И вот наконец я оказалась на автостраде, ведущей к пограничному пункту Германия — Польша. Солнце светило мне в лицо. Мной овладели сентиментальные воспоминания. Прошлый раз, когда я ехала по этой автостраде, тоже была плохая видимость, только тогда была зима, ночь и метель, машина с трудом ползла до обледенелой дороге; к тому же я не была уверена, что двигаюсь в правильном направлении — к польской границе, а не наоборот, к Берлину. Теперь стояла прекрасная погода, направление указывало солнце, а по сравнению с тем, что мне пришлось недавно пережить, езда в гололедицу была невинным и приятным развлечением.

Ким резко убрал руку. Ее глаза широко раскрылись, из пересохшего рта вырвался крик. Такая реакция называется «симптом раздражения брюшины», как раз ее-то Ким и боялся. Она четко указывала на перитонит — воспаление тонкой пленки, выстилающей стенки брюшной полости. Такое могло произойти только по одной причине.

Ким выпрямился.

Автострада была совершенно пуста, мне не было необходимости следить за дорогой, и я могла полностью отдаться воспоминаниям. Пребывание в Бразилии, беспрецедентное путешествие на яхте «Морская звезда», страшная темница в замке Шомон и этот человек с глазами, как лазурные отблески на скалах грота. Не будем вспоминать о некоторых дополнительных аспектах, пусть в памяти останется только это воспоминание о моем романе столетия.

— У нее прободение! — закричал он и, протолкавшись к изголовью каталки, освободил колеса. — Кто-нибудь, возьмитесь за другой край, ее нужно в операционную!

Недавнее прошлое предстало передо мной рядом ярких картин, в которые мне самой трудно было поверить. Если бы не «ягуар», я готова была думать, что это мне только снилось. Да я бы первая не поверила, если бы мне ктонибудь рассказал такое. Но весь ужас в том, что это ещё не конец. Я попрежнему единственный человек, обладающий тайной проклятого клада в Пиренеях. Сто сорок восемь от семи и тысяча двести два от \"Б\" как Бернард…

— Мы должны подождать доктора Стивенс, — спокойно сказала Кейтлин.

Прямо перед моим носом на автостраду выскочила какаято автомашина. Не представляю, откуда она взялась, может, стояла на обочине? Все остальное произошло в считанные доли секунды. Я взяла левее, будучи уверена, что она поедет правой стороной шоссе, но машина заехала на левую сторону и стала поперёк проезжей части. Я затормозила так, что взвизгнули покрышки, меня мотануло в сторону, углом глаза я увидела, что из автомашины выскакивают какието люди, а справа осталось место, где можно проскочить, отпустила тормоза, прибавила газ, крутанула руль вправо, потом сразу влево, автомобиль занесло, и какимто чудом он проскользнул между багажником той автомашины и барьерным камнем автострады, меня отбросило влево, я рванула вправо, притормозила, повернула руль чуть влево, уже не так резко, и — о чудо! — проскочила.

— К черту доктора Стивенс! — рявкнул Ким. — Необходимо хирургическое вмешательство, надо действовать.

Как мне это удалось, сама не понимаю, ибо, клянусь всеми святыми, я понятия не имела, что можно ездить юзом. Не иначе, как меня опять спасло провидение — то самое, что благоволит дуракам и недотёпам.

Кейтлин взяла Кима за руку, не обращая внимания на сумасшедший блеск в его глазах.

— Доктор Реггис, пожалуйста…

Я уже собралась остановиться, наброситься на этих ослов, идиотов и баранов и устроить им грандиозный разнос, но взглянула в зеркало заднего вида, и моя нога сама нажала на газ. Я увидела, как люди, выскочившие из автомашины, на ходу садились в неё, а она разворачивалась в мою сторону.

Ким, находившийся на грани безумия, оттолкнул ее так, что она чуть не упала на прикроватный столик.

«Ягуар» необкатанный? Ну так обкатается! Проехал уже полторы тысячи километров, ничего с ним не сделается. Ему только на пользу пойдёт такая нагрузка на коротких дистанциях. Нажмём, дистанция и в самом деле осталась совсем короткая…

Трейси подскочила к нему:

Когда скорость перевалила за сто шестьдесят, я перестала смотреть на спидометр. Тем более что глаз не хватало. Одним я смотрела на дорогу перед собой, другим в зеркальце. До сих пор мне не приходилось водить машину с такой скоростью — и нужды не было, да и машины такой не было. Попадись мне сейчас какаянибудь выбоина на шоссе — и наступят бесславный конец моего путешествия, начатого в скалистом заливе под Паранагуа!..

— Ким, прекрати, — зарыдала она, — пожалуйста!

Пока они развернулись и бросились в погоню, я уже успела опередить их на несколько десятков метров. Они неплохо взяли с места, но им пришлось набирать скорость, а я уже мчалась на максимальной.

Подоспели несколько медсестер во главе со старшей и один мускулистый медбрат. Общими усилиями они оттащили Кима от кровати, а он кричал, что все они некомпетентны и не понимают чрезвычайности ситуации.

И вот по пустому шоссе со страшной скоростью мчались две машины. «Ягуар» нёсся как вихрь, почти не касаясь поверхности автострады. Тихо и ровно работал мотор. Прямо чувствовалось, что машине доставляет огромное наслаждение показать, на что она способна.



— Как они меня усыпят? — спросила Бекки уже сонным голосом. Ей сделали укол, и боль стихла, но она волновалась из-за предстоящей операции.

