, все заливают пряным соусом. А шампиньоны натолкали, чтобы цену поднять…
Дама энергичным жестом схватила освободившуюся корзинку и зашагала вглубь зала. Элегантный пан поспешил за ней. Каролек смотрел им вслед и с нетерпением ждал корзинки для себя, желая непременно подслушать продолжение поучительной беседы. Он был не чужд этой темы, внушавшей ему некоторое беспокойство, а кроме того, безмерно интриговал тон мужчины – очень спокойный, нарочито объективный, деловой. Элегантный мужчина, выносящий приговоры продуктам, явно не питал к ним никакой личной ненависти. Такого тона в сочетании с таким смыслом Каролек ни в жизнь не слышал, тем паче не хотелось пропустить ни слова.
Занятную пару он настиг возле молочных продуктов. Дама протянула руку к творогу в ванночках.
– Надеюсь, этого ты покупать не собираешься? – укоризненно произнес ее спутник. – Они все уже раздулись.
Дама отдернула руку. Каролек с сомнением посмотрел на ванночки и тоже отказался от покупки. Вскоре вся компания стояла возле мороженых полуфабрикатов.
– Обрати внимание на цвет, – сказал мужчина, рассматривая мороженое филе хека. – Самая худшая разновидность. Старая.
– Ну и что, что старая? – рассердилась дама.
– Рыбой воняет.
– А что, молодая рыба розами благоухает?
Каролек подавил готовый сорваться смешок. Мужчина оставался тверд как кремень.
– Не розами, но у нее нет этого запаха прогорклого рыбьего жира. Купи, если хочешь, но сама увидишь – ты этого в рот не возьмешь.
Дама поколебалась, заглянула в поддон с рыбой, одним пальцем перевернула замороженную пачку на другую сторону, махнула рукой и двинулась дальше. Возле мацы неведомо почему пара стала рассуждать о моркови. Стоя совсем рядом и притворяясь, будто вдумчиво исследует макароны, Каролек жадно прислушивался.
– …Средства защиты растений и искусственные удобрения, – говорил элегантный пан. – Вся эта прекрасная с виду морковь ядовита, просто убийственна для организма.
– Неужто вообще отказаться от моркови? – злым голосом перебила дама.
– Нет, почему же. Нужно покупать ту, по которой видно – росла в естественных условиях.
– А нельзя ли поинтересоваться, как это распознать?
– Вредная морковь красивая, крупная, дородная. Такую необходимо избегать. Надо искать что поплоше. Маленькую, невзрачную…
– Червивую, – услужливо подсказала дама.
– Даже немного червивую. Чем хуже, чем запущенней хозяйство, тем тамошняя морковь полезней для здоровья.
В памяти Каролека вдруг всплыли какие-то обрывки сведений о различных стыдливо затушеванных аферах последнего времени. Ядовитая клубника, канцерогенные помидоры, несъедобные апельсины, бананы с вирусами… С умилением вспомнилась черешня, виденная Бог знает сколько лет назад, – вся до единой червивая. Чудеса да и только. Выходит, это была самая полезная черешня в мире, жаль, не съел ее побольше…
Разговорчивая пара примолкла около кассы и заплатила за купленную мацу. Каролек заглянул в свою корзинку и сообразил, что маца, которой он тоже ограничился, никоим образом не удовлетворит его супругу. Поколебавшись, тоскливо взглянул на кассиршу, опять на корзинку и решительно поворотил обратно в торговый зал. Когда он снова подошел к кассе, неся в корзинке ядовитый джем, подозрительное масло, вздутый творог и не имеющего пищевой ценности цыпленка, увидел, как пара цветущего возраста садилась в оставленную на паркинге у магазина машину.
Возвращаясь трамваем на работу, Каролек таращился в окно невидящим взглядом, впав в глубокую задумчивость. В душе его стало наклевываться какое-то странное беспокойство…
* * *
К воротам здания проектного института медленным шагом приближался второй представитель их конструкторской бригады Лесь Кубарек. Сегодня Лесь еще не почтил рабочее место своим присутствием. Ранним утром он проводил в аэропорт кузена, который возвращался в Австралию, помахал вслед самолету, задержался на несколько минут на смотровой галерее, а потом в баре за рюмочкой коньяка с умилением предался размышлениям о громадности и величии мира. Неожиданно наступил полдень, пришлось покинуть аэропорт и двинуться по направлению к институту. Внутренним взором Лесь все еще созерцал какие-то невероятно отдаленные страны, совершенно неизвестную и ошеломляюще красочную фауну и флору, иноземные города, лодки туземцев и экзотические кабаки. Именно чужестранные питейные заведения делали для Леся непреодолимо притягательным неизвестный огромный мир, широко открытый перед кузеном из Австралии. Лесь выскочил из автобуса поблизости от института и все медленнее и медленнее шел навстречу прозе будней, поскольку ноги его выказывали решительную тенденцию свернуть куда-нибудь на сторону.
