Андрей Шевченко

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙДЕР

Пролог

Лейтенант Кегель, сотрудник информационно-аналитического бюро службы безопасности лениво разглядывал журнал для мужчин, вполуха слушая беседу профессоров Сантанского университета. Лейтенанту давно уже надоело ежедневное прослушивание «яйцеголовых» умников — все равно он ни черта не понимал их трехэтажных терминов. Особенно бесил его профессор Аллиган — тот не мог и трех слов сказать, чтоб не ввернуть какое-нибудь ужасное и заумное слово. Но… ученые ранга Аллигана должны находиться под неусыпным контролем спецслужб. Лейтенант же обязан был составлять отчет о записанных приватных разговорах высшего ученого звена университета, а потом делать краткий анализ, потому что начальство не должно ломать себе голову над хитросплетенными фразами «яйцеголовых». Но недаром выпускник высшей школы службы безопасности окончил курсы с отличием — он уже давно сделал шаблон аналитического отчета, в котором просто менял даты и изредка действующих лиц.

Этот вечер закончился бы для лейтенанта подобно многим другим — «отчет под копирку, сдал дежурство, отбыл в бар», если бы не одно слово, прозвучавшее из уст ненавистного профессора. Дежурный встрепенулся, отмотал назад запись и снова прослушал кусок разговора, теперь уже внимательно.

— …думаю, можно будет создать самое настоящее супероружие. Нет, конечно! Друг мой, даже вам я не могу сказать… да и не хочу! Возможно, когда я буду уверен… или создам действующую модель…

Дежурный прослушал запись еще раз, потом еще. Сомнений нет, старик действительно собрался создать супероружие! Значит, нужно немедленно известить о происшествии начальника бюро, а тот уже доложит выше по инстанциям… Лейтенант понял, что бар сегодня откладывается, и глубоко вздохнул, глядя на коммуникатор. Майор отбыл на охоту с каким-то приезжим министром, а по инструкции в случае чрезвычайной ситуации дежурный должен оповещать именно непосредственного начальника. Независимо от того, чем тот занят. Вот только те, кто создавал предписания, не взяли в расчет гнусный характер его шефа — майор не раз потом припомнит, что прервали его поездку.

Но государственная безопасность превыше всего. Лейтенант еще раз вздохнул и набрал номер на коммуникаторе…

Глава 1

Генерал-полковник Кант, шеф службы безопасности планеты Сантан, член президиума Объединенных Республик, кавалер ордена «Легионеров» трех степеней рявкнул на своего заместителя, полковника Роу:

— Остолопы! Немедленно разослать самых способных агентов по всем космопортам! Остальные все до одного пусть занимаются проверкой на местах и в районе ЧП. Объявить «красную тревогу»!

«Красная тревога» означала, что все сотрудники службы безопасности будут «на ногах» до тех пор, пока тревогу не отменят. Кроме того, подразумевалось подключение спутниковой обороны планеты и запрет на взлет любых кораблей. Генерал-полковник мрачно размышлял, что скоро о случившейся на Сантане оплошности, если не сказать больше, узнает очень много народа, и тогда ему, Канту, не поздоровится.



Александр Морозов, заведующий лабораторией поля в Сантанском университете физики энергий, сидел около атомного распылителя и плевался в него жевательной резинкой. На дисплее высвечивался спектральный анализ резинки. Настроение у Александра было хуже некуда. В этот выходной он собрался порыбачить на горном озере, и уйди из дому на пять минут раньше, уже сидел бы с удочкой и наслаждался первозданной чистотой природы. Но один из помощников Зеевица — пронырливого заместителя директора института по идеологии (а попросту говоря, майора СБ, что не было особой тайной для всех) перехватил Александра на самом пороге дома. Ему пришлось идти на экстренное собрание сотрудников. Зеевиц собрал всех в большом конференц-зале и, удостоверившись, что все на месте, гадко улыбаясь, объявил:

— Я приношу глубочайшие извинения от имени руководства института и от своего тоже за то, что отрываем вас от заслуженного отдыха, но, как говорится, долг перед государством превыше всего. Полчаса назад подписан чрезвычайный указ правительства о том, что… цитирую… так, где это? А вот: «… в целях укрепления государственных устоев и… гм, пропускаем… и в связи с необходимостью оказания моральной и материальной поддержки нашим союзникам, сиссианам, призываем вас превратить ваши заслуженные выходные дни в дни помощи». Ну и так далее. Может быть, у кого-нибудь есть вопросы или пожелания? Возможно, имеются комментарии? Нет? Тогда попрошу разойтись по рабочим местам.

Комментарии у Александра имелись и даже непечатного свойства. Призыв правительства равнялся приказу, так что смысла обсуждать его не было. Кроме того, человека, критикующего СБ, можно сравнить с недоумком, дернувшим веревку, а обнаружившим, что держит за хвост большого сантанского буйвола. Александр прикинул в уме, сколько пользы правительству, а тем более сиссианам он принесет в эти выходные, которые предназначались для рыбалки. Выходило что-то мизерно малое, стремящееся к нулю. Его настроение испортилось бы еще больше, если бы он знал, что настоящие неприятности у него впереди.



Невысокий, коренастый человек по имени Джон Борден неторопливо проталкивался через толпу в шумном зале космопорта Первый Сантанский. Он являлся агентом Конфедерации Ста Миров уже в течение пятнадцати лет, хотя родился, вырос, работал на Сантане и в глаза не видел Конфедерации за всю свою жизнь. Столь долгий срок его второй службы объяснялся очень просто: Конфедеративная Охрана Порядка (КОП) еще ни разу не воспользовалась его услугами. Но настало и его время. Неведомо откуда, но КОП узнала, что в Сантанском институте физики энергий совершено важное открытие. Поскольку Борден имел отношение к секретному институту, задание было поручено ему. Бордену пришлось с помощью шантажа, подкупа, угроз и убийств добыть некие микрокопии. Главное, что ему удалось обмануть службу безопасности и скрыться с места преступления. Последней оставшейся проблемой было доставить полученные микрокопии посреднику, а по завершении этого этапа он станет совершенно свободен и весьма богат. Билет на Картрас у него уже был куплен, счет на его имя открыт в картрасском отделении банка Империи.

Борден мысленно ухмыльнулся при мысли о том, как он будет отдыхать на лучших курортах Конфедерации. У него всегда имелось несколько задумок, но постоянно катастрофически не хватало кредиток для их исполнения, что, собственно, и надоумило его в свое время предложить свои услуги КОПовцам…

Вдруг радужные мысли смело холодной волной тревоги. Он прошел мимо высокого молодого человека в форме местного лесничества, прислонившегося к вентиляционной решетке и лениво жующего жвачку. Именно специфичный запах жвачки и насторожил Бордена — это был кард. Кард заставлял всю нервную систему человека перестраиваться так, что тот приблизительно на полчаса становился суперменом. Он в три раза быстрее реагировал на раздражители и в бою был намного опаснее обычного противника. Результатом являлось быстрое истощение сил организма, и потребитель отключался на два с половиной — три часа, как минимум. Еще существовали кардовые таблетки, действие которых продолжалось всего около десяти минут, зато, в отличие от жвачки, оно начиналось практически моментально. Хотя кард не вызывал к нему привыкания, но тем не менее его использование повсеместно находилось под запретом, кроме, разумеется, спецслужб. И Борден все это прекрасно знал.

Человек, открыто жующий кард в здании космопорта, мог быть только из СБ. По плану действий Борден должен был попасть в служебное помещение, но теперь это было неосуществимо: план не предусматривал присутствия агентов СБ непосредственно около этого входа. Ждать того, что агент СБ «вырубится» от карда, было бессмысленно — как только подойдет время, он просто сменится, и здесь встанет другой эсбэшник. Борден задумался.

Вдруг он услышал позади себя раздраженные возгласы и невольно обернулся. Полная дама довольно экспансивного вида напирала на своего спутника — маленького лысоватого мужчину, который растерянно пытался ей возражать. По виду и поведению дамы Борден понял, что она с Кантора, славившегося сварливостью своих обитательниц и лучшим грязевым курортом для кошек. Борден тихо подошел к разбушевавшейся даме, она же выливала потоки упреков на спутника.

— Во всем виноват только ты! И не спорь! Это именно ты потащил нас с двумя пересадками. Во время взлета разбились духи от Контье, которые стоят уйму кредиток, капитан корабля отказался возмещать ущерб, а ты даже не пригрозил ему судом! Затем моей Зулу, — тут она прижала к мощной груди маленькую собачку, — прищемили хвостик! (Между прочим, духи нечаянно она разбила сама, а ее спутник, вполне намеренно, отдавил хвост ненавистной собаке, но, к его счастью, дама об этом не знала.) А теперь прилетаем в эту дыру, а здесь нет даже роботов-носильщиков.

У Бордена мгновенно созрел план действий. Тучная дама продолжала ворчать и распинать своего несчастного мужа, когда Борден вкрадчиво произнес за ее спиной:

— Простите, благородная госпожа, за вмешательство в ваш разговор, но вы совершенно правы в оценке этой планеты. Самая настоящая дыра, как вы справедливо соизволили заметить, и здесь никогда не было роботов-носильщиков. Зато, если вы оглянетесь, то увидите парня в форме, подпирающего стену. Он и есть местный носильщик. Но вы же видите, насколько он ленив! Абсолютно не хочет работать. Как, спрашивается, может наша планета выбраться из кризиса…

Мадам мельком взглянула на Бордена, бросив ему нечто вроде благодарности и, не соизволив дослушать, бросилась к агенту СБ. Борден благоразумно отошел в сторону, наблюдая за происходящим.

— Почему вы стоите тут, как истукан? Да, да, именно вы! И не притворяйтесь ничего не понимающим! Я прекрасно знаю, кто вы такой. Или я должна кричать о ваших обязанностях с другого конца зала?

«Честное слово, — подумал Борден, — этому парню даже кард не поможет быстрее соображать».

«Лесник» непонимающе вытаращился на разъяренную женщину. Если она знает, кто он такой, то почему кричит об этом во всеуслышание? Дама вдохновенно продолжала:

— Я еще доберусь до вашего начальства! А сейчас вы пройдете со мной. — Видя, что он колеблется, она для пущей убедительности пихнула его в нужную сторону.

Кард наконец-таки оказал свое воздействие на мозг гориллообразного агента. Он сообразил, что дама с кем-то его спутала. Она тотчас разрешила все сомнения.

— Вон там лежат мои вещи. Немедленно возьмите их и несите к стоянке такси.

Агенту стало ясно, что мадам приняла его за носильщика. Он оглянулся по сторонам в поисках роботов, но те, как назло, все куда-то пропали. Скажи ей, что она ошиблась, и придется ругаться с ней еще полчаса, рискуя привлечь к себе ненужное внимание. Отвязаться от нее можно было только перетащив ее багаж, благо стоянка такси находилась рядом. Агент принял решение, схватил сумки и чемоданы и помчался к выходу из космопорта. Дама спешила следом и уже бубнила что-то по поводу оплаты и о стремительном росте инфляции. Изнемогший от тяжести агент позволил себе маленькую месть и заломил цену по кредиту за чемодан. Дама возмущенно заспорила, что сумки совсем небольшие (по сравнению с чемоданами они, конечно, так и выглядели) и что за них она должна не два, а один кредит. Сошлись на полутора.

— Что за наказание, а, Зулу? Если тут даже носильщики так торгуются, то на распродажах и подавно делать нечего. Никакого сервиса! Хоть самой неси вещи! Если бы тот человек не показал мне на вас…

Агент понял, что его обвели вокруг пальца. Схватив ошеломленную даму за пышные оборки на платье, он подтянул ее к себе и прорычал:

— Ну ты, как он выглядел, быстро?