Сама же я пребывала в состоянии, похожем на шок. Я не совсем сознавала, что делаю, и уж совсем не помнила, как вела машину. Расстояние между нами стало увеличиваться. Граница была совсем близко. Мимо меня промелькнул знак, предупреждающий, что автострада кончается. «Если на такой скорости я влечу на дорогу с другим покрытием…» — промелькнуло в голове. Я слегка притормозила и вдруг услышала какойто новый звук, не очень громкий, но явно отличающийся от шума моторов. В первый момент я подумала, что это стреляет моя выхлопная труба. Нет, звук был другой. Тут я заметила перед собой и сбоку на дороге взметающиеся фонтанчики пыли.

— Просто добавят немного лекарства в капельницу, — ответил Ким. — А потом ты проснешься и будешь чувствовать себя гораздо лучше.

«Стреляют с глушителем! — догадалась я. — Сволочи! Испортят мне машину!»

Бекки лежала на каталке в анестезионной, а Ким стоял рядом. На нем было его хирургическое облачение. После той сцены в палате прошло некоторое время, он успел опомниться и долго извинялся перед Кейтлин, которая великодушно сказала, что понимает его. Затем появилась Клэр и подтвердила необходимость немедленного хирургического вмешательства.

Они целились в покрышки и, хотя расстояние между нами уменьшилось, никак не могли попасть. Наверное, им мешало солнце. Вот уже показался пограничный пункт. Я включила дальний свет и нажала на клаксон. Из здания немецкого пограничного пункта выбегали люди. Преследователи притормозили. Пограничники почемуто подняли шлагбаум — может, просто подумали, что едет сумасшедший и что лучше его пропустить, пока он не разбился и не разнёс в щепки пограничный пункт. Дико завывая клаксоном и скрипя тормозами, метаясь из стороны в сторону, влетела я на территорию пограничного пункта и, свернув за здание таможни, остановилась на газоне.

— Папа, они меня вылечат? — спросила Бекки.

Перед этим я успела заметить, как из здания польской таможни тоже выбегали люди, а преследующий меня белый «мерседес» развернулся и помчался в обратную сторону. Два немецких пограничника вскочили на мотоциклы и погнались за ним, но они толькотолько отъехали, а «мерседес» уже исчез из виду.

— Конечно. Они тебя расстегнут, как молнию, зашьют внутри маленькую дырочку, и все.

У меня не было сил выйти из машины. Не выключая света и мотора, я сидела, опираясь на баранку. Родная Польша находилась от меня в нескольких десятках метров, и у меня не было никакого желания, кроме одного: оказаться наконец там!

— Это, наверное, мне наказание за то, что я отказалась ехать на чемпионат, — сказала Бекки. — Ты ведь хотел, чтобы я поехала.

Документы мои были в порядке, ехала я транзитом, ничего недозволенного не везла, но зато сама находилась в невменяемом состоянии. Немецкие пограничные власти с превеликим трудом добились от меня маловразумительных объяснений: ехала я себе спокойно на родину, а этот «мерседес» вдруг стал меня преследовать и почемуто стрелять, я его не знаю и ничего не понимаю. Озадаченные власти сочли за лучшее как можно скорее избавиться от меня и передать проблему полякам. Я погасила наконец фары, неуклюже съехала с газона и потихоньку двинулась в сторону моей дорогой родины. Вот передо иной подняли шлагбаум. Чудесное, ни с чем не сравнимое чувство безопасности наполнило мою душу.

Ким с трудом сдержал слезы, ему даже пришлось отвернуться, чтобы успокоиться.



— Не волнуйся насчет соревнований, мне на них наплевать, лишь бы с тобой все было в порядке.



— Ладно, Бекки, — раздался бодрый голос, — пора тебя чинить.



Ким поднял голову. К каталке подошли анестезиолог Джейн Флэнаган и гастрохирург Джеймс О\'Доннел. Джейн встала у изголовья и освободила колеса.

— И как это ты только додумалась покупать «ягуар»! — нежно приветствовал меня любимый. — Совсем спятила баба!

Бекки на удивление сильно сжала руку Кима.

— Будет больно? — спросила она.

Я была так счастлива, что охотно согласилась с ним: да, спятила. Так радостно было окунуться снова в эту знакомую, обыкновенную, настоящую жизнь: иностранная модель, кто возьмётся ремонтировать, откуда брать запчасти… Чуть не на коленях умоляла я польских таможенников взять с меня за чтонибудь пошлину, подсовывала им свои вещи для досмотра. Со снисходительной улыбкой они вышвырнули меня с моим чемоданом за дверь. Я пригрозила, что в следующий раз назло им провезу какуюнибудь потрясающую контрабанду, что вызвало взрыв смеха. Меня напоили кофе и дали кусок хлеба с колбасой. Счастье моё не имело границ. Вся природа радовалась вместе со мной.

— Нет, если с тобой Джейн, — весело ответил Джеймс. — Она у нас прямо Оле-Лукойе.

Дьявол сел за руль. Чему я была очень рада. Автомобильными эмоциями я была сыта по горло.

— Мы закажем тебе приятный сон, — пошутила та.

— Умоляю тебя, дорогой, поехали медленно и осторожно, — попросила я, с наслаждением затягиваясь сигаретой.

Ким знал обоих и восхищался их профессионализмом. Они повезли Бекки в предоперационную. Ким шел рядом, Бекки продолжала держаться за него. Джеймс взял его за руку.

— Ты же видишь, что я еду осторожно, — недовольно буркнул он, нажимая по обыкновению на газ перед поворотом. — Где ты пропадала, что с тобой было? Алиция подняла тревогу, милиция расспрашивала о тебе, твоя мать чуть не заболела.

