И почему в тупике облюбованном Хваном для логова так много следов от крепившихся здесь некогда проводов, почему там несколько стальных заплат в стене? Что раньше стояло в тупике? Торгмат, где можно было купить крепкого горячего кофейку и протеиновый батончик?

Я бы выпил горячего кофе. Но пришлось довольствоваться шизанутой водой. И крохотным кусочком серой таблетки из подаренных Вэттэ. Слишком уж меня приперло — пусть система и снимала ломку, но чем больше времени проходило с момента последнего укола, тем сильнее меня потряхивало. Не кайфа ради. Только чтобы снять симптомы…

Убедившись, что находимся на верном пути и гнида не врет и не ошибается, двинулись дальше. И вот тут впервые пришлось тяжело — уклон остался прежним, но пол стал склизким. Упираясь руками в стены, цепляясь за любую неровность, мы с Рэком, хрипя, тащили замолкшего Хвана, Йорка двигалась впереди, Баск контролировал наши рюкзаки и тыл. И подобное построение меня напрягало — труба узкая. Напади кто на замыкающего — и не факт, что мы подоспеем вовремя. И как отпустить гниду? Бронированный кокон помчится вниз как пуля по стволу, снося все на своем пути.

Но пока все неприятности встречались только впереди — плуксы. Мелкие плуксы. Йорка не переставая махала дубиной, давя чешуйчатых крысы и отбрасывая вниз. Мы переступали через мертвых, давили недобитков, а прямо из-под наших пяток давленное мясо выхватывал зубами урчащий Хван. Он же, влегкую проглотив довольно крупную тварь, попросил притормозить, огляделся, жутковато ворочая слизистым бугром головы и тихо пояснил в ответ на мое отчетливо-злое недоумение — нам приходилось держать его, чтобы гнида не покатился весело вниз.

— Где-то чуть дальше косоватая решетчатая площадка.

— Там бы нас и тормознул! — зло сказал орк, налегая плечом на веревку.

— Тише!

— Что? — посерьезнел я.

— Там в сторону и вниз уходит труба откуда очень вкусно пахло. Для меня. А вообще — оттуда дико несло изрядно подтухшей падалью. Вонь такая перла, что у меня желудок чуть из пуза не выскочил и в ту сторону не поскакал.

— Проверил что там?

— Не-а.

— Почему?

— Меня что-то остановило. Вот почему — мрачно произнес Хван и его уродливо лицо передернуло отчетливой судорогой — Какой-то инстинкт четко и внятно шепнул — гнида! Не ходи туда! Не надо!

— И ты послушался?

— Ага.

— На том перекрестке долго торчал?

— В тот раз? Да я там даже выспался после того как пару десятков жирных крыс счавкал.

— И не побоялся заснуть? — удивленно покачала головой Йорка, стоящая выше и освещающая нас фонариком.

Причем освещающая так как я научил — направляя луч над нашими головами в свод трубы, но не на нас. Всех заставил обращаться с фонарем именно так, ни в коем случае не направляя соратникам в глаза.

— А чего бояться? — хмыкнул Хван и покосился на свой левый висок — Когда я сплю — вторая голова не дремлет. Я как проснулся — оказалось уже жру вовсю.

— И с той вонючей трубы ничего не вылезло?

— Ни единого плукса. А вот жавлы были. И прямо жирные.

— А с чего сейчас вспомнил?

— Не чувствуете? — удивился Хван — Вонь! Дикая! Ароматная!

Настал мой черед удивленно принюхиваться и таращиться. Нет. Никакого трупного запаха.

Поняв, что никто из нас не может унюхать вони, гнида торопливо пояснил:

— Я это к чему вообще — у меня почему-то зрительная память хуже обонятельной. А такая память есть вообще? Да похрен. Я вас сюда пока вел…

— Вел он нас, ага — кивнул Рэк с насмешкой.

— Пока вы меня сюда тащили, у меня ориентиры через раз не зрительные, а обоня… запахо… короче — носом вас вел.

— И?

— И то, что до этого все запахи соответствовали! Различия были, конечно. Но так — по мелочи.

— А этот? Выветрился?

— То-то и он! Хрен там! Сильнее в разы стал! В десятки раз! Воняет так, будто весь мир сначала обосрался, а потом и сдох за тем перекрестком!

— Баск? — окликнул я стоящего за Хваном зомби — Слышал беседу нашу?

— Я не чую ничего кроме костяной жопы этого засранца — мрачно ответил Баск, стоя с направленным вверх фонарем — Вы в курсе что он тупо не контролирует свой кишечник и из него все время что-то сука выделяется? Давайте Рэк пойдет сзади?

— Давай ты пойдешь нахрен! — возмутился орк — Я бурлачу тут!

— А я херней страдаю? У меня тут через шаг гребаные дерьмо-мины! И еще этот чертов хвост!

— Я же не виноват! — включился Хван.

— Заткнитесь все — велел я и развернулся к Йорке — Займи мое место. Топаем за мной до перекрестка. Там определимся. Не шумим, но и красться не пытаемся.

Когда гоблинша впряглась в мою лямку, я проверил игстрелы и выдвинулся вперед, оторвавшись от группы на несколько метров. Следующие несколько сотен метров ничем не отличались. Даже плуксы кончились, хотя со свода свисали прозрачные жопы жавлов и я сшибал их дубиной, зная, что на слизистый «фрукт» найдется желающий.

