Кейт взяла меня за руку, прижалась губами к моему уху и прошептала:
— Пошли они все к черту.
Я поцеловал ее в щеку. От Кейт вкусно пахло, и мне нравился ее голос.
— Откуда ты родом? — спросил я.
— Ох, где меня только не носило. Я дитя ФБР. Отец уже в отставке. Он родился в Цинциннати, а мама в Теннесси. Мы много переезжали, какое-то время жили в Венесуэле. У ФБР было много агентов в Южной Америке. Гувер старался уберечь этот континент от ЦРУ. Ты знал об этом?
— Догадывался. Добрейший старина Эдгар.
— Отец говорил, что очень многие не понимали его.
— Это и я могу подтвердить.
Кейт рассмеялась.
— Твои родители гордятся тобой? — спросил я.
— Конечно. А твои родители живы?
— Пребывают в добром здравии в Сарасоте.
— А… они тебя любят? Гордятся тобой?
— Конечно. Придумали даже прозвище для меня — паршивая овца.
Кейт рассмеялась. Два балла.
— У меня были долгие отношения с нашим агентом, — призналась она. — Но мы жили в разных городах. Я рада, что мы с тобой соседи, это гораздо проще и лучше.
Если сравнивать мои редкие встречи с Бет Пенроуз и годы женитьбы, то я не был уверен, что из этого лучше. Однако я сказал:
— Конечно.
— Мне нравятся мужчины в возрасте, — продолжила свои признания Кейт.
Я догадался, что она имеет в виду меня.
— Почему?
— Мне нравятся более мужественные поколения, к которым относится мой отец. Когда мужчины действительно были мужчинами.
— Например, Аттила, вождь гуннов, да?
— Ты прекрасно понял, что я хотела сказать.
— Кейт, но в мужчинах твоего поколения нет ничего плохого. Наверное, они тоже хорошие парни.
— Возможно. Но вот мне, например, нравится Джек. Он постарше и по большей части ведет себя, как мужчина.
— Согласен.
— Но я не бросаюсь на шею мужчинам.
— А я привык к этому.
Кейт снова рассмеялась.
— Ладно, хватит похмельной трепотни.
За квартал до здания ФБР я предложил Кейт выйти из машины и отправиться на работу по отдельности, но она возразила:
— Нет, очень интересно посмотреть, кому будет любопытно глазеть на нас, а кому нет. В конце концов, мы не делаем ничего плохого.
Такси подъехало к зданию около девяти, я расплатился с водителем, и мы вышли. В вестибюль мы вошли вместе, но там оказалось немного наших коллег, а те, что были, похоже, не обратили внимания на то, что мы приехали в одном такси, а я в той же одежде, что и вчера. Когда вы спите с коллегой, вам кажется, что все об этом знают, однако обычно люди думают о более важных вещах. Будь сейчас здесь Кениг, он наверняка обратил бы на нас внимание.
В киоске мы купили несколько газет, и пока ждали лифта, я взглянул на первую страницу «Таймс». В глаза бросились знакомое имя и знакомое лицо.
— Черт побери! — воскликнул я.
— Что случилось?
Я протянул Кейт газету, она взглянула на первую страницу и охнула.
Газета поместила мою фотографию, сделанную, предположительно, в субботу в аэропорту Кеннеди, хотя я не помнил, чтобы в субботу на мне был именно этот костюм. Так что явный фотомонтаж плюс придуманные слова, которых я не говорил, за исключением фразы о том, что если Асад Халил все еще на территории Нью-Йорка, то мы его найдем. Однако и эту фразу я не произносил на публике. Надо будет закатить Алану Паркеру хорошую оплеуху.
Кейт тем временем развернула «Дейли ньюс».
— Ух ты, а вот и меня цитируют. Якобы я сказала, что мы почти схватили Халила в аэропорту Кеннеди, однако сообщник помог ему скрыться. — Она удивленно посмотрела на меня.
— Вот видишь? Все это потому, что мы не сами разговаривали с прессой. За нас это сделали Джек, Алан или кто-то еще. Кстати, а почему нет твоей фотографии?
