— Он уже почти засыпал с бутылочкой.

— В последнее время младенцы лишены выдержки, — грустно произнес Джеймс, сопровождая Бет.

Случайно взглянув на его спортивную сумку с монограммой, Бет поинтересовалась:

— Для чего здесь буква «Б»?

Секунду Джеймс выглядел озадаченным, но затем, проследив за ее взглядом, торжественно ответил:

— Бах!

— Бах? — недоверчиво повторила она, вглядываясь в его лицо, чтобы обнаружить намек на насмешку. — Собака?

Джеймс усмехнулся.

— Любимый композитор моего отца, но, к счастью, к тому времени, когда родилась Сара, мои родители уже взялись за ум.

Бет из последних сил сдерживала смех. Она не хотела идти на встречу с Дэвидом. Она желала остаться здесь, с Джеймсом. Может быть, не так уж это и ужасно — позвонить и отменить встречу в последний момент? Ведь они с Дэвидом просто приятели, и он, вероятно, не обиделся бы.

Звонок в дверь прервал ее размышления.

— Вероятно, это Джулия, — проговорил Джеймс, бросая взгляд на часы, и направился к домофону.

Бет не стала дожидаться подтверждения; она повернулась и быстро пошла в спальню Тимми. Какая же она идиотка! Ей и в голову не пришло, что Джеймс будет рад ее отсутствию в этот вечер! Несколько бесценных часов уединения в своем собственном доме!



— Еще кофе?

— Нет, спасибо. — Бет улыбнулась светловолосому мужчине. Они сидели друг против друга за столом, покрытым скатертью в бело-красную клетку.

Она чувствовала себя приятно расслабленной, в веселой необременительной компании Дэвида, получая гораздо большее удовольствие, чем ожидала.

— Ну что, пойдем? — предложил он, улыбаясь.

Она кивнула.

— Иначе я усну.

— Это результат общения со мной? — усмехнулся он, поворачивая голову, чтобы позвать официанта.

Бет снова улыбнулась. Было невозможно не любить Дэвида Ричардсона. Он добродушен, весел, с ним просто и непринужденно. В отличие от Джеймса. О черт! Она же поклялась не думать о Феннере, не вспоминать выражение вежливого безразличия на его лице, когда она заглянула в его комнату, чтобы объявить о своем уходе. Он сидел на диване рядом с Джулией…

Бет решительно переключила свое внимание на Дэвида. Разделив по настоянию Бет оплату счета, они забрали пальто и вышли из теплого, семейного паба-ресторана в холод ночного города.

— Я провожу тебя до дома, — проговорил Дэвид, случайно дотронувшись до ее руки, когда они шли по пустынной улице.

— Спасибо. — Она улыбнулась в открытое, доброжелательное лицо, переживая угрызения совести и вину за увертки и отговорки, несмотря на искушение рассказать приятелю о временном изменении своего местожительства.

В его рукопожатии чувствовалась дружеская теплота и приязнь, но не более того. Ни малейшего ощущения волнения, ни трепета от предвкушений…

Его короткий поцелуй на прощание у дома, где она жила, был приятным, но оставил ее равнодушной. Не зная, чувствовать облегчение или разочарование от недостатка эмоций, Бет наблюдала, как Дэвид, удаляясь по дорожке, обернулся помахать рукой, и закрыла дверь.

Она задумчиво поднялась к своей квартире и вдруг совершенно отчетливо поняла, что в отношениях с Дэвидом не хочет переходить границы настоящей, глубокой дружбы.

Отперев дверь, она подняла с пола накопившуюся почту и пересмотрела ее: две рождественские открытки от старых школьных подруг и куча рекламных проспектов. Положив их на стол в холле, Бет произвела беглый осмотр квартиры, затем вернулась в холл к телефону, чтобы вызвать такси.

Повесив трубку, Бет прошла в небольшую гостиную и в ожидании такси села на старенькую, но удобную софу, непривычно ощущая абсолютную тишину. Глаза ее блуждали по комнате, которую Бет старательно обставляла и украшала в прошлом году.

Почему же сейчас она вдруг кажется такой безликой и пустой?

Бет нахмурилась. Она любила свою маленькую уютную квартирку, гордилась, что смогла придать ей комфорт. Бет любила жить одна, ценила уединение. Почему же сейчас она чувствует себя ужасно одинокой?

С облегчением она услышала гудок домофона. Выяснив, что такси приехало, Бет закрыла квартиру, затем, подхватив сумку, быстро спустилась вниз по лестнице.

Очень похоже на смену декораций, размышляла она некоторое время спустя, когда таксист высадил ее около дома Джеймса. Зайдя в здание, она уверенными шагами пересекла фойе, вновь ощущая легкий озноб от волнения. Он уже спит или нет? Задумчиво качая головой, Бет вышла из лифта: ее сегодня поцеловал приятный, привлекательный, интересный молодой человек, а она абсолютно ничего не почувствовала. А сейчас, просто от мысли о возможной встрече с Джеймсом, пульс ускорялся вдвое.

Бет помедлила у двери. Почему-то ее одолевали тревожные мысли. Панику вызывала сама перспектива остаться в этом доме еще на несколько недель. Чем дольше ей приходилось здесь жить, тем труднее было возвращаться к строго деловым, официальным отношениям с Джеймсом Феннером.

