Гэри Гибсон
Тяготению вопреки
ЛАБОРОКРЫСЫ
13 октября 2096 года. Бар «Святой в доспехах», Эдинбург
Началось это в тот день, когда сердце Кендрика Галлмона остановилось навсегда.
Боль обрушилась внезапно, и он рухнул, не в силах устоять на подгибающихся коленях. Взгляд его упал на грязный унитаз, дрожащие руки вцепились в фаянсовые края, уши заполнились хрипом судорожных вдохов. Его шумно вырвало, режущая боль пробежала по нервным окончаниям, как бежит по иссохшим ветвям огонь лесного пожара. Он видел, как белеют костяшки пальцев, жмущие фарфор, и подумал, не умирает ли он.
А потом боль смилостивилась и ушла, а он остался трястись от холода на кафельном полу, ловя ртом воздух. Тонкие хлопковые джинсы сразу промокли на коленях, во рту остался мерзкий вкус кислятины.
Засунув два дрожащих пальца за ворот рубашки, Кендрик потрогал кожу на груди. Холодная и гладкая, как у мраморной статуи.
Он взялся теми же пальцами за запястье, нащупывая пульс. Ничего не нашел, и понимание того, что это значит, бросило его в озноб, от которого застучали зубы. Он в ужасе застонал, уверенный, что как-то неправильно ищет пульс…
Хотя он знал правду. Что-то в нем изменилось навеки.
Кендрик встал, шатаясь, перед глазами резкими вспышками замелькали картины, закружилась голова. Пока она не прошла, ему пришлось прислониться плечом к изрисованной карандашом двери кабинки. Медленно, успокаивая себя, он стал дышать носом.
И вдруг так же внезапно, как появилась, боль схлынула - как уходит тихоокеанский шторм, оставив после себя разрушенную деревню, и только случайные отрывочные мысли плавали на затихающей поверхности разума, как разбросанный бурей мусор. Кендрик глянул в унитаз, скривился, нажимая на рычаг спуска воды.
Два долгих месяца без приступа - и вот на тебе.
Он повернулся, толкнул дверь кабинки. Перед ним под зеркалом с грязевыми потеками тянулся ряд умывальников. Вдруг открылась дверь, ворвалась громкая музыка, несущая волну пьяных разговоров. Вошел человек, и дверь захлопнулась, отрезав шум, сразу схлынувший до тихого бормотания на фоне приглушенных аккордов бас-гитары.
Что-то знакомое было в лице этого вошедшего. Где-то под пятьдесят, черная борода с сединой. Мешки под глазами - светлыми, водянисто-карими, и одет он был в длинный шерстяной плащ, еще мокрый от снега.
Чем-то знакомые, эти глаза уставились на Кендрика, все так же неуверенно прислоняющегося к стене кабинки. Он постарался справиться с приступом головокружения, понимая, что надо сейчас вспомнить что-то важное.
- Кен, что за хрень с тобой стряслась?
Питер? Питер Мак-Кован. Как же мог Кендрик его забыть? Мысли мешались, путались, будто какой-то занавес набросили на воспоминания.
Кендрик видел свое отражение в зеркале - выглядел он действительно дерьмово. Обойдя Мак-Кована, он пустил воду из крана, плеснул себе в лицо, но лучше не стало.
- Сильный приступ, - ответил он срывающимся голосом. Уточнять настроения не было.
- Насколько сильный?
- Очень сильный. - Кендрик кашлянул. - И не говори этого имени.
- А какое говорить?
- В любом случае - не мое настоящее.
Он нагнулся, прополоскал рот под струей воды, стараясь избавиться от непроходящего вкуса кислятины, сплюнул в раковину и выпрямился, снова мельком глянув на себя в зеркало.
Коротко стриженная голова, узкое лицо - привычный костистый, со впалыми щеками облик лаборокрыса. Но как-то он сумел устроиться лучше многих из них - учитывая, что эти многие уже мертвы.
В том же зеркале был виден позади Мак-Кован, тихо покачивающий головой.
- Малки торчит там в баре и гадает, что с тобой стряслось.
- Я к нему вернусь. - Кендрик отметил, что руки все еще слегка трясутся. Быть может, просто нервный срыв, а не признак поражения нервов одичавшим усилением. - Просто надо было быть готовым к такому, - бросил он через плечо.
И снова посмотрел на отражение Мак-Кована. «Что ж тут не то?» И чем дольше он стоял, тем сильнее наполняло его неодолимое чувство тревоги.
Снова накатила тошнота, он закрыл глаза. Надо просто извиниться - и домой, а с Малки это дело потом выяснить.