Может быть, ноги и огромный мир вместе и выиграли бы борьбу с рабочим местом, если бы перед Лесем не показалась вдруг прекрасная Барбара, многолетний предмет его воздыханий, столь же недосягаемый, сколь и желанный. Барбара вышла из магазина и тоже направилась на службу. Все естество Леся немедленно переключилось с огромного мира на Барбару. Она представляла собой зрелище куда более упоительное, чем самый замечательный кабак во всей нашей галактике, не говоря уж о флоре и фауне. Ноги отказались от претензий насчет направления, ускорили шаг, и у лифта Лесь догнал радость своей жизни. Он успел вскочить внутрь, прежде чем закрылись двери.
– Джентльмен из числа моих родственников сел в самолет и – фьюить!… Улетел к антиподам, – пошутил он грустно.
Барбара сердито сверкнула голубым оком и не отозвалась ни словечком.
– Австралия, – продолжал Лесь, сменив тон на сентиментальный. Причиной его чувствительности было не существование названного континента на другой стороне глобуса, а присутствие Барбары в лифте. – Австралия! Кенгуру! Океанские волны! Папуасы, виндсерфинг, Мельбурн, Сидней… Какой же огромный и в то же время маленький этот мир…
Лифт остановился на третьем этаже. Барбара покинула его, молча подарив Лесю еще один сердитый взгляд. Лесь плелся за ней, с удовольствием глядя на соблазнительный стан и упрямо продолжая свои географические выкладки. Они вместе вошли в комнату.
В комнате сидел последний член маленького коллектива, Януш, а перед ним, опираясь на стол Барбары, маячил Влодек – электрик. Януш смотрел на Влодека, и лицо его выражало отвращение. Влодек же с мрачным отчаянием пялился на пол под ногами. На вошедшую парочку они не обратили ни малейшего внимания.
Барбара молча заняла свое место. Лесь был настроен вести светскую беседу.
– Приветствую, панове! – провозгласил он с порога. – Как вам нравятся коралловые атоллы? Венки цветов, акулы, челюсти?… Гавайи на горизонте, пальмы, попугаи…
Януш поднял на него рассеянный взгляд. Влодек издал тихий стон, заломил руки и застыл в позе глубочайшей скорби. У Леся тут же вылетели из головы атоллы, а описания природы застыли на устах. Недоброе предчувствие коснулось его души. Хотел было спросить, в чем дело, но как-то не смог сразу облечь этот вопрос в деликатную форму. По неизвестным причинам таковая казалось ему необходимой. Итак, он прикусил язык и уставился на Влодека.
В этот момент вошел вернувшийся из универсама Каролек. Он с первой же секунды сообразил – тут что-то произошло. Увидел смущенного Януша, окаменевшего от отчаяния Влодека и слегка встревоженную физиономию Леся, посмотрел на неподвижную спину Барбары, и занимавшие его мысли продовольственные товары вылетели из головы. Каролек захлопнул за собой дверь.
– Что случилось? – быстро спросил он. – Вы по работе беспокоитесь или частным образом?
При этом он уставился на Леся, который был к нему ближе всех. Лесь беспомощно развел руками.
– Сами не знаем, – сказал он с безнадежной грустью.
Каролека такой ответ несколько ошарашил. Он протиснулся к своему столу, сел на стул, бросил на пол у стены авоську с продуктами и внимательнее вгляделся в сотрудников, на сей раз вперив взгляд во Влодека. После чего повернулся к Янушу:
– Слушай, а в чем тут дело? Что случилось? Он что, заболел? Может, ему чего-нибудь дать?
– По морде дать, – замогильным голосом прошептал Влодек. – Непременно…
Сперва Каролек предположил, что Влодек провалил сроки сдачи какого-нибудь проекта, и невинное любопытство уступило место страшному волнению. Он схватил длинную линейку, перегнулся через стол и энергично похлопал ею по плечу Януша.
– Да скажешь ты наконец, в чем дело, или нет? Может впрямь ему дать в морду? А мне не хочется! Ну говори же, что случилось!
Януш с усилием оторвал взгляд от Влодека и повернулся к Каролеку.