Запах…

Первым его ощутил идущий сзади Баск, чем доказал, что еще не до конца утратил свой переставший быть столь полезным нюх — зрение то вернулось. А затем запах… нет… не запах. А затем вонь разом набрала такую силу, что я почти видел эту колышущуюся стену невероятного смрада. Принюхиваться больше не было нужды и, сделав короткую остановку, мы поспешно напялили ненавистные полумаски с фильтрами. Вонь отсекло, в медленно приходящие в себе ноздри входил бодрящий свежий воздух с техническим душком. Бесследно пропал мираж колышущегося вокруг бурого запаха. И мы без каких-либо препятствий добрались до следующей площадки, от которой на самом деле отходил в сторону коридор. Узкий и нисходящий. Из коридора волной выдавливало прохладный воздух, что приятно освежал лоб. Так и хочется содрать маску и подставить освежающему бризу вспотевшую харю. Вот только дикая вонь как раз оттуда и прет…

Решение я принял быстро. Знаком подозвал к себе Рэка. Баска и Йорку оставил рядом с гнидой, показав им пять растопыренных пальцев, обозная срок нашей вылазки.

— Пахнет такой жратвой, которую уже кто-то сожрал и высрал. Но остались еще непереваренные сладки кусочки — прикрыв зеленые глаза, поведал Хван — Намек услышали?

— Что ты психопат и дерьмоед? — осведомилась Йорка, протягивая гниде наколотого на шило крохотного серого плукса. Под маской ее голос звучал едва слышно.

— Я гурман-падальщик. А намек — кто-то там плотоядный был. Или есть.

Я качнул головой и мы, выключив фонари, двинулись вдвоем по коридору.

— Как думаешь — что там, командир? — пробормотал Рэк.

И снова в его голосе ни намека на страх. Только нездоровое любопытство и может немного детской сладкой мечты нарваться на в меру сильного противника и порвать его на сочные кровавые ошметки.

— Запах знакомый — столь же тихо ответил я.

— И мне знаком. Трупы.

— Много трупов — поправил я.

— Приплыли — на этот раз в голосе Рэка слышалось разочарование.

Я остался нейтрален, остановившись и вглядываясь в появившееся впереди препятствие. Орк прав — путешествие оказалось до смешным коротким. Наш путь преградила стена с врезанной в нее вентиляционной решеткой. Узкие щели между полосами стали подсвечены желто-зеленым ровным светом.

Тронув орка за плечо, прижал указательный палец к маске. Рэк понятливо кивнул и дальше мы двигались максимально медленно и предельно бесшумно. Воды тут считай не было. Так — даже не грязь, а чуть влажные наслоения многолетней пыли мягко пружинят под подошвами ботинок. Ничего не хрустит, ничего не гремит, а решетка медленно приближается — просто идеально. Добравшись до цели, успел перехватить руки Рэка, что уже собирался схватиться за решетку — а на них столько пыли, что все это моментом обвалится серым покрывалом с обеих сторон решетки.

Осторожно приблизив лицо к решетке — но не слишком, не доводя нос до освещенной зоны, чтобы оставаться в сумраке, я взглянул на ту сторону — взглянул прямо в вонь. И ошеломленно замер, пытаясь осознать увиденное.

Зал. Большой квадратный зал с высоченным потолком. Сверху свисает огромная виноградная гроздь — из желтых и зеленых светильников. Прекрасная люстра дарует залу мягкое, но при этом сильное освещение, что позволяет разглядеть главное гребаное украшение помещения — огромный мясной шар, скорее похожий на деформированный улей, лежащий в дальнем от нас углу.

Огромный ком серо-сизого мяса испещренный толстенными почти черными венами. Общий размер… Это настоящий холм. Метров пятнадцать в высоту, чуть больше в ширину. Вся эта хрень ритмично пульсирует, из многочисленных темных отверстий брызжет мутная зеленая жижа.

Старое… матерое гнездовище плунарных ксарлов…

Разинувший рот орк обратился в пучащую изумленный глаз статую. Руками вцепился себе в бедра, подался вперед, рот разинут. Рэк потрясен. Но держит себя в лапах, продолжая изучать. Убедившись, что выдающих нас криков удивления не последует, я вернулся к наблюдению, на этот раз скользнув взглядом чуть ниже страшного гнезда.

Стальной пол почти невидим. Его частично покрывает вода из льющего из пробитой под потолком трубы водопадика. Но большей частью пол скрыт деловито снующими туда разноцветными плуксами различных размеров. Тут весь диапазон. От настоящих гигантов до неразличимой мелочи.

Наше «окошко» расположено очень удачно — тоже под потолком. Нам виден весь зал целиком. И, когда мозг устал ужасаться, разум начал делить увиденное на сектора. И сразу вычленил два наиболее интересных участка зала свободных от плуксов.

Первый участок — расчерченный диагональной оранжево-черной свежей разметкой квадрат примерно шесть на шесть метров. Судя по темной щели по периметру — это грузовая платформа. Открытый лифт. И сейчас он находится на верхнем этаже.

Второй участок — угол зала служащий отхожим местом. К нему тянется цепочка серых и белых — раньше таких не видел — плуксов, носящих в пастях куски дерьма и прочих гнездовых отходов. Доходя до угла, они бросали отходы и уходили прочь. Брошенные комки плюхались в воду и их медленно сносило к вмонтированной в стену сточной решетке. Иногда особо мелкий плукс оступался и плюхался в воду — и его тоже уносило в темноту за стеной. Неудачливый плукс начинал свое путешествие по большому и страшному стальному миру. Бродя по коридорам, он рано или поздно наткнется на незадачливого гоблина и схватит того пастью за лапу…

Но насрать на унесенных водой плуксов.

