В ИЗГНАНИИ
Глава 1
Зарошье было небольшим красивым селом. Меж лесами и холмами протекало несколько речек, вода которых вращала жернова водяных мельниц, куда со всех концов возили зерно на помол. Население было трудолюбивое, сеяли лён и коноплю, из которых женщины ткали полотно. Община была самостоятельная, хотя и у неё были свои проблемы. Одна из них — отсутствие хозяина на верхней мельнице.
Но вот откуда-то приехал человек, который после недолгого осмотра купил эту мельницу и стал на ней работать.
В первый же день, как он поселился на ней, случился в деревне большой пожар, от которого сгорело бы, по крайней мере, полсела, если бы не новый мельник с дельными советами и помощью. Он сразу завоевал сердца сельчан. Они стали уважать этого смелого, находчивого человека. Каждый вёз теперь молоть зерно только на его мельницу, и, наконец, понавозили столько, что он едва справлялся с помолом, хотя привёз с собой и дельного помощника, да и взял к себе в учение двух парней из деревни.
Помощник — молодой, красивый парень, но немой — очень уважал, даже любил своего хозяина. Мельник был человеком лет сорока, с лёгкой поступью и солдатской выправкой, с красиво подстриженной бородкой. Говорил он немного и умел слушать. Люди охотно делились с ним своими переживаниями, нуждами и обидами. Он им сочувствовал и всегда давал разумные советы. Звали его Козимой, а помощника — Андреем.
На другом конце деревни жила старушка, вдова бывшего сельского учителя, которая в молодости служила у господ и научилась хорошо стряпать и вести хозяйство. Она была довольна своей судьбой. Козима-мельник взял её в работницы. Она жила в его доме, и ей казалось странным, что он обращается с помощником, как с сыном. Жили мужчины в одной комнате, но у каждого был свой шкаф. Разговаривали они с помощью пальцев.
Бабушка очень жалела немого Андрея — он был такой кроткий, работящий. В свободные от работы часы он уходил на речку или в лес и читал там книгу. Козима был добрым человеком. От него никогда не слышно было плохого слова, и везде, где только представлялась возможность, он помогал людям.
За мельницей когда-то была тёмная кладовая. Её Козима велел вычистить, и Андрей настлал в ней пол, вставил окошко, покрасил всё, поставил в комнату койку с матрасом, одеялом и подушкой. Нашлись и стол, и стул, и когда случался какой путник, ему предоставляли там ночлег.
Однажды пришёл больной нищий. Андрей сварил для него снадобье из разных трав и ухаживал за ним. Через неделю больной поправился и не знал, как благодарить своих благодетелей.
Как-то поздним осенним вечером хозяин и помощник долго о чём-то советовались. После этого разговора мельник объявил крестьянам, привозившим зерно, что будет строить сушилку для фруктов. Он объяснил людям, что фрукты лучше сушить, чем за бесценок продавать их прямо с дерева. Состоятельные хозяева удивились, как эта мысль им раньше не пришла в голову. Они пригласили специалиста, сами помогали на стройке и хвалили Андрея за то, что он им начертил план постройки с обозначением размеров, как настоящий инженер. Сушилка вскоре была построена, и как раз сушили сливу, когда бабушка получила от своей замужней дочери письмо следующего содержания: «Моя дорогая матушка! Мы желаем вам доброго здоровья и приветствуем вас всей семьёй. Слава Богу, мы живём хорошо, никто не болеет, но имеем большую скорбь из-за нашей Анны.
Дорогая мама, подумайте только, у нас в деревне появилась новая вера.
Люди собираются по домам слушать Слово Божие. Я тоже несколько раз была там и должна сказать, что они ничего плохого не делают. Не нравится мне только то, что каждый, кто туда продолжительное время ходит, начинает плакать о своих грехах, а потом говорит, что Иисус Христос ему грехи простил, и что он возвратился к Богу. Я про себя не могу этого сказать, хотя всегда была доброй. Вы ведь меня знаете, матушка. Только фарисеи могут хвалиться перед Богом. В конце концов, пусть люди говорят, что хотят, но зачем они совратили нашу Анну? Отец очень зол на неё, два раза даже бил её за это, но она от своего не отступает. Её уже сватали, так она заявила, что не пойдёт за безбожника.
Ах, дорогая матушка, возьмите Анну хоть на полгодика к себе. Вы благочестивая женщина, знаете Священное Писание, сможете переубедить её, и она забудет новую веру, к тому же у вас там этого нет. Анна может вам помогать в работе, а если вы на неё что-то потратите, то мы вам возместим. Мне Анну жалко, и я не хочу ссориться из-за неё с мужем». Письмо заканчивалось приветом от всех родных.
— Что вы на это скажете? — спросила бабушка мельника, подавая ему письмо. — Моя дочь даже ещё не знает, что я у вас в услужении, и она хочет послать ко мне внучку. Что я ей отвечу? Они Анну с детства воспитывали по-городскому, потому что она в школе хорошо училась и многого добилась в рукоделии и шитье.
Козима ещё раз прочитал письмо и ответил:
— Что мне сказать? Ваши дети глупы, если думают, что наказанием можно заставить человека идти правильным путём. То, что однажды принято сердцем и умом, сидит крепко. Будь то доброе или злое, оно так легко не забывается. Если она умеет шить, то напишите внучке, пусть приезжает, работы ей найдётся достаточно, чтобы самой заработать свой кусок хлеба. В вашей прежней хате есть ещё койка. Велите её принести и поставить рядом со своей. Места хватит.
— Вы добрый человек, господин Козима, — благодарила бабушка радостно.
— А если Анна здесь преткновением будет? Она моя внучка, но эта новая вера…
— Ах, — покачал головой мельник, — пусть она верит, во что хочет. Если она сможет забыть, то забудет, а если нет — мир достаточно велик, в нём могут жить люди, и не понимающие друг друга. Один Бог знает, что хорошо и что худо.
Бабушка в тот же день написала дочери, чтобы внучка приехала к ней.
Глава 2
Осенний вечер спустился на землю. Лёгкий туман окутал горы и долину.
Медленно падала листва с деревьев. Было воскресенье. В селе в трактире играла музыка для танцев для той самой молодёжи, которая утром сидела в церкви и слушала проповедь о последнем суде. Кто из этих молодых людей думал сейчас о нём? До него ещё далеко, и кто точно знает, когда он будет и будет ли вообще?
У плотины мельницы, в тени сосен, по своему обыкновению, сидел Андрей и читал. Вдруг он увидел на дороге, ведущей в деревню, молодую девушку. По выражению её лица было видно, что она счастлива. Она увидела Андрея, поздоровалась и спросила, где мельница господина Козимы.
Андрей смутился, молча поклонился и приложил пальцы к губам.
— Вы не можете говорить? — спросила девушка. Он кивнул.
— Я Анна. Моя бабушка живёт на мельнице господина Козимы.
Тогда Андрей вынул блокнот из кармана, вырвал листок из него и написал: «Вас ожидают».