- Откровенно говоря, ты сейчас в плохой форме, судя по виду. Вряд ли тебе есть польза от лечения Харденбрука.
Кендрик медленно повернулся, внимательно посмотрел ему в лицо. Перед глазами засверкали яркие точки, за ними поднялась новая волна дезориентации, а с ней вдруг явилось понимание - внезапно ожившая память, будто это воспоминание заперли в темном чулане разума, и только сейчас оно вернулось - с тонкостью и изяществом пьяного удара кулаком.
Кендрик покачнулся, теряя равновесие, и Мак-Кован шагнул вперед, словно хотел помочь. Кендрик попятился, уперся спиной в умывальник, выставил вперед останавливающую ладонь.
- То есть ты хочешь сказать, что все с тобой в порядке, - сказал Мак-Кован.
- Что-то со мной происходит…
Началось, значит. Он наконец-то теряет рассудок. Все мысли насчет поиска средства против того, что у него внутри, показались вдруг дурацкими, смехотворными. И как же он мог так долго сам себя обманывать?
- Ты мне все-таки скажи, что с тобой такое, - настаивал собеседник.
«Мертвец, мертвец», - завертелось мантрой у Кендрика в мозгу.
Питер Мак-Кован, глядящий пустыми глазами в темный потолок склада, будто этот взгляд может пробить все слои Лабиринта и выйти к далекому солнцу…
Мак-Кован отодвинулся от двери, ведущей в бар, Кендрик метнулся мимо него, вцепился в ручку, повернул.
Знакомый шум бара стал чуть громче, Кендрик остановился у приоткрытой двери.
- Тебя здесь нет, - тихо сказал он, оборачиваясь проверить, не здесь ли все-таки покойник. Да, Мак-Кован все еще смотрел теми же спокойными глазами.
- Это было давно.
- Прости.
- За что? - спросил Мак-Кован, наклоняя голову набок.
- Что дал тебе умереть. Собеседник покачал головой:
- Нас бы никогда не выпустили оттуда обоих - это ты отлично знаешь. Мы оба знали, что из твоих родных еще кто-то мог выжить. Но не было никого, кто ждал бы меня, так что выбор был очевиден.
Это было уже слишком. Он много лет представлял себе, как оно было бы - последний раз поговорить с Питером, найти способ как-то понять, что между ними случилось. Вот сейчас такая возможность выпала, и вдруг оказалось, что он не хочет этого. Не готов.
Кендрик сообразил, что он стал жертвой какой-то жуть до чего правдоподобной галлюцинации, порожденной его усилениями: фантазии, наложившиеся на реальный мир. И что теперь? Совсем скоро он перестанет различать воображаемое и реальное? Это и происходило перед концом со всеми лаборокрысами, когда усиления сперва поглощали нервную систему, потом пожирали тело изнутри? И к каждому из них приходило его прошлое - буквально приходило?
Если это так, то лучше было бы погибнуть прежде.
- Я пришел тебе кое-что сказать. Скоро мне уходить, так что… ты слушаешь?
Кендрик уставился на дверную ручку. Здравый рассудок - по ту сторону двери…
- Хорошо, слушаю.
- Не верь Харденбруку. Этот гад опасен. Слышишь меня? Опасен.
Кендрик распахнул дверь. Но не успел выйти, как почувствовал, что призрак Питера Мак-Кована подступил сзади вплотную. Тень сгустилась надверной панели, и будто кровь у него вдруг замерзла.
- Еще одно, пока ты не ушел. - Кендрик даже ощутил тепло от призрака, пивное дыхание у себя на шее. - Чтобы ты знал, что я пришел помочь. Перед стойкой стоит кожаный чемодан - загляни в него.
- Не понял.
- Недалеко от входной двери.
Тень шевельнулась, и Кендрик представил себе, как бледная рука тянет его назад. Он шагнул в дверь и быстро захлопнул ее за собой, достаточно громко, чтобы к нему обернулись сидевшие неподалеку клиенты. Не замечая их взглядов, он повернулся к двери, через которую сейчас прошел. Осторожно приоткрыл.
Никого.
Но ведь никого и не было? Он в этом не сомневался.
Бар «Святой в доспехах» был узким и длинным, с выходящими на улицу окнами в торце зала и стойкой, тянущейся почти от входа до темных ниш в глубине. Кендрик повернул влево, к передней секции.
Между самой стойкой и высокими окнами стояли на помосте столы со стульями. Вечерний наплыв еще не начался, и за столами никого не было. У крайнего стола возле самого окна стоял кожаный чемоданчик, а на столе - недопитый стакан, будто кто-то очень поспешно уходил, забыв о багаже.