Отхожее место — вот откуда вонь. Но не от дерьма плуксового, а от огромной горы человеческих костей.

Это реальная гора. Ну ладно — холм. Но я отчетливо вижу десятки и десятки черепов — как целых так и раздавленных. Кости облеплены дерьмом, кое-где с них свисают крохотные кусочки плоти, другие давным-давно очистились от всего бренного, но обросли чем-то вроде известняка.

Рэк схватил меня за наплечник. Сдавил до хруста пластика. Сдавленно забормотал:

— Плуксорубы мать их!

— Где?

— В углу! Видишь нагрудник? Красный. С черным.

— Ну? — чуть прищурившись, я легко вычленил уже замеченный раньше защитный жилет с плохо различимой символикой.

— Там плукс, в него как бы веером воткнуты нож, шило, топор, копье и оттопыренный средний палец шипастого кулака. Это боевая эмблема бригады Плуксорубов. Той…

— Той, что пропала — кивнул я, сверля взглядом нагрудник заваленный свежими на вид черепами.

— Как они здесь очутились?! Как?!

— Я вижу только один вход — тихо сказал я и резко дернулся, заметив движение в центре зала — Смотри!

Висящая под потолком «гроздь» часто замигала. Снова загорелась ровно. Это вызвало огромное оживление в стае плуксов, начавших, казалось, хаотично передвигаться, но быстро замерших кругом вокруг оранжево-черного квадрата. Секунда, другая — и квадрат с коротким лязгом провалился вниз.

— Вот дерьмо нездоровое! — прошептал Рэк — Вот дерьмо сука нездоровое…

— Заткнись…

— Ага… но вот ведь дерь…

— Заткнись!

Орк кивнул, из-под маски послышалось глубокое размеренное дыхание — пытается взять эмоции под контроль. Этим же занимаюсь и я, не отрывая взгляда от черной дыры и прислушиваясь к слабому гулу невидимых моторов.

Момента, когда квадрат грузовой платформы вернулся, я не пропустил. И прикипел глазами к стоящим в центре шести фигурам.

Поправка.

Стояло трое — босая женщина с распущенными золотистыми волосами, лицо прикрыто полумаской, в белой безрукавке и коротеньких шортиках. Два могучих мужика в стальной мощной броне — шлемы, шипастые наплечники, стальные гульфики, кирасы, наручи, стальные боты и все прочие дела. Два могучих блистающих чернобородых рыцаря под два метра ростом. Немалый, судя по всему, вес доспехов они будто и не замечали. На спинах игстрелы, на поясах ножи, на бедрах кобуры со «свинками», на правых наручах установлены выдвижные лезвия. Уверен, где-то под этой броней прилеплены и аптечки — минимум красные.

Еще трое стояли на коленях. Руки заведены за спины. На глазах повязки. Видимая часть лиц перекошена — дикая вонь рвет их ноздри на части. Вот одна из связанных уже блюет, пачкая веселенькую оранжевую полосу белесой рвотой. Два парня и девушка. Все явно под наркотой — слишком уж вялые.

Что за дерьмо?

Руки златовласки — до меня внезапно дошло.

Ее руки выглядят так знакомо — еще бы. Ведь точно такие же черные странные узоры тянутся по новой руке Йорки. А эта эротичная сука вся покрыта росписью загадочных татуировок. Из-под коротеньких шортиков видны нижние полушария подкачанных ягодиц — и на них отчетливо видны черные и красные полосы.

Гномы. Мы увидели гномов.

Плуксы…

Все плуксы замерли. Никакого движения. Только мясное гнездо продолжает хлюпать и чавкать, выплескивая из себя зеленую жижу. Плотоядные твари плуксы неподвижны… они не бросаются на таких мягких и вкусных недоумков, что сами пришли к ним в гости. Они замерли почтительным кругом и чего-то ждут.

Босоногая златовласка грациозно ступила вперед, вскинула руки вверх, странно скрестила над головой запястья, качнулась из стороны в сторону, что-то певуче и звонко произнесла.

Секунда… и раздвигая чешуйчатую мелочь, к женщине тяжело зашагал огромный оранжевый плукс. Настоящий гигант — я таких не видел никогда. Больше двух метров в холке. В длине больше четырех. Монстр. Уродливейшая тварь с пульсирующей опухолью на башке. Шаг… еще шаг… огромный «мандарин» остановился в полуметре от спокойно ждущей девки. Медленно поднялся на задних лапах и широко раскрыл вертикальную щель страшной пасти. Златовласка опустила руки и шагнула вперед. Монстр подался навстречу, смыкая пасть. Медленно опустился на все четыре лапы. И замер.

— Какого… — едва-едва слышно произнес Рэк.

Я был с ним солидарен. Какого?

Оранжевый плукс-гигант ожил. Медленно приподнялся, повел корпусом из стороны в сторону, сделал несколько шагов. Опухоль ритмично задергалась, завибрировала. И все плуксы тотчас ожили, подались к центру лифта, где остались по-прежнему стоящие на коленях пленники — рыцари отошли к стене и замерли там блестящими статуями.

Миг…

И я вздрогнул, увидев, как вал тварей захлестнул и подмял под себя людей. Брызнула кровь. Раздался короткий женский крик полный боли. И пресекся.