— Вы знаете, — обратилась она к нему, — когда Иисус был на земле, Он глухих делал слышащими и немых — говорящими. Он и вам поможет, только надо Его об этом попросить.
Видно было, что её слова подействовали на него. Но разговор их был прерван, так как бабушка издали увидела внучку и поспешила ей навстречу. Бабушка внимательно её оглядела, но ничего особенного в ней не нашла. Анна была одета в простенький городской костюм, и весь внешний вид её говорил о внутреннем спокойствии. У словаков есть поговорка: «Кровь родная — не водица». Старое сердце бабушки растаяло, когда внучка, обняв её, поцеловала. Анна передала ей привет от родных. Когда они пошли через двор, им встретился Козима, который приветствовал Анну с серьёзной любезностью. У бабушки вскоре был готов ужин, и Анна ушла на покой.
Глава 3
Дни и недели жизни подобны ручью, который бежит безостановочно, пока не достигнет моря. Так и время летит, оставляя за собой лишь доброе или злое. И в Зарошье уже прошло четыре воскресенья с тех пор, как появилась Анна. Многое пережили люди за это время. Они собрали овощи и картофель. Женщины начали обрабатывать коноплю и лён, а мужчины заготавливали на зиму дрова. У Козимы на мельнице также было много работы, но она в этом году удивительно спорилась: было заметно, что прибавилась пара молодых трудолюбивых рук.
Бабушка никак не могла понять, почему её дочь недовольна внучкой. Девушка была быстра, как лань, притом всегда всем довольная и ласковая; всё, за что бы она ни принималась, удавалось ей. То, что она утром и вечером читала Библию и подолгу молилась, никому не вредило.
Бабушка видела, что наставлять её не нужно, потому что внучка сама читала Евангелие, и это её радовало. Анна прекрасно понимала всё прочитанное и правильно объясняла.
Она была приучена ко всякому женскому труду, но предпочтенье отдавала шитью. Козима попросил у одной женщины в деревне швейную машинку для Анны, обещав не взыскивать долга, чему бедная вдова была очень рада. Мужчины не обращали внимания на Анну. Козима разговаривал с ней мало, но на её вопросы отвечал вежливо и ласково. Анне также быстро удалось усвоить язык знаков, что бабушке было не под силу.
Однажды Анна и Козима шли через лес из деревни домой. Они возвращались с похорон. Говорили они о семье покойного. Затем замолчали. Анна углубилась в свои мысли и не замечала, что Козима со стороны наблюдает за ней. Вдруг он спросил её:
— Анна, скажи мне, что ты думаешь о похоронах?
— Я думаю, как ужасно явиться пред судилище Божие без Христа, без прощения грехов, непримирённым с Богом, — сказала Анна.
— Разве ты знаешь, как Ламский умер, что вправе так говорить о нём?
— О, я ведь Ламского знала, он был пьяница и хулитель, его проклятия были ужасны. И умер он скоропостижно, ушёл даже непримирённым с родным братом.
— Вот как? Значит, ты его знала… А что ты думаешь о надгробной проповеди?
— Я думаю, что это великий грех — читать Слово Божие и при этом лгать.
И вообще, всё это погребенье было большой ложью… Вы меня извините, что я так говорю, — сказала она грустно, — но разве это не так? Вдова плакала и причитала, будто она невесть как счастлива с ним была, а в доме был настоящий ад. Люди сошлись, как бы выражая умершему почтенье, а в действительности его никто не уважал. А потом ещё спели гимн «Добрым подвигом я подвизался»…
— Да, Анна, ты права, всё это — ложь и обман. Но разве только это ложь? Весь мир во лжи.
Горькая усмешка промелькнула на лице мельника. В лесу было тихо. По дорожке шли два человека, и каждый думал о своём. Один из них — серьёзный, уже много переживший, другой — молодая девушка, только вступающая в жизнь. Вдруг Козима спросил Анну:
— Что это за книга, которую ты читаешь утром и вечером?
— Библия, господин Козима, — ответила Анна.
— Разве у тебя нет других книг?
— Были, да их сожгли мои родные.
— У меня очень много книг, можешь брать читать, а потом можем обмениваться мнением. Хотя у тебя другие убеждения, чем у меня, у нас есть что-то общее. Я вижу, ты хочешь Богу служить, служа людям, и я того же хочу. Другого богослужения не существует, — сказал Козима.
— Спаситель сказал: «Следуй за мной!» И Сын Человеческий пришёл не для того, чтобы Ему служили, а чтобы служить людям, — сказала Анна. — И я хотела бы в этом быть похожей на Него, но, к сожалению, мне это мало удаётся.
— Если ты больше хочешь служить, то я тебе могу помочь: по ту сторону ручья, у самого леса, стоит бедная хижина. В ней живёт больная женщина. Взбивай ей ежедневно постель и приноси ей от бабушки чего-нибудь поесть.
Глаза девушки засияли:
— Я могу сейчас идти?
— Можешь, если хочешь. Но прежде я должен тебе сказать, кто эта больная. Она раньше грешила с некоторыми мужчинами, которых мир нынче уважает.
Некогда она была чиста и невинна, как ты, а когда пришло искушение, она не устояла. Погубившие её имеют семьи, жён, детей, а она презренна и покинута. Если ты туда пойдёшь, не жди распростёртых объятий. Удары судьбы ожесточили её сердце. Не пропала у тебя охота туда идти?
— О нет, я пойду сейчас же. Немного трудная это задача, но не бойтесь, Господь Иисус поможет мне полюбить эту бедную душу, и лёд в её сердце растает.
Девушка давно исчезла, а мельник стоял всё на том же месте и смотрел ей вслед. «Если жизнь испорчена, как её исправить?» — думал он.
Анна уже третий раз стучала в дверь избушки, но никто не отзывался.
Наконец она набралась мужества и, открыв дверь, вошла. Снаружи изба выглядела убогой, но внутри царила такая нищета, что её трудно описать. На постели, которую, наверное, уже год не стирали, лежала скорченная женщина. С закопчённых балок низкого потолка свисала чёрная паутина. Глиняный пол был изрыт. Штукатурка со стен от сырости отвалилась. Хорошо ещё, что в грязном окошке стекло было разбито, так что в помещение проходил свежий воздух. Анна, ошеломлённая, на мгновение остановилась. Тут женщина поднялась с постели — и пара чёрных впалых глаз с удивлением и злобой уставились на Анну:
— Кому здесь что надо?
— Я пришла посмотреть, не нужно ли вам чего, — сказала Анна.
— Что? Ничего мне не нужно, могу заживо сгнить, — ответила женщина.
— А что на это сказал бы Господь, Который и меня, и вас любит?
— Какой Господь? Кто меня любит? — злобно закричала женщина.
— Иисус Христос, Сын Божий… Чёрные глаза уставились на миловидное девичье лицо.
— Не сердитесь на меня, я ничего плохого вам не сделаю. Я чужая здесь, всего с месяц живу на мельнице Козимы. Если бы знала про вас раньше, я пришла бы раньше. А мне только сегодня про вас сказали. Вы, наверное, больны, и вам плохо лежать. Позвольте мне взбить вам матрас, — сказала Анна.
