Роберт Блох

Спящая красавица

– Новый Орлеан, – произнес Морган, – Страна грез.

– Верно, – кивнул бармен. – Так и в песне поется.

– Я помню, как об этом пела Конни Босуэлл, когда я был еще совсем мальчишкой, – сообщил ему Морган. – И решил, что когда-нибудь переверну этот город, чтобы найти самого себя. Но только хотел бы я знать, где же она?

– Она?

– Страна грез, – прошептал Морган. – Куда все исчезло? – Он наклонился вперед, и бармен вновь наполнил его стакан. – Взять, к примеру, Бэйсин-Стрит. Это всего лишь вшивая железнодорожная ветка. А трамвай «Желание»[1] – это автобус.

– Но был трамваем, точно, – заверил бармен. – Просто потом его убрали из Квартала и сделали на всех улицах одностороннее движение. Это прогресс, Мак.

– Прогресс! – Морган отхлебнул из стакана. – Побывал я сегодня в этом Квартале. Музей,[2] Джексон-сквер, Аллея Пиратов, церковь святого Антония, заутреня, фабрики. Приманка для туристов, и только.

– Погоди, погоди, – возразил бармен. – А все эти старые здания с балкончиками, решеточками и прочими безделицами – это как?

– Видел я их, – признал Морган. – Но проходишь мимо одного из таких славных старых домишек с зелеными ставнями – и что зришь прямо у следующей двери? Прачечный автомат, вот что. Прачечный автомат в Vieux Carre.[3] Вышибли старых негритянских мамочек-южанок и поставили на их место стиральные машины. Если где и прячется колоритная атмосфера старины, так это за стенами в частных патио. А на нашу долго остались антикварные магазины на Ройял-стрит, набитые аляповатой дребеденью, которую приволокли из Далекого Бруклина.

Бармен пожал плечами.

– Но ведь есть еще Бурбон-стрит.

Морган скривился.

– Я заглянул на Бурбон, прежде чем прийти сюда. Большая неоновая пустышка. Каменные кубы и стриптиз-клубы. Имитация Диксиленда для шведских туристов из Миннесоты.

– Полегче, Мак, – предупредил бармен. – Я сам из Дулута.

– Ну, так и есть, – Морган принялся за новую порцию выпивки. – Во всем городе ни одного коренного жителя, ни одного подлинного местечка. Что там поется в песне о малышках креолках с сияющими глазками? Я видел лишь толпу второсортных шлюх, в которых нет никакой загадки, и ни тени очарования старого Цинциннати.

Бармен, не дожидаясь заказа, вновь наклонил бутылку.

– Ага, теперь усек, Мак, – пробормотал он. – Ты, небось, хочешь встряхнуться, а? Ладно, я знаю одно местечко…

Морган замотал головой.

– Не сомневаюсь, что знаешь; Все знают местечки. Я шел на север, и до того, как; пересек Рэмпарт, меня останавливали трижды. Таксисты. Хотели затащить в какие-то вертепы. И что оказалось главной приманкой, торговым знаком? Кондиционеры воздуха, вот что. Человек ждет полжизни, копит деньги на это путешествие, а страна грез оборачивается пузырем с кондиционированным воздухом.

Он встал и налетел на стул.

– Открою тебе секрет, – сказал Морган. – Если бы Жан Лафитт[4] жил в наше время, он стал бы водителем такси.

Пошатываясь, он выбрался из забегаловки и остановился на тротуаре, жадно вдыхая сырой промозглый воздух. Кругом все было в тумане: На улицах туман. В мозгу туман.

Впрочем, он знал, где находится: на севере – Рэмпарт, на востоке – Канал и отель Юнга. Он не заблудился, несмотря на туман.