Оранжевый гигант снова поднял на задние лапы, развел передние, открыл пасть. И в пасти монстра мы увидели живехонькую златовласку возлегающую за задними рядами клыков на упругом мясном ложе, с руками, утопленными в странных дырах. Она повела плечами — и плукс повел корпусом, разинул пасть шире. Плуксы закружились вокруг гиганта, исполняя что-то вроде странного танца, что длился не так уж долго — минуты две-три. За это время растерзанные останки исчезли с лифта. Пропала даже слизанная кровь. Плуксы постепенно замедлились, начали расходится. Многие плуксы спешили к гнезду — поделиться мясной вкуснятиной с мамой.

Оранжевая тварь медленно и неуклюже присела перед квадратом лифта, снова разошлась пасть — и из влажного зева все так же грациозно шагнула мокрая, но улыбающаяся веселая сука с расписными руками. Ни царапинки. Облепившая мокрая тело короткая безрука подчеркнула красоту грудей, обрисовала соски. Сверкнув улыбкой шагнувшим навстречу рыцарям, она помассировала виски, потянулась, закидывая согнутые руки за голову и выставляя вперед грудь. Выгнулась… и замерла, вдавив подбородок в грудь и смотря на расплывающееся на мокрой тунике алое пятно.

Щелк. Щелк. Один в цель. Один мимо.

Перезарядить. Еще три щелчка. Все три в цель. Перезарядить. Три щелчка. Два мимо. Один вроде куда-то под ухо…

Дернул Рэка за руку.

— Валим!

Мы отпрянули от решетки и рванули прочь. Я еще успел увидеть, как тяжело прыгнувший вперед оранжевый гигант закрывает своей тушей рухнувшую бабу, как на его башке дрожит опухоль, как начинает приходить в неистовство вся плуксовая стая и как очнувшиеся и что-то заоравшие рыцари вскидывают игстрелы, наводя их на решетку под потолком.

За нашими спинами зазвенело. Гневный рев эхом зазвенел в трубе. По решетке садили очередями. А мы с Рэком, не оборачиваясь, продолжали бежать, добравшись до перекрестка в рекордные секунды.

— Валим! — повторил я уже всем, хватаясь за лямку — Гнида! Куда?!

— У меня имя же е…

— Куда?!

— Туда! — мигом все понял и заткнулся Хван.

— Что случилось? — спросил Баск, уходя вперед и освещая нам путь — Ну?!

— Оди убил гномку расписную — прохрипел Рэк — Всадил в нее чуть ли не десяток игл. И правильно!

— Да что случилось?! — зашипела Йорка — Что за дерьмо опять?

— Вперед! — оскалился я, толкая ее плечом — Вперед!

— Вперед! — повторил и Рэк — Он убил расписную. А гномы их вроде очень уважают.

— Расписную?!

— На руку свою глянь — посоветовал орк — Ту за которую гномы были готовы отдать бешеные бабки.

— Дерьмо!

— Быстрей — повторил я — Быстрей, гоблины! Я прямо жопой чую — гномы чуток обиделись. Так что шевелите булками, пока вам их не отстрелили нахрен!

Глава одиннадцатая

Бежали мы недолго — вернее карабкались по гребаному стальному склону.

Миновал без остановки еще один решетчатый пятачок, добрались до следующего, заодно обнаружив, что уклон закончился и труба снова пошла вверх — и в сторону. Здесь мы и остановились. Под решеткой притаились дремлющие в воде жавлы — вытащив их, буквально продрав сквозь прутья кусками, Йорка и Баск принялись кормить Хвана. А мы с Рэком улеглись рядом с хвостом гниды, доверчиво повернувшись задницами к товарищам, а ушами и глазами по направлению к возможному неприятелю.

Ну как возможному — недругов у нас точно прибавилось.

Скорее к возможно двигающемуся за нами — в чем я сомневался.

Из того зала с гнездилищем плунарных ксарлов был только один выход. Грузовая платформа уходящая вниз — туда, где по рассказам и обитали гномы, занимающие нижние этажи сего славного мирка. Я уверен, что гордые рыцари обязательно попытаются достать наглых ублюдков посмевших пристрелить их расписную девку, которую только-только отрыгнул оранжевый плукс.

Но одного желания мало.

Нас надо еще найти.

И надо знать кого искать. Пока они знают мало — кто-то спрятался за вентиляционной решеткой откуда и произвел выстрелы. Кто он? Сколько их?

Еще им надо иметь возможность выхода на верхние ярусы — уровень дэвов.

Но не стану скидывать упертость гребаных фанатиков со счетов.

Рано или поздно гномы доберутся до места, откуда мы стреляли. Рано или поздно они переговорят с добрыми великанами дэвами и те расскажут о чужеземцах все что знают. Покажут в какую сторону мы ушли. И гномы двинутся следом. Сколько их будет? Минимум звено. Это минимум. Я бы поставил на два-три звена — гномы ведь не могут с самого начала знать сколько нас, к тому же не знают ничего о маршруте. Их еще надо снабдить продовольствием, снаряжением.

В общем — хлопоты займут какое-то время. В ближайшие часы атаки можно не ждать.

Проблемы начнутся, когда мы, побывав у места, где гнида Хван видел и лизал «соленый свет», найдя там что-то или не найдя ничего, вернемся назад и на одной из тропок столкнемся с очень злыми гномами. Вот тогда и начнутся проблемы.

