Николай Тимонович Федоров

Напиши мне ответ

Сотни лет кочуют по театральным и цирковым подмосткам два клоуна: один — озорной и лукавый, другой — простак. Две, казалось бы, противоречивых реакции вызывают они: смех и сочувствие. Именно потому так живуч этот комический дуэт. Давно уже они перекочевали на страницы книг, прочно поселились в детской литературе под разными именами: Малыш и Карлсон, Дениска и Миша, Винни-Пух и поросенок Пятачок. Во всех этих книжках один прием, но каждая из них — особенная, потому что писали их очень талантливые люди. (Я думаю, что Дон Кихота и Санчо Пансу Сервантес задумывал как комическую пару.)

Начинающий ленинградский писатель Николай Федоров тоже внес в эту традиционную форму комического свое отношение, он как бы заострил моменты соучастия и сопереживания.

В детстве я сильно обварил руку. Я не плакал — такое было условие. Но вот два моих товарища плакали. Они плакали по-настоящему, плакали за меня. Над этим предметом нельзя иронизировать. Этот предмет вызывает добрый смех, который сходен по ощущению с ощущением счастья. Под словом «предмет» я подразумевал самое высокое нравственное понятие — дружбу.

Дружба и является подвижной моделью для рассказов Николая Федорова. Остановите свое внимание на рассказе «Напиши мне ответ». Герои Федорова мало сказать — необходимы, они жизненно важны друг для друга. Они преисполнены чувства верности. И еще в них наличествует то необъяснимое состояние, которое мы называем счастьем жить.

Я от всего сердца желаю героям Николая Федорова веселого и счастливого пути в детской литературе.

Радий Погодин

У вас в квартире Генка

Все началось с того, что мы с Генкой увидели в нашем дворе лебедку. Обыкновенную строительную лебедку с «люлькой». Ее оставили рабочие, которые меняли на нашем доме водосточную трубу.

— Ух ты! — сказал я и схватился за ручку.

— Чур, я первый! — сказал Генка, забираясь в «люльку». Я нажал на ручку, шестеренки заскрипели, и Генка торжественно поплыл вверх.

— Вира! — кричал он и махал руками. — Вира помалу!

— Да не ори ты, — сказал я. — Весь дом переполошишь.

Генка на секунду замолчал, но потом не выдержал и запел:



Самая заветная мечта — высота, высота…



Когда он был уже на уровне третьего этажа, я остановился.

— Погоди, передохнуть надо.

— Представляешь, — крикнул мне сверху Генка, — если бы ты жил в этой квартире, а я б к тебе в гости залез! — И он перемахнул из «люльки» прямо на балкон. — Ты бы лопнул от страха.

— Лопаются не от страха, а от зависти, — сказал я. — И вообще, хватит. Я тоже хочу прокатиться. Давай назад, а то рабочие придут.

И только я это сказал, как услышал за спиной голос:

— А ну-ка марш отсюда!

Я обернулся и увидел двух рабочих. Один отодвинул меня в сторону и принялся спускать «люльку», А Генка остался на балконе!

— Ой, дяденьки, — закричал он, — меня-то спустите!

— Нечего, — сказал второй рабочий. — Ишь, игрушку нашли!

Он, наверно, подумал, что Генка там живет.

— Ну, пожалуйста, спустите, мне надо, — скулил Генка.

— По лестнице сойдешь, — сказал первый. — Некогда нам тут играть.

К счастью, дверь балкона оказалась открытой, и Генка боязливо вошел внутрь. Между тем я заметил, что на крыше появился третий рабочий. Он начал снимать крепление и отвязывать «люльку». Вскоре Генка снова вышел на балкон.

— Закрыто там, дяденьки, не выйти, — плаксиво сказал он.

— Закрыто — значит, наказан, — сказал первый. — Сиди и учи уроки. Исправляй двойки.

— Какие двойки! — в отчаянии закричал Генка. — Нет у меня никаких двоек! Отличник я, круглый!

— Это ты своей бабушке расскажи. Нам это ни к чему.

— Какой бабушке! — закричал совершенно очумевший Генка. — Нет у меня никакой бабушки!

— Что у вас там за бабочки? — закричал рабочий с крыши.

— Да ничего, — ответил первый. — Отличник тут один про бабушку рассказывает. Готово, что ли?

— Готово! — послышалось с крыши, и вниз полетела веревка.

