Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Рэйчел Гибсон

Неприятности в Валентинов день

Чинуки — 3

Глава 1

День святого Валентина был полным отстоем.

Кейт Гамильтон поднесла кружку горячего рома с маслом к губам и выпила последнюю каплю. По шкале «отстойных вещей» этот день располагался где-то между падением на публике лицом вниз и болонским пирогом двоюродной бабушки Эдны. Первое было болезненным и приводящим в смущение, а второе — кощунством в глазах Господа.

Кейт опустила кружку и слизала капельки рома, оставшиеся в уголках губ. Горячий ром согрел ее изнутри, согрел ее кожу и накрыл комнату милым уютным сиянием. И все же он не смог поднять настроение Кейт.

Она чувствовала жалость к себе и ненавидела это. Она не принадлежала к женщинам, которые рассиживали без дела и рыдали. Она была из тех, кто сам разбирается со своей жизнью. Но не было ничего действенней целого дня, посвященного влюбленным, чтобы заставить одинокую женщину почувствовать себя полнейшей неудачницей.

Целый день сердец и цветов, шоколадных сладостей и греховного нижнего белья, предназначенных кому-то другому. Кому-то недостойному этого. Кому-то, кто не был ею. Двадцать четыре часа напоминаний о том, что она спит в одиночестве, обычно в мятой футболке. Целый день, чтобы напомнить о том, что лишь еще одно неудачное свидание отделяет мисс Гамильтон от того, чтобы сдаться. Чтобы сменить свои туфли от «Фенди» на обувь «Хаш Паппис». Чтобы поехать в приют для животных и завести кота.

Кейт оглядела бар «Дучин Лаундж» в «Сан-Вэлли Лодж», в котором сидела. Гирлянды из сияющих сердец украшали медные перила, а на каждом столике стояли розы и мерцающие свечи. Красные и розовые сердца были привязаны за барной стойкой и на больших окнах, из которых открывался вид на покрытые снегом сосны, расчищенные дорожки и ночных лыжников. Свет прожекторов падал на склоны, заливая их золотисто-белым светом и отбрасывая тени.

Посетители «Дучин» были одеты по последней лыжной моде. Свитера от Ральфа Лорена и Армани, угги и жилеты из патагонийской шерсти. Кейт ощущала себя бедной родственницей в своих джинсах и темно-зеленом свитере. Свитер хорошо сидел и подходил к ее глазам, но он не был брэндовым. Она купила его в «Костко» вместе с упаковкой трусиков, галлоном шампуня и парой килограммов маргарина.

Повернувшись на стуле, Кейт посмотрела на большие окна на другой стороне бара. Когда же она начала покупать свое нижнее белье в оптовых магазинах вместо «Виктория Сикрет»? Когда ее жизнь стала такой жалкой? И почему пара килограммов маргарина показалась ей хорошей идеей?

За окнами «Дучин» в свете фонарей кружились и мягко падали на землю пушистые снежинки. Снег пошел раньше, еще днем, вскоре после того как Кейт пересекла границу Айдахо — Невада, и все еще не прекращался. Из-за этого снегопада путь из Лас-Вегаса в Сан-Вэлли занял почти девять часов вместо привычных семи.

Если бы погода была нормальной, Кейт проехала бы это место без остановки, но не тогда, когда шел такой сильный снег. Не тогда, когда было так темно, что один неверный поворот в национальном заповеднике Сотут мог отправить ее в один из тех крошечных городков, где мужчины были мужчинами, а овцы были… нервными. Кейт планировала проехать последние километры пути до маленького городка Госпел, Айдахо, где жил ее дед, завтра утром.

Заказав третью порцию горячего рома с маслом, Кейт обратила внимание на бармена. Тому было около тридцати. У него оказались темные вьющиеся волосы, а в карих глазах сверкали маленькие озорные искорки. Он был одет в белую рубашку и черные брюки, казался молодым и симпатичным и носил обручальное кольцо.

— Могу я еще что-нибудь предложить вам, Кейт? — спросил он с улыбкой, которая лучилась мальчишеским обаянием. Он запомнил ее имя — качество, которое делало его хорошим барменом, но первой мыслью в голове Кейт было, что этот мужчина, вероятно, имел несколько подружек на стороне. Парни, подобные ему, всегда так поступали.

— Нет, спасибо, — ответила она и усилием воли задвинула циничные мысли на задний план. Ей не нравилось, что она стала такой недоброжелательной. Она ненавидела пессимиста, который обосновался у нее в голове. Она хотела, чтобы вернулась другая Кейт. Та, которая не была такой циничной.

За столиками и в кабинках парочки смеялись, болтали и обменивались поцелуями за бокалом вина. Тоска Кейт, и все по вине Дня святого Валентина, стала еще сильнее.

В это же время в прошлом году Кейт ужинала в «Цирк, цирк» в Лас-Вегасе со своим бойфрендом Мэнни Ферранти. Ей было тридцать три, Мэнни — тридцать девять. За коктейлем из креветок она сказала ему, что заказала номер в «Белладжо». За жареной телятиной она описала трусики с открытым пахом и подходящий к нему бюстгальтер с разрезами, которые надела под платье. За десертом она подняла вопрос о браке. Они были вместе уже два года, и Кейт подумала, что пришло время поговорить о будущем. Вместо того чтобы говорить, Мэнни бросил ее на следующее утро. Предварительно хорошо попользовавшись номером в отеле и ее трусиками.

Тогда Кейт была немного удивлена тем, как спокойно восприняла этот разрыв. Ну, может, не очень спокойно. Разрыв вывел ее из себя, но ее мир не рухнул. Кейт любила Мэнни, но она была практичной. Она не знала, почему не видела этого прежде, но Мэнни страдал боязнью серьезных отношений. Тридцать девять лет и ни разу не женат? У этого мужчины явно были значительные проблемы, а Кейт не хотела тратить время на человека, который не мог связывать себя обязательствами. Она проходила это раньше с другими мужчинами, которые хотели встречаться годами, но никогда не решались на что-то большее. Хорошее избавление от плохих отношений.

По крайней мере так она говорила себе, пока несколько месяцев назад не увидела в газете объявление о свадьбе Мэнни. Кейт сидела в офисе, листая журнал «Лас-Вегас ревью» в поисках раздела, где печатались объявления о рождениях и некрологи, чтобы посмотреть, не умер ли кто-то из находящихся в розыске, и обнаружила его. Маленькое милое объявление с фотографией. Мэнни и какая-то брюнетка, влюбленные и счастливые.

Мэнни нашел кого-то и женился меньше, чем через восемь месяцев после разрыва с Кейт. Кого-то, с кем он встречался меньше восьми месяцев. Он не был против серьезных отношений. Не совсем так. Он просто был против серьезных отношений с Кейт. Это ранило ее сильнее, чем она думала. Сильнее, чем сам разрыв. Сильнее, чем Мэнни, бросивший ее после ночи жаркого секса. Это заставляло болеть грудь, а горло сжиматься, и подтверждало кое-что, что она больше не могла игнорировать.

С ней было что-то не так.

Что-то большее, чем ее сто восемьдесят сантиметров роста. Большее, чем ее тридцать девятый размер ноги и прямые рыжие волосы. Кейт была частным детективом. Зарабатывала средства к существованию, копаясь в личной жизни людей, ища мотивы и разгадывая тайные планы. Изучая их происхождение, модели поведения в обществе и личной жизни. Но детектив Гамильтон никогда не останавливалась, чтобы покопаться в собственной жизни.