Но…

К чему заглядывать так далеко вперед?

Уровень дэвов…

Этот гребаный слоеный пирог ублюдочного мира казался мне мерзким и родным одновременно.

Гномы, гоблины, пауки, дэвы. Загадочные великаны на самом верху?

И как не странно — несправедливей всего мир или чей-то замысел обошелся с гигантами дэвами.

Что у них есть?

Ничего.

Закольцованное стальное пространство, крохотное поселение с контейнерами вместо домов, никому не нужная унылая чистка труб, шитье трусов из дерьмовой подаренной ткани, бесцельное блуждание, чтение мантр.

Даже у гоблинов с Окраины — которых раньше я считал самыми обделенными — куда больше развлечений. Как бы глупо не звучало — но самый последний гоблин может сходить в город и купить себе сраного мороженого. Вот и сложилась оценка жизни… жизнь не жизнь, если не можешь купить себе сраное мороженое…

Я вслушивался в ровное гудение трубы минут тридцать. Заодно все выпили воды и перекусили пищевыми кубами. Все кроме Хвана — этот доедал жавлов, а воду похлебал прямо со дна трубы, свесив вытянувшуюся как у черепахи голову с края решетчатой платформы.

— Выдвигаемся — скомандовал я, накидывая на плечо лямку — Хван. Как долго еще?

— Вот-вот — бодро ответит сытый и всем довольный гнида — Но… Давайте без обид если там на самом деле освещенная фонарем лужа протухшей мочи — моей к тому же. Кто знает сколько я там пролежал с копьем в пузе.

— Обид не будет — не оборачиваясь, бросил я — Хоть что-то там точно обнаружится. Откуда то ведь ты выполз.

— Выполз — согласился Хван, наблюдая, как его тело сползает с решетки.

— Из задницы — пробурчал Баск, вставая рядом со мной — Разомнусь.

— Разомнись — кивнул я.

Йорка утопала вперед, попутно отбросив небольшого жавла к Хвану. Рэк остался позади.

— Может мне сзади лучше? Послушать? — задумался зомби.

— Труба как резонатор — выдохнул я — Тут даже глухой не услышит, так почувствует что-то — вибрацию или волну воздуха. Чтобы оставаться в таких условиях бесшумным — надо либо неспешно лететь, либо очень медленно шагать. Не говоря уже о видимости — мощный фонарь высветит все на пару десятков метров. Хрен спрячешься. Ненавижу трубы…

— И поэтому лезешь в них все глубже и глубже? — не скрывая насмешки, спросила Йорка.

— Должны же мы узнать откуда нам на голову стекают гниды и прочее дерьмо — парировал я, сказав чистую правду.

— Сверху! — буркнула Йорка — Что тут непонятного? Всегда и везде дерьмо стекает на наши головы сверху! Веришь, что где-то иначе?

— Хотя бы поглядеть тогда на лучезарные лики небожителей — пожал я плечами — Вам самим не интересно докопаться до сути?

— Есть немного — признался Баск — Чем больше нового, чем сильнее занята голова перевариванием информации — тем меньше тоски от этих стальных стен. Хотя у Копулы или в том паучьем трактире Небесные Сиськи я бы пожил с удовольствием.

— Как? — удивленно переспросил я — Трактир Небесные Сиськи? Не столовая Скайбубс?

— Ну… это ведь Небесные Сиськи? Такое ведь значение? Нет?

— Возможно — согласился я — Хм… А Лихткастил тогда что?

— Вроде как тоже что-то с небом — пропыхтел зомби.

Осмотрев его — обманчиво массивного в защитном снаряжении — я сокрушенно вздохнул:

— Ты когда мышцу наращивать начнешь?

— Так я жру! А она не растет! Хотя чуток мышц добавилось. Может такие как я просто не могут вес набрать?

— Болотники свинопасы с тобой бы поспорили — хмыкнул я — Может у них диета какая секретная?

— Бр-р-р! Ну нахрен такую диету! Фу!

— Фу! — поддержала и Йорка, которую так сильно передернуло, что мне на миг почудилось, что гоблинша наступила на оголенный электропровод.

— Я лучше сам — помотал головой зомби — Представляю, чем они кормили бедолаг. И что с ними вытворяли… Суки! Знаешь, командир — ты великое дело сделал. И нас к нему примазал. Даже если мы прямо сейчас все разом сдохнем — нас не забудут. Ведь уничтожили Зловонку.

— И Клоаку — добавила Йорка.

— Клоака — так — отмахнулся Баск — Пугало туманное. Клоака сама уже медленно умирала — сколько бы Тролс протянул? Я тогда еще не видел, но судя по рассказам.

— Он жил на болеутоляющих и наркоте — согласился я — Внутри него давным-давно все разладилось.

— А вот Зловонка — продолжил Баск — Скольких она сгубила? Скольких перемолотила в фарш? Мы сделали великое дело.

— Нихрена! — буркнул я.

Глянул на удивленные глаза зомби и со вздохом спросил:

— Кто виноват в смерти свиньи? Свинопас что заколол, освежевал и нарубил несчастную свинью или покупатели, что пришли пораньше, чтобы выбрать себе самые лакомые и нежные кусочки?

— Ну…

— Кто виноват? — повторил я — Свинарь, что зарезал всего одну свинью и не собирался трогать других или же внезапно нагрянувший покупатель, что потребовал для себя не одну, а целых три пары нежных сисек и, скажем, семь синих глаз.

