Джек Хиггинс

Ночь фламинго

1

Девушка была совсем юная и явно хорошенькая, но от её красоты не осталось и следа. Правый глаз у неё заплыл, щеку покрывал огромный синяк, губы распухли от удара кулака.

С искаженном от боли лицом она еле шла, опираясь на женщину-полицейского.

В зал, где должна была проводиться очная ставка, вошла жалкая тощая фигурка. Рваное платье скрывалось под наброшенным на плечи одеялом.

Миллер и Брэди сидели на скамье у дальней стены. Брэди первым её заметил. Он коснулся плеча соседа, и Миллер, затушив сигарету, встал ей навстречу. Несколько секунд он пристально вглядывался в нее, как сделал бы это врач при виде пациента. Девушка отшатнулась от этого странного черноглазого парня с бледным лицом. Непреклонный взгляд пронизывал её насквозь.

Сержант криминальной полиции Ник Миллер ужасно устал. Устал так, как не уставал уже давным – давно. Вот уже десять часов он пребывал в непрерывном напряжении. Сначала он выезжал на два взлома и бандитское нападение на улице. Затем его вызвали в гостиницу около рынка, где в драке пырнули ножом молодого парня. Едва закончив неизбежные формальности, пришлось отправился в район порта, где поступило заявление о жестоком обращении с детьми. Вдвоем с инспектором они нашли трех изможденных малышей, запертых в темной вонючей кладовке без окон. Они там жили, как звереныши.

А теперь ещё и это…

В пять утра – а утро было промозглое, февральское – не было сил кому-то сочувствовать. Но лицо девушки было искажено страхом, она многого натерпелась. Он постарался улыбнуться, и эта улыбка резко поправила её состояние. Ник словно окутал девушку теплым взглядом, и она сразу оттаяла, на её глазах показались слезы.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Все наладится. Через пару минут все кончится, – и обернулся к Брэди.

– Давай, показывай.

Согласно кивнув, Брэди нажал красную кнопку на небольшой панели на стене. Яркий свет залил возвышение в конце зала. Вслед за тем открылась боковая дверь и гуськом вошли шестеро мужчин. За ними следовали двое полицейских.

Миллер осторожно взял девушку за руку, но не успел ещё сказать ни слова, как та задрожала всем телом. С большим трудом она подняла дрожащую руку и указала на первого из задержанных – крепкого мужчину с бычьим затылком и большим шрамом на правой щеке. Девушка попыталась что-то сказать, но лишь сдавленно застонала и потеряла сознание. Крепко прижав её к себе, Миллер взглянул на возвышение и сказал:

– Ладно, Мачек, с вами мы ещё поговорим.

Джек Брэди был плотным мощным ирландцем, удар его кулака обладал огромной силой. Уже двадцать пять лет он служил в полиции и изо дня в день вновь и вновь сражался со злом во всех его проявлениях. Четверть века он открывал для себя все более жуткие глубины человеческой извращенности. Его вера в добрые качества человека постепенно гасла, и он становился все более жестким и озлобленным, человеком, которого невозможно было ничем удивить. И вдруг случилось нечто непредвиденное: пришлось схватиться врукопашную с двумя грабителями, его спустили с лестницы и бросили в глухом переулке с разбитой головой и двойным переломом ноги.

Большинство его коллег не оправились бы от таких увечий, но только не Джек.

Джек Брэди оказался крепким орешком. Сначала пастор причастил его, а потом взялись за дело хирурги с целой командой медсестер. И через три месяца сержант Джек Брэди смог снова приступить к своим обязанностям.

О неприятном происшествии напоминала лишь едва заметная хромота.

Он был снова в порядке, но стал немного другим. Все обратили внимание, что он чаще стал улыбаться. Он больше не был неприступным полицейским, с которым каши не сваришь, а изменил свои взгляды на жизнь. Пройдя через собственные страдания, он научился сочувствовать другим.

Девушка дрожащей рукой подписала протокол. Он помог ей встать и кивнул женщине-полицейскому.

– Детка, все уже позади, – сказал он девушке. – Ничего дурного с вами больше не случится.

Тихо всхлипывая, девушка ушла. Вошел Миллер с телеграммой в руках.

– Джек, не растрачивай попусту свое участие к этой молодой особе. Я только что получил на неё данные. Она была осуждена за кражу, затем за соучастие в квартирном грабеже и за нелегальное хранение наркотиков. В ноябре прошлого года ей удалось бежать из колонии в Петерхилле. – Бросив телеграмму на стол, Миллер добавил: – Нам достаются самые лакомые кусочки.