Медленно открыв дверь, Бет тихо прикрыла ее за собой. В прихожей горел свет. На кухне и в комнатах темно. Значит, он уже лег спать. Вешая пальто, Бет вновь ощутила запах духов Джулии.

Она словно окаменела, желудок свело судорогой. Какая же она наивная дурочка! Как же она не подумала, что Джеймс и Джулия все еще могли быть в квартире?

Молча Бет прошла через холл мимо двери его спальни, стараясь смотреть только вперед. Проверив Тимми, она быстро направилась в свою комнату. Машинально переодевшись, скользнула под одеяло и выключила свет. Было холодно. Крепко обхватив себя руками, Бет уставилась в темноту.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— О, Тим, дорогой, в чем дело? — умоляюще спросила Бет, озабоченно глядя в красное сморщенное маленькое личико. Она ходила по комнате и укачивала его, пытаясь успокоить.

Подавив зевок, Бет посмотрела на часы — половина второго ночи. А казалось намного больше. Она, должно быть, уснула в тот момент, когда ее голова коснулась подушки, а отчаянные крики Тимми разбудили ее.

— Не может быть, чтобы ты снова хотел есть! — неуверенно бормотала она. Невозможно было предположить, чтобы Джеймс, отвлеченный Джулией, забыл вечером покормить племянника. И все-таки…

Бет решила, что, как только Тимми успокоится немного, она пойдет и приготовит бутылочку. К ее облегчению, разрывающие сердце рыдания постепенно утихли, реснички начали опускаться и ребенок лихорадочно засосал палец. Осторожно положив его в кроватку, Бет направилась к двери, но не успела, отойти, как Тимми заплакал снова.

Расстроенная, она подняла его на руки и увидела Джеймса.

Одетый в широкий махровый халат, со спутанными волосами, он стоял в дверном проеме.

— Что произошло, Тим? — мягко проговорил Джеймс.

Разве у него нет пижамы? Бет попыталась проигнорировать открытую мужскую грудь, но безуспешно. Он раздражал и притягивал ее в одно и то же время.

— Тебе не надо было вставать. Я отлично могу справиться сама. — Бет понимала, как холодно и грубо это прозвучало, но она хотела только, чтобы он ушел из комнаты. От усталости она чувствовала себя слишком беззащитной, чтобы изображать спокойствие или безразличие перед этим мужчиной, имеющим над ней необъяснимую власть.

— Ты дала ему сироп? — спросил Джеймс. На лице его заходили желваки, а глаза сузились, когда она непонимающе нахмурилась. — Сироп парацетамола, — коротко уточнил он. — У него, вероятно, режутся зубки.

Бет что-то промямлила в ответ. Конечно, как она могла быть такой глупой, чтобы не додуматься до этого самой? Внезапно она почувствовала себя совершенно беспомощной и бесполезной. Джеймсу следовало нанять профессиональную няню. Так было бы лучше для Тимми.

— Бутылочка с сиропом и ложка — в кухонном шкафу, там, где хранится детское питание, — отрывисто добавил Джеймс.

При тусклом освещении его глаза казались темно-голубыми, бездонными.

— Я принесу, — твердо сказала Бет.

Сам виноват. Она предупреждала, что почти ничего не знает о детях. Когда Джеймс забирал Тимми из ее рук, Бет ни о чем не могла думать. Она только видела, как сильно бьется жилка на его шее, она наслаждалась мятной свежестью его дыхания и чистой, пахнущей мылом кожей. Бет быстро повернулась к двери.

— И, черт возьми, надень хотя бы халат!

Пораженная, Бет бросила на него холодный взгляд через плечо. Как он смеет говорить так осуждающе? Ее длинная, до пола, без выреза ночная рубашка, которую прошлым Рождеством ей подарила тетя, была образцом пристойности и уж гораздо приличнее его распахнутого халата.

— О, ради Бога, Бет! — проворчал он. — Когда ты стоишь против света, эта вещь фактически прозрачна.

Что? Обиженная, она повернулась и, войдя в свою комнату, начала с пристрастием разглядывать себя в огромном зеркале, встав так, чтобы свет из дверного проема освещал ее сзади. Ну и что? Видны только ступни ее ног. Сквозь белый хлопок — и то при ближайшем рассмотрении — можно было разглядеть лишь неясный силуэт, только незначительный намек на стройные изгибы.

Едва ли это может служить для Джеймса поводом изображать из себя викторианского священника, оскорбленного распущенными нравами. Бет, черт возьми, совершенно уверена, что он видел женщин в гораздо более откровенном дамском белье.

Надев халат, она крепко завязала пояс и направилась на кухню. Проходя мимо открытой двери в спальню Джеймса, Бет напряглась от любопытства. Разве могла она пройти мимо, даже не заглянув внутрь? Конечно, не могла, и глаза метнулись направо.

Зелено-белое одеяло было брошено на пустой кровати королевских размеров. Бет вздохнула с глубоким облегчением и поспешила на кухню. По крайней мере ей не придется поддерживать вежливую беседу с Джулией за завтраком.

Бет нашла бутылку с сиропом в глубине шкафа за горой банок. Она взяла ее и вернулась в комнату Тимми.

Джеймс стоял к ней спиной. Белый махровый халат плотно облегал широкие сильные плечи. Чтобы не выдать своего интереса и волнения, Бет постаралась отвести взгляд, когда он повернулся.