— Да понял я… спрос…

— Да — кивнул я — Гребаный спрос. Гребаный бизнес стремящийся удовлетворить все потребности — даже самые мерзкие. Вот вы так хвалите старую нимфу Копулу. Вы сами верите, что в ее борделе особо именитым клиентам откажут в подаче на ужин свиной отбивной? Верите, что в трактире Небесные Сиськи никогда не жарили эти самые гребаные сиськи и не подавали обрамленные грибочками?

— Короче — не виноват никто?

— Виноваты все. Дай время — и появится новая Зловонка. Нельзя решить проблему уничтожая свинофермы. Нужен более кардинальный метод. Но до тех пор, пока система поощряет страсть к пожиранию себе подобных, страсть к людоедству… оно никуда не денется. Пока мы здесь шагаем — где-то на темной улочке Дренажтауна новоявленный мясной дилер кутается в дождевик и наблюдает за тем, как его подручные разделывают над сточной решеткой пойманную дуру-девчонку или беспомощного старика. Мы пройдем еще пару километров — и мясо уже будет шкворчать в сковороде, а сидящий за столом ублюдок будет с нетерпением поглаживать вилки и облизывать сальные губы. А завтра мясной дилер — что успел стать богаче и найти еще пару подручных — уже получит заказ на вдвое большее количество мяса.

— Дерьмо — подытожила Йорка — Вот ты и обосрал все наши достижения, да, гоблин?

— Дерьмо — повторил Баск и, вздрогнув, торопливо заговорил — Постой! Постой! Что значит «система поощряет страсть к людоедству?». Ты о чем вообще? Да система убивает гребаных мясников! При нас же было. И задания на их головы выдает. Система ненавидит свинарей и людоедов!

— Ты слышал что-нибудь про серию громких арестов и системных расчленений после того как мы поймали и доставили на допрос того ублюдка вагоновожатого? — спросил я — А ты Йорка? Слышала?

— Да вроде нет — чуть замедлила шаг девушка — Нет. Точно нет. Но нам ведь не до этого было! Как будто ты дал время уши погреть в кляксах городских!

— Точно — поддержал ее зомби, но на его лице появилась глубокая задумчивость.

— Мы бы услышали — не согласился я — Когда арестовывают денежных и знаменитых — об этом радостно вопят все нищеброды. Убей гоблина или зомби — вспомнят разок и забудут. Убей полурослика при деньгах и положении — обсуждать будут неделю. А уж если богатого полурослика расчленит система за людоедство…

— Ну и жизнь у вас там! — подал голос Хван — Охренеть! Ладно я жрал человечину — выхода другого не было. Да я бы отказался — вторая голова сама бы все сделала. Но ведь вас там вроде кормят и поят — мне Баск рассказывал.

Я пожал плечами, Баск повторил мой жест и признал:

— Мы ничего такого не слышали. Странно…

— Что-то наверняка было — продолжил я — Крупные штрафы, блокировка банкомата, изъятия всех средств, зарезервированных капсул и прочее. Но система расчленять никого не стала — мягко пожурила и дала шанс исправиться. И так будет всегда. Если ты просто жрешь свинину — спрос с тебя небольшой. Ты ведь просто сраный потребитель. И плевать, что ты заказываешь на обед не просто мясную вырезку пожирней, а три пары девичьих сисек.

— Я бы тому ублюдку хрен вырвала и на сковороде пожарила! И ему бы скормила! — прошипела Йорка, врезав кулаком по стене трубы.

— Но даже не это главный показатель.

— А что тогда?

— Почему наше мясо до сих пор съедобно? — буднично спросил я.

— В смысле?

— В прямом. Оглянись. Мы тащим за собой страшного ублюдка — замешанная на дерьме помесь насекомого с гоблином.

— Вот спасибо! — обиженно донеслось сзади — Хотя и правда… но обидно!

— А дэвы? Их мясо даже Хван сожрать не стал — а он жрет протухшую падаль! Помнишь, как он рассказывал, что последних пауков доедал, когда их мясо уже стало таким мягким, что пенилось как кремовое мыло и само с чавканьем с костей слезало?

— Угх… помню…

— После встречи с дэвами я и задался вопросом — продолжил я — Это же вопрос, лежащий на самой поверхности. Мы живем в мире, где с человеческими телами проводят занятные манипуляции. Обращаются с телами как с конструкторами. Легко играют с генами, смешивая их в причудливый коктейль. Вот и ответь — насколько сложно добавить в наши тела — пусть даже регулярно повторяемой бесплатной инъекцией — что-то вроде гормона, вещества или чего-то там еще, что попросту сделает наше мясо либо ядовитым, либо вызывающим кровавую диарею для любого ублюдка, кто его решит сожрать? Призмы, жавлы и плуксы не в счет — пусть жрут. Но вот чтобы сучий гоблин решивший сожрать другого гоблина обдристался бы вусмерть, сам бы пополз в медблок моля прикончить его. Но система этого не делает! И мясо одного гоблина по-прежнему остается сладким угощением для другого. Ответь мне, Баск. Почему?

Зомби молча развел руками. Промолчала и Йорка. Хван что-то пробухтел, но тут на его пути попался достаточно крупный жавл и он предпочел заняться перекусом. Оглядев всех, я усмехнулся:

— Что и никто не скажет какой-нибудь трогательной хрени вроде «Пути Матери неисповедимы»? Йорка. Ты ведь звала ее мамой.