Неожиданно Моргану захотелось заблудиться. Избавиться от этого наваждения и повернуть на маленькую боковую улочку, где трава пробивается сквозь булыжники мостовой и во всех домиках окна на ночь закрываются ставнями. Там не было ни машин, ни прохожих, и если бы не фонари, то он легко мог бы вообразить себя в старом Новом Орлеане. В настоящем Орлеане – городе песен и сказок, городе Болдена, Оливера и малыша по имени Сатч.[5]

Таким город когда-то был, таким Морган его знал. Затем началась Первая Мировая война – и закрыли Сторивилл. А после Второй Мировой превратили Бурбон-стрит в ярмарочный балаган для солдафонов и депутатов. Туристам это пришлось по вкусу: они ходили на Марди Гра, обедали у Арно, дегустировали сазерак в Доме Абсента и возвращались домой совершенно счастливыми.[6]

Но Морган не был туристом. Он был романтиком, искавшим страну грез.

Забудь о ней, сказал он себе.

И поплелся вперед, пытаясь забыть, но не смог. Туман сгустился – точнее, оба тумана стали гуще. Из тумана внутреннего выплывали фразы старых песен и образы древних легенд. Из тумана внешнего возникли развалины стен кладбища Сент-Луис. Великолепное кладбище Сент-Луис, как было сказано в путеводителе.

Ладно, к дьяволу путеводители. Это было как раз то, что искал Морган. За этими стенами и был настоящий Нью-Орлеан. Разрушенный, мертвый, зарытый и гниющий во славе.

Морган отыскал закопченные ворота. Они были заперты. Он поглядел сквозь прутья решетки и заметил неясные туманные фигуры. Внутри были призраки, настоящие призраки. Он видел, как они молча стояли – белые, смутные… они кивали ему, манили к себе. Они хотели, чтобы Морган пришел к ним, и это вполне соответствовало его настроению. Туда, внутрь, к другим мертвым романтикам…

– Что это вы делаете, мистер?

Морган повернулся и привалился спиной к воротам. На него во все глаза глядел маленький человечек – маленький, седенький и с открытым ртом, из которого несло странным сладковатым запахом.

Еще один призрак, сказал себе Морган. Смрад разложения…

Но это был всего лишь алкоголь. И старичок был реален, хотя лицо его туманилось, а в глазах клубилась мгла.

– Вам туда не войти, мистер, – произнес он. – Ночью здесь заперто.

Морган кивнул.

– Вы сторож? – спросил он.

– Нет. Я просто случайно проходил мимо.

– Я тоже. – Морган указал на аллею за воротами. – Будь я проклят, впервые вижу в этом городе место, Которое выглядит настоящим.

Старичок улыбнулся, и Моргана снова обдало болезненно-сладким запахом.

– Вы правы, – сказал старик. – Все настоящее мертво. Ангелов заметили?

– Я думал, это призраки, – признался Морган.

– Может, и так. Помимо изваяний, там внутри масса интересных вещей. Надгробия видели? Поскольку почва здесь болотистая, всех хоронят над землей. А те, кому гробницы не по карману, просто арендуют склеп в пределах кладбища. Можно снять хоть на месяц, если захочется. Но попробуйте вовремя не внести плату – и вашего дедулю выставят в два счета! Если, конечно, похитители трупов не выроют его раньше. – Старичок захихикал. – Видите решетки и цепи на дверях? – спросил он. – Это богачи их понавесили. Надо же как-то защитить своих усопших от похитителей тел. Кое-кто плетет, что грабители могил охотятся за драгоценностями и прочим добром. Другие толкуют, что черномазым нужны кости для обрядов вуду. Я бы мог вам порассказать…

Морган глубоко вздохнул.

– С удовольствием послушаю ваши рассказы, – сказал он. – Может, пойдем куда-нибудь выпьем?

– Не откажусь, – поклонился старичок.

В обычных обстоятельствах Морган нашел бы это зрелище смешным. Но сейчас оно казалось ему вполне естественным. Казалось вполне естественным, что этот маленький человечек ведет его петляющими улочками в густеющий туман. Казалось естественным, что в конце концов старичок привел его в сомнительный бар с единственной тусклой лампочкой над занавешенным окном. И он не удивился, когда незнакомец, не спрашивая Моргана, заказал выпивку на двоих.

