Ежи Эдигей
История одного пистолета
Дождливой осенней ночью
Дождь шел не переставая. Он начался еще с утра, с каждым часом становился сильнее и сильнее, а к вечеру превратился в настоящий ливень. Редкие фонари, скупо освещавшие улицы Зигмунтова, одного из многочисленных поселков под Варшавой, не рассеивали темноты ноябрьской ночи. Даже яркая лампа над входом в местное отделение милиции, обычно хорошо видимая издалека, сегодня казалась небольшой желтой точкой.
Внутри здания, где помещалось отделение милиции, было тепло и светло. В просторной комнате находились два человека в мундирах. Один из них, капрал, сидел за столом и что-то записывал в большую книгу в твердой черной обложке. Второй, сержант Стефан Калисяк, старший по званию и по возрасту, застегнув ремень с кобурой, расправлял складки плаща.
— Ну и льет, — заметил капрал.
Потоки дождя, подхваченные ветром, хлестали в окно и текли по стеклу, застилая его сплошной пеленой.
— По крайней мере у вас ночь будет спокойная. В такую погоду даже самый отъявленный бандит из дому носа не высунет, — сказал сержант.
— Смотри не утони в грязи, пока дойдешь до дома.
— Как-нибудь доберусь. На Вишневой, правда, грязь непролазная, вчера по щиколотку можно было увязнуть. Дальше получше, нет такой глины. А у меня под горкой всегда сухо — песок.
— Возьми в шкафу накидку поручика, — посоветовал капрал. — В ней не промокнешь.
— И так дойду… Завтра я заступаю после обеда. Неохота утром сюда тащиться, а поручику может понадобиться. Вдруг будет лить, как сегодня.
— Наверняка будет. Похоже, зарядило надолго.
— Известное дело — ноябрь. Ну, будь здоров!
— Пока!
— Да, не забудь, — уже в дверях обернулся сержант, — пускай Вежбицкий и Фигель после обхода выйдут к последней электричке, которая в ноль сорок восемь. Хулиганы любят это время.
— В такой дождь?
— Всякое бывает. С последним поездом из Варшавы возвращается местная шпана. Им ведь все равно, какая погода, а в дождь можно действовать смело, никто не поймает. Пусть патруль пройдется по станции и по главной улице.
— Хорошо, пошлю. Что передать поручику?
— Скажи, что завтра я буду после двух. Утром съезжу в Варшаву. Пока!
Дверь за сержантом захлопнулась.
Спустя час вернулся патруль — Вежбицкий и Фигель. Сняли непромокаемые накидки, повесили на вешалку. На полу сразу же образовалась лужа. Пришедшие закурили.
— В поселке все спокойно, — доложили они капралу, — на улице ни души. Дождь хлещет как из ведра.
— Калисяк распорядился, чтобы вы вышли к последнему поезду, а затем прогулялись по главной улице.
Вежбицкий поморщился.
— Опять грязь месить. У меня сапоги насквозь промокли.
— Ничего не поделаешь, надо идти. Позавчера в этом поезде у какой-то женщины вырвали сумочку. А когда сна бросилась вдогонку за вором, кто-то из его дружков подставил ей ножку, бедолага упала и разбилась.
— В милицию она не заявляла, — заметил капрал.
— Но это факт. Мне рассказал приятель, он все видел.
— Наверняка опять работа Каминчака и его компании.
— Это уж точно.
— Дай им волю, они и ножи пустят в ход.
— Я бы их всех пересажал.
— У тебя есть доказательства, что это они? Никто в свидетели не пойдет, их все боятся. Когда мы в прошлом году задержали Каминчака за драку в пивной, чем дело кончилось?
— Заплатил восемьсот злотых штрафа.
— А что для такого восемьсот злотых? Дали бы полгода — сразу б поумнел…
Милиционеры согрелись, отдохнули и, прихватив накидки, отправились на станцию. Вернулись часа через два. В поселке все было спокойно. Дождь чуть поутих.
Капрал дежурил у телефона. Вежбицкий и Фигель ушли в соседнюю комнату. Перекусив и немного обсохнув, через час опять вышли из отделения. Около шести утра им снова надо было быть в районе железнодорожной станции, чтобы следить за порядком при посадке на электрички — утром много народа уезжало на работу в Варшаву.
В начале восьмого пришел начальник отделения, поручик Ян Панас. Выслушал рапорт дежурного о том, что ночь прошла спокойно.
А через несколько минут в отделение вбежала пожилая женщина. С трудом переведя дыхание, она прокричала:
— Убитый!.. Сержант Калисяк!.. У меня в саду!..
— Кто убит? Что вы несете?
— Пошла я с утра за молоком и хлебом, — женщина заговорила чуть спокойнее, — открыла дверь, иду к калитке. Было еще совсем темно, издалека я ничего не увидела. Подхожу ближе, а у самой калитки под изгородью лежит человек. Я подумала, пьяный, ан нет, не пьяный. В милицейской форме. Лежит неподвижно. Фуражка сползла с головы и волосы в крови. На земле тоже кровь. Смотрю, а это наш сержант. Я его хорошо знаю. Не раз к нам заходил.
— Где вы живете? Далеко? — перебил ее поручик.
— Здесь рядом. На Цветочной, не доходя Вишневой.
Поручик вскочил из-за стола.
— Пошли!
Остальные милиционеры встали как по команде.
— Вы хоть плащи наденьте, дождь-то идет. А ему, бедняге, уже ничем не помочь. Мертвый он…
— Капрал, — более спокойно сказал поручик, — вы останетесь, а Вежбицкий и Фигель пойдут со мной.
Пройдя несколько сот метров, милиционеры подошли к огороженному сеткой участку. Вдоль ограды росли кусты, на которых в эту пору года не осталось ни листочка; от калитки вела бетонная дорожка к стоящему в глубине дому.
Женщина сказала правду. Сразу же за калиткой под кустами лежал мужчина в милицейской форме. Лежал на животе, широко раскинув руки. Голова у него была повернута вправо, волосы под съехавшей набок фуражкой слиплись от крови. На земле тоже виднелись следы крови, слегка размытые дождем. Это был сержант Калисяк. Смерть, похоже, наступила давно. На лице застыло выражение полного покоя. Никаких следов борьбы не было заметно. Очевидно, убийца застиг свою жертву врасплох, одним ударом лишил жизни.
— Нет пистолета, — показал Фигель на расстегнутую пустую кобуру, — и запасного магазина с патронами.