— Ах, зачем со мной ещё возиться? — возразила уже чуть спокойнее женщина. Но пришлось ещё долго её уговаривать, прежде чем она позволила посадить себя на стул, чтобы освободить постель. Это была нелёгкая задача. Анну тошнило от тяжёлого запаха, исходившего от полусопревшей соломы и скатавшихся перьев в подушке, на лбу выступили капли пота, пока она справлялась с этой работой.
Больная сразу же угрюмо бросилась на свою постель и отвернулась к стене без единого звука.
Анна поспешила уйти, чтобы принести ей поесть. Когда она через час вернулась с горячим супом, блинчиками и чаем, женщина без долгих уговоров встала и с аппетитом поела. Но, когда Анна, уходя, протянула ей на прощание руку, больная сделала вид, что не замечает её, и без слова благодарности легла в постель.
У плотины Анну окликнул мельник.
— Ну, как дела, Анна? — спросил он её.
— Господин Козима, вы сказали, что для этой женщины надо ежедневно взбивать постель, но этого мало…
И она рассказала, в каком состоянии постель и комната больной, что та действительно заживо сгниёт, если…
— Ты права, Анна. А знаешь, я предложу ей комнатку для гостей на мельнице, пока мы приведём в порядок её хатку.
— О, если вы так добры и поможете ей. Господь Иисус и мне поможет её уговорить, — сказала Анна.
Не выразить бабушкиного удивления и возмущения, когда она узнала о сути дела:
— Что? Такую женщину к нам в дом, господин Козима?! Что скажут люди?
Ведь вы не женаты… И Андрей тут…
Мельник рассмеялся:
— Не будьте так смешны, бабушка! Во-первых, мы это сделаем так, что никто и знать не будет. Она ведь больна и временно нуждается в уходе, а потом вернётся в свою хату. Мир не так глуп, чтобы нас за это оклеветать. А если нужно, то неплохо за доброе дело и пострадать.
Наконец, через пять дней, больную удалось перевезти. Анна натопила баню, Андрей принёс воды, и Анна вымыла больную, расчесала ей волосы и одела во всё чистое. И вот, когда эта женщина лежала в чистой постели и в чистой комнате, Анна увидела, какая она красивая. Роскошные волосы цвета воронова крыла обрамляли её бледное, с тонкими чертами лицо.
Женщина была ещё молода, приблизительно лет тридцати, но её чёрные впалые глаза мрачно смотрели на мир, и из её сжатых уст никто не услышал и слова благодарности.
Когда Козима вошёл, чтобы поприветствовать её, он тоже был поражён переменой, происшедшей с ней.
— Не смотрите так сердито, — сказал он больной, — мы желаем вам только добра. Как только починим вашу хату, то сейчас же перевезём вас обратно.
— Почему вы меня не оставили в покое? Кому какое дело, как я умру?
— с горечью спросила больная.
— Вы не должны умереть, как животное, — возразила Анна, — у вас бессмертная душа, которая предстанет перед Богом.
— Мы должны о вас заботиться, — прибавил мельник, — потому что мы из одной земли взяты и дети одного Бога-Отца, так что мы с вами родственники.
Козима вышел. Женщина пристально смотрела на дверь, за которой скрылся мельник, потом уткнулась лицом в подушку.
Так начались заботы об этой бедной душе. Бабушка готовила для неё всё необходимое, но она была единственная на мельнице, которая не переступала порога комнаты этой женщины. Она сердилась, что Анна, вместо того чтобы шить, так много времени уделяла падшей женщине.
— Я обо всём позабочусь, — сказала Анна, — только пол я не могу исправить.
На мытьё и чистку ушло два дня, к счастью, погода была солнечная. Когда Анна на третий день поспешила к хатке, она издали уже увидела дверь и окно открытыми, покрашенными, со вставленными стёклами. Анна вошла и, поражённая, остановилась у порога: стоя на коленях, Андрей заканчивал настилку пола из выструганных досок. Стены были заново помазаны и побелены. Знаками Андрей объяснил, что сам хозяин отремонтировал окно и дверь, и что они обсуждали, как починить старую мебель.
Хатка находилась в стороне от дороги, и никто из села не подозревал, что в ней происходит. Как поразилась сама больная, когда она после недельного отсутствия снова вернулась домой! От телеги до кровати она шла уже сама. Хороший уход и обильная пища восстановили её силы. В дверях она остановилась. В очаге весело горел огонь, в комнате было тепло. На столе белая чистая скатерть, книги и хлеб. На стене висел шкафчик с необходимой посудой, чья-то добрая рука развесила несколько картинок. Женщине казалось, что это сон. Анна подвела её к скамейке, больная села на неё, закрыла лицо руками и заплакала.
— Пусть поплачет, — сказал Козима, — слёзы смягчают сердце. Ты, Анна, останься здесь, а я пойду.
Но, когда он повернулся к выходу, женщина подняла голову и, протянув к нему руки, сказала:
— Не уходите, я ещё не поблагодарила вас за всё, что вы для меня сделали.
Козима протянул ей руку и сказал:
— Я с радостью это сделал. Но вам теперь нужно лечь в постель, а Анна принесёт ужин. До свидания! В обновлённой хатке послышался плач:
— Зачем вы меня спасли? Я чувствовала, что конец мой близок, а теперь мне кажется, что я поправляюсь. Но для чего? Как мне жить одинокой и покинутой?!
— Вы не покинуты, мы любим вас, — возразила Анна.
— Вы — меня? А вы знаете, кто я? Ты, Анна, невинна, никогда не была обманута, как я, человеком, которому я доверяла так, как ты своему Богу. Когда меня за него выдали, я была очень молода и красива. А он был пьяницей, ему нужно было много денег, и так как он знал, что я нравлюсь мужчинам, то заставлял меня их соблазнять. Сколько скорби я перенесла из-за этого! Люди стали говорить, что я обманываю своего мужа. И когда он допился до белой горячки и умер, говорили, что я своей беспутной жизнью довела его до этого. Когда красота моя поблёкла, все отвернулись от меня. Никто не здоровался со мной на улице. Женщины проклинали меня. Сколько месяцев я уже тут лежу, но никто не пришёл, чтобы посмотреть, жива ли я. Никто не подал стакана воды. Наконец, как Ангел с неба, пришла ты. Да вознаградит тебя Господь, Которому ты служишь! Но лучше дали бы мне погибнуть! Когда я на тебя смотрю, мне страшно, что я нечиста. Кто я сегодня?! Что со мной сделали?!
Но труд Анны не был закончен. Она два раза в день приходила к больной Дорке, взбивала ей постель, приносила еду. При этом она брала с собой Библию и читала из неё.
Анна прочитала ей о великой грешнице, которую Иисус простил. Потом о прокажённом, который был очищен, и другие места из Евангелия.
Дорка стала протестовать против того, что ей приносят пищу с мельницы. У неё были небольшие сбережения — деньги, отложенные на похороны. Она их достала, передала Анне, чтобы та на них покупала необходимые продукты питания. Вскоре она поправилась настолько, что сама могла уже сварить для себя что-нибудь.