Пути отступления были отрезаны. Рабочие поволокли лебедку со двора.

— Что же делать? — спросил Генка, с тоской глядя вниз.

— А в квартире никого? — спросил я.

— Никого.

— Чего же ты через дверь не вышел?

— Закрыто. А замка нет.

— Как это замка нет?

— То есть он есть, но внутренний. Ключ нужен.

— Что же делать? — спросил теперь я.

— Лошадь бы, — сказал Генка.

— Какую еще лошадь?

— Обыкновенную. Коня. Я бы на него сейчас прямо отсюда — р-раз… И ходу!

— Обалдел ты совсем на этом балконе. Вертолет еще попроси. Вот что. Сиди пока тут и не шуми, а я домой сбегаю, поищу ключи.

Дома мне удалось отыскать штук десять всяких старых ключей, и через несколько минут я уже стоял около злополучной квартиры. Я сунул первый попавшийся ключ в замочную скважину — и дверь сразу открылась!

— Ура! — закричал я, влетая в квартиру. — Генка, вылезай!

Но вместо Генки, к моему изумлению, из комнаты выбежала какая-то старушка.

— А?! Что?! Пожар?! Горим?!

— М-м-м… а где же Гена? — заикаясь, спросил я.

— Лена в кружке на репетиции. А вы кто? И как вы сюда попали?

Тут я наконец понял, что забрался в другую квартиру. Надо было выкручиваться.

— А… а я вот шел, дай, думаю, к Лене зайду. Мы с ней в это… в музей собирались. В артиллерийский.

— Вы тоже в хореографический кружок ходите?

— Я-то? Хожу. Я петь люблю. Особенно в хоре. Ну, я пойду, раз Лены нет. Извините. До свидания.

— Постойте, мальчик. Хорошо, что вы зашли. Леночка задерживается, а Зюзик уже погулять хочет. Сходите, погуляйте с ним.

И она привела из комнаты жирную ленивую таксу. Делать было нечего, и мне пришлось согласиться. Когда я вышел на площадку, из соседней квартиры послышался Генкин голос:

— Серега, Ну где ты там?

— Тут я. В другую, понимаешь, квартиру залез. А теперь вот старушка попросила с собакой погулять.

— Нашел время с собачками гулять.

— Да я сейчас. Быстро. Ну, — сказал я собаке, — гуляй тут. Некогда мне с тобой возиться.

Но тут собачка гулять не хотела и упорно тащила меня вниз.

— Не хочет, подлая, тут гулять. На улицу тянет, — сказал я. Пришлось бежать во двор. Потом я отдал собаку старушке и подошел наконец к двери, за которой томился Генка.

— Ну что, сидишь, альпинист? — спросил я.

— Сижу.

— Сейчас я тебя выпущу.

Но на этот раз ни один из ключей не подходил.

— Крышка, — сказал я. — Придется сдаваться на милость хозяев. Можно, конечно, дворничиху позвать.

— Ой, нет! Только не ее. Ты же знаешь нашу дворничиху.

— Тогда сиди и жди хозяина. Скажешь, что тебя ветром занесло.

— Тебе смешно. А если хозяин вообще не придет?

— Как это не придет?

— А так. В отпуск уехал. Или в командировку. Тут такой беспорядок. Вещи раскиданы, бумажки на полу. Будто уезжать собирались в спешке.

— А ты думаешь, здесь один человек живет?

— Похоже на то. Квартира маленькая, однокомнатная. И всего один диван.

— Если уехал, то дело плохо. Придется за дворничихой идти.

— Нет, ни за что. Я лучше тут все лето просижу.

— Ну, сиди. Пресной воды у тебя сколько угодно. А без пищи человек может больше месяца жить.

Мы замолчали. В этот момент снизу послышались шаги. Я отошел от двери и заглянул в пролет. Наверх поднимался мужчина в больших очках, с густой черной бородой. На голове у него была малюсенькая рыжая кепочка. Поднимаясь, он что-то бурчал себе под нос. Уж не знаю почему, но только у меня в голове сразу мелькнуло: он.

— Генка, — зашипел я, — идет! Борода черная, в очках!

Даже через дверь я почувствовал, как Генка затрясся от страха. Мужчина приближался. Тогда я шагнул к нему навстречу и сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответил он.

— Вы в тридцать четвертой квартире живете?

— Как будто так.

— Ну так вот. Вы, пожалуйста, не пугайтесь, но там Генка.