Дама была канторианкой, но никак не дурой. Она мигом сообразила, что влипла в какую-то неприятную историю.

— Точно не помню. Невысокий, рыжеватый такой. Костюм коричневый. А что, собственно…

Агент отбросил ее и кинулся к входу в космопорт, расшвыривая по пути людей и негуманоидов. Вслед ему неслись проклятия и плевки, но из-за действия стимулятора долетали только первые, да и то частично. На бегу он сообщил о случившемся и объявил тревогу. В ту же секунду все агенты, находившиеся в резерве, выбежали к указанному месту, глотая на ходу таблетки карда. Наперехват такси канториан понеслись полицейские кары.

А виновник переполоха, недолго потоптавшись около расписания полетов и, не увидев ничего подозрительного вокруг, подошел к двери с надписью «Служебный вход. Предъявите пропуск». Он достал карточку, которую ему передал вместе с инструкциями посланец из КОП, и вставил ее в прорезь анализатора. Тот задушенно пискнул, индикаторы беспорядочно замигали, но дверь открылась. Борден в глубине души подивился умению КОПовских спецов — надо же, сделали универсальную карту, однако виду не подал и вошел в служебное помещение с таким видом, словно бывал тут каждый день.

Вокруг шли по своим делам люди, тиранцы, адеррийцы. Существа, похожие на людей, но с небольшими анатомическими отличиями, тесной группкой следовали за дигианином, похожим на волосатый манекен, одетый в форму капитана корабля пассажирского флота Дигии. Он и был им, в смысле капитаном, а не манекеном.

Грузовые роботы извлекали из контейнеров и сортировали почтовые посылки: большие — налево, в ангар промышленной доставки, мелкие — направо, в зал досмотра. Борден, согласно инструкции, должен был идти до почтового отделения, как раз туда, куда механическая обслуга отправляла разнообразные и разноцветные посылки. Он последовал за интеллектуальной тележкой и вскоре уже стоял в зале межпланетных сообщений, через который на Сантан поступали посылки, письма, слухи, сплетни и т. д. и т. п. Здесь он должен был передать паукообразному связнику свои наручные часы с встроенным потайным отделением, содержащим микрокопии. Часы сами по себе стоили баснословную сумму, а вместе с содержимым — целое состояние. Борден вошел в зал, огляделся по сторонам и увидел связника. Точно, у второй ложнолапы — изумрудный крестик. Паукосубъект подобострастно выслушивал ценные указания, которые давал ему начальственного вида прыщавый юнец, затем, сжимая в одной лапе коробку и деловито перебирая остальными девятью, он водрузился на пульте внутренних доставок. Борден тихо подошел к нему и сказал:

— Здравствуйте, уважаемый. У меня есть для вас часы. «Щит и меч».

— И вам здоровья, — скрипучим синтезированным голосом ответил паукосубъект. — Безусловно, ваши часы стоят весьма дорого?

— Часы стоят столько, сколько они стоят. Не хотите взглянуть?

Это был элементарный обмен условными фразами, но он давал возможность не использовать электронные и технические средства, которые могли быть легко засечены СБ. С этими словами Борден снял с руки часы и передал пауку. Тот, делая вид, что рассматривает, крутил их с такой скоростью в лапах, что они слились в одно размытое сияние. Паук что-то удовлетворенно проскрипел, но вдруг неожиданно оттолкнул Бордена в сторону одной лапой, другой в это время вынимая из набрюшного кармана полупрозрачный цилиндр.

Входная дверь распахнулась и внутрь ввалились трое дюжих ребят, причем один был сиссианином. Среди них Борден увидел «лесника» и понял, что проиграл — ему отсюда уже не выбраться. Но паук не собирался сдаваться просто так и выстрелил из цилиндра в вошедших. Его природная реакция была потрясающей, ибо в это же время он двумя другими лапами успел сунуть часы в коробку, лежащую на столе, и нажать на кнопку «отправка».

Сиссианин и «лесник» успели броситься в разные стороны от выстрела паука, но третьему агенту разряд из цилиндра попал прямо в грудь. Его отшвырнуло обратно с солидной дыркой в грудной клетке — противолазерный бронежилет оказался бессилен. Оставшиеся в живых агенты еще в падении открыли огонь по многоногому и проворному противнику. Служащие космопорта с криками бросились в разные стороны, стремясь укрыться от бластерного огня. Зал наполнился вонью обугленной органики, сгоревшей пластмассы и оплавленного металла. Для ошеломленных почтовых служащих весь бой длился каких-нибудь пятнадцать секунд. Некоторые из них еще даже не успели сообразить, что произошло в зале доставок, когда агенты СБ уже зажарили шустрого паукосубъекта. Борден бросился к двери на другом конце зала, надеясь уйти через нее, но не успел. Едва он приблизился к выходу, как дверь распахнулась, и беглец с ужасом уставился в налитые кровью глаза сиссианского кардсмена. Бордена скрутили за долю секунды, и он почувствовал холод металла на руках и на шее.



Генерал-полковник Кант оглядел грозным взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, собравшихся офицеров сантанского корпуса СБ. Те, чтобы не нарываться на неприятности, молча ели его глазами. Майор Зеевиц особенно в этом не усердствовал, так как ожидал понижения на три звания, как минимум, и ссылку на пограничье, где служба потрудней, а должности и награды раздают пореже. Вслед за Кантом вошли главы отделений СБ четырех соседних планет, а последним протиснулся здоровенный сиссианин. Все его узнали по пепельно-серому цвету лица (еще бы не узнать своих давних врагов). Кант представил его как полковника Мадрата, старшего офицера контрразведки сиссианской армии обеспечения мира. Когда все расселись по местам, шеф СБ Сантана начал совещание, предварительно включив аппаратуру экранирования:

— Майор Сабателло! Перестаньте ковыряться в носу! Ну и что с того, что вы с Антареса? Как? — Кант начал багроветь. — Не надо ездить мне по ушам, что там ковырянье в носу считается признаком волнения! Это же надо такое придумать! Недаром вы руководите отделом пропаганды. А видимо на Рокки-четыре сидение в расслабленной позе, с закрытыми глазами и отвалившейся нижней челюстью считается признаком напряженной умственной деятельности, да, подполковник Клюшкин?

Подполковник Клюшкин прославился своей способностью спать в любое время суток и в любом месте, но тем не менее позиционировался начальством как исключительно ценный работник. Сейчас он открыл глаза, мутно поглядел на сидящего напротив рептилиеголового майора с Адерры и снова уснул. Кант окончательно взбеленился и взревел совершенно ненормальным голосом. Клюшкин встрепенулся и, как ни в чем не бывало, уставился на взбесившегося шефа. Тот мрачным взглядом смотрел на Клюшкина в течение нескольких томительных секунд, слегка отдышался и решился продолжить совещание.

— Итак, мы собрались здесь по поводу события, которое может оказать влияние на нынешнее шаткое равновесие сил между Объединенными Республиками и Сиссианским Союзом с одной стороны и Конфедерацией Ста Миров с другой. В Сантанском университете физики энергий профессор Аллиган работал над проблемами частных случаев усиления гравитационных приводов космических кораблей. — Это название Кант с запинкой прочитал по бумажке. — Недавно он обнаружил какой-то неожиданный эффект, но, к сожалению, не пожелал подробнее ознакомить с ним нас либо кого-нибудь из своих ученых коллег. Аллиган не успел довести до логического завершения теоретические выкладки и практическую разработку, но все, что он делал, снимал на мыслекамеру. Профессор считал, что с помощью этого нового, доселе неизвестного науке эффекта он сможет создать супероружие, которое позволит нам получить перевес над конфедератами. Когда Аллиган вскользь сообщил об этом Зеевицу, его выкладки были завершены примерно на треть, возможно чуть больше. Зеевиц сразу же выставил двух агентов у входа в лабораторию профессора, еще одного поставил внутри и запустил дополнительное патрулирование через каждые два часа. Однако через три дня некий Борден, бывший внештатным корреспондентом университета и тайным агентом КОП, о чем, к нашему стыду, мы узнали только теперь, каким-то образом получает информацию о важном открытии, произошедшем в стенах лаборатории. Он получает доступ к охранному терминалу, отключает сигнализацию и все внутренние съемки и убивает охранников. Затем он уничтожает профессора Аллигана ядом пятнистого саргасса, который, как вы знаете, действует при прикосновении, и забирает у него микрокопии. Имеется маленький плюс: профессор пометил особым излучением эти микрокопии, но, к сожалению, оно весьма слабое, быстро рассеивается и уже в трех метрах от источника его засечь невозможно. У похитителя было десять минут до того, как автоматически включится аварийная сигнализация, и он использовал их с запасом. Через пятнадцать минут после убийства была объявлена «красная тревога». — Кант тяжким взглядом посмотрел на Зеевица и продолжил: — Майор Зеевиц допустил второй грубейший просчет: он не счел нужным обеспокоиться, что Бордена нет на общем собрании университета. Видите ли, только потому, что тот являлся внештатным корреспондентом. Тем самым Зеевиц дал возможность агенту КОП подготовить свой следующий шаг.

Тот сделал себе инъекцию, меняющую пигментацию и обмен веществ, став из брюнета со смуглой, загорелой кожей и черными глазами рыжеватым, бледным и голубоглазым. Спецназ и переодетые агенты стояли и стоят до сих пор во всех государственных и частных космопортах, отменены все межпланетные и атмосферные рейсы и полеты. Так вот, Борден, узнав по запаху карда, что Уорби наш агент, обводит его, как несмышленого пацана и успевает передать микрокопии связному. Они находились в часах старинной марки «Щит и меч». Связник должен был переправить их дальше по назначению, но к этому времени Уорби уже поднял тревогу.

— Вот эти два павиана, — тут Кант указал присутствующим на агента Уорби и сиссианина, разглядывавших что-то микроскопически-мелкое на носках своих ботинок, — не придумали ничего лучше, чем позволить пауку отправить куда-то часы, а затем уничтожить и его самого, и пульт доставок, да так тщательно, что теперь мы не знаем, по какому адресу ушла посылка. Данные к тому времени еще не попали в центральный информаторий, поэтому приходится поиск проводить практически вручную. Сейчас наши агенты работают над списками полученных и отправленных посылок, имеющимися в сводной базе данных космопорта, но особых надежд на быстрое нахождение часов с микрокопиями питать не следует, так как время уже упущено. В настоящий момент все орбитальные спутники и станции подключены в общую систему для засечения целей до шестидесяти сантиметров длиной включительно, покидающих пределы Сантана. Кроме того, господа, — Кант обратился к коллегам — руководителям служб, — я прошу вас о помощи нашему отделению людьми и техникой в той мере, которой потребует дальнейшее развитие событий.

Офицеры, занимающие посты, аналогичные его собственному, согласно кивнули в ответ.

— В таком случае я отпущу остальных и мы обговорим детали. Подполковник Клюшкин, у вас есть вопросы?

Клюшкин открыл один глаз, затем, с некоторым трудом, второй и, кашлянув, произнес:

— Простите, мой генерал, вы не в курсе, в наш буфет не завезли саргассовый коньяк?

Генерал-полковник Кант, кавалер ордена «Легионеров» трех степеней и т. д. и т. п., медленно побагровел (что напомнило мечтательному рептилиеголовому майору закаты его родной Адерры) и издал такой перл устного народного творчества, что все, кроме высшего начальства, бросились бегом вон из кабинета.

— Не понимаю я временами нашего старика, — обиженно сказал Клюшкин Зеевицу и печально побулькал остатками саргассового коньяка во фляжке.