– Но Мачеку все равно ничего не светит, – возразил Брэди. – Как бы там ни было, перед нами очень запуганная девочка.

– Миленькая и аппетитная, – добавил Миллер. – Только этого мне и не хватало.

Зевнув, он полез за сигаретой, однако пачка оказалась пустой. Досадливо скомкав её, он пробурчал:

– Длинная выдалась ночь.

Раскуривая трубку, Брэди согласно кивнул.

– Скоро она закончится.

Дверь резко распахнулась, и двое конвойных ввели Мачека, который плюхнулся на стул. Миллер обратился к одному из сопровождающих:

– Принесите, пожалуйста, чашку чая и пачку сигарет.

Конвойный кинулся выполнять поручения. Втайне он боготворил Ника Миллера. Человек с законченным юридическим образованием, дослужившийся за рекордных пять лет до сержанта полиции, был его идолом. Поговаривали, что он к тому же имеет долю в фирме брата и может позволить себе гораздо больше, чем большинство полицейских.

Дверь захлопнулась, и Миллер повернулся к Мачеку.

– Итак, приступим к делу.

– Мне нечего сказать, – упрямо заявил Мачек.

Брэди насмешливо хмыкнул и замолчал.

Поляк воровато покосился на Миллера, который внимательно изучал свои ногти, и обиженно воскликнул:

– Ну и что с того, что я дал ей тумака? Эта дрянь заслужила…

– Почему? – спросил Брэди.

– Так ведь я её приютил, сам терпел неудобства, чтобы ей было у меня тепло и удобно. А в два часа ночи засек её, когда она пыталась удрать, прихватив мой бумажник, часы и ещё кое-что из вещей. Как бы вы поступили на моем месте? – Вид у него был обиженный и злой.

Миллер взял со стола протокол с показаниями девушки.

– Но тут написано, что она прожила с вами пять недель.

Мачек поспешно согласился:

– Да, нам было приятно вдвоем.

– А мужчины?

– Какие мужчины?

– Те, которых вы приводили каждый вечер. Мужчины, которые обращались к вам, чтобы получить девушку на ночь.

– Да вы что! – заорал Мачек. – Разве я похож на сутенера или содержателя номеров?

– Предпочитаю не отвечать, – хмыкнул Миллер. – Последние две недели вы держали девчонку под замком. А когда она попыталась вырваться, избили её и выбросили на улицу.

– Попробуйте доказать!

– А этого вовсе не нужно. Вы признаете, что жили с ней?

– Ну и что? У нас свободная страна.

– Но ей ведь всего пятнадцать.

Мачек побледнел, его лицо приобрело сероватый оттенок.

– Нет! Этого не может быть…

– Может. У нас есть на неё документы.

Мачек в отчаянии повернулся к Брэди.

– Но она мне никогда не говорила!

– Да, мир жесток, верно, Мачек? – осклабился тот.

Поляк встрепенулся и потребовал адвоката.

– Вы хотите сделать заявление? – спросил Миллер.

Мачек неприязненно зыркнул на него и зло буркнул:

– Оставьте меня в покое!

Миллер не возражал.

– Ладно, Джек, отправьте его в камеру. Статья готова: растление малолетних. Если повезет, лет семь ему обеспечено.

Обалдевший Мачек с бешенством глядел на него. Джек Брэди схватил его железной рукой за шиворот и стащил со стула.

– Давай, пошел!

Спотыкаясь, как пьяный, Мачек поплелся вон из комнаты.

Подойдя к окну, Миллер отдернул штору. Моросил мелкий дождь. Бледная полоска на мутном небе обещала близкое утро. Дверь открылась и молодой конвойный вошел с подносом с чаем и сигаретами.

Миллер отдал деньги и закурил.

– Можете выпить чай за мое здоровье, мне не до того. Передайте сержанту Брэди, что я позвоню ему сегодня после обеда.

Пройдя по длинному коридору, Миллер с трудом спустился тремя этажами ниже. Внизу он распахнул дверь и вышел сквозь арку на улицу. Его зеленый «купер-мини» стоял среди множества других у подножия широкой лестницы. Остановившись, он снова закурил.