Объявление в газете о свадьбе Мэнни изменило это. Оно заставило подвергнуть анализу собственную жизнь, чего Кейт всегда избегала изо всех сил. Она обнаружила, что ее привлекают неправильные мужчины. Мужчины с бегающими глазами и тайными подружками, и боязнью серьезных отношений.

Может быть, она не думала, что заслуживает лучшего, или, может быть, ей нравился этот вызов. Она не знала наверняка, почему всегда выбирала таких мужчин, но была уверена в одном: она устала от неудачных отношений и всегда разбитого сердца.

На следующий день после выхода объявления о свадьбе Мэнни Кейт завязала с неудачными отношениями. Она поклялась ходить на свидания только с правильными милыми парнями без всяких заморочек и погрузилась в работу. Работу, которую всегда любила и в которой была чертовски хороша.

Кейт работала на «Интел Инкорпорейтед», одно из самых престижных детективных агентств в Вегасе. Ей доставляли огромное удовольствие все аспекты работы частным детективом. Всё, от слежки за подонками, дурящими страховые компании или казино, до воссоединения потерявших друг друга возлюбленных или разлученных членов семей. Если ей приходилось следить за неверными бойфрендами или подружками, или супругами, это тоже было неплохо. Эй, если мужчина или женщина лгали, они заслуживали того, чтобы их поймали. Если же нет (а такого ни разу не произошло), тогда в слежке не было никакого вреда. В любом случае это были не ее проблемы. Кейт получала деньги за работу и удалялась…

До того дня, как Рэнди Мейерс пришел в ее офис на четвертом этаже. В мужчине не было ничего выдающегося. Он не был ни привлекательным, ни уродливым. Ни маленьким, ни высоким. Он просто был.

Он пришел в «Интел Инкопрорейтед» и к Кейт, потому что его жена исчезла вместе с двумя детьми. Он показал Кейт обычное семейное фото. Такое, которое делают в парке примерно за тридцать баксов. Все в этом снимке было обычным. Все — от одинаковых свитеров до короткой стрижки мальчика и маленькой девочки, у которой выпал передний зуб.

И все в рассказе Рэнди подтверждалось. Он работал там, где сказал. В его досье не было ничего криминального. Никаких историй с жестоким обращением. Он продавал машины в «Вэлли Аутомолл» и руководил командой бойскаутов своего сына. Он был тренером своей дочери по футболу и вместе со своей женой Дорин вел уроки в местном колледже.

Найти его жену и детей оказалось нетрудно. Совсем не трудно. Они убежали в Уэйнсборо, Тенесси, к сестре Дорин. Кейт передала Рэнди эту информацию, закончив дело, и никогда бы больше не вспомнила о нем, если бы двадцать четыре часа спустя Рэнди не попал в национальные новости. То, что он сотворил с женой и детьми, прежде чем убил себя, ошеломило страну. И потрясло Кейт до глубины души.

В этот раз она не могла остаться безучастной. В этот раз она не могла сказать себе, что это не ее проблема, что она просто делала свою работу. В этот раз она не могла и дальше жить так, как прежде.

Через неделю Кейт уволилась с работы. Потом позвонила деду и сказала, что приедет погостить у него. Ее бабушка умерла двумя годами ранее, и Кейт знала, что дедушка Стэнли был одинок. Он мог насладиться ее компанией, а она могла насладиться передышкой. Кейт не знала, как долго пробудет у него, но достаточно долго, чтобы решить, что же делать. Чтобы отступить на шаг и понять, что она ждет от своей жизни.

Повернувшись к бару, Кейт сделала еще один глоток. Ром легко скользнул вниз и дал небольшой толчок ее возрастающему опьянению. Она решительно выкинула мысли о семье Мейерсов из головы и сосредоточилась на сердцах, подвешенных вдоль барной стойки. Был Валентинов день, который напомнил Кейт, что в этом месяце у нее не было настоящего свидания. А секса не было со времен «Белладжо» и Мэнни. И в то время как она на самом деле не скучала по Мэнни, она скучала по близости. Она скучала по прикосновению сильных мужских рук. Иногда она хотела быть одной из тех женщин, которые могли снять мужчину в баре. Без сожалений. Без взаимных обвинений. Без желания сначала проверить криминальное прошлое.

Иногда она хотела быть хотя бы немного похожей на свою подругу Мэрилин, девизом которой было: «Если ты не пользуешься этим, то ты это потеряешь», — как будто у ее влагалища был срок годности.

Кейт посмотрела на свое отражение в зеркале за баром и задумалась: можно ли сравнить потерю сексуального желания с потерей носка в «Лондромет»? Исчезает ли оно без следа? Становится ли уже слишком поздно к тому времени, когда ты замечаешь, что оно пропало? Пропадает ли оно навсегда?

Кейт не хотела терять свое сексуальное желание. Она была слишком молода. Ей хотелось, чтобы всего на одну ночь она могла выключить детектива в своей голове, найти самого сексуального парня в округе, схватить его за рубашку и впиться поцелуем в его губы. Она хотела всего на одну ночь стать той женщиной, которая могла насладиться сексом с мужчиной, которого никогда не встречала прежде и никогда не увидит после. Его прикосновение сожгло бы ее заживо, и она забыла бы обо всем кроме ощущения его рта на своем. Она бы привела его в свой номер. Или, возможно, им бы даже не хватило терпения, чтобы заняться этим в комнате, и пришлось бы сделать это в лифте или в кладовке, или, может быть, она поимела бы его на лестничной площадке.

Кейт отпила ром и снова посмотрела на красивого бармена. Тот стоял в конце бара, смеясь, шутя и взбалтывая мартини. Она могла стать циничной по отношению к людям и особенно к мужчинам, но она все еще была женщиной. Женщиной с сотнями тайных фантазий, роящихся в ее голове. Фантазий о том, как ее подхватят большие сильные руки. О взглядах, встретившихся через комнату. О мгновенном влечении. Безжалостном желании.

Со времени разрыва с Мэнни все ее воображаемые мужчины оказывались полной противоположностью ее прежнему ухажеру. Они все были плохими мальчиками с большими руками и еще большими… ногами. Звездой ее последней фантазии стал крутой блондин с байкерскими ботинками сорок пятого размера. Она заметила его в рекламе «Дольче и Габбана» в «Космо». Он казался дерзким, взъерошенным и с дурным нравом.

Иногда Кейт представляла, как он привязывает ее к заднему сиденью «Харлея» и увозит в свое любовное гнездышко. Порой воображала, как сталкивалась с ним в различных забегаловках с названиями типа «Кастет» или «Исчадие ада». Взгляды их встречались, и они успевали добраться лишь до ближайшего переулка, прежде чем срывали одежду друг с друга.

Кто-то взял стул рядом с Кейт, задев ее плечо. Ром заплескался, и Кейт обхватила ладонями теплую кружку.

— Эль «Сан-Вэлли», — раздался рядом мужской голос.

— Бутылка или на розлив? — просил бармен.

— Бутылка сойдет.