Толстый бармен с изрытым оспой лицом, которое не выражало абсолютно ничего, поставил перед ними стаканы. Морган воззрился на мутную зеленоватую жидкость. Она походила на конденсированный туман, но от нее исходил тот же странный болезненно-сладкий запах, который был уже знаком Моргану.

– Абсент, – промурлыкал старичок. – Обычно его не подают, но меня здесь знают. – Он поднял стакан, – За старые добрые времена, – провозгласил он торжественно.

– За них.

Напиток отдавал лакрицей и жег огнем.

– Здесь меня все знают, – сказал незнакомец. – Я приехал в Сторивидл в девятьсот втором, – Так и не смог избавиться от акцента, но сразу же стал настоящим южанином. Настоящим профессионалом, можно сказать. – Он захихикал, но смех перешел в хриплый кашель. – В горле пересохло, – объяснил старичок.

Морган поманил бармена. Стаканы наполнились зеленоватой жидкостью и затем опустели. В течение следующего часа уровень жидкости несколько раз поднимался и падал. Так же поднимался и падал голос старичка, и вместе с этим голосом поднимался и падал Морган.

Однако никакой паники он не испытывал. Казалось вполне естественным, что он сидит в пустом маленьком баре с этим дряхлым обтрепанным пьянчужкой, который рассматривает его глазами цвета молочно-белого мрамора.

И Морган совершенно непринужденно рассказал о том, как разочаровал его Новый Орлеан, как хотелось ему приехать сюда, осмотреть Мэхогани Холл и Айвори Пэлас…[7]

– Сторивилл, – произнес старичок. – О нем я могу рассказать вам все, что пожелаете. Говорю же, я был профессиональным южанином. – Он опять заперхал и выдохнул. – У меня было по шесть цыпочек на квартал, – сказал он. – Сейчас, глядя на меня, трудно поверить, что тогда я был здоровым и красивым парнем. И я преуспевал. У меня был свой выезд, негр-кучер и все прочее. Когда появились автомобили, я нанял себе шофера. Гетры менял ежедневно в течение всей недели. – Старичок поднял стакан. – Шесть курочек, роскошный дом… Профессор в приемной, наверху в каждой комнате зеркала по всем стенам. Бармен дежурил по двадцать четыре часа в сутки, на шампанское всегда был грандиозный спрос. А посмотреть на живопись маслом приезжали аж из самого Мемфиса.

– И никаких кондиционеров? – пробурчал Морган.

– А что это?

– Не важно. Дальше.

– Мы называли его Дворцом, – промурлыкал старичок. – Это и был Дворец. Когда девушки в вечерних платьях, покачивая пышными прическами, прикрываясь веерами и стреляя из-за них глазками, спускались вниз – они выглядели как королевы.

А с клиентами мы обходились, как с королями. Тогда в этом деле все было по-другому. Мы разбирались в фантазиях и причудах, мы умели показать человеку, как можно хорошо провести время. Мы не заманивали клиентов, чтобы отработать дешевый трюк и затем выпихнуть восвояси. Мы устраивали непринужденные вечера, в которых была и изысканность, и свежесть, и немного романтики… – Он вздохнул. – Но военные закрыли Сторивилл. Джазовые оркестры переехали на север, профессора подались в чистильщики обуви, а я продал все картины. Но все же мне повезло больше, чем другим. Я успел взять свое. Даже Дворец сохранил, правда, запер все, кроме своей комнатки внизу. Теперь там нет никого, кроме меня и Красной Королевы.

– Красная Королева?

– Я же говорил, что был профессионалом. Многие ходы закрылись, но это не означает, что, все ветераны размякли и сдались. Я все еще держусь на плаву, понимаете? Сентиментальный жест, так сказать, улавливаете? Всего одна цыпочка, но этого хватает. Достаточно для тех, кто может это оценить, кто желает ощутить атмосферу старых времен, старых манер…

Выпивка обожгла Моргану глотку.;

– Вы хотите сказать, что вы до сих пор… в деле? – спросил он. – У вас есть такая девочка как те, что работали в Сторивилле в прежние времена?