— Немедленно сообщите в воеводское управление, — сказал поручик, выпрямляясь. — Вежбицкий! Останетесь возле тела. А вас, — обратился он к женщине, — попрошу в отделение, надо составить протокол.
Поручик старался говорить спокойно, но слегка дрожащие руки выдавали, каким усилием воли дается ему это спокойствие.
— Надо бы еще кого-нибудь прислать, — предложил Фигель. — Когда в поселке узнают об убийстве, Вежбицкому одному не справиться. Сейчас слетится сотня зевак и любителей острых ощущений.
— Верно, — согласился поручик, — пришлем ему в помощь двух человек. Из управления приедут, наверное, часа через два.
Но не прошло и часа, как перед отделением милиции остановились три автомашины. В двух находилась следственная группа из воеводского управления, в третьей — майор Станислав Маковский из Главного управления милиции. Ему было поручено вести следствие.
Понадобилось несколько минут, чтобы сообщить приехавшим скудную информацию о случившемся, и машины поехали на Цветочную. Следственная группа принялась за работу.
Майор Маковский стоял чуть в стороне. Ему все было ясно. Не первый милиционер погибал во время дежурства потому, что его пистолет понадобился бандитам. Ничего больше у убитого не взяли, даже плаща не расстегнули. Это свидетельствовало о том, что убийце нужно было только оружие. Как было совершено преступление? Это майор тоже мог себе представить. Под покровом темноты и дождя нападавший незаметно подкрался к сержанту и тяжелым предметом ударил сзади по голове.
— Осмотрите улицу вдоль забора, — приказал майор. — Похоже, что тело перетащили и здесь бросили, а преступление совершено в другом месте.
Вокруг уже собралась большая толпа зевак. Всех попросили отойти на противоположную сторону улицы. Милиционеры метр за метром внимательно осмотрели тротуар.
— Ничего не найдут, — вздохнул поручик, — всю ночь шел дождь. А народу сколько прошло! Да и утром, когда только нашли Калисяка, тоже ничего не обнаружили.
— Согласен. А сержант наверняка не входил в калитку. Зачем бы ему это понадобилось?
— Смотрите, здесь сетка чуть-чуть вогнута, — заметил кто-то из следственной группы. — Как будто на ней лежало что-то тяжелое.
Майор приблизился к изгороди.
— Вон какое ржавое пятно, — сказал он, показывая на комок земли необычного цвета. — Возьмите пробу на исследование. Может, это кровь?
— О, еще такой же след! Точно, кровь, — сообщил один из милиционеров, осматривавших место преступления, — Его тащили к калитке.
Врач установил, что смерть наступила мгновенно, в результате удара в затылок тупым, тяжелым предметом. Удар был очень сильный, сержанту размозжило череп, раздробленные кости повредили мозг. Смерть наступила между девятью и двенадцатью вечера.
— Вполне возможно, — подтвердил поручик. — Калисяк вышел из отделения в начале одиннадцатого. Он жил на Гжибовой — это такая маленькая улочка возле самого леса. По Цветочной ему было ближе всего до дома.
Следственная группа ничего не обнаружила. Если убийца и оставил следы, то их смыл дождь, ливший всю ночь.
Через три дня родные, друзья и товарищи по работе проводили в последний путь сержанта Стефана Калисяка. Было несколько венков — от поселковой общественности, от товарищей, от начальника воеводского управления милиции и от Главного управления. На маленьком сельском кладбище кто-то из друзей произнес речь над гробом. Он говорил о «смерти на посту» и об «исполнении своего долга». Майор Станислав Маковский вел под руку заплаканную женщину в черном. Перед ними шли двое детей. Они были еще слишком малы, чтобы понимать трагичность этих минут.
С глухим стуком ударились о крышку гроба комья земли, брошенные близкими и друзьями сержанта. Могильщики насыпали холмик. Один только майор все время стоял неподвижно, выпрямившись, смотрел на могилу человека, который еще четыре дня тому назад был полон жизни и энергии, и повторял про себя клятву:
— Я отыщу твоего убийцу. Найду и отправлю на виселицу!
Сержант Стефан Калисяк был убит в ноябре 1965 года.
Удар в пустоту
Новое преступление, жертвой которого стал милиционер, взбудоражило поселок. Общественность требовала более суровых мер наказания для хулиганов-подростков, орудовавших в предместьях Варшавы и в пригородных поселках.
Поэтому майор Маковский, которому было поручено вести следствие по делу об убийстве сержанта, без труда получил необходимые для поисков преступника средства и людей. Но пока никаких следов не обнаружили, и непонятно было, в каком направлении начинать поиски. Майор решил провести крупную облаву на местных хулиганов — вдруг удастся вытащить ниточку, а там и распутать весь клубок.
На следующий день после похорон Калисяка он приехал в отделение милиции, чтобы оттуда руководить облавой. В поселке и в соседних городках произвели кое у кого обыски, в результате было задержано несколько десятков человек.
Операция прошла не впустую. Нашли много краденых вещей. Теперь, когда банды Каминчака и ему подобных можно было не опасаться, люди осмелели и активнее выступали против хулиганов. Верно говорят: «Знают соседи, кто вреден». После облавы в прокуратуру было направлено более десятка дел.
Заодно конфисковали с полсотни кастетов, пружинных ножей, два обреза, а также пистолет и старый наган. Всех в округе, у кого была нечиста совесть, охватил страх.
И это все. Несмотря на энергию майора Маковского, на помощь, которую общественность оказывала во время проведения операции, не было найдено ничего, что имело бы хоть малейшую связь с убийством на Цветочной. Мощный удар майора попал в пустоту.
Прошло еще несколько дней, и майор решил операцию закончить. Дела по выявленным преступлениям были переданы местной милиции или в прокуратуру. Убийца остался на свободе.
Маковский вернулся в Варшаву и довольно уныло доложил своему начальнику о результатах облавы.
— Я был уверен, тем оно и кончится, — сказал полковник, начальник уголовного розыска. — Что вы рассчитывали найти? Пистолет? Для этого нужна не следственная группа, а бригада ясновидцев. Отыскать такой мелкий предмет просто невозможно, тем более когда не знаешь, где его искать.
