Джон Апдайк



Развод

(отрывок)

Ричард Мапл не знал, что хуже: происходящее с ним или смерть. Его жена сидела, скрючившись, на их прежней общей кровати и, всхлипывая, рассказывала ему о своем настроении: она чувствовала себя побитой, ею владела депрессия, она была близка к самоубийству. Они прожили врозь полтора года, но ничего этим не добились, язва даже не начала зарубцовываться, вся она была одной зияющей раной, вопившей: «Вернись!»

Она старела: когда она в плаче роняла голову, кожа под глазами морщилась и шла пятнами, в уголках рта обозначились морщины. Это трогало его даже больше, чем красота. Она инстинктивно сложила руки на коленях — белизна на черной фланели юбки; благодаря йоге она сохранила гибкость, на которую еще не покусился возраст, сжалась, как пружина, превратилась в ядро, полный разрушительной энергии пушечный снаряд.

— Прости, — говорила она, — я не нарочно. Мне бы хотелось быть жизнерадостной и храброй, махнуть на все это рукой. Удивительно, но даже дети...

— Особенно дети, — поправил он ее. — Они держатся отлично.

— А я нет? — спросила Джоан чуть менее безнадежным голосом, воодушевившись от жажды справедливости. — Я тоже держусь, просто... — Морщины, эти слезы плоти, стали еще заметнее. — Каждое утро, проснувшись, я вспоминаю причины, мешающие мне прыгнуть в реку. Ты не знаешь, что это такое.

Она была права, как всегда: он был этому чужд. Представляя, как она прыгает в реку, он думал только о ледяной воде и о тяжести набухшей от воды фланелевой юбки. Она была отличной пловчихой, а речка не отличалась глубиной.

— А ты знаешь, каково мне было столько лет лежать рядом с тобой в бесполезном ожидании?

— Знаю, знаю, ты тысячу раз это повторял. Да, кое-что происходило, очень редко, но мне сейчас не до споров. Я жалуюсь не на факты, а просто... просто...

— Просто тебе хочется умереть, — закончил он за нее.

Она кивнула и всхлипнула.

— А еще я думаю о том, как это оскорбительно для всех, для детей.

Изучая ее, восхищаясь ее компактной, симметричной позой, он хотел умереть вместе с ней; он чувствовал, как она корчится у подножия белой стены у него внутри. Ему хотелось вырваться из всего этого, из жизни и здоровья, которые он приобрел, уйдя от нее, из мелких, тщетных усилий стать счастливым. Его счастье, его здоровье сейчас казались мелочами по сравнению с их священным несчастьем на двоих. Но выхода не было, оставалось брести вперед наугад, подобно солдату, воюющему под поблекшими лозунгами за проигранное дело.

— Жизнь со мной тоже вгоняла тебя в депрессию, — сказал он Джоан. Снова один из лозунгов.

— Знаю и не обвиняю тебя. Я не требую, чтобы ты что-то сделал, просто хочу, чтобы...

— Что? — Он переминался на ноющих ногах, поглядывая на часы. Он торопился на встречу.

— Чтобы понял!

— Если я еще что-то пойму, то это кончится полным параличом, — сознался он. — Чем, кроме возвращения, я могу тебе помочь?

— Это не поможет, об этом я не прошу.

Он не верил ей, но от одной вероятности того, что она говорит искренне, у него алчно подпрыгнуло сердце — так подпрыгивает рыбешка, ловящая брошенный в аквариум корм. Только у этого корма был горький вкус.

— Тогда чего бы тебе хотелось, милая? — Он сразу пожалел, что назвал ее «милой». Как он ни пытался слить воедино, вытянуть в одну струну все свои измены, они упрямо множились и ветвились.

— Чтобы ты понял, каково мне.

— Если бы я лучше понимал, каково тебе, то мы, вероятно, к этому не пришли бы. Но мы пришли. Теперь дай этому совершиться. Так ты только терзаешь всех, начиная с самой себя. У тебя есть здоровье, дети, деньги, дом, друзья — всё, кроме меня. Вместо меня у тебя свобода и достоинство, которых ты не имела раньше. Скажи, что я делаю не так! — взмолился он.

Эти его слова вызвали у нее смех, похожий на кудахтанье; он вдруг смекнул, что своей неподвижной позой она сильно смахивает на курицу-наседку.

Он уже опаздывал, и Джоан это знала. Ему было пора бежать.

— У тебя впереди еще долгая жизнь, — продолжил он. — Тебе грешно говорить о смерти. Зачем все это тянуть? Мне это отвратительно. Хватит мазать меня клеем. Я прихожу сюда видеться с детьми, а не чувствовать себя по твоей милости виноватым.

Она наконец подняла глаза.

— С таким же успехом можно возложить вину на... — Оба ждали, какое сравнение она выберет. — На ножку кровати! — заявила она, назвав ближайший к себе предмет, и оба рассмеялись.