Ученики Козимы, которые были из деревни, рассказывали своим родным, что происходило на мельнице, и разнеслась молва по всей деревне о милосердных делах Козимы и Анны. Женщины стали интересоваться Доркой, ведь она им больше не вредила, и её прошлое их больше не беспокоило.
Они знали, что она хорошо вышивает национальные словацкие наряды, и стали посещать её хату под предлогом заказов вышивок. Дорка разговаривала с женщинами сдержанно, но от заказов не отказывалась, говоря, что и в постели можно вышивать. Женщины хвалили Анну за то, что она так чутко сумела подойти к Дорке и согреть её сердце. Ведь Дорка прежде была злой и ругалась, а теперь стала тихой и кроткой. А когда Дорка пришла на мельницу, чтобы отблагодарить и бабушку за её заботы о ней, то та встретила её с некоторым высокомерием, сделав замечание о её прошлом, на что Дорка ответила:
— Вы правы, тётя, я самая плохая женщина во всём селе.
Бабушка на это ничего не ответила и перевела разговор на другую тему.
Глава 4
Было Рождество. На мельнице все сидели вокруг большого стола. Бабушка и Анна пряли лён. Андрей рисовал. Учеников посадили перебирать перья, а мельник читал газету. Вдруг дверь открылась, вошёл слуга из суда и принёс приглашение мельнику сейчас же явиться в суд. Анна посмотрела на Козиму и заметила особый взгляд, какой тот бросил на Андрея. Андрей побледнел, вскочил, как будто порываясь куда-то пойти, и в бессилии опять опустился на стул. Когда Козима вышел, Андрей встал и отправился в свою комнату. Учеников отозвали, бабушка пошла к коровам, и Анна осталась одна. Когда Андрей вышел, ей хотелось пойти за ним, но, подумав, что это ей не подобает, остановилась. И всё же внутренний голос заставил её пойти за Андреем в его комнату.
Там горела лампа. Андрей сидел за столом, опустив голову на руки, и плакал. Анна тихо подошла к нему:
— Не плачьте, Андрей, лучше расскажите, что с вами?
Он посмотрел на её участливое лицо, открыл рот, как бы желая чтото сказать, но опять опустил голову и заплакал.
— О, не скорбите, ведь Господь Иисус любит вас. Если только вы в Него верите и попросите Его, Он может и вам вернуть дар речи.
Андрей перестал плакать, и Анна смелее стала с ним говорить. Она сказала ему всё, что давно лежало у неё на сердце — об Иисусе, Который пришёл, чтобы исцелить людей от всех духовных и телесных страданий.
Андрей посмотрел на её сияющее лицо и сказал знаками: «Пожалуйста, дайте мне вашу Библию почитать».
О, с какой радостью она принесла ему своё сокровище! Подавая ему Библию, она сказала: «Верующий в Пославшего Меня… на суд не приходит» и оставила его одного.
Козима пришёл очень поздно и был задумчив, взглядом он искал Андрея.
Потом пожелал всем спокойной ночи и удалился в свою комнату.
Остальные тоже вскоре улеглись, только Анна не могла заснуть. Она молилась за две души — за ту, что в лесной избушке, и за другую — в этом доме.
Утром Козима с Андреем уехали в город, якобы по делу. Вечером они вернулись в хорошем настроении. Андрей вернул Анне Библию, так как купил себе новую.
Анна опять стала шить. Но, истинно, как только человек начинает Богу служить, заботясь о ближних своих, так ему открываются удивительные возможности для этого. У соседки заболели дети. Услышав об этом, Анна пошла помочь женщине. И благословение Божие не заставило себя ждать: дети поправились. Теперь женщина эта хвалила Анну перед всеми знакомыми, так как Анна молилась за её детей. «Если бы вы только слышали, как она молится! Прямо наизусть, и молитвенника ей не нужно!» — говорила соседка.
Потом Анна услыхала, что сильно болеет женщина, у которой Козима взял швейную машинку, и она пошла туда и стала ухаживать за ней. Свидетельствовать об Иисусе она у неё не стала, так как эта женщина была еврейкой. Но люди, жившие в доме, видели, что Анна общалась с Господом Иисусом Христом, читала Его Слово, любила Его и ради Него всё делала. Они позволили Анне читать им псалмы и пророков. При этом часто задумывались, почему эта молодая девушка совсем не такая, как другие в Зарошье. Когда женщина поправилась настолько, что могла обойтись без её услуг, вся семья жалела, что Анна уходит. Если бы она только подозревала, какое свидетельство о любви Христа она оставила своим поведением в сердце старого еврея!
День склонился к вечеру. Крупные капли дождя стучали в окно, за которым сидел Андрей и читал первую главу пророка Исаии. Он был сосредоточен и не замечал, что делалось вокруг. Ученики наблюдали за ним со стороны и удивлялись, что могло его так заинтересовать в Библии? Почему у него такой грустный вид? Наконец один из них осмелился, тихо подошёл и стал за его спиной. Заглянув через плечо, его взгляд упал на подчёркнутые слова: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю». На эти слова смотрел Андрей и тяжело вздыхал.
Дождь не прекращался, и вода в речке значительно поднялась. Анна сидела на кухне у очага. Огонь весело горел. Варился ужин. Сложив руки, она смотрела на огонь и вспоминала, как с ней обращались дома в последнее время. Её изгнали и послали сюда. Матери она никак не могла угодить, и отец был зол на неё, сёстры её избегали. «А что я им сделала? Разве я их не любила? А после моего обращения даже ещё больше, — думала она. — Разве я не стала лучше, когда получила прощение? Раньше я поступала плохо, и меня не наказывали, а теперь меня послали к бабушке, которая сама у чужих живёт. Если бы господин Козима не был так добр, он бы меня здесь не держал. Конечно, мне хочется домой, но мне сказали, что смогу вернуться лишь при условии, если не буду общаться с верующими. Этого никогда не будет. Прошлого не вернуть. Они могут изгнать меня из своей среды, сжечь мои книги, но Господа моего они не могут у меня отнять. «Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими». Мир велик и просторен, но нигде нет родины, везде изгнание…\"
Грустные мысли теснились в голове девушки. Треск огня в очаге, шум дождя и деревьев растрогали её до слёз.
Козима уехал и ещё не вернулся, бабушки тоже не было. Никого не было, кто развеял бы её грустные мысли. Но вдруг на лице её появилась счастливая улыбка, будто она что-то увидела. Нежным голосом в её сердце прозвучали слова: «В доме Отца Моего обителей много…\", и перед внутренним взором девушки появился город с золотыми улицами, стенами из драгоценных камней, с жемчужными воротами, с вечно цветущими деревьями, и голос шептал: «Отче! Которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною». И девушке казалось, что она ясно видит эту знакомую ей картину. Она началась в Гефсиманском саду, где Сын Божий в смертельной скорби обливался кровавым потом, где на Него напали, связали и повели в Иерусалим.