Тимми, посапывая, спал у него на руках. Джеймс многозначительно посмотрел на нее и осторожно положил ребенка в кроватку. Глаза Тимми оставались крепко закрытыми.

— Спокойной ночи. — Не дожидаясь ответа, Бет направилась через холл в свою комнату. Подойдя к двери, она обернулась и увидела, что Джеймс идет не в спальню, а в кабинет. Неужели будет работать? Совсем ненормальный.

Пожалуй, надо поскорее закрыть дверь, пока он не попросил к нему присоединиться.



— Бет, прочитай еще раз последний абзац, — недовольно потребовал Джеймс, откидываясь в кресле.

Вздохнув про себя, она перелистала страницы блокнота и начала вслух переводить стенографическую запись.

— Проснись, Бет, — отрезал он, — последнее предложение — чушь, плод твоего воображения. Оно не имеет смысла и совершенно не связано с текстом.

Она заскрежетала зубами и вычеркнула раскритикованное предложение. Оно не имело смысла уже тогда, когда он в первый раз диктовал его, но и ее вариант был сразу же отклонен. Она сердито посмотрела на Джеймса из-под ресниц и тут же почувствовала угрызения совести, заметив на его лице следы усталости.

Он совсем не спал прошлой ночью? К тому времени, как она и Тимми появились к завтраку, Джеймс уже работал у себя в кабинете. Она не имела представления — продолжение ли это его ночной работы, или он вчера все-таки пошел спать, а сегодня встал пораньше? Неужели это было настолько важно, что не могло подождать несколько часов? Бет не собиралась жалеть Джеймса: этим утром он был похож на медведя с больной головой, а она стала жертвой, которая принимала главный удар из-за его дурного настроения.

Тимми сидел в манеже на коврике и, к счастью, никак не реагировал на напряжение, воцарившееся в комнате. Он что-то гулькал, тщетно пытаясь оторвать уши плюшевого зайца.

Пальцы Бет сжали карандаш, когда Джеймс возобновил диктовку. Его обычный плавный стиль сегодня прерывался длинными нехарактерными паузами. Бет бросила на него взгляд, когда он еще раз остановился. Этим утром Джеймс был весьма небрежно одет в черные джинсы и белую рубашку, что отражало его настроение. Судя по всему, он собирался работать дома весь день.

— Ты напечатала протоколы собрания совета? — требовательно спросил он, закончив диктовать.

Бет даже не затруднила себя ответом. Он отлично знал — работа не сделана. Или он ожидал, что она тоже будет вкалывать всю ночь напролет?

— И вчерашняя почта все еще не разобрана. — Он указал на кипу писем, лежащую на подносе. — Наверное, с них тебе и надо начать.

Решив, что разумнее кивнуть, а не вступать в полемику, Бет послушно начала вскрывать конверты, сортируя корреспонденцию, как обычно, на две части: письма, с которыми она могла справиться сама, и письма, которые требовали внимания Джеймса.

— Я бы хотел видеть черновик каждого ответа прежде, чем ты напечатаешь окончательный вариант.

Что?! Бет удивленно посмотрела на Джеймса. Это становится просто нелепым: он относится к ней как к начинающей машинистке. Ведь большая часть корреспонденции требовала стандартных ответов, а другие письма просто просили подтверждения встреч, гостиничных заказов, туристических маршрутов — все, что она же и организовывала первоначально.

Бет сжала губы и со злостью вскрыла следующий конверт. Джеймс и раньше строго спрашивал, но всегда оставался благоразумным и справедливым. И Бет предполагала, что он ценит ее инициативу, освобождающую его от постоянного контроля и мелочной опеки. Теперь он подвергал сомнению ее компетентность.

Бет взглянула на Тимми, лежащего на спине, — малыш с удовольствием наблюдал за игрой солнечных зайчиков на белом потолке. Он выглядел мирным и довольным. Бет даже позавидовала его спокойствию.

Она включила компьютер и, начав с писем, которые Джеймс продиктовал раньше, случайно переместила два предложения. Выругав себя, она постаралась сосредоточиться. И, вместо того чтобы исправить ошибку, удалила целый абзац. Джеймс бродил по комнате, как пантера в клетке. Как можно сконцентрироваться в такой обстановке? Она и так чувствовала раздражение, а тут еще постоянное напряжение из-за того, что в любую минуту босс может придраться.

Повернув голову, она стала украдкой наблюдать за ним. Джеймс остановился у окна. Он выглядел холодным и отчужденным, его губы сжались в твердую линию, глаза под нахмуренными бровями казались ледяными. Вид отталкивающий. Было невозможно поверить, что это черствое лицо могло смягчиться в улыбке, выразить изумление и нежность. Невозможно было поверить, что этот человек пару дней назад прогуливался с ней по парку, шутил и кормил уток.

Глядя на его окаменевшие черты, Бет удивлялась, как ему удается так меняться день ото дня. Она нахмурилась. Или час от часу?

Еще недавно он не был таким непредсказуемым. Что-то случилось с ним именно в последние несколько месяцев. Джеймс стал раздражительным, а перепады настроения — слишком частыми. Бет так задумалась, что не заметила, как Джеймс оказался перед ней.

— Я плачу тебе не за то, чтобы ты сидела и мечтала, — резко бросил он и направился к своему столу.

Бет сосредоточилась на экране компьютера, а пальцы автоматически забегали по клавиатуре. Мысленно она старалась отогнать обиду. Она — наемный работник, и только.