— Отвали. Я в дозоре.

— Отвалил — вздохнул я, оборачиваясь — Рэк! Все в норме?

— Норм. Сзади тихо, спереди дерьмо капает. И трещина все шире.

— Какая трещина?

— На жопе Хвана.

— Может хватит уже? — вскинул башку гнида — Я не особо обидчивый, но окажись вы на моем месте…

— Да заткнись ты — рявкнул Рэк — Сдалось мне восьмой раз на твоей жопой смеяться. Я серьезно — трещина появилась. Не прям на заднице, а чуть выше. И потихоньку расходится.

— Йорка глянь — попросил я и окликнул замедлившегося было Баска — Двигай давай, любознательный! Мы бурлаки.

Протиснувшись мимо, Йорка забралась на спину Гниды и, сидя на этой куче застывшего «майонеза», светя фонариком, крикнула:

— Уродливый не врет — трещина. Внутри что-то розовое выпячивается. Шилом ткнуть?

— Не надо, пожалуйста — удивительно тихо и удивительно вежливым голосом попросил гнида Хван — Я вас очень прошу.

— Не ссы, таракан — заржал орк — Не обидим.

— Сантиметров пятнадцать в длину. Сантиметра три в ширину — продолжила доклад гоблинша — О… длиннее стала на пару сантиметров. Может Хван слишком много жрет?

— Звучит логично — согласился я — Хван. Что у тебя в меню?

— То же самое — в процессе эволюции до третьей стадии.

— Может и она — вздохнул я — Ускоряемся! Надо добраться до цели до того, как Хван станет бабочкой или распадется на шестьсот головастиков. Тогда нам никто не покажет куда идти…

— Черт…

Я удивленно глянул на Хвана, а тот медленно продолжил, глядя на меня своими удивительными глазами:

— Никогда не думал об этом так… а если и правда — распадусь на кучу мелких тварей, и они разбегутся…

— И каждая будет уносить в себе эхо твоего затухающего последнего крика исчезающей личности — усмехнулся я.

— Если начну распадаться больше чем на два куска — убейте меня. Пожалуйста! — попросил Хван.

— Уверен?

— Более чем. Убейте. Если превращусь и сохраню сознание — сам решу. Но… последнее время я живу только надеждой. Верой в то, что это гребаное дерьмо наконец-то кончится и я перестану быть личинкой.

— Скоро мы это увидим — ответил я, останавливаясь у развилки — Куда?

— Налево! — уверено ответил Хван и мы свернули, начав двигаться под уклон.

* * *

Путь вниз длился недолго. Хотя, где здесь верх и где здесь низ? Все субъективно. Стены, стены, решетки, стены. Помогает только вода — показывая уклоны и подъемы, стремясь к подножью мира.

Воды много. Прямо много. Уже не поворачивается язык назвать ее жижей — нет в ней той мерзкой загустелости, той смрадности и липкости как в том месиве, что льется и льется на Дерьмотаун. Мы шагаем по пусть грязной, но все же воде. И запах. Мы дышим полной грудью, жадно набирая в легких куда более свежий воздух. И с каждым новым пройденным километром я все сильнее ощущаю этот смутно знакомый запах — который пока не могу определить, но точно откуда-то знаю, что запах не просто знаком, а представляет собой нечто куда большее.

Я настолько увлекся попыткой опознать запах, что едва не упустил тот миг, когда фонарь все еще идущей впереди Йорки скользнул по стенке трубы и равнодушно сполз вниз. Столь равнодушный взгляд на скользящее световое пятно бросил и я. Нет ничего хуже равнодушия напарников — оно заражает. Но еще хуже — винить кого-то в собственной невнимательности. Я среагировал в последний момент. Только и успел что с размаху пнуть Йорку в поясницу, толкая ее вперед. Получив неожиданный удар, она, пытаясь сохранить равновесие, пробежала несколько шагов и упала, выронив фонарик. Над ней скользнула и исчезла зыбкая тень.

— Оди! — в голосе зомби звучал испуг и гнев.

Не обращая внимания на вопль, я дал очередь от бедра по изогнутой стенке трубы, разрядив весь картридж. Выпустив «свинку», выхватил левой рукой нож, правой тянясь за плечо. Шагнул к стене и с силой полоснул по ней лезвием ножа.

— Спятил?! Командир?!

Отделившийся от стены разрезанный буро-серый блин задергался в судорогах, на верхней его части проявилось и исчезло искаженное женское лицо. Свистнуло. Меня трижды толкнуло в грудь. Ударило по выставленному бедру. Полоснуло по голени. Там защита и не выдержала. Обожгло болью, я подался вперед, падая на подогнувшуюся ногу и снова проводя лезвием по трубе — сверху-вниз, таща за собой ко дну.

— Вот дерьмо! — взревел подскочивший орк, двигаясь вдоль стены и ведя по ней ножом.