«Это идиотизм». Пережить неприятную галлюцинацию - это само по себе достаточно плохо, но уж прислушиваться к ней - верх идиотизма. Кендрик отвернулся от стола и чемодана и зашагал к Малки, устроившемуся за стойкой в самом конце. Спертый жаркий воздух вонял табаком и выпивкой - приятный контраст с собачьим холодом улицы.
Малки таращился куда-то в пространство, руки скрестил на груди, клетчатая рубашка натянулась на круглом пузе, обнажив прихотливый узор пряжки ковбойского ремня. Этой пряжкой Малки очень дорожил, и
одна из любимых историй дилера биотовара вертелась вокруг его первого и последнего визита в Лос-Анджелес, всего за несколько дней до того, как город внезапно перестал существовать. Маленький, кругленький, с редеющими блондинистыми волосами, зачесанными на неаккуратный прямой пробор, Малки не очень походил на жителя героического фронтира.
Кендрик сел рядом, и
Малки приподнял брови, улыбнулся:
- Я уж думал, ты домой пошел.
- Оставь, Малки, что-то мне плохо. По-настоящему. Конечно, это ему примерещилось, что сердце остановилось. Смешно. Остановилось бы, так он уже был бы мертв.
Рука снова непроизвольно поднялась и прикоснулась
пальцами
к груди. Малки вопросителъно
поднял
брови, и
Кендрик покачал головой:
- Даже не спрашивай. - Он чуть наклонил голову, поставив локти на стол, помассировал пальцами виски. Обернувшись на Малки, сумел вяло улыбнуться. - Похоже, начинаются галлюцинации.
Малки сел чуть прямее, и
Кендрику приятно было увидеть у него на лице выражение неподдельной заботы.
- Что случилось? Еще один приступ?
- Ага. Призраков теперь стал видеть.
Кендрик снова откинул голову, касаясь затылком прокуренных обоев, и
небрежно пожал плечами - вроде как невелика важность.
Малки встревожился еще сильнее.
- Тебе нужно к Харденбруку, прямо сейчас. Это серьезно.
- Не похоже, чтобы это у меня была финальная стадия чего бы то ни было, - ответил Кендрик. - Вот, посмотри.
Кендрик оттянул воротник футболки и наклонился ближе, оглядев сидящих поблизости. Но никто на них не смотрел.
Морщины и выпуклости, покрывающие кожу на грудной клетке, были заметны, но только едва. Не было признаков резких рубцов, отмечающих лаборокрыса в терминальной стадии бесконтрольного роста усиления.
- Видишь? Так что не бери в голову.
Малки глянул сердито, пока Кендрик пробежался взглядом по прочим посетителям бара. В основном акцент был здесь, как следовало ожидать, американский. Когда он только приехал в Шотландию, легче было помнить лица, но за последние годы это стало невозможным - наплыв беженце в от гражданской войны из США.
- А каких призраков?
- Обыкновенных. Покойников.
Кендрик вспомнил о своем виски и взял стакан. Повертел в руках, жалея, что нет более надежного способа заглушить воспоминания, которые призрак («Галлюцинация», - поправил он себя) у него вызвал.
Малки покачал головой:
- Тогда не говорить надо, а действовать. Тебе нужно лечение. - Он коснулся руки Кендрика, подносящей ко рту стакан. - И неплохо бы до тех пор обойтись без этого.
- Бумаги мне все равно нужны, - неразборчиво ответил Кендрик. - Потому я здесь.
Указанные «бумаги» превращали его в адвоката, который погиб в аду Лос-Анджелеса, и потому не сможет протестовать против такого присвоения его жизни.
- Не беспокойся, все уже сделано.
- Спасибо.
- Не за что.
Малки испытующе глянул на него. Кендрик допил виски, приятное тепло разлилось в желудке.
-
Послушай, я все равно завтра иду к Харденбруку, так что нет разницы - сейчас или тогда.
- Хорошо, признаю свое поражение. Так… чей призрак ты видел?
Кендрик раздраженно хмыкнул:
- Малки, ничего я не видел. Я вообразил, будто что-то вижу.
Алкоголь ощутимо сглаживал острые края мысли. Тем не менее Кендрик чувствовал, что балансирует на грани серьезного приступа паники. Может быть, если рассказать о недавнем переживании, удастся посмотреть на него объективно, отстранить от себя.
- Мне померещилось, будто я разговариваю с человеком, погибшим когда-то в Лабиринте. Когда я обернулся, он стоял передо мной, вот как ты сейчас. - Кендрик вздрогнул. - Плохо, что это ощущалось очень реально.