— Однако мы нашли довольно много разного оружия, — защищался майор, — в том числе четыре ствола огнестрельного…
— Да, поскольку никто не ожидал, что вы именно оружие будете искать. А вот убийца Калисяка хорошо знает, как нам важно найти пистолет. Это единственная улика, которая может навести на след преступника. Убийство было детально продумано и тщательно подготовлено. Это не просто хулиганская выходка, а хладнокровное, преднамеренное злодеяние. Мы имеем дело с ловким и хитрым преступником, а уж он-то прекрасно знает, как и где спрятать оружие. Вполне возможно, что вы даже были у него дома и, пока искали, он стоял рядом и смеялся в душе над вашей беспомощностью.
— Посмотрим, кто будет смеяться последним!
— Ну-ну. Пока это пустые слова. Что вы собираетесь предпринять дальше?
— Допрошу нескольких наиболее подозрительных типов. В первую очередь тех, у кого было найдено оружие. Если они что-то знают об убийстве Калисяка, наверняка расколются, чтобы спасти собственную шкуру.
— Да. Если знают.
— Убийца, скорее всего, живет в поселке. Не приехал же он издалека. Определенно кто-то из местных подонков. Может, кому проболтался о своих планах добыть оружие и заняться грабежом. Эта публика, даже если не знает, кто убил, кое о чем может догадываться.
— Рассуждение верное, если считать, что убийца из местной шпаны. А если нет?
— Иначе быть не может. Порядочные люди не убивают милиционеров, чтобы заполучить пистолет.
— Порядочные — нет, но есть такие, которые только кажутся порядочными.
— Что же вы мне посоветуете?
— Испробуйте все возможное. Расширьте круг поисков за пределы поселка. Внимательно следите за тем, что происходит в стране. Оружие убийце понадобилось наверняка не для тренировок в спортивной стрельбе. Чтобы достать оружие, он пошел на убийство — и при этом не сделал ни одной ошибки, не оставил никаких следов. Боюсь, теперь, когда у него есть пистолет, он не замедлит им воспользоваться. Будем надеяться, что до этого в чем-нибудь ошибется и себя разоблачит.
— Пистолет Калисяка был пристрелян, у нас в архиве есть и гильзы, и фотографии следов, которые нарезка оставляет на пуле. Где бы пистолетом ни воспользовались, мы тут же об этом узнаем.
— Да, но какой ценой?
На этот вопрос майор не смог ответить.
Последующие несколько дней он «выжимал» показания у задержанных. Но все допрашиваемые в один голос твердили, что никогда ничего не слышали о планах покушения на Калисяка и никого не подозревают. А Ян Каминский, которого дружки называли Каминчак, откровенно сказал:
— Пан майор, если бы я знал, кто этот гад, сам бы его к вам привел да еще б вмазал как следует. И никто из ребят его бы не пожалел. Сколько народу село по его вине.
— Только те, у кого рыльце в пушку.
— В пушку не в пушку, но все мы были на свободе. А теперь лежим на нарах.
— Вы никого не подозреваете?
— Никто из наших этого сделать не мог.
— Неужели кто-то чужой приехал в поселок, чтобы убить Калисяка? Это ваши, местные. Убийца хорошо знал сержанта, знал, когда у него кончается дежурство, где он живет, по каким улицам возвращается домой.
— Возможно, — согласился Каминский, — но это все равно не наши.
Местное отделение милиции по своим каналам искало убийцу, но тоже безрезультатно.
Майор Маковский уже подумывал, а не могли ли убить сержанта из мести, пистолет же прихватили, чтобы направить следствие по ложному пути, да и, в конце концов, разве плохо, если пистолет сам идет тебе в руки.
В связи с этим следствие внимательно изучило последние годы жизни сержанта. У него, как у заместителя начальника отделения, конечно, было много врагов. Не один из тех, кто был задержан и в результате тщательного расследования дела самим Калисяком получил срок, обещал свести счеты с чересчур усердным милиционером, но никто не слышал, чтобы его грозились убить.
Майор еще раз провел обыск у всех, кто мог затаить злобу на сержанта, проверил их алиби в день преступления, но и эти меры не навели на след убийцы.
Шли дни, недели и месяцы. Следственное дело с надписью «Калисяк» превратилось в пухлый том. Там были десятки протоколов обысков, сотни протоколов допросов самых различных людей и… ничего больше.
Через полгода майор вынужден был признаться на совещании, что следствие вперед не продвинулось и о преступлении известно не больше, чем в тот день, когда было найдено тело сержанта Калисяка.
Но следствие все же не прекратили, Маковский продолжал им заниматься. Теперь это уже не было его основным заданием, но, если где-либо в Польше совершалось преступление с использованием пистолета, он тут же просил исследовать гильзы и пули, чтобы установить, не был ли пущен в ход пистолет сержанта Калисяка.
Время от времени в поселке проводились облавы, обыски в домах, чьи обитатели казались подозрительными. Задержанных тщательно обыскивали. В результате Зигмунтов стал самым спокойным поселком под Варшавой. Хулиганье притихло либо перебралось куда подальше.
Единственным результатом всех этих мероприятии были новые документы, присоединявшиеся к распухавшему на глазах делу. На след преступника не напали. Не нашли и пистолета.
Прошло почти десять месяцев.
Почта на Белянах
Прямо от варшавского Института физкультуры на Белянах начинается красивая широкая улица — аллея Зъедночения. Там, где она пересекается с Маримонцкой, находится пользующееся популярностью кафе — место встреч уже нескольких поколений студентов института. Напротив высится массивное здание пожарной охраны. Если идти по аллее в направлении улицы Жеромского, проходишь мимо стоящих по обеим сторонам пятиэтажных жилых домов.
На углу аллеи и улицы Каспровича — стоянка такси. Рядом — автобусная остановка. На противоположной, нечетной стороне улицы красуется высоченное здание. Почти небоскреб. Сразу же за «небоскребом» — трехэтажный дом под номером девятнадцать. В нем мирно соседствуют почта и библиотека. К почте, занимающей правую часть дома, ведет отдельный вход, на нем большая красная вывеска: «Почтовое отделение Варшава-45». Другая вывеска, поменьше, гласит, что здесь же есть отделение сберкассы. В левой части здания в окнах выставлены книжки. Вход в библиотеку и читальный зал, как и вход на почту и в сберкассу, — со стороны аллеи.
Дом номер девятнадцать в служебных документах числится как «отдельно стоящий». Между ним и «небоскребом» с цветочным магазином и кулинарией внизу — несколько метров незастроенного пространства. Такое же расстояние отделяет здание почты от другого жилого дома с тройным номером — 13/15/17. Войти в него можно со стороны аллеи, но большинство жильцов пользуются более удобным проходом между этим домом и почтой, ведущим к противоположной фасаду стороне. Отсюда тоже можно попасть в подъезд. Немного в глубине стоит закопченная квадратная коробка котельной. С некоторых пор котельная не работает — весь район Беляны получает теперь горячую воду с Жераньской электростанции, находящейся неподалеку, хотя и на другом берегу Вислы.