— Мне рассказали, что произошло в палате. Думаю, будет лучше, если вы не пойдете в операционную.

— Расскажу тебе все до порядку. Меня похитили бандиты.

— Черта с два, — сказал Ким. — Это моя дочь.

— Давай без шуток! Бандиты?

— В том-то и дело. Или вы останетесь здесь, или я не берусь ее оперировать.

— Я не шучу. Послушай, очень тебя прошу, на поворотах сбрасывай скорость, хотя бы до сотни.

Ким покраснел от смущения и почувствовал, что попал в тупик. Ему ужасно хотелось, чтобы оперировал именно Джеймс, и в то же время он боялся оставить Бекки.

— Ну что ты пристала, ведь я еду медленно. Что там случилось на немецкой границе? Что это за машина гналась за тобой?

— Решайте быстрее, — сказал Джеймс. — Чем дольше вы тянете, тем хуже для нее.

— Я же тебе объясняю — бандиты. Стреляли в меня.

Ким отпустил руку Бекки, развернулся и зашагал к раздевалке. Он был слишком расстроен, чтобы обращать внимание на людей в комнате отдыха, но сам не остался незамеченным.

— А ты не сочиняешь? — воскликнул он, будто только сейчас до него дошло то, о чем я говорила.

В раздевалке он подошел к умывальнику и плеснул в лицо холодной воды. В зеркале через плечо он увидел кислую физиономию Форрестера Биддла, начальника отделения кардиохирургии. Тот смотрел на него с высокомерием пуританского проповедника.

— Отнюдь. Когда ты все узнаешь, стрельба на автостраде по моей машине покажется тебе мелочью в сравнении со всем остальным. Боже, как я устала! И какое счастье, что я наконец дома!

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал Форрестер надтреснутым голосом.

Некоторое время он молчал, так как пошёл на двойной обгон. Потом спросил:

— Говори, — ответил ему Ким, наскоро вытирая полотенцем лицо.

— Ты забрала свои вещи из Копенгагена?

— Я не стал обращать внимания на твои слова, процитированные Келли Андерсон в пятницу в новостях, хотя фраза о том, что слияние, мол, производилось только для увеличения прибылей «АмериКэр», повредила репутации нашей больницы. Но когда Келли Андерсон опять тебя процитировала в одиннадцатичасовых новостях… Она сказала, что ты считаешь закрытие неотложки в «Самаритянине» еще одним шагом «АмериКэр» к тому, чтобы сократить расходы и заставить всех пользоваться местной перегруженной приемной.

— Нет. Я еду прямиком из Парижа. Только на территории Польши я почувствовала себя в безопасности.

— Я этого не говорил, — ответил Ким, — это ее слова.

— Ну так расскажи же, в чем дело.

— Она сослалась на тебя, — сказал Форрестер.

Я помолчала, прежде чем начинать рассказ. Интересно, как он воспримет случившееся со мной. Неужели опять скажет, что я сама во всем виновата? Поверить он мне, пожалуй, поверит, настолькото он меня знает. Ну что ж, может, я и сама виновата, вряд ли с кемнибудь другим могло такое случиться…

Ким был в таком состоянии, что не стал возражать.

— Подробности я тебе изложу потом, — сказала я. — Их слишком много. В общих же чертах дело обстояло так…

— Я тебя предупреждаю, — заявил Форрестер. — Терпение у меня не безгранично, и у администрации больницы тоже.

Дьявол внимательно слушал, только изредка прерывая меня вопросами. Я все больше погружалась в блаженное ощущение безопасности и безоблачного счастья. За окнами автомашины мягкими красками сверкала и переливалась польская осень. Сейчас, когда я рассказывала обо всем случившемся со мной, мне казалось, что я пересказываю содержание какогото детективного фильма, и даже хотелось кое в чем подправить сценарий.

— Ладно. Считай, ты меня предупредил. — Ким швырнул полотенце в корзину и вышел, даже не взглянув на Форрестера.

— Трудно доверить, — сказал Дьявол. — Если бы я тебя не знал, не поверил бы, что такое может произойти. И это только ты могла додуматься ковырять крючком камни. Нормальному человеку такое никогда не придёт в голову!

Он не мог просто сидеть и ждать конца операции, и поэтому отправился в больничную библиотеку, чтобы узнать все, что можно, о кишечной палочке 0157:Н7 и СГУ.

— Ты совершенно прав. Но согласись, и положение моё было не совсем нормальное. Самое же главное, что это ещё не конец. Попрежнему только я одна знаю, где они спрятали своё сокровище. И понятия не имею, что мне делать.



— Ты что же, так и не сообщила в Интерпол?

Была почти полночь. Ким посмотрел на Бекки и содрогнулся. Прозрачная пластиковая трубка змеилась из ее ноздри к дыхательному аппарату. Темные волнистые волосы обрамляли бледное ангельское личико. Она крепко спала.

— Конечно, нет. Я боялась. Представляешь, у них был свой человек в датской полиции. Вот уж где не ожидала встретить гангстера! Что же говорить об Интерполе? У меня на этой почве появился комплекс, теперь мне все кажутся подозрительными. Можешь удивляться, но я себя понимаю и не удивляюсь. Помедленней, пожалуйста!

Трейси сидела в одном из кресел с виниловой обивкой. Глаза ее были закрыты, но Ким знал, что она не спит. Она посмотрела на него. Он выглядел измотанным, волосы спутались, на лице щетина. Свет ночника на полу подчеркивал впалость его щек. Трейси вздохнула.