Майор поморщился и подумал, что окажись он на месте Клюшкина, его за подобную дерзость уже расстреляли бы восемь раз.

Глава 2

Александр открыл глаза и увидел над собой кошмарную рожу, издающую болезненно-громкие звуки. Когда прояснилось зрение и рассеялся туман в голове, он выяснил, что «рожей» является лабораторный любимец, кот Дорофей, вылизывавшийся у него на груди. Звуки же издавал реанимационный аппарат Синельникова, которому место в «Скорой помощи», но никак не в лаборатории поля. По частям оторвав себя от кушетки, Александр огляделся по сторонам. Это еще кто там накрылся в углу драгоценной сафитовой материей? А, понятно, Майер. В другом углу похрапывал Рамирио из соседней лаборатории. Голова Александра гудела, как церковный колокол, и явно не оттого, что он спал на мини-конвертере вместо подушки. Он попытался вспомнить, что предшествовало такому его пробуждению. Воспоминаний — ноль!

От напряжения мозговые извилины распрямились, а мысли заизвивались и спутались в клубок. Ну вот, начались каламбуры, хотя после той гулянки это и не удивительно. Точно, вспомнил! Вчера, в конце рабочего дня завалился Хорхе Рамирио и попросил на вечер у Александра преобразователь углеводородов Местера, но тот оказался насмерть привинченным к полу. Убедившись в невозможности извлечения аппарата, Рамирио заявил, что поскольку для воплощения его гениальной идеи требуются два компонента, то он притащит реаниматор Синельникова сюда, что и сделал. Кстати, Рамирио так и не признался, для чего ему понадобился в лаборатории реаниматор! Хорхе долго колдовал над соединительными шлангами. Наконец он подсоединил выходной шланг к газовой трубе и подал энергию на это чудо творчества. Александр, недоуменно наблюдая за его манипуляциями, спросил, мол, что это такое.

— Самогонный аппарат новейшей конструкции. Метан из трубы поступает в преобразователь углеводородов, где происходит обогащение кислородом, а в реаниматоре — окончательная доработка, сжижение, удаление примесей, остаточной ионизации и тому подобного. Производительность: стакан за пять минут!

— Голова! — уважительно протянул Майер и тут же послал двух практиканток за закуской и еще одной подружкой.

Когда закуски были приготовлены, все опробовали произведение детища Рамирио. Самогон оказался градусов тридцати с сильным запахом тухлой капусты (поскольку с древних времен в газ добавляли «вонючку» с этим ужасным ароматом). Девочки поморщились, а Рамирио полез в реаниматор и подкрутил там что-то. Крутить «что-то» ему пришлось еще раза три, а вот последующие события Александр помнил уже плохо. То есть он помнил, что они полчаса ждали, пока два стакана наполнятся субстанцией, которая оказалась первоклассным концентрированным спиртом, правда почему-то не жидким, а похожим на студень, но потом…

Александр проглотил таблетку вытрезвителя и почувствовал, как к нему возвращаются силы. Разбудив Майера и Рамирио, он и им скормил по таблетке. Куда и когда подевались практикантки, не помнил никто. Трое друзей сумрачно оценивали свое состояние, когда, как это обычно и случается, в самый неподходящий момент вошел Зеевиц.

— Великолепно! — с неподдельным удовольствием процедил замдиректора, разглядывая помятые физиономии научных работников. — Ну-с, пожалуйте за мной! И не забудьте прихватить… продукцию.

Через двадцать минут с целым корытом концентрированного спирта (его за ночь наделало творение Рамирио) они стояли перед директором университета и пытались придать лицам виноватое выражение. Директор сурово смотрел на нарушителей, а Зеевиц докладывал:

— …испорчен аппарат Синельникова, реанимационный, инвентарный номер 35Х-Н87. Исчез из подведомственной кладовой рулончик драгоценной сафитовой ткани за номером…

— Да вон она лежит в лаборатории! — не выдержал и прервал Зеевица Александр. — А нам нужен был кусочек для фильтрации. И вообще, перестаньте напирать на нас! Рамирио изобрел новый продукт — патент надо заполнять, а вы: «рулончик». Мы втроем всю ночь проводили испытания и можем с уверенностью сказать, что изобретение вполне жизнеспособно и пригодно к употреблению.

Зеевиц от подобной наглости раскрыл рот. Директор ухмыльнулся, глядя на троицу.

— Ладно, раз вы всю ночь работали, то идите по домам. Чтобы завтра в девять ноль-ноль были на рабочих местах. И больше никаких новинок пищевой промышленности. В конце концов, здесь университет физики энергий, а не самогонная мастерская! Эдак, если дойдет до газетчиков, нам урежут финансирование…

Минут пять они выслушивали нотации, которые директор читал больше для Зеевица, чем для них, после чего разошлись по домам, довольные, что отделались так легко.



Дома его ожидала посылка. Правда, почему-то вскрытая и наспех склеенная.

«Перлюстраторы хреновы, — подумал Александр, — уж раз проверяете, так хоть бы потрудились заклеить как следует!»

На посылке были проставлены инициалы В.К. и нарисована эмблема десантников «Маллаха». Вот здорово! Это же от Васьки Кобрина! Уже в течение года он не получал от Василия никаких вестей — тот нанялся в какую-то секретную экспедицию. Раз прислал посылку, то, видимо, уже вернулся. Ну-ка, что там пишет старый бродяга?

Александр принялся читать письмо, и его брови пораженно застыли в самой верхней точке. Василий писал, что за год работы в экспедиции он сколотил достаточно средств, чтобы приобрести себе небольшую яхту с трехлетним самообеспечением, что являлось давнишней Васькиной мечтой. Ни о характере работы, ни о самой экспедиции он ничего не сообщал. Еще писал, что как только купит яхту, прилетит на Сантан и «махнем куда-нибудь на месяц-другой на охоту».

«Махнешь тут, — подумал Александр, — когда даже выходные отменили».

Письмо заканчивалось задиристыми пожеланиями в Васькином духе. Удивительно, но цензура их даже не приметила…

Александр отложил письмо в сторону и только теперь заметил часы. Он аккуратно достал их и поднес поближе к свету. Ого, да ведь это настоящая коллекционная редкость, подлинный «Щит и меч»! Этим часам, возможно, было больше лет, чем первому межзвездному кораблю. Да, видимо, Василий и в самом деле разбогател, если может позволить себе посылать столь дорогие подарки. По правде говоря, сначала Александр не поверил другу. Ну скажите, что это за экспедиция, где платят в десять раз больше положенного? Но поскольку Васька присылает такие дорогостоящие подарки старым друзьям, то, вероятно, он мог заработать и пятьдесят тысяч кредиток для покупки яхты. А может, просто раздобыл в этой экспедиции какой-нибудь древний артефакт и «толкнул» его на черном рынке? Второе предположение, пожалуй, больше походило на правду.

Рядом с часами лежала небольшая коробочка с запиской на кодовом языке десантников из дивизии «Маллаха». Она гласила: «Очень прошу, сними все характеристики и вышли их по подпространственной связи. Код знаешь. Будь осторожен». Дальше указывались координаты, частоты и время. Александр поморщился — ну и балбес! Как будто СБ не знает военного шифра десантников!

Александр не понял, к чему относится предостережение Василия, поэтому на всякий случай коробочку он открыл аккуратно. Внутри находился изумрудно-зеленый кристалл, размером с ноготь большого пальца. Морозов положил его перед собой и принялся размышлять.

Итак, Васька работал в какой-то странной экспедиции, где платят бешеные деньги. Непонятно только, как он вообще туда попал! Кобрин — не ученый, но ему наверняка хочется узнать, за что он получил кучу денег. С его специализированными познаниями, Ваське наверняка не составило большого труда упереть этот кусочек. Судя по всему, экспедиция занималась добычей этих кристаллов, возможно даже незаконной. Насколько Александр знал друга, того меньше всего волновала законность предприятия. Тогда понятно, что, несмотря на Васькино криминальное прошлое, его взяли в подобную экспедицию. А может, наоборот, благодаря этому прошлому. Ну ладно, при встрече выяснится.

Александр почесал в затылке — спать ему окончательно расхотелось. Значит, надо прямо сейчас идти в лабораторию, благо, что стукачей Зеевица там уже быть не должно. Да, а как же часы? Александр ханжой не был, но таскать на руке целое состояние как-то не привык. Хотя, конечно, часы работают и саморегулируются уже более пятисот лет, но лучше оставить их дома. Начнутся расспросы, а пока он не хотел привлекать к себе ненужного внимания.

Александр подошел к своей маленькой личной коллекции и положил часы на полочку, где лежали несколько вещей: десантный нож с неработающим вибролезвием и разбитой рукоятью, армейский жетон с выбитыми на нем фамилией, личным номером и званием. Еще несколько мелочей валялись на полке, а между ними находилось практически неуничтожимое, как и жетон, удостоверение, выданное капитану десантно-космических войск Александру Морозову в том, что он является специалистом первого класса. Явным недосмотром могло показаться, что в удостоверении не указано, какого рода специалистом был капитан. Но осведомленный человек, увидев рубиновую звездочку в верхнем правом углу, сразу понял бы, что обладатель удостоверения владеет в равной степени знаниями инструктора по выживанию, специалиста по тактике и стратегии ведения боевых действий; может быть снайпером, связистом, поваром и практически кем угодно. Короче говоря, капитан Морозов был специалистом достаточно высокого уровня во многих военных дисциплинах, чтобы его с руками рвали к себе элитные войсковые части. Однако в свое время военная служба ему обрыдла, и он слушать не хотел о продолжении карьеры военспеца. После известных исторических событий Александр уволился в запас на «гражданку», но навыков и знаний, разумеется, не утратил. По крайней мере, основных.

Он покрутился по комнате, осматриваясь, не забыл ли чего-нибудь, и отправился к себе в лабораторию, насвистывая по дороге неофициальный марш десантников из дивизии «Маллаха» «Чтоб вы сдохли, сиссиане!»

Глава 3

Вышеописываемые события относятся к три тысячи двадцатому году от Рождества Христова по земной шкале летоисчисления. В этот период решающей силой уже давно стали люди, хотя они далеко не первые из современных разумных рас вышли в глубокий космос. Но благодаря своему неуемному любопытству и неистребимому экспансивному духу люди в ничтожно короткие сроки колонизировали почти столько же миров, сколько заняли шестнадцать более древних цивилизаций, вместе взятые.

К началу четвертого тысячелетия люди достигли бы гораздо большего, будь их предки малость поумнее. В конце двадцать первого века на Земле случилась ядерная война, которая практически уничтожила хрупкую цивилизацию. Люди выжили, но оказались отброшены на исторической шкале далеко назад. Горький и ужасный опыт научил человечество уму-разуму. Постепенно на Земле организовалось единое сообщество, языки смешались, и только тогда люди принялись за настоящее освоение Солнечной системы.

Но только в двадцать пятом столетии был изобретен гравитационный двигатель. Скорость передвижения в космосе значительно увеличилась, хотя даже до ближайших звезд было еще далеко. В течение ста тридцати лет люди обживали Солнечную систему и мечтали вырваться в большой космос. Наконец в Марсианском научно-исследовательском институте был изобретен гравитационный привод, что совершило настоящую транспортную революцию. Если принцип работы первого гравидвигателя основывался на присутствии значительных природных масс и возможности «оттолкнуться» от них, то гравипривод создавал за кормой корабля собственную гравимассу.