– А я откуда знаю? – неохотно промямлил он. – Получается, что мы распоследние свиньи. Преступники. Быдло, дебилы и жлобы недоученные. Отравители, если тебе так больше нравится. Холера, а я-то думал, это просто глупый треп… А тут – на тебе…
– Что – на тебе? – испугался Каролек. – Ничего мне не надо! Я вообще ничего не понимаю, ты что, не можешь говорить по-человечески? Почему свиньи? Почему жлобы недоученные?
Януш скорчил гримасу, пошарил за спиной на столе, нашел пачку сигарет, поискал ощупью спички, сунул сигарету в рот и закурил. Каролек напряженно ждал. Януш задул спичку.
– Один человек заработал рак крови, – неуверенно проговорил он и умолк.
– Ну? – поторопил Каролек, видя, что продолжение не следует. – И что?
– Ну, из этого вытекает, что излучение исходит со страшной силой. Глупый треп подтвердился. Человек раком крови заболел, доказательство – черным по белому. Конец.
– Какой конец, что за конец?! Ничего не понимаю! О чем ты вообще говоришь?!
– О панелях.
Каролек на миг замер, уставясь на мрачное лицо Януша. Панели?…
– Погоди, никак не соображу, – смущенно признался он. – Поясни подробнее. Что общего у строительных панелей с раком крови и, кроме того, что за человек?
– Не знаю.
– Пенсионер, – уныло вставил Влодек.
– Слышишь, пенсионер. И жил в крупнопанельном доме. Вот что общего.
– И был совершенно глухой, – добавил Влодек совсем уж страдальческим голосом.
У Каролека сложилось впечатление, что его умственное развитие вдруг стремительно деградировало до дремучего доисторического уровня. Он перестал понимать язык, которым пользовался с детства. Обсуждалась какая-то странная проблема, настолько запутанная, что невозможно ее даже понять, не говоря уже – решить…
Лесь слушал молча, в его душе, изголодавшейся по эмоциям, хаотично клубились противоречивые ощущения. Этот клубок так кувыркался, что на поверхности оказывались самые разные чувства. То гордость за свое участие в каких-то значительных, пусть и немного непонятных событиях. То возмущение, что ему без спросу отводят роль преступника. Таковая в его планы совсем не входила. А то всплывала меланхолия, примирявшая Леся с ужасом таинственного рока. Он еще не решил, что ему из всего этого выбрать…
– Или вы немедленно перестанете разговаривать, как дебилы, или я лично сделаю с вами что-нибудь нехорошее, – вдруг разгневанно воскликнула Барбара. – Ты говори по порядку с самого начала. А ты заткнись! Довольно уже наколбасил за день!
Кивком подбородка она поочередно показала на Януша и на Влодека. Януш развернулся спиной к столу, лицом к коллегам – вращающееся кресло издало протяжный визг. Лесь остановил кувыркающийся в душе клубок, оторвал завороженный взгляд от Влодека и перенес его на Барбару, созерцание которой доставляло ему упоительные впечатления независимо от обстоятельств. Барбара закурила и сердито уставилась на Януша.
– Панели вредны для здоровья, – мрачно возвестил Януш.
– Ну да, так оно и есть, – согласился Каролек. – Все время об этом говорят. Кажется, жизнь в крупнопанельном доме вызывает ревматизм.
Януш махнул рукой:
– Ревматизм – это мелочь. Это вообще ничто, одно удовольствие. Оказывается, в последнее время проводили исследования и открыли вещи похуже. Погодите-ка, куда я это засунул?…
Он оглянулся и нашел на столе машинописную страничку.
– Слушайте, что творится. Вызывает отравление жидкотекучими металлами… Само по себе выделяется радиоактивное излучение…
– О Господи! – застонал Каролек. – Значит, правда…
– Значит, правда. Ничего не попишешь – ученые проверили. Через какое-то время рак крови гарантирован. Ну и на тебе, один уже готов, вот он его знает.
Януш махнул листком в сторону Влодека, который без слов покивал головой. Каролеку стало как-то странно не по себе.
– Этот глухой пенсионер?…
– Что он глухой, никакого значения не имеет. На сей раз дело не в децибелах. Но пенсионер этот самый, так и есть.
– А что за жидкотекучие металлы? – спросил внимательно слушавший Лесь.
– Не знаю. Может, ртуть, да это все равно. Суть в том, что вредно.
– Ты меня как пыльным мешком по голове огрел, – беспомощно сказал Каролек. – Я что-то такое тоже слышал… А это точно, что он жил в крупнопанельном?