Как бы сильно не хотелось ей воплотить в жизнь одну из своих фантазий, Кейт знала, что это никогда не случится, потому что она не смогла бы выключить частного сыщика в своей голове. Того, который в решающий момент напомнил бы ей, что детектив Гамильтон должна сначала проверить криминальное прошлое «плохиша».

Запах свежего ночного воздуха внезапно долетел до ее ноздрей, и Кейт перевела взгляд от кружки к зеленой фланелевой рубашке из шотландки, рукава которой были закатаны на мощных предплечьях. Золотой «Ролекс» — застегнут на левом запястье, а тонкое серебряное кольцо обвивало средний палец.

— Записать это на ваш счет? — поинтересовался бармен.

— Нет, я заплачу сейчас, — голос был низким и немного хриплым. Когда мужчина потянулся к заднему карману «Левисов» за бумажником, то его локоть коснулся ее, пока Кейт скользила взглядом по зеленой фланели рубашки к широким плечам. Свет с потолка струился на мужчину, высвечивая разные оттенки золотого в его каштановых волосах. Непокорные, причесанные пальцами пряди прикрывали уши и падали на воротник рубашки. Усы в стиле Фу Манчу обрамляли крупный рот. И этот тип отрастил эспаньолку прямо под полной нижней губой.

Взгляд Кейт продолжал двигаться вверх к глазам, смотрящим на нее поверх широкого плеча, глубокий зеленый цвет которых затмевал зелень рубашки. Веки выглядели немного тяжеловатыми, как будто мужчина устал или только что встал с постели.

Кейт сглотнула. С трудом.

— Привет, — сказал незнакомец, и его голос, казалось, заструился внутри нее как горячий ром с маслом.

Святая дева Мария! Это мысли о воображаемом плохише вызвали его? Он не был блондином, но кого это заботит?

— Привет, — умудрилась выдавить Кейт, как будто волоски у нее на затылке не встали дыбом.

— Прекрасная ночь, чтобы насладиться спусками. Как считаешь? — спросил он.

— Впечатляюще, — ответила она, хотя ее мысли были не о катании на лыжах. Этот парень был огромным. Огромным того типа, который создан генетикой и физическим трудом. Кейт решила, что незнакомцу было чуть больше тридцати пяти.

— Выпало много снега.

— Точно, — Кейт, прижав кончики пальцев к теплой фарфоровой кружке, боролась с потребностью поиграть с волосами, как будто была восьмиклассницей. — Это радует.

Мужчина повернулся на стуле, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и ее сердце едва не остановилось. Он был даже лучше, чем ее парень из фантазий, а тот был просто потрясным.

— Тогда почему ты не там? — спросил он

— Я не катаюсь на лыжах, — призналась Кейт.

От удивления его бровь и уголок рта приподнялись.

— Не катаешься?

Вы никогда бы не спутали этого мужчину с моделью. Никогда не увидели бы его, рекламирующего «Дольче и Габбану» или лежащего на пляже в костюме от Гуччи. Он был слишком большим. Слишком мужественным. Слишком мужчиной. Эффект, производимый им, был слишком реальным.

— Нет, просто проезжала мимо. Пошел такой сильный снег, что мне пришлось остановиться на ночь.

Прямо под эспаньолкой белел тонкий шрам, а нос выглядел так, будто его неоднократно ломали. На самом деле это было едва заметно, но Кейт научилась замечать все в лице человека. А изучение лица этого мужчины оказалось истинным наслаждением.

— Надеюсь, что прояснится, — он переложил бутылку с пивом в правую руку. — Утром я отправлюсь в Богус-Бейзин.

— Любишь кататься на лыжах?

— Зимой очень люблю. После Богус мы отправимся в Тарги и Джексон-Хол, прежде чем поехать в Колорадо.

Мы?

— Ты здесь с друзьями?

— Да, мои приятели все еще на спусках, — он зацепился каблуками сапог за нижнее кольцо стула, и его широко расставленные колени коснулись бедра Кейт.

Это случайное прикосновение что-то сотворило с ее внутренностями. Это не было мгновенным беспощадным желанием, но все же чем-то было.

— Почему ты не с ними?

Приятели. В смысле друзья-мужчины. Парни обычно не называют подружек приятелями.

Незнакомец поднес пиво к губам.

— Колени капризничают, — ответил он и сделал большой глоток.

Но Кейт почти не сомневалась, что в жизни этого парня есть женщина. Вероятно, не одна.

— Катаешься на лыжах с приятелями в День святого Валентина?

Мужчина разглядывал ее своими зелеными глазами, пока опускал бутылку.

— Что, сегодня Валентинов день? — спросил он и слизал каплю пива с верхней губы.

Кейт улыбнулась. Тот факт, что он не знал этого, вероятно, значил, что прямо сейчас в его жизни не было никого серьезного.

— Каждый год четырнадцатого февраля.

Он оглядел комнату, как будто увидел ее в первый раз:

— А-а-а. Это объясняет сердца.

Взгляд Кейт скользнул мимо усов, обрамлявших крупный рот и подбородок, вниз по широкой колонне мощной шеи к ямке под загорелым горлом.

— Думаю, здесь только мы двое без пары.

— Не говори мне, что ты здесь одна!

Кейт снова посмотрела ему в глаза и рассмеялась. Ей понравилось, как он сказал это: как будто считал, что в это трудно поверить.

— Прикинь, да? — В ее любимой фантазии настоящий жеребец хватал ее в обувном отделе «Нордстрома». — А ты? Кто-нибудь будет злиться на тебя за то, что ты забыл о Дне святого Валентина?

— Нет.

Она никогда не фантазировала о лыжной базе, но теперь задумалась о таком варианте. Не могла справиться с собой. Этот мужчина излучал феромоны, как будто был ядерным реактором из Чернобыля. А для сидящих так близко к эпицентру ядерного взрыва последствия были смертельными.

Он закатал рукава фланелевой рубашки, обнажая на мощном предплечье то, что казалось хвостом змеи или еще какой-то рептилии.

— Это змея?

— Да. Это Хлоя. Она — милашка.

Точно. Татушка была цвета темного золота с черными и белыми полосками и казалась такой реальной, что Кейт наклонилась, чтобы рассмотреть ее поближе. Чешуйки были идеально очерчены. Не думая, Кейт потянулась и коснулась его обнаженной руки.

— Что это за змея? — Она почти ожидала, что почувствует холодную чешую вместо теплой гладкой кожи.

— Ангольский питон.

Питон. Ничего себе!

— Насколько большой? — Кейт снова посмотрела незнакомцу в лицо. Что-то жаркое и чувственное сверкало в зеленых глубинах его глаз. Потребность, от которой подскочил ее пульс, а кожу на запястьях начало покалывать.

Мужчина поднес пиво к губам и отвел взгляд.

— Пять футов, — сделал большой глоток, а когда снова посмотрел на нее, эти вспышки исчезли, как будто их никогда и не было.

Кейт опустила руку.

— И все пять футов вытатуированы на твоем теле?

— Ага. — Он указал на предплечье горлышком бутылки: — Здесь заканчивается ее хвост. Она идет вокруг руки, вниз по спине и обвивает правое бедро.

Кейт посмотрела вниз на его бедро и прямо на его пах — мягкие поношенные «Левисы» обтягивали мощные ноги и подчеркивали выпуклость там, где соединялись бедра — и быстро отвела взгляд, прежде чем ее застали за подглядыванием.