Малки, будто до него вдруг дошло, зажал себе рот рукой.
- Черт, блин, ты извини тогда. Наверняка это было трудно.
- Это было давно, - ответил Кендрик, повторив слова призрака.
Иллюзии, приступы… что же это может быть, как не далекое предвестие неумолимо подступающей смерти?
Он закрыл глаза, и шум бара вдруг стал далеким, приглушенным. В этой искусственной тишине Кендрик прислушался к стуку собственного сердца.
И ничего не услышал.
Но открыл глаза - и вот он сидит, все еще дышит, думает, явно живой. Значит, еще одна галлюцинация - ему представляется, что он мертвый, гулкий, безмолвный внутри.
Но миновал миг, и снова мир навалился на него. Иллюзия там или что, а прав Малки: надо немедленно идти к Харденбруку.
Отчего же он не пошел? Отчего верит слову покойника, фантома?
Вдруг он вспомнил бесхозный чемодан у дальнего конца стойки.
- …тогда больше не рассказывай, - говорил Малки. Кендрик встал, Малки посмотрел на него озабоченно.
- Теперь ты куда?
- Сейчас вернусь. «Глупо это», - подумал он.
И все равно поспешил к концу стойки, мельком разглядывая посетителей. Лица, которые он уже сотни раз видел, но никогда словом не перемолвился.
Недопитый стакан так и остался на столе. Чемодан на полу рядом с ним. Долго он здесь находиться не мог, иначе Люсия или кто-нибудь из работниц бара его бы уже заметил.
Кендрик сел на стул рядом и огляделся. А что, если вдруг появится владелец чемодана и увидит, как Кендрик в нем роется?
Дорогой с виду чемодан, мягкая кожа сливочного цвета, серебряный замочек блестит под лампами.
Чувствуя себя воришкой, Кендрик протянул руку и открыл чемодан.
Перед ним предстала мешанина проводов и всяких электронных штучек, все это обернуто вокруг кусков взрывчатки, похожей на пластилин. «И все это может быть частью какой-то сложной галлюцинации», - мелькнула мысль.
Лучше всего будет, если кто-то еще посмотрит и скажет, что видит. Он встал и шагнул к стойке:
- Люсия…
Она глянула на Кендрика и кивнула, здороваясь. Потом нахмурилась, будто что-то увидев в выражении его лица. Обслужив клиента, она вышла из-за стойки - высокая, внушительная. В предыдущей жизни она была военным инженером, а когда США входили в штопор гражданской войны, служила на Кубе в составе миротворческого контингента ООН. Потом череда других событий привела ее сюда, в «Святой в доспехах». Помимо работы в баре, она еще помогала Тодду соблюдать требования, предъявляемые безопасностью к владельцу «Святого» - которым совершенно случайно был Малки.
Она посмотрела на Кендрика:
- Что случилось?
Голос ее был так низок, что его можно было бы и баритоном назвать.
- Посмотри и скажи, не мерещится ли мне. Он показал на открытый чемодан.
Люсия шагнула, заглянула внутрь. Глазау нее стали большие-большие, почти как блюдца,
смуглая испанская кожа заметно побледнела. Зайдя за
стойку, она щелкнула выключателем, отрубая музыку. Зажегся свет, разговоры оборвались на полуслове.
- Бар закрыт! - крикнул Люсия. - Всем покинуть помещение - живо!
Кое-кто из
завсегдатаев только осклабился - будто в ответ на классную шутку. Остальные застыли в недоумении. Кендрик глянул через зал
«Святого» и увидел, как Малки резко выпрямился, и на
лице его попеременно сменялись выражение недоумения и гнева
- Все вон, немедленно! - заревела снова Люсия, громоподобно хлопая руками над головой. Кендрик нервозно смотрел на открытый чемодан. Слышно было, как Малки заорал примерно то же самое, с перепуганным лицом открывая настежь пожарный выход.
Малки поспешил к Кендрику, пока Люсия выгоняла на улицу остальных сотрудников и посетителей. Недовольно бурча и задавая ненужные вопросы, они выходили в ледяную ночь.
- В чемодане, - показал Кендрик.
Малки шагнул к столу и тяжело сел на табурет. Наклонился, будто хотел голову в чемодан сунуть. Сердитая гримаса сменилась ужасом.
- Ой, черт! - шепнул он. - Ведь придется же копов звать.
Он оглянулся на Люсию, подошедшую сзади. Ее стараниями в баре стало тихо и пусто.
- Давай отсюда, - сказал Малки, уводя Кендрика за руку. - Если я вызываю копов, тебе уж точно не стоит тут ошиваться.