Джеймс Феннер, вероятно, сожалел, что за последние несколько дней их отношения приобрели неформальный оттенок, стали более простыми и теплыми, поэтому решил вернуть все назад и поставить на строго деловую основу.

— Я полагаю, заработная плата следующего месяца отразит мои сверхурочные часы? — спросила она и с удовлетворением увидела, как голубые глаза сузились от проявленного ею корыстного интереса и холодного тона.

— Естественно, — бросил он коротко.

Обменявшись с ним хмурым взглядом, Бет вернулась к работе. Так-то лучше. Статус-кво восстановлен, все барьеры между ними возвращены на место.

Пробило двенадцать. Бет выключила монитор и накрыла его защитной пленкой от пыли. Собрав распечатки писем, она бесцеремонно плюхнула их перед Джеймсом.

— Ты не закончила всей работы, — сухо сказал он, перебирая пачку.

— Да, — согласилась она, — я не закончила.

Бет подумала, что работа может подождать до понедельника или даже до конца Рождества. Она больше не собиралась проводить свои выходные на работе.

— Сейчас время ленча Тимми, — спокойно отпарировала она. — И сегодня днем я беру его на прогулку. — Она сделала паузу. — Я полагаю, интересы Тимми на первом плане?

Голубые глаза ничего не выражали.

— Если бы ты использовала время более эффективно, конфликтов не было бы, — холодно возразил он и отвернулся к своему компьютеру.

Секунду Бет стояла неподвижно и угрюмо смотрела на его склоненную голову. И как это ему до сих пор сломали только нос? Если он раздражен, то и ее состояние не лучше. Теперь она всем сердцем желала вырваться из этой квартиры и никогда больше не видеть Джеймса Феннера.

Бет направилась к Тимми, взяла его на руки и, подойдя к двери, быстро оглянулась. Выражение лица Джеймса говорило, что ее уход был облегчением и для него.



— Если твой дядя считает мое присутствие в своем доме таким утомительным, почему он попросил меня остаться еще на месяц? — бормотала Бет. Ее руки крепко сжимали ручку коляски, она уже дважды объехала маленький парк. Не стоит портить себе настроение, достаточно только признать, что ошибся. Жизнь под одной крышей оказалась для него слишком большим напряжением, с горечью думала Бет. — Но тогда почему он попросил меня остаться, пока твоя мама не вернется? — фыркнув, потребовала она ответа, не замечая любопытного взгляда разминавшегося рядом любителя бега трусцой.

Тимми ответил извиняющейся улыбкой.

— Не принимай это так серьезно! — предостерегла Бет.

Он в оправдание помахал маленькими ручками.

— Ладно, ты прощен, — улыбнулась Бет. Взгляд на малыша — и ей захотелось взять его на руки и обнять. В конце концов, на это можно посмотреть другими глазами и извлечь для себя что-то хорошее. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь живительным воздухом, и замедлила шаг. Разговоры о Джеймсе Феннере надо прекратить, по крайней мере минут на пять.

Бет рассмеялась, увидев вдруг выражение облегчения в больших голубых глазах Тимми, когда они ловко избежали столкновения с решительно настроенной маленькой фигуркой в спортивном костюмчике, атакующей их на трехколесном велосипеде. Бет обменялась улыбкой с мамой ребенка и взглянула на часы.

— Время возвращаться, Тимми. — Она наклонилась к малышу и поправила плед. — Если смогу вспомнить дорогу, — задумчиво добавила она. Бет не слишком интересовалась окрестностями во время путешествия, одержимая желанием уйти от Джеймса как можно дальше и как можно быстрее, и рассмеялась, когда Тимми посмотрел на нее неодобрительно. Она так ясно представила себе реакцию Джеймса на эти слова, что почти услышала низкий язвительный голос.

Выходя из парка, она остановилась, прикидывая направление.

— Через сквер, мимо ряда конюшен и первый поворот налево, — решила она вслух и покатила коляску вперед, гордясь своей интуицией.

Как только Бет повернула на знакомую улицу, ее пульс участился и она невольно ускорила шаг. Она вынуждена была с негодованием признать, что спешила к Джеймсу с той же решимостью, с которой бежала от него некоторое время назад.

Бет почувствовала отсутствие Джеймса в ту же секунду, как только открыла дверь квартиры. На мгновение сбитая с толку, она повесила пальто. Разочарование быстро сменилось облегчением: у нее есть в запасе время, чтобы успокоиться.

Она взглянула на столик в холле. Конечно, Джеймс не обязан отчитываться перед ней, но мог хотя бы из вежливости оставить записку.

Она смягчилась, посмотрев на Тимми. Целуя золотистую головку, она перенесла его в детскую. Малыш уснул у нее на руках до того, как она успела снять с него одежду, и не пошевелился, когда раздался звонок домофона.

— Иду, иду, — пробормотала себе под нос Бет, осторожно укладывая Тимми в кроватку. Только после этого она бросилась в холл и нажала кнопку домофона. — Да?

— Открой дверь, пожалуйста, Бет, — скомандовал низкий голос.

Бет задумчиво посмотрела на трубку домофона.

— Интересно, почему ты не воспользовался ключом? — поинтересовалась она тихо. — Что-то я не поняла. — В ее глазах плясали чертики, когда она нажатием кнопки открывала входную дверь. — Так, так, Джеймс. Ты становишься забывчивым: забываешь о деловых встречах, дверных ключах.