— У меня тоже есть татуировка.

Он засмеялся. Низкий рокот в его груди, который творил забавные вещи с ее грудью.

— Что? Сердечко на лодыжке?

Покачав головой, она сделала большой глоток из своей кружки. Температура тела подскочила, и лицо запылало. Кейт не знала, было ли дело в роме или в тестостероновом коктейле, сидящем рядом с ней, но она начала чувствовать небольшое головокружение. Не то головокружение, которое заставляет вас терять сознание, а то, которое вызывает улыбку, даже когда вы не чувствуете желания улыбаться.

— Хмм, — он скользнул взглядом вниз по ее шее. — Розочка на плече?

То головокружение, которое заставляет женщину думать о жарких, потных вещах. Жарких, потных, обнаженных вещах, которыми она, вероятно, не должна заниматься.

— Нет.

Он снова посмотрел ей в глаза и стал размышлять:



— Солнышко вокруг пупка.

— Луна и несколько звезд, но не вокруг пупка.

О жарких, потных вещах, о которых никто никогда не узнает.

— Я так и знал, что это будет что-то девчачье, — усмехнулся он, качая головой. — Где?

Это не могло происходить только с ней. Он должен был тоже чувствовать это, но если она сделает ему предложение, а он отвергнет ее? Кейт не думала, что сможет справиться с таким унижением.

— На попке.

Лучики морщинок разбежались от уголков его глаз, и он снова засмеялся:

— Полная или половинка?

«Стоп, он же парень», — подумала Кейт, приканчивая свою выпивку. Парни были парнями и останутся ими. Он не отвергнет ее.

— Полумесяц.

— Луна на луне — он вздернул бровь, наклонился вбок и посмотрел на попку Кейт, как будто мог что-то увидеть через одежду. — Интересно. Я никогда прежде не видел такого, — он отпил пива и выпрямился.

Может быть, дело было в роме и в ее жарких, потных, обнаженных мыслях. Может быть, в том, что сегодня был День святого Валентина, а она была одинока и еще не хотела надевать «Хаш Паппиз». Может быть, хотя бы раз она хотела поступить импульсивно. Может быть, все это вместе взятое, но прежде чем Кейт смогла остановить себя, она спросила:

— Хочешь увидеть? — В ту же секунду, когда эти слова слетели с губ, ее сердце, казалось, остановилось вместе с ее дыханием. О, Боже!

Он опустил бутылку:

— Ты делаешь мне предложение?

Делает? Да. Нет. Может быть. Могла ли она на самом деле пройти через это?

«Не анализируй. Перестань все время обдумывать это, — сказала она себе. — Ты никогда не увидишь этого парня снова. Хоть раз в своей жизни — просто сделай это».

Она даже не знала его имени. Но полагала, что это не имеет значения.

— Тебя это интересует?

Медленно, как будто чтобы удостовериться, что правильно ее понял, он спросил:

— Ты говоришь о сексе?

Она взглянула в эти глаза, пристально смотревшие на нее, и попыталась дышать, несмотря на внезапно сжавшуюся грудь. Могла ли она его поматросить и бросить? Могла ли она скрутить его в сексуальный кренделек, а затем выбросить за дверь, когда закончит? Была ли она таким человеком?

— Да.

И это появилось снова. Эта жаркая, чувственная потребность, которая вспыхнула и запылала. Затем, за долю секунды, черты его лица окаменели, а взгляд стал холодным.

— Боюсь, нет, — сказал мужчина, как будто она предлагала ему судьбу худшую, чем смерть. Поставил пиво на барную стойку и поднялся, возвышаясь над Кейт.

Она умудрилась выдавить ошеломленное:

— О, — прямо перед тем, как ее щеки запылали, а уши начали зудеть. Она подняла руку к окаменевшему лицу, надеясь, что потеряет сознание.

— Не принимайте это на свой счет, но я не трахаюсь с женщинами, которых встречаю в барах.

Затем он вышел, удаляясь из зала так быстро, как только позволяли его огромные сапоги.

Глава 2

К тринадцати годам Кейт перестала быть частым гостем в Госпеле, штат Айдахо. В детстве она любила бродить по диким окрестным лесам и плавать в озере Фиш Хук. Она любила помогать в «М&С», небольшом продуктовом магазинчике ее дедушки и бабушки. Но как только внучка вступила в подростковый период, то тусоваться у бабушки и дедушки стало уже не так круто, и Кейт навещала их от случая к случаю.

Последний раз она приезжала в Госпел на похороны бабушки. В воспоминаниях Кейт та поездка осталась коротким болезненным событием.

На этот раз причина приезда была менее болезненной, но в ту же секунду, как Кейт увидела дедушку, она поняла, что краткого визита не получится.

Стэнли Колдуэллу принадлежал бакалейный магазин, полный еды, для которого дед Кейт разделывал свежее мясо и закупал свежие продукты. И все же каждый вечер он ел готовые замороженные ужины. «Свонсон Хангри Мэн». Индейка или мясной рулет.

Стэнли содержал свой дом в чистоте, хотя спустя два года тот все еще был загроможден сувенирами на тему Тома Джонса, что Кейт считала странным, поскольку это ее бабушка была фанаткой Тома Джонса, а не дед. На самом деле Стэнли из кожи вон лез, показывая, что увлечение жены было тем, что он поддерживал, но не разделял. Так же как и бабушка не разделяла его любовь к охоте на крупную дичь.

Но Мелба Колдуэлл была предана Тому Джонсу больше, чем Стэнли охоте. Каждое лето дедушка Кейт возил ее бабушку, подобно паломнику, путешествующему к святым местам, в Лас-Вегас и Эм-Джи-Эм Гранд, чтобы поклониться вместе с другими верующими. И каждый год вместо чайных ложек для молока Мелба возила в своей сумочке дополнительную пару трусиков. На одно из шоу Тома Джонса несколько лет назад бабушку сопровождала Кейт. Одного раза хватило. Ей было восемнадцать, и вид бабушки, выхватывающей пару красных шелковых трусиков и швыряющей их на сцену, испугал Кейт на всю жизнь. Трусики проплыли по воздуху как бумажный змей и обвились вокруг стойки микрофона Тома Джонса. Даже сейчас, спустя все эти годы, воспоминание о певце, вытирающем пот со лба трусиками бабушки, смущало Кейт и заставляло ее хмуриться.

Мелбы не было в живых уже два года, но ничего из ее вещей не было упаковано и убрано. Томджонсовские безделушки-сувениры были повсюду. Казалось, дед поддерживал память о бабушке с помощью пепельниц с надписями «секс-бомб», рюмок с изображениями Делайлы и кошечки, которая качала головой в ритме «What’s new pussy cat».

Как будто избавившись от всего этого, Стэнли окончательно смирился бы с потерей жены.

Дед отказывался нанять помощника на полный день в продуктовый магазин, хотя определенно мог позволить себе это. Близнецы Абердин и Дженни Пламмер поочередно менялись в ночную смену. Магазин был закрыт по воскресеньям, и единственным существенным изменением за два последних года стало то, что сейчас вместо Мелбы со Стэнли в «M&С» работала Кейт.