Кейт пожала плечами:
— Возможно, поместят завтра. Но я не помню, чтобы меня фотографировали.
Подошел лифт, мы поднялись на двадцать шестой этаж и вошли в помещение оперативного штаба. Здесь работали профессионалы, и никто не стал отпускать шуточек по поводу моей фотографии. Вот если бы такое случилось в моем бывшем отделе по расследованию убийств, то ребята наверняка повесили бы на стену фотографию из газеты с подписью: «Этого человека разыскивает Асад Халил… надеемся на вашу помощь».
Я уселся за свой стол. Не было почти никаких шансов на то, что моя фотография в газете или даже на телевидении вытащит Халила из его норы. И я не стану его мишенью. Если только я не подберусь к нему слишком близко.
Кейт принялась просматривать бумаги, лежавшие на ее столе.
— Господи, здесь тонны документов, — вздохнула она.
— И большинство из них можешь отправить в мусорную корзину, — посоветовал я.
Я просмотрел еще «Нью-Йорк таймс», пытаясь отыскать статью об убийстве американского банкира во Франкфурте. Наконец нашел небольшую заметку. Минимум информации и никаких намеков на участие в убийстве Асада Халила.
Я передал газету Кейт, она прочитала заметку и прокомментировала:
— Наверное, у них все-таки есть сомнения относительно причастности Халила к этому убийству. И они не хотят играть на руку ливийской разведке, если убийство подстроено специально, чтобы сбить нас с толку.
— Совершенно верно.
Большинство убийств, с которыми мне приходилось иметь дело, совершали идиоты. А в международные разведывательные игры играют умные люди, которые специально действуют как идиоты. Такие, как Тед Нэш и его оппоненты. Их хитроумные схемы настолько запутаны, что эти люди, просыпаясь по утрам, стараются вспомнить, на кого работают в эту неделю и какую ложь нужно выдать за правду. Неудивительно, что Нэш мало говорит, поскольку большинство своей умственной энергии он расходует на осознание противоречивой реальности.
Кейт сняла трубку телефона.
— Надо позвонить Джеку.
— С Франкфуртом разница во времени шесть часов, он еще спит.
— Там на шесть часов позже, Джек давно на работе.
— Да какая разница. Пусть сам звонит.
Кейт замялась, но положила трубку на рычаг.
Мы просмотрели и другие газеты — в них имелись подработанные на компьютере фотографии Халила: в очках, с бородой, с усами, с другими прическами. То есть общественность предупреждали, каким образом преступник может изменить свою внешность.
А я еще предлагал оповестить публику о том, что мистера Халила и мистера Каддафи связывают более чем дружеские отношения. Однако в газетах на это не было даже намека.
Я люблю все упрощать, но бывают моменты, когда очень уместна психологическая война, хотя военная разведка и правоохранительные органы недооценивают ее значение. В основном этим средством пользуются полицейские, когда допрашивают подозреваемого и изображают из себя «доброго» и «злого» следователей. В любом случае, было бы неплохо через средства массовой информации запустить «утку», чтобы преступник прочитал ее, засомневался и занервничал. Только самим при этом не надо забывать, что это всего лишь «утка».
Интересно, а читает ли Халил о себе в газетах и видит ли себя по телевидению? Я попытался представить себе, что он сейчас спрятался в каком-нибудь убогом домишке в арабской общине, ест консервированную баранину, смотрит дневные новости и читает газеты. Нет, маловероятно. Более реальным он виделся мне в костюме, среди людей, выполняющим свои зловещие планы.
Если бы у этого дела имелось название, оно наверняка звучало бы как «Дело об отсутствующей информации». Некоторой информации не было в новостях потому, что об этом не знали. Однако не было и того, о чем должны были знать или по крайней мере догадываться. Самым примечательным было отсутствие каких-либо упоминаний о 15 апреля 1986 года. Кто-то из серьезных репортеров должен был бы напрячь мозги, память и сделать соответствующие выводы. В конце концов, не такие уж газетчики и глупые. Это могло означать только одно — подобной информацией кто-то манипулировал. Пресса будет сотрудничать с федералами несколько дней или даже неделю, если те смогут убедить ее, что речь идет о национальной безопасности.