Было пять тридцать утра. В это пасмурное утро улицы были совершенно пустыми, как-будто город вымер. Разумнее всего поехать домой и забраться в теплую постель. Однако его одолевало какое-то необычное беспокойство. Казалось, город ждет от него какого-то поступка. Поддавшись этому непонятному порыву, он поднял воротник темно-синего плаща и, нагнув голову, быстро пересек под дождем площадь.

Некоторые люди очень любят ранние утренние часы. К такому типу принадлежал и Хаммонд. Джордж Хаммонд был сторожем и смотрителем огромных шлюзов, перекрывавших сток воды из канала в реку. Сорок лет подряд Джордж в любую погоду выходил на свой пост ровно в пять тридцать утра. Его не слушал ни дождь ни ветер, ни снег. Проходя по тихим пустынным улицам, он изо дня в день наслаждался утренним покоем. Вот и в это утро он, как обычно, минута в минуту начал подниматься на мост и приостановился, чтобы посмотреть на реку. Вдалеке, вверх по течению, медленно тянулись несколько самоходных барж.

Перейдя мост, он спустился по ступеням и неторопливо зашагал вдоль берега. В бухте стояли борт о борт несколько загруженных доверху угольщиков. По ним можно было сократить путь к соседней заводи. Он ловко вскочил на первую баржу.

Дойдя до последней, он примерился, как бы ловчее перескочить на причал. Но, уже пригнувшись для прыжка, он вдруг вскрикнул и едва удержал равновесие. Сквозь серо-зеленую воду на него смотрело женское лицо. За много лет работы Георг повстречал немало утопленников, но такое было впервые.

Глаза были широко открыты и как будто видели его насквозь, устремившись в вечность. Джорджа внезапно обуял непонятный страх.

Повернувшись, он снова проделал путь по баржам в обратную сторону, но уже огромными скачками, и поспешил к мосту.

Ник Миллер как раз поднялся на мост, когда Хаммонд без сил повис на перилах. Миллер кинулся к нему.

– Что случилось?

– Полицию, – задыхаясь выдавил Хаммонд, – мне нужна полиция.

– Вы как раз попали в самую точку, – ухмыльнулся Миллер. – Что произошло?

– Внизу в реке – девушка… На том берегу, около угольных барж. Сразу под причалом.

– Уже мертвая? – спросил Миллер.

– Да, – ответил Хаммонд. – Я до смерти перепугался, никак не ожидал.

– Там, за мостом, есть ресторан, – сказал Миллер, – он всю ночь открыт. Позвоните в полицию и скажите, чтобы прислали санитарную машину. А я спущусь туда и посмотрю, что можно сделать.

Хаммонд молча кивнул и поспешно ушел. Миллер скатился по лестнице и поспешил вдоль берега к месту происшествия. Дождь перестал, от реки веяло прохладой. От утренней свежести Миллера пробрала дрожь. Дойдя до причала, он перескочил на первую баржу.

Сначала он ничего не увидел, но потом на поверхности реки образовался небольшой водоворот, который разогнал мусор. И тогда он увидел её. Она была очень красива, такой красивой женщины он никогда не видел. Ее красота завораживала. Течение затянуло утопленницу под настил причала, и тело покачивалось под самой поверхностью, а платье развевалось, подобно облаку. Длинные золотистые волосы обрамляли её лицо словно ореол, а в глазах застыло удивление. Рот был слегка приоткрыт, лицо сохранило изумление, словно она удивилась, насколько легко все кончилось.

Тем временем на мосту завыла сирена полицейской машины. Вдалеке гудела скорая помощь. Но Миллер не мог ждать, он был слишком захвачен происходящим. Сбросив плащ и пиджак и поспешно разувшись, он медленно спустился в реку со стороны баржи.

Вода была ужасно холодная, но, широкими гребками раздвигая мусор, он едва это почувствовал. И в тот самый миг, когда он поднырнул под мостки и протянул руки к женщине, сквозь облака пробились первые лучи утреннего солнца.

По серой воде побежали блики, и ему показалось, что девушка улыбнулась, когда он её подхватил.

До широкой лестницы, спускавшейся к самой воде, было ярдов двадцать, не больше. Поддерживая тело, он поплыл к берегу. Там уперся коленями в стену, выпрямился и приподнял девушку, чтобы рассмотреть её получше. Но она уже изменилась: лицо стало безжизненным.

