Долли Хиггинс

Женщина его мечты

1

«Ты в своем репертуаре, Элли Осборн. Прошлое умерло».

Последние слова, всплывшие во сне, словно некий тайный пароль, будоражили ее ум, пока она безуспешно пыталась открыть глаза; веки не слушались, казалось, навечно склеенные сверхпрочным клеем. Затем, когда она наконец преуспела в этом, ее взгляд упал на маленький дорожный будильник, стоящий на столике возле кровати.

— О Боже!

От досады, что она проспала, вздох превратился в стон. Она давно должна была встать и одеться, хотя ничего удивительного, что она чувствует себя разбитой после столь утомительного путешествия. Незаметно ее глаза снова закрылись, а мозг заработал с удивительной интенсивностью, прокручивая, словно киноленту, события, происшедшие со времени ее вылета из Хитроу неделю назад.

Иэн Рэнкин

Что ж, все сложилось более чем успешно, размышляла она в полусонной дреме. Контракт, подписанный вчера в Гонконге, наверняка можно считать удачным стартом, она так нуждалась в расширении своего производства, не один год так стремилась к этому и, вместе с тем, так опасалась. Теперь все было в ее власти, и будущее, казалось, приветливо улыбалось ей.

Открытая дверь

О, она не сказала бы, что это было легко… С изумлением оглядываясь назад, припоминала, как впервые поставила вязальную машинку на кухонный стол и потом начала продавать вязаные вещи на уличных рынках Лондона, получая от этого грошовую прибыль. Прошло каких-то пять, шесть лет…

…

Она подавила зевок. Нет, те первые покупатели и не представляли, как им повезло, когда они покупали ручной работы трикотаж от «Хелен» почти за гроши. В то время название фирмы и эмблема еще не были официально зарегистрированы, это пришло позже, вместе с шикарными шелковыми этикетками и заметками в прессе, что повлекло за собой и то первое телевизионное интервью в Гонконге. Которое в конце концов и заставило ее совершить еще и визит в Сингапур, вместо того чтобы немедленно возвращаться домой в Лондон.

…До двери было всего несколько ярдов. За дверью лежал светлый и солнечный мир, которому не было никакого дела до того, что происходит в заброшенном бильярдном зале…

Легкий стук в дверь заставил ее наконец открыть глаза, и она улыбнулась Дженни, когда та вошла в спальню и, подойдя к постели, протянула Элли чашку чаю.

Двое крепких мужчин распростерлись на залитом кровью полу. Еще четверо сидели на стульях, их руки были связаны за спиной, лодыжки стянуты липкой лентой. Пятый — молодой парень, — по-змеиному извиваясь всем телом, двигался вместе со стулом к приоткрытой двери.

— Потрясающе. — Элли потянулась, с наслаждением отхлебнув чай. — Знаю, я страшно виновата, никак не могу подняться… Надеюсь, я не нарушила твои планы?

— Давай-давай! Еще немножко!.. — подбадривала смельчака его подружка, но человек по кличке Страх шагнул вперед и захлопнул дверь, разом отрезав всех пятерых от последней надежды, а потом рывком вернул стул беглеца на место в общем ряду.

— Ты просто устала. — Дженни улыбнулась подруге, присаживаясь на маленький пуфик возле кровати. — Я заглядывала час назад, но ты так сладко спала, что я не решилась тебя будить. Пусть, думаю, поспит, разбужу в последний момент.

— Я вас убью, — свирепо заявил Страх, кривя измазанное в крови лицо, и Майк Маккензи ни на мгновение не усомнился в его словах.

— Это все лень… Но, — Элли поставила чашку на прикроватный столик, — мне нужно было именно это — чтобы кто-то разбудил меня. Я лежала и думала об интервью, которое ты устроила во время нашей первой встречи в Гонконге. — Она присела, спустив на пол длинные стройные ноги. — Ты уверена, что я действительно не нарушила твои планы?

Человек с таким именем, конечно, сдержит свое обещание. Глядя на закрывшуюся дверь, Майк невольно вспомнил, как разворачивалась вся последовательность событий, приведшая к столь неожиданному и страшному финалу.

— Не волнуйся, у тебя еще достаточно времени. Целый час до того как начнут собираться гости. — Дженни пересекла комнату, отдернула одну из штор, затем повернулась и, вопросительно приподняв брови, взглянула на свою гостью. — Но я надеюсь, ты встанешь до их прихода? Роберт просто умирает от желания с тобой познакомиться.

Начиналось все вполне невинно — с вечеринки в кругу друзей.

— Я тоже, дорогая. — Элли решительно поднялась и потянулась. — Итак, у меня есть время принять душ и… — Она запустила пальцы в копну темно-рыжих волос, которые вырвались из шпилек и в беспорядке рассыпались по плечам. — Пора помыть голову, ты не находишь?

И со вспыхнувшей алчности.

— Если успеешь… Фен в тумбочке в ванной.

С желания…

— Ты не поверишь, но я не мыла голову с тех пор как уехала из дома. В то утро я рассчитывала встать пораньше, но будильник почему-то не звонил, и я просто мчалась в аэропорт.

Но в самом начале была открывшаяся дверь…

— Я пойду, Элли. — Дженни улыбнулась, маленькая женщина, удивительно миниатюрная и изящная, обладающая тем непостижимым, скрытым обаянием, которое присуще только китаянкам. Она направилась к дверям и задержалась на секунду, взявшись за ручку двери. — Ты что-то говорила о том первом интервью?

Несколькими неделями ранее…

Элли стояла около высокого зеркала, роясь в сумке с туалетными принадлежностями.

— Просто вспомнила об этом. — Улыбаясь, она достала баночку с кремом, и глядя в зеркало, легкими движениями кончиков пальцев стала наносить крем на лицо. — Я лежала, еще не совсем проснувшись, и это почему-то пришло мне в голову, как раз когда ты постучала в дверь. Ты даже не можешь представить, как много раз я мысленно благодарила тебя за ту услугу.

1

— Это было не так уж трудно. — Дженни пожала плечами. — У нас не хватало тем для программы, мы искали материал о людях, которые приезжают из-за рубежа и используют местную рабочую силу, создавая новые рабочие места, и кто-то, кажется Джонни Тэкк, упомянул твое имя. На самом деле это я благодарна тебе, что ты так быстро согласилась.

Элли, продолжая сосредоточенно рыться в косметичке, покачала головой.

Майк пристально разглядывал две двери, расположенные в нескольких дюймах одна от другой. Первая из них постоянно была слегка приоткрыта, но, когда кто-нибудь толкал соседнюю дверь, она захлопывалась сама собой. Этот процесс повторялся каждый раз, когда в зал входили одетые в ливреи официанты с горами канапе на подносах. Хлоп-хлоп. Одна дверь распахивалась, другая — закрывалась, и Майк в конце концов подумал: то, что он так пристально следит за всякими пустяками, весьма красноречиво характеризует выставленные на аукцион полотна. Впрочем, в глубине души он знал, что не прав. К достоинствам будущих лотов его занятие не имело никакого отношения, зато оно многое говорило о нем самом. Многое, если не все.

— Никогда не отказываюсь от возможности лишний раз показаться на публике, это одно из негласных правил для людей, имеющих свой бизнес. Конечно, упоминание на телевидении или радио может быть разным, можно рассказывать об успехе, а можно и о провале. Прежде чем скрыться в ванной, она вспомнила: — Не будешь возражать, если я позвоню Чарли? Обычно я всегда звоню в это время.

Майку Маккензи недавно исполнилось тридцать семь; он был очень богат и отчаянно скучал. Деловые страницы самых разных газет часто называли его «компьютерным магнатом, добившимся успеха благодаря своим собственным усилиям», но истина заключалась в том, что ни к каким компьютерам Майк уже давно не имел никакого отношения. Свою компанию, занимавшуюся разработкой программного обеспечения, он на корню продал венчурному консорциуму. Поговаривали, что всего за несколько лет Майк Маккензи исчерпал себя до донышка как бизнесмен, и было не исключено, что эти слухи не так уж несправедливы.