Там издевались над Ним, осудили и пригвоздили ко кресту на
Голгофе, пронзили копьём Его бок и похоронили. Остальное совершил
Небесный Отец. Он Его воскресил, взял на небо и посадил на вечный престол, положив все царства мира к Его ногам. «Слуга не выше господина своего… Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною».
«Да, Господи, я хочу следовать за Тобой, хочу нести мой крест. Ты тоже был в изгнании. Свои Тебя не приняли. Ради Тебя я хочу всё переносить с терпением, только так я войду в Отцовский дом», — молилась она.
— Добрый вечер, — прозвучал голос от двери. Анна вздрогнула:
— Вы уже приехали, господин Козима?
— Я уже некоторое время здесь. Когда я вошёл в кухню, ты была погружена в свои мысли и выглядела такой грустной. Что тебя так печалило? И чему ты вдруг так обрадовалась? — спросил Козима.
— Я думала о своём изгнании, что нет у меня родины, — созналась девушка.
— У тебя нет родины? — переспросил Козима. — Разве тебе у нас плохо?
— Вы приняли меня из милости, господин Козима.
Господь вам воздаст за это; Я ведь здесь в изгнании, — ответила
Анна.
— Я слышал, что ты можешь идти домой, если будешь, как раньше, — сказал он. Анна улыбнулась:
— Заставьте живую курицу войти в яйцо — это ведь невозможно! Так и я не могу вернуться к прежнему после того, как родилась свыше.
Он кивнул головой:
— Ты права. И у меня было время, когда всё у меня изменилось. Я тебя понимаю. Когда-то я жил, как все, и думал: «Неужели мы только для того здесь, чтобы измучить себя работой, а потом умереть?» Это меня не устраивало. Тогда мне кто-то указал на лучший путь, и я получил книги в руки. Благодаря им мои глаза открылись. Теперь я не боюсь, что зря проживу жизнь и потом погибну.
Анна удивилась. Неужели она до сих пор ошибалась? Она считала Козиму благородным человеком, который всегда владел собой, делал добро, где мог, прощал несправедливость, переносил всякий ущерб без ропота. Но что он дитя Божие, она никогда не думала. Ведь он Библию не читал.
— Я видел, что какая-то мысль тебя обрадовала, не скажешь ли мне об этом? — спросил Козима.
— О да, — сказала Анна.
«Если он дитя Божие, он поймёт меня», — подумала она. И она ему рассказала, как поступили с ней дома из-за Иисуса и как Господь ей теперь Духом Своим показал, что она не без родины, что земное изгнание Сына Божия завершилось в славном Небесном городе. Теперь она с радостью будет следовать за Ним, хотя и крестным путём.
Козима сидел со скрещёнными руками и смотрел на огонь в очаге. В кухне было тихо.
— Господин Козима, — прервала Анна молчание, — простите, я не знала, что вы один из тех, которые приняли Христа.
Он вздрогнул:
— Теперь ты ошибаешься, Анна. То, что ты испытала и называешь возрождением, мне неизвестно. Я человек разума. А такие вещи с разумом несовместимы. Ты веришь в Христа, Который воскрес и сидит одесную Бога на троне. Я верю в Христа, как в идеального человека, который учил людей жить полезной жизнью и геройски умирать. Он жил и умер без славы. Если бы Он принял награду, о которой ты говоришь, то не был бы идеальным страдальцем. Жить, трудиться и отказываться от надежды на большое вознаграждение — не геройство.
— О, конечно, — сказала Анна. — Но быть Царём от вечности, оставить славу, стать несчастным человеком, без вины умереть за чужие грехи позорной смертью, и всё из-за любви — это мужество и геройство. Библия говорит: «Христос умер за грехи наши». Она также говорит: «Если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна, вы ещё во грехах ваших». Если бы Христос не умер за мои грехи, что бы стало со мной? Как бы я устояла перед Богом? Невозможно, господин Козима, не верить, что Он умер за наши грехи.
— Нет, этому я не верю, — ответил Козима.
— И что вы будете делать с вашими грехами? Он улыбнулся:
— А ты видела, что я грешил? Я, например, не видел, чтобы ты грешила, потому что с тех пор, как ты здесь, ты только добро делаешь. Любишь Бога и людей, исполняешь заповеди Христа. Я думаю, что и ты не заставала меня ещё за плохим делом и не слышала от меня недоброе слово. Знаешь, кто хивёт так, как жил Христос, тот уже не грешит.
— О, если бы это было так! Ну а как быть со старыми грехами, если святая Кровь их не омоет?
— Ты веришь, что Бог — любовь. Когда-то мы были мёртвые для Него, жили без Него и делали злое, но Он знает, что мы иначе не могли. Значит, если мы теперь иначе живём, то всё в порядке. Ты качаешь головой? Я не хочу трогать твоих убеждений. Так как ты веришь в суд и в вечность, ты всё же боишься. Я же совсем не боюсь встречи с Богом. Он сотворил меня, как всё другое на Земле. Когда я исполню то, что Он мне предназначил, я исчезну навсегда из мира.
— О, это печально, господин! — воскликнула Анна. — Ведь вы можете быть отозваны во цвете лет… Что с вами будет тогда? Умирает ведь только тело, у вас же есть ещё душа и дух. А они бессмертны и должны вернуться к Богу. Как же вы устоите перед Ним без искупления посредством Крови Иисуса Христа?
— Я не верю во встречу с Богом. Но, скажем, она состоится. Если я так жил, как Христос велел, значит, я устою. Когда-то мне было трудно, да и теперь не всегда легко, но у меня есть цель в жизни, которую я сам себе поставил, и я стараюсь её достигнуть. Вот что я хочу тебе сказать: там, где я раньше жил, я и сегодня мог бы жить беззаботно. Но у меня был враг, которому я хотел отплатить так, как Христос велит.
Надо было одному человеку спасти жизнь — и вот ты меня видишь здесь.
Мне не жаль, что я сюда приехал и лишился определённого положения в обществе. Зато я здесь имею большие возможности делать добро. Я считаю, что вовсе не нужно особого неба и вечной жизни, человек сам в сердце своём может создать свой рай самоотречением и жертвами. Ему не нужна вечная жизнь. Он может день за днём жить в своём раю.
— Да, вплоть до смерти, — вздохнула Анна. — О, господин Козима, я удивляюсь вам! Моё небо и новая земля с чудесным городом Иерусалимом и вечно живым Царём Иисусом Христом мне гораздо милее, потому что я грешница и нуждаюсь в Спасителе. Но, слава Богу, я Его имею!
Козима пожал плечами и ушёл на мельницу. Там был Андрей. Увидев вошедшего хозяина, он вскочил и закрыл книгу, которую до этого читал.
Ученики заметили, что Андрея обрадовало появление Козимы. Начался разговор на пальцах. Ученики хорошо знали этот язык, но их удивляло то, что, когда Андрей разговаривал с мельником, они ничего не понимали.