– Точно как в аптеке. Кажется, в Урсинове, там других домов и нет. В Урсинове, да?
Влодек поддакнул тихим замогильным голосом.
– Чушь! – резко бросила Барбара. – Урсинов недавно построен. Если у старичка уже сейчас рак крови, то от чего-то другого. Не заболевают раком крови вот так, в считанные дни!
– Как это не заболевают в считанные дни! – возмутился Лесь, в душе которого как раз стала брать верх страсть к катастрофам. – Этим заболевают моментально! Достаточно раз облучиться – и привет!
– Чем облучиться, дурень ты этакий?! Это что, жилое здание или атомный реактор?!
– Вот именно! – оживился Януш. – В трех соснах запутались!
Каролек успел собраться с мыслями и в какой-то мере справиться с потрясением.
– Сколько там этого? – спросил Януш.
– Чего?
– Этого излучения.
Януш заглянул в листок:
– Не знаю. Должно быть, немного. Остаточное количество. Не знаю чего, наверное, этих самых металлов, тут неясно сформулировано. Ты это просек? – обратился он к Влодеку. – Знаешь, сколько?
Влодек молча пожал плечами. Каролек с сомнением покачал головой:
– Она, наверное, права. Остаточное количество не может подействовать за несколько дней, это должно длиться годами, например как на рентгене. В рентгеновских кабинетах люди работают десятки лет и ничего, разве что у кого-то на редкость низкая сопротивляемость.
– Ну и тогда что?
– Перестает работать в рентгенкабинете.
– А ты откуда знаешь?
– Так ведь я же делаю онкологическую клинику!
– Ах да, точно. А если такой человек не перестанет работать, тогда что?
– Ничего, заболеет белокровием. Или чем-нибудь в этом роде, есть разные формы.
– А через какое время?
– Ну не через неделю же! Года через три. Ну, может, через пару лет, но это будет совершенно исключительный случай.
Януш несколько минут соображал, посматривая то на листок, то на Каролека, после чего повернулся к Влодеку.
– Когда пенсионер поселился в Урсинове? – подозрительно спросил он.
– В прошлом году, – мрачно прошептал Влодек.
– Ну так чего ты тут заливаешь? Я же чувствую, что это ни в какие ворота! Может, у него и есть это белокровие, но ясно видно, что это не от Урсинова! То есть я хочу сказать – не от крупногабаритных панелей. Вредны-то они вредны, но не до такой же степени!
Влодек вдруг оторвался от стола Барбары, шагнул вперед и заломил руки.
– Олухи вы все! – в ужасе простонал он. – Мозги отшибло, что ли? Тут же четко написано – результаты исследований! Я это по знакомству достал. Отравление металлами и излучение! В рентгенкабинете – несколько лет, а в этой гадости – всю жизнь! Кто это выдержит?! А дети?! Крупные панели – это преступление!!!
– Да не пори горячку, почему же так получается? – перебил его раздраженно Каролек. – Какая разница, из небольших конструктивных элементов стена или из крупногабаритных панелей? И там и тут – бетонные конструкции, так в чем дело? Неужто в фасонах разница?
– В каких фасонах, с ума сошел? В производстве!
– Что в производстве?
Влодек издал очередной жалобный стон и вдруг словно обмяк. Януш протянул руку за новой сигаретой.
– Понимаешь, панели с теплоэлектростанции, – объяснил он. – Эту чертову крупную панель делают из шлаков с теплоэлектростанции! В шлаках и есть ядовитые элементы.
– Господи помилуй, что ты городишь? Берут шлаки вместо галечного заполнителя?!
– Применяют как присадку или вообще берут только их в качестве заполнителя. Все крупногабаритные панели так делают. Преступление форменным образом!
Каролек замолчал. Совершенно ошарашенный, он смотрел на Януша, опасаясь, что в глазах коллег выглядит полным идиотом.
– Погодите, но это же не мы, – вдруг обиженно заговорил Лесь. – Не мы же производим крупногабаритную панель!
Влодек снова оживился.
– Но мы же из нее проектируем! – заметил он, обвиняюще тыча пальцем в направлении Януша. – Мы ее применяем! Добровольно, в кубических километрах жилого пространства! Проектируем из материала, который должен истребить человечество. Применяем канцерогенные элементы! Для людей! Мы преступники!!!
Несколько минут после этого никто не мог ни с кем договориться, ибо все говорили одновременно. Совесть Януша была сокрушена под давлением общественного мнения. Лесь орал, что Влодек – электрик, не он решает вопрос о применении крупногабаритных панелей, и пусть не примазывается. Барбара бурно требовала уточнения сведений и ссылки на их источники. Влодек настаивал на своем, переходя как в обвинениях, так и в самокритике все разумные границы.