— Как ты думаешь, почему ни в одной из этих статей не упоминается о годовщине авианалета на Ливию? — спросил я у Кейт.
— Наверное, кто-то попросил не упоминать об этом. Не стоит создавать противнику ту рекламу, которой он добивается. Противник хотел бы раздуть шумиху по поводу годовщины, но мы молчим об этом, а значит, у него ничего не вышло.
Что ж, вполне разумный довод. Если плохие актеры пытаются играть трагедию, то не следует обеспечивать им бесплатную рекламу. И все же настораживало отсутствие в новостях свежей информации.
Я решил прослушать сообщения автоответчика, но предусмотрительно не стал включать громкую связь, а надел наушники. И правильно сделал, поскольку первое было от Бет Пенроуз.
— Привет. Я звонила тебе домой вчера вечером и сегодня утром, но не стала оставлять сообщение. Где ты скрываешься? Звони мне домой до восьми, потом на работу. Скучаю. Крепко целую. Пока.
— Так, надо позвонить маме, — громко произнес я, чтобы слышала Кейт.
Следующее сообщение продиктовал Джек Кениг.
— Для Кори и Мэйфилд. Позвоните мне. — Далее следовал длинный номер телефона со множеством нулей и единиц.
Подобное же сообщение поступило и от Теда Нэша, но я его стер. Больше сообщений не было, и я принялся просматривать бумаги.
Через несколько минут Кейт спросила:
— Ну, кто тебе звонил?
— Джек и Тед.
— А еще кто?
— А-а… мама.
Кейт буркнула что-то вроде «трепач», но, возможно, я плохо расслышал. Она поднялась из-за стола и ушла куда-то.
Черт возьми, торчу вот здесь за столом. Не выспался. Ноет рана от пули в животе. В желудке шуршат шесть пережаренных булочек. Вот-вот конец карьере. Тем временем какой-то сумасшедший террорист пьет где-то верблюжье молоко и изучает мои фотографии в газетах. Конечно, я могу с этим справиться. Но оно мне надо?
Кейт вернулась с двумя чашками кофе и поставила одну на мой стол.
— Черный, один кусочек сахара. Правильно?
— Правильно. И без стрихнина. Спасибо.
— Если хочешь, могу принести тебе яичницу. С сыром и с сосисками.
— Нет, спасибо.
— Энергичный мужчина должен хорошо питаться.
— Да какой я энергичный, разлагаюсь за столом. Кофе вполне хватит.
— Наверное, ты сегодня утром не принимал витамины. Может, сбегать за витаминами?
В тоне мисс Мэйфилд чувствовалась легкая насмешка, но я не стал огрызаться, опустил голову и углубился в чтение лежавшего передо мной документа.
Кейт села напротив и отхлебнула кофе. Чувствуя на себе ее взгляд, я поднял голову и посмотрел на нее. Голубые глаза, которые еще совсем недавно были просто божественными, теперь превратились в ледышки.
Так мы и сидели, уставившись друг на друга, наконец Кейт буркнула:
— Извини, — и вернулась к своей работе.
А еще через пару минут мы возобновили деловой разговор о поимке террориста.
— Вот обобщенный отчет различных полицейских управлений, касающийся взятых в городе напрокат автомобилей, — сообщила Кейт. — Ежедневно берут тысячи машин, но они постарались отделить те, которые брали люди с именами, напоминающими арабские. Получился внушительный список.
— Не сомневаюсь. Насколько я понимаю, Халил разъезжает на автомобиле, который приготовил для него соучастник. И если даже эта машина взята напрокат, соучастник мог воспользоваться именем, скажем Смит, если имел хорошие документы.
— Но человек, бравший машину, мог быть непохожим на Смита.
— Да… но они могли использовать парня, похожего на Смита, а затем грохнуть его. Забудь об этом.