— Зачем ты спрашиваешь? — Дженни махнула тонкой изящной рукой в направлении телефона. — До сих пор не пойму, почему Чарли и я все еще не знакомы? Между прочим, дорогая… — Дженни сделала паузу, — сегодня у нас в гостях Джон Парнелл, американский писатель. Ты наверняка читала его книги. Я просто проглатываю каждый его бестселлер и с нетерпением жду, когда выйдет следующий… Его отец друг Роберта. — И с этими словами она наконец исчезла за дверью.

Джон Парнелл… Джон Парнелл… Звучит словно звон колокольчика, думала Элли, подставляя лицо под теплые струи воды. Наливая в ладонь шампунь, источающий тонкий аромат жасмина, и намыливая голову, она все еще бормотала это имя. Возможно она что-то читала, возможно… Но с тех пор как у нее постоянно ощущался недостаток свободного времени, надо признаться, она читала мало, пожалуй в основном… балансовые документы. Но она помнит, как-то поздно вечером смотрела по телевизору фильм… крепко сколоченный детектив, какое-то убийство и расследование… Джон Парнелл… Возможно она обратила внимание на это имя, промелькнувшее в титрах… Тогда, слишком взбудораженная, чтобы заснуть, она даже злилась, что, поддавшись соблазну, начала смотреть этот детектив. Конечно она не могла не согласиться, что он был сделан достаточно занимательно, иначе почему она не могла оторваться от экрана? Легла спать гораздо позже обычного, хотя сон был именно тем, что ей было необходимо в то время.

Свой бизнес Майк основал сразу после университета на паях с близким другом Джерри Пирсоном. Именно Джерри показал себя настоящим гением программирования; благодаря ему дела быстро пошли в гору, однако сам он был человеком на редкость стеснительным и замкнутым, поэтому Майку волей-неволей пришлось взять на себя деловую часть, став официальным лицом фирмы. После продажи компании друзья поделили прибыль пополам, после чего Джерри неожиданно уехал в Австралию, в Сидней, где, как он заявил, был намерен начать новую жизнь. В мейлах, которые регулярно получал от него Майк, Джерри на все лады расхваливал сиднейские рестораны и ночные клубы, городскую жизнь и серфинг (не компьютерный, а самый обыкновенный). Частенько он присылал другу и цифровые фотографии, сделанные камерой мобильного телефона, на который Джерри с удовольствием снимал знакомых девушек. Казалось, сдержанный, стеснительный Джерри Пирсон куда-то исчез, в одночасье превратившись в разнузданного плейбоя, однако это не мешало Майку чувствовать себя обманщиком. Он-то знал, что без Джерри вряд ли сумел бы добиться столь выдающегося успеха в такой высококонкурентной области, как разработка компьютерного «софта».

Вытирая голову мягким полотенцем, она вышла из-под душа, прошла в спальню и, взяв телефонную трубку, начала набирать свой домашний номер. Через секунду она уже говорила с Чарли.

— Чарли, дорогая, — ее голос всегда мягкий и мелодичный, отличался на этот раз еще большей нежностью, — ты не поверишь, как я соскучилась по тебе.

Процесс создания собственной компании был изнурительным и нервным, но захватывающим. В первое время Майк вынужден был постоянно мотаться по стране, жить в отелях и обходиться тремя-четырьмя часами сна в сутки, пока Джерри сидел в Эдинбурге, изучая монтажные платы и новейшие программные продукты. Процесс отладки и вылавливания мелких недочетов в их самом известном программном приложении подарил обоим настоящую эйфорию, в которой оба пребывали несколько недель. Когда все было готово, деньги хлынули на счета фирмы полноводным потоком, который принес с собой юристов, бухгалтеров, советников, планировщиков, секретарей, внимание прессы, частные предложения от крупных банкиров и финансовых менеджеров… и почти ничего сверх этого. Майк, во всяком случае, довольно скоро разочаровался во внешних атрибутах богатства. Поначалу он купил себе «ламборджини», но супермашина надоела ему уже через полмесяца. Ненамного дольше продержался и «феррари»; теперь же Майк уже больше года ездил на подержанном «мазератти», который под влиянием мимолетного каприза приобрел по объявлению в газете. Он устал от полетов на реактивных лайнерах, от люксов в пятизвездочных отелях, от навороченных электронных игрушек и прочих прибамбасов. Снимки его роскошной квартиры в пентхаусе появлялись даже в модном журнале — правда, благодаря главным образом открывавшейся из окон панораме города. Вид и в самом деле был захватывающим: тонкие дымоходы и изящные шпили соборов, а на самом горизонте — темный вулканический холм и Эдинбургский замок на вершине, и к Майку стали являться любопытствующие, которых он называл «экскурсантами». Сам Майк, впрочем, не делал почти ничего, чтобы оправдать их ожидания и привести свой стиль жизни в соответствие со статусом молодого миллионера. Диван у него был старый, перевезенный еще с прежней квартиры; то же относилось к стульям и к обеденному столу. На полу по обеим сторонам камина громоздились стопки старых газет и журналов, а огромный телевизор с плоским экраном и стереоколонками имел такой вид, словно хозяин пользовался им крайне редко. Единственное, что сразу привлекало внимание гостей, были многочисленные картины.



— Неплохо.

Искусство, как говорил Майку один из его финансовых советников, является одним из самых надежных и выгодных способов помещения капитала. Он же порекомендовал надежного маклера-консультанта, который должен был позаботиться о том, чтобы Майк покупал правильные картины. «Приобретать мудро и с выгодой» — так он выразился. Майк, однако, довольно скоро понял, что купленные «мудро и с выгодой» картины вовсе не обязательно придутся ему не по душе, да и набивать своими деньгами карманы модных художников он не хотел. Кроме того, колебания рыночной конъюнктуры могли вынудить его расстаться с картинами, которые Майку нравились, поэтому в конце концов он предпочел идти собственным путем — и отправился на свой первый аукцион. Там Майк занял место в переднем ряду, мимоходом удивившись тому, что остальная публика отчего-то собралась в глубине зала, хотя свободных кресел впереди было больше чем достаточно. Довольно скоро он, впрочем, узнал причину: те, кто стоял сзади, прекрасно видели, как ведут себя прочие участники торгов, и могли корректировать свои ставки. Как впоследствии признался его близкий друг Аллан, за свою первую картину — натюрморт кисти Боссуна — Майк заплатил тысячи на три больше только потому, что аукционист угадал в нем зеленого новичка и начал повышать цену, зная, что покупатель никуда не денется.

Окинув свое отражение критическим взглядом, Элли повернулась с улыбкой удовлетворения. В последнее время вечерние приемы с трудом вписывались в ее расписание, и она почти утратила привычку совершать над собой усилие, отметила Элли про себя скорее с улыбкой, чем с жалостью. Результат этих усилий сам по себе мало занимал ее, но еще меньше она думала о том впечатлении, которое произведет на других.

— Но зачем ему это было нужно? — удивился Майк.

Однако сегодня ради Дженни она обязана была сделать все, что в ее силах. Было бы непростительно, если бы многообещающий дизайнер разочаровал хозяйку дома. Не говоря о друге Дженни, Роберте ван Тьеге, с которым ей предстояло сегодня познакомиться.

— По всей вероятности, у аукциониста в загашнике было еще несколько Боссунов, — пояснил Аллан. — А когда цены на произведения того или иного художника идут вверх, аукционист может распродать свои запасы с куда большей выгодой.

Элли была посвящена в большую часть их истории, она знала, как Дженни вскоре после первой случайной встречи сошлась с этим богатым предпринимателем. Они не скрывали своих отношений, и когда Элли однажды намекнула, что это кончится женитьбой, Дженни просто вскипела от негодования, настаивая на существующем соглашении, которое превосходно устраивало их обоих.

— Но если бы я отказался повышать, он мог не продать и этот натюрморт, — возразил Майк, но Аллан только улыбнулся и пожал плечами.