Дьявол пожал плечами:

— Ну как Бекки?

— Ясное дело, ненормальная. А в нашем посольстве ты тоже ничего не сказала?

— Все так же, — ответил Ким. — По крайней мере, пока что операция предотвратила кризис.

— Я нигде ничего не сказала. Наше посольство для меня тоже было подозрительным. Только тут я чувствую себя в безопасности и могу спокойно все обдумать.

— Для нее это было сильным потрясением, — сказала Трейси. — И трубка в носу тоже. Ей трудно переносить все это, ведь никто не говорил ей, что такое может произойти.

— Ты не можешь не влипнуть в какуюнибудь историю. Что же ты теперь намерена делать?

— Ничего нельзя было поделать. — Ким сел в кресло и закрыл лицо руками. Он так устал, что не мог ни о чем думать.

— Сначала все как следует обдумаю. А что здесь происходило? Чего милиция хотела?

Глядя на изможденного Кима, Трейси попыталась посмотреть на ситуацию с его точки зрения — и весь ее гнев улетучился.

— Они спрашивали, не знаем ли мы чего о тебе. Алиция написала, что ты исчезла и что тебя по всей Европе разыскивает полиция. Нашей милиции тоже сообщили. Но почему они не могли тебя найти?

— Ким, может, лучше домой поедешь, у тебя ведь завтра пациенты. Я останусь здесь, просто не пойду на свои занятия, и все.

— Не успели. Как ты думаешь, может, мне надо всетаки явиться в милицию? Да нет, сами меня вызовут.

— Даже если я и поеду домой, все равно не усну, — ответил Ким, не убирая рук от лица. — Я слишком много узнал сегодня.

— Но почему же, в конце концов, у гангстеров получилась такая петрушка с деньгами?

Все то время, пока Трейси ждала в хирургии, Ким в библиотеке читал про СГУ. То, что он узнал, было страшно. Все, сказанное Кейтлин, подтвердилось: последствия СГУ могли оказаться ужасающими, и ему оставалось только надеяться, что у Бекки что-нибудь другое. Однако, к сожалению, все указывало на СГУ.

— Интерпол взялся за них серьёзно и хотел конфисковать все их имущество. А у них было много всего: предприятия, акции, наличные, не знаю, что ещё. Они боялись, что у них все отберут и заблокируют счета в банке, поэтому в жуткой спешке, чуть ли не за один день, распродали все, взяли деньги в банке и на все наличные закупили алмазы, золото и платину.

Четверг, 22 января

— Алмазы тоже можно было у них отобрать…

Ким все-таки поехал домой, но, как и ожидал, выспаться не смог. В пять утра он уже снова был в машине.

— В томто и дело. Их люди были в полиции, и они в свою очередь боялись, что среди них есть агенты Интерпола. Поэтому все делалось втайне. Единственным человеком, который знал место клада, был тот, кто его спрятал. Он должен был сообщить об этом шефу, они собирались переждать деньдругой, а потом забрать все из тайника и перевезти в Бразилию. Потом какоето время затаиться и спокойно выжидать — они богатые, могли позволить себе небольшой отпуск. А потом все начать сначала. Не правда ли, хорошо было продумано?

В больнице он нашел Бекки такой же, какой и оставил, — она спала обманчиво-мирным сном. Трейси, сидя в кресле, тоже спала, укрывшись одеялом.

Выйдя в коридор, Ким нашел ночную медсестру.

— А почему они сразу не отвезли все в Бразилию?

— Как Бекки провела ночь? Ничего не случилось? — спросил он.

— Так ведь за ними же следили, власти были предупреждены, таможенные посты тоже. Гангстеры распределили обязанности — тот человек занимался скупкой ценностей и должен был гдето их временно припрятать, а шеф за это время должен был организовать транспортировку. И очень хорошо организовал, лучшее доказательство — как они перевезли меня, жаль только, что больше нечего было перевозить. Не такто просто было все это провернуть. Алмазы покупались в ЮАР, например. Все в жуткой спешке. Он прилетел в Копенгаген, чтобы там встретиться со своими, и шиш. Преставился в моих объятиях. А капиталы лежат и ждут.

— Нет, состояние стабильное, температура в норме.

— И ты знаешь где?!

— Слава Богу, — сказал Ким.

— Знаю, — устало, но не без удовлетворения ответила я. — Мне удалось найти это место на карте…

Больше ему здесь делать было нечего, и он отправился в свой кабинет, где занялся бумажной работой. Перелопачивая гору бумаг, он поглядывал на часы. Наконец, решив, что время пришло, он позвонил медсестре на этаж, где лежала Бекки, и попросил позвать Трейси.

Затем я в подробностях описала сцену с испытанием меня на детекторе лжи. Вот тут он мне не поверил:

Она взяла трубку.

— Ты шутишь?! Тебе удалось их обвести вокруг пальца? Ведь это же такой тонкий аппарат.

— Кажется, ей чуть получше.

— Ну конечно, и он обязательно обнаружит ложь, если держать её в голове. А у меня в голове был лишь грот в Малиновской скале. И я вообще старалась не слушать, о чем меня спрашивают.

— Слушай, ты не возражаешь, если я пока побуду здесь? У меня пациенты, некоторых надо подготовить к завтрашней операции. Я ведь там сейчас не нужен?

— И ты так точно запомнила, что тебе говорил тот умирающий?

— Конечно, побудь. Я здесь, с Бекки, так что не беспокойся.