Проулок, ведущий к жилому дому мимо котельной, выходит на соседнюю улицу — Липинскую. Это спокойная, тихая улочка с двух- и одноэтажными домами на одну семью.
Аллея Зьедночения планировалась как основная артерия Белян. К сожалению, ее строили в тот период, когда архитекторы не считались с нуждами жильцов. На всей длинной улице только три или четыре магазина и одно студенческое кафе. Пересекающей аллею улице Каспровича, проложенной позднее, повезло больше: на ней много магазинов и даже есть большой ресторан, а при нем бар. Поэтому улица Каспровича — самая оживленная на Белянах. На аллее почти нет транспорта, мало прохожих. Можно сказать, на ней только живут, притом домой возвращаются вечером или ночью. Даже детям там скучно, и они предпочитают играть в Белянском лесу, вернее, на тех жалких участках, которые от него остались.
Только почта не может пожаловаться на затишье. В 1966 году других почтовых отделений в этой густонаселенной, постоянно растущей части города, вероятно, не было. Поэтому с утра до вечера людской поток тянулся к зданию из серого кирпича. Посетители отправляли заказные письма и телеграммы, заказывали междугородные переговоры, у окошек сберкассы часто выстраивались очереди. Сюда же каждый день сдавали выручку близлежащие магазины и мастерские, а также различные организации. Поэтому ежедневный оборот белянского почтового отделения достигал больших сумм, а после первого и пятнадцатого — дней выдачи зарплаты — эти суммы иногда превышали миллион злотых.
Здание почты застраховано от всякого рода неожиданностей. На всех окнах решетки. Датчики не только включают сирену и подают сигнал тревоги в ближайшее отделение милиции, но и одновременно приводят в действие механизм, закрывающий единственную входную дверь. В помещении постоянно дежурит вооруженный охранник; кроме того, у кассиров есть пистолеты. Деньги здесь под надежной охраной, и даже самое дерзкое нападение не имеет ни малейших шансов на успех.
По договоренности с дирекцией милиция несколько раз имитировала нападение на почту. Результат был всегда одинаков: раздавался глухой рев сирены, и тяжелая стальная завеса опускалась вниз, отрезая от выхода всех, кто находился внутри. Не у всякого банка в Польше столь хорошо отлажена система защиты от нападения.
И тем не менее на почте не оставляли крупных сумм на ночь. Около пяти часов, когда поток посетителей редел, только два окошка принимали выручку от магазинов, а все служащие почты в отдельном закрытом помещении пересчитывали деньги и упаковывали в пачки, которые укладывали в мешки с голубой полоской. Когда мешок наполнялся, его зашивали и пломбировали. В мешок входило примерно около трехсот тысяч злотых. В мешки поменьше ссыпали мелочь — в каждом помещалось до тысячи монет. Мешочки тоже пломбировались. Все эти сокровища дожидались специальной машины, которая перевозила ценный груз в центр Варшавы, в подвалы Польского национального банка. На почте оставались только деньги, поступившие после отправки ежедневной выручки. Это были небольшие в сравнении с общим объемом оборота суммы, однако порой они все же достигали нескольких десятков тысяч злотых.
Поскольку поступления в белянскую сберкассу существенно превышали расходы, почта обходилась без того, чтобы брать в банке суммы, необходимые для нормального осуществления денежных операций. Оставшейся от предыдущего дня небольшой части выручки хватало на первые утренние выплаты, а уже через несколько часов запас денег пополнялся.
Каждый вечер, не позже чем в четверть седьмого, перед зданием почты останавливался темно-зеленый фургон с надписью «Связь». На нем приезжали за деньгами. В фургоне, кроме шофера, находился вооруженный инкассатор. Широкий тротуар позволял машине подъезжать к крыльцу почты. Инкассатор открывал двойные задние дверцы фургона, а из здания почты выходил дежурный охранник. Служащий почты, конвоируемый охранником и инкассатором, переносил в машину мешки с деньгами: сначала большие с банкнотами, а потом маленькие, но более тяжелые, с мелочью.
Вся эта операция была организована очень четко. За пять-семь минут ценный груз укладывали в автомобиль. После этого инкассатор запирал дверцы и расписывался в квитанции о принятии такого-то количества мешков. Получив спецификацию, он садился рядом с водителем и фургон, быстро развернувшись, по улице Каспровича и Подчашинского выезжал на Маримонцкую и дальше — по Словацкого, Мицкевича и Новотки — катил в центр, в Польский национальный банк. После сдачи денег фургон сразу же направлялся в следующее почтовое отделение.
Тот памятный августовский день ничем не напоминал жаркое лето. Было холодно, резкий ветер гнал по небу низкие, темные тучи, моросил, не переставая, дождь. В такую погоду аллея Зъедночения была пустынна, даже окна в домах закрыты.
Почтовое отделение Варшава-45 работало нормально. Народу в тот день было немного. Только возле окошек, где принимали деньги от магазинов, образовались небольшие очереди — кассиры, как обычно, принесли дневную выручку. В маленькой комнатке с решетками на окнах уже пересчитали деньги, уложили в мешки и ждали фургон.
Он приехал без опоздания — десять минут седьмого. Шофер подогнал машину к крыльцу… Вот уже открылись задние дверцы. Уже инкассатор и охранник встали сбоку, чтобы следить за погрузкой мешков с деньгами. Уже показался в дверях служащий почты с мешком… Но не успел он сделать и трех шагов к фургону, как внезапно раздались выстрелы. В этот момент из кулинарии, находящейся в «небоскребе», выходила какая-то женщина. Услышав выстрелы, она повернула голову и увидела человека в кепке и светлом пыльнике, который с небольшого расстояния, почти упершись пистолетом в спину стоявшего перед ним инкассатора, выстрелил в него, а потом выпустил несколько пуль в охранника и в служащего почты.
Все трое упали на бетонные плиты, которыми была вымощена площадка перед зданием почты. Стрелявший мужчина, держа пистолет в правой руке, левой схватил мешок с деньгами и, пробежав под окнами библиотеки, свернул в узкий проулок и скрылся во дворе жилого дома под номером 13/15/17. Тут женщина потеряла его из виду.