— Знаешь, — объясняла она, — Роберт был женат дважды, и оба раза неудачно, а я вообще никогда не планировала никаких продолжительных отношений. Ни до того как я встретила Роберта, ни сейчас. Так что я с ним скорее против моих собственных принципов. — Она усмехнулась, слегка покраснев. — Но, видишь ли, я люблю этого парня. Ты меня понимаешь?

Сейчас Аллан был где-то в зале — листал каталог и отмечал возможные приобретения. Вряд ли он мог позволить себе что-то серьезное — на зарплату банковского служащего особо не разбежишься. Тем не менее глаз у него был наметанным, да и живопись он любил по-настоящему. Именно поэтому в дни аукционов Аллан заметно грустнел — ему было больно смотреть, как полотна, которыми он сам жаждал обладать, покупают посторонние люди. Не раз и не два Аллан жаловался Майку, что купленные на аукционах шедевры во многих случаях исчезают из общественного доступа на целое поколение или даже больше.

— Да. — Элли не придала значения боли, неожиданно пронзившей сердце. — Конечно, понимаю. — Кто может понять лучше, чем она, Элли Осборн, подумалось ей.

— В худшем случае их приобретают в качестве вложения свободных средств и хранят даже не дома, а в банковской ячейке, — сетовал Аллан. — Для таких владельцев картины — просто капитал, который со временем принесет изрядные дивиденды.

— И кроме того, — быстро продолжила Дженни, — у меня моя карьера, у него его бизнес. Мы предоставляем друг другу полную свободу, никогда не задаем лишних вопросов, и, что удивительно, нам удается сохранить абсолютное доверие. Несмотря на то, что я знаю, что ему приходится встречаться с массой очаровательных женщин, многие из которых не прочь завязать с ним более близкие отношения, мне даже в голову не приходит усомниться в его верности!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я ничего не должен покупать? — спросил как-то Майк.

Дженни повезло. Вздохнув про себя, Элли нанесла последние штрихи макияжа. Она думала о счастливой судьбе подруги без капли ревности. Богатая, красивая, имеющая рядом одного из самых преуспевающих представителей делового мира. Ее телевизионная карьера с успехом росла по обеим сторонам Тихого океана… Кто мог отрицать, что судьба улыбнулась Дженни Сиу? И что самое удивительное, успех нисколько не вскружил ей голову, как и те громадные деньги, которые она зарабатывала на телевидении.

— Ты же делаешь это не для того, чтобы вложить деньги, правда? Покупать нужно то, что тебе действительно нравится.

Вполне довольная результатом своих усилий Элли, отступив от зеркала, еще раз взглянула на свое отражение и с облегчением убедилась, что ее внешность удовлетворит самый придирчивый глаз.

И вот теперь стены в квартире Майка были сплошь увешаны картинами XIX и XX столетий, написанных в основном шотландскими художниками. У него были довольно эклектичные вкусы, поэтому кубистские полотна соседствовали в его пентхаусе с пасторальными пейзажами, а рядом с классическим портретом мог висеть модерновый коллаж. И в большинстве случаев Аллан одобрял его выбор.

И туалет выбран безошибочно. Классика всегда хороша, всегда элегантна, а главное, всегда уместна. Она вполне серьезно прикинула, что смогла бы надеть этот выходной наряд и через двадцать лет: свободные брюки цвета темной сливы, переливчатый натуральный шелк которых выгодно подчеркивал стройность длинных ног, и легкая, летящая туника, отделанная по вырезу и манжетам атласной тесьмой. Потрясающе, думала Элли, оглядывая себя в зеркале, просто великолепно! И никак не могла понять, почему почаще не надевала этот туалет.

С Алланом Майк познакомился примерно год назад на приеме в штаб-квартире инвестиционного отделения Первого Каледонского банка — или «Первого К», как его еще называли. Помимо всего прочего банк владел довольно внушительной коллекцией произведений искусства. Стены вестибюля в главном здании на Джордж-стрит были украшены большими абстрактными полотнами работы Фейрберна, а над стойкой дежурного висел триптих Култона. В «Первом К» имелся даже свой собственный искусствовед-консультант, в обязанности которого входило открывать новых перспективных художников (главным образом — на дипломных выставках в колледжах живописи и искусств), скупать их работы по дешевке и продавать, когда цена на того или иного мастера достаточно вырастет. В тот первый вечер Майк по ошибке принял Аллана именно за такого консультанта, и двое мужчин разговорились.

После некоторых раздумий, она оставила волосы распущенными, их шелковый каскад удачно обрамлял лицо, а мелкая французская завивка так нравилась ей… Но при такой прическе макияж должен быть более чем сдержанный. Элли коснулась губ помадой цвета сливы. И глаза… Она всегда считала, что это самое привлекательное на ее лишенном особой красоты лице, и, призвав все свое искусство, подвела глаза черным, тем самым подчеркнув их серебристо-серый полупрозрачный перламутр и ослепительную белизну белков.

— Аллан Крукшенк, — представился Аллан, пожимая протянутую руку. — Ну а кто вы такой, я конечно же знаю.

И в последний раз коснувшись щеточкой уже накрашенных ресниц, прыснула чуть-чуть парфюма на запястье и за ухо… Это все. Она готова. Почти готова, подумала Элли, и автоматически потянувшись за кольцом с маленьким бриллиантом, надела его на палец левой руки, бок о бок с простым золотым кольцом.

— Еще раз прошу прощения за ошибку, — извинился Майк со смущенной улыбкой. — Просто здесь мы с вами — единственные, кому, кажется, не все равно, что висит на стенах.



Аллану было под пятьдесят, и он жил один — развод, как он заявил в минуту откровенности, обошелся ему «чертовски дорого». Два его сына-подростка учились в закрытой частной школе; что касалось дочери, то ей было за двадцать, и она могла считаться самостоятельной. В банке Аллан работал с КЧК — клиентами с крупным личным чистым капиталом,^[1] однако, как он уверил Майка, навязывать ему свои услуги у него и в мыслях не было. Вместо этого Аллан предложил познакомить нового знакомого с той частью банковской коллекции, которая была открыта для публики.

Стоя рядом с другими гостями на балконе, где Роберт показывал самые примечательные точки города, Элли с трудом могла удержаться от сравнения, и явно не в его пользу… Дженни, такая изящная, обворожительная, наделенная природной грацией, и Роберт… Да, красивым его не назовешь, низкого роста, коренастый, с мускулистыми, непомерно широкими плечами профессионального боксера, хотя нельзя было не заметить, что его сила и богатство привлекают внимание женщин.

— Кабинет управляющего, к сожалению, закрыт, а жаль. Там у него висит Уилки и пара отличных Ребернов.

Безупречные манеры, одежда — все было именно так, как она ожидала, но тяжелые черты, проницательный взгляд скрытых за затемненными стеклами глаз… Она знала, что между ним и Дженни разница лет в двенадцать, но он выглядел на добрых двадцать лет старше. Между тем, несмотря на свое разочарование, Элли обнаружила, что он странным образом располагает к себе, она даже не заметила, как уже наслаждалась присущим ему тонким чувством юмора, который отличался жесткостью и самоиронией. Это было почти шокирующее впечатление: столь преуспевающий бизнесмен, по крайней мере по ее представлениям, смотрит на жизнь с такой поразительной легкостью.

После приема они в течение нескольких недель обменивались мейлами, пару раз выбрались в паб — и незаметно подружились. Сегодня Майк пришел на предварительный просмотр будущих лотов только потому, что Аллан сказал — это может оказаться интересно. До сих пор, однако, он не видел ничего такого, что могло бы разжечь его алчность коллекционера, если не считать наброска углем, принадлежавшего одному из известных шотландских колористов. Впрочем, таких — или весьма похожих — набросков у Майка было уже три. Не исключено, что все они когда-то были вырваны из одного альбома.

Затем ее внимание переключилось. Дженни объявила о приходе нового гостя, до Элли долетели раскаты звонкого смеха, которые заставили ее поднять глаза, но ей поначалу удалось лишь разглядеть, что новый гость в легком летнем костюме темно-серого цвета и кремовой рубашке и что Дженни улыбается ему, при этом ее лицо светится от удовольствия.