Теперь межзвездный транспорт не зависел от близости планет. После создания гравипривода люди наконец-то смогли выйти за пределы родной системы, которая уже стала им тесна. Колонисты уходили тысячами для освоения новых миров, но срок путешествия к ним все еще был очень велик. Множество кораблей пропали в глубинах космоса, пока ученые не выяснили, что после перехода на сверхсветовую скорость межзвездное судно уходит в гиперпрыжок. Так был открыт подпространственный эффект. Корабли, «ныряя» в подпространство, оказывались далеко за пределами предполагаемых расчетных расстояний.

И только тогда началась эра настоящей колонизации космоса. Люди завоевывали жизненное пространство. Аборигены отстаивали права на родную планету и далеко не всегда Homo Sapiens выходил победителем в схватках. Извлекая уроки из своих поражений, люди шли к новым победам, словом и огнем добиваясь своего. За перспективу поселиться на планете они обещали местному населению всевозможные блага и льготы, которые постепенно сводились на нет, и через пятьдесят лет туземцы, вернее, их остатки были благодарны, что их вообще не уничтожили поголовно, как жителей Дирка-Шесть, или не выслали на планеты типа Язвы или Сибири.

Во времена начала освоения космоса бытовало мнение, что планет, пригодных для обитания человека, ничтожно мало. Именно поэтому поначалу люди и были столь непреклонны и даже жестоки по отношению к местному населению. Но впоследствии выяснилось, что планет с кислородосодержащей атмосферой и благоприятным климатом оказалось вполне достаточно, чтобы люди могли не лишать туземцев их прав, а то и самой жизни. Статистика же гласила, что в среднем лишь одна из шести пригодных для проживания планет, имеет свою разумную форму жизни.

Люди расселялись по галактике, иногда оставляя местное название планеты, а чаще называя ее в честь места, из которого они прибыли. Поскольку поначалу это делалось бессистемно, то в совершенно различных частях обитаемых границ существовали три Парижа, пять Нью-Йорков, четыре Мурманска. Рекорд держали планеты с названиями Китай — их было девятнадцать, и в каждой обязательно были свои Пекин и Гонконг. На Земле принялись устранять неразбериху, но двенадцать Китаев отказались переименовываться, в результате их так и стали называть: Китай-первый, Китай-третий… Земля же стала метрополией. В целом эту систему можно было именовать Империей. Да так ее и назвали.

В две тысячи семьсот пятидесятом году некий политик, желая быть выбранным в имперский сенат, проехался с избирательными лозунгами по планетам, заселенным людьми в числе первых, где местное население там угнеталось и подавлялось колонистами. Он разъяснял туземцам, что теперь, когда человечество достаточно закрепилось в космосе, они имеют право потребовать у Имперского Совета обещанных ранее льгот и свобод. Этого политика звали Джон Тиллин. Коренное население тринадцати планет, которые этот человек посетил, поголовно проголосовало за него, что обеспечило Тиллину сенатское кресло. К всеобщему изумлению он и в самом деле, поднял туземный вопрос. Чтобы сохранить лицо, правительству пришлось удовлетворить большинство требований неуемного политика в отношении свобод и прав коренного населения. Этот день на тринадцати планетах стал Днем Независимости, а Тиллин — национальным героем.

После этого случая страсти поутихли, но пример уже был показан, и спустя восемьдесят лет группа предприимчивых политиков и военных воспользовались им. В две тысячи восемьсот тридцать первом году Исаак Шерман, член Имперского Совета, жаждавший переизбраться на второй срок, прибыл на шахтерскую Глорию. Против обыкновения, он не ограничился обычными выступлениями перед народными массами по телестерео. Вечером Исаак переоделся и даже без телохранителей отправился по местным кабакам, чтобы на местах изучить настроения шахтеров. Шаг этот был рискованный для человека его ранга (там он, к примеру, получил по зубам), но узнал из первоисточников, чем на самом деле дышат работяги, да и лично «засветился».

На следующий день он, не дожидаясь, когда шахтеры придут с работы и сядут перед телестерео, спустился прямо в центральную залу шахты «Брусника», самой глубокой на планете. Все работы остановились на два часа. Шерман говорил о тяжелом труде шахтеров, о том, что Земля не поставляет достаточное количество проходческих роботов, об огромных налогах и малой прибыли; словом, обо всем, на что жаловались работяги. Шахтеры подняли такой рев, что чуть не обрушили кровлю себе на головы. Вечером к сенатору спешили представители различных городов Глории с просьбами выступить у них, что само по себе уже было достижением.

Спустя неделю разглагольствований Шермана в шахтерской среде начали бродить мысли о том, что неплохо было бы объявить суверенитет. А если объединиться в этом начинании с другими недовольными промышленными планетами, то Земля непременно подчинится их требованиям. Куда она денется без рудных разработок? Ни шахтеры, замученные тяжкой работой, ни прочие обыватели, не задумывались, что подобные мысли в их головах являются плодом тщательно продуманного плана группы политиков по развалу Империи.

Вышеупомянутая группа преследовала вполне определенную цель: урвать себе власть над энным, желательно как можно большим, количеством планет, создав новое сообщество.

Казалось бы, это — прогрессивный шаг от единовластия Земли к демократии. На самом деле Империя, как и многие ее предшественники на исторической арене, просто добралась до той стадии в развитии, когда внутренний раскол неизбежен. Ставленники «президиума», так называли себя члены группы, успешно проходили в Имперский Совет. И вот на одном из заседаний они объявили о решении своей системы выйти из-под опеки Земной Империи. Поднялся шквал негодования и буря воплей восторга. Что творилось за стенами Совета, описать невозможно. Было незамедлительно организовано множество комиссий для проверки умонастроений жителей тех планет. Результаты расследований содержались в строжайшей тайне. В здании Совета и Сената можно было услышать только перебранку — для решения других проблем, даже первоочередных, времени у сенаторов не оставалось. Также было совершено несколько громких политических убийств, которые сепаратисты использовали в своих целях. Третьего сентября по земному летоисчислению в Высшем Совете прошло памятное заседание. Девять верховных сановников расселись по своим местам, и самый старший из них, японец Окиро Камото, объявил:

— Граждане Великой Империи! Вы все слышали заявление представителей пятидесяти восьми планет о выходе из единой семьи. Они мотивируют это тем, что находятся в рабской зависимости у Земли. Высший Совет вынес следующее решение: мы решили не препятствовать неразумным и заявляем, что Земля отказывается от своей руководящей роли. Вы, представители остальных систем, вольны решать: организовывать ли новое сообщество, присоединиться ли к оппортунистской группировке или остаться в подчинении Земле. У вас есть месяц на то, чтобы узнать о решении населения ваших планет. И да пребудет с вами разум!

Простые жители, ожидавшие, что высшие советники будут отговаривать отступников или угрожать им финансовыми, а то и военными репрессиями, оказались ошеломлены как словами руководителей, так и их краткостью. Судьба огромной Империи была изложена в течение трех минут, после чего высшие советники покинули здание Сената. Корни конфликта крылись гораздо глубже, чем и объяснялась внешняя покорность Высшего Совета. Попросту говоря — править по-прежнему уже было нельзя.

Надо сказать, что большинству сенаторов не понадобилось лететь на избравшую его планету, чтобы узнать мнение своих избирателей, даже если это и интересовало народных избранников. Через месяц после памятного заявления в последний раз в одном зале собрались представители всех планетных систем Империи. Высшие советники Земли находились на возвышении, пятьдесят восемь сидели обособленной группкой в углу, а остальные депутаты вставали с места, объявляли волю своего народа и шли направо или налево, в зависимости от выбранной политической ориентации. В результате выяснилось, что почти все аграрные и промышленные миры остались с Землей да еще четыре, специализировавшихся на научных разработках, а также пара рудных планет, у которых были тяжелые условия для добычи руды. Отколовшаяся группа стала называться Объединенными Республиками (ОР), а те, кто остался с Землей — Конфедерацией Ста Миров (впрочем, на самом деле их было гораздо больше).

Планета под названием Новая Швейцария, следуя примеру исторической предшественницы — земной страны, решила остаться нейтральной и поддерживать посреднические экономические отношения между образовавшимися группировками. Справедливости ради надо сказать, что ей это вполне удалось, и постепенно из ее названия исчезло слово «Новая». Объединенные Республики и Конфедерация грызлись между собой, устанавливая размеры пошлин, дипломатический этикет, величину бартера и прочие, «абсолютно необходимые» для поддержания самоуважения, вещи. В это время набирали силу другие цивилизации, например: сиссиане. Они за шестьдесят лет упадка и грызни людей, объединив усилия, успели дойти до уровня землян и к две тысячи девятисотому году уже представляли собой грозную военную силу. Конфедерация, чтобы не зависеть от Объединенных Республик в минеральных ресурсах, сразу же начала действовать в нескольких направлениях: искать новые миры для добычи полезных ископаемых и объединяться с другими расами, включая их в свой состав.

В 2901 году на планете Роканнон (названной так каким-то изыскателем, любителем древней фантастики) были открыты обширные месторождения хардита — металла, из которого изготовлялись корпуса космических кораблей. Там впервые столкнулись интересы республиканцев и конфедератов за обладание правом на разработку. Обе стороны утверждали, что они первые поставили маркер и планета принадлежит им по праву первооткрывателей. Начались безрезультатные переговоры, и когда дипломатия оказалась бессильной — заговорили лазеры. Эта война, названная впоследствии Первой Роканнонской, длилась всего год и закончилась неожиданно. Флот Конфедерации, теснимый со своих позиций, оказался в очень невыгодном положении: с одной стороны атаковали республиканцы, с другой располагалась территория Сиссианского союза, зорко следившего за военным конфликтом людей. Но как это ни парадоксально, эта ситуация и спасла конфедератов. Они высадили на Роканноне тяжеловооруженный десант, способный вести огонь «планета-космос», и он на две недели зарылся в пыль Роканнона. В ходе боев флот республиканцев, не подозревавший о засаде, оказался зажатым между конфедератами и планетой, после чего практически весь был уничтожен. Сиссиане в тот раз решили не вмешиваться. Таким образом, права на владение рудной планетой были подтверждены силой оружия. Роканнон оказался очень богат металлом, что позволило Конфедерации быстро восстановить изрядно поредевший в боях флот.

Прошло тридцать лет. Вокруг владения Роканноном плелись такие интриги, что это неминуемо должно было привести к новой войне. Но на этот раз в нее оказались втянутыми все три наиболее влиятельные силы: Конфедерация, Объединенные Республики и Сиссианский Союз. У конфедератов было преимущество в виде огневых точек на поверхности планеты. Система спутниковой обороны постепенно уничтожалась, но огневые точки наносили противнику большой ущерб. Несколько раз объявлялись переговоры для пересмотра условий владения планетой, но кто-то из троих оставался неудовлетворен, и война продолжалась. Гибли люди, сиссиане, адеррийцы, тиранцы. Государства несли миллиардные убытки. Совершенствовалось все: системы обороны, оружие нападения, шпионаж, подготовка личного состава.

Республиканцы изобрели более мощный силовой экран, выдерживающий десять выстрелов из трехсотмиллиметрового лазерного орудия, однако этот перевес продержался недолго: скоро такие же экраны появились и у остальных участников войны, что говорило о хорошей работе разведки. Многократно делались попытки увеличить калибр лазерных орудий, но безуспешно. Как только появились современные лазеры, ученые выяснили, что калибр, больший чем триста миллиметров, непригоден к ведению постоянных боевых действий. Кристаллы плавились уже при пятом выстреле. Самым мощным лазерным орудием так и осталась трехсотмиллиметровая пушка. В ходу также оставались ракеты и космические торпеды, но они были слишком медлительны для маневренных, скоростных космических боев.

Сиссиане решили сохранить военно-промышленный потенциал и объявили о своем выходе из войны. Республиканцы вели боевые действия еще два года, но в конце концов и они были вынуждены отказаться от борьбы с противником, имеющим большое преимущество. Вот так в две тысячи девятьсот тридцать девятом году закончилась Вторая Роканнонская война.