Каролек первый очухался и попытался вернуть ясность мыслей.
– Только не я!!! – категорически рявкнул он на Влодека, перекрикивая остальных. – Может, вы тут и впрямь моральные уроды, ты и они, но не я! Выбей это у себя из головы! Я проектирую клинику из обычного кирпича!
– И я тоже нет! – тут же присоседился к нему Лесь и с преувеличенным чувством собственного достоинства пояснил:
– У меня нестандартные торговые павильоны, из бетонных отливок. Ни о какой панели речи быть не может!
– А я делаю асфальтовый завод с подсобными мастерскими, – заметила Барбара ядовито, но уже значительно тише, потому как остальные примолкли. – Там никто не живет, не говоря уже о том, что завод не крупнопанельный. Ты тоже ни при чем, – добавила она, кивая Янушу. – У тебя оба оздоровительных центра нетиповые. А до этого мы все делали базу туризма и отдыха, главным образом из каменных блоков. А еще раньше крупной панели не было и в помине.
– Стало быть, можешь от нас отцепиться, и от себя заодно, – заявил Каролек. – Возможно, ты и жлоб, но что преступник – это отпадает. Насколько я помню, мы сроду ничего крупнопанельного не делали.
Януш открыл рот, закрыл его, посмотрел на Каролека, неприязненным взглядом окинул Влодека и словно бы заколебался.
– Ничего? – неуверенно переспросил он чуть погодя.
– Ничего, – едко повторила Барбара.
– А вы уверены?…
– Намотай себе на ус – крупнопанельным бывает только типовое жилищное строительство, – напомнил Каролек. – Мы когда-нибудь делали что-нибудь типовое?
– Ну да, ограду. Но больше ничего, факт. Значит, это… Значит, что?
– Это значит, что преступники и убийцы заняты типовым строительством, – подытожил Лесь. – А это не к нам. Мы имеем право с ними не дружить.
Ужас, начавший было вползать в сердца и умы, улетучился из атмосферы, и только Влодек вносил неприятный диссонанс. Не обращая на него внимания, Каролек пожелал выяснить смысл обвинений, выдвинутых в раже Янушем.
– Слушай, а почему недоученный жлоб? Я все остальное понимаю, а вот насчет жлоба – нет.
Януш грозно выдохнул сигаретный дым:
– А потому, что мы в этих вещах по сути дела ноль без палочки, – сердито ответил он. – Я, например, полный профан. Слышишь разные там сплетни о вредностях, ну и что из этого? Мы ведь понятия не имеем о строительных материалах. Ты сам слышал – Влодек эти сведения получил по блату. И что дальше? Кто знает, может, это и на самом деле опасно. А нам лишь бы закрыть глаза, заткнуть уши и вслепую делать гадости? Это недопустимо. Кретинизм полный! Как подонки распоследние, понимаешь?
Каролек без колебаний с ним согласился. Некоторое время они с энтузиазмом рассуждали об отсутствии у них знаний и способах предотвратить злодейство. Сильной мерой казался бойкот заказа на какое-нибудь крупнопанельное здание. Однако подходящего, вернее, неподходящего заказа на горизонте не наблюдалось. Идея поискать такой заказ специально, чтобы от него демонстративно отказаться, восторга не вызывала.
Значительно большее одобрение получила идея подбить на бунт тех, кто занимается жилищным строительством. Кокретно: коллеги должны жестко поставить вопрос и упираться как бараны. Они, мол, не замараются о крупнопанельное строительство, пока из производства не будут изъяты убийственные шлаки. Пусть даже они делают проекты, но заканчивать и сдавать их нельзя, пока не получат доказательств, что отравительские деяния прекращены. Этот успех казался достижимым, настроение в мастерской решительно поднялось.
Влодек, однако, сдаваться не собирался.
– Дурь, – сказал он с мрачным пылом. – Беспросветная глупость. Это недостижимо, как журавль в небе. Но для вас, не исключено, какой-то выход и найдется, а я? Вы знаете, чем я занимаюсь?
Риторический вопрос в высшей степени заинтриговал всех членов бригады, до сих пор казалось – все отлично знают, чем Влодек занимается. Они же сами ему эту работу и задавали. Покорившись энергичному напору, Влодек изложил проблему подробней:
– Под всеми линиями высокого напряжения растения растут. И земля там есть. Пахотные земли то есть. Землю люди пашут. А в ней знаете что? Тяжелые металлы!