— Ты, я вижу, скучаешь? — с улыбкой спросил Аллан.

Она явно пыталась привлечь внимание Роберта, который, позволив себе не заметить этого, направился прямо к окну через обширное пространство гостиной. Возникла короткая пауза, все гости молча наблюдали за его передвижением. Тишину внезапно нарушил Пит, стройный, спортивного сложения австралиец, который представился как деловой партнер мистера ван Тьега.

В одной руке он держал каталог с несколькими загнутыми страницами, в другой — пустой бокал из-под шампанского. К его галстуку в тонкую полоску прилипло несколько крошек: похоже, Аллан рискнул попробовать несколько канапе.

— Неправда ли, Роберт — своеобразная личность?

— Скучаю, — признался Майк.

Глаза Элли все еще были прикованы к группе около окна, она пыталась рассмотреть нового гостя, который, по-видимому, и был тот самый американский писатель, но безуспешно — экзотические растения в больших кадках частично закрывали его.

— Как, неужели ни одна блондинка-«золотоискательница» не сделала тебе предложения, от которого ты не смог отказаться?

— Что? — переспросила она, неохотно поворачиваясь к Питу, который продолжил, кивнув в сторону своей хорошенькой юной жены.

— Пока нет, увы.

— Бабс впервые видит его. Что ты думаешь о нем, дорогая?

— Впрочем, мы же не где-нибудь, а в Эдинбурге. В этом городе нормального молодого мужчину скорее попросят составить партию в бридж… — Аллан огляделся по сторонам. — А сегодня здесь все как всегда: халявщики-дармоеды, маклеры, агенты, крупные коллекционеры…

— Роберт именно то, что ты сказал. Но, пожалуй, нужно определенное время, чтобы разобраться в нем получше.

— И к какой категории относимся мы?

— Как и в его отношении к женщинам… — Подняв бокал, Питер сделал большой глоток, как бы подчеркивая свою симпатию к Дженни.

— Мы относимся к настоящим любителям искусства, Майкл. Только так — и никак иначе.

Элли обменялась изумленным взглядом с Бабс, которая изобразила на своем лице гримасу недоумения и поспешила сменить тему.

— Ты уже решил — будешь завтра за что-нибудь бороться?

— Вы приехали из Англии по делам, Элли?

— Наверное, нет… — Аллан вздохнул и зачем-то заглянул в свой пустой бокал. — У меня на столе скопилась целая пачка счетов за обучение, которые нужно оплатить. Я знаю, знаю, что ты сейчас скажешь: что в городе, мол, хватает хороших бесплатных школ, что сам ты тоже учился в обычном муниципальном заведении и это не принесло тебе никакого вреда, но… В данном случае речь идет не об образовании, а о традиции. Как-никак, три поколения Крукшенков учились в одной и той же закрытой частной школе и… Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы я отдал парней куда-то еще.

Элли провела рукой по железным перилам балюстрады, рассеянно наблюдая огни кораблей, виднеющиеся в заливе.

— Думаю, Марго тоже было бы что сказать по этому поводу.

— Да. У меня небольшая дизайнерская компания: вязаная одежда. Я улаживала детали с одной из гонконгских фирм, которая намерена изготавливать мои вещи. Теперь собираюсь домой, но прервала путешествие, чтобы навестить Дженни и Роберта.

При упоминании своей бывшей жены Аллан преувеличенно содрогнулся, изображая страх. Майк улыбнулся, но ничего не сказал. Некоторое время назад он уже предложил Аллану финансовую помощь — и совершил ошибку. Человек, который работал в банке и каждый день имел дело с самыми богатыми людьми Шотландии, не собирался опускаться до подачек.

— Вы используете австралийскую шерсть? — Интерес Пита был чисто коммерческий.

— Заставь Марго платить свою долю, — поддразнил Майк друга. — Ты всегда говорил, что она зарабатывает не меньше твоего.

— Не обращайте на него внимания, Элли, просто его отец разводит овец.

— О, она в полной мере воспользовалась своей финансовой независимостью, когда выбирала себе адвокатов.

— Прошу меня извинить. — С улыбкой отвернувшись от пейзажа, Элли, опираясь спиной о перила, подставила лицо теплому вечернему ветерку. — Но мы гордимся тем, что используем только английскую пряжу, которую специально изготавливают для нас, добавляя к шерсти некоторое количество шелка. Но если когда-нибудь у меня возникнет необходимость в использовании австралийской шерсти, я вспомню о вашем отце… На самом деле у меня есть собственные связи с Австралией, и я…

Проходивший мимо официант предложил им блюдо с плохо пропеченными канапе. Майк отрицательно качнул головой, а Аллан попросил принести еще шампанского.

Слова замерли у нее на губах. В этот момент Дженни, Роберт и их гость отошли от окна. Он был выше того, что принято называть среднего роста, этот новый гость, и удивительно загорелый. В этом мужчине было нечто такое, что заставило ее затаить дыхание и изо всей силы схватиться за железные перила балкона, потому что земля начала уходить из-под ног.

— То, что они тут подают, можно назвать шампанским лишь с очень большой натяжкой, — заметил он, когда официант отошел достаточно далеко. — Обыкновенная шипучка, по-моему. Думаешь, почему каждая бутылка завернута в салфетку? Чтобы мы не могли прочесть этикетку — вот почему! — Аллан снова оглядел зал. — Ты еще не разговаривал с Лаурой? — уточнил он.

— Вы говорили, Элли… — напомнила Бабс.

— Только поздоровался, — ответил Майк. — Лаура сегодня нарасхват.

— Я… — Какую-то долю секунды она смотрела на молоденькую женщину, не в состоянии припомнить направление разговора. Ее сердце глухо стучало в груди… — Да… А что, собственно, я говорила, Бабс? О шерсти, кажется? В Англии такое разнообразие пород, что в состоянии удовлетворить самый повышенный спрос, — пробормотала Элли.

— Зимний аукцион был первым, который она вела, — напомнил Аллан. — И не сказать, чтобы он прошел удачно. Ей нужно расположить к себе потенциальных покупателей.

Она слышала свой голос, лепечущий что-то еще в течение нескольких секунд, но ее ум был поглощен другой задачей.

— А мы к ним не относимся?

Неохотно оторвав взгляд от той, другой группы, она отсутствующе улыбалась своим собеседникам, стремясь выбросить ужасное предположение из головы. В ней бушевала такая отчаянная борьба, такое непостижимое чувство, словно давно минувшее прошлое пробудилось, чтобы овладеть ею, события, которые она предпочитала похоронить в своей памяти, воскресли из небытия…

— Прости, Майк, но тебя же видно насквозь. Тебе недостает того, что игроки в покер называют «лицо». Когда ты с ней здоровался, Лаура узнала о тебе все по твоему взгляду и глуповато-восторженной улыбке. Я давно заметил: если ты видишь картину, которая тебе нравится, ты делаешь стойку, как охотничий пес, а когда решаешь купить — приподнимаешься на цыпочки… — Пытаясь показать, как ведет себя приятель, Аллан несколько раз качнулся с пятки на носок — и практически без перехода протянул свой бокал навстречу официанту, который спешил к ним с бутылкой шампанского.

— Элли, я говорила тебе, что мы ждем Джона Парнелла, — послышался голос Дженни. — Теперь я рада представить его тебе.

— Я вижу, ты умеешь читать не только по лицам, но и по жестам, не так ли? — рассмеялся Майк.

Элли повернулась. Ее прозрачные серые глаза потемнели от мрачного предчувствия, неохотно, но неизбежно задерживаясь на мужчине, который стоял перед ней. Тоненький смех Дженни как сквозь туман долетел до нее.

— В моей работе это необходимо. Большинству КЧК нравится, когда ты угадываешь их невысказанные желания.

— Только он не Джон Парнелл, он Бен Конгрив. Бен, это наша дорогая приятельница, Элли Осборн.

— Ну и о чем я думаю сейчас? — Майк прикрыл свой бокал ладонью, и официант, вежливо поклонившись, двинулся дальше.