Наступил период вооруженного нейтралитета, что вовсе не исключало всевозможных неофициальных схваток, засад и мелких боев. Стычки происходили в основном на пограничье, где еще не была сильна государственная власть и нет достаточного количества войск для поддержания безусловного порядка. Сиссиане панически боялись того, что люди объединятся между собой, поэтому при каждом удобном случае пытались столкнуть лбами республиканцев и конфедератов.

Заселялись новые системы, и если они подходили для каких-нибудь нужд, то государственная граница автоматически передвигалась до орбиты дальней от светила планеты.

Планета Рендер находилась на стыке территорий трех государств. Обычная история, обычные свары между изыскателями — ничего примечательного. Но только до тех пор, пока там не обнаружили минерал, который давал возможность использовать пси-энергию мозга, то есть впервые был создан искусственный пси-передатчик. Но минерал был редок, а Рендер находился в пограничье. Кое-кто счел себя ущемленным, и в три тысячи втором году разразилась Третья Галактическая война.

И снова осколки звездолетов усеяли космическое пространство, снова силы всех трех, самых могучих сообществ были брошены в бой. Никогда еще размах уничтожения не достигал таких пределов. Каждый стремился к удовлетворению собственных интересов: гиганты, ведущие войну, пытались присоединить к себе как можно больше нейтральных миров, что создавало им прочную материальную базу, а эти миры всеми силами противились поглощению. Только Швейцарии удавалось наиболее успешно противостоять попыткам ассимиляции, она даже организовала Трипланетное Нейтральное Содружество (ТНС), своеобразный конгломерат из пиратских притонов, торгового флота и гигантских банковских корпораций, в которых хранились деньги частных лиц и влиятельных фирм из многих государств, что, собственно, и позволило ТНС сохранить суверенитет. Присоединение миров являлось по своей сути приобретением сырьевых и промышленных баз, которые в мирное время получить невозможно.

Одной из многочисленных попыток вырваться вперед в войне был эксперимент в специализированной учебной части при Центральном Штабе армии Объединенных Республик. В эту учебку набирали молодых людей для углубленного изучения военных дисциплин, сведущих в нескольких отраслях науки и техники и хорошо подготовленных физически.

Александр Морозов удовлетворял этим требованиям и попал в эту учебную часть на экспериментальный курс после двух лет обучения в Сантанском университете физики энергий. В семь лет он остался сиротой — его родители, Анна и Сергей Морозовы, бывшие потомственными изыскателями, погибли в стычке с сиссианским патрулем где-то на пограничье в одной из экспедиций. Расследование не проводилось — подобных инцидентов было слишком много. Детей, оставшихся сиротами, попросту отдавали в интернат. Единственное, что могло сделать государство для такого ребенка — это мизерная пенсия за погибших кормильцев.

Александра ждала участь практически любого выпускника подобного заведения: либо тупая, беспросветная работа наладчика станков на огромных промышленных комплексах, либо отбывание сроков на рудниках за непрекращающиеся преступления. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: однажды на него вчетвером напали мальчишки постарше. Александр недолго и неумело отбивался и уже упал в грязь, поверженный градом ударов, когда неожиданно избиение прекратилось.

Он недоуменно огляделся в поисках того, кто мог так испугать наглых нападающих. Рядом не было ни патрульных, ни даже воспитателей, но мучители моментально скрылись, а над Александром склонился какой-то старик. Он недовольно покачал головой, и мальчишка подумал, что тот не одобряет нападения четверых на одного.

— Вчетвером на одного? — хмуро переспросил старик мальчишку. — Да, неправильно это. Но это ты не прав, раз не смог преодолеть их силу.

Тогда Александр был слишком избит и измучен, чтобы понять и принять то, о чем ему сказал старый мастер Кано. Только много позже, когда он отдал занятиям айкидо уже больше десятка лет, Александр смог в полной мере понять тот первый разговор. Кратко говоря и особо не философствуя, смысл слов Кано сводился к тому, что если не хватает своих сил, чтобы сломить противника, то нужно использовать его же энергию. Слишком тонко для девятилетнего пацана. Но старый мастер Кано учил этому своих подопечных — интернатовских мальчишек и девчонок.

Воспитателям интерната по большому счету было глубоко безразлично, кем вырастут обитатели мрачного желтого здания, поэтому они совершенно не интересовались, чем те занимаются. Пьянствуют ли в ближайших кабаках, продают свое тело в притонах или ходят на айкидо. Как однажды сказал директор «Школа айкидо? Да по мне хоть секта самоубийц, только за воротами интерната».

Но кроме боевого искусства, Кано учил их жить полной жизнью и оставаться людьми в любой ситуации. Учил до того самого дня, когда в очередной раз придя на занятия, Александр не обнаружил в додзе учителя. Кано тихо скончался, словно угас огонек свечи от порыва ветра. В тот день Александр понял, что осиротел во второй раз.

Он получил среднее интернатовское образование и сумел поступить в Сантанский университет на бесплатное обучение, чем несказанно удивил преподавательский состав интерната — на их памяти это был лишь второй подобный случай. Но Александр ничему не удивлялся — жизнь приучила его к тому, что никто не окажет помощи в трудный момент, поэтому сызмальства привык полагаться только на себя.

Он успел проучиться два года, когда его призвали в армию. В отличие от своих сокурсников, бегавших по медицинским клиникам в поисках неизлечимых болезней, Александр не стал уклоняться. О своих родителях он имел смутные, полуразмытые детские воспоминания, и за то, что Александр был лишен родительской любви и ласки, были ответственны сиссиане. Он не любил их всей душой, поэтому без особого ропота принял свой призыв в армию.

В порядке эксперимента военспецы Объединенных Республик сформировали специальную учебную часть для создания суперкомандиров. Эти люди должны были овладеть навыками многочисленных военных специальностей, чтобы впоследствии успешно командовать боевыми подразделениями любого уровня в любых условиях. Как потом отозвался об этом проекте маршал Маллингер, «утопия, но утопия красивая».

Из неуклюжего, угрюмого мальчугана мастер Кано вырастил атлетически сложенного бойца. Плюс учеба в университете на «отлично», плюс пси-тесты с невероятными результатами — нужно ли говорить, что на экзаменах Александр показал высший результат. Через три года его выпустили из экспериментальной части напичканным разнообразными воинскими знаниями и присвоили звание капитана. В его выпуске было сорок человек, и это был первый и последний выпуск подобного рода. «Наверху» кто-то счел нецелесообразным столь долго и дорого обучать специалистов, которые могут так быстро погибнуть — время жизни пехотного солдата на поле боя одна минута, но ведь то же самое относится и к их командирам. На этом попытки углубленного обучения и закончились. Всем выпускникам присвоили квалификацию специалистов первого класса, выдали удостоверения и отправили на фронт. Через день Александр уже прибыл в десантную дивизию «Маллаха» и получил под свое командование малый десантный корабль. На замечание новоявленного капитана, что его учили командовать не просто кораблем, а звеном или даже эскадрильей, начальник штаба грубо сказал:

— Мало ли чему тебя учили! Радуйся, что МДК дали!

Вот так и расходится теория с практикой.

Там, на фронте, он и познакомился с Василием Кобриным. До того как Васька попал в военную мясорубку, он был квалифицированным работодателем для полицейских, охранников и разработчиков секретных механизмов хранилищ денежных знаков. Попросту говоря: грабил банки. Как раз перед началом войны он засыпался, и его приговорили к пожизненной каторге, но в связи с повсеместными боевыми действиями Ваську отправили на фронт в штрафбат. Там он проявил чудеса храбрости на сиссианской боевой станции, и в награду его пожизненную каторгу заменили пребыванием в штрафбате до конца войны. Как говорил сам Василий, «хрен редьки не слаще», так как состав штрафбата менялся практически на сто процентов после каждого боя — смертников не жалели. Василий же не остановился на достигнутом и после того, как он угнал у конфедератов разведывательный корабль «Заря», его перевели из штрафбата в десантную дивизию «Маллаха» и присвоили звание сержанта со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Там он провоевал год, пока его чуть не отдали под трибунал.

Василий надавал по морде нахальному тыловому лейтенанту, и по законам военного времени виновника должны были расстрелять, если бы не вмешательство Морозова. Александр засвидетельствовал, что виноват был лейтенант. Ваську разжаловали в рядовые и, чтобы больше с ним не мучиться, отдали под начало Морозова в штурмовой взвод при МДК. Впрочем, Александр пробыл в должности командира корабля недолго. По приказу одного скудоумного полковника десять малых десантных кораблей были брошены в мясорубку около Питона, четвертой планеты звезды Эйделя, соседней с Рендером. Предварительная разведка производилась спустя рукава, мощность оборонительных станций оценили совершенно неправильно. Следствием этого было то, что звено МДК вошло в бой с тремя боевыми станциями, совладать с которыми в принципе не могло, было зажато между ними и разбито.

Обломки аппаратуры и обшивки кораблей смешались с замерзшими каплями крови людей и плазмы инсектоидов, принимавших участие в десанте. «Миррит», которым командовал Александр, уже почти подобрался к вражеской станции, когда одновременно не выдержали огня противника восемь пластин лазерных отражателей. Из обломков разбитого корабля выбрались только четырнадцать членов экипажа. Каким образом огонь станционных орудий пощадил их шлюпку, известно одному лишь Богу. Из всего звена на базу возвратились только их спасательное суденышко и два с «Могучего». Экипажи остальных кораблей погибли все. Александр, Василий и еще человек пять по возврате на базу ринулись в штаб и разорвали бы полковника, отдавшего приказ об атаке, на части, но тот уже был заключен на гауптвахту и на следующий день казнен по приговору трибунала.

В последующие три года Александр принимал участие в боях за семнадцать планет, в бессчетных атаках на вражеские станции, в диверсиях на территории противника. За каждый бой давали награды, и у Александра их было столько, что места на парадном кителе просто не хватало. Но по-настоящему гордился только одним — он был из числа немногих воинов, кто являлся полным кавалером ордена «Легионеров» всех трех степеней. Орден «Легионеров» был высшей военной наградой Объединенных Республик и, как ни странно, Конфедерации, но это уже другая история.

Война шла своим чередом, пока в три тысячи пятнадцатом году не грянул гром среди ясного неба. Президиум Объединенных республик и Генеральная Ассамблея Сиссианского Союза заключили между собой договор о сотрудничестве и взаимопомощи, после чего они сообща за год разделали под орех Конфедерацию. Александр, не желая тянуть одно ярмо с сиссианами, два раза подавал в отставку, но его уволили в запас только после окончания войны.

Он уехал на Сантан доучиваться на свою гражданскую специальность физика-энергетика. Парочка университетских девиц «клюнули» на человека с тремя «Легионерами», но, убедившись, что он не привез с фронта ничего, кроме наград и ранений, быстро испарились с его горизонта. В учебке центрального штаба Александр получил такое образование, что без усилий завершил обучение в университете с отличием. Так как у него никаких особых планов на будущее не было, то он решил «двигать науку».

Профессор Аллиган в пух и прах раскритиковал его рационализаторские предложения, назвал непроходимым тупицей и быстренько, пока никто из коллег-соперников не перехватил, назначил Александра своим помощником и заведующим лабораторией поля. Целый год они совместно работали над проблемой частных случаев усиления гравитационных приводов космических кораблей, после чего благополучно зашли в тупик. Как-то после очередной гулянки Александр с кружащейся от последствий вечеринки головой предложил профессору развернуть поляризацию гравитонов на сто восемьдесят градусов. Оказалось, что профессор шутки не понял и всерьез принялся разрабатывать новую тему. А вскоре после этого Морозов увидел у дверей профессорской лаборатории охранников. Видимо, у профа что-то получилось, мелькнуло тогда в голове у Александра.