Дед был настолько старомоден, что все еще вел бухгалтерию вручную в большом гроссбухе, отслеживал продажу и перечень товаров в различных книгах, отличавшихся по цвету, так, как делал последние пятьдесят лет. И наотрез отказался вступать в двадцать первый век и приобретать компьютер. Единственной вещью из современного офисного оборудования, которой обзавелся Стэнли, был настольный калькулятор.

Если ничего не изменится, дед загонит себя работой в могилу. Кейт задавалась вопросом, не на это ли он втайне надеялся? Она приехала в Госпел, чтобы дать себе передышку, чтобы сбежать от своей жизни на некоторое время. Один взгляд на унылое лицо деда и на его еще более унылое существование — и Кейт поняла, что никоим образом не сможет покинуть его, пока Стэнли снова не начнет жить. А не просто будет делать вид.

Кейт провела в Госпеле уже две недели, но ей понадобилось всего два дня, чтобы увидеть, что городок на самом деле не сильно изменился с тех пор, как она была ребенком. В Госпеле было какое-то однообразие, ежедневная предсказуемость, которые, как с удивлением обнаружила Кейт, привлекали ее. Многолетнее знакомство со своими соседями давало определенное спокойствие. И даже хотя у этих соседей ушки всегда были на макушке, Кейт с радостью понимала, что они, вероятно, не станут развлекаться дикими кутежами с убийствами.

По крайней мере, до весны. Подобно бурым медведям, которые бродили по диким окрестностям вокруг, город почти полностью впадал в спячку на зиму. После того как поздней осенью заканчивался сезон охоты, у жителей Госпела, пока не растает снег, было не слишком много занятий.

Насколько Кейт могла судить, с туристами у горожан сложились отношения любви-ненависти: тут с подозрением относились ко всякому, кто не являлся обладателем знаменитого картофельного номерного знака штата Айдахо, закрепленного на бампере. Относились с недоверием к Калифорнии и ощущали превосходство над всяким, кто не родился и не вырос в Айдахо.

Прошло столько лет, а в Госпеле все еще были только две забегаловки. В «Кози Корнер» фирменными блюдами дня по-прежнему являлись жареная курица и стейк из жареной курицы. В городке имелось два бакалейных магазина. «M&С» был поменьше и только с одной кассой. На окраине города, на одной и той же улице, стояли церкви двух разных конфессий. Одна — объединяющая все религии, другая — мормонская. В Госпеле было пять баров и четыре магазина, торговавших оружием и инструментами.

Единственным новым бизнесом в городе стал магазин спортивных товаров, который располагался в здании, где когда-то находилась аптека, прямо напротив стоянки магазина «М&C». Старый бревенчатый дом был восстановлен и отреставрирован. Большими золотыми буквами прямо над рыбой из цветного стекла в огромном центральном окне было написано «Саттерс Спорт». У здания была зеленая жестяная крыша и навес, и табличка «Закрыто до апреля», висевшая на двойных дверях из стекла и металла.

По словам Стэнли, Саттер не торговал оружием. Никто не знал почему. Это все-таки был Госпел — оружейная столица мира. Место, где подростки получали свои членские билеты НСА прежде, чем водительские права. Место, где у всех пикапов-грузовиков имелись подставки для оружия и наклейки на бамперах «Они могут взять мое оружие, когда вытащат его из моих холодных мертвых пальцев». Люди засыпали с пистолетами, торчавшими в изголовьях кроватей и припрятанными в ящиках с нижним бельем. И воспринимали как предмет гордости тот факт, что ни один житель Госпела не был убит из огнестрельного оружия с начала века, когда два мальчишки Хансена затеяли перестрелку из-за проститутки по имени Френчи.

Ну, был тот инцидент в девяносто пятом, когда старый шериф города покончил с собой. Но это не считалось, поскольку самоубийство на самом деле не являлось преступлением. И жители, в любом случае, не любили упоминать об этой особой главе истории города.

Внутри магазин «M&C» по большей части оставался таким же, каким Кейт помнила его с детства. Рога огромного самца оленя, которого ее дед сразил выстрелом в семьдесят девятом, все еще находились на стенде с товаром над старым помятым кассовым аппаратом. Около кофейного автомата темы беседы колебались от обсуждения таинственного владельца «Саттерс Спорт» до операции по замене тазобедренного сустава Ионы Осборн.

— Нельзя столько весить и не иметь проблем с бедрами, — говорила Ада Довер, пока Кейт стучала по кнопкам кассового аппарата, а потом нажимала клавишу «сложить» ребром ладони.

— Угу, — отозвалась, кладя банку консервированных персиков с косточками в пластиковый продуктовый пакет, Кейт.

Даже звуки внутри магазина были теми же. Из задней комнаты она могла услышать жалобный звук мясного резака, а из колонок наверху Тома Джонса, который пел о том, как хорошо оказаться дома. Присутствие Мелбы все еще ощущалось повсюду в магазине «M&C», начиная с ужасной музыки и заканчивая портретом Тома Джонса в бархатном костюме, который висел в подсобке. Единственным, что действительно прибавилось в магазине Мелбы Колдуэлл с момента ее смерти, был рой вдов, круживших вокруг ее мужа, Стэнли.

— Ионе следовало бы пойти на «Весонаблюдатель» много лет назад. Вы никогда не пробовали «Весонаблюдатель»?

Кейт покачала головой, и кончик ее хвоста коснулся воротника черного поло.

На прошлой неделе она подменила Тома Джонса на «Мэтчбокс Твенти». Но на середине второй строфы их сингла «Болезнь» дед вытащил диск и снова включил Тома. Пока Ада болтала о пустяках, а Том чуть слышно напевал, голова Кейт пошла кругом.

— Это на самом деле поддерживает мою фигуру в тонусе. И фигуру Ферджи тоже. Я ведь настоящая подруга Ионе, поэтому старалась вытащить ее по крайней мере на несколько встреч, не только ж на чтения в клуб ходить. — Ада покачала головой, и ее глаза сузились. — Она сказала, что пойдет, но так и не пошла. Если бы она слушалась меня, то в два счета распрощалась бы с лишним весом, и не было бы нужды в операции по замене тазобедренного сустава.

Какого черта в два счета? Страшась ответа, Кейт все же осмелилась предположить:

— Вполне возможно, что у Ионы медленный обмен веществ.

По словам Стэнли, Ада Довер приезжала каждый день около полудня, идеально причесанная, накрашенная и облитая духами «Эмероуд». Было совершенно ясно, что она искала способ, как бы сделать из Стэнли Колдуэлла мужа номер три.

— Она должна купить один из горных велосипедов вон там, в спортивном магазине.

Теперь, когда здесь была Кейт, дед всегда находил себе занятия в подсобке, чтобы избегать Аду и отряд вдов, которые держали его под прицелом. Он также заставил внучку осуществлять доставку на дом тем дамам, которые были постоянными покупательницами. Кейт это совсем не радовало. Ей не нравилось быть источником информации о деде, и у нее имелись занятия получше, чем слушать Миртл Лейк, в красках расписывающую ужасы пяточных шпор. Занятия получше, например, — сделать себе лоботомию.

— Может, Ионе следовало бы просто начать ходить? — предположила Кейт, пробивая коробку «Уитсинс» и убирая ее в пакет.