— Генка? Какой Генка? И почему я должен его пугаться?

— Генка — мой товарищ. Он у вас в квартире сидит.

— Это любопытно. И давно сидит?

— С час, наверное.

— А позвольте полюбопытствовать, как он туда попал?

— Через балкон.

— Ах, через балкон. Замечательно! По веревочной лестнице или по водосточной трубе?

— Нет, в «люльке». При помощи лебедки. Там, понимаете, лебедка во дворе стояла, а тут вдруг рабочие пришли…

— Постой, дружок. Давай-ка по порядку. Все это чрезвычайно интересно.

«Странный какой-то, — подумал я. — Не кричит, не ругается». Ну, я все честно ему и рассказал. Мужчина пришел в восторг.

— Великолепно! — сказал он, отпирая дверь. — Говоришь, месяц собирался сидеть?

Мы вошли в квартиру.

— Генка, где ты тут? Вылезай! — крикнул я. Но никто не отозвался. Мы обшарили комнату, кухню, заглянули в ванную и на балкон. Квартира была пуста.

— Чудеса, — сказал я. — Куда же он подевался?

Хозяин с сомнением посмотрел на меня.

— А был ли мальчик?

— Был! Честное слово, был!

В этот момент с балкона послышался отчаянный собачий лай, и в ту же секунду в комнату ввалился Генка. Рубаха у него была перепачкана, на лбу ссадина, а глаза от страха выпучены.

— Генка, ты?! — воскликнул я. — Откуда ты свалился? И что там за собака?

Генка молчал и в испуге глядел на хозяина.

— Говори, не бойся. Я уже все рассказал.

— Да чего тут особенно говорить. Когда я услышал, что хозяин идет, то перепугался и решил по балкону в соседнюю квартиру перелезть. Ведь балконы-то только плитой отделены. Посидел я там, потом потихонечку вошел в комнату. Гляжу — вроде, никого. Я — к двери. Тут из кухни собака выскакивает. И ну лаять. Я назад. А с кресла старушка вскакивает. «Пожар! — кричит. — Горим!»

Тут мы с хозяином не выдержали и расхохотались. Генка тоже засмеялся. Когда мы насмеялись, хозяин сказал:

— Ну, друзья, вас ко мне не иначе, как провидение послало.

— Какое привидение? — сказал Генка. — Честное слово, мы сами. Никто нас не посылал.

— Не привидение, а провидение, — сказал хозяин. — Это что-то вроде судьбы. Ну, не важно. Важно то, что вы здесь и в вашем лице — целое приключение. Давайте знакомиться. Меня зовут Андрей Захарович. А история ваша очень забавна. Дело в том, друзья, что я пишу детские книжки. И, представляете, ко мне в квартиру почти готовый сюжет для рассказа забирается. Так сказать, с доставкой на дом!

Потом он показывал нам свои книжки, и оказалось, что многие из них мы с Генкой читали. В общем, нам здорово повезло, что Генка забрался к писателю, да еще детскому.

Когда мы прощались, Андрей Захарович сказал:

— Кстати, у меня на кухне есть черный ход. А дверь там закрыта просто на крючок.

Операция «КотоВасия»

Маленькая старушка с огромной клетчатой сумкой вбежала во двор и закричала:

— Вася! Васька, где ты, паршивец!

— Бабушка, вы внука ищете? — спросил я. — Тут недавно какой-то мальчишка на велосипеде гонял. Рыжий такой.

— И не рыжий вовсе, а шатен, — сказал Генка.

Генка сам был слегка рыжеватый и потому не любил этого слова. А недавно кто-то сказал ему, что он шатен, и это ему страшно понравилось.

— Да нет, ребятки, не внука, кота я потеряла, — сказала старушка. — Васькой зовут. Ах я, старая! Не смогла кота с дачи привезти. Говорил мне зять: давай на машине отвезем. Нет, думаю, пусть еще на воле погуляет. И вот тебе… Ну как я теперь домой приду? Что Павлику скажу? Это внуку-то своему. А уж он так Ваську любит, так с ним играет.

— Не нервничайте, бабушка, — сказал Генка. — Мы найдем вашего Ваську. Верно, Серега?

— Найдем, — сказал я. — Вы нам только приметы дайте.

— Да какие ж там приметы, ребятки. Серый такой, а спина вроде как потемнее.

— А особые приметы есть? — спросил Генка.