Бет поспешила в спальню, сняла толстый голубой джемпер и заменила его на оливково-кремовую ковбойку, заправив ее в джинсы. Она быстро причесалась, откинула волосы назад и нанесла на губы тонкий слой помады.

— Нет, я делаю это не для Джеймса, — уверила она девушку в зеркале, — я делаю это для себя.

Большие карие глаза напротив засомневались.

— Извини, сейчас нет времени спорить.

Раздался звонок в дверь. Приняв безмятежный вид, Бет подошла и распахнула ее.

— Ради Бога, Бет, всегда, когда ты одна, используй цепочку для безопасности, — услышала она недовольный голос Джеймса и растерянно отступила назад. Прямо на нее надвигалась огромная рождественская елка.

— Возьми это, пожалуйста. — Длинная рука протиснулась сквозь ветки.

Бет поспешно схватила протянутую сумку, на которой красовалось название известного универмага.

— Где Тим? — Прислонив елку к стене Джеймс сбросил кожаную куртку и засучил рукава рубашки.

— Заснул, — тихо промолвила в задумчивости Бет. Где он нашел ель такого размера и как сумел принести ее без посторонней помощи?

— Хорошо, — одобрительно кивнул Джеймс, — нам повезло. Я как раз успею установить ее к тому времени, когда он проснется.

Он поднял елку и зашагал в холл. Ловко уворачиваясь от люстры, Джеймс исчез в комнате.

— Бет…

На некоторое время наступила тишина, нарушаемая иногда сдержанной руганью. Затем последовало довольно фальшивое исполнение рождественского гимна «Звенящие бубенчики».

— Бет…

— Иду…

Когда она вошла, Джеймс стоял в центре комнаты, скрестив на груди руки, и с удовлетворением осматривал елку, которую поставил у окна.

Повернув голову, он насмешливо и вопросительно поднял бровь.

— Она загораживает балкон, — заметила Бет, — и свет. — Она слегка нахмурилась, не совсем доверяя блеску в его глазах. В конце концов, он ведь хотел услышать ее мнение. — Может быть, лучше поставить в том пустом углу?

Хитрец! В том углу стояли раньше маленький книжный шкаф и торшер. Теперь их уже нет. Он переставил мебель, заранее решив поставить дерево туда.

— Очень смешно! — Она высокомерно одарила его снисходительным взглядом, от которого он должен был рассыпаться, но вместо этого Джеймс только повеселел.

Бет продержалась так еще две секунды, сохраняя серьезную мину. Потом усмехнулась, глядя, как он быстро и просто переместил елку.

— Гирлянды! — приказал он, щелкнув пальцами.

— Гирлянды, — послушно повторила Бет, доставая упакованные сказочные огоньки из сумки.

Понаблюдав какое-то время за Джеймсом, Бет достала две большие плоские коробки и, поставив их на кофейный столик, опустилась около него на колени. Она открыла первую коробку и улыбнулась: перед ней блестели и переливались огоньками серебряные игрушки и искусно сделанные миниатюрные декорации — серебряная труба, подсвечники, Санта-Клаус верхом на северном олене, тянущий за собой санки, мальчик-барабанщик, ангелы.

Затем, обратившись ко второй коробке, она подняла крышку и зажмурилась: яркие, светящиеся игрушки, укрепленные на многоцветных нитях блестящей мишуры, подмигивали ей в ослепительном калейдоскопе.

Рождественская сказка!

Рассмеявшись, Бет извлекла одну из игрушек. Пластиковый Санта-Клаус с завораживающей улыбкой на лице согнулся над мотоциклом с ошеломленным оленем на заднем сиденье.

— Думаю, это понравится Тимми, — самонадеянно изрек Джеймс, присаживаясь на диван напротив.

Бет строго посмотрела на него.

— Ну, хорошо. — Защищаясь, он поднял руки. — Я просто не мог не купить это. — Он осмотрел обе коробки. — Обменяемся мнениями?

— Что вниз, а что наверх? — серьезно размышляла Бет. — Надо исходить из того, что понравится Тимми.

— Он любит яркие цвета, — уверенно заявил Джеймс и добавил: — Но мы всегда смогли бы договориться.

— Давай все подряд, без разбора…

— Предложение принято единогласно. — Джеймс поднялся с дивана и протянул Бет свою мускулистую руку.

Без особых колебаний Бет ухватилась за нее и встала. От тепла его руки ее заполнило ощущение счастья. Здравый смысл тут же подсказал, что главное — не терять головы.

— Если хочешь, украшай нижние ветки, — проинструктировал он, — а я займусь верхними.

— Хорошо, Джеймс, — кротко согласилась Бет, пряча улыбку и выбирая серебряную игрушку.

Даже сейчас он не смог обойтись без приказов. Развешивая игрушки, она наблюдала за его руками, украшающими елку мишурой.

Взглянув на подсвечники, Бет задумалась: может, они будут лучше смотреться на верхних ветках? А вот эти игрушки? Какая лучше — красная или зеленая?

— Ради Бога, Бет, мы не успеем, если ты будешь по пять минут разглядывать каждое украшение.

Бет подняла голову, уловив знакомые раздраженные нотки в низком голосе. Он просто не мог быть с ней любезным более двух минут и снова начал придираться. А она-то наивно полагала, что ей будет весело!