— Конечно, даже если бы Иона захотела купить один из тех велосипедов, она бы не смогла этого сделать. Владелец магазина, вероятно, на Карибах, греется на солнце, как ящерица. Его мать — медсестра здесь в клинике. Она не местная. Из Миннесоты, я думаю. И держит рот на замке лучше, чем «Таппервэр». — Ада порылась в своей огромной сумке и вытащила кошелек: — Я вообще не знаю, зачем он открыл магазин в Госпеле. Он продал бы больше велосипедов и всякой всячины в Сан-Вэлли. Здесь он не продает оружие. Не знаю, почему, но эти миннесотинцы… О, да… Прогрессивные и своевольные.

Кейт удивилась, каким образом то, что ты из Миннесоты, было связано с непродажей оружия или со своеволием, но она была слишком занята, сражаясь с пронзавшей ее дрожью, чтобы спрашивать об этом.

Сан-Вэлли. Сцена величайшего унижения в ее жизни. Место, где она напилась и предложила себя мужчине. Единственный раз в своей жизни, когда ей удалось подавить свои комплексы и пойти на это, она была отвергнута красавцем, который просто сбежал из комнаты, только чтобы убраться подальше от Кейт.

— Он привлекателен, как грех, но ни за кем не приударяет. Все знают, Дикси Хоу старалась изо всех сил, чтобы подцепить его, но он даже бровью не повел. Конечно, я не виню его за то, что он избегает Дикси: та слишком любит красить волосы. Да и заездили ее не меньше, чем мула тети Салли.

— Возможно, ему не нравятся женщины, — сказала Кейт, ударив по клавише «итог». Парень из Сан-Вэлли не любил женщин. Он был женоненавистником. По крайней мере, так Кейт нравилось говорить самой себе.

Ада со свистом втянула воздух:

— Гомосексуалист?

Нет. Как бы Кейт не хотелось верить, что тот придурок был геем и именно поэтому отверг ее предложение, на самом деле она так не думала. Она слишком хорошо умела «читать» людей, чтобы пропустить такого рода сигналы. Нет, он был просто одним из тех мужчин, которым нравилось унижать женщин и заставлять их по-настоящему страдать. Либо это, либо у него была эректильная дисфункция. Кейт улыбнулась: а может, и всё вместе.

Ада на мгновение замолчала и потом сказала:

— Рок Хадсон был геем, и старина Руперт Эверетт тоже. Сын Регины, Тиффер, — гей, но он несимпатичный. Он участвовал в одном из тех театрализованных представлений геев в Бойсе, пел «Не порть мне удовольствие», но, конечно, не победил. Даже у трансвеститов свои стандарты. — Вытащив ручку, Ада начала выписывать чек. — Регина показывала мне фотографии. Клянусь, Тиффер в парике и с помадой выглядит точно так же, как его мать. А Регина больше напоминает Чарльза Нельсона Райли, чем Барбру Стрейзанд. Хотя будет большой потерей и позором, если и парень Саттер — гей. Но это объясняет, почему он не женат и никогда не ходит на свидания. — Ада оторвала чек и протянула его Кейт. — А внучка Миртл Лейк, Роуз, тоже заигрывает с ним. Она молодая и на удивление симпатичная, но он и к ней никогда не проявлял интерес.

Просто удивительно, что Ада знала так много о владельце магазина спортивных товаров. Кейт могла бы разыскать такую же информацию достаточно легко, но она-то была лицензированным частным сыщиком. Ада была менеджером мотеля «Сэндмен» и, очевидно, очень назойливым человеком.

После того как миссис Довер покинула магазин, Кейт закрыла кассу и пошла в подсобку. Комната пропахла свежим мясом и отбеливателем, которым дед имел обыкновение дезинфицировать оборудование и разделочные доски. В дальнем конце комнаты была небольшая пекарня магазина, где бабушка пекла пироги, печенье и домашний хлеб. Там все было укрыто, и никто не использовал ее по назначению уже больше двух лет.

Стэнли сидел за длинным белым столом, заканчивая упаковывать Т-стейки в шесть синих лотков из пенополистирола и пластиковую обертку. На стене над ним висели те же самые разделочные доски для мяса, которые Кейт помнила с детства. За исключением опустевшей пекарни казалось, будто здесь ничего не изменилось, хотя прошло несколько десятилетий. Но изменения были. Дед стал старше и легко уставал. Бабушка умерла, и Кейт не знала, почему дед не продал магазин или не нанял кого-нибудь управлять им.

— Ада ушла, — сказала Кейт. — Теперь ты можешь выйти.

Стэнли Колдуэлл взглянул на внучку карими глазами, в которых отражались уныние и печаль, поселившиеся в его сердце:

— Я не прятался, Кейти.

Она сложила руки на груди и прислонилась плечом к коробкам бумажных товаров, которые нужно было отнести на склад. Дед был единственным в мире человеком, кто звал ее Кейти, как будто она все еще была маленькой девочкой. Она продолжала просто смотреть на него до тех пор, пока легкая улыбка не приподняла его седые закрученные вверх длинные усы.

— Ну, может я и прятался, — сознался он, поднимаясь: брюшко заставляло топорщиться испачканный фартук. — Но эта женщина слишком много болтает, у меня от нее голова трещит. — Развязав фартук, дед бросил его на рабочий стол. — Я просто не могу вынести женщину, которая говорит так много. Я любил в твоей бабушке, что она не говорила только для того, чтобы слушать свой собственный голос.

Что было не совсем так. Мелба любила посплетничать также, как и любой другой житель города. И Кейт потребовалось меньше, чем две недели, чтобы обнаружить, что в Госпеле сплетни включались в ежедневную диету как пятый элемент продуктовых групп. Мясо. Овощи. Хлеб. Молочные продукты. Все вместе приправлено здоровой порцией «младшенького Вонды застукали курящим за школой».

— Как насчет женщины, которая работает у шерифа? Она кажется милой и не болтает так много, как Ада.

— Это Хейзел. — Стэнли поднял пакеты Т-стейков, и Кейт последовала за ним, пока он нес их через магазин к холодильному шкафу. Потертый деревянный пол все еще скрипел в тех же местах, которые Кейт запомнила ребенком. Плакат «Спасибо за покупку!» все так же висел над дверью, а конфеты и леденцы все еще продавались в первом ряду. Хотя сегодня одноцентовая конфета стоила десять центов, шаги владельца магазина стали медленнее, его плечи еще больше ссутулились, а руки стали узловатыми.

— Хейзел — нормальная женщина, — сказал дед, когда они остановились у открытой холодильной витрины. — Но она не твоя бабушка.

Холодильный шкаф делился на три яруса и распределялся на четыре секции: курица, говядина, свинина и готовые продукты, которые дед всегда звал «трясущееся мясо». В извращенном мозгу Кейт «трясущееся мясо» имело совсем другой смысл. Она была из Вегаса, где вы могли найти Мистера Трясущееся Мясо танцующим в «Олимпик Гарденс» пять ночей в неделю.

— Ты думал об уходе на пенсию, дед? — спросила Кейт, приводя в порядок коробки «Болпарк Френкс». Этот вопрос постоянно крутился у нее в мыслях, и она выжидала удобный момент, чтобы поднять его. — Ты должен приятно проводить время и отдыхать вместо того, чтобы резать мясо до тех пор, пока твои руки не опухнут.