Дальше все шло, как говорится, на автомате. Элли протянула руку, надеясь, что улыбка, которую она зафиксировала на своем лице спрячет шок, и с облегчением вздохнула, не заметив в ответном взгляде момента узнавания. Изумление, восхищение, любопытство, возможно, просто вежливый интерес, но не больше. Поэтому можно было расслабиться и улыбнуться или, по крайней мере, изобразить нечто подобное. Но она совершенно не представляла, как будет существовать дальше.

Аллан зажмурил глаза и сделал вид, что задумался.

Машинально принимая участие в разговоре, который омывал ее, подобно мирно журчащему ручью, Элли отчаянно пыталась преодолеть поток охвативших ее эмоций. Кто мог предположить, что их пути пересекутся? После стольких лет? Долгих, очень долгих лет мучительного ожидания, после всего того, что ей пришлось пережить… В чем она так нуждалась… чего так хотела… и наконец в чем отчаялась. Долгие годы жизни, в течение которых надежда становилась все слабее и слабее и… умерла.

— Ты думаешь, что можешь прекрасно обойтись без моих дурацких замечаний, — сказал он, снова открывая глаза. — Еще ты мечтаешь хотя бы несколько минут полюбоваться нашей прекрасной хозяйкой — постоять перед нею на цыпочках, как перед картиной… — Аллан немного помолчал и добавил: — Ну а кроме того, ты хотел предложить перейти в бар, где можно достать нормальную выпивку.



— Это просто поразительно!.. — Майк притворился потрясенным сверхъестественными способностями друга.

— Вы хорошо знаете Сингапур, Элли? — Бен Конгрив, сидя справа от нее, терпеливо ждал, пока она закончит свой разговор с Питом, прежде чем посягнуть на ее внимание, заставляя ее повернуться к нему, чтобы он мог задать свой вопрос. Ммм, промурлыкал он про себя, испытывая истинное удовольствие, когда эти прозрачные серые глаза вновь поднялись на него. Немножко нервный взгляд, отметил он, несколько странно для такой преуспевающей и уверенной в себе женщины, должно быть на самом деле застенчивой и чуть печальной… Пожалуй, с чувством самоиронии подумал он, никогда не видел подобных глаз… И такого выражения на лице… Чистота и открытость, и сквозившее в глазах изумление… Что ж, это было больше, чем просто красивое лицо, скорее очаровательное, с высокими скулами, волнующим ртом, каскадом вьющихся тициановских волос.

Его брови поползли наверх, а на лице отпечаталось подлинное недоумение. Что происходит, подумал он, поражаясь столь странной для себя реакции и, вместе с тем, обнаруживая, что не хочет отказывать себе в удовольствии подобного анализа. Безупречная кожа цвета персика, что было едва ли оригинально… И для писателя тоже, уверял он себя и все же не мог оторваться от этого лица.

— А главное, — торжественно объявил Аллан, слегка салютуя ему бокалом, — одно из твоих желаний вот-вот исполнится…

— Сингапур? Не очень хорошо, — начала она, заставив голос звучать спокойно, чтобы никто не мог догадаться, как бьется ее сердце, с какой силой ее пальцы, сделавшиеся вдруг влажными, сжимают вилку. — Я была здесь несколько раз, но всегда очень коротко, поэтому толком не могла узнать город. — Теперь, после вежливого ответа, она могла сосредоточить внимание на своей тарелке и, подцепив кусочек рыбы, поднесла его ко рту. — А вы?

Но Майк уже и сам заметил Лауру Стэнтон, которая, ловко лавируя в толпе, двигалась в их сторону. Вместе с каблуками в ней было футов шесть. Ее густые золотисто-каштановые волосы были собраны на затылке в простой конский хвост, а в вырезе черного, до колен, платья без рукавов поблескивал опаловый кулон.

Взгляд в его направлении подтвердил то, чего она опасалась: он все еще продолжал рассматривать ее, и от этого пристального осмотра ее словно обдало жаром. Его улыбка сказала ей, что он заметил ее замешательство и, найдя деликатный повод отвернуться, сосредоточился на еде, вместе с тем не забыв ответить на ее вопрос.

— Привет, Лаура. — Аллан дружески расцеловал ее в обе щеки. — Поздравляю, ты сумела подобрать неплохой ассортимент.

— Я тоже не очень хорошо знаю Сингапур, но так как в книге, над которой я сейчас работаю, действие происходит именно в этих местах, подумал, что стоит приехать и узнать его получше, прежде чем погружаться в детали. — Он рассмеялся. — Все писатели схожи в этом, вы понимаете, годится любая уловка, чтобы подольше не садиться за письменный стол, избежать тирании словесного процесса.

— Я слышала, но думала, что это отговорка, чтобы просто разнообразить свою жизнь.

— Скажи это своим нанимателям в «Первом К» — сегодня я заметила по меньшей мере двоих агентов, которые работают на ваших конкурентов. Как видно, в наши дни каждый банк не прочь прикупить для своего зала заседаний что-нибудь этакое… — Лаура повернулась к Майку. — Ну, здравствуй еще раз, — проговорила она, слегка наклоняясь вперед, чтобы расцеловаться и с ним. — Как дела?.. У меня такое ощущение, что ты не увидел здесь ничего, достойного твоего внимания.

— Не совсем так, — с улыбкой поправил Майк, заставив женщину слегка порозоветь от удовольствия.

— Это теоретически. — Он еще раз взглянул на нее, удивляясь, почему ему доставляет такое наслаждение развлекать и забавлять эту женщину. Если быть честным, должен заметить, что труд писателя — занятие, требующее полной отдачи, почти добровольное рабство. И я люблю его и вместе с тем… ненавижу… Временами я готов был покончить с этим нелегким делом. Но как только я говорил себе: все — это моя последняя книга, что-то обязательно возникало, будоража мой ум. Парочка идей будила фантазию, в голове возникали новые образы, короче, все опять начиналось сначала… Назад к однообразному механическому труду.

— Где ты нашла своего Мэтьюсона? — поинтересовался Аллан. — Похожая картина висит у нас на четвертом этаже перед лифтами.

— Бен! — мягко укорила Дженни. — Ты говоришь так, словно тебе приходится трудиться над каждым словом, а между тем твоя проза, каждое слово, которое ты пишешь, красивые обороты — все они так естественны и непринужденны…

— Этот Мэтьюсон попал ко мне из одного поместья в Пертшире. Владелец намерен купить соседний луг, чтобы застройщики не испортили ему вид. — Лаура повернулась к нему: — А ваш «Первый К» не хотел бы?..

— Просто порой муза нашептывает мне на ухо. — Он иронически покачал головой.

Аллан неопределенно пожал плечами и надул щеки.

Раздался взрыв смеха, и все оживленно начали обсуждать приведенный аргумент. Разговор вновь перешел на индивидуальный уровень, что дало возможность Бену снова повернуться к своей соседке.

— Мэтьюсон? — вмешался Майк. — Я что-то его не…

— Теперь вы знаете обо мне все, моя очередь послушать вас.

— Заснеженный ландшафт, — пояснила Лаура, указывая на дальнюю стену зала. — Вон тот, в вычурной золотой раме… По-моему, эта вещь не в твоем вкусе, Майк.

У нее не было выбора, кроме как повернуться и взглянуть на него; губы невольно тронула улыбка, которая выражала больше, чем некоторое нежелание. Он смотрел на нее с такой непринужденностью, так располагающе, собственно это всегда было так. Высокий, в прекрасной форме, пожалуй, лишенный красоты в привычном понимании этого слова. Темные шелковистые волосы… Даже сейчас она чувствовала легкий трепет при мысли о том, как пропускает эти темные пряди сквозь пальцы… Теперь они были короче, и пиратский облик ушел вместе с бородой. Но эти четко обрисованные брови все так же неожиданно изгибались, когда он ожидал ответа… вот как сейчас.

— И не в моем, — счел необходимым добавить Аллан. — Овцы на высокогорном пастбище сбились в кучу для тепла… Одни мохнатые зады, ничего примечательного.