— Но расследовать дело о взрыве в Торговом центре помог как раз взятый напрокат автомобиль.
— Забудь этот чертов взрыв в Торговом центре.
— Почему?
— Потому что, в отличие от армейского генерала, который повторяет свои успешные ранее действия в новом сражении, плохие парни не повторяют своих прошлых ошибок, в результате которых они потерпели поражение.
— Это ты говорил своим студентам?
— Да, говорил. И это вполне применимо для работы детектива. Я видел много полицейских, которые пытались раскрыть убийство в тем же способом, каким они раскрыли убийство А. Но каждый случай уникален по-своему. А уж наш тем более.
— Спасибо за науку, профессор.
— Пожалуйста.
Пришлось вернуться к куче бумаг на столе, хотя я терпеть не могу бумажную работу. Через несколько минут я наткнулся на запечатанный конверт с пометкой «Лично, секретно». Открыв конверт, я увидел докладную записку от Габриеля: «Вчера я посетил дом Гамаля Джаббара и расспросил его жену Калу. Она заявила, что ничего не знала о действиях и намерениях мужа, а также о том, куда он поехал в субботу. Но она рассказала, что в пятницу вечером у Джаббара был гость, а после его ухода Джаббар вытащил из-под кровати небольшой черный чемодан и велел ей не дотрагиваться до него. Гостя она не знает, его разговор с мужем не слышала. На следующее утро муж остался дома, это было необычно, поскольку по субботам он работал. Из дома в Бруклине Джаббар вышел в два часа дня с чемоданом и больше не возвращался. Она говорит, что муж нервничал, был печальным и отрешенным — это оптимальные характеристики, которые я смог подобрать, переводя с арабского. Похоже, миссис Джаббар смирилась с вероятностью того, что ее муж мертв. Я позвонил в отдел по расследованию убийств и разрешил им сообщить ей эту новость, а Фади приказал отпустить. Поговорим позже».
Я сложил докладную записку и убрал во внутренний карман пиджака.
— Что это? — поинтересовалась Кейт.
— Я тебе потом покажу.
— А почему не сейчас?
— Потому что тогда в разговоре с Джеком ты сможешь сказать, что ничего не знала об этом.
— Но Джек наш босс. Я ему доверяю.
— Я тоже. Но сейчас рядом с ним Тед.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сейчас на одном поле разыгрываются две игры, одна из них игра льва, а другая чья-то еще.
— Чья?
— Не знаю. Просто у меня такое ощущение, что здесь что-то нечисто.
— Ну… если ты имеешь в виду, что ЦРУ ведет свою игру, то это не новость.
— Вот именно. За Тедом нужен глаз да глаз.
— Ладно, придется соблазнить его, и он мне во всем признается.
— Хорошая идея. Но я однажды видел его голым, и член у него совсем крошечный.
Кейт посмотрела на меня и поняла, что я не шучу.
— А где ты видел его голым?
— На холостяцкой вечеринке. Там приглашенные стриптизерши танцевали под музыку, и, видимо, это так увлекло Теда, что никто не успел остановить его…
— Перестань трепаться. Серьезно, когда это было?
— Когда мы вместе расследовали одно дело. Мы тогда вышли из биологической лаборатории, всем необходимо было принять душ, то есть отмыться, как они это называют.
— Правда?
— Правда. Но видимо, он плохо отмылся, потому что на следующий день у него отвалился член.
Кейт засмеялась, затем задумалась.
— Да, я и забыла, что вы вместе расследовали одно дело. И Джордж тоже, да?
— Да. Но, для сведения, у Джорджа член нормальный.
— Спасибо за ценную информацию. Значит, после того дела ты не доверяешь Теду.
— Я стал не доверять ему через три секунды после того, как впервые увидел.
— Понятно… значит, тебе подозрительно то совпадение, что вы снова работаете по одному делу.
— Да, есть малость. Кстати, в тот раз он пытался запугать меня.
— Запугать? Каким образом?
— По-настоящему можно запугать только одним образом.
— Не могу в это поверить.
Я пожал плечами и продолжил свои признания.