В этот вечер пошёл дождь со снегом, и разразилась такая буря, что все боялись идти спать. Козима ушёл в свою комнату, а остальные обрадовались, когда Анна взяла Библию и стала читать то место, где описывалась буря на Геннисаретском озере. Как хорошо, что. Христос был с ними в лодке! Он усмирил бурю, и кончились страхи учеников.
— Со Христом всегда безопасно, — говорила Анна, — как быстро можно попасть в беду, если Его нет с нами.
— Но, дитя, — вмешалась бабушка, — как Иисус всегда может быть с нами? В символе веры сказано: «Вознёсся на небо, сидит одесную Бога, Всемогущего Отца». Он же не может быть одновременно здесь и там.
— Как это может быть, я не знаю, бабушка, но я знаю, что Он сказал: «Се, Я с вами во все дни до скончания века». Это я знаю, и Он держит Своё слово. Я твёрдо верю и знаю, что Он и здесь с нами, — уверенно сказала Анна.
Все невольно оглянулись.
«Анна, неужели правда? Вы верите, что Он здесь?» — написал Андрей на бумаге.
— Конечно, Андрей, поэтому я не боюсь бури на дворе, — ответила Анна.
«Но это было бы ужасно, — писал он дальше, — быть постоянно в Его присутствии».
— Ужасно? Наоборот, чудесно! — воскликнула Анна. — Ведь человек так слаб! Даже самый сильный! А Христос — всесилен. Однажды я читала, и с тех пор это моё утешение, что мы в Нём можем иметь то, что нам нужно.
Нужно прощение грехов — Он нам его даёт, потому что Он — Спаситель, Агнец Божий, взявший на Себя грех мира. Если нужен совет, и некому его нам дать, то Он даст; нужна помощь — Он не откажет. Мы в Нём постоянно нуждаемся!
Вдруг с улицы послышался выстрел, крики о помощи и набат. Все испуганно замерли. Козима быстро оделся.
— Что-то случилось, пойдёмте скорее, посмотрим! Ученики испугались, бабушка запричитала. Одна Анна ещё владела собой. Она взяла лампу со стола и поставила её на окошко, чтобы светить мужчинам во дворе.
— Вода грозит затопить Зарошье! — крикнул Козима. — Надо направить её на луга, но нас мало, нам не справиться.
— Я сейчас приду помогать! — крикнула Анна.
Она надела рабочую куртку, высокие сапоги и, прежде чем бабушка опомнилась, выскочила на улицу.
— Анна, куда ты?! Вода унесёт тебя!
— Не бойся, бабушка, Иисус со мной!
— Ты куда, Анна? Ты тут ничего не сделаешь, — пытался остановить её Козима.
Но она не послушалась, схватила лопату и начала направлять воду, как это делали другие. Откуда у неё только сила бралась! И вода побежала по лугам и пастбищам, минуя дома. Дождь перестал, только снег бил людям в лицо. В деревне царила паника. Жители не знали, что наверху, на мельнице, с помощью Всемогущего трое отвратили большое несчастье.
— Так, теперь пошли в село! — позвал мельник. Он не отослал Анну обратно, а взявшись за руки, чтобы противостоять ветру и воде, все трое зашагали в деревню.
Чем дальше они шли, тем больше было воды, так как не было хорошего стока. С шумом она неслась через деревню, заливая дворы и даже дома в низких местах. С появлением Козимы растерянность прошла, особенно когда люди услышали, что вода отведена на луга. Козима, конечно, не сказал, какой ущерб причинил себе, спасая их. Андрей и Анна помогали где и как могли. Они, как раз, намеревались вынести на сухое место сундук одной бабушки, как Анна вдруг побледнела, и опустила ношу.
— Что с вами? — спросил Андрей знаками.
— Ах, Андрей, мы направили воду на луга, теперь она бежит к Доркиной хате, а она там одна. Вы пойдёте со мной?
Он сразу ответил согласием. Сундук быстро поставили на место, и оба побежали к лесной избушке.
Тучи разошлись, и теперь на землю и воду смотрели сияющие звёзды.
В окошке у Дорки был свет. Вдруг Анна остановилась:
— Смотрите, Андрей!
И они увидели поразительную картину. Хатка стояла на острове! Кругом была вода, но принесённый водой полый ствол дерева заградил воде доступ к хатке.
«О чудный Господь! Одно Его слово, и водам путь преграждён», — думала Анна с глубоким благоговением. Они подошли к двери. Андрей открыл её и пропустил Анну. В комнате они увидели не менее удивительную картину.
Возле кровати на коленях стояла Дорка, сложив руки и склонив голову на святую Книгу. Женщина искала помощи там, где единственно можно было её найти. Глаза Дорки были закрыты. Красивое бледное лицо её выражало душевный мир, как у детей в объятиях матери. Дорка не спала. Она заметила, что кто-то вошёл, обернулась и радостно вскрикнула:
— Это ты, Анна?
Они приветствовали друг друга, и Анна рассказала, для чего они пришли.
— Вы хотели спасти меня? — спросила Дорка со слезами на глазах. — Бог да вознаградит вас за добрые намерения. Он меня Сам спас! О Анна, твои молитвы услышаны! В то время, когда вода грозила затопить деревню, меня также постигло испытание. Я могу его описать только так, как ты позавчера читала: «Добрый Пастырь шёл за Своей пропавшей овечкой так долго, пока не нашёл её». Сегодня, когда я была в великом страхе, передо мной вдруг встали все мои грехи, так что я должна была сказать:
«Такая грешница не смеет надеяться на спасение». Вдруг мне послышалось, как Кто-то сказал мне: «Не бойся, Я с тобой». Я ощутила явно, что Бог здесь. Я упала на колени и начала читать 53ю и 55-ю главы пророка Исаии, которые ты мне читала, и поверила, что на Голгофе Он и за меня умер, что Он и меня зовёт. Я пошла к
Нему, и Он действительно простил мне всё-всё!
— О, как Он добр! Поблагодарим же Его! — воскликнула Анна в волнении и упала на колени.
В одинокой хатке вознеслись к небу молитвы благодарения. Две души славили Бога за телесное и духовное спасение.
А что происходило в сердце немого? Он сидел неподвижно, подперев голову руками. Что он чувствовал? Это знал и видел только Бог.
Как рада была бабушка, когда внучка вернулась, правда, мокрая, забрызганная грязью, и дрожащая от холода, но с сияющим лицом! Впервые бабушка помогла ей раздеться, вымыться, и уложила её в постель, любуясь счастливым выражением её лица. Потом пришли мельник с Андреем и тоже пошли спать. Перед этим мельник, обращаясь к бабушке, сказал:
— Не будите Анну завтра рано, пусть выспится. Она поработала сегодня, как настоящая христианка.
— Да, да, она истинная христианка, моя Анна, — бормотала бабушка тихо.
— Иисус Христос с ней, а с нами кто?
Глава 5
Холодная зима прошла, настала весна. Наступил праздник Пасхи — воскресения Христова.
На мельнице Козимы будто всё было по-прежнему, и всё же там появился Кто-то, Которого чужие, правда, не видели, но близость Которого ощущали верившие в Него. Они знали, что Он сидит с ними за столом, что Он их любит. Идя спать, они доверяли Ему свои житейские заботы, а вставая после сна, просили у Него охраны и благословения на весь день.