— Вряд ли я могу рассказать что-то особенное. — На самом деле, руководствуясь любым стандартом правды, это была полная ложь. Просто ее жизнь, внешне вполне благополучная, таила темную и болезненную сторону, которую она отказывалась обсуждать, особенно с писателем детективов, и уж конечно с…

— Вам, наверное, будет небезынтересно узнать, — добавила Лаура специально для Майка, — что за Мэтьюсона дают гораздо больше, если на картине видны лица… то есть морды животных. — Она знала, что подобная информация покажется ему любопытной, и Майк действительно кивнул в знак признательности.

Но он настойчиво ждал разъяснений, поэтому привычным движением, как всегда, когда она чувствовала особенную уязвимость, она подняла левую руку, поправляя прядь волос, упавшую на щеку, невольно демонстрируя кольцо на пальце.

— А как нынче обстоят дела на континенте? — продолжал расспрашивать Аллан.

— Не знаю, упоминал ли Роберт, — начала она, — но у меня есть свое маленькое дело — модный дизайн, преимущественно трикотаж, до сих пор главное производство располагалось в Англии, но с некоторых пор мы производим его и в Гонконге. Я пробыла там несколько дней, и Дженни пригласила меня сюда, прежде чем я вернусь домой. Это давний план, он несколько раз срывался за последние два года…

Лаура немного помолчала, словно обдумывая ответ:

— И я счастлива, что тебе наконец удалось осуществить его, — перебила с другого конца стола Дженни, затем наступила небольшая пауза, пока ненавязчивые расторопные слуги убирали тарелки и на столе появились фрукты.

— Русский рынок на подъеме. То же касается Индии и Китая. Думаю, когда начнутся торги, у нас не будет недостатка в заморских участниках.

Элли, переведя внимание, пыталась сосредоточиться на том, что говорил ей Пит, сидевший от нее по другую сторону, всем сердцем желая находиться в этот момент в самолете, летящим назад в Хитроу. Еще немного, и она уже была бы с Чарли. Она была права, считая, что эта среда не для нее, что она стоит особняком от этого социального круга.

— А как насчет предварительных договоренностей?

Оглядывая роскошную комнату, она просто испытывала отчаяние: светлые шторы, колышущиеся от легкого ветерка, на кремовых стенах картины, в основном современная живопись, зеленый мрамор обеденного стола. Зеленый мрамор! С множеством золотых прожилок. Еда, поданная с подлинным артистизмом на черных тарелках. Каждый прибор…

Лаура сделала вид, будто замахивается на Аллана каталогом.

Внезапная вспышка воспоминаний вызвала улыбку на ее губах. Она представила кастрюлю с тушеной бараниной, картошкой и луком, которую так часто ставила на стол, простой выскобленный добела стол на кухне, домашний хлеб, который успевала приготовить во время перерыва, неизбежно кривобокий, но с аппетитной ароматной корочкой, идеальной для того, чтобы подобрать всю подливку. И большая глиняная миска с наспех нарезанным зеленым салатом…

— Вот теперь ты точно вынюхиваешь, — поддразнила она.

— Между прочим, — вмешался Майк, — я наконец повесил своего Монбоддо.

Целая вечность отделяла те годы от этого дня, от этой еды, которую она видела сейчас перед собой. Приготовленные на гриле морепродукты в окружении россыпи риса, нежно-желтого из-за добавленного шафрана, и композиция — слово не слишком экстравагантное для этого случая — из овощей, которые она с трудом узнавала. Все это было больше похоже на художественное произведение, чем на еду… Ее собственная еда никогда не имела ничего общего с этой… но, сочетание цветов было впечатляющим. Она вдруг представила свитер: на черном, как эти тарелки, фоне желтые проблески авокадо, нежное прикосновение розового оттенка креветки и этот интенсивный зеленый в соседстве с лиловым цветом баклажана… Если бы только ее ум мог удержать это необычное сочетание. Пальцы дрожали, она хотела бы иметь под рукой карандаш, нет, лучше кисть и краски…

— И куда же? — поинтересовалась Лаура.

— Вы не собираетесь есть?

— Сразу перед входной дверью. — Натюрморт Альберта Монбоддо был его единственной покупкой, сделанной на зимнем аукционе. — Ты обещала зайти, взглянуть на него, — напомнил он.

Неожиданный вопрос заставил ее повернуть голову и посмотреть на своего соседа, брови взлетели вверх, губы невольно тронула нежная улыбка, прежде чем она вспомнила, что должна контролировать себя.

Лаура прищурилась.

— Да, конечно. — Дыхание перехватило и отдалось болью в груди, когда она узнала это особенное выражение, то, как его глаза осмотрели ее лицо, прежде чем остановиться на губах с вполне очевидным намерением. — Конечно. — Трезво решив проигнорировать печаль, терзающую ее сердце, она вновь перевела взгляд на тарелку и решительно взяла вилку. — Все это так… так красиво. — Подцепив на вилку мидию, она отправила ее в рот. — Вы не находите?

— Я сброшу тебе мейл, когда соберусь. А пока… Было бы неплохо, если бы ты опроверг кое-какие слухи…

— О да, — рассеянно ответил он, и она поняла, что его мысли заняты не едой. — О да, разумеется.

— Ого! — Аллан фыркнул в бокал.

Красиво… Даже тогда, когда он повернулся, чтобы обменяться несколькими репликами со своим соседом с другой стороны, ее лицо занимало его мысли. Такие белые зубы, не совершенство — два передних находят один на другой, удивительно чувственный рот, к которому он хотел бы прикоснуться своими губами. А когда она улыбалась… Вдруг ему пришло на ум, что она не очень-то часто делает это, но при улыбке все ее лицо освещалось изнутри. Невероятное обаяние, исходившее от нее, интриговало, пробуждая интерес, давно отсутствовавший в его жизни, за исключением одной детали…

— Какие слухи?

За исключением, одной детали, которая остановила его, подавая предостерегающий сигнал. Непроизвольно Элли сделала жест, который делала всегда, когда чувствовала растерянность и смущение, подняв руку заправила за ухо прядь волос, упавшую на щеку. Это, казалось бы, незначительное движение не осталось вне его внимания, и он не мог не заметить обручального кольца, сверкнувшего на ее пальце, там было и другое, с крошечным бриллиантом, но оно мало занимало его. Сделала ли она этот жест случайно или преднамеренно, Бен не знал, но одно было совершенно ясно: он не собирался позволить даже мужу, существующему пока где-то там, на заднем плане, удержать его от желания получше узнать эту интригующую женщину.

— Говорят, ты налаживаешь отношения с другими, менее достойными, аукционными домами.



— От кого ты это слышала? — удивился Майк.

Элли едва держалась на ногах, но сон бежал от нее в ту первую ночь в апартаментах ван Тьега. Она ничего не могла поделать с духотой тропической ночи, которая изматывала, ставя под вопрос эффективность кондиционера. Ничего не могла поделать и с тем мужчиной, которого давным-давно постаралась вычеркнуть из своей памяти. Но если ей удалось это, тогда почему стоило ему появиться, ее чувства пришли в полное замешательство?

— Мир тесен, — отозвалась она неопределенно. — Ну что ты скажешь в свое оправдание?

Элли застонала, засовывая руки в тяжелую копну волос и с ожесточением зарываясь лицом в подушку. Если бы только она могла заснуть! Она уже отчаялась получить шанс забыть Бена Конгрива хоть на несколько часов! Она знала по собственному опыту, что утром вещи предстанут в ином свете, менее драматичными и более прозаическими. И еще она знала наверняка, что ей не придется больше встречаться с ним. Завтра ее последний день в Сингапуре. После этого она вернется к своей обычной жизни, к Чарли. О да, к Чарли, вокруг которой вращалась вся эта печальная история.

— Я же ничего у них не купил! — возразил Майк.