— Если хочешь знать, он положил глаз на Бет Пенроуз.
— О! Ищите женщину. Теперь все ясно. Дело закрыто.
Пожалуй, глупо было с моей стороны так откровенничать, поэтому я ничего не ответил на нелогичный вывод, который сделала Кейт.
А она тем временем продолжила развивать свою мысль:
— Послушай, вот и решение всех наших проблем. Тед и Бет. Пусть они будут вместе.
— Тебе не кажется, что это уже похоже на какой-то план?
— Ну и что? А теперь дай мне ту бумагу, которую ты спрятал в карман.
— На ней стоит пометка «лично».
— Ладно, тогда прочитай ее мне.
Я вытащил из кармана докладную Габриеля и бросил ее на стол Кейт. Она молча прочитала, затем прокомментировала:
— Здесь нет ничего такого, чего бы мне не следовало видеть. Либо отрицать, что я видела это. Джон, ты пытаешься контролировать информацию. Понимаю, информация — это власть. Однако мы здесь так не работаем. Вы с Габриелем и еще некоторыми полицейскими играете в какую-то мелкую игру, укрывая информацию от федералов. Но это опасная игра.
И так далее. Я выслушал трехминутную нравоучительную лекцию, которую Кейт завершила словами:
— Нам не нужны в отделе еще какие-то тайные группировки.
На это я ей ответил:
— Прости, что утаил от тебя эту докладную записку. В будущем обязуюсь показывать тебе все документы, которые полицейский направляет полицейскому, и можешь делать с ними все, что захочешь. — Помолчав, я добавил: — Я ведь знаю, что ФБР и ЦРУ делятся буквально всей информацией со мной и другими детективами, прикомандированными к ОАС. Как говорил Эдгар Гувер…
— Ну ладно, хватит. Я тебя прекрасно понимаю. Но не скрывай ничего хотя бы от меня.
Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Вот видите, что бывает, когда вступаешь в близкие отношения с женщиной-коллегой.
— Обещаю, — заверил я.
Мы вернулись к бумажной работе, но через некоторое время Кейт снова обратилась ко мне:
— Вот предварительный отчет судмедэксперта об осмотре такси, обнаруженного в Перт-Амбоя… так… шерстяные волокна на заднем сиденье соответствуют образцам, взятым с костюма Халила в Париже.
Я быстро отыскал этот отчет и углубился в чтение.
— Частицы полиэтилена, терефталата впились в сиденье и в тело водителя… — прочла Кейт. — Что это, черт побери, означает?
— Это означает, что стрелявший воспользовался пластиковой бутылкой, как глушителем, — пояснил я.
— Правда?
— Правда. Ты наверняка можешь прочитать это в одном из учебников, что стоят у тебя на полках.
— Я никогда такого не читала… Так, что еще? Стреляли определенно из сорокового калибра… это может означать, что убийца воспользовался служебным оружием.
— Вероятно.
— Отпечатки пальцев по всей машине, но среди них нет отпечатков Халила…
Мы прочитали отчет до конца, но не нашли там бесспорных свидетельств того, что в такси находился именно Халил, если не считать шерстяных волокон. Однако сами по себе волокна не доказывали его присутствие на месте преступления. Они всего лишь означали, что там присутствовал его — или аналогичный — костюм. Именно так заявил однажды в суде адвокат обвиняемого.
Кейт задумалась, затем изрекла:
— Он в Америке.
— Именно это я утверждал еще до того, как мы узнали об убийстве в Перт-Амбое.
— А убийство во Франкфурте — это просто уловка.
— Правильно. Поэтому мы туда и не полетели.
— Послушай, Джон, пока мы знаем только, где Халил находился в субботу вечером. Что можно извлечь из этого?
— Да ничего.
На самом деле прочные ниточки и проверенные факты часто приводят в никуда. Когда со временем Асаду Халилу будет предъявлено официальное обвинение, мы сможем добавить имя Гамаль Джаббар в список из более чем трехсот мужчин, женщин и детей, в убийстве которых подозревается Халил. Однако пока это ни на дюйм не приближало нас к его поимке.