Собеседник важно кивнул.

– Я сам ее обучил, – прошептал он. – Она умеет носить старомодные платья и прочие старинные вещицы; не то, что нынешние дешевки в этих огромных домах. В ее комнате все так, как было сорок пять – пятьдесят лет назад; Словно попадаете в прошлое – и она все делает как надо, понимаете? Я весьма разборчив и далеко не всех допускаю в эту эпоху, но есть в вас нечто такое, что, увидев вас, я сказал себе…

Морган поднялся.

– Пошли, – сказал он. Вытащил бумажник и бросил на стол купюру. – Деньги у меня есть. Специально копил для этой поездки. Во что мне это обойдется?

– Она сама назначит цену, – сказал старичок. – Ведь для меня это всего лишь… ну, скажем, хобби.

И они вновь вышли в ночь, и Моргану казалось, что туман стал еще гуще, а улицы еще темнее и уже, чем были раньше. Абсент согревал его жарким огнем, и Морган то спотыкаясь плелся вперед, то покачиваясь пятился назад; страсть к прошлому улетучилась, и он спрашивал себя, к какой неведомой цели ведет его пьяный старый сводник.

Они пришли к дому, который в дымке абсента и тумане города выглядел точно так же, как любое из старых зданий. Старичок отпер дверь, и они вступили в темную прихожую с высоким потолком и панелями из красного дерева, которая освещалась шипевшим газовым фонарем. Комната старичка была в стороне справа, тяжелые двойные двери, ведущие в бывшую гостиную, были плотно закрыты. Но впереди смутно виднелась громадная лестница, и Морган удивленно заморгал, когда его спутник, шатаясь, подошел к ней и поднес сложенные рупором ладони ко рту.

– У нас Гость! – гаркнул он.

Эхо его голоса, отражаясь от стен и дверей, пронеслось по длинному коридору, и у Моргана возникло ощущение, что они совсем одни в круге света от тусклого фонаря, что старик и впрямь безумен и что это действительно страна грез.

– Гость! – вновь заорал старичок, лицо его перекосилось, голос стал сердитым и настойчивым. – Чертова баба! – взвизгнул он: – Готова продрыхнуть всю жизнь. Я думал, что преподал ей хороший урок, но, видимо, придется поучить еще раз. Гость! – снова взревел он, глядя вверх на лестницу.

– Пусть поднимается.

Голос был мягким, мелодичным, волнующим. Едва услышав его, Морган понял, что не ошибся. Старик был полоумным, дом – дурацким, поездка – безумной, но в женском голосе были приглашение, теплота и сладострастие.

– Идите, – подтолкнул Моргана старичок. – Ее комната сразу над лестницей. Свет вам не понадобится.

И он ушел в свою комнату, а Морган начал подниматься наверх, ступая по потертой ковровой дорожке и стараясь сосредоточить взгляд на дверях, смутно видневшихся на лестничной площадке. Добравшись до них, он потратил несколько мучительно долгих секунд, ища в темноте ручку и пытаясь войти.

Внезапно дверь отворилась, и Морган оказался в большой спальне, где зазывно позвякивали двадцать хрустальных канделябров, двадцать бархатных ковров предлагали ступить на их мягкую, ласкающую ступни поверхность, двадцать раскрытых и небрежно брошенных дамских сумочек испускали пикантный аромат духов и пудры.

Двадцать кроватей под балдахинами широко раскинулись в центре комнаты, и двадцать возлежавших на них девушек манили Моргана к себе. В-комнате пылал жаркий красноватый свет: мягкое, отраженное сияние двадцати Красных Королев. У них были рыжие волосы, алые губы, красные подвязки и багряные соски. Дважды двадцать белых рук распростерлись, чтобы заключить Моргана в иллюзорные объятия.

Морган, качаясь, побрел через тысячи зыблющихся отражений стен и потолков, пытаясь отыскать настоящую кровать и настоящую Красную Королеву. Она засмеялась, ибо увидела, что он пьян, протянула руку, чтобы указать ему путь и усадила рядом с собой. Ее прикосновения обжигали, рот пылай огнем, тело походило на поток вулканической лавы – и зеркала бешено завертелись в багровом сне смеха и наслаждения.