Глава 4

Сейчас Александр шел к Аллигану за советом. Старик хоть и был на работе ворчливым брюзгой, иной раз доводившим Морозова до белого каления беспочвенными (с точки зрения Александра) придирками о чистоте на рабочем месте, но обладал какой-то особой житейской мудростью. Не сказать, что проф был знатоком жизни, но его советы не раз выручали Александра из вполне конкретных ситуаций. Втайне Александр даже испытывал к Аллигану какое-то чувство, схожее с сыновьим. Что-то похожее на отношение к учителю Кано…

У дверей лаборатории его встретил детина в гражданском, с кулаками, размером с голову обычного человека и головой, размером с кулак того же представителя Homo Sapiens. Этот гориллоид сообщил, что вход в лабораторию разрешен только по спецпропускам. На остальные вопросы он отвечал: по спецразрешению и продолжал буравить подозрительным взглядом молодого ученого.

Александр понял, что тут он ничего не добьется, и побрел к Зеевицу. Зеевиц угрюмо сообщил, что профессор Аллиган убит, в лабораторию никто не допускается, почему и установлена охрана. Александр растерянно присел на стул. Аллиган убит? Бред какой-то! Кому профессор мог переступить дорогу? Он если и ругался, то исключительно с замдиректора по материально-техническому снабжению, который постоянно зажимал финансирование лабораторий. Чтобы профессор мог поссориться с кем-то из криминальных структур — никогда! Он вел жизнь затворника и бывал «снаружи» только на научных семинарах.

Александр никак не мог поверить в то, что Аллиган убит, что жизнерадостный и язвительный профессор уже никогда не будет материть начальство и загонять практикантов до полусмерти своими тестами. У старика был веселый характер, но шутил он весьма своеобразно. Однажды подшутил над студентом, положив ему в анализатор рыбью чешую. Бедный парень изучал состав примесей сверхчистого бериллия, которых было ничтожно мало в образце, и никак не мог понять, откуда здесь взялись белки, фосфор и прочая дребедень…

— Вы слышите меня?

Александр встрепенулся, с некоторым трудом вернувшись в реальность.

— Вы знаете, над чем работал профессор в последнее время?

Александр вспомнил агентов СБ у дверей профессорской лаборатории и «включил дурака»:

— Конечно знаю! — Зеевиц не пошевелился, но глаза его блеснули. — Над проблемами ЧСГП — это наше сокращение. Я же с ним целый год работал, но мы зашли в тупик. Что-то в последние месяцы все у нас пошло наперекосяк… Даже наработки годичной давности посыпались… Да что я вам рассказываю! Вы же и без того все знаете!

Зеевиц разочарованно откинулся на спинку кресла. Они помолчали, затем Александр спросил:

— Мне надо пройти в профессорскую лабораторию, а у дверей стоит какой-то монстр и требует спецпропуск. Вы можете его дать?

Зеевиц подозрительно уставился на Александра.

— Сейчас туда нельзя. Допускаются только те, кому я выдам разрешение. А вам я его не дам. Кроме того, директор вас отпустил домой. Что вам надо в секретной лаборатории?

— Она может быть закрыта для всех, кто не имеет допуска А1, а у меня он есть. К тому же я целый год торчал там и до сих пор…

Спустя полчаса убедительных врак Александру удалось выклянчить у Зеевица пропуск и пройти в лабораторию (Зеевиц только потом сообразил, что Морозов так ничего и не сказал о цели посещения). Там Александр развил бурную деятельность и снял все характеристики с минерала. Судя по собранным данным, он практически ничем не отличался от любого булыжника. Вот только искажаемость электромагнитного поля была на несколько порядков выше нормальной. Но и в этом ничего особо криминального не было. Во всяком случае, ничего такого, за что стоило бы платить баснословное жалованье сотрудникам секретной экспедиции. Какой черт дернул Ваську прислать этот минерал?

После спирта Рамирио ни одна более-менее порядочная мысль в голову не лезла. Александр еще час повозился, затем аккуратно положил камень в коробочку и крепко задумался. Интересно, чего же добился профессор? Наверняка он пошел по пути, подсказанному непохмелившимся Александром, и получил такой результат, что им заинтересовалась даже СБ. Александр поднялся и подошел к действующей модели ускорителя гравитонов, на котором были вытравлены буквы Д.А. Покойный профессор был человеком, не любившим, чтобы кто-то пользовался его аппаратурой или идеями. Возле движка лежала камера для мыслезаписи, тоже с инициалами профа. «И все же на что он набрел в ходе работы?» — Ученого внутри Морозова этот вопрос мучил не переставая. Так ни до чего и не додумавшись, Александр собрал минерал и результаты исследований и пошел домой высыпаться.



В шесть часов вечера его разбудило домашнее телестерео. Звонил Рамирио.

— Саша, у тебя есть пара минут на то, чтобы привести себя в порядок. У Бернса сегодня вечеринка. Он сказал, что будут только свои, никаких эсбэшников и сексотов. И еще просил передать лично тебе — там будет присутствовать одна сногсшибательная блондинка, которая всерьез озабочена твоим холостяцким положением. Говорят, Мария Сиэнтэ по сравнению с ней — серая плесень!

Мария Сиэнтэ была новой звездой телестерео, портретами которой были украшены обложки журналов и стенки в мужских раздевалках. Александр, еще не полностью проснувшийся, буркнул:

— Ничего так не опасаюсь, как блондинок с подобными намерениями. Слушай, Хорхе, ты слышал, что убили Аллигана?

Рамирио сразу стал серьезным.

— Да, жаль старика. Слухи ходят, он что-то изобрел, за что и поплатился головой.

— Между прочим, телестерео не гарантировано от прослушивания.

— Между прочим, ты сам начал. Ладно, я прибуду через пятнадцать минут, а ты уже должен стоять при параде и ждать меня.

Александр потянулся, разминая затекшие после сна мышцы. Стоп, зачем он наобещал Рамирио поехать на вечеринку, если сегодня тренировка? Сэнсэй и так постоянно ворчит, что он стал часто пропускать занятия, мол, так никогда и не получит шестой дан. Александр вздохнул. Откровенно говоря, сегодня ему не хотелось идти в додзе. Блондинка опять же… Александр покосился на рекламный проспектик, на котором красовалась все та же Мария Сиэнтэ, глянул на кимоно и… начал собираться на вечеринку.

Собрался он быстро и остановился посреди комнаты, раздумывая, чем бы таким произвести впечатление на неизвестную дамочку? Вдруг он вспомнил о часах, которые ему прислал Василий — это было то, что надо! Александр нацепил древний артефакт на руку и полюбовался игрой света на циферблате часов, который стал похож на изумрудно-зеленый минерал, опять-таки присланный Васькой. Повинуясь какому-то внутреннему толчку, Александр подошел к коробочке с антигравом и открыл ее, чтобы сравнить схожесть оттенков циферблата и камня. Изумрудно-зеленый минерал по-прежнему лежал на месте, но теперь он был матовым, а не прозрачным, как раньше. Что-то с ним случилось после тестов, подумал Александр и бросился в соседнюю комнату за универсальным измерителем.

Но каково же было его удивление, когда, вернувшись, он увидел, что камень опять прозрачен. Александр подошел поближе, и минерал стал матовым. Странно, раньше такого эффекта за ним не наблюдалось. Он поводил рукой над камнем, но тот остался матовым. Александр с внезапным подозрением посмотрел на часы. Ну-ка…

Он снял часы с руки, отложил их подальше и подошел к минералу. Тот продолжал оставаться прозрачным. Спустя пять минут Александр выяснил, что изменение состояния минерала начнется, если поднести часы к нему ближе чем на три метра. В это время на улице раздался дикий вой, которым Рамирио пользовался на своем флаере вместо сигнала. Александру не нравилось, что часы каким-то образом связаны с неизвестным кристаллом, и он решил их оставить дома. В конце концов, блондиночке он сможет понравиться и без шикарных древних часов.



На следующий день Александр, все еще размышляя, почему у блондинок обязательно такой стервозный характер, аккуратно уложил часы на монтажный столик и дал максимальное увеличение. Стало видно, что их недавно вскрывали — микроцарапины еще блестели. С одной стороны, открывать столь древние часы было чем-то вроде кощунства, но с другой — находящийся внутри генератор неизвестного излучения мог помочь разобраться с непонятным поведением минерала. Любопытство победило, и Александр открыл часы. Удивлению его не было границ, когда он увидел внутри вместо дополнительных батарей самообеспечения две микрокопии, помеченные инициалами Д.А.

Холодная гусеница предчувствия неприятностей проползла по спине и остановилась где-то на затылке. В полной задумчивости Александр нашел в свалке на столе подходящие батарейки, вставил их в часы и закрыл корпус. Проклятие, ведь Васькина посылка вышла, судя по штемпелю, за день до смерти профессора! Предположение, что Кобрин и Аллиган были знакомы между собой, Александр отмел как несостоятельное. Он принялся размышлять, но ни одна версия не пережила мало-мальски путной критики. Когда разумных мыслей не осталось, Александру пришлось приниматься за добывание сведений.

Он прихватил с собой микрокопии в лабораторию, по пути старательно избегая встреч с помощниками Зеевица, где и выяснил, что излучение исходит именно от маленьких черных таблеток.

«Ты просто идиот! — выругал Александр сам себя. — Можно было сразу догадаться, что это то самое излучение, которым профессор метил свои приборы».

Но если это предположение было верным, то агенты СБ наверняка имеют при себе детекторы излучения, и его засекут, когда кто-нибудь из них приблизится к нему на три метра. Значит, на этих микрокопиях записана работа профа последних дней. За что его и убили!

Александр почувствовал себя между двух огней: с одной стороны СБ, а с другой — те, кто убил профессора, скорее всего, Конфедерация. Хотя сиссиан тоже исключать нельзя — они всегда себе на уме, союзнички хреновы! Конечно, можно вернуть записи СБ, но его потом затаскают по допросам, а то и в убийстве обвинят. Доказать, что не имеет никакого отношения к гибели профессора и что незнаком с содержимым микрокопий, Александр никак не сможет.

СБ и раньше была пугалом для всех нормальных людей, но после объединения с сиссианами положение стало совсем плохим. Тотальная прослушка, доносы, шпионаж развились даже в таких сугубо мирных организациях, как фабрики по переработке мусора, о чем недавно был скандальный репортаж по телестерео — эсбэшники не успели его прикрыть. Итак, вариант честно отдать микрокопии СБ отпадает. Также можно было просто послать их по почте, проявив максимум осторожности и чудеса конспирации. Однако проклятое любопытство возобладало над осторожностью, хотя голос разума говорил, что Александр поступает неправильно.

Для чтения микрокопий нужна камера Аллигана, которая лежит в лаборатории, иначе придется подбирать входной ключ не меньше двух месяцев. А то и дольше. Чтобы агенты СБ ничего не заподозрили, нужно перетащить к себе пару-тройку аппаратов из соседней лаборатории, заодно прихватив и камеру. Хотя, конечно, Зеевиц вполне может поинтересоваться, для чего нужна камера профессора… Придется ответить, что для записей, так как его сломана.

Продумав план действий, Александр старательно вывел из строя свою мыслекамеру и послал ее ремонтникам, попросив их быстрее восстановить ее. К ней он присоединил и другую, хотя она попала под пресс (случайно) и теперь подлежала не ремонту, а списанию в утиль.