— Ты же знаешь, какая у меня память на цитаты. В самолёте я воспроизвела каждое слово.

Все утро Ким пытался сосредоточиться на своих больных, но с каждым телефонным звонком его сердце сжималось. В середине дня он разговаривал по телефону с кардиологом из Чикаго, когда в дверь просунулась голова Джинджер.

— И сейчас помнишь?

— На другой линии Трейси, она очень расстроена. Говорит, что Бекки внезапно стало хуже и ее перевели в интенсивную терапию.

— А как же!

У Кима заколотилось сердце. Он быстро закончил разговор с чикагским коллегой, снял халат и выскочил из кабинета.

— Ну и что он сказал?

— А что мне делать с остальными пациентами? — спросила Джинджер.

— Перед нами повозка!

— Отошлите их домой, — коротко ответил он.

— Вижу! Что он сказал?

Ким гнал машину, как только мог, и, приехав в больницу, тотчас помчался наверх. Еще из коридора он увидел Трейси, сидевшую в комнате ожидания. Вся в слезах, она подбежала к нему, и они обнялись.

— Вот и шеф так же приставал. Ты что, тоже запрёшь меня? В подвале? Ну ладно, мне не жалко, могу и сказать…

— Что случилось? — спросил Ким, боясь услышать ответ.

И одним духом я выложила весь текст пофранцузски. Надо было учить иностранные языки, всегда ему это говорила.

— Дыхание. Она вдруг начала задыхаться.

Дьявол жутко рассердился.

Ким отпустил Трейси, побежал по коридору и заглянул в палату. Большинство кроватей было занято, и почти у каждой хлопотали медсестры. Системы жизнеобеспечения подавали информацию на мониторы. Самая большая суматоха происходила в маленьком боксе с краю, где толпилось несколько врачей и сестер. Ким подошел и встал в проеме. Он увидел аппарат искусственного дыхания и услышал, как он ритмично качает воздух. Большая трубка, выходившая изо рта Бекки, была прикреплена пластырем к ее щеке.

— Не валяй дурака, переведи!

Ким бросился к кровати. Бекки посмотрела на него, в глазах ее был ужас. Ей вкололи успокоительное, но она все еще была в сознании. Киму сдавило грудь.

— На той карте, которую он мне показал… — таинственным шёпотом произнесла я, и перед глазами предстала абстрактная картина огромных размеров. — Ах, какая это карта! Весь земной шар в мельчайших подробностях. Все меридианы и параллели на ней пронумерованы, а цифрами обозначены расстояния между ними. Наверное, предварительно все было вымерено…

— Все хорошо, зайчик, папа с тобой, — сказал он, сдерживая свои чувства. Оглядев собравшихся, Ким обратился к Клэр Стивенс:

— Ну, ладно, а где это?

— Что произошло? — спросил он, стараясь сохранять спокойствие.

Я покачала головой:

— Наверное, нам лучше выйти, — предложила Клэр.

— Даже если бы я и хотела, не могу тебе сказать. Горло перехватит, и язык онемеет, такие уж у меня на этой почве комплексы. Никому ни за какие сокровища не скажу.

Ким кивнул. Он сжал руку Бекки и вслед за врачами вышел из закутка. Все сгрудились у стены. У Кима дрожали руки, и он сложил их на груди.

— Ну, скажи, ведь мне интересно. Разве можно найти в Европе такое место, которого бы никто не знал?

— Я сперва всех представлю, — сказала Клэр. — С Кейтлин Морган, вы, конечно, знакомы. Это доктор Артур Горовиц, нефролог, а это доктор Уолтер Оганесян, гематолог. — Она повернулась к Киму. — Теперь я могу вам сказать, что мы определенно имеем дело с палочкой 0157:Н7. Конкретный штамм установят завтра.

— Таких мест много, — со вздохом произнесла я. — Родопы, например. Вот ты, смог бы ты найти чтонибудь в Родопах? Там тысячи пещер…

— Почему она интубирована? — спросил Ким.

— Но ведь это не в Родопах?

— Токсикоз затронул легкие, — ответила Клэр. — Содержание кислорода в крови резко упало.

Говоря это, он взглянул в зеркальце и нажал на газ. Во мне все оборвалось.

— У нее отказали почки, — добавил Артур, — и мы начали перитонеальный диализ.

— За нами гонятся? — в страхе вскричала я. — Что будем делать? Пистолет! Где у тебя пистолет?

— А почему не подключили аппарат для диализа? — спросил Ким.

Дьявол настолько испугался моей реакции, что резко тормознул, и я чуть не вылетела через переднее стекло.

— Достаточно и перитонеального, — ответил Артур.

— Да что с тобой? Нет у меня пистолета. Никто за нами не гонится. Успокойся и не пугай меня.

— Но у нее было прободение — она только что перенесла операцию.

— Я тебя пугаю! Это ты меня напугал. Просила же тебя, чтобы ехал медленнее. А ты вдруг нажимаешь на газ, как будто за нами гонятся. За мной гонятся от самой Бразилии, понимаешь ты это? У меня уже комплексы на этой почве.

— Мы приняли это во внимание, но «АмериКэр» снабдила аппаратами только пригородную больницу, и нам пришлось бы перевести Бекки туда, что, конечно, было бы нежелательно.

— На комплексы, а дурь! Тут сам с тобой спятишь. Ну, ладно, ладно, поеду медленнее. Смотри, нас обгоняет обычная «волга»!

— Есть еще одна проблема, — вмешался Уолтер, гематолог. — Уровень тромбоцитов резко упал до такой степени, что мы обязаны его восполнить, несмотря на определенный риск. Иначе есть опасность кровотечения.