Дед пожал плечом:

— Твоя бабушка и я, бывало, разговаривали насчет ухода на пенсию. Мы собирались купить один из тех домиков на колесах и путешествовать по стране. Твоя мать тоже ворчала по этому поводу, но я пока еще не могу решиться на это.

— Ты смог бы спать так долго, как хотел, и не волноваться по поводу доставки миссис Хенсен бараньих отбивных точно в дюйм толщиной или о нехватке салата-латука.

— Мне нравится обеспечивать людей самой лучшей нарезкой. Я все еще хорош в этом деле, а если у меня не будет места, куда идти каждое утро, я могу никогда не подняться с постели.

Сердце Кейт сжалось от грусти. Они со Стэнли возвратились в подсобку, где дед показал, как загрузить этикет-пистолет рулоном этикеток с ценами. На каждый товар ставился ценник, даже если цена уже была ясно отмечена производителем. Кейт говорила, что это лишнее, но дед был слишком расстроен, чтобы менять что-то. Его мечты о будущем умерли вместе с женой, и он не хотел создавать новые.

Звякнул колокольчик над входной дверью.

— На сей раз иди ты, — сказала Кейт с улыбкой. — Возможно, это еще одна из твоих женщин, которые приходят пококетничать с тобой.

— Я не хочу женщин, кокетничающих со мной, — проворчал Стэнли, выходя из комнаты.

Хотел он этого внимания или нет, но Стэнли Колдуэлл был холостяком номер один для женщин пенсионного возраста Госпела. Возможно, настало время, чтобы дед прекратил скрываться от своей жизни. Возможно, Кейт могла помочь ему отпустить старые мечты и создать новые.

Открыв ножом для резки картона коробку с банками свеклы, Кейт подняла этикет-пистолет. В ней на самом деле никогда не было слишком много от мечтательницы. Она предпочитала действовать. Вместо мечтаний у нее имелись полноценные фантазии. Но, как она узнала совсем недавно, ее фантазиям лучше оставаться в безопасности в ее голове, где они не могли быть сокрушены отказом.

Кейт была, вероятно, единственной женщиной в истории, которую отвергли в баре, и вот уже в течение двух недель она была не в состоянии разжечь хорошую фантазию в своей голове. Больше никакого крутого парня-байкера, привязывающего ее к заднему сиденью своего мотоцикла. Вообще никаких воображаемых мужчин. Этот недоумок из Сэн-Валли не только унизил ее, но и убил ее воображаемую жизнь.

Прилепив пробную этикетку на крышку коробки, Кейт принялась за первый ряд банок. Из колонок, расположенных по пути к морозильнику, Том Джонс распевал во все горло паршивую версию «Женщины из забегаловки», которая, решила Кейт, была гадостью по очень многим и разным причинам. Одной из которых было то, что в настоящее время песня о женщине из забегаловки, «ведущей мужчину наверх, чтобы покататься», являлась ее наименее любимой на всей планете.

— Кейти, иди сюда, — окликнул ее дед.

Со времен выпускного класса, когда ее парень пришел на выпускной с другой, думала Кейт, пока заканчивала приклеивать ценники на последний ряд банок, она не получала такого сокрушительного удара по чувству собственного достоинства. Теперь тот случай с выпускным остался далеко позади. И также она оправится от того, что произошло в Сан-Вэлли. В настоящее время, тем не менее, ее единственным утешением было то, что ей больше никогда не придется увидеть того придурка из «Дучин Лаундж».

Кейт направилась к деду, который в конце продуктового отдела разговаривал с мужчиной, стоявшим к ней спиной. Посетитель был одет в синюю лыжную куртку с черным мехом на длинных рукавах. Мужчина держал в руке полгаллона молока, а под мышкой была зажата коробка гранолы. Спутанные каштановые волосы касались воротника куртки. Незнакомец был выше шести футов и двух дюймов дедули. Мужчина, запрокинув голову, смеялся над чем-то, что сказал Стэнли, затем обернулся, и смех оборвался. Кейт была от них в двух шагах, когда взгляд темно-зеленых глаз, даже более ярких при свете дня, встретился с ее глазами. Брови нахмурились, а губы, обрамленные превосходными усами в стиле Фу Манчу, приоткрылись.

Кейт споткнулась и замерла. Все в ней, казалось, замерло тоже. За исключением крови, которая отхлынула от головы так, что зазвенело в ушах. Грудь сдавило, и точно также, как в первый раз, когда увидела его, Кейт спросила себя, не ее ли мысли об этом мужчине заставили его появиться как по волшебству. Только в этот раз не было никаких теплых покалываний. Никакого желания поиграть волосами. Только в голове у нее было такое забавное ощущение, будто она вот-вот упадет в обморок.

Сейчас она хотела потерять сознание и очнуться где-нибудь в другом месте. Но ей не повезло. Она стояла здесь, желая упасть в обморок, и была уверена, что парень из «Дучин Лаундж» припоминал каждую деталь ночи, когда Кейт предложила ему себя. Ночи, когда он отказал ей, как будто сделал самую естественную вещь, которую когда-либо совершал.

— Это Роб Саттер. Ему принадлежит магазин спортивных товаров, где раньше была старая аптека. Роб, это моя единственная внучка, Кейти Гамильтон. Не думаю, что вы встречались.

Именно эти слова произнес ее дед, но из-за звона в ушах и Тома Джонса, ревущего о женщине из забегаловки, Кейт послышалось совсем другое. «Не принимайте это на свой счет, но я не трахаюсь с женщинами, которых встречаю в барах», — пронзило ее мозг подобно тысяче булавочных уколов. Молчание, казалось, тянулось вечность, пока она ждала, что Саттер проинформирует деда о том, что уже встречался с ней. Чтобы рассказать тому, что его внучка была пьяна и вела себя, как потаскушка. Этикет-пистолет выпал из руки Кейт и с глухим стуком ударился об пол.

Роб посмотрел через плечо на Стэнли и сказал:

— Нет. Мы не встречались. — Когда он снова повернулся к Кейт, удивление, которое она видела на его лице, исчезло, сменившись полной любопытства улыбкой, от которой приподнялись уголки его рта: — Приятно познакомиться, Кейти.

— Кейт. — Она справилась с давлением в груди. — Только мой дедушка зовет меня Кейти.

Саттер приблизился к ней и нагнулся, чтобы поднять этикет-пистолет. Верхний свет падал на волосы Роба и оттенял их золотом. Хруст рукава его куртки заполнил тишину.

— Как долго вы уже в городе? — спросил Саттер голосом столь же глубоким и приятным, как помнила Кейт, только на сей раз тот не струился сквозь нее как горячий масляный ром.

Роб знал, как долго она пробыла в городе. Что же он задумал?

— Пару недель.

— Тогда мы просто разминулись друг с другом. Я катался на лыжах с приятелями последнюю пару недель.

Она, конечно, знала это. И он тоже знал, что она знала это. Но если он хотел притвориться, что они не встречались, Кейт была более чем согласна. Она посмотрела вниз на его руку, протягивавшую ей пистолет с этикетками. Фирменный знак «Арктерикс» был написан белым на застежке-липучке, обвивавшей запястье.

— Спасибо, — сказала Кейт, забирая этикет-пистолет. Кончики ее пальцев случайно коснулись руки Саттера, и она отступила на шаг назад, отдернув руку. Ее пристальный взгляд скользил по застежке-молнии на его куртки.