Все произошло так быстро, что случайная свидетельница не успела даже вскрикнуть. Водитель фургона, сидевший за рулем, при звуках выстрелов быстро открыл дверцу и выскочил из машины, но на улице никого уже не было.
В помещении почты на выстрелы не обратили внимания. Только услышав крик водителя, служащие и посетители бросились на улицу. Все страшно растерялись, никто не знал, что делать. Несколько человек подбежали к лежавшим на тротуаре. Дверцы фургона были широко раскрыты, внутри виднелись мешки с деньгами из других почтовых отделений.
Первым пришел в себя заместитель начальника почты.
— Что вы возле них толчетесь! Несите скорее в зал и положите на какую-нибудь подстилку. Срочно вызовите милицию и «скорую помощь»! Закрыть фургон!
Только теперь водитель фургона заметил, что деньги, лежащие в машине, никто не охраняет. Он подскочил и захлопнул дверцу.
— Нет ключа! Он у Вишневского.
— Вы охраняйте дверцы, а я сейчас принесу ключи.
Пан Зброжек! Вы тоже постойте возле машины.
Служащие почты перенесли жертвы бандитского нападения в дом. Адам Вишневский, инкассатор, не подавал признаков жизни. Дежурный охранник, Ришард Цегляж, когда его стали поднимать, застонал. Служащий почты Владислав Окуневич был в сознании. Попробовал подняться сам, но не смог из-за сильной боли в ноге. Брюки его были в крови.
Раненых уложили в зале. Почту немедленно закрыли. Внутри остались служащие, несколько кассиров, не успевших сдать деньги, и женщина, которая видела, как произошло нападение. Она была единственным свидетелем.
Нашелся ключ от фургона. В момент нападения Вишневский держал ключи в руке. Падая, он выронил их и накрыл своим телом. Машину заперли, но по распоряжению начальника почты до прибытия милиции оставили на месте под охраной водителя и одного из служащих почты, вооруженного пистолетом.
Первой приехала милицейская «варшава» — патрульный автомобиль, который по рации направили из районного отделения на место происшествия. Вслед за ней прибыла на машине оперативная группа, а еще через две минуты группа из Городского управления милиции. Сразу же за ними приехала машина «скорой помощи». Потом вторая.
Следственные группы приступили к работе. Фотограф сделал необходимые снимки. Были найдены пять пистолетных гильз. Все опрошенные в один голос утверждали, что слышали пять выстрелов. Юзефа Беляк, единственная свидетельница, повторила еще раз, что она увидела, выйдя из магазина кулинарии. Водитель фургона мог сказать немного. Услышав выстрелы, выскочил из машины, но перед почтой никого уже не было. Дал свои показания и Окуневич — служащий почты, который нес мешок с деньгами. Когда он вышел на улицу, справа от него стояли рядом охранник и инкассатор. Не обращая на них внимания, Окуневич пошел к фургону и вдруг услышал один за другим несколько выстрелов, почувствовал сильный удар в ногу и упал. Что было дальше, не знает. Человека, который стрелял, не видел. Не помнит, когда у него вырвали из рук мешок с деньгами. Ничего не заметил. Боль была настолько сильной, что он потерял сознание.
Врачи «скорой помощи», осмотревшие раненых, сообщили: инкассатор Вишневский получил пулевое ранение в грудь в область сердца. Смерть наступила почти мгновенно. Вероятно, пуля пробила левое предсердие. Когда Вишневского переносили в здание почты, он был уже мертв.
Ришарду Цегляжу повезло. В тот момент, когда раздался первый выстрел, он обернулся. Поэтому первая предназначавшаяся ему пуля прошла наискось под лопаткой и застряла между ребрами. Вторая попала в правое плечо. Ранение не смертельное, но охранника следовало срочно доставить в больницу и как можно быстрее прооперировать — он потерял много крови, к тому же врач опасался, что повреждено легкое.
Окуневич был ранен в бедро. Кость, к счастью, не была раздроблена: пролетевшая небольшое расстояние пуля не набрала достаточной силы. Однако врач не исключал, что кость все же могла быть задета. Окуневич также нуждался в операции, надо было немедленно извлечь пулю. Его рана была не столько опасна, сколько болезненна.
— Когда можно будет допросить охранника? — спросил руководитель оперативной группы.
— Дня через три-четыре, если не будет осложнений.
— Хорошо, доктор, везите их в больницу.
Машины «скорой помощи» уехали. Одна в больницу, а вторая — с телом убитого инкассатора — в Институт судебной медицины. Врачей предупредили, что милиции понадобятся извлеченные из ран пули. Судебные медики в подобных предупреждениях не нуждались. Было известно, что при вскрытии пулю достанут и передадут в криминалистическую лабораторию на экспертизу.
На основе показаний пани Беляк милиция определила путь, по которому убегал бандит. Между зданием почты и соседним домом было незастроенное пространство метров в десять шириной. Оттуда можно было попасть во двор жилого дома. Во всю длину двора была проложена дорожка из бетонных плит. На нее выходило пять подъездов. Вторая бетонная дорожка шла вдоль котельной и утыкалась в соседнюю улицу — Липинскую. Но ни во дворе, ни на Липинской никаких следов не было обнаружено. Впрочем, на это даже не надеялись.
— За ним ведь никто не гнался, — рассуждал один из милиционеров. — Достаточно было добежать до угла почты, свернуть — и ищи ветра в поле. Потом он мог спокойно выйти на Липинскую и оттуда податься куда угодно. А может, он живет в каком-нибудь из этих домов и сейчас сидит за столом и считает деньги.
— Видно, он все хорошо рассчитал, прежде чем пойти на такое дело.
— И как удачно погоду выбрал! На улице пусто, никто в такой холод и дождь носа из дому не высунет. Обычно во дворе играют дети, да и взрослые туда-сюда ходят. Как-никак несколько сот жильцов, — объяснял участковый, который, узнав о нападении, пришел на почту.
По спецификации установили, что в украденном мешке находилось триста двадцать семь тысяч шестьсот восемьдесят злотых в различных купюрах.
Нападавшего видела только пани Беляк. Подробно описать его не смогла. Заметила лишь, что он был в светлом пыльнике и на голове какая-то кепчонка. И еще она сказала, что он был очень высокий, выше охранников, в которых стрелял. А у Цегляжа рост около ста восьмидесяти сантиметров. Свидетельница была слишком далеко, чтобы разглядеть черты лица человека в пыльнике. Да и произошло все так молниеносно, что она просто не успела ничего больше увидеть.