- Но мои документы…
- …обычную полицейскую проверку выдержат. Но есть ли смысл искушать судьбу? Выберемся отсюда, я позвоню копам, чтобы они приехали и разрядили эту штуку, пока она меня без средств на прокорм не оставила.
- Если меня будут допрашивать…
- Я же сказал, я знаю. Выйдем задним входом. Люсия, поднимись наверх, проверь, чтобы там никого не было. Если есть - выгоняй на улицу.
У Кендрика, конечно, было удостоверение еврогражданина, но измененное незаконным образом для сокрытия его прошлого лаборокрыса - в противном случае его передвижения были бы строго ограничены. Это удостоверение не обязательно даже было с собой носить; на самом деле граждане Европейского Легислата не были обязаны это делать. Но в некоторых обстоятельствах - например, тревога из-за бомбы, - проверки биографии могут быть куда глубже обычных. Будь у него даже удостоверение из АЛ, которое обещал Малки, даже оно могло бы не выдержать полной проверки, устрой ее какой-нибудь комитет по расследованию Легислата в желании искоренить терроризм.
Добравшись до стены опустевшего бара, Малки наклонился через стойку и взял длинную палку от метлы, закрепленную на стене. На конце ее был железный крюк. Малки отодвинул стол и пару стульев, и тогда Кендрик увидел в полу люк. Аккуратно зацепив крышку люка за железное кольцо, Малки оттащил ее в сторону.
- Камеры есть? - спросил Кендрик. - И что-нибудь, что полиция сможет против меня использовать?
- И то есть, и другое. Но как только ты смоешься, я попрошу Тодда немедленно поменять память системы наблюдения. Ты не поверишь, но он умеет работать быстро, когда ему надо.
В открытом люке виднелась уходящая в темноту лестница Малки быстро спустился, Кендрик без колебаний полез за ним.
Они оказались на полу погреба. Здесь было темно, но включились усиленные органы чувств Кендрика, и вокруг сразу прояснилось. Он увидел грубо оштукатуренные стены, голые половицы, большие металлические гробы, штабелями сложенные у стен. Когда Малки открыл дверь в дальнем конце погреба, в нос ударил запах выдохшегося пива.
- Сюда.
Владелец бара шагнул в темноту. Кендрик за ним, идя по липкому от струек пива полу. Пройдя через дверь, он оказался в запущенном саду, выходящем в узкий переулок, блестящий инеем.
Холодный ветер резанул лицо. Уже не один десяток лет как Гольфстрим был отведен, и лето в Шотландии тянулось едва лишь полтора месяца. Глобальное потепление изменило ход воздушных течений над тропиками так, что экваториальное тепло до северной Европы уже не доходило. В высоких северных широтах температуры рухнули вниз, и люди мрачно гадали, не начало ли это нового ледникового периода.
Малки ждал Кендрика.
- А теперь скажи, что там случилось? - с заинтересованным лицом спросил он.
- Бомба была в баре.
- Откуда ты узнал? Ты ведь не сам ее подложил?
- Да ладно, брось, я… - Но что он мог сейчас сказать? Уж точно не правду. Малки решит, что это ложь, и Кендрик его поймет лучше всякого другого. - Узнал, как любой лаборокрыс узнал бы, - сымпровизировал Кендрик. В общем-то вполне правдоподобное объяснение.
Малки уставился на него, недоверчиво раскрыв рот.
- Ты хочешь сказать, что ты ее учуял? Прямо с другого конца бара? Брось, Кендрик, на такое даже лаборокрыс не способен. Тебя ведь кто-то предупредил?
- Слушай, сейчас нет времени. Пока никого нет, мне надо исчезнуть, о\'кей? Держи меня в курсе.
Кендрик поднял руку в прощальном жесте и поспешил прочь, физически ощущая спиной подозрительный взгляд Малки.
Кендрик не видел, как эта фигура вышла из темноты возле припаркованных машин, но что за ним пристроился хвост, понял сразу. Он свернул в конце квартала за угол и там подождал секунду, пока появился преследователь. Кендрик схватил его за плечо и развернул лицом к себе.
- Полегче! - сказал человек, и по акценту в нем безошибочно можно было узнать американца. - Полегче, я только поговорить с тобой хочу.
- О чем? Это ты бомбу в бар подложил? Незнакомец вытаращил глаза:
- Так вот что это было? Господи, а я-то голову ломал, что там случилось.
- Ты тоже там был?
- Да, тебя искал. А потом всех вытолкали на улицу. - Он улыбнулся. - Ты меня не помнишь?
- Нет.