— Это действительно сюрприз — прийти сюда и увидеть, что здесь работает кто-то, кроме Стэнли, — сказал Саттер.

Моргнув, она уставилась в его зеленые глаза. Ничего. Ни тени насмешки или вспышки узнавания. Сначала он выглядел удивленным. Сейчас и следа от удивления не осталось, и Кейт не могла сказать, притворяется он или нет. Может же так случиться, что он не вспомнил ее? Нет, она просто принимает желаемое за действительное. Ей не могло так повезти.

— Самое время, чтобы помочь ему.

— Ах, да, — пробормотала Кейт, отвлеченная своими мыслями.

Она была пьяна. Он, вероятно, тоже был пьян. Возможно, удивление, что она видела на его лице несколько секунд назад, было просто удивлением при виде кого-то, кроме ее деда, работающего в «M&C». Господь — свидетель, остальные жители городка были потрясены, увидев ее.

— Она приехала, чтобы подсобить мне в магазине. — Стэнли сделал шаг, чтобы встать рядом с внучкой, и потрепал ее по плечу. — Она такая хорошая девочка.

Поглядев на деда, Роб Саттер медленно повернулся к ней. Она ожидала, что он засмеется или, по крайней мере, выдавит из себя улыбку. Он не сделал этого, и Кейт расслабилась на долю секунды. Может, этот парень, Роб, был настоящим алкашом. Могло ей так повезти? Некоторые мужчины колотят своих жен и громят дома. А когда просыпаются в тюрьме, то понятия не имеют, почему заключены под стражу. Они сидят, обхватив голову руками, и ничего не помнят. Будучи человеком, который помнил все, Кейт никогда не верила в алкогольное беспамятство. Может, она ошибалась. Может, у владельца спортивного магазина было именно оно. Может, он был мертвецки пьян.

Возможно, ей следовало чувствовать себя немного раздраженной, что она была так легко забыта. Но сейчас все, что она чувствовала, — это проблеск надежды, что ей повезло, и он оказался настоящим алкоголиком.





Хорошая девочка, ни хрена себе! Свободной рукой Роб Саттер расстегнул куртку и перенес вес на левую ногу. Хорошие девочки не напивались и не снимали парней в барах.

— Как долго планируете пробыть в Госпеле? — спросил он. В прошлый раз, когда они встретились, ее волосы были распущены. Гладкие и блестящие, как жидкий огонь. Ему больше понравились распущенные волосы.

Цвет возвратился на ее бледные щеки, и она склонила голову набок. Он почти мог прочитать ее мысли. Она гадала, помнил ли он ее.

— Пока мой дед нуждается во мне. — Кейт повернулась к Стэнли: — Хочу закончить ставить ценники на свеклу. Если что-нибудь потребуется, крикни.

Как будто Роб мог забыть ее предложение показать ему голый зад. Когда она пошла прочь, взгляд Саттера переместился вниз с «конского» хвоста, который свисал ниже плеч, мимо обтягивающей черной рубашки на округлую попку в черных брюках. Нет, он не забыл ее. Ее образ под мягким светом «Дучин Лаунджа» оставался с ним еще долго после того, как он покинул бар. В ту ночь Робу снились мягкие темно-рыжие волосы и глаза цвета плодородной земли. Длинные ноги и руки, переплетенные с его руками и ногами. Секс столь жаркий, столь реальный, что он чуть не кончил во сне. Такого давно с ним не случалось. Обычно мужчины не склонны забывать подобные вещи. По крайней мере, не сразу же.

— На самом деле я не нуждаюсь в ее помощи, — сказал Стэнли, — но все-таки очень хорошо, что она рядом.

Роб снова посмотрел на хозяина магазина и подумал, хотя и не был в этом уверен, что заметил свет в глазах Стэнли, когда тот говорил о своей внучке. Слабый свет, которого Саттер никогда не замечал у него прежде. Ему нравился Стэнли Колдуэлл, более того, он уважал его.

— Она живет с вами?

— Да. Она балует меня, но я стараюсь не слишком привыкать к этому. Она не может оставаться со мной вечно. Девочка должна вернуться к своей собственной жизни когда-нибудь.

Роб взял яблоко и направился к кассе.

— Откуда она родом? — спросил он. Саттер достаточно долго прожил в Госпеле, чтобы уяснить, что не требовалось слишком многого, чтобы узнать историю жизни человека, не важно, интересует она вас или нет. А в данном случае ему было слегка любопытно.

— Кейти из Лас-Вегаса, — ответил Стэнли, обойдя прилавок и пробивая молоко, гранолу и яблоко.

Вытаскивая кошелек, Роб задавался вопросом: была ли Кейт Гамильтон танцовщицей в одном из казино? Она была достаточно высокой. И у нее имелась грудь, подходящая для тех откровенных костюмов. В свои прежние распутные дни он выбрал бы именно такую женщину. Высокая. Стройная. Легкодоступная.

— Она — частный детектив, — проинформировал его Стэнли, перекладывая коробку гранолы в полиэтиленовый пакет.

Это заявление удивило Роба. Почти так же, как когда он обернулся и увидел ее, стоявшую в нескольких шагах от него, выглядевшую столь же ошеломленной, каким он чувствовал себя.

Он протянул Стэнли десятку и сказал:

— Она не похожа на тех сыщиков, которых я когда-либо встречал.

А он знал нескольких.

— Это то, что делает ее настоящим профи, — похвастался Стэнли. — Женщины разговаривают с ней, потому что она одна из них, а мужчины говорят с ней, потому что мы просто не можем устоять против красивой женщины.

В последнее время Роб довольно хорошо научился не поддаваться женщинам. Красивым или каким-то другим. Это было нелегко, никогда не было легко, но он думал, что преодолел худшее — постоянное желание. Пока одна рыжуля не предложила ему себя. Уход от Кейт Гамильтон дался ему так тяжело, как ничто другое, что он совершил за долгое время.

Положив чек в кошелек, Роб засунул его в задний карман.

— Вот ключи от твоего магазина, — сказал Стэнли, закрывая кассу. — Пока тебя не было, пришла пара коробок заказной почтой. А вчера я поднял твою почту с пола.

— Не стоило делать этого. — Саттер взял ключ от своего магазина и надел его на брелок. Прежде чем Роб отправился кататься на лыжах, Стэнли предложил свою помощь. — Но я ценю это. Я сделал кое-что, чтобы отблагодарить вас за ваше беспокойство. — Расстегнув нагрудный карман внутри куртки, Роб вытащил рыболовную муху. — Это бусинка-нимфа, я связал ее как раз перед отъездом. Радужная форель не может сопротивляться этим штучкам.

Стэнли взял подарок и поднял поближе к свету. Концы длинных подкрученных вверх усов приподнялись.

— Красота, но ты знаешь, я не ужу на муху.

— Пока нет, — сказал Роб, подхватив пакет с продуктами. — Но я планирую привлечь вас к этому делу. — Он двинулся к двери. — Увидимся, Стэнли.

— Увидимся. Передавай своей матери привет.

— Передам, — сказал Роб и вышел из магазина.

Утреннее солнце выпрыгнуло из-за сугробов, ослепив яркими пронзительными лучами