Он стоял неподвижно по колено в воде, держа утопленницу на руках. И глядя на нее, вдруг почувствовал спазмы в горле, как будто это горе стало его личным горем, его утратой.

– Отчего это со мной? – тихо прошептал он. – Отчего?

Ответа не было.

2

Старший инспектор Брюс Грант, начальник местной уголовной полиции, стоял у окна с чашкой кофе в руках и недовольно глядел на потоки дождя. У него болела голова, да и печень снова дала о себе знать.

Пожалуй, приближается старость, – подумал он. – Я слишком мало двигаюсь и чересчур отяжелел.

Кипа бумаг, лежавшая на письменном столе, тоже не способствовала хорошему настроению и не помогла избавиться от хандры. Вздохнув и закурив первую в этот день сигарету, он сел за стол и выдвинул ящик с докладами.

На первой докладной была четкая надпись: найдено мертвое тело, не идентифицировано. Нахмурив брови, Грант углубился в текст. Затем нажал кнопку селектора.

– Сержант Миллер на месте?

– Кажется, он в буфете, – ответил чей-то голос.

– Попросите его ко мне.

Через пять минут Миллер уже стоял перед своим непосредственным начальником. Темно-синий костюм сидел на нем отлично, рубашка сияла белизной. Только на лице остались следы усталости.

– А я считал, что у вас сегодня выходной, – сказал Грант.

– Я тоже так считал, но к десяти мне нужно в суд, где слушается дело Мачека. Я потребую задержания на 10 дней. Девчонку придется продержать в больнице хотя бы неделю.

Грант похлопал по докладной.

– Вот это мне совершенно не нравиться.

– Это вы про девушку, которую я вытащил?

– Да. А вы уверены, что для опознания нет никаких данных?

Миллер достал из кармана конверт и извлек из него небольшой золотой медальон на изящной цепочке.

– Он был у утопленницы на шее.

Грант взял цепочку в руки.

– Святой Христофор…

– А вы взгляните на обратную сторону.

Гравюра на золоте была сделана рукой большого мастера.

«Джоанне от отца – 1955» – стояло там.

Грант мрачно взглянул на Миллера.

– И это все?

– Да, все. Она была в чулках и обычном белье, платье не очень дорогое, как мне кажется. Однако под фирменной этикеткой должен быть ярлык с фамилией, но он вырезан.

Грант тяжело вздохнул.

– А может быть, её сначала убили?

Миллер отрицательно тряхнул головой.

– Нет. Мы не обнаружили следов насилия.

– Ничего не понимаю, – сказал Грант. – Человек может покончить с собой, придя в отчаяние, или если у него помутилось в голове. А вы пытаетесь убедить меня, что эта девушка спланировала свое самоубийство с такой тщательностью, что даже выпорола метку на платье, чтобы скрыть свое имя.

– Но это единственное объяснение.

– А почему же она не выбросила цепочку?

– Потому что привыкла не замечать её на шее. А может, она значила для неё слишком много, ведь она была католичкой.

– Да, над этим надо тоже подумать. Маловероятно, чтобы католичка решилась на самоубийство.

– Но все-таки такие случаи бывают.

– Да, но очень редко. Разве вас не учили в академии, что статистика и теория вероятности помогают в нашей работе? А какие данные из службы розыска о пропавших без вести?

– Пока ничего не поступало, – ответил Миллер. – Но это и не удивительно, она достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, так что вряд ли кто спохватиться, если она не придет домой ночевать. По-моему, надо выждать хотя бы дня два. Может быть, кто-то обратиться с просьбой о розыске.

– Но вы же сами в этом не уверены!

– А вы?

Грант покачал головой, снова взглянув на докладную.

– Нет. Боюсь, все сведения об этой девушке нам придется добывать самим.

– Разрешите мне заняться этим делом?

– Не возражаю. В подобных случаях не обязательно делать аутопсию, но я, пожалуй, попрошу о вскрытии. Никогда не знаешь, какой может быть результат, – и он поднял телефонную трубку.

Миллер вернулся к себе и сел за письменный стол. До начала суда оставался ещё целый час, и он решил привести в порядок срочные бумаги. Но сосредоточиться никак не удавалось. Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза. И сразу же из темноты возникло её лицо и стало приближаться к нему, но теперь в глазах светилось удивление и рот был изумленно приоткрыт. Казалось, она хочет ему что-то сказать, пытается заговорить, но не может.

Боже, как он устал!