И затем, совершенно непредсказуемо, без какого-то решения с ее стороны, без желания или даже согласованности, ее мозг вдруг принялся оживлять картины прошлого, которые она так долго старалась держать взаперти, перенеся ее назад, в то время, когда она впервые встретила Бена Конгрива. То безмятежное, счастливое время… И хотя Элли знала, что, позволяя себе подобное, потворствует своим желаниям, она была не в состоянии остановить себя.

— Этот поросенок действительно покраснел или мне кажется? — ухмыльнулся Аллан.



— Смотри, как бы рядом с твоим Монбоддо я не обнаружила вещей с аукционов «Кристис» или «Сотбис», — предупредила Лаура. — В этом случае ты меня больше не увидишь. Понятно?

Ей было двадцать лет, и весь мир лежал у ее ног. Так говорил ее отец в тот незабываемый день, когда ей присуждали степень по окончании Сиднейского университета. И в качестве награды он протянул ей чек, чтобы она могла осуществить свое давнее желание — отправиться в путешествие на несколько месяцев прежде чем начать свою карьеру в мире моды.

Прежде чем Майк успел что-нибудь ответить, на его плечо легла чья-то мясистая рука. Обернувшись, он встретился взглядом с темными, пронзительными глазами профессора Роберта Гиссинга. Куполообразная лысина профессора блестела от испарины, твидовый галстук сбился набок, голубой полотняный пиджак был безнадежно измят и совершенно потерял форму, и все же выглядел Гиссинг весьма внушительно, а его гулкий голос звучал уверенно и властно.

— А может быть все же педагогика?

— А, золотая молодежь. Приехали, чтобы спасти меня от этого кошмара? — Профессор экспансивно взмахнул своим бокалом из-под шампанского, словно дирижер — палочкой, потом его взгляд остановился на Лауре. — Нет, вас я ни в чем не обвиняю, моя дорогая, — прогудел он. — В конце концов, это ваша работа.

Сэр Вильям пытался поколебать амбиции дочери, решившей попытать счастья на скандальном поприще. Его предложение было более традиционно и, как он полагал, более безопасно.

— Банкетное обслуживание заказывал Хью.

— Возможно, — согласилась Хелен, так ее звали в те годы, твердо веря, что идти в ногу с предложением родителей или, по крайней мере, в том направлении, значит намного облегчить свою жизнь. — Если не представится никаких возможностей в мире моды, то обещаю тебе, я подумаю о твоем предложении.

Гиссинг выразительно качнул головой.

— Что ж, если ты собираешься обосноваться в Лондоне, я уверен, ты найдешь массу возможностей. Мы с мамой очень гордимся тобой на год младше всех в группе, и получить наивысший балл! Этот чек доказательство нашей любви.

— Вообще-то я имел в виду картины, — уточнил он. — Даже не знаю, зачем я хожу на эти жалкие поглядушки…

— Ты слишком щедр, папа. — Приподнявшись на цыпочки, Хелен поцеловала его в щеку. — Но вы на самом деле ничего не имеете против моего желания уехать и начать самостоятельную жизнь?

— Может, из-за бесплатной выпивки? — лукаво предположил Аллан, но профессор и ухом не повел.

— Мы, конечно, будем скучать по тебе. — Отец беспомощно развел руками. — Но из-за болезни мамы ты многого была лишена в детстве, и мы оба хотим возместить этот ущерб.

— О папа, ты не должен говорить так! Что мама могла поделать со своим склерозом? Вы ничего не должны мне.

— Десятки, сотни превосходных работ талантливых мастеров! И за каждым взмахом кисти, за каждым движением карандаша своя история, бессонные ночи, мучительные размышления и поиски наиболее удачного варианта… — Гиссинг сжал пальцы, словно держа невидимую кисть. — Эти картины принадлежат всем, они — часть нашего коллективного сознания, наша история, концентрированное выражение нашего национального духа, если угодно… — Профессор сел на своего любимого конька, и Майк незаметно подмигнул Лауре. Оба уже много раз слышали эту речь — или ее варианты. — Этим картинам не место в залах заседаний банков и корпораций, куда не попасть простому смертному, — продолжал тем временем Гиссинг. — И тем более они не должны томиться в защищенных хранилищах страховых компаний или украшать собой охотничьи домики капитанов индустрии…

— И все же мы так решили. Ты знаешь, мы бы тоже хотели вернуться в добрую старую Англию, но здешний климат более подходит твоей матери… В любом случае, должен сказать тебе, что подумываю уйти на пенсию, закончив службу в дипломатическом корпусе. Я уже получил приглашение в одну из японских компаний, которым необходим свой представитель здесь, в Сиднее, и им удалось уговорить меня, ради твоей матери…

— …А также квартиры скороспелых миллионеров, сколотивших состояние на программном обеспечении, — вставил Аллан, но Гиссинг только погрозил ему сосискообразным пальцем.

— Па, ты темная лошадка. — Хелен улыбнулась. — Я одна должна вознаградить тебя, никто другой…

— Вы в вашем Первом Каледонском едва ли не хуже всех! — прогремел он. — Вы совершаете настоящее преступление, когда переплачиваете за произведения молодых, еще не до конца раскрывшихся художников, которые сразу начинают воображать о себе невесть что…

— Нет. — Он покачал головой. — Все, что я прошу, пиши почаще маме. Ты знаешь, как она скучает по Англии… Хранит все письма и открытки оттуда.

Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом снова хлопнул Майка по плечу.

— Обещаю. Только… ты не станешь возражать, если я отправлюсь в Европу через Карибы? Один из Клубов аквалангистов планирует исследования затонувшего испанского корабля, обнаруженного рядом с Мысом Ветров, и я получила приглашение принять участие в экспедиции.

— Тем не менее я не желаю, чтобы кто-то нападал на моего юного друга… — Гиссинг сильнее сжал плечо Майка, и тот поморщился. — Особенно если он намерен угостить старика-профессора пинтой виски.

— Что ж, я полагаю, ты для себя уже все решила. — Отец потрепал ее по голове. — Поэтому… все, что я прошу, будь осторожна. Я не хочу, чтобы твоя мать волновалась о своем единственном чаде, ты знаешь какой эффект это может оказать на ее состояние.

— Ладно, мальчики, развлекайтесь, а я вас оставлю. — Лаура помахала всем троим свободной рукой. — И не забудьте: аукцион состоится ровно через неделю! — И с улыбкой, которая, как показалось Майку, была адресована персонально ему, она ушла.

— Обещаю, папа. — Она снова приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Обещаю быть очень осторожной. Я не люблю рисковать и буду писать так часто, как только смогу.

— Ну что, «Вечерняя звезда»?.. — предложил Гиссинг.

Неделю спустя, как раз после своего дня рождения, когда ей исполнился двадцать один год, она отправилась на Карибы, чтобы присоединиться к экспедиции на Мысе Ветров. Группа из Сиднея состояла из семи человек, среди них — три девушки, включая Хелен, к австралийцам присоединилась команда из американских университетов. Задача, стоявшая перед молодыми учеными, заключалась в исследовании шхуны XVII века, которая пошла ко дну во время шторма. И именно там она и встретила Бена Конгрива, возглавлявшего экспедицию, мужчину, который полностью перевернул ее жизнь в какие-то две недели.

Майк не сразу сообразил, что профессор имеет в виду винный бар, расположенный дальше по улице.

Ей никогда не забыть тот миг, когда она впервые увидела его. Вместе с остальными он сидел на корточках на песке, рассматривая предметы, поднятые в тот день со дна моря. Какое-то замечание вызвало бурный взрыв смеха, он поднял голову, его улыбка сверкнула ослепительной белизной на загорелом лице. Их взгляды встретились, и он медленно выпрямился, улыбка растаяла, темные глаза прищурились с неподдельным интересом. Выгоревшие джинсы и рубашка, завязанная узлом, открывали сильный бронзовый торс, волосы, темные и шелковистые, были отброшены назад нетерпеливым жестом, который она посчитала за характерный для него.

Его приветствие прозвучало более чем обычно, но он не спускал с нее глаз. Даже сейчас, при воспоминании об этом пристальном взгляде, ее охватывало волнение. Мир на какую-то долю секунды замер на своей оси, прежде чем обрушиться на нее со звуком несущегося экспресса.