Мы с Кейт вернулись к нашим бумагам. Я начал читать все сначала, с Европы. Прочитал крохи информации относительно убийств, в которых подозревался Халил. Где-то там, в Европе, имелась ниточка, но я не мог ухватить ее.
Кто-то, но не я, запросил в ВВС личное дело полковника Уильяма Хамбрехта, в том числе и его послужной список. Сейчас на моем столе в запечатанном конверте лежали копии этих документов. Досье полковника, как и все личные дела военных, имело гриф «Секретно».
Интересным показался тот факт, что личное дело запросили два дня назад, и изначально оно не входило в список запрашиваемых досье. Другими словами, Халил явился с повинной в американское посольство в Париже в четверг, а когда там поняли, что он является подозреваемым в убийстве Хамбрехта, то сразу и следовало запросить в ВВС личное дело полковника, тогда оно поступило бы к нам в субботу… в крайнем случае в понедельник. Но сегодня вторник, а я впервые вижу это досье. Но возможно, я слишком хорошо думаю о федералах, считая, что запрос этого личного дела должен был бы стать одной из первоочередных задач. Либо, возможно, кто-то пытается контролировать информацию. Я же сказал Кейт: «Думай о том, чего нет на твоем столе». Значит, кто-то все-таки сделал запрос, но я не знал кто, поскольку в сопроводительном письме этого не указывалось.
— Посмотри, есть ли у тебя личное дело полковника Уильяма Хамбрехта, — попросил я Кейт и показал первую страницу. — Вот так оно выглядит.
Даже не взглянув, Кейт ответила:
— Я знаю, как оно выглядит. Я запросила его в пятницу, когда мы получили задание встретить Халила в аэропорту. Я только час назад прочла его.
— Ты меня удивляешь. Похоже, папочка кое-чему тебя научил.
— Папочка учил меня, как делать карьеру, а мамочка научила быть проницательной.
Я улыбнулся и раскрыл личное дело. Первая страница содержала общие сведения: дата и место рождения, домашний адрес, ближайшие родственники и тому подобное. Я узнал, что полковник Уильям Хамбрехт был женат на Розе, имел троих детей, в марте ему бы исполнилось пятьдесят пять лет, лютеранин, группа крови А, резус положительный.
Я перешел к следующим страницам. В основном они скупым военным языком рассказывали об этапах безусловно выдающейся карьеры. Я думал, что полковник Хамбрехт, возможно, был связан с разведкой ВВС, отсюда и интерес к нему со стороны экстремистов. Однако, судя по послужному списку, он прошел путь от пилота до командира авиационного крыла. Отлично проявил себя во время войны в Персидском заливе, имел множество наград и благодарностей, служил в различных странах, был прикомандирован к штаб-квартире НАТО в Брюсселе, затем получил назначение в Англию, на базу Королевских ВВС Лейкенхит. Ничего необычного, за исключением того факта, что он раньше уже служил на этой авиабазе — с января 1984 года по май 1986-го. Возможно, в то время у него и появились там враги. Может, соблазнил жену какого-нибудь местного жителя, его перевели во избежание скандала, а через десять лет, когда он вернулся на базу, обманутый муж и отомстил ему. Это объясняло использование топора в качестве орудия убийства. Так что вполне возможно, Асад Халил не имел никакого отношения к этому.
Я уже собрался было отложить личное дело в сторону, но на последней странице обнаружил запись: «Информация уничтожена, приказ 369215-25, основание — национальная безопасность. Совершенно секретно».
Я задумался. Информация в личном деле может быть уничтожена по различным причинам, однако ничто не исчезает навсегда. Она где-то хранится — в другом досье с грифом «Совершенно секретно». Невозможно было определить, когда и какая информация была уничтожена, но я понимал, что сделано это по приказу Министерства обороны и президента США. В целях национальной безопасности.