— Может быть, хватит учить? — вспыхнула Бет и сразу пожалела об этом, но было уже поздно. — Почему ты все время намеренно травишь и взвинчиваешь меня?

Началось! С ним она постоянно теряет чувство юмора, становится сверхчувствительной и обидчивой.

— Я-а-а? — невозмутимо растянул он, задумчиво глядя на ее возмущенное лицо.

— Прекрасно знаешь, что ты!

— Ничего не могу с собой поделать, — наконец уступил Джеймс.

— А ты попытайся, — едко возразила Бет.

Наверное, это было забавно: сначала сердить ее, а потом наблюдать, как она горячится из-за пустяка. Вероятно, он проделывал такие же штучки со своими сестрами, когда был мальчиком.

— Тебя очень легко задеть.

— По крайней мере у меня нет извращенного чувства юмора…

— Ты прекрасно выглядишь, когда сердишься.

— А ты нет, — съязвила она и, подняв игрушку, бросила в него. Джеймс ловко поймал ее и повесил на елку.

Она вовсе не его сестра и не собирается быть козлом отпущения, если он в плохом настроении. Выбрав следующий снаряд, Бет бросила его прямо ему в голову. Джеймс поймал его с тем же проворством, что и первый, и повесил на еловую ветку.

— Давай еще, — спокойно поддразнивал он.

Конечно, это совсем не похоже на нормальное украшение елки, но достаточно эффективно, вынуждена была признать Бет.

Когда Джеймс повесил последнюю игрушку, Бет достала из коробки пригоршню пурпурных и светло-вишневых нитей мишуры и бросила их на ветки.

— Производит впечатление, — заметил Джеймс.

— Еще бы, — с удовлетворением согласилась Бет, отступая на шаг, чтобы полюбоваться работой. — Теперь серебряную звезду на верхушку. — Бет подняла ее со столика и хотела вручить Джеймсу.

— Я не достану. — Он вежливо улыбнулся и заметил: — У тебя в голове иголки.

— Возьми стул из кухни.

— Нет, я боюсь высоты, — печально сказал он, протянув руку к ее голове.

— Должно быть, боязнь высоты очень мешала тебе в горах, — съязвила Бет, стараясь не обращать внимания на то, как его пальцы перебирали ее волосы. — Ладно, я сделаю сама.

— Хорошо, — согласился он. — Как твое плечо?

— Мое плечо? — Она нахмурилась, сбитая с толку внезапной сменой темы. — Намного лучше.

— Прекрасно. — Неожиданно его сильные руки обхватили ее за талию и подняли. На мгновение его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом, а затем так же без усилий, как будто она была Тимми, он поднял ее выше, обхватив за бедра.

— Это не смешно, — пробормотала она.

В одной руке Бет держала серебряную звезду, другой сжимала его плечо, когда он двинулся к елке. Бет мысленно уговаривала себя быть спокойной. Но как это сделать, если его руки обнимали ее? Она чувствовала крепость его мышц, слышала его дыхание.

— Достанешь? — спросил Джеймс, запрокинув голову.

Впервые Бет имела преимущество в росте, и ей было интересно посмотреть на него свысока. Твердые контуры его лица смягчились. Казалось, он и выглядел моложе. Было что-то трогательное в едва различимых морщинках по сторонам темно-голубых глаз и вокруг рта. Неужели Джеймс Феннер уязвим? Да нет, наверняка это обман зрения, игра света и тени.

— Да, достану, — огрызнулась она.

— Наступает пора жить в мире и любить все человечество, — бодро проговорил Джеймс.

Бет проигнорировала его слова, стараясь поскорее прикрепить звезду к макушке.

— Кривовато, но выглядит очень эффектно, — восхищенно прокомментировал низкий голос.

Снова не обратив на него внимания, Бет передвинула звезду.

— Теперь опусти меня, — приказала она, посмотрев на него.

Джеймс выгнул темную бровь.

— Пожалуйста, — добавила она тихо.

Расслабив руки и давая ей возможность соскользнуть на пол, он, однако, не отпустил ее.

— Спасибо, — сладко промурлыкала Бет и многозначительно посмотрела на его руки, лежащие у нее на талии.

Но потом сразу нахмурилась, внезапно осознавая и затянувшуюся паузу, и пристальный взгляд голубых глаз, изучающий ее лицо и остановившийся теперь на ее губах с некоторой нерешительностью. Это еще что за игры? Она посмотрела на Джеймса пренебрежительно, изо всех сил стараясь не выходить из себя. Она не верит в его искренность, он просто блефует, пытается взволновать ее.

— Счастливого Рождества, — сдержанно проговорил низкий голос за секунду до того, как твердые губы коснулись ее щеки.

— Еще три дня до Рождества, — промямлила Бет. И тут же вскипела. Черт возьми, если он собрался ее целовать, пусть делает это по крайней мере как следует, а не так, как будто она его тетя — старая дева. И хотя эти слова не были произнесены вслух, они отчетливо отразились на ее лице.

Послужило ли это подсказкой ему? Бет с горечью признала свое поражение и, стараясь держать себя с большим достоинством, посмотрела ему в лицо.

— Я пойду посмотрю, не проснулся ли Тимми, — холодно сказала она.

— Счастливого Нового года, Бет, — растягивая слова, произнес Джеймс, наклоняясь к ней и касаясь губами ее лба.