— Да пусть хоть и «трабант»! Я в своей стране, я хочу наконец жить спокойно.

— С печенью тоже не все в порядке, — сказала Клэр. — Ферменты значительно повышены, что говорит о…

Некоторое время мы ехали молча, проехали через Пневы. Меня все больше охватывала усталость.

Ким был настолько перегружен информацией, что перестал воспринимать ее. Он видел, как врачи открывают рот, но ничего не слышал. Через полчаса он, спотыкаясь, вышел в комнату ожидания. Увидев его, Трейси встала. Ким выглядел совершенно сломленным. Они посмотрели друг другу в глаза. Теперь настала его очередь плакать. Трейси протянула руки, и они обнялись, объединенные страхом и горем.

— Так где же находится этот остров сокровищ? — небрежно спросил он.

— А, на краю света, — пробурчала я. — Отвяжись. И помедленнее, пожалуйста.

Он опять увеличил скорость, но у меня уже не было сил протестовать. Некоторое время я ехала, ни о чем не думая, любуясь ландшафтом. В душе, однако, исподволь зрело беспокойство, которое вскоре приняло форму вполне конкретного вопроса: как они могли оказаться у самой границы Польши? О том, что я собиралась возвращаться через Копенгаген, знали многие, я трубила об этом направо и налево и не удивилась бы, если бы они ожидали меня на пароме. Но как они могли оказаться здесь? Ведь выехала я внезапно, собралась за какойто час. Ехала через Ганновер, и можно было предположить, что дальше поеду через Гамбург и Путтгартен, тамто, по логике, они и должны были ожидать меня. От Ганновера я ехала без остановки, только выпила кофе в Берлине, да ещё поспала ночью на шоссе. Сколько же это заняло времени? Совсем немного — от полудня одного дня до утра следующего. А они уже поджидали меня на автостраде, значит, приехали туда заранее. Почему не в Копенгаген? Ведь я послала Алиции телеграмму, что приезжаю. Да, надо будет немедленно ей позвонить, а то беспокоится небось, что я опять пропала… Когда они могли узнать, что я поеду через Берлин? Только за Ганновером, где расходятся автострады. Как же они успели раньше меня?

Снова и снова перебирала я в памяти события, пытаясь докопаться до истины, и вдруг, подобно взрыву бомбы под самым носом, меня ослепила такая страшная догадка, что я на момент потеряла возможность вообще чтолибо соображать. Все, абсолютно все, с кем я разговаривала, знали, что я еду через Копенгаген. Я сама была убеждена в этом. И только один человек знал, когда я приеду, какой дорогой и на чем…

Благостное чувство безопасности и счастья покинуло меня. Я сидела как парализованная, а догадка росла и подкреплялась фактами. Я звонила ему из Нанси, поговорила с ним и пошла спать. Выехала только на рассвете следующего дня, у них было много времени… Он один знал, он один!

И тут сразу же меня огорошила другая мысль. Откуда он знал, что тайник находится в Европе? Я рассказывала ему о Бразилии, о южной Африке, о пребывании шефа на Ближнем Востоке и прочее. В распоряжении Дьявола был весь мир, так откуда же он мог знать, что именно в Европе?..

Из ужасающего хаоса, бушующего в моей душе, постепенно отсеялись эмоции и сформулировались чёткие, логичные выводы. Но нет, это невозможно… Я смотрела прямо перед собой, боясь повернуть голову и взглянуть на него. Ещё три года назад я тут же выложила бы ему свои подозрения, потребовала бы немедленных объяснений, заставила бы его рассеять мои сомнения, устроила бы роскошный скандал и кончила тем, что расплакалась бы в его объятиях. А вот теперь…

— Кому ты сообщил о моем приезде? — как можно невнятнее поинтересовалась я, отчаянно надеясь, что, может, всетаки…

Глава 5

— Никому, — буркнул он. — Ты ведь просила никому не говорить.

Пятница, 23 января

— Как? Ни Янке не сказал, ни Ежи, ни даже моей маме? Никому?

Ким сделал паузу и перевел дыхание. Он посмотрел на часы, висевшие на стене операционной: было два часа дня. Скальпель дрожал в его руке — интересно, Том это заметил? Их глаза встретились, и Том сделал ему знак. Ким кивнул, они отошли от стола.

— А ты думаешь, у меня было время? Я собирал деньги, чтобы было чем заплатить пошлину на границе. Да и до этого проклятого Колбаскова не такто просто добраться. В пятницу я вылетел на самолёте до Щецина, а из Гожува ехал на такси. Ни с кем не успел увидеться, никто не знает о твоём возвращении, так что ты можешь рассчитывать, что для всех это будет сюрприз.

— Ким, давай я закончу сам. Ты слишком устал.

— Ты уверен, что абсолютно никому ни слова не сказал о моем возвращении?

Это было правдой. Почти всю ночь Ким вместе с Трейси провел в комнате ожидания отделения интенсивной терапии.

Наверное, в моем голосе прозвучало чтото такое, что заставило его внимательно посмотреть на меня.

— Ладно, — ответил он в конце концов.

— Абсолютно никому, — уверенно подтвердил он. — А почему тебя это так волнует?