Это было неправдой. Что-то знакомое было в лице этого человека. Но совсем не так, как когда он в баре увидел призрака: на этот раз не было ни тошноты, ни ощущения нависшего ужаса, ничего из симптомов-предвестников приступа. Кем бы этот человек ни был, видением он не был точно.
- Лабиринт, ну? Хотя давно было.
- Боюсь, не припоминаю. Незнакомец засмеялся:
- Ну, мы никогда на самом деле не разговаривали. Я Эрик Уитсетт.
- Но вы же были…
- Ага, в коме. Но пришел в себя через год после того, как меня из Лабиринта вытащили. Когда ты не появился на улице, я подумал, что, значит, вышел каким-то черным ходом. И вот я здесь.
Кендрик покачал головой:
- Мистер Уитсетт, я прошу прощения, что вас не узнал. Просто…
- Просто много времени прошло, понимаю. Послушай, я за тобой не шпионю или чего-нибудь в этом роде. Но мне нужно с тобой поговорить.
За несколько кварталов послышался приближающийся звук сирен.
- Наверное, Эрик, придется нам сперва пройтись.
Они перешли улицу и пошли дальше - Кендрик впереди, Эрик за ним. Кендрик срезал по диагонали через Парламент-сквер и остановил Уитсетта, упершись ему ладонью в грудь.
- Я не знаю, Эрик, зачем ты здесь и что тебе от меня нужно, но ты должен знать: мне очень не нравится, что меня раскрыли.
Он говорил тихо, потому что вокруг было много людей, они входили и выходили в яркие мерцающие трехмерные проекции из витрин лавок, танцующие и мерцающие для привлечения внимания. Тихая какофония звоночков продаж воспринималась еле-еле. Уитсетт покачал головой:
- Я не шантажировать тебя приехал. Я просто надеюсь, что способен тебе помочь. Меня послал Бадди, а его ты вряд ли забыл.
- Ладно, ты меня заинтересовал. Так что тебе нужно?
- Ты слыхал о гибели? О гибели лаборокрысов? Кендрик открыл рот, но закрыл его, ничего не сказав.
Были сообщения о смерти одного или двух человек, много лет назад свидетельствовавших против режима Уилбера; в частности, против Антона Зирацки, хотя тут процесс был посмертным.
- Слыхал я про Адамса и Галагера, что их убили. И кто - неизвестно.
- Это правда, но были и другие, о которых ты мог не слышать: Перес, Захс, Гауптманн, Стиллвелл. Они все мертвы.
Пока Уитсетт говорил, Кендрик его рассматривал. Маленький, кругленький, с пышной бородой. В воспоминаниях Кендрика он был почти неодушевленной тенью, можно считать, предыдущей стадией перед мертвецом. Но вот он, жив-здоров, и это давало Кендрику основания для надежды. Если мог поправиться Уитсетт, то, может быть, любому это доступно?
- Их я помню, - медленно сказал Кендрик, - но уже несколько лет ни от одного ничего до меня не доходило. Ты хочешь сказать, что их кто-то убил?
- Именно это я и хочу сказать. Но охотятся не за всеми лаборокрысами, а только за участниками экспериментальной программы, в которой были ты и я. Определенно что-то происходит.
- Ты хочешь сказать, что кто-то подложил бомбу, чтобы убить меня?
- Я не вижу иного объяснения, а ты? Похоже, что, хоть ты и пытался жить инкогнито, кто-то тебя расшифровал.
- Это не объясняет, откуда ты, Эрик, узнал, где меня искать.
- У тебя те же координаты, что были, когда ты в прошлый раз виделся с Бадди?
- Ага, и это он тебе сказал, где меня искать, - кивнул Уитсетт. - Но тебе стоит знать, что я уже несколько лет Бадди не видел. Мы уже не общаемся как раньше.
Сирены зазвучали очень близко, а двое собеседников еще были недостаточно далеко от «Святого». Не сговариваясь, они снова пошли бок о бок.
Пройдя еще один переулок и перейдя широкую улицу за ним, они продолжали идти, в целом держа направление на центр города. Кендрик заметил, что Уитсетт поднял воротник пиджака, туго обмотал шею шарфом. Ночь выпала холоднее обычной, но Кендрик подозревал, что у Эрика есть и другие причины так тщательно себя закрывать.
- Вы с Бадди были оба в Семнадцатом одновременно со мной. Я очень слабо все это помню и потому могу считать себя одним из счастливцев.
- Счастливцы - это те, кого там не было. Если ты или Бадди знаете, кто хотел бы подложить бомбу, очень мило с вашей стороны было бы просто мне сказать.
- Это… а, черт!