— До Нового года еще почти две недели, — пробормотала она в нерешительности.

Почему он это делает? Бет в отчаянии пыталась найти ответ. Наверное, все это его забавляет. Но тогда почему она не уходит?

Она заставила себя взглянуть на него и почувствовала, что теряет самообладание. Темно-голубые глаза смотрели на нее безо всякой насмешки. Джеймс обнял и привлек ее к себе. Бет не сопротивлялась.

— С днем рождения, Бет.

Она почувствовала тепло его дыхания на своей щеке. Положив руку ей на затылок, Джеймс повернул к себе ее лицо.

— Мой день рождения только в янв…

Слова утонули в горле. Она содрогнулась, когда теплые губы наконец коснулись ее.

Бет закрыла глаза. Искушенные и опытные губы соблазняли и заставляли замолкнуть все разумные доводы и трезвые мысли, терпеливо упрашивая и лаская, дразня и приставая до тех пор, пока она сама в ответном порыве не устремилась в этот омут страсти. Ошеломленная, она приникла к нему, обвив руками его шею.

В этот момент что-то изменилось. Его поцелуи больше не были уговаривающими, они стали властными и требующими, губы — настойчивыми. Огненный жар растекался по всему телу, тепло мчалось по венам, доходя до каждого нервного окончания.

Затем неожиданно Джеймс поднял голову, его руки ослабили объятия.

Сбитая с толку, с неровным дыханием, Бет вглядывалась в его лицо большими изумленными глазами.

— Тимми, — сдержанно проговорил он. На скулах его заходили желваки. И только теперь до сознания Бет донесся еле слышный детский крик.

— Я п-пойду и п-проверю его.

Если бы она только могла уйти от его гипнотических глаз, которые держали ее! Собрав последние силы, Бет заставила себя отвернуться и неверными шагами поплелась к двери.

Как только она оказалась вне поля его зрения, Бет замедлила шаг, восстанавливая дыхание. Пульс стал почти нормальным. Главное сейчас — не обольщаться и не строить воздушные замки на основании одного поцелуя.

— Ну и что? — сурово спросила она у стены напротив. — Какой поцелуй? — Бет пожала плечами и глупо улыбнулась. Она не хотела сейчас быть благоразумной и здравомыслящей, не хотела забывать мгновения в объятиях Джеймса. Она жаждала переживать их снова и снова. Адреналин бил струей, распространяясь по телу теплыми покалывающими волнами. Бет поспешила в холл.

Заглянув в комнату Тимми, она увидела, что он лежит на спине и укоризненно глядит вверх — на бабочку над своей кроваткой.

— Томишься в одиночестве? — проговорила Бет, взяв малыша на руки.

Устроившись на ее груди, Тимми застенчиво улыбнулся.

— Не собираешься же ты стесняться меня, Тим? — Бет улыбнулась и обняла его. Она будет скучать по нему, когда Каролина вернется. Ее радостное настроение улетучилось, когда она поняла, что однажды это произойдет и она, по всей вероятности, никогда снова не увидит Тимми. Не увидит его первых шагов, не услышит первых слов, не будет наблюдать, как он растет.

Она посмотрела в простодушные голубые глазки, потрясенная своей реакцией на скорое расставание, возникшей в душе пустотой… О, неужели она превращается в наседку?

Бет никогда не считала свой инстинкт материнства слишком выраженным. И хотя всегда восхищалась, когда ее подруги из колледжа и школы демонстрировали своих крошечных отпрысков, но втайне предпочла бы иметь дело с уже подросшими, умеющими ходить детьми.

Конечно, она понимала, что это естественное положение вещей: однажды влюбиться, выйти замуж и завести детей. Но все это было где-то в туманном будущем. Не сейчас.

Бет закрыла глаза. Она наивно предполагала, что, когда придет это время, любовь ее не останется без ответа. Бет резко оборвала себя, но было слишком поздно — огонь желания в крови погас, она смирилась. По крайней мере, когда ей снова придется смотреть на Джеймса, она будет прочно стоять на ногах.

Бет уже подошла к холлу, когда услышала его голос. Он говорил по телефону. Воспользовался ее отсутствием, чтобы позвонить Джулии? Бет остолбенела. Вот и подтверждение того, каким незначительным и случайным был для него этот поцелуй.

Придав лицу бесстрастное выражение, Бет открыла дверь в холл и замерла, моментально все забыв при виде мерцающей рождественской елки и сказочных огней — единственного освещения в темной комнате.

Инстинктивно она посмотрела на Тимми, чтобы увидеть его реакцию, и улыбнулась от неожиданности — он неодобрительно уставился на темный потолок.

— Посмотри на елку, Тим, — проговорила она, чувствуя бесшумное приближение Джеймса по ковру. — Это рождественская сказка!

Тимми любезно посмотрел на елку и, решив, что этого достаточно, вернулся к изучению потолка.

— Если хоть однажды ты увидел рождественскую елку, ты увидел их все, — мягко засмеялась Бет, не в силах долее сдерживаться.

Она подняла голову и взглянула на Джеймса. Он тихо и лениво улыбнулся. Этого было достаточно, чтобы поколебать ее самообладание.

— Такая пресыщенность в шесть месяцев? — Джеймс поднял темную бровь и включил свет.

Услышав голос дяди, Тимми сразу же повернул голову с довольной улыбкой и начал размахивать ручками.