— Особые?

— Ну да. Хромает он, может, у вас, или шрам какой-нибудь есть.

— Что ты, сынок. Ничего такого нет. Глаза вот у него уж больно красивые. Желтые такие, большие. Бывало, сидит вечером и все смотрит на меня, смотрит…

— Маловато примет, — сказал Генка. — Серый, глаза желтые, большие. Ну ничего. Попробуем.

— Вы-уж постарайтесь, сыночки. Век буду благодарна. И Павлик тоже. Мы тут недалеко живем. Кирпичный переулок, дом три, а квартира девятая.

Старушка ушла.

— Предлагаю так, — сказал Генка. — Чтоб побольше мест осмотреть, мы с тобой разделимся на квадраты.

— Не мы на квадраты разделимся, — сказал я, — а район поиска разделим.

— Я и говорю. Ты бери наш двор и садик на набережной. А я в соседнем дворе поищу и около кочегарки. Главное, на глаза взимание обращай. Как, значит, кота звать? Васька?

— Васька.

— Тогда назовем операцию «КотоВасия».

Перед тем как начать операцию, мы сбегали по домам, взяли большие сумки и колбасу для приманки. Генка побежал в свой квадрат, а я принялся обходить наш двор.

До чего же, оказывается, много по улице беспризорных котов бегает! Когда просто так ходишь, то и не замечаешь вроде. И откуда они только берутся? Ведь всегда говорят: кошка — домашнее животное. Но какие же они домашние, если вон их сколько бездомных бегает. Получается, что они и не домашние, но и не дикие. Тогда какие же?

Я долго бродил по двору и наконец увидел кота, который, как мне показалось, походил на Ваську. Правда, он сидел ко мне спиной, и мне никак не удавалось заглянуть ему в глаза.

— Васька, кис-кис-кис! — позвал я.

Но кот не обернулся, а только лениво повернул в мою сторону одно ухо. Я осторожно стал подходить и уже собирался его схватить, но кот почуял опасность и отбежал в сторону. Тогда я отломил кусочек колбасы и бросил ему. Кот, не торопясь, обнюхал колбасу, съел ее и внимательно посмотрел на меня. Глаза у него были желтые! Забыв всяческую осторожность, я кинулся на кота и… из глаз у меня посыпались искры. Вместо кота я держал в руках Генкину голову!

— Ты зачем в мой квадрат залез! — закричал я на него.

— И ничего не залез! — закричал Генка. — Да отпусти ты меня. Я давно за этим котом гоняюсь, всю приманку скормил. Вон он побежал! Держи!

Мы бросились за котом, но тот прибавил скорость и, вильнув хвостом, скрылся в подвальном окошке.

— Лезь теперь, — сказал я, — раз ты его спугнул.

— Там темно, — сказал Генка.

— Конечно, темно. А ты хочешь, чтоб тебе в подвале хрустальные люстры горели? Ладно. Я тоже полезу.

В подвале было холодно и сыро. На полу хлюпала вода, валялся какой-то хлам.

— Генка, где ты? — позвал я.

— Здесь, — ответил он.

— А чего ты молчишь?

— Я не молчу. Гляди: чего это там светится?

— Так это ж глаза! Ну, теперь попался Василий! Генка, хватай его!

И я рванулся в сторону светящихся глаз. Кот метнулся к окну, но я успел схватить его за ногу. Отчаянно пытаясь вырваться, кот вцепился мне в руку. Но тут подоспел Генка, и вдвоем мы запихали беглеца в сумку.

Во двор мы вышли грязные и исцарапанные. Но зато в сумке, надежно закрытой «молнией», сидел беглец. Операция удалась.

Через несколько минут мы звонили в квартиру, где жила старушка. Дверь открыл толстый белобрысый мальчишка.

— Ты внук? — спросил Генка.

— Внук, — ответил он.

— А бабушка где? — спросил я.

— Кота ищет. Кот у нее сбежал, когда она с дачи ехала.

— А почему ты не ищешь?

— Мне нельзя. У меня режим.

— Нашли мы вашего кота, — сказал Генка. — Принимай.

Он отодвинул на сумке застежку — и наружу моментально выскочила нахальная рыжая голова и два зеленых глаза.

— Гы-гы-гы! — загоготал мальчишка. — Кот, да не тот.

Мы с Генкой растерянно переглянулись, а рыжий зверь пулей выскочил из сумки и через три ступеньки понесся вниз.