Никто не сумел переварить эти сведения так сразу. Обилие появляющихся в деле металлов становилось невыносимым. То жидкотекучие, то тяжелые… Влодек, заломив руки, трагически качал головой…
– Тяжелые металлы! – повторил он с ужасом. – Медь! Полоса шириной несколько десятков метров насыщена медью. И это я…
– Ведь ты же не проектируешь линий высокого напряжения! – раздраженно возразила Барбара.
– Но я ими пользуюсь! Без линий высокого напряжения меня все равно что нет! Вы можете протестовать против шлаков в цементе, а я? Против чего мне протестовать? Моя профессия губит человечество!
– И чего тебе неймется считать себя убийцей? – удивился Каролек.
– В полосе шириной двадцать метров по бокам каждого шоссе копится свинец, – в то же время произнесла Барбара холодным тоном. – Этот свинец жрут все: и скотина, и люди. Я как раз делаю завод битумных масс, знаю, о чем речь. Как по-твоему – мне этот проект в окно выкинуть или публично сжечь на площади Дефиляд?
Лесь вдруг завелся. Катастрофичность ситуации его проняла, и мысль, что он – человек нормально порядочный, – ничего не подозревая, день ото дня предается преступным деяниям в мировом масштабе, чрезвычайно ему понравилась. Он вдохновенно поднялся со стула.
– Свинцовая болезнь! – взвыл он зловещим голосом, театрально всплеснув руками. – Пищевые отравления! Канцерогенные стены, полы и потолки! Чахлые дети. Паутина линий высокого напряжения, сетка автострад… Ха! Паучьи сети! Радиоактивный спрут сосет, сосет, падают люди, звери и птицы на лету… Выхлопы и децибелы, в домах – редкие металлы, в поле – частые металлы, отравленная вода, отравленный воздух, отравленный хлеб, отравленное молоко, гибнет флора, гибнет мир! И что же остается?…
– Тараканы? – помолчав, неуверенно подсказал Каролек.
– Бактерии! – с ударением поправил Лесь. – Вирусы и бактерии. Голая земля, покрытая толстым слоем вирусов и бактерий…
Апокалиптическая картина, вопреки ожиданиям, оказала обратное действие – образ голой земли они проглотить не смогли.
Влодек разжал заломленные руки и сунул их в карманы халата.
– Я воздуха не отравляю, – заявил он обиженно. – И вообще, флоре как таковой провода высокого напряжения не вредят.
– Хватит с меня этих катастроф и конца света, – объявил Януш, презрительно фыркнув. – Безвыходных положений не бывает! Для начала поймаю пару ребят из типового строительства и накручу им хвосты. Электросетей ликвидировать не удастся, но вообще-то есть над чем покумекать…
В тот же миг все воспылали рвением вводить спасительные коррективы. Разразилась всеобщая дискуссия. Правда, в первый момент единственным спасением гибнущего мира казалось полное уничтожение цивилизации, однако постепенно вытанцовывались и менее радикальные проекты. Засветила надежда, что шаг за шагом удастся расхлебать эту кашу, какие-то шансы на выживание человечества стали просматриваться.
– Под линиями высокого напряжения можно сажать рождественские елки, – втолковывал Лесь Влодеку. – Занять всю полосу – и пожалуйста. Что там было? Ага, тяжелые металлы. Считай – разделались с тяжелыми металлами.
– Ты с ума сошел, нельзя пахотную землю разгораживать полосами леса.
– А на кой тебе пахотная земля, там же все отравлено?! Ну так и быть, пусть там будет лен. Льна мы не едим!
– А канарейки? Льняное семя – это канареечный корм.
– Не создавай искусственных трудностей. Для канареек можно брать с самого краешку. Им много не надо, сколько уж твоя канарейка съест…
Януш и Каролек вернулись к беспокойной проблеме строительных материалов.
– Доменные шлаки, – прочитал Януш из своего листка. – Чего-то там содержится, тут даны формулы. Я в этом ни ухом ни рылом, но кажется, это тоже радиоактивное.
– Ну уж нет! – рассвирепел Каролек. – Опомнись, мы в конце концов на бобах останемся. Шлакобетоном испокон веку пользуемся!
– Надо это продемонстрировать какому-нибудь химику. О, Барбара! Я перепишу, и пусть твой муж расшифрует!
Барбара не отозвалась, но Януш лихорадочно стал копировать формулу.