Допросили всех почтовых служащих и посетителей, находившихся в зале в момент нападения. Никто из них не заметил ничего подозрительного. Дождь шел с утра, почти все посетители были в плащах. Кое-кто в болоньях или габардиновых пальто, но большинство в недорогих светлых пыльниках. Высокие, низкорослые. Да и кто бы стал приглядываться к мужчинам, стоящим в зале, когда столько работы. В двух окошках, где принимали выручку, кассиры пересчитывали деньги — все их внимание было направлено на то, чтобы не ошибиться. Да и остальные сотрудники занимались своим делом. Так что никто не заметил, чтобы на почте или возле нее крутился высокий мужчина в светлом пыльнике.
— Может, он сидел в кулинарии и высматривал, когда приедет машина за деньгами? Взял бутылку пива и закуску и преспокойно ждал, — заметил один из милиционеров.
Директор кулинарии и продавцы решительно исключали такую возможность. Никакого высокого мужчины в светлом плаще в их магазине ни в шесть часов, ни позднее не было. Покупателей в тот день вообще было немного. В основном приходили женщины купить что-нибудь на ужин. Холод и дождь распугали почти всех мужчин, обычно заходивших выпить пива.
Нападение на почту произошло 23 августа 1966 года. Убитому инкассатору Адаму Вишневскому было 34 года. Остались вдова и трое маленьких детей.
Черный «вартбург»
На следующий день после нападения на почту в Белянах майору Станиславу Маковскому позвонил сотрудник лаборатории криминалистики. Результаты исследования гильз, найденных перед зданием почты, показали, что бандит стрелял из пистолета, который когда-то принадлежал сержанту Стефану Калисяку, убитому в ноябре 1965 года.
— Вы в этом совершенно уверены? — поинтересовался майор.
— Пока нет. Мы еще не получили пуль. Только после этого можно будет дать окончательный ответ. Но уже при осмотре гильз обнаружилась характерная особенность: боек в пистолете Калисяка был немного поврежден, и на капсюлях имеются соответствующие повреждения. Совпадает и место удара бойка по капсюлю. Да и следы, которые на гильзах оставляет выбрасыватель, схожи.
— Когда вы получите пули?
— Из института судебной медицины — сразу после вскрытия убитого инкассатора, то есть еще сегодня. Пуль же, которыми были ранены двое почтовых служащих, придется подождать. Дежурный врач сказал, что состояние Ришарда Цегляжа остается тяжелым и операция пока откладывается — возможно, на несколько дней. Владислава Окуневича будут оперировать сегодня вечером… Правда, хирург утверждает, что нам рассчитывать особенно не на что: рентген показал, что пуля ударила в бедренную кость и в ней застряла, отчего, скорее всего, деформировалась.
— Немедленно сообщите мне, если узнаете что-нибудь новое.
— Слушаюсь, пан майор!
После этого разговора Маковский отправился к своему шефу, начальнику уголовного розыска Главного управления милиции. Полковник внимательно его выслушал.
— Я говорил вам, майор, что пистолет всплывет и без ваших поисков. К сожалению, цена, которую мы заплатили за это известие, очень высока — один убитый и двое раненых. У меня уже есть подробный рапорт из дворца Мостовских о результатах следствия. Практически они ничтожны. Преступник, как и при убийстве Калисяка, не оставил улик, если не считать пистолетных гильз и пока не извлеченных пуль.
— Нападение совершено очень четко, а место преступления выбрано с таким расчетом, чтобы можно было безнаказанно удрать с добычей.
— Да, несомненно, нападение было тщательно разработано и готовилось долго. А это подтверждает мое предположение, что убийца сержанта Калисяка — не обычный хулиган. Это умный, расчетливый, готовый на все человек. Он даже не пытался угрожать своим жертвам оружием, сразу открыл огонь. И стрелял так, чтобы убить. Только по чистой случайности Цегляж остался жив. Если бы он не обернулся или оборачивался чуть медленнее, пуля попала бы в сердце. Так, как это произошло с Вишневским.
— Кстати, охранник с инкассатором совершили роковую ошибку, — заметил майор. — Они стояли рядом, и бандит сумел незаметно подойти к ним очень близко. Если бы охранник стоял с одной стороны двери, а инкассатор — с другой, застать их врасплох было бы невозможно.
— Я полагаю, что и в этом случае нападение бы удалось, но не с такой легкостью. Учтите, что подобного рода преступление совершено в Варшаве впервые. Я думаю, что и в Польше тоже. И охранник, и инкассатор считали, что никакая опасность им не грозит, а охрана фургона — всего лишь формальность. Охранник, правда, был вооружен, но не готов немедленно пустить винтовку в ход. А пистолет инкассатора преспокойно лежал в кобуре. Поэтому убийца, с виду обычный прохожий, направляющийся ка почту, застал обоих врасплох.
— Да, верно. Для них это была полная неожиданность, — согласился майор.
— Поскольку пистолет фигурирует в деле об убийстве Калисяка, которое вы ведете, примите к производству и новое преступление, — решил полковник. — Будете вести его совместно с городским управлением. Я отдам соответствующее распоряжение. А вы, не теряя времени, поезжайте во дворец Мостовских и подробно изучите все материалы.
Ознакомившись с результатами следствия, майор Маковский понял, что полковник был прав: улик практически никаких. Только по показаниям пани Беляк, которая видела преступника издалека, удалось составить его словесный портрет, и то весьма приблизительный. Свидетельница также указала, каким путем убегал бандит.
— Скажите, поручик, — спросил майор, просмотрев все материалы следствия, — куда делись пули? У нас в руках пять гильз, а знаем мы только о трех пулях. Одной был убит Вишневский. Второй — ранен охранник, а третьей работник почты.
— Охранник был ранен двумя пулями. Одной в легкое, второй в предплечье.
— Это подтверждается протоколом. И все-таки надо проверить, действительно ли в теле Цегляжа остались две пули.
Позвонили в больницу, где лежал раненый охранник. Врач подтвердил, что Цегляж получил два ранения, ко второе, в предплечье, совершенно не опасное. Пуля пробила мышцы, не повредив ни нервов, ни кровеносных сосудов.
— А что с пулей? — допытывался майор.
— Что с пулей? — удивился хирург. — А мне какое дело? Для меня важно состояние здоровья раненого. Пуля пробила руку и полетела дальше.
— В ране ее нет?
— Нет. Зато есть две дырки. Поменьше — где пуля вошла, побольше — где вышла.