Звук тупящейся о сталь стали сменился шорохом и хрустом разрезаемой некой массы, послышался тонкий едва слышный визг, обрывки каких-то слов. По противоположной стене зазвенели выпущенные вставшей Йоркой иглы. На нее рухнул Баск, уберегая от протянувшейся со свода длинной тонкой плети, что почти дотянулась до ее горла. Лежа на спине, я всадил вверх следующий картридж, перезарядил. Вскинув голову, увидел «стекающее» на меня лицо — будто гигантская капля с нарисованным реалистичным смайлом. В него я и шарахнул иглами, что сразу прояснило — это не жидкость. Это вполне уязвимая плоть, раскатанная в тончайший блин. На меня брызнуло теплым и едким. Следом рухнула отлепившаяся от потолка мясная лепешка, попыталась дотянуть до меня тонкими и плоскими лапами с тончайшими прозрачными когтями. Увернувшись, ударил прикладом, навалившись, полоснул крест-накрест ножом. Гребаная мимикрия…

— Отвяжи мне хвост! Хвост отвяжите! Помогу!

Бессвязно орущий орк вбивал в воду что-то крупное и бьющееся. Кричащая Йорка, бросив оружие, пыталась отодрать от шеи корчащегося зомби длинные плети свисающих с потолка лап, не замечая, что к ней тянутся такие же.

— Учил ведь — прохрипел я, перезаряжая игстрел — Учил же!

Стрекот игл. Перезарядить. В ноге разгорается настоящее пламя. Я ее уже не чувствую, там просто сгусток боли. Веду стволом игстрела по стенам и потолку. Стреляю раз за разом. На меня падает гребаный блин, сверху наваливается Йорка, прижимая тварь к моей груди и начиная наносить частые удары шилом, непрестанно при этом крича:

— Сука! Сука! Сука! Сука!

Я чувствую, как острие ее шила бьет по защитным пластинам, проходя сквозь корчащуюся и пищащую тварь. Вытянув шею, стреляю по своду над Хваном, успевая пробить несколько дыр в тянущейся к нему твари. Игстрел сдох. Выронив его, перезаряжая «свинку», сбрасывая с себя гоблиншу и подыхающего монстра, стреляю в спину Рэка облепленного огромным почти черным блином. От попадания игл блин выгибается в обратную сторону, со свистом рвет воздух тоненькими лапами, в его центральной части проявляется рельефная злобная харя — в нее я и метаю нож, угодив точно в лоб. Повернувшийся Рэк впечатывается спиной в стену, елозит по ней, одновременно полосуя ножом облепившие его ноги протянувшиеся из воды лапы.

Кричит Йорка. Кричит страшно. Изогнувшись, падает в воду. Из шеи льет кровь. С диким воплем Баск сдирает с потолка живое полотнище, сгибая его, прижимая к себе и втыкая в него нож раз за разом.

— Дерьмо…

Перевалившись на живот, я на локтях ползу к дергающейся Йорке, помогая себе одной ногой. Вторую уже не чувствую. Добравшись, сдираю с ее шеи разодранный защитный воротник, зажимаю глубокую рану ладонью. Выдернув из поясной сумки моток клейкой ленты заматываю шею вместе со своей ладонью. Сделав пару мотков, выворачиваю ладонь, прижимаю уже сверху и продолжаю наматывать. Артерия вроде цела. Но полоснуло глубоко. И яд… гребаный яд в ране что так близко к мозгу и сердцу. Залив все огромным тюбиком клея, поворачиваюсь и осматриваюсь.

Сука…

Нас будто ураган потрепал.

Ранения у всех без исключения. Хуже всего Рэку, хотя он довольно лыбится, не обращая внимания на исполосовавшие харю шрамы. Еще не осознал дебил…

— Я слышу! — просипел подползший на четвереньках зомби, отпихивая меня от Йорки — Там откуда мы пришли — слышатся такие же сучьи писки. Йорка! Жива?!

— Не тряси ее! — оттолкнув его от затихшей девушки, кричу — Рэк! Мой рюкзак! Антидоты!

— Какие?!

— Все! Себе коли первому! Живо!

— Понял!

Перед глазами черные пятна. Слабость. Подбежавший орк пихает в рот таблетки. Каждому по очереди. Горстью, не разбирая. Яростно жуя, растирая горечь между зубами, с натугой привстаю, ударяю себя по безвольной ноге. Давай! Давай! Нога неохотно покоряется, сгибается и я поднимаюсь. Нагнувшись, выуживаю из воды оружие. Перезаряжаю «свинку», бесполезный игстрел забрасываю за спину, потускневший фонарь запихиваю под ремень.

— Хван… где твой гребаный соленый свет?

— Чуть дальше! Прямо, прямо и налево. Там увидите! Слушай… видно не судьба — бросайте меня! Я серьезно! У вас двое лежат!

— Заткнись — сиплю я, нагибаясь теперь за Баском. Пальцы скользят по крови. Все же я ошибся — Баску досталось сильней всех. Подхватив его, тащу к Хвану, с хрипом забрасываю на его ороговелую спину. Повернувшись, получаю пощечину — Рэк забрасывает к зомби Йорку, и ее безвольная ладонь съездила мне по лицу. Сразу стал бодрее. Залепив себе оплеуху, схватился за лямку.

— Налегли!

— Бросьте меня! Там ведь просто какой-то свет! Я не знаю, что там! — прогундел Хван.

Мы с Рэком не слушаем. Мы тащим, наступая на податливая плоские тела.

Укол. Еще один.

Дернувшись, я гляжу на грудь, прислушиваясь к ощущениям и, широко ухмыльнувшись, с утроенной силой налегаю на лямку.

— Вперед, гоблины! Вперед! — хриплю сквозь зубы.

Рядом столь же радостно ухмыляющийся орк с располосованной рожей бодро налегает на лямку.

— Сучьи аптечки! Вот это сила! — ревет он.

— Это сила — соглашаюсь я.