Оба хирурга вернулись к столу. Теперь у руля был Том, и все прошло гладко. Когда закрыли грудину, Том сказал Киму:

Теперь я уже не сомневалась, что он говорит неправду. Так просто и непосредственно он ни в воем случае не ответил бы, если бы это было правдой, это не в его натуре. Наверняка он комуто сообщил о моем приезде, но не хочет мне говорить. Кому? Своей новой симпатии? Черт бы побрал эти его бесконечные симпатии! Сейчас не это для меня важно. Итак, он сказал девушке, а она комунибудь разболтала…

— Иди и посмотри, как там Бекки. Мы с Джейн сами заполним бумаги. Если понадоблюсь, звони.

— Спасибо, — ответил Ким.

И опять я поймала себя на мысли, что вела бы себя совсем подругому, будь это три года назад. Я бы ему прямо сказала, в чем дело, ибо верила, что он поймёт всю серьёзность положения, всю опасность, которая мне грозит, и его это встревожит. Характер ему не позволит прямо признаться, что он разболтал, но он мне дал бы это понять, а после мы бы вместе подумали над тем, что делать. Так обстояло бы дело три года назад. Но не теперь…

В раздевалке он натянул длинный белый халат прямо поверх хирургической одежды, чтобы не терять времени на переодевание. Он спешил скорее попасть в интенсивную терапию.

Он выжимал сто сорок километров и срезал повороты с непроницаемым выражением на лице. Ещё не совсем понимая, что произошло, я тем не менее чувствовала, как земля уходит у меня изпод ног. Единственное безопасное место на земле вдруг перестало быть безопасным. Весь мир вокруг меня — это бездонная, чёрная пропасть, и нет мне нигде спасения. Стоит ли жить? Да нет, не может этого быть. Надо стряхнуть с себя этот кошмар. И, сделав над собой огромное усилие, я попросила его:

Чем ближе к отделению, тем он больше нервничал. Зайдя в комнату ожидания, Ким увидел Трейси, сидевшую в кресле у окна. Она тоже заметила его и встала. По ее лицу текли слезы.

— Останови машину, дорогой. Я уже отдохнула. Позволь, я сама поведу. Хочу ехать так, как мне нравится — спокойно, не торопясь, по знакомой дороге.

— В чем дело? — спросил он, когда она подошла.

Мне стало лучше, когда я села за руль. Немного успокоившись, я подумала, что не могу этого так оставить, что не смогу жить в атмосфере недоверия и подозрения. Надо попытаться выяснить ситуацию, и чем скорее, тем лучше.

Некоторое время Трейси боролась со слезами и не могла выговорить ни слова.

— Почему ты думаешь, что это место в Европе? — спросила я, как только мы проехали Конин.

— Доктор Стивенс сказала, что могут отказать все органы, — наконец ответила она. — У Бекки был инсульт, и они считают, что она ослепла.

— Какое место?

Ким зажмурился. Оставив Трейси, он зашагал по коридору к палате. В закутке у Бекки толпилось множество врачей, и ему пришлось проталкиваться к кровати. Бекки походила на собственную тень, затерянную среди проводов, трубок и мерцающих мониторов. Глаза ее были закрыты, а бледная кожа приобрела голубоватый оттенок.

По его тону я поняла, что он прекрасно понял мой вопрос. За годы совместной жизни я его достаточно изучила. Если ему хотелось узнать от меня чтото не очень важное, он до тех пор приставал ко мне, пока не получал желанного ответа. Если же речь шла о чемто, имеющем для него особое значение, а он не хотел, чтобы я об этом догадалась, то притворялся, что дело перестало его интересовать. И выражение лица, и голос свидетельствовали о том, что его совершенно не интересует то, что я могу ему сказать. Он рассчитывал на мою глупую склонность к откровенности и, как правило, не ошибался.

— Бекки, это папа, — шепнул он ей на ухо.

Ким вгляделся в ее застывшее личико: никаких признаков оживления. Он выпрямился и встретился взглядом с доктором Сидни Хэмптоном из неврологии.

— Место, где спрятаны алмазы, — вежливо пояснила я. — Почему ты думаешь, что оно в Европе?

— Думаете, у нее был инсульт?

— Так ты же сама сказала, — так же равнодушно глядя на дорогу, небрежно бросил он.

— Все указывает на это, — ответил Сидни.

Негромкий аварийный звонок, раздавшийся в моей душе при первых признаках опасности, сменился воем пожарной сирены. Не говорила я этого. Пусть у меня склероз, но не до такой степени. _Я _н_е_ г_о_в_о_р_и_л_а ему, что это в Европе.

— Ничего подобного, — спокойно заявила я. — Это вовсе не в Европе, а в Кордильерах.

— Проблема в том, что токсин уничтожает ее тромбоциты быстрее, чем мы их вводим, — сказал Уолтер, гематолог.

— Где?!

— Это точно, — вмешался Сидни, — мы даже не можем понять, было это кровоизлияние в мозг или оторвавшийся тромб.

Он растерялся лишь на какуюто долю секунды и сразу же взял себя в руки. Взгляд его выражал вполне естественное умеренное любопытство. Я бы наверняка ничего и не заметила, если бы не следила за каждой его реакцией с таким напряжённым вниманием.

— Или и то и другое, — предположил Уолтер. — В любом случае, при быстром уничтожении тромбоцитов образуются шлаки, затрудняющие циркуляцию крови. Мы боимся, что все идет к отказу основных органов.

— В Кордильерах. Я сама Кордильер не знаю и понятия не имею, как это может выглядеть в действительности, но мне кажется, что они спрятали сокровище в какойнибудь пещере. Ну, и както обозначили её.

— Почки и печень уже почти не функционируют, — сказал нефролог Артур. — Перитонеальный диализ не помогает.