В дальнем конце улицы вспыхнули фары, и мимо медленно проехал полицейский автомобиль-робот, щетинясь объективами и сенсорами. Двое переждали его в тени и двинулись дальше, быстро свернув за угол и выйдя из его поля зрения.
- Что сейчас куда важнее, - продолжал Уитсетт, - это знать, что не только тебе мерещатся странные вещи.
- Откуда ты?..
Уитсетт остановился в темном дверном проеме и размотал шарф. Кендрик увидел десятки темных выпуклых шрамов, выходящих из-под рубашки, как темные ветви, сходящиеся к основанию черепа. Подбородок и щеки распухли, искривились.
Сколько еще осталось жить Уитсетту, Кендрик угадать не мог, но, судя по виду, меньше года.
- Послушай, мне жаль, что с тобой так получилось. И у меня тоже усиления одичали. Так что я тебе сочувствую.
Уитсетт рассмеялся низким горловым смехом, от которого затряслось его небольшое тело.
- Тебе неприятно было смотреть, прости. У меня много было времени, чтобы свыкнуться с тем, что случилось со мной, - как и у всех у нас. Что будет - то будет. Знаешь, здесь, наверное, не лучшее место, и не пойти ли нам куда-нибудь, где можно пропустить по стаканчику? Нам многое нужно обсудить.
- Может, сначала ты мог бы ответить на мой вопрос? Если ты знаешь, если у тебя есть хоть какая-то догадка, кто подложил бомбу, ты должен мне сказать.
Уитсетт огляделся и покачал головой.
- Ладно. Почти наверняка это «Лос Муэртос», но точно сказать я бы не решился.
Кендрик рассмеялся:
- Так далеко от Лабиринта? За каким бы чертом им…
- Послушай, все-таки не лучшее место и время для обсуждения подобных вопросов. Давай лучше увидимся в ближайшее время. Завтра, скажем?
- Возможно.
- Всего лишь «возможно»?
- Я не понял, почему Бадди сам не может приехать и поговорить со мной лично.
Уитсетт вздохнул и достал мобил.
- Послушай, пока тут еще какой-нибудь полицейский автомобиль не проехал, первым делом я хочу сделать так, чтобы мы могли связаться друг с другом.
Кендрик поколебался, потом пожал плечами и достал свой мобил. Они включили приборы, дали им связаться друг с другом и обменяться контактной информацией.
Уитсетт улыбался, но лицо у него стало более закрытым. Он застегнул пальто, сперва тщательно завернув шарфом шею.
- Я рад, что сейчас холодно, а то куда труднее было бы это скрыть. Отвечаю на твой вопрос: у Бадди сейчас полно хлопот, он тут организует… - пауза, - …разные вещи. Тут скорее другое… я думаю, он удивился, что ты на него не стал выходить.
Уитсетт помолчал и вернулся к прежней теме:
- А что ты видел - в своих видениях? Кендрик тоже помолчал, формулируя ответ.
- Прости, я еще не готов об этом говорить. Что-то видел. Какая разница?
Но Уитсетт настаивал:
- Зеленое вокруг, да? И крылатый…
- Прошу тебя, оставь. Я буду рад это с тобой обсудить в другой раз, но не сейчас.
Кендрик подумал, не выразил ли он на лице страха. Уитсетт смотрел на него изучающими спокойными глазами, заставляя Кендрика чувствовать себя так, будто его оценивают и судят. Он отвернулся.
- Скоро поговорим, - сказал он Уитсетту, и получилось резче, чем он хотел. - До свидания.
Уитсетт кивнул:
- Я буду на связи.
Кендрик быстро пошел прочь, не желая обернуться и увидеть, что никого там нет.
Вернуться домой - это был не вариант. По крайней мере сегодня. Если Малки с Тоддом не смогли убрать его с записей наблюдения в «Святом», если кто-то знает, кто он, и хочет его убить по каким-то непонятным причинам, то безмятежно шагать к себе домой - вряд ли хорошее решение. Кендрик замедлил шаг, сообразив, что больше идти некуда.
Через минуту какой-то инстинкт направил его к дому Кэролайн. Вряд ли она будет счастлива его видеть, но куда еще? Кроме того, хотелось сейчас видеть кого-то знакомого, кого-то, испытавшего то же, что и он.
Отойдя всего на полквартала, Кендрик обернулся и увидел, что Уитсетта нет. Рассматривая то место, где они только что разговаривали, Кендрик непроизвольно сжал кулаки. «Настоящий, - решил он. - Он был настоящий».