— Действительно, не тот, — сказал я. — Понимаешь, темно там в подвале было.

— Ничего, бабка найдет, — сказал мальчишка. — Она его знаете как обожает.

— А ты?

— Я его дрессирую. Возьму папину кожаную перчатку, пальцы растопырю и тычу ему в нос. Он перчатку царапает, грызет, злится. А мне хоть бы что. Или вот еще одну шутку, знаю. Привяжу на нитку кусочек мяса и кину его Ваське. Тот только мясо проглотит, а я раз — и выдерну его! Помрешь от смеха.

— И твоя бабушка об этом знает?

— Не, при ней я его только глажу.

— Ну и гад же ты, — сказал Генка. — Паразит!

— Чего ты обзываешься-то. Подумаешь, кот. Коты — они глупые.

— Сам ты глупый, — сказал я. — Пошли, Генка. Пусть он только в нашем дворе появится. Мы ему покажем дрессировку.

— Вот какая катавасия получается, — сказал Генка, когда мы спускались по лестнице.

И тут мы увидели кота. Он стоял на площадке и настороженно на нас смотрел. Сам серый, спина потемнее, а глаза большие и желтые.

— Он, — сказал я.

— Точно, он, — сказал Генка. — А этот живодер еще говорит, что коты глупые. Смотри, сам дорогу нашел. И искать не нужно.

— Погоди, — сказал я. — Давай проверим, куда он пойдет.

Мы прижались к стене, показывая коту, что путь свободен. Он сразу все понял, прошмыгнул мимо нас и сел у двери девятой квартиры. Оставалось нажать кнопку звонка. Мы переглянулись и, ни слова не говоря, посадили Ваську в сумку.

— Пусть пока у меня поживет, — сказал Генка. — А с этим типом мы еще разберемся.

Рекордсмены

«Вес взят! — закричал диктор по телевизору. — Отличный результат! Это шестьдесят восьмой мировой рекорд нашего замечательного атлета!»

— Вот это да! — с завистью сказал Генка. — Шестьдесят восьмой! А ведь ему еще, наверно, и тридцати нет. Это, выходит, в год по два с лишним рекорда. Колоссально!

— Что же он, по-твоему, с пеленок рекорды устанавливает? — сказал я. — Значит, отбрось еще лет двадцать.

— Точно! Эх, хоть бы какой малюсенький мировой рекордик установить.

— Разбежался. Знаешь, для этого сколько тренироваться надо? Это по телевизору только просто смотреть. Раз, два — и мировой рекорд.

— Да знаю я все, — отмахнулся Генка. — Ты еще скажи: без труда не вынешь и рыбку из пруда.

— А вот я читал в одном журнале, что в Америке есть такая книга, куда всякие необычные рекорды записываются. Съел больше всех сосисок — рекорд. Плюнул дальше всех — тоже рекорд. Или вот, к примеру, три человека кувалдами рояль за десять минут расколошматили.

— Настоящий рояль?! — удивился Генка.

— А то как же. Самый настоящий.

— Здорово! Это сколько же роялей для тренировок нужно разбить?

На лестничной площадке Генка сказал:

— Так, значит, любой рекорд в ту книгу записывается?

— Любой. Главное, чтобы никто до тебя такого не сделал.

— Тогда гляди. Лифт видишь?

— Ну?

— Иду на мировой рекорд!

— Ломать будешь?!

— Зачем ломать. Пятьдесят раз вверх и вниз без остановки!

Генка залез в кабину и хлопнул дверью.

— Считай!

… Когда он пошел на десятый заход, внизу стали собираться люди. А Генка, чтоб его рекорд не прервали, до первого этажа чуть-чуть не доедет, на кнопку «стоп» нажмет — и опять вверх.

— Что такое? В чем дело? — удивленно говорили люди. — Почему лифт не останавливается?

— Товарищи, — сказал я, — потерпите немного. Там человек мировой рекорд устанавливает.

— Безобразие, — сказала женщина с портфелем. — Лифт не игрушка. Сейчас же прекратите хулиганство!

— Надо узнать, кто их родители, — сказала старушка. — И привлечь.

— Вот я им покажу рекорды, — сказал небритый мужчина. — Пусть только вылезет. Слышишь, бездельник, немедленно вылезай!

— Надо лифтершу позвать, — сказала старушка. — Она лифт остановит, и мы его оттуда за шкирку вытащим.