Теперь с чистой душой Александр отправился в лабораторию Аллигана, предусмотрительно оставив микрокопии в ящике стола. С кулакоголовым охранником он долго не разговаривал, благо кроме допуска А1 у него был и пропуск, подписанный Зеевицем. Через двадцать минут Александр разглядывал содержимое хранилища. Так, так, так… Оказывается, проф в самом деле последовал совету Александра и решил смещать поляризацию каждого гравитона. Но не на сто восемьдесят градусов, как говорил ему Александр, а только на девяносто два. Вот он, последний график, на нем видно, что следствием такого смещения будет возрастание скорости корабля раза в два. Или даже больше… Но… это было все!

Александр недоуменно почесал ухо. Скорость, конечно, штука хорошая, но ведь из-за этого не убивают! Хотя, рассуждая здраво, убийцы профессора наверняка не знали, что действительно записано на микрокопиях. Он, поморщившись, посмотрел на маленькие черные таблетки. Обладание ими не предвещало ничего хорошего владельцу — перед ним стоял пример Аллигана. Александр, долго не колеблясь, стер содержимое, потом внес в микрокопии новые данные методом глубокой записи, чтобы предотвратить восстановление первоначальной информации.

Теперь о профессорской работе никто не узнает. Разумеется, Александр все запомнил, но он имел веские причины полагать, что в его голове сведения будут в большей сохранности, чем на хранилище, да и более безопасны для него. И все-таки, наверное, профессор добился чего-то большего, чем простое увеличение скорости, хотя и это — огромное достижение. Надо только подумать хорошенько…

Подумать как следует Александру помешало то, что дверь лаборатории вылетела из пазов, расколовшись в двух местах. Он увидел стволы трех крупнокалиберных бластеров, за рукоятки которых держались здоровенные агенты СБ.

— Все они, как на подбор, с ними дядька Черномор, — пробормотал Александр.

«Дядькой Черномором», конечно, оказался Зеевиц. Не заходя внутрь, он сказал прямо от дверей:

— Александр Морозов, вы арестованы по обвинению в антиправительственных замыслах, государственной измене и шпионаже в пользу Конфедерации. С этой минуты вы не имеете никаких прав!

Глава 5

В высоком, сверкающем здании службы безопасности, в кабинете генерал-полковника Канта проходило очередное внеочередное совещание. Сам шеф СБ рассеянно слушал майора Зеевица, поскольку тот рассказывал то, что Кант уже знал, и мысли его вертелись вокруг отношений людей и сиссиан. Уже четыре года, как закончилась война, и сиссиане незаметно просочились во все важные органы управления. Глубоко в душе Кант признавал, что объединение с «сивыми» начало приносить неожиданно неприятные результаты. Без участия сиссиан не обходилось ни одно более-менее крупное дело. После победы над Конфедерацией был организован Высший Орган Власти, в который вошли поровну представители от республиканцев и сиссиан. Он решал вопросы, касающиеся общих интересов, таких как: отношения с Конфедерацией, торговое обращение, научные инвестиции и т. д. Оба сообщества должны были подчиняться его постановлениям, но для решения внутренних вопросов у каждого имелось собственное правительство. По внешнему виду новое сообщество напоминало Конфедерацию, но на самом деле все обстояло совсем по-другому.

Сиссиане давно уже вели хитрую дипломатическую игру, которая должна была позволить им превратить Объединенные Республики в свою феодальную вотчину, а тогда сиссиан будет очень трудно остановить на пути галактических завоеваний. Единственным серьезным противником останется Конфедерация, но к тому времени у Сиссианского Союза будет гораздо больше сил и средств.

Генерал-полковник Кант не знал этого, хотя, будучи по долгу службы одним из осведомленнейших людей, понимал, что отношения с сиссианами начинают, мягко говоря, пованивать. Кант отвлекся от неприятных мыслей и, не меняя выражения лица, поднял взор на Зеевица. Тот еще докладывал:

— …были установлены дополнительные следящие устройства во всех лабораториях, классах и кабинетах. На следующий день после убийства профессора я, вернувшись с собрания, созванного генерал-полковником Кантом, запретил доступ к аппаратуре Аллигана. Спустя два часа ко мне обратился молодой помощник профессора, заведующий второй лабораторией поля Морозов и попросил меня дать ему пропуск. По роду своей работы он имел на это право, кроме того, он целый год работал с профессором и мог знать ход его мыслей, поэтому пропуск я выдал. На записи вы можете видеть, как Морозов обследует некий зеленый минерал и снимает показания с аппаратуры. Мне он сказал, что у него срочный заказ, но директор ответил, что никаких заказов не поступало. Тем более срочных. К сожалению, в силу специфики лабораторного оборудования установить сканеры в нее не представляется возможным. Тогда я послал запрос в информационный центр, чтобы побольше узнать об этом минерале. Данные долго не могли обнаружить, да оно и неудивительно, ведь эти кристаллы были привезены секретной экспедицией, которая вернулась буквально на днях. Корабли пришли с левого пограничья, четвертая планета, система Панда, атлас Х-3. На настоящий момент эти сведения настолько засекречены, что мне пришлось предъявить код доступа А-АА, чтобы узнать об этом. Но даже его не хватило, чтобы узнать, чем занималась эта экспедиция. А Морозов получил не только сведения, но и сам минерал. Я запросил разрешение на его арест, и он был незамедлительно взят под стражу. Но это не единственная странность в поведении подозреваемого. Он намеренно вывел из строя свою мыслекамеру, после чего отправился за профессорской. Вы видите запись, сделанную с оптических следящих устройств, установленных в лаборатории. Сам я в это время только вернулся из управления и сразу же отправился к дому Морозова, не найдя его там — пошел в лабораторию, где он и был арестован. На этом мой доклад закончен, благодарю за внимание.

Зеевиц уселся на свое место с непроницаемым видом, однако в душе очень довольный собой. Еще бы, ведь он почти реабилитировался! Хорошо бы у этого Морозова нашли и исчезнувшие микрокопии. Тогда, глядишь, не только взыскание отменят, но и повышение светит. Зеевиц втихую огляделся, чтобы посмотреть, какое впечатление его доклад произвел на сослуживцев. Те были профессионалами и сидели с непроницаемыми лицами. А по выражению морды рептилиеголового майора Реха с Адерры можно было подумать, что он присутствует на собственной высылке на фронт — настолько оно было кислым, если такое словосочетание можно применить к ящерице.

Кант поднялся и произнес:

— Майор Зеевиц доложил не все новости. У Морозова обнаружены часы «Щит и меч». Доказать, что они те самые, про которые нам рассказал Борден, мы не можем — к сожалению, он не запомнил ни особых примет, ни серийного номера.

— А глубокое сканирование? — подал голос кто-то из сидящих.

— Под глубоким сканированием мы Бордена и опрашивали о приметах часов. Так что часы отпадают. В мыслекамере покойного Аллигана, которую принес к себе Морозов, были обнаружены две микрокопии, помеченные инициалами Д.А. Мы подумали, что они те самые, пропавшие, но доказать ничего нельзя, так как Морозов стер все записи. Кроме того, у него имеется еще штук пять подобных кассет Аллигана. Что вы хотите сказать, майор Сабателло?

— Как насчет того излучения, которым профессор помечал микрокопии?

— Хороший вопрос, но оказывается, покойный Аллиган так отмечал ВСЕ свои вещи. Излучение осталось, но ничего не доказывает.

— А Морозов?

— Молчит. Его подвергли «промыванию» мозгов, но он только болтал о своей сиротской доле, о боях, о ненависти к сиссианам, простите, полковник Мадрат. В общем, имеется трехчасовая запись этого бреда, однако ни слова ни о минерале, ни о микрокопиях. На пси-тесты он вообще не реагирует. Это поставило в тупик наших специалистов. Получается, что он либо полный идиот, либо… я не знаю кто! — Кант вдруг страдальчески сморщился, словно наступил в навоз большого сантанского буйвола и простонал: — Подполковник Клюшкин, вы слышали, о чем сейчас шла речь?

Легендарный Клюшкин сидел, поддерживая голову левой рукой, одновременно прикрывая ею глаза, а указательный палец правой руки уперся в лежащий перед ним документ. И если бы не предательская неподвижность пальца, то можно было бы подумать, что подполковник размышляет над «Теорией идеологических предпосылок». Клюшкин открыл глаза, помолчал несколько секунд и спросил:

— Простите, мой генерал, я хотел спросить…

— Не будет сегодня коньяка в буфете! — взорвался Кант.

Сабателло и Рех захихикали и технично отвернулись в угол. Клюшкин в замешательстве посмотрел на генерала и продолжил:

— Так я хотел спросить: а знаете ли вы, что Морозов окончил специальную учебную часть при Центральном Штабе в составе экспериментальной группы? Оттуда его выпустили капитаном и специалистом первого класса. Видимо, его мозги устроены не так, как у нас с вами, потому что по пси-предметам у него были такие оценки, каких никто никогда не получал. Ни до него, ни после! Может быть, поэтому наши пси-тесты не дают результатов. Кстати, генерал, не в укор вам будет сказано, но все эти данные есть в центральном информатории, нужно было лишь туда заглянуть. Мое личное мнение таково, что на сегодняшний день Морозов является одним из самых опасных и умелых воинов. Находясь на фронте, он не проходил переквалификацию, потому что воевал в действующей армии, а не сидел при штабе, но я думаю, что его можно назвать «мастером-специалистом», которых, как вы знаете, у нас было за всю историю шесть человек.

По мере продолжения речи лица присутствующих (включая морду обычно невозмутимого майора Реха) вытягивались так, что подполковник испугался, что они останутся такими непропорциональными на всю жизнь. Одни удивились, услышав про Морозова, другие — что Клюшкин умеет так складно говорить, а третьи — что он вообще может разговаривать. Только генерал-полковник Кант сохранил каменное выражение лица — он-то знал, что хотя Клюшкин все время спит на совещаниях, просыпаясь — фамильярничает с начальством, но зато в нужный момент выдает необходимые сведения и советы, которых от других не дождешься и за десять лет. Кант подозревал, что Клюшкин и спит оттого, что голова его перегружена различными сведениями. Во всяком случае, шеф поблагодарил подполковника за своевременную информацию, не обратив внимания на колкость. Клюшкин добавил:

— Я думаю, что Морозов стер записи, предварительно запомнив их. Видимо, он рассудил, и совершенно справедливо, что если они нам нужны, то мы не станем делать его полным кретином, выковыривая сведения при помощи мозголомной аппаратуры. Морозов нужен нам живым и в здравом уме. Чтобы добыть сведения, у нас есть два пути: сломить его или убедить сотрудничать с нами. — Клюшкин сделал паузу. — Или сразу убить во избежание неприятностей в дальнейшем. И конечно, ничто нам не мешает привлечь к делу лучших специалистов по той теме, над которой работали Аллиган и Морозов.

Подполковник Клюшкин оглядел пораженных офицеров и, чтобы поддержать свой имидж, спросил:

— Генерал, вы не пробовали «Новый Сантанский»? Говорят, создали буквально на днях в университете физики энергий, странно, не правда ли? Меня Зеевиц угощал — классная штука!

Зеевиц густо покраснел и зарекся когда-либо еще угощать Клюшкина. Но Канту было не до смеха, и он, попросив Мадрата и трех глав отделений остаться, жестом отпустил остальных.



Лампа, закрытая бронированным стеклом, бросала скудный свет на неровные стены и шершавый потолок. Этот свет показался Александру таким же колючим, как и тюремная роба, в которую он был облачен. Голова гудела, как пустая жестяная коробка, а во рту царила засуха. Это было последствием «промывания» мозгов, которое ему устроили «гориллы» из СБ. Наверняка они потерпели полное фиаско. Александр, как его учили, вызвал в памяти самые волнующие воспоминания своей жизни перед тем, как ему сделали инъекцию. За пси-тесты он даже не волновался — еще в учебке понял, что при желании может закрыть доступ к своим мыслям какой угодно аппаратуре.