– Сдается мне, ты делал хлев из шлакобетона, – вспомнил Каролек. – Или я ошибаюсь? Давно это было…
– Что, хлев?… – Януш поднялся с места и положил кусок ватмана под нос Барбаре. – На, подсунь своему мужику. Ну, делал хлев, погоди-погоди… Уже, наверное, лет десять тому…
– И как в нем коровы откармливаются?
– Почем я знаю? Я проект сдал – и привет. Даже не припомню, где это.
– Ты обязан вспомнить! Проверь в архиве у Матильды.
– А когда проверю, то что?
– Как это что, надо туда поехать и посмотреть на этих коров. Вообще нельзя верить на слово, только собственными глазами проверять. Подозрительно все это, я вам скажу.
– Что – подозрительно?
– По правде говоря, все. Крупнопанельное строительство и заполнители, я согласен, это нечто новое, но вот наш допотопный шлакобетон? Если и шлакобетон ядовитый, половина человечества уже вымерла бы. А мы пока живы…
– Это все долгоиграющее, – укоризненно перебил Влодек. – Не будь свиньей, не зацикливайся на нас. Речь идет о будущих поколениях.
– Хочешь сказать, мы как-нибудь вытерпим, а наши дети уже нет?
– Дети и внуки. На правнуков вообще не рассчитывай.
– Ну вымрет человечество, и замечательно! – беззаботно заявил Лесь.
– Дурак ты! – вскипел Влодек. – Вымрут-то только некоторые. А те, кто живет в кирпиче и камне, останутся. Почем ты знаешь, что это за люди? Скорей всего, вымрут как раз порядочные и приличные, а останутся такие… с неприятным характером. Это неестественный отбор!
– Делать нечего, потащусь в этот хлев! – решил Януш. – Коровы за это время уже выдали пару поколений, посмотрю на правнучек тех первых. А вы с остальным разберетесь. Каролек, возьмешь на себя излучение…
– Я? – забеспокоился Каролек.
– Ты. У тебя ведь онкологическая клиника. У Барбары химик под рукой. Каждый узнает, сколько может, завтра как раз нерабочая суббота, значит, в понедельник будут результаты. Ну, за работу!
* * *
В понедельник на службу первым явился Каролек. Успел разложить вещи и переодеться в рабочий халат, и тут в комнату вошла Барбара. Вместо приветствия она издала невыразительное бурчание.
– Приветствую! – без обид откликнулся Каролек, поворачиваясь к ней. – Ну и как?
Барбара бросила на стол рулон ватмана, покопалась в сумке, вынула из нее сигареты и спички, повесила сумку на поручень кресла и пожала плечами.
– Банда идиотов, – презрительно проговорила она и ушла в гардероб.
Чрезвычайно заинтригованный Каролек глядел на захлопнувшуюся за ней дверь. Без толку отгадывать смысл такого ответа. Через минуту Барбара вернулась со своим халатом.
– Тебя Збышек ищет, – буркнула она, всовывая руки в рукава.
Каролек немедленно вспомнил свою прачечную и махнул рукой на объяснения с Барбарой. Он нашел главного инженера в его кабинете. Главный корпел над планом освоения территории, сравнивая его с увеличенным фрагментом плана города.
– Хорошо, что явился, – озабоченно воскликнул он при виде Кароля. – Ничего не получается.
– Не пропустят? – вздохнул Каролек.
– И речи быть не может. Сидит там этот лысый боров и не простит нам ни одного сантиметрика. На волосок от правил не отступит, бюрократ! Утешает отчасти, что он не только нам ставит палки в колеса, все от него стонут. У него вроде как бзик на почве вредности. Разве мы не понимаем – превышение допустимых норм, но в нашем-то случае – это крохоборство… Тем не менее пришлось бы его убить, чтобы протащить нашу прачечную.
– А что, был бы нетривиальный мотив убийства, – с явным интересом заметил Каролек. – Немного хлопотливая штука, но… Так что нам делать?
– Я тут раскинул умом над этой оградой. Передвинуть бы ее на полметра…
– На пятьдесят два сантиметра, – уточнил Каролек.
– На пятьдесят пять – для ровного счета. За счет инвестора, само собой, за это берусь сэкономить ему на оборудовании, есть одна идея. Меня только одно уедает – не знаю, кому это принадлежит.
– Ограда?
– Да весь этот участок. Вприглядку там односемейная вилла, большая, нетиповая.
– Частная собственность?
Главный инженер сконфуженно посмотрел в окно и щелчком выбил из пачки сигарету. Перевел взгляд на Каролека.
– Не факт, – беспомощно сказал он.
– Как это? – удивился Каролек. – Ведь ты там был?