— А как себя чувствует раненый?
— Он в сознании, но еще очень слаб. Большая потеря крови. Мы сделали переливание. Если не будет осложнений, завтра прооперируем.
— Не забудьте сохранить пули!
— Хорошо, хорошо. Об этих дурацких пулях мне уже несколько раз звонили и даже письмо из милиции пришло. Вас, видно, больше интересует пуля, чем человек… — возмутился врач.
— Ну что вы, доктор, — перебил его майор, — нам известно, что в борьбе за жизнь человека вы сделаете все возможное. Тут мы абсолютно спокойны. А вот пуля, которая вас совершенно не интересует, для нас — очень важная улика, необходимая для поимки убийцы. Мы потому вам напоминаем, что на практике случаются разные вещи. Взять, например, убийство президента США Кеннеди. Оперировавшие его врачи не позаботились о сохранении пуль, и они таинственно исчезли.
— Хорошо, хорошо. Мы не в Америке. Завтра получите свою пулю.
— Выходит, — сказал майор, положив трубку, — я был прав. У нас пока только три пули, а убийца выстрелил пять раз. Одна пуля вообще прошла мимо. Вторая, прошив руку охранника, исчезла в неизвестном направлении. Вы этим занимались?
— Еще нет.
— В таком случае поедем на Беляны и поищем эти пули. Кроме того, мне бы хотелось осмотреть место преступления.
Перед зданием почты было, как обычно, пусто. Майор с удовлетворением отметил, что дежурный охранник держит оружие наготове. Одну пулю нашли почти сразу.
Она уткнулась в слой штукатурки между рядами кирпичей двумя метрами правее входной двери. Скорее всего, это была та, которая пробила руку охранника. Один из милиционеров, сопровождавших майора, извлек ее с помощью обычного перочинного ножа. Пуля была почти не повреждена.
Отыскать следы второй пули оказалось не так легко. Самый тщательный осмотр стены поначалу ничего не дал, пока один из милиционеров не обратил внимание, что на металлической окантовке тяжелой двери, ведущей в помещение почты, повреждена краска, притом явно недавно. Принесли лестницу, и майор внимательно осмотрел это место. Не оставалось сомнений, что маленький след на металле оставила пистолетная пуля. Скорее всего, отскочив рикошетом, она упала где-то в стороне. О том, чтобы ее найти, не могло быть и речи.
Майор изучил предполагаемый путь бегства преступника. Пришлось признать, что человек этот действовал не только чрезвычайно смело, но и очень рассудительно. Место для нападения было выбрано исключительно удобно — широкая, всегда пустынная улица, особняком стоящее здание почты. Обитателям соседних домов пистолетные выстрелы должны были показаться слабыми хлопками, похожими на выхлопы плохо отрегулированного автомобильного двигателя. И даже если бы в момент нападения на противоположной стороне широкой улицы оказался случайный прохожий, он просто не обратил бы на эти звуки внимания. Хорошо был обдуман и путь отступления. Пробежав вдоль здания под окнами библиотеки, преступник сворачивал за угол и исчезал из поля зрения возможных свидетелей. Еще десяток метров — и он оказывался во дворе многоквартирного жилого дома. А там вид человека, пусть даже с мешком в руках, вряд ли привлек бы чье-нибудь внимание. Со двора удобный проход вел к Липинской. Улица вся была застроена невысокими домами с садиками. Майор убедился, что почти из каждого садика можно попасть на соседний участок, а оттуда на параллельную улочку — Платничую, которая вела к Клечевской, пересекавшейся с улицей Пшибышевского.
Таким образом бандит, добравшись до Липинской, исчезал, как иголка в стоге сена. Шансов определить его Дальнейший путь почти не было.
Тем не менее майор остался доволен результатами осмотра. Ценной добычей была почти неповрежденная пуля, застрявшая в штукатурке. Ее сразу же послали на экспертизу. Тем временем майор продумывал дальнейший ход следствия. Он решил, что стоит попытать счастья: а вдруг все же кто-нибудь из жильцов высотного дома номер 13/15/17 по аллее Зъедночения видел убегающего преступника? Чтобы это проверить, нужно будет послать туда сотрудников милиции: пусть опросят всех жильцов огромного дома. Но сделать это лучше поближе к вечеру, когда людей легче застать дома.
Идея оказалась удачной. Уже на следующий день выяснилось, что двенадцатилетний школьник Янек Мыс-ливец и Зофья Лисковская, сотрудница одного из министерств, заметили кое-что интересное.
Приглашенная во дворец Мостовских пани Лисковская сообщила, что около шести часов вечера в день нападения она поливала цветы на подоконнике. Ее квартира находится на третьем этаже в пятом подъезде, а значит, в той части здания, которая ближе к почте. Когда Лисковская стояла у окна, она услышала несколько хлопков. Что это пистолетные выстрелы, ей и в голову не пришло. Она подумала, что, вероятно, ребята где-то поблизости играют в войну и стреляют из пугачей.
Минуту спустя из-за угла дома выбежал какой-то мужчина, который, оглянувшись, сначала замедлил шаги, а потом быстро пошел в сторону Липинской. Лисковская заметила, что он держал в руке какой-то сверток, но был ли это мешок — сказать не может. Мужчина прикрывал сверток полой не застегнутого светлого плаща, словно хотел спрятать его от дождя. Правда, дождь к этому времени уже прекратился, но было еще пасмурно.
— Вы говорите, этот мужчина был без головного убора? А какого он был роста? Высокий?
— Пожалуй, да. Мне трудно сказать точно, видела я его с третьего этажа, когда он проходил под моим окном… Сверху человек кажется ниже. Но, по-моему, этот мужчина был выше среднего роста.
— А какие у него были волосы?
— Темные, коротко остриженные и зачесанные назад. В этом я уверена.
— А лица его вы не разглядели?
— Вот тут ничего не могу сказать. Я ведь смотрела из окна. Да и не особенно внимательно. В нашем доме живет много людей, ко всем ходят гости. И на Липинскую через наш двор можно пройти кратчайшим путем, об этом все знают. Только когда ко мне вечером пришли из милиции и стали расспрашивать, я припомнила, что видела такого человека, а за минуту до этого слышала выстрелы… Если б не милиция, я бы никогда не сопоставила двух этих фактов.
— Тот человек направлялся в сторону Липинской?
— Да. Наверняка. На углу Липинской я его еще видела.
— А дальше куда он пошел?
— Скрылся за котельной, она его от меня заслонила.