Эсбэшники сделали ошибку, сразу не лишив его сознания при аресте. По дороге в тюрьму Александр заблокировал свой мозг, и теперь извлечь сведения из его головы можно было только взломав защиту. Взлом же делал из жертвы идиота, не способного даже самостоятельно принимать пищу, не говоря уже о способности связно объяснить научные сведения. Быть обрубком с отвалившейся челюстью и вести растительную жизнь Александру искренне не хотелось. С другой стороны, идиот не сможет выдать те сведения, которые так нужны службе безопасности. Значит, СБ будет заботиться об Александре, но когда он перестанет быть полезным для них — его просто уберут. Тут даже гадать нечего!

Александр превозмог головную боль, встал и прошелся по маленькой камере. Его чуть не стошнило, но он знал, что ходьба поможет быстрее прийти в себя. Хорошо бы еще глотнуть свежего воздуха, но окна тут не было, а кондиционер поставили, видимо, только для интерьера. Кран с питьевой водой — тоже.

Наконец он почувствовал себя настолько хорошо, что смог мыслить логически. Его могли арестовать за эти микрокопии либо за дурацкий минерал. Впрочем, есть слабая надежда, что Васька упер часы у какого-нибудь влиятельного лица, а их проследили. В таком случае, он, конечно, отвертится, но шансы, что дело обстоит именно так, слишком мизерны. Александр принялся продумывать линию защиты, когда дверь с лязгом отворилась и вошли двое охранников. Один вошел внутрь без оружия, чтобы заключенный не мог отнять его у конвойного, а второй остался в дверях, держа бластер на изготовку.

«Поставлен на полное рассеивание, шансов никаких», — автоматически отметил Александр.

Это было правдой: луч, поставленный на полное рассеивание и максимальную мощность, расходился под углом в девяносто градусов от конца ствола и зажаривал жертву с головы до пят, если она не была огнедышащей саламандрой. Александр саламандрой не был, а потому спокойно вышел из камеры вслед за конвойным. Его долго вели длинными коридорами, и наконец тюремщики остановились возле комнаты, где переднюю стену заменяла частая и мощная решетка с дверью. Внутри находился сиссианин, куривший довольно вонючую сигару, зато одетый так, словно только что прибыл с великосветского приема. Александр отметил, что одно не вяжется с другим и, будто подтверждая это умозаключение, сиссианин закашлялся и со сдавленным проклятием швырнул сигару в мини-конвертер. Затем, стряхнув невидимую пылинку с рукава, обернулся и велел ввести заключенного. Он молча смотрел, как Александр вошел и сел на привинченную скамью, достал из кармана информационный кристалл и, вставив его в прорезь приемника, заговорил:

— Я вижу, что вы уже оправились от действия наркотика. Ну это и неудивительно при ваших-то талантах. Я — полковник Мадрат. Кстати, назначен дознавателем по вашему делу.

— Это совсем некстати, — пробурчал Александр. — А что, на меня уже завели дело?

— Завели, и объем его растет с каждой минутой.

— Приятно, когда к тебе проявляют такое внимание. Так это по вашему приказу мне устроили «промывание»?

— Вообще-то вопросы здесь должен задавать я! — Мадрат улыбнулся неискренней улыбкой. — Но я вам отвечу: «промывание» — это обязательная процедура. А я вступаю в дело только сейчас.

— Ага, значит, за все последующие пакости, которые на мне будут испытывать, я должен благодарить вас?

— Нет, скорее себя, если откажетесь с нами сотрудничать. Но я уверен, что вы не настолько неблагоразумны.

— Смотря что вы понимаете под сотрудничеством.

— Ваш друг Зеевиц (при этих словах Александр скривился) состряпал на вас такое дело, что вы можете загреметь пожизненно на Сен-Луис или на Корфу. Впрочем, «пожизненно» можно опустить, поскольку ни один заключенный еще не вернулся оттуда. Ну хорошо, будем считать, с предисловием покончено. Сейчас я вам расскажу, ЧТО нам известно, а вы дополните, хорошо?

Александр не стал давать опрометчивых обещаний. Мадрат начал:

— Итак, вы получили посылку от некоего Василия Кобрина, в которой находилась коробка с неизвестным минералом и письмом с просьбой выслать характеристики оного. Между прочим, вы знали, что экспедиция, где работал Кобрин, привезла секретный материал?

«Он что, за дурака меня держит?» — подумал Александр и ответил:

— Не понимаю, о чем идет речь.

— А вы не догадывались, что присланный минерал может быть украден?

— Нет.

— Ладно, пока оставим это. Скажите-ка, Морозов, откуда у вас такие часы? Ведь это же древняя работа, а не какая-нибудь штамповка.

— Я их привез с фронта. Трофей.

Задумчиво покачав головой, полковник Мадрат нашел в деле место, где говорилось, что часы за номером тысяча триста шестьдесят пять и серии С-13А принадлежали триста лет назад богатой семье Пранков и исчезли из виду в то же время.

«Жаль, — подумал Мадрат, — никаких следов. КОПовцы неплохо поработали: с одной стороны, известна история этих часов, с другой — ничем не докажешь, что Морозов не привез их с фронта».

— Та-ак, — протянул он, — а для чего вам понадобилось разбирать столь дорогие часы, и не один раз, а по меньшей мере дважды?

— Мне показалось, что они барахлят, и я решил посмотреть, что с ними случилось. А во второй раз, — Александр издевательски улыбнулся, — я вставил новые батарейки.

Мадрат нахмурился.

— Зачем вам понадобилось выводить из строя свою мыслекамеру? На записи видно, как вы это делаете.

— Так вы везде понатыкали багов? Честное слово, очень нехорошо с вашей стороны. Видите ли, у меня была микрокопия, принадлежащая профессору Аллигану с записью нашего совместного труда над одной небольшой проблемкой. Мне был нужен момент из этой записи. Я хотел использовать свою мыслекамеру для чтения микрокопий профа, но только испортил ее и пришлось идти за профессорской.

— Что вы дурака корчите! — вскипел Мадрат. — Я прекрасно знаю, что на чужой мыслекамере практически невозможно воспроизвести свои микрокопии. И наоборот.

— Да будет вам известно, что резонаторы частот наших мыслекамер отличались всего на несколько ангстрем, и небольшое дополнение к резонатору давало желаемый эффект. Поэтому я и решил попробовать, а у меня не получилось. Но за подобное деяние максимальное наказание — это вычет из зарплаты стоимости оборудования. А меня вдруг упекли в тюрьму, да еще и проволокли в наручниках по всему зданию. Знаете, несмотря на всю бесполезность этого мероприятия, я все же подам на вас в суд. Моральный ущерб и все такое…

Мадрат устало потер подбородок.

— Вы, Морозов, скользкий, как кошмарская амеба. Почему вы стерли запись?

— Я ее просмотрел и решил, что она мне больше не понадобится.

— Угу, — задумчиво протянул полковник. — Угу.

— Знаете, у вас очень богатый словарный запас.

— Спасибо. Я вижу вашу проблему в двух видах. Первое: вы — шпион КОП, работавший здесь на Сантане. Борден, чтобы не навлекать на вас подозрение, должен был выкрасть микрокопии, затем передать их вам. Вы, просмотрев запись, поняли бы суть проблемы и спокойно уехали с пересадками куда-нибудь в конфедеративный научно-исследовательский центр. Однако в этой версии существует несколько натяжек. Например: зачем был нужен лишний связной? Лично мне нравится больше второй вариант, да и вам тоже понравится, я уверен. Вот послушайте: наши агенты ворвались на почту во время передачи часов из рук в руки. Связник не успел переправить их до места назначения и просто сунул в первую попавшуюся посылку, которая, по несчастью, пришла на ваше имя. Ну как?

Александр недоуменно поднял брови.

— Простите, о каких часах вы говорите? — Он был готов валять дурака еще долго.

Полковник усмехнулся.

— Да, я знаю, что вас на такое не поймаешь (Александр при этом сделал невинное лицо). В часах были спрятаны микрокопии, которые вы каким-то образом нашли, а прочитав их, поняли, что из-за этих сведений и убили профессора Аллигана. И стерли все. По-моему, во втором варианте вы выглядите гораздо симпатичней?

— По-моему, тоже.

— Тогда вы должны нам сказать, что было записано профессором.

— А что, не может быть так, чтобы я был совсем ни при чем?

— Ну-у, вы меня огорчаете. Только так: или-или. Не хотите принять второй вариант как рабочий? Может, первый является верным, а, Морозов?

— Не говорите глупостей, полковник. Я такой же шпион, как и вы. Зачем бы я стал красть микрокопии, если мне было достаточно спросить у профа?

— Потому что Аллиган вам не ответил бы! Кому как не вам знать, насколько он был скрытным и недоверчивым человеком.

— Но не со мной! Мы же с ним работали целый год над ЧСГП, да я сам ему недавно подал несколько идей…

Александр прикусил язык, но было уже поздно. Он расслабился и совершил непростительную ошибку. Проболтался! Ведь если даже этот сиссианин и не сочтет, что он в курсе задумок покойного профессора, то поймет, что ход его мыслей у Александра будет ближе, чем у кого-либо. Проклятие! В самом лучшем случае Морозова ожидает жизнь под полным надзором СБ! В худшем — конвертер! Полковник поймал его, как несмышленыша. «Ты персейский осел!» — мысленно обругал он сам себя.

— …э-э, несколько идей насчет решения ускорить разгон гравипривода на первой трети старта. Но кроме этого, мне больше ничего не известно.

Мадрат небрежным жестом прервал Александра и удовлетворенно сказал:

— Ну что ж, хоть в чем-то вы сознаетесь. Однако я делаю вывод, что вы не хотите сотрудничать с нами. Подумайте об этом на досуге.

Мадрат кивнул конвоирам и вышел из решетчатой комнаты.

Обратно Александра вели гораздо дольше. Он понял, что его перевели в другую камеру, должно быть более неприятную, чем прошлую. Сейчас его уговаривали, теперь покажут кнут, а завтра, возможно, пряник. Если, конечно, он доживет до завтра. Размышляя об этом, Александр запоминал путь, просто на всякий случай. Его провели мимо лазарета — он понял это по запаху, а затем мимо кухни. Судя по чаду, исходившему из нее, сегодня на ужин подадут жареные подметки. Наконец конвоиры привели его к общему блоку. Из камер, мимо которых они проходили, раздавались приветственные или злобные крики.

— Эй, псы, давайте его к нам!

— С прибытием, новичок, держи хвост выше!

— Вы только посмотрите на эту смазливую мордашку! Иди сюда, развлечемся!

Но конвоиры привычно не обращали внимания на поднятый шум. Приходилось часто останавливаться, потому что путь постоянно преграждали мощные решетки, перемежающиеся силовыми экранами. Наконец конвойные, свернув направо раза три подряд, подошли к камере на шесть человек и втолкнули внутрь Александра. Со смехом один сказал высокому, атлетически сложенному мужчине, одетому в звездную майку вместо обычной тюремной робы, который играл в трехмерные шахматы с сокамерником:

— Эй, формас, держи малыша на воспитание, только не переусердствуй.

Конвоиры с ржанием удалились. Александр сразу припомнил Васькины рассказы, что формас — это человек или существо другой расы, имеющий влияние в преступном мире. Он понял, что надо делать. Александр остановился перед парнем в звездной майке.