Наверное, лишь перед рассветом Морган вновь оделся и спустился вниз – точно он не помнил. Не помнил, как прощался с девушкой, как платил ей и видел ли еще раз старого сводника; он также не мог припомнить, как шел обратно в Квартал. Абсент вызвал жуткую головную боль и оставил во рту горький привкус, так что Морган двигался, как автомат, и завернул в первое же заведение, которое увидел.

Это был маленький устричный бар, но Морган отверг традиционную дюжину сырых устриц – он хотел кофе. Туман на утренних улицах рассеялся, но тяжко осел внутри его черепа, и Морган довольно смутно представлял себе, как вернется в знакомые места. Он подошел к стойке и полез за бумажником.

Карман был пуст.

Его рука обшарила карман вдоль и поперек, сверху донизу. Но бумажник исчез. Бумажник, документы, водительские права и триста долларов наличными.

Моргая не помнил, что с ним случилось, но одно было ясно. Его обчистили. Обчистили добрым старомодным способом с помощью паршивой старомодной девчонки.

Это было даже забавно и в каком-то смысле пошло ему на пользу. Он знал об этом, но в какой-то миг утратил чувство юмора и потому не мог рассудить по справедливости. А если уж речь зашла о справедливости…

Морган отбросил все мысли о кофе и пошел в полицию. Он рассказал о своем приключении дежурному сержанту, повторил все более подробно вежливому лейтенанту и еще раз поведал свою историю в законченном виде детективу в штатском, с которым они шли по Рэмпарт-стрит, направляясь на восток.

Детектив, которого звали Белден, вежливым быть не старался.

Морган легко признался, что ночью был пьян, и даже отыскал тот первый маленький бар, в котором его так радушно приняли. Бармен, с которым беседовал Морган, уже сменился, но сменщик дал детективу его домашний телефон, и Белден сумел дозвониться к нему прямо из бара. Ночной бармен помнил Моргана – еще бы.

– Он сказал, что вы были пьяны, как скунс, – сообщил невежливый Белден. – Ну, и куда, вы двинулись, выйдя отсюда?

– На кладбище Сент-Луис, – ответил Морган.

И очень расстроился, когда не сумел найти дорогу. В конце концов Белден отвел его туда сам.

– Что было дальше? – требовательно спросил детектив.

– Затем я встретил этого старикашку… – начал Морган.

Но когда Белден попросил описать старичка поточнее, Морган не смог этого сделать. Тогда Белден поинтересовался, как звали старика, куда они с Морганом пошли и зачем. Морган попытался рассказать о своем настроении, попытался объяснить, почему согласился пить с незнакомцем, но на детектива это впечатления не произвело.

– Ведите меня в тот бар, – велел он.

Они побродили по улицам, но бара Морган так и не нашел. И в конце концов был вынужден это признать.

– Но я там был, – настаивал он. – А когда мы пришли в дом.

– Ладно, – пожал плечами Белден. – Ведите меня в тот дом.

Морган попробовал это сделать. Почти час он устало рыскал по холодным и ветреным улицам, но все дома походили друг на друга, и сходство их при дневном свете проступало куда заметнее, чем различия, видимые в полумраке. Не было в этих обшарпанных зданиях никакой романтики, не было ничего такого, что придавало особое очарование полуночным мечтам.

Морган понимал, что детектив не верит ему. И затем, когда еще раз рассказал обо всем от начала до конца – о старике, который обучал девушку традициям Сторивилла, о зеркалах в верхней комнате, о красных подвязках и прочем, – то понял, что детектив этому никогда не поверит. Здесь, на улице, ярко освещенной солнцем, которое посылало жгучие лучи прямо в покрасневшие глаза Моргана, он и сам с трудом верил в свое приключение. Наверное, все дело было в выпивке, наверное, старичок и все остальное ему просто привиделись. Морган мог случайно оказаться у кладбища, а какой-нибудь воришка проходил мимо и вытащил у него бумажник. Это выглядело правдоподобно. Куда правдоподобнее, чем путешествие в страну грез.