Кто-то пошел за лифтершей, кто-то сказал, что надо позвать дружинников. Я взлетел на третий этаж и, когда Генка мимо меня проезжал, крикнул:

— Генка, вылазь! Сейчас лифт остановят, тебя за шкирку будут тащить!

— Боюсь, — пискнул он и поплыл вниз.

И тут лифт, которому, наверно, надоело взад-вперед без остановок гонять, встал. Как раз между первым и вторым этажами. Я видел, как Генка нажимает подряд все кнопки, но лифт не двигался.

— Не едет больше, — растерянно сказал Генка.

— Ага, застрял, дебошир, — злорадно сказал небритый.

— Как бы ему там еще свет погасить, — сказала старушка. — Пусть бы в темноте посидел.

Тут вернулась девушка, которая бегала за лифтершей.

— Нет лифтерши на месте, — сказала она.

— Вот сломал лифт, — сказала женщина с портфелем, — так и сиди теперь там всю ночь.

— Свет бы еще выключить, — снова сказала старушка. И люди стали расходиться.

— Сидишь? — спросил я.

— Сижу, — ответил Генка из лифта.

— Ничего, Генка, не расстраивайся. Ты зато двадцать восемь раз накатал.

— Правда? Ну, как ты думаешь, рекорд?

— Конечно. Кто ж еще столько раз без остановки катался.

Генка просидел в лифте еще целый час и установил новый рекорд по сидению в лифте.

Стоять в стороне и смотреть, как Генка мировые рекорды устанавливает, я, конечно, не мог. И потому утром в школьной раздевалке сказал:

— Генка, иду на рекорд. Сегодня весь день буду ходить на одной ноге. — И прямо из раздевалки запрыгал наверх в класс.

Сначала все шло хорошо, и я даже в столовку сумел доскакать. Но на географии мой рекорд чуть было не рухнул. Людмила Ивановна вызвала меня отвечать. Я встал и стою на одной ноге, как цапля.

— Подойди же сюда, — говорит она.

Делать нечего, я запрыгал к доске.

— В чем дело, Сережа? Почему ты скачешь? У тебя нога болит?

— Ага, — говорю, — болит.

— Так что же ты, голубчик, сразу не сказал. Надо сейчас же в медпункт. Ребята, помогите ему.

— Не надо, — говорю, — мне помогать. Не болит у меня нога.

— В чем же тогда дело?

Я молчу. Только равновесие стараюсь удержать. Потому что, если ни за что не держаться, на одной ноге трудно долго стоять. Стою, балансирую. Ребята хихикают.

— Вот что, Лапин, иди в коридор и там попрыгай. А потом поговорим.

В общем, рекорд я отстоял. Вернее, отскакал.

С этого все и началось. Мы с Генкой забыли обо всем на свете и целыми днями только и думали, какой бы еще рекорд установить.

Я прочитал пятьдесят шесть раз стихотворение Лермонтова «Бородино». Вслух.

Генка ответил тем, что молчал четыре часа.

Я провел мелом самую длинную в мире линию.

Генка съел пирожок за четырнадцать секунд.

Я написал слово «мыло» восемьсот шестьдесят три раза.

Генка сто двенадцать раз мигнул на уроке русского.

Я смотрел не мигая полторы минуты.

Генка разобрал пылесос за двенадцать минут…

К концу недели на моем счету было девяносто шесть рекордов, на Генкином — девяносто семь. А последний рекорд мы установили в пятницу.

На классном собрании Людмила Ивановна сказала:

— Петров и Лапин, попрошу встать. Пусть на вас весь класс полюбуется.

Мы встали, и все повернули головы, чтобы на нас полюбоваться.

— Вот, посмотрите на них, — продолжала Людмила Ивановна, — все рекорды побили.

— Рекорды? — встрепенулся Генка. — А откуда вы про наши рекорды знаете?

— Тут и знать нечего. Достаточно журнал открыть. У тебя, Петров, за неделю девять двоек, а у друга твоего — восемь. Хороши, нечего сказать. Завтра чтоб без родителей в школу не приходили. Надо в этом разобраться.

Когда мы шли домой, Генка сказал:

— А у меня все-таки больше.

— Чего больше? — не понял я.

— Ну, этих… двоек. У меня девять, а у тебя восемь. Рекорд за мной.

Дуэль

Так трезвонить мог только Генка.