– Быть-то был и узнать пробовал. Но толку не добился. Судя по всему, это городские владения, но неизвестно, кто этим пользуется. До Городского управления добрался под конец рабочего дня, застал там только одну фифу – ничего не знает, даже в архивах искать не умеет якобы.
– Может, надо было прямо в эту виллу двинуть?
– Запоры, как в крепости, со всех сторон.
– Должно быть, это вообще незаселенка.
– А цветы на окнах, занавески? Ясно видно – живут.
– Тогда и съемщик существует! – решительно заявил Каролек. – Ты прав, передвинуть ограду – это для нас единственный выход. Надо найти этого съемщика и уломать, чтобы согласился. Кто поедет искать?
– Я сам, – решил главный инженер во внезапном порыве энтузиазма. – Раздражает меня заговор молчания вокруг этой виллы. На этой неделе я должен быть в Люблине, специально поеду пораньше и проверю. Может, что и выгорит.
– Должно выгореть. Единственный выход. Короче, дальше я исхожу из передвинутой ограды.
– Рискованно, – замялся главный. – Может, пока подожди…
Он покачал головой, взглянул на обнадеженного Каролека и махнул рукой:
– Черт с тобой, делай. Действительно единственный выход…
В комнате, кроме Барбары, сидел еще и Лесь.
– Привет, – сказал Каролек. – А Януша нет?
– Тут он, – обрадовался Лесь. – К Ипочке пошел. Я кучу всяких вещей разузнал. А она слушать не соизволит.
Жестом обвинителя он указал на Барбару. Та головы не подняла от кульмана. Каролек был как на иголках от нетерпения.
– Валяй мне рассказывай. Что ты разузнал?
– Ого-го! – завопил Лесь, не заставив себя упрашивать, причем в тоне этого исчерпывающего сообщения звучала целая гамма чувств от тоскливой меланхолии до необъятного ужаса. – Ого-го! Ого-го-го!!
Каролек не успел отреагировать на «ого-го», потому что в комнату вернулся Януш. Он с порога замахал очередным листком бумаги.
– Вот сюрприз так сюрприз, – ядовито сообщил он. – Заказчик пишет, что желает строить из панелей. У него появилась возможность слямзить отходы с домостроительного комбината, и мне нужно приспособить проект под панели. Я еще не отказался – хочу обставить бойкот с помпой, с размахом. Что скажете?
– Давайте все в одну кучу не валить, а то запутаемся, – осадил его Каролек. – Сдается мне, что-то не так мы нарешали, из мухи слона делаем…
– Ой, нет! – предостерегающе перебил его Лесь, качая головой. – Ой, нет! Ой, нет!
– Ой, да! – ядовито прошипела Барбара со своего места.
– Ничего не понимаю, – озадаченно произнес Януш, – вконец запутался. Докладывай, Каролек, ты чего разузнал?
– Что-то приблизительное, – признался Каролек, поворачиваясь вместе с креслом лицом к коллегам. – И с такими усилиями раздобыл!… Не поверите, насколько же эти специалисты ничего сами не знают!
– Но хоть что-нибудь они тебе разъяснили?
– Ну да. Погодите, только бы не перепутать…
Он вытащил из кармана блокнот и нашел нужную страничку.
– Летучие фракции еще хуже, чем шлак, – возвестил он.
– Какие еще летучие фракции?
– Ну, это… доменная пыль. Это называется летучие фракции. Ее спекают в большие шлакоблоки, потом крошат и использует в качестве заполнителя. Эта дрянь выделяет больше излучения, чем шлаки. Относительно шлаков… Картина такая… Минутку. А, вот оно! В природе существует излучение как таковое, понимаете, космическое, из почвы и всякое другое…
– Из какой почвы?
– О Господи, не знаю какой, всякой. В земле находятся радиоактивные элементы, и от них идет излучение. Короче говоря, в природе человек подвергается излучению и в течение тридцати лет получает три и семь десятых единицы…
– Каких единиц?
– А тебе не один черт? Каких-то там единиц. А от проживания в шлакобетоне, тоже в течение тридцати лет, – от двух с половиной до трех и шести десятых. Считай – еще столько же. От пыли он получает на одну четвертую больше. Только всего и выдоил из специалистов.
– И что дальше?
– А что должно быть дальше?
– Ну как это что! Как это действует? Сразу кондрашка хватит или через тридцать лет?
– Похоже, никто понятия не имеет. Сказали: по-разному. Однако те, кого тридцать лет спустя обследовали, все еще относились к живым…
– И хорошо себя чувствовали?