Дорога через центр по направлению к Стокбриджу заняла у него тридцать пять минут. Быстрый шаг и холодный воздух помогли снова обострить чувства, до того заглушённые едва прошедшей тошнотой. Сжав ладонью мобил, он шагнул ко входу модернизированного жилого дома, где на верхнем этаже жила в собственной квартире Кэролайн Винченцо. Лестничная клетка, хорошо просматриваемая сквозь закаленное стекло входа, была ярко освещена. Тщательно и уверенно он заглушил голоса в мозгу, выкрикивающие ему все причины, почему ему здесь быть нельзя.
Можно было воспользоваться шифровальным ключом Кэролайн - все еще хранимым после стольких лет в памяти мобила, но вряд ли Кэролайн бы это понравилось. Поэтому Кендрик коснулся мобилом уха и стал ждать ответа Кэролайн.
Резко вспыхнула боль в затылке, и Кендрик покачнулся, свалился спиной на стенку вестибюля.
«Только не это, - подумал он. - Только не второй раз за один вечер».
На грани истерики он тяжело и быстро задышал, сползая вдоль стенки, упираясь спиной в дверь, опустился ягодицами на холодный бетон. Яркие вспышки сверкали стробоскопом на краю поля зрения. Желчь поднималась к горлу.
Он глянул на мобил, лежащий в ладони, и тот тихо дзинькнул. «Давай, - подумал Кендрик. - Может, ее просто нет дома. Наверное…»
Цунами боли накатило на него, и он поддался, как раз когда улица скрылась с глаз. И тут произошла невероятная вещь… боль исчезла мгновенно.
Он перенесся куда-то в иное место, и теплый ветер обдувал голову. Воздух вокруг был густи сладок, как мед. И было то же, что и раньше: фигура, порожденная глубинами его разума, колыхалась на легком ветерке на сверкающих под золотым солнцем крыльях.
Эти крылья росли невозможным образом из плеч крошечного гомункулуса, быть может, с ладонь ростом. Они были широко раскрыты, переливались и играли, ловя какое-то невидимое течение. Безмятежное лицо создания - слишком похожее на человеческое - смотрело на Кендрика с веселым презрением.
Ощущение было такое, будто он сам сжался к точке простого осознания, подвешенной в воздухе, а мысли будто заперли в каком-то плотном текучем янтаре. Вдруг у мальчика с паутинными крылышками сделался скучающий вид, и он метнулся прочь с невероятной быстротой. Кендрик смотрел вслед фигурке, летящей над пейзажем, рожденным из снов.
Он стоял в каком-то саду, окружающем группу низких зданий офисного вида, и белые стены их светились, будто излучали внутренний свет. А еще дальше сад окружали высокие деревья. Земля с двух сторон закруглялась внутрь, вверх, и края ее сходились далеко в вышине над головой, так что Кендрик стоял внутри огромного цилиндра.
Он бывал уже здесь, всегда в судорогах сильного приступа, выворачивающего тело и нервы, всегда оставляющего ощущение разбитости, тошноту и изможденность. Этого мальчика с паутинными крылышками он тоже видел… и этот странный сад, и дома посередине него.
Мальчик в воздухе лениво шевелил крыльями, паря над высокой некошеной травой.
Кендрик поднял голову, посмотрел на окружающие этот мир стены, гадая, почему из всех мест на свете ему приснилось именно это…
И снова оказался в Эдинбурге, и хриплое дыхание болезненно ощущалось воспаленным горлом, а над ним склонилась Кэролайн - он сразу же понял, что она втащила его из вестибюля туда, где он сейчас лежит у подножия лестницы. Гнев и беспокойство сменяли друг друга у нее на лице, и он закрыл глаза, ожидая, пока пройдет боль.
13 октября 2096 года. Квартира Кэролайн Винченцо, Эдинбург
Кендрик снял футболку через голову и стал рассматривать свою голую грудь в зеркале ванной, отмечая линии, пересекающие бедра, загибающиеся вокруг грудной клетки, продолжающиеся под левой рукой и на спине, потом резко поднимающиеся у основания черепа, чтобы уйти еще глубже под кожу. Эти линии остались у него с дней Лабиринта, и теперь, когда его усиления одичали, их скоро станет больше - это вопрос времени. Они сейчас стали тверже на ощупь, будто стальные тросы, перекрещенные под кожей.
Потом он поднес два пальца к запястью и нащупал пульс, но вместо знакомого всю жизнь ритма ощутил ровное биение, будто у машины, а не у живого.
Он подался ближе к зеркалу, рассматривая легкое покраснение щек - ему были видны детали, о которых человек без усилений даже не догадался бы. Что-то поддерживало жизнь в его теле, качало кровь по артериям. Но это не было сердце - оно замолчало.