— Мне взять его? — предложил Джеймс.

Не желая поддаваться беззаботному тону его голоса, она передала Тимми в сильные руки. Посмотрев ему в лицо, Бет смутилась. Жесткие мужские черты смягчало выражение доброты. Как она могла предположить, что сможет снова посмотреть на него без воспоминания о том поцелуе?

Бет с отвращением подумала, что начинает зацикливаться, и быстро отвела глаза.

— Пойду приготовлю чай для Тимми.

Она решила, что с настоящего момента Тимми будет единственным мужчиной, занимающим ее мысли.

— Дай мне знать, когда все будет готово. — Джеймс подошел к дивану и сел, посадив Тимми к себе на колени. — Я попросил миссис Эндрюс посидеть с ним сегодня вечером, — добавил он.

Подойдя к двери, Бет остановилась.

— Почему? — Она взглянула на него с подозрением, не в состоянии поверить, что ее освобождают от обязанностей второй вечер подряд.

— Думаешь, надо и Тимми взять с нами? — Он задумчиво посмотрел в маленькое личико. — Я не уверен, что его манеры за столом подойдут. О да, еще его зубы, — добавил он.

— А мои подходят? — медленно спросила Бет, сощурив глаза и предполагая игру с его стороны.

— Черт возьми, Бет, ты перестанешь на меня так смотреть? — вдруг рассердился Джеймс. — Почему ты всегда ищешь скрытый подвох во всем, что бы я ни сказал и ни сделал?

— Потому что обычно так оно и бывает, — бросила она в ответ.

— Я пригласил тебя на обед, а не к себе в постель!

— Так как у меня нет привычки бросаться в постель к каждому, я не предполагала, что ты приглашал, — огрызнулась Бет, горячо желая, чтобы краска на ее лице была истолкована как возмущение, а отнюдь не впечатление от картины, нарисованной ее воображением.

— У меня обычно не возникает такой проблемы, когда я приглашаю женщину на обед, — сказал Джеймс, обращаясь к Тимми, который глядел круглыми зачарованными глазами на две пустые коробки из-под украшений на кофейном столике.

— Ты не пригласил меня, ты просто решил, что я пойду, — упорствовала Бет, понимая, что не права. — И я не женщина. Я — твой секретарь.

Она почувствовала, как нелепо это прозвучало. На лице Джеймса отразилось изумление.

— Сразу две неточности, — мягко засмеялся он.

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, — живо отреагировала Бет.

— А ты отлично знаешь, что ты — больше чем просто мой секретарь.

О, конечно! И в каком же смысле? Скептицизм вдруг сменился неуверенностью, когда она встретила его взгляд. Ее охватила дрожь. Джеймс опять дразнил ее!

— Так кто же я? — спросила она и где-то в глубине темно-голубых глаз увидела такие же колебание и нерешительность.

— Я не знаю, — прозвучал тихий ответ, который почти утонул в громком требовательном плаче.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Я не знаю, — жаловалась Бет водопроводным кранам в ванной, когда, завернув вымытую голову полотенцем, легла в теплую душистую воду. На Джеймса, который обычно четко формулировал свои мысли и привык быстро принимать верные решения, это явно было не похоже. Если бы не Тимми, который так некстати заявил о себе, вероятно, Джеймс и объяснил бы все в деталях. Но бедный малыш почувствовал себя голодным и заброшенным.

Однако Бет подозревала, что Джеймс, скорее всего, уже пожалел о своем признании и с облегчением воспринял вмешательство племянника. Позже он, конечно, не проявил желания возобновить тот интригующий разговор, хотя и возможности такой не было: надо было накормить и положить Тимми спать.

— Не могла бы ты быть готовой к семи? — небрежно спросил Джеймс, когда она вышла из комнаты Тимми, и, не давая ей времени ответить, исчез в своей комнате.

Выйдя из ванны, она быстро вытерлась и, накинув халат, пошла в свою спальню. Присев у туалетного столика с феном в руке, Бет приказала себе не думать о том, что происходит в голове Джеймса и почему сегодня вечером он не встречается с Джулией. Взглянув на себя в зеркало, она отметила явные признаки смущения и даже смятения.

Нет, надо постараться успокоиться. По крайней мере она избавлена от мучительных поисков ответа на вопрос, что надеть. Выбор ограничен. Бет похвалила себя за предусмотрительность: в самый последний момент она взяла с собой черное шелковое платье-джерси.

Это платье вполне удовлетворяло ее требованиям — простое и стильное, на все времена. В течение нескольких лет оно было ее любимым, в нем она всегда чувствовала себя уверенно. Именно этого ей сейчас и не хватало.

Застегнув молнию, Бет осмотрела себя в зеркале и поморщилась. Да, выглядит она усталой, темные тени вокруг глаз. К тому же она и чувствовала себя больной. В желудке болтанка, будто она каталась на американских горках.

Паника снова охватила ее. Приближающийся вечер будет полным провалом, катастрофой. Нет рабочей обстановки, нет Тимми — никакого буфера. Только она и Джеймс Феннер. Далекая от надежды поразить его интересным разговором, Бет представила, как будет сидеть напротив него, проглотив язык, будто неловкая девочка. Или еще хуже: после пары бокалов вина может уставиться на него влюбленными, мечтательными глазами. Ей самой стало смешно. Может быть, она преувеличивает?