2

Борода, тоном светлее волос, скрывала нижнюю часть лица, подчеркивая пиратский облик. Налет некоторого высокомерия таил предостережение. Но это ощущение длилось всего несколько секунд, не больше, потом она накрепко забыла об этом. А зря…

Бар «Вечерняя звезда», расположившийся в низком полуподвальном помещении, был отделан панелями красного дерева и обставлен коричневой кожаной мебелью. Гиссинг не раз утверждал, что находиться здесь — все равно что лежать в дорогом гробу. И все же после предварительных просмотров и торгов все трое частенько заходили сюда, чтобы, по выражению профессора, произвести «разбор полетов».

Легкое разочарование все же посетило Хелен, так как с ее стороны порыв был стремительным и безрассудным, тогда как он после первого пылкого обмена взглядами едва замечал ее присутствие. Вокруг хватало мужчин, которые не раз пытались разбудить ее чувства, но безуспешно, а этот мужчина начисто игнорировал страстные призывы Хелен.

Сегодня заведение было заполнено больше чем наполовину; большинство посетителей составляли студенты, причем не из самых бедных.

Впоследствии он с жаром отрицал это, смеялся, заверяя Хелен, что с первого взгляда выбрал ее, описывая в деталях, как она смотрела на него. Затем, снова смеясь, опрокидывал на песок и целовал, целовал, поддразнивая, что всему виной ее неподражаемое умение плавать.

— У каждого из них в городе своя квартира, — проворчал Гиссинг. — То есть не своя, конечно, а богатеньких родителей.

— Ты плаваешь совсем как русалка… именно это поначалу вызвало мой интерес к тебе.

— Зато пока у них есть охота учиться, вы имеете возможность зарабатывать свой кусок хлеба с маслом, — поддразнил его Аллан.

Она неторопливо провела губами по его шелковистой бороде, поглядывая на него из-под полуопущенных век.

Компания заняла свободный полу кабинет и сделала заказ. Профессор и Майк взяли виски, а Аллан попросил шампанского.

— Конечно, ты знаешь, что на самом деле русалки это ламантины — морские коровы.

— Мне нужен бокал настоящего «Маккоя», чтобы смыть вкус той кислятины, которой нас потчевали в галерее, — заявил он.

Последовал тяжелый вздох.

— Кстати, — сказал Гиссинг, делая руками такое движение, словно мыл их с мылом, — насчет картин, которые на годы и десятилетия оказываются в самом настоящем заточении, я говорил совершенно серьезно. Или вы не согласны?

— Как я полагаю, такое сравнение должно меня обрадовать?

Роберт Гиссинг возглавлял городское Художественное училище, но его дни на этом посту были сочтены. До выхода в отставку профессору оставалось месяца два — столько же, сколько и до конца летнего триместра,^[2] но он, похоже, готов был отстаивать свое мнение до последнего.

— Да, пожалуй, можешь считать, что это лесть… — Его голос звучал хрипло, он притянул ее поближе к себе. — Я говорил о русалках из легенды. Сирена, которая своим пением заманила Одиссея. Помнишь? Вот кого ты напоминаешь мне… Ты воспринимаешь океан как родную стихию. Но твоя кожа… — Он скользнул ладонью вдоль ее спины, прикосновение было таким чувственным, что, казалось, каждый нерв девичьего тела откликнулся на него. — Твоя кожа как шелк, а твои волосы… — Он продолжил, понизив голос, изображая какое-то мифическое существо: — Твои волосы подобны золотому руну…

— Я абсолютно уверен, что ни один настоящий художник не желал бы подобной судьбы своему детищу, — добавил Гиссинг.

Ее губы едва коснулись его рта, приоткрывшись в коротком смешке.

— Насколько мне известно, — сказал Майк, — в прошлом каждый художник стремился найти покровителя, мецената. Или я ошибаюсь?

— Только это «золото» ты и нашел в экспедиции. Но, увы, и оно не настоящее… всего лишь подделка.

— Эти, как ты выражаешься, покровители, часто оплачивали самые значимые работы, а потом безвозмездно передавали их в национальные музейные собрания или еще куда-нибудь, — парировал Гиссинг.

— Что? — переспросил Бен, лениво потянувшись.

— «Первый К» занимается примерно тем же самым, — возразил Майк и посмотрел на Аллана в поисках поддержки.

Звук прибои, с грохотом обрушивающегося на далекие рифы, и более близкий мягкий шелест волн, ласкающих берег, — все это усиливало ощущение нереального волшебства, которое дарило негу и покой. Его губы невольно потянулись к ее губам, в полудреме повторяя вопрос:

— Верно, — кивнул тот. — Мы выставляем наши картины в музеях, посылаем их на вернисажи и в другие места.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Это не одно и то же, — упрямо проворчал профессор. — В наши дни любая благотворительность — просто продолжение коммерции, а должно быть не так. Человек должен получать удовольствие от созерцания самой работы, а не от вида бирки с ценой. — Чтобы подчеркнуть свои слова, Гиссинг с силой ударил кулаком по столу.

Она не жалела, что подстригла свои длинные волосы перед отъездом из Сиднея, но решение изменить их цвет было ошибкой. Их новый бледно-золотой оттенок вроде бы и шел ей, пока солнечные лучи и соленая морская вода в конце концов не сделали их совершено белесыми, сотворив на голове форменный беспорядок.

— Потише, — предупредил Майк. — Иначе персонал решит, что мы вот-вот потеряем терпение. — Тут он обратил внимание, что Аллан пристально уставился куда-то в сторону барной стойки. — Что там такое? Хорошенькая официантка? — спросил он, начиная поворачиваться.

— Это значит, что я, как и мои волосы, — сплошная иллюзия… Не существую реально.

— Не шевелись!.. — прошипел Аллан и даже наклонился через столик словно для того, чтобы заключить приятеля в пьяные объятия. — Там, у стойки, трое мужчин, которые пьют что-то подозрительно похожее на «Редерер кристал»…

— Что ж, по правде говоря, я никогда не верил в русалок.

— И кто они такие? Торговцы картинами?

Тогда как я, подумала она про себя, всегда верила, что ты где-то непременно существуешь и ждешь меня. Где-то… И сейчас я нашла тебя и никогда не позволю тебе уйти. Со вздохом она прислонилась головой к его груди, чувствуя щекой тепло его кожи, курчавость мягких волос, испытывая новое и любопытное ощущение.

Аллан покачал головой.

— Ты бывал в Австралии, Бен?

— Мне кажется, один из них — Чиб Кэллоуэй.

— Нет, не пришлось. — Он передразнил ее акцент. — Но я обещаю, что теперь это будет на первом месте в моем расписании.

— Тот самый бандит?.. — уточнил профессор. Его слова, совпав с перерывом в доносившейся из колонок музыке, прозвучали неожиданно громко.

Она отодвинулась, стряхивая песок с тростниковой циновки.

Одновременно Гиссинг повернул голову, чтобы посмотреть на гангстера, и Кэллоуэй, уловив это движение, бросил на троих друзей пронзительный взгляд.

— Что ты собираешься делать, когда уедешь отсюда?

Гладко выбритая луковицеобразная голова Кэллоуэя сидела на могучих, хотя и немного сутуловатых плечах, а одет он был в черную кожаную куртку и просторную черную футболку. Бокал шампанского в кулаке бандита казался каким-то несерьезным.

Говорили, что он и другие члены американской группы приплыли из Флориды, она представила вдруг, что он бы мог поехать с ней в Англию. Но они знали друг друга всего лишь несколько дней, и Бен мог понять ее предложение как старание завлечь его в какие-то длительные отношения. Нет, она не сделает ничего, чтобы подвергать опасности хрупкое очарование их близости, и кроме того Хелен чувствовала существование чего-то скрытного, некое умалчивание, которое пока не поддавалось разгадке.

Аллан успел раскрыть на столе каталог и теперь делал вид, будто что-то в нем ищет.

— Вот попали!.. — пробормотал он негромко.