Вероятно, об этом подумал и Белден, так как выдвинул ту же теорию, едва они тронулись в обратный путь.

Морган обнаружил, что кивает в знак согласия, а затем случайно повернул голову, и вдруг…

– Да вот же он, – воскликнул Морган. – Тот самый бар, в который мы заходили, точно.

Это и в самом деле был тот бар. Морган узнал рябого бармена, который их обслуживал, а рябой бармен узнал Моргана.

– Да, – сказал бармен Белдену. – Он заходил сюда с этим старикашкой, с Луи.

Детектив вытащил блокнот.

– С каким Луи? Фамилия?

– Этого я не знаю, – ответил бармен. – Обычный старичок, живет в этих краях уже давным-давно. Он безобидный, но… – И бармен покрутил пальцем у виска.

– А где он живет, знаете? – спросил Белден.

К его удивлению, бармен кивнул.

– Да. – Он пробормотал адрес, и Белден его записал.

– Пошли, – сказал детектив Моргану. – Похоже, вы все-таки говорили правду. – Он издал сухой смешок. – Я думал, нам известно обо всем, что тут творится, но, кажется, старый пень обвел нас вокруг пальца. Представить только, в наше время и в его возрасте умудриться тайно содержать бордель. История – ну прямо для книжки.

Они удивительно быстро нашли здание, которое оказалось всего в двух кварталах от бара. Дом был старым и выглядел нежилым, несколько окон на фасаде были выбиты, и спущенные зеленые шторы вяло колыхались под теплым утренним бризом. Даже увидев здание, Морган не смог его опознать и потому стоял на пороге, пока Белден звонил в звонок.

Долгое время никто не отвечал, а затем дверь скрипнула и чуть-чуть приоткрылась. Морган увидел физиономию старичка, увидел помаргивающие красные и слезящиеся глазки.

– Что вам угодно? – хрипло спросил старичок. – Кто вы?

Белден назвал себя и объяснил, что ему угодно. Старичок открыл дверь чуть шире и уставился на Моргана.

– Привет, – сказал Морган. – Я вернулся. Похоже, обронил здесь бумажник. – Он уже решил, что не станет врываться силой – старичок закипал прямо на глазах.

– Вернулись? – отрывисто и раздраженно спросил маленький седовласый человечек. – Что значит вернулись? Я вас никогда в жизни не видел.

– Мне кажется, – повторил Морган, – что ночью я оставил здесь свой бумажник.

– Ерунда. Ночью у меня никого не было. Сюда больше никто не приходит. Уже более сорока лет. Я один. Совсем один…

Белден шагнул вперед.

– Ничего, если мы посмотрим? – спросил он.

Морган прикинул, что будет, если старичок попытается остановить сыщика и потребует ордер на обыск. Но вместо этого старичок только рассмеялся и широко распахнул дверь.

– Конечно, – сказал он. – Входите. Добро пожаловать во Дворец. – Он захихикал, но тут же заперхал. – Сухость в горле, – объяснил он.

– Ночью, когда мы пили вместе, – заметил Морган, – там не было так уж сухо.

Старичок покачал головой.

– Не слушайте его, мистер, – сказал он Белдену. – Я его впервые вижу.

Они вошли в холл, и Морган все узнал. Правда, в дневном свете панели казались тусклыми, а на полу он увидел пыль. Пыль лежала всюду – даже на двойной двери она осела толстым слоем, а более тонким – на маленькой дверце, ведущей в комнату старика.

Они вошли туда, и Белден приступил к обыску. Это не отняло у него много времени, поскольку особо обыскивать было нечего. Вся мебель старика состояла из единственного кресла, маленький металлической кровати и ветхого комода. Не было даже шкафа. Белден разворошил кровать, перевернул матрас, затем осмотрел содержимое ящиков комода. И наконец обыскал самого Луи.