Козима тоже ощущал Его присутствие. Он хорошо видел, как убеждение
Анны, которое делало её такой счастливой в изгнании, постепенно переходило на учеников, на бабушку и Андрея. И сам Козима не остался в стороне. Он сознавал, что способствовал этому, когда удовлетворил просьбу Анны проводить утреннее и вечернее чтения Библии. Кто-нибудь читал текст, потом все пели псалом, и Анна молилась. Так начинался и кончался каждый день. Козима чувствовал, что забытое Слово Божие, выдвинутое теперь в его доме на первый план, влияло и на его сердце.
«Будь что будет, — думал он, — мои убеждения они всё равно не разделят, для этого нужно больше нравственной силы. Ну, ладно, пусть придерживаются распространённого суеверия, что Христос воскрес, лишь бы исполняли Его заповеди». Он чувствовал, что ему теперь легче жить по заветам Христа, чем раньше, когда он был одинок. Огорчало его только то, что Андрей не льнёт к нему, как раньше. Он прямо-таки срастался с Библией. Все другие книги потеряли для него ценность. А когда Козима купил Анне все те книги, которые её родные сожгли, радовалась не только она, но ещё больше Андрей. Он сам купил книги, которые помогали ему при чтении Библии, и не только сам читал, но и другим давал их.
Анна стала собирать женщин в лесной хатке для чтения Слова Божия, и женщины стали всё чаще посещать Дорку, а та сделала такое, что и Анна поразилась: Дорка пошла в деревню и, идя из дома в дом, признавалась людям в своих грехах, просила прощения у мужчин, хотя они должны были просить его у неё и у своих жён. При этом она говорила, что Господь Иисус Христос простил ей грехи и примирил её с Богом и что она хочет примириться с людьми, чтобы начать новую жизнь.
Мужчины охотнее посещали Козиму. Он рассказывал им о чужих странах, о сельском хозяйстве, о новостях. Со времени наводнения его авторитет сильно вырос в их глазах, люди увидели, как изуродованы были его луга ради их спасения.
Анна читала жителям деревни из Священного Писания о том, что нужно возрождение свыше, т. е. покаяние. И мужчины заводили с Козимой разговор на религиозные темы. Они говорили, что они грешники, но он высказывал своё мнение, указывая им на место из первой главы книги Исайи: «Перестаньте делать зло, научитесь делать добро». Однако им казалось невозможным жить так, как жил Козима.
Мельнику Козиме удалось пресечь многолетние их тяжбы, некоторые мужчины оставили пьянку, ругань, курение.
Однажды женщина — мать взрослых сыновей, которая посещала чтения в Доркиной хате, — стала плакать и просить прощения у мужа и детей своих, говоря, что она очень виновата перед ними. Они утешали её, что охотно прощают и что всё будет в порядке, если будет делать добро. А она не успокаивалась, говоря, что виновата перед Богом и что бесполезно делать добро, не получив прощения от Бога.
Она привела слова псалмопевца: «Ты положил беззакония наши перед Тобой», говоря: «Я тоже заслужила наказание, прогневала Отца Небесного. Мои беззакония все перед Ним».
Вдруг вся семья увидела не только грехи матери, но и все свои преступления перед Богом. По-крестьянски они считали: чтобы начать новое, необходимо покончить со старым. Козиму они считали, конечно, честным, умным человеком, но в этом он, по их мнению, ошибался. Они поняли, что нужно что-то делать, чтобы избавиться от грехов.
«Может быть, мы узнали бы истину, если бы читали Слово Божие?» — спрашивали они себя. И они стали его читать. Но так как не просили у Бога освятить их Духом Святым, то истина осталась от них скрытой или превратно понятой. Ведь пророчество никогда не было изрекаемо по воле человеческой, а изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым. Только освящённые Духом Святым могут понимать Библию, и поэтому бывает, что какая-нибудь простая старушка лучше понимает Слово Божие, чем учёный богослов. О, эта святая Книга — дар любящего сердца, и понятна она лишь любящему сердцу.
Глава 6
Перед праздником у Козимы мазали и белили весь дом. Было много работы, но она быстро продвигалась и уже подходила к концу. Анна убирала.
Когда она вытирала на мебели пятна от извести, то обратила внимание на шкаф Андрея. В дверце торчал ключ, и она была неплотно закрыта; Анна хотела прикрыть дверцу, но она открылась, и из шкафа вывалилась одежда. Девушка быстро стала её собирать, чтобы положить на место. Её внимание привлекли три вещи: офицерская шинель из тонкого сукна, китель и брюки. В углу шкафа стояла сабля в ножнах с поясом. Как попали эти вещи в шкаф помощника Козимы? Она аккуратно положила вещи обратно, при этом из кармана шинели выпала визитная карточка. Подняв её, Анна на обратной стороне увидела надпись: «У паровой мельницы, дистанция десять шагов, всё готово».
Анна не поняла значения этих слов. Ей стало даже немного жутко, и она обрадовалась, когда Андрей вдруг вошёл в комнату.
— Вот, — сказала она, закрывая дверь шкафа и подавая ему карточку,
— это выпало из одежды.
Побледнев, он схватил карточку и скомкал её в руке.
— Простите меня, Андрей, что я ваши вещи трогала, мне надо было позвать вас, когда они выпали из шкафа, — извинилась Анна.
Он молча подошёл к окну и прижался лбом к стеклу. Анна продолжала свою работу. Когда она кончила, он повернулся к ней и, подав ей листочек бумаги, быстро вышел. Это была записка, написанная мелким почерком:
«Не удивляйтесь моему волнению. Вы держали в руках документ, свидетельствующий о том, что мои преступления записаны там, вверху. На меня подана туда большая жалоба, и никто не может уничтожить её. Мне хочется, чтобы вы поняли меня. Если бы я смел, я доверился бы вам, но зачем ранить ваше сердце? Как бы мы тогда жили под одной крышей? Я знаю, признанием я облегчил бы душу свою, но не смею желать облегчения, моя доля — молчать и страдать».
Несколько раз перечитала Анна эту записку, думая о ней потом весь день. Ей было жалко Андрея. Она давно замечала, что его что-то угнетало, но предполагала, что это его немота. Он был молод и не с детства немой, ибо обладал хорошим слухом. Теперь она поняла, что внутри него была другая болезнь, название которой «вина». «Никто не может её уничтожить», — писал он. Но Кровь Христа это может! О, как ей хотелось ему об этом сказать, утешить его. Почему он не может рассказать обо всём? Кто это ему запрещает?
Наконец настал страстной четверг. На дворе было тихо. Анна пошла к плотине и села на обломок скалы. У её ног, журча и струясь, бежал ручей. Мельница не работала. «Завтра день смерти лучшего из людей, — сказал Козима, — надо этот день отметить». Оба его ученика пошли в церковь к первому причастию, после чего они будут считаться сынами церкви. Козима хотел им устроить праздник.