Ник поудобнее устроился в кресле и задремал. Проснувшись ровно без пяти десять, он почувствовал себя удивительно бодрым и отдохнувшим. Однако сойдя вниз и переходя площадь, он вовсе не думал о суде над Мачеком.

Городской морг был пристройкой к зданию института патологии – длинного безобразного здания в ложно-готическом стиле викторианской эпохи. Внутри было сыро и мрачно. Зеленые кафельные стены и пол, покрытый линолеумом, пропахли дезинфекцией.

Лаборант Джек Палмер сидел за столом в небольшой каморке в конце коридора. Повернувшись к Миллеру, он улыбнулся, а Миллер спросил:

– Есть что-нибудь для меня?

– Старик Мэррей произвел вскрытие сам, но ещё не успел написать заключение. Он расскажет все, что нужно.

Миллер заглянул через стеклянную дверь в отделанный кафелем кабинет, смежный с залом, где производилось вскрытие, и увидел высокого худого патологоанатома.

– Могу я к нему войти?

– Пожалуйста, – кивнул Палмер.

Профессор Мэррей уже снял халат и мыл руки. При виде Миллера он приветливо улыбнулся.

– Самое время купаться, – сказал он с легким шотландским акцентом, от которого так и не смог избавиться. – И тем более в сточной канаве, которую именуют рекой. Надеюсь, вы приняли меры, чтобы не заболеть?

Миллер ответил:

– Если я заболею, то обещаю обратиться только к вам.

Продолжая вытирать руки, Мэррей спросил:

– Вы не узнали, кто эта девушка?

– Нет еще. Но мы надеемся, что через два-три дня её начнут разыскивать.

– Но вы не верите в такую возможность. Почему?

– Потому что этот случай не укладывается в схему типичных самоубийств. Слишком резко он из неё выпадает. С одной стороны, многое говорит за то, что она хотела скрыть свое имя, решившись на самоубийство. Но с другой стороны – нерешительно продолжил он, – можем ли мы предположить, что её убили? Возможно, она была в шоковом состоянии или что-то подобное?

– Нет, глаза у неё были открыты, – возразил Мэррей. – Странно, что вы заговорили о шоке. Сейчас я вам кое-что покажу.

В зале, где производилось вскрытие, было очень холодно. Запах дезинфицирующих средств с трудом заглушал отвратительный сладковатый дух тления. Тело утопленницы лежало на каталке в центре зала. Оно было накрыто клеенкой. Мэррей приподнял край и показал Миллеру левую руку трупа.

– Взгляните сюда!

На руке четко виднелись следы уколов.

– Она была наркоманкой? – спросил Миллер.

Мэррей кивнул.

– Обследование показало, что примерно за полчаса до смерти ей ввели героин.

– А когда она умерла, можно точно сказать?

– Дайте подумать. Вы нашли её около шести? Надо полагать, она пробыла в воде не меньше пяти часов.

– Иначе говоря, умерла около часа ночи?

– Приблизительно. Точнее определить трудно, ночь была холодная.

– Что ещё можно сказать о погибшей?

– Много тут не скажешь. Возраст около девятнадцати, жила в хороших условиях. Очевидно, выросла в доме, где ни в чем не было недостатка.

– Хранила невинность?

– Напротив, была на втором месяце беременности. – Мэррей печально покачал головой и жестко добавил: – Эта юная девушка немало повидала по части секса.

– А где её одежда?

– Я передал её вашему сотруднику.

Миллер обошел каталку, молча постоял возле нее, потом приподнял клеенку, чтобы увидеть лицо покойницы. На нем застыли мир и покой. Кожа была бледной и гладкой. Он прикрыл ей веки и бережно опустил клеенку.

Мэррей проронил:

– Я думаю, ей немало пришлось страдать. Такие переживания для такой молодой девушки…

Миллер согласно кивнул, не в силах произнести ни слова. Ему снова перехватило горло. Он быстро отвернулся и пошел к двери.

– Ник, – окликнул его Мэррей, – сообщите мне о ходе следствия.

Обернувшись, Миллер бросил:

– Обещаю.

Дверь за ним захлопнулась.

Выйдя на улицу, он встретил Брэди, который сообщил, что Грант прислал его на подмогу.

– Закончили со вскрытием?

Миллер ответил утвердительно и добавил:

– Мэррей считает, что она упала в воду около часа ночи. Кроме того, она была беременна.