Конечно, номер приказа давал кому-то доступ к секретным записям, но этим кем-то был не я. Я задумался над тем, какого рода информация могла быть уничтожена. Обычно изымают сведения, связанные с секретными миссиями, но в данном случае подобная информация могла иметь отношение к убийству полковника Хамбрехта. А может, и то и другое. Либо ни то ни другое. Может, это была информация о связи полковника с женой местного жителя.
— Ну? О чем задумался? — спросила меня Кейт.
Я поднял голову и посмотрел на нее.
— Нашел то, чего здесь нет.
— Понятно. Я уже направила запрос Джеку, он переправит его по цепочке Директору, а тот запросит более подробно. Это может занять несколько дней, а то и больше, хотя я и поставила гриф «Срочно». Чтобы добраться до секретной информации, требуется четыре дня, а уж до совершенно секретной и того больше.
Я кивнул.
— А еще кто-то наверху может посчитать, что нам не следует знать эти сведения, либо решат, что к нашему делу они не имеют отношения. Тогда мы никогда не увидим эту информацию.
— Возможно, она действительно не имеет отношения к нашему делу, если только не касается убийства полковника. Но почему тогда она совершенно секретная?
Кейт пожала плечами:
— Этого мы можем никогда не узнать.
— Ну нет, мне не за это платят деньги, — возразил я.
— А какой у тебя допуск? — поинтересовалась Кейт.
— Шесть футов и один дюйм. Прости, это старая шутка. У меня допуск для информации под грифом «Для служебного пользования», но я работаю и с секретными документами.
— У меня допуск к секретным документам, но у Джека к совершенно секретным. Поэтому он сможет просмотреть эти изъятые сведения, если ему потребуется ее узнать.
— Как он поймет, требуется ее узнать или нет, если неизвестно, что за информация уничтожена?
— Кто-то из тех, у кого есть допуск к ней, скажет Джеку, нужно ли ему ее знать.
— Кто, например?
— Не ты, во всяком случае. У федералов больше возможностей, чем у полиции, надеюсь, ты это уже понял.
— Убийство есть убийство. А закон есть закон. С этого я начинал свои лекции в академии. — Я снял трубку телефона и набрал номер Энн-Арбора, штат Мичиган. Этот номер я нашел в досье с пометкой «Нет в справочнике».
После нескольких звонков включился автоответчик. Голос женщины средних лет, наверняка он принадлежал миссис Хамбрехт, произнес:
— Дом Хамбрехтов, мы не можем сейчас подойти к телефону, пожалуйста, сообщите ваше имя и номер телефона, мы вам перезвоним.
Если под этим «мы» она имела в виду полковника Хамбрехта, то он уже никогда не подойдет к телефону. Дождавшись звукового сигнала, я сказал:
— Миссис Хамбрехт, меня зовут Джон Кори, я звоню по поручению командования ВВС. Прошу вас, перезвоните мне как можно скорее, дело касается полковника Хамбрехта. — Я продиктовал свой прямой номер и добавил: — Или позвоните мисс Мэйфилд. — Продиктовав номер Кейт, я положил трубку.
В этот момент зазвонил телефон Кейт — оказалось, что на проводе Джек. Через несколько секунд Кейт сказала мне:
— Возьми трубку.
Я нажал на своем телефоне кнопку с номером линии Кейт и снял трубку.
— Кори.
— Ты огорчаешь меня, Джон.
— Понимаю, сэр.
— Ты не выполнил приказ, отказался лететь во Франкфурт, а вчера вечером вообще пропал без вести.
— Да, сэр.
— Где ты был? Ты обязан оставлять контактный номер телефона.
— Да, сэр.
— Так где ты был?
У меня на этот счет имелась хорошая шутка, и если бы подобный вопрос мне задал один из моих бывших боссов, то я бы ответил: «Мою подружку арестовали по подозрению в занятии проституцией, и я всю ночь провел в каталажке». Однако, как я уже говорил, федералы не понимают тонкого юмора, поэтому я ответил Джеку:
— У меня нет объяснений, сэр.
В наш разговор вмешалась Кейт.
— Я звонила в оперативный штаб и сообщила дежурному офицеру, что мистер Кори и я находимся у меня дома. Там мы пробыли до восьми сорока пяти утра.