— Но каким образом… — начал он и тут же спохватился, закурил и потом уже продолжал: — …один человек мог спрятать такое богатство, причём так, чтобы об этом никто не знал?

Ким с усилием взял себя в руки, чтобы справиться с гневом и сохранить способность здраво рассуждать.

Наверняка он хотел спросить меня о другом, но вовремя остановился. Я высказала свои соображения:

— Нужно что-то делать.

— Может, ктонибудь и знает. Не мог он обойтись своими силами, ему требовалась помощь хотя бы в том, чтобы доставить на место драгоценности. Но помощники могли и не знать, что именно они переносят. И кто эти помощники — тоже никто во знает. Впрочем, их не обязательно должно быть много. Покойник мог собрать пакеты с драгоценностями и отбыть в неизвестном направлении, там погрузить на осла, взять одного погонщика — например, глухонемого или деревенского дурачка — и уйти подальше в горы. Осла и погонщика он мог оставить гденибудь, а сам уйти ещё немного дальше, найти укромное место, спрятать там ценности — и дело с концом. Мог он так сделать?

— Кажется, мы уже сделали все возможное, — сказала Клэр Стивенс. — Мы искусственно поддерживаем дыхание и почечную функцию, восполняем потерю тромбоцитов. Доктор Реггис, я обязана предупредить вас и вашу бывшую жену, что вы должны быть готовы к любому исходу.

— А откуда у него столько времени? Ты ведь говорила, что все делалось в спешке.

У Кима потемнело в глазах. Сидеть и «быть готовым»? Ну уж нет!

— Для этого и не надо много времени. Двухдневная экскурсия, только и всего.

— Вы понимаете, о чем я? — мягко спросила Клэр.

Мы замолчали. Пожарная сирена в моей душе выла во всю мочь и мигала красным светом. Он знал. Он слишком много знал обо всем этом и скрывал от меня, что знает. Но может, ему положено знать? Может, Интерпол установил связь с нашей милицией, а она поручила эту миссию именно Дьяволу и велела держать её в тайне, а я тут впадаю в истерику и подозреваю человека…

Ким не ответил. Внезапно прозрев, он понял, как глупо винить в происходящем врачей. Тем более, что он знал, в чем настоящая причина. Неожиданно для всех он бросился прочь из палаты. Трейси, все еще сидевшая в комнате ожидания, устремилась по коридору за ним:

— Ким, стой! Ты куда?

Со своей лучшей подругой я увиделась на следующий день после приезда. Я специально отправилась к ней на работу, чтобы меня увидели во всем великолепии, сделав соответствующий макияж и надев платиновый парик. Новый, купленный в Париже, но точно такой же, как и тот. Я полагала, что мой сенсационный рассказ о случившемся приобретёт черты наглядности, если я буду выглядеть так, как в тот злополучный день, с которого все началось.

Ей пришлось бежать, чтобы поспеть за его широкими шагами. Выражение его лица испугало ее.

Янка встретила меня претензиями:

— Мне нужно что-то делать. Я не могу помочь Бекки как врач, но могу выяснить, как она подхватила эту заразу. Неделю назад я водил ее в «Онион ринг» на Прейри-хайвэй. Она съела там гамбургер, и он был недожарен. Я уверен, что она заболела из-за этого.

— Ну, знаешь, это уже слишком! До тебя совершенно невозможно дозвониться. Звоню и звоню, а ты не отвечаешь! Я уже подумала, не случилось ли чего?

— Сейчас не важно, из-за чего она заболела, — сказала Трейси, — главное, что она больна.

Я остолбенела и вытаращила на неё глаза. Что это она в самом деле?

— Тебе, может, и нет, а мне важно.

— Так ведь меня же не было в Варшаве!

— Ким, возьми себя в руки, — разозлилась она. — Ты никому не поможешь своей беготней. Сперва хотя бы остынь.

— Но сейчасто ты в Варшаве!

Приехал лифт.

— Да, только приехала и вот сразу к тебе.

— Пока, — сказал Ким и вошел в него.

— Ничего себе сразу! Приехала, а чтобы к лучшей подруге…



— Не понимаю. Я вернулась вчера вечером и вот сегодня уже у тебя. Не будь такой придирой, вчера я должна была повидаться с мамой.

Он подъехал к «Онион ринг» и припарковался на первое попавшееся место. Сидя в машине, он оглядел закусочную. Народу было так же много, как и на прошлой неделе. Пока Ким ехал из больницы, злость его поутихла, но решимость осталась прежней. Выйдя из машины, он через главный вход прошел к стойке и привлек внимание стоявшей у кассового аппарата девушки. На груди у нее висела табличка «ПРИВЕТ, Я ДЕББИ».

Теперь удивилась она:

— Прошу прощения, — сказал Ким, стараясь сохранять спокойствие, — мне нужно поговорить с менеджером.

— Как это вчера вечером? Я видела тебя уже месяц назад!

— Он сейчас очень занят, — ответила она, отворачиваясь к клиенту в начале очереди.

Я ничего не понимала. Не могла же я раздвоиться, сама ничего не зная об этом…

Ким ударил ладонью по стойке — звук был похож на выстрел. Дебби побелела.

— Ты видела меня? — повторила я. — Месяц назад?

— Мне нужен менеджер, — сказал он.

— Ну да! Прекрасный цвет волос, и так тебе идёт! Когда я тебя увидела, то ещё подумала, как ты удачно покрасила их, и даже хотела узнать где.

Неожиданно из-за прилавка появился мужчина, одетый в двухцветную форму «Онион ринг». На его табличке было написано: «ПРИВЕТ, Я РОДЖЕР».