Брэди не удивился и только спросил, есть ли ещё какие-то данные, на что Миллер пояснил, что она была наркоманкой, кололась героином.

– Что же, это может нам помочь, – сказал Брэди, доставая из кармана пальто коричневый конверт.

– Я навел справки в отделе розыска, данные будут к обеду, а тут у меня фотографии.

Взяв снимки, Миллер подумал, что фотографы в отделе – настоящие профессионалы. Она выглядела на снимках, как живая. Взяв один из снимков и внимательно глядя на него, Брэди нахмурился:

– Трагический случай. Очаровательная была девушка.

– Думаю, нужно обратиться к доктору Дасу. Он знает всех наркоманов в городе, – сказал Миллер, пряча конверт.

– А мне чем заняться?

Достав из нагрудного кармана золотой медальон, Миллер протянул его сержанту со словами:

– Ведь вы добрый католик, Джек, верно?

– Да, иногда заглядываю в церковь.

– Думаю, девочка тоже бывала там не так уж редко. Здесь надпись на обороте. Обойдите церковные общины. Может быть, кто-то узнает её по фотографии или опознает медальон.

– На кого списать расходы по разъездам? – поинтересовался Брэди.

– А это, между прочим, учтено в зарплате. Если хотите, я подброшу вас сейчас до церкви.

Садясь в машину, Брэди ещё раз достал фото и взглянул на него, мрачно заметив:

– Но это же бессмысленно, верно? Вы можете себе представить, как жутко там у реки среди барж в полночь?

– Ужасно, – выдавил Миллер.

– Ставлю что угодно, только глубокое отчаяние толкнуло её на такой поступок. Хотел бы я знать, что за этим кроется.

– И я тоже, Джек, – сказал Миллер, – я тоже.

Он нажал на газ, и они поехали.

Наркоманы – самые трудные пациенты. Это доктор Лал Дас знал наверняка, но все же выбрал себе такую специальность. Высокий худой индус был профессионалом с международным авторитетом, и ничто не могло заставить его бросить практику в клинике, построенной далеко не в самом приличном квартале города. Он только что закончил утренний прием и присел в кабинете выпить чашку кофе, когда вошел Ник Миллер. Доктор Дас с приветливой улыбкой предложил ему сесть.

– Какая приятная неожиданность. Как насчет чашечки кофе?

– Благодарю. С удовольствием.

Дас подошел к стойке и вернулся с чашкой кофе.

– Это что, дружеский визит?

– К сожалению, нет, – Миллер достал одну из фотографий. – Вам знакома эта девушка?

Дас отрицательно покачал головой.

– А кто это?

– Мы не знаем. Утром я вытащил её из реки.

– Что, самоубийство?

– Да, – подтвердил Миллер. – Вскрытие делал профессор Мэррей. Он установил, что за полчаса до смерти она приняла наркотик.

– А какую дозу?

Миллер ответил со знанием дела.

– Тогда она недолго была наркоманкой. Большинство моих пациентов дошли до двойной или тройной дозы героина. Были на её руке следы других уколов?

– Только несколько.

– Это, кажется, подтверждает мою теорию. – Дас вздохнул. Действительно, трагично. Она была очень привлекательной девушкой. – И добавил, возвращая Миллеру фотографию. – Жаль, что я не могу вам ничем помочь. Вы совершенно не представляете, откуда она, кто она?

– Я надеялся, что она состоит на учете.

Дас в ответ отрицательно тряхнул головой.

– Да нет, не была. У нас теперь разработан новый план действий. Отныне все наркоманы, состоящие на учете, должны проходить обследование по субботам с утра в госпитале Святого Георга.

– Независимо от обычных встреч с лечащим врачом?

– Именно так, можете не сомневаться. Если бы девушка числилась в нашей картотеке, я бы её знал.

Миллер допил кофе и отставил свою чашку.

– Что же, я должен идти. У меня сегодня много дел.

– Попытайте счастья ещё у Чака Лазара, – предложил Дас. – Если кто и может вам помочь, то только он.

– Хорошая мысль, – заметил Миллер. – А как его дела? Он все ещё молодцом?

– Да, конечно. Уже десять месяцев. Это, действительно, большое достижение. Особенно, если учесть, что он ежедневно принимал по 7 гран героина и 6 гран кокаина.

– Я слышал, он открыл свой игорный клуб.