— Значит, он пошел в западном направлении?
— Западном? — задумалась Лисковская.
— Иначе говоря, к перекрестку Липинской и улицы Шрёгера.
— Да, — согласилась свидетельница, — в сторону Шрёгера. Но это не на запад. Скорее на юг. Липинская идет наискось.
— Пусть будет на юго-запад. Больше вы ничего не заметили?
— Он часто оглядывался.
— А какой на нем был костюм? Ботинки?
— Ах да. У меня создалось впечатление, будто этому человеку жмут ботинки, особенно правый. Да, он как-то странно шагал.
К сожалению, Лисковская больше ничего не заметила. Пришлось удовольствоваться этой скромной информацией.
Следующим место у стола занял двенадцатилетний мальчуган, Янек Мысливец, ученик одной из белянских школ. Он был очень горд ролью, которая ему выпала, и сразу предупредил:
— Вы дадите мне справку, если я опоздаю домой? Я обещал прийти в одиннадцать, а сейчас уже второй час. Мама подумает, что я шатался по городу.
— Конечно, — совершенно серьезно согласился следователь. — Я напишу твоим родителям записку, что наша беседа несколько затянулась. Так что же ты видел?
— Я возвращался от приятеля, который живет на улице Реймонта. Шел по Шрёгера. Там вообще нет автомобильного движения. Когда переходил улицу, между Платничей и Липинской, с Платничей вывернула машина и подъехала к большому дому на углу Липинской и Шрёгера, там на первом этаже трикотажная мастерская.
— Какой марки была машина?
— Я не обратил внимания.
— Постарайся припомнить. Может быть, «варшава»? Какого цвета?
— Нет, поменьше, но вроде бы не «сирена». Я не приглядывался, но, кажется, темная.
— Ну а что было дальше?
— Машина подъехала к дому и остановилась прямо возле мастерской. Стояла там довольно долго, я успел дойти до Липинской. И тут из-за угла вышел какой-то человек в светлом плаще. В руке он нес мешок. Серый, с цветной полоской. Я обратил внимание на эту полоску, никогда не видел полосатых мешков. Дверца машины открылась, человек закинул мешок внутрь и сел сам. И тут же машина отъехала.
— Мужчина, который нес мешок, сел рядом с водителем?
— Нет. Автомобиль ведь ехал от Платничей и остановился у тротуара на правой стороне Шрёгера. Чтобы сесть рядом с водителем, мужчине с мешком пришлось бы обойти машину спереди или сзади. А он этого не сделал. Водитель открыл заднюю дверь, и тот человек сразу сел. Машина стояла с работающим мотором и тут же тронулась.
— Ты видел, куда она поехала?
— Нет, я свернул на Липинскую. Торопился домой.
— Как выглядел мужчина с мешком?
— Высокий, в светлом плаще.
— На голове у него что-нибудь было?
— Нет. Я заметил, что у него темные волосы.
— Ты был близко от него?
— В нескольких метрах. На противоположном тротуаре. Я поворачивал на Липинскую, а он как раз оттуда вышел.
— Ты видел его лицо?
— Да. Такое загорелое. Ни усов, ни бороды. Нос довольно большой, кажется, прямой. Плащ был расстегнут, под ним коричневый пиджак и серые брюки. Я хорошо запомнил.
— А тот, в машине?
— Этого я не разглядел. Заметил только, что он был в кепке.
— А может, ты заметил номер машины?
— Нет. На машину я вообще не смотрел. Только потом обратил внимание, когда увидел, что к ней подбегает человек с полосатым мешком. Еще меня удивило, что дверца сразу же открылась. Тот тип вскочил в машину, а водитель сразу дал газ.
— Если б тебе показали этого мужчину или его фото, ты бы его узнал?
Мальчик задумался.
— Не знаю…
По просьбе майора принесли альбом с фотографиями преступников. Янек Мысливец посмотрел снимки и отрицательно покачал головой:
— Нет, его здесь нет. Это точно.
— А минуту назад ты говорил, что не уверен, сможешь ли его узнать.
— Если б вы мне показали несколько снимков, похожих на того человека, я бы не знал, какой выбрать. Но тут даже ни одного похожего нет.
Это было все, что майор смог узнать от Янека. Полученная информация подтверждала показания Лисковской. Преступник действительно убегал так, как она сказала, и был высокого роста. Кроме того, теперь майор знал, что у бандита темные, коротко подстриженные волосы, зачесанные назад, и прямой нос. Подробности, касавшиеся одежды — коричневый пиджак и серые брюки — в данном случае не имели значения. Сразу же после нападения преступник мог переодеться и одежду выбросить. Куда важнее был тот факт, что у него имелся сообщник с автомобилем. Стало быть, заключил майор, тут действует целая банда.
Но из скольких человек она состоит? Есть ли у этих двоих еще сообщники? Пока на эти вопросы майор ответа не находил, но допускал, что, кроме водителя машины, у бандита могли быть и другие сообщники, которые находились поблизости, чтобы вмешаться в случае неблагоприятного поворота событий. Однако пока это была лишь не подкрепленная доказательствами гипотеза.
Следующие два дня не принесли результатов. Было допрошено множество людей, но никто ничего не видел и не слышал. Только на третий день в милицию обратился студент института физкультуры Адам Жебровский. Его показания оказались весьма важными для следствия.
— Я вышел из института со своей однокурсницей. Она живет на Белянах. Я провожал ее домой. С аллеи Зъедночения мы свернули на улицу Каспровича. Там на углу — стоянка такси. Но такси ни одного не было, только немного поодаль стоял черный автомобиль. Мы остановились почти рядом с ним возле витрины магазина. Мотор работал, за рулем сидел человек в кепке с большим козырьком, заслонявшим лицо. Я еще, помню, удивился: зачем в закрытой машине шапка?
— Какая была машина?
— Черный «вартбург».
— Что было дальше?
— Вдруг я услышал какие-то резкие звуки, вроде хлопков. Они доносились со стороны почты. Теперь-то я знаю, что это были пистолетные выстрелы, но тогда и внимания особого не обратил. Перед почтой стоял зеленый почтовый фургон, я подумал, наверное, от его мотора шум. А черный «вартбург», как только прозвучали выстрелы, сорвался с места, притом на большой скорости.
— И куда поехал? К почте?
— Нет. Пересек аллею Зъедночения и помчался по Каспровича. Свернул в первый, нет, во второй переулок. Летел, почти не снижая скорости на повороте. Его даже занесло на мокрой мостовой.