После небольшой паузы Джек промолвил:
— Понятно. — Откашлявшись, он проинформировал нас: — Я возвращаюсь в Нью-Йорк, у себя буду около восьми вечера. Если вас не затруднит, будьте, пожалуйста, на месте.
Мы заверили, что нас это не затруднит. Я воспользовался случаем и спросил:
— Сэр, вы можете ускорить запрос Кейт по поводу уничтоженной информации из личного дела полковника Хамбрехта?
Снова пауза, затем Джек ответил:
— Министерство обороны сообщило, что эти сведения не имеют отношения к убийству, а значит, не имеют отношения и к нашему делу.
— А к чему они имеют отношение?
— Хамбрехт имел доступ к ядерному оружию. Уничтоженная информация касается именно этого. Это стандартная процедура, они изымают из личных дел сведения о работе с ядерным оружием. Так что не трать попусту время.
— Ладно. — Я знал, что это правда. Несколько лет назад мне пришлось заниматься делом, к которому имел отношение офицер ВВС.
Джек сменил тему — поговорил об убийстве в Перт-Амбое, поинтересовался, как дела, затем спросил, что нового в утренних газетах.
— Моя фотография, — ответил я.
— Они правильно написали твой адрес? — со смехом спросил Джек. Кейт тоже засмеялась, а я ответил:
— Теперь вы мой должник.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что в мои обязанности не входит изображать из себя мишень. Так что, когда мне потребуется от вас услуга, я напомню об этом. — На самом деле я не думал, что стану мишенью, но пусть так думает Кениг.
— Но твои же парни знают, как вести наружное наблюдение, не так ли? — спросил Джек.
Под «моими парнями» он подразумевал, конечно же, полицейских.
— Все равно вы мой должник, — уперся я.
— Ладно. Что ты хочешь?
— Как насчет правды?
— Я как раз работаю над этим.
Это был намек и своего рода признание в том, что есть в этом деле нечто такое, чего мы не знаем.
— Вспомните девиз наших друзей из ЦРУ — вы узнаете правду, и правда сделает вас свободным.
— Но правда может сделать и мертвым. Ты очень умен, Кори, но эта телефонная линия не защищена.
— Ауфвидерзеен, — буркнул я и положил трубку.
Кейт еще немного поговорила с Джеком, а я тем временем прочитал небольшую заметку об убийстве во Франкфурте мистера Лейбовица. Ничего нового для себя я из нее не почерпнул. Поднявшись из-за стола, я сказал Кейт:
— Пойду разыщу Габриеля. Ты не будешь возражать, если останешься здесь, чтобы нам не пропустить звонок миссис Хамбрехт?
— Конечно. О чем ты собираешься спросить ее?
— Пока точно не знаю.
— Ладно, иди.
Я вышел из помещения оперативного штаба и направился по коридору туда, где размещались комнаты для допросов. Габриеля я увидел возле одной из комнат, он разговаривал с детективами из Департамента полиции Нью-Йорка.
Увидев меня, он оставил своих собеседников и подошел.
— Получил мою докладную записку? — спросил Габриель.
— Да. Спасибо.
— Эй, я видел в газете твою фотографию. И еще ее видели все, кого я сегодня допрашивал.
Я проигнорировал эти слова и сказал:
— Последнее время здесь так много арабов, что надо заказать молитвенные коврики и повесить указатель, в какой стороне Мекка.
— Хорошая идея.
— Есть что-то новое?
— Конечно. Я позвонил в Вашингтон — городским полицейским, а не в ФБР. Я подумал, что мистер Халил точно не знал, куда его повезут — в Нью-Йорк или в Вашингтон. Поэтому поинтересовался, не пропадали ли в Вашингтоне таксисты, выходцы с Ближнего Востока.
— И что?
— Получил отчет о пропавших людях. В списке есть парень по имени Дауд Файзал, водитель такси, ливиец. Ушел из дому в субботу и не вернулся.
— Может, он пошел поменять имя?