– Да, клуб называется «Беркли». Он находится в районе Корк-сквер. Очень крутое заведение. Вам не приходилось бывать у них?

– Нет, не бывал. Приглашение на презентацию я получил, но времени не было. А там до сих пор играет тот великолепный пианист?

– О, да, конечно. В мастерстве он не уступит самому Оскару Питерсону. Я был там прошлую субботу. Мы говорили о вас.

– Надо будет к нему заглянуть, – кивнул Миллер. – А где он сейчас живет?

– У него квартира прямо над клубом. Очень уютно. Однако сейчас он, наверное, ещё спит.

– Ладно, разберемся.

Оба вышли в коридор. Открыв дверь, Дас пожал руку Нику Миллеру.

– Если я смогу быть вам полезен…

– Я ещё позвоню, – бросил Миллер, торопливо сбегая по лестнице к своей машине.

Корк-сквер считался зеленым сердцем города. Летом он прятался от жары в тени сикомор, старые дома придавали ему солидность. Здесь жили в основном врачи и адвокаты.

Входная дверь клуба «Беркли» была выкрашена в кремовый цвет. Медная ручка блестела в бледных лучах зимнего солнца. Неоновая вывеска была, против ожидания, очень скромной и со вкусом, и можно было не сомневаться, что над ней работал профессионал.

Миллер подъехал к самому тротуару, затормозил и стал рассматривать здания.

– Эй, Ник, пропащая душа! Зачем приехал?

Оклик раздался с другой стороны. Оглянувшись, он увидел Чака Лазара, выходящего из-за дерева. Тот с трудом удерживал на поводке двух далматинцев, рвавшихся вперед.

Миллер поспешил ему навстречу прямо по мокрой траве.

– Здорово, Чак. Что у тебя за звери?

Американец широко осклабился.

– Это мой новый имидж. Привносит в клуб новую атмосферу. Гости очень довольны. Но это мелочи. Как ваши дела? Мы не виделись целую вечность. – Он весь сиял от радости, и это было искренне. Его голубые глаза сверкали.

Около года назад Миллер расследовал дело об убийстве и во время следствия познакомился с Чаком Лазаром. В то время американец находился в самой тяжелой зависимости от героина. Его худое изможденное лицо с ввалившимися щеками напоминало лики святых. Теперь щеки округлились; аккуратно подстриженная бородка и дорогая твидовая куртка в спортивном стиле придавали ему вид преуспевающего дельца.

Спустив далматинцев с повадка, он дал им возможность бегать по клумбам, а сам сел с Миллером на скамейку.

– Я только что от доктора Даса; он сказал мне, что недавно посетил ваш клуб. Очень доволен вашим состоянием.

Взяв предложенную сигарету, Лазар довольно рассмеялся.

– Да, за меня больше волноваться не надо. Вылечился до конца дней. Закурив, он выпустил голубое облачко дыма и продолжал: – А что вам нужно было от Даса? Новое дело?

Достав одну из фотографий, Миллер протянул её американцу.

– Знаете эту девушку?

Лазар отрицательно покачал головой.

– Нет, никогда не встречал. – Нахмурив брови, он спросил: – Ее убили?

– Да, убили, – кивнул Миллер. – Сегодня утром я вытащил её из реки. Но мы не знаем, кто она такая.

– Самоубийство?

– Да. Вскрытие показало, что она была наркоманкой. Я надеялся, что она состояла на учете, поэтому и обратился к Дасу.

– А он тоже её не знает? Тогда дело значительно усложняется.

– Вы в курсе, как сейчас дела в торговле наркотиками? – спросил Миллер. – Где она могла доставить это зелье?

– Трудно сказать. Не забывайте, что я уже давно не имею с ними дела. Насколько мне известно, определенной группировки нет, если это вы имеете ввиду. Помните, где мы с вами впервые познакомились?

Миллер улыбнулся.

– А как же! У аптеки на центральной площади.

– Там продают наркотики. Большинство наркоманов, состоящих на учете у врача, просят выписать рецепт и на другой день имеют право получить по нему наркотик легально. Поэтому все они собираются в центре города у аптеки. Аптека работает всю ночь, а действие рецепта наступает с полуночи. Все наркоманы, не состоящие на учете, тоже сбегаются туда в надежде хоть что-то перехватить. Зачастую им везет. Многие врачи выписывают сверхдозы.

– Значит, мне придется сегодня ночью отправляться на городскую площадь и всем показывать фото для опознания?