«Страдания невинного Сына Божия начинаются сегодня ночью, — думала Анна и стала смотреть на освещённые луной горы. — Вот так, наверное, освещала луна Елионскую гору и Гефсиманский сад, то место, где спали ученики, и где их Учитель одиноко молился и страдал до кровавого пота».
Вдруг Анна вздрогнула: тишину нарушили чьи-то медленные шаги. Девушка обернулась и радостно крикнула:
— Андрей!
Бог Сам послал его к ней. Андрей выглядел несчастным, печальным, и она стала ему рассказывать, как много Спаситель выстрадал и за его грехи.
Она смогла ему объяснить, что Святой Дух больше ничего от него не требует, как только верою принять Иисуса Христа, Его спасительную жертву и благодать.
Андрей внимательно слушал Анну. Вдруг, подняв голову, он сказал на языке знаков:
— Как велика моя вина, и Он должен был за неё страдать… — и опустил голову на руки.
— Андрей, но ведь Он уже пострадал! Грех мира был велик, значит, и наказание должно быть соответственное. Господь Бог не может наказывать дважды.
— О, Анна, будь что будет, выдадите вы меня или нет, всё равно я должен вам сказать, кто я! Не всегда я был помощником Козимы, так же как и он не обыкновенный мельник. Наши отцы имели на Дунае две большие паровые мельницы. Я окончил высшее техническое училище, сдал экзамен на инженера и пошёл добровольцем в армию. Там мне вскоре удалось сдать экзамен на звание офицера. Беспечная, легкомысленная жизнь была мне по вкусу. Как младший в семье, притом единственный сын (сёстры уже были замужем), я был избалован, всегда имел деньги. Отец ничего для меня не жалел. Мы жили в своё удовольствие, все были одинаковых убеждений — вольнодумцы и безбожники, никому пользы не приносили. Между тем отец мой вёл тяжбу со своим соседом Козимой. В конце концов Козима проиграл и очень переживал из-за этого. Я мало интересовался этим делом, хотя один адвокат мне сказал, что с Козимой поступили несправедливо. Если бы отец проиграл, я лишился бы состояния, денег для моей беспутной жизни.
Была осень. Наш полк находился по соседству с городом У., где я родился. Нам, офицерам, было скучно, и мы проводили время не всегда разумно. Нашим вожаком был мой лучший друг — Эдуард. Мы были очень привязаны друг к другу. Он ввёл меня в дом одного фабриканта, с дочерью которого был помолвлен. Мы часто посещали этот дом, пока наш полк находился в том местечке.
Однажды невеста Эдуарда пожелала поехать в деревню и пригласила с собой мою замужнюю сестру. Я не знаю, откуда, но пошёл слушок, что я и вся моя семья хотим отбить у Эдуарда невесту. И хотя этот слух был совершенно необоснован, Эдуард ему поверил. Он пришёл к невесте, стал её упрекать и оскорбил так, что она ему вернула кольцо и прекратила с ним всякую связь. С тех пор он меня чернил где только мог, и однажды он это сделал публично. Я не знал Христа и Его заповеди прощать врагам. Я очень гордился своей офицерской честью и, не желая больше сносить оскорблений, вызвал его на дуэль. Он принял вызов. Все попытки друзей примирить нас были безуспешны. Местом для поединка мы выбрали мельницу Козимы. О, если бы кто-нибудь пришёл той ночью и сказал:
«Сегодня ты обесчещен, но невиновен, а завтра твои руки будут обагрены братской кровью!» Но никто меня не предостерёг, и я пошёл. На восходе солнца явились наши секунданты, врач и, наконец, Эдуард. Когда мы стояли с оружием в руках, у меня появилась мысль, что передо мной мой лучший друг и причина поединка слишком незначительна. Во мне пробудилась совесть. Секунданты ещё раз сделали попытку помирить нас.
Мне казалось, что я должен простить, но Эдуард посмотрел на меня и сказал: «Между нами мира быть не может. Я не возьму своих слов обратно, пусть оружие решает». И оно решило. Мы выстрелили одновременно и попали.
Его, смертельно раненного, увезли в город У. Господин Козима взял с моих друзей слово никогда не выдать, кто меня к себе взял. Больше полугода я, тяжело больной, лежал у Козимы. Между тем он продал свою мельницу, арендовал другую, далеко от этой, и взял меня с собой. Когда я поправился, он переехал в другой конец страны и опять взял меня с собой, но уже под чужим именем, под видом помощника. Я научился у него ценить полезную жизнь. Правда, он мне никогда не говорил, что Эдуард умер, но я заключил это из того, что он старался скрыть от меня правду. Я знал, что, как только обнаружат моё место пребывания, я буду наказан лишением свободы и офицерского звания. Для мира я был мёртв.
Мои близкие меня давно оплакали. Большим благом было для меня изо дня в день уставать от тяжёлой работы. Это была единственная возможность немного забыть, что руки мои обагрены кровью. В болезни я потерял дар речи. Что бы я делал среди людей с этой отметкой Каина? Козима меня убедил, что, если человек перестаёт грешить и начинает новую жизнь, он перед Богом оправдан. Я просил моего благодетеля отпустить меня, думал, что тюремное заключение принесёт мне облегчение. Но напрасно.
Он убеждал меня, что каждый проведённый в заключении день бесполезен.
Если друг твой мёртв, то возложи на себя самое тяжёлое наказание: молчи и, делай добро. Лишением свободы и чести невозможно сделать совершившееся несовершившимся, сказал он, и я должен был с ним согласиться.
Но, когда пришли вы и принесли Книгу книг, я познал Бога и тяжесть моего греха. «Человекоубийца не имеет жизни вечной», — сказано там в одном месте, а в другом: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю». И ещё: «Ко Мне обратитесь, все концы земли!» И теперь я знаю, что учение Козимы не устоит. Оно хорошо для него, честного человека, но не для меня, убийцы. Недостаточно оставить зло и делать добро. Прошлое должно быть уничтожено, погашено, иначе мира не будет.
Усталые руки, заменявшие язык, опустились, голова Андрея поникла, и по бледным щекам текли слёзы. Анна плакала вместе с ним. Но вдруг они оба перестали плакать: он был утешен её сочувствием.
— Вы плачете обо мне, осуждаете меня? — спросил он.
— Андрей, мне вас от души жаль. Но как мне вас осуждать, когда Иисус Христос вас уже простил и Своей Кровью искупил? Он говорит: «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя». Андрей, вы сегодня ещё верой можете принять Христа. Бог Отец допустил страдания Иисуса Христа в Гефсиманском саду, Его распятие, потому что вы убили, — сказала девушка.
Андрей вскочил, прижав руки к груди, поклонился и оставил девушку одну.
Теперь Анне стало понятно, откуда эти вежливые поклоны у Андрея. Ей всегда казалось, что он слишком благороден, чтобы быть помощником мельника. Бедный Андрей! Он тоже был в изгнании. Но Тот, Кто это изгнание допустил, тоже пришёл сюда, хотя Его здесь ещё не знали.