– Доллар и четырнадцать центов, – сообщил он.

Старичок выхватил монеты у детектива.

– Вот видите? Что я вам говорил? – пробурчал он. – Нет у меня бумажника. И о вашем деле я ничего не знаю. Чист я, чист. Спросите в полицейском участке. Капитана Леру спросите.

– Не знаю никакого капитана Леру, – сказал Белден. – Где он служит?

– Господи, да в Сторивилле, конечно. Где, по-вашему, вы находитесь?

– Сторивилл уже почти сорок пять лет как закрыт, – ответил Белден. – Где, по-вашему, находитесь вы?

– Здесь. Где и всегда. Во Дворце. Я профессионал, да-да. У меня было по шесть цыпочек в каждом квартале. Потом тут стало здорово жарко, и у меня осталась только Красная Королева. Она слишком много спит, но с этим я справлюсь. Раньше справлялся и теперь справлюсь…

Белден повернулся к Моргану и покрутил пальцем у виска, повторив жест рябого бармена. Но Морган покачал головой.

– Бумажник, – сказал он, – разумеется, наверху. У нее. Пошли.

Старик положил руку Моргану на плечо. Рот его конвульсивно подергивался.

– Мистер, не ходите наверх. Я обманул вас, она ушла, ускользнула от меня сегодня утром, клянусь! Конечно, она сперла ваш бумажник, само собой. Это ее старые штучки. Но она надула меня, вы ее там не найдете…

– Мы поглядим сами. – Белден уже топал вверх по лестнице, и Морган побежал за ним. Со ступенек поднялась пщль, и Моргану было нечем дышать. И у него заболели уши, когда Белден, поднявшись наверх, замолотил в дверь.

– Вы уверены, что были здесь? – пыхтя, спросил сыщик.

Морган кивнул.

– Не может быть. Эта дверь не заперта, она запечатана. И запечатана прочно.

Морган не ответил. У него стучало в висках и желудок выворачивался наизнанку, но он знал, что нужно делать. Оттеснив детектива плечом, он всем весом своего тела ударил в дверь.

Старые доски застонали, гнилой дверной косяк треснул. Петли заскрежетали, дверь покачнулась и рухнула внутрь.

Взметнувшееся облако пыли ослепило Моргана и заполнило его легкие. Он кашлял, задыхался, но ощупью пробирался вперед и наконец вошел в комнату.

Двадцать канделябров исчезли, двадцать ковров, двадцать сумочек и двадцать кроватей – тоже. На стенах в рамах висели треснувшие и разбитые зеркала. И потому теперь в комнате все было в единственном числе – один затянутый паутиной канделябр, один потрепанный и кое-как залатанный ковер, одна раскрытая дамская сумочка, из которой тянуло запахом мертвых духов, плесени и гнили, – и одна кровать под балдахином с ветхой, пожелтевшей и расползающейся драпировкой.

И на кровати лежала только одна женщина. Она спала, а старичок продолжал хныкать, выглядывая теперь из-за плеча Моргана. Он ныл, что она вечно спит и что ему, видимо, придется этим заняться, как уже приходилось много лет назад. Морган видел, что на ней те же красные подвязки, и только по ним сумел ее опознать. Все скелеты похожи друг на друга.

– Что за дурацкие шутки? – подступил к старичку Белден.

Но тот не мог ответить, поскольку попеременно то скулил, то причитал, а затем вообще расплакался тоненьким жалобным плачем, бессвязно лепеча что-то о Красной Королеве, о старых временах и о том, что пошел на это вовсе не из дурных побуждений, а только ради того, чтобы иметь возможность пробуждать ее ото сна в те ночи, когда надо спускаться по вызову к пришедшему Гостю.

Морган тоже ничего не мог сказать детективу. Не мог рассказать ему о стране грез или о стране кошмаров.

Он смог только подойти к изголовью кровати, приподнять высохший череп с прогнившей подушки, сунуть под нее руку и вытащить свой превосходный, новенький, тускло блестящий кожаный бумажник.