Алексей Махров, Дмитрий Политов

Круг доступа ограничен

Пролог

Бункер штаба Московского военного округа

23.12.1953 г

Конференц-зал подземного убежища, способный вместить сорок человек, выглядел сейчас совершенно дико. Дальняя от входной двери секция стола освобождена от ножек и вертикально приставлена к стене. В нее вбит крюк, а к нему привязан полноватый, бритый наголо человек, одетый в синие бриджи и нижнюю рубашку. Бриджи из дорогой шерстяной ткани измяты и замызганы, а рубашка из тончайшего батиста сменила белый цвет на темно-серый.

Вряд ли кто-нибудь признал бы сейчас в этом жалком индивидууме самого страшного, после Хозяина, человека в государстве. Властное лицо с близко посаженными глазами кривится в злобной гримасе. Рот заклеен широкой лентой медицинского пластыря. Но под пластырем видно, что губы человека беспрерывно шевелятся. Что он делает? Молится? Проклинает? Вымачивает пощаду?

Нет, он пытается произнести Слово. Слово состоит из девяти слогов, абсолютно бессмысленных с точки зрения русского языка. Впрочем, они бессмысленны на любом из ныне существующих языков.

Но пластырь мешает правильно артикулировать, и человек раз за разом нарушает канон. Это продолжается всего пять минут, но человек уже начал впадать в отчаяние. Он прекратил попытки. Пот крупными каплями покрывал его бритый череп.

А ведь еще полчаса назад человек испытал сильнейшую радость. Несмотря на то, что сидел в камере-одиночке. Да, даже там он испытал радость – у него получилось произнести первое Слово – призывающее. И по тому, как дрогнул воздух, человек понял, что сделал это правильно. Слово указующее он хотел произнести попозже. Зачем, ну зачем он так долго тянул с этим? На что надеялся? Уговорить этих болванов? Да, пожалуй! Уговорить… До последнего момента он рассчитывал победить обычными, людскими средствами. И даже арест не поколебал его желания. И только поняв, что обычные средства бессильны и верные нукеры не могут прийти на выручку… Тогда он и прибег к этому последнему козырю.

Но дальнейшее развеяло радость. Они, эти болваны, что посмели прервать его победоносное шествие к власти… власти абсолютной… Они ЗНАЛИ!!!

Конвоиры ворвались в камеру внезапно, и он даже не успел опомниться, как руки его были скручены, а рот заклеен.

Подозрения получили подтверждение, когда в конференц-зал вошли четыре офицера в странных масках на лицах, похожих на очки сварщика. В руках они держали автоматы Судаева, у которых вместо ствола были раструбы, как у мушкетонов. Офицеры, настороженно оглядываясь, встали так, словно ожидали нападения сквозь стены. И это на глубине 30 метров! Они явно знали, что пленник успел вызвать подмогу, и знали, что эта подмога не относится к человеческому роду.

Откуда они ЗНАЮТ? Кто? Кто их предупредил? И кто дал им это оружие и приборы?

Впрочем, неважно! Кто бы ни был предателем – ему не уйти от расплаты!

А вот и он! Странно, лицо незнакомое….

В конференц-зал вошел высокий, сутулый мужчина, одетый в офицерский китель без знаков различия. Он медленно оглядел помещение, обращая внимание на расстановку людей и предметов. Затем тщательно проверил, как держится на лице пленника пластырь. Видимо, увиденное удовлетворило сутулого – он довольно кивнул и отошел в сторонку.

Вслед за проверяющим в зал стремительно влетели, практически ворвались главные заговорщики. Заблестели золотые погоны без просветов. За главарями в широкую дверь втянулась сошка поменьше – майоры, полковники. Один из полковников принялся монотонно зачитывать приговор. От волнения он несколько раз сбивался и начинал снова. Его никто не слушал – приговор был просто проформой, данью традиции. Все напряженно ждали, когда коренастый генерал, с тремя золотыми звездами над левым карманом кителя, даст отмашку. А тот не спешил, словно наслаждаясь беспомощностью своего давнего врага.

Полковник снова сбился и снова начал читать заново. Нервы людей были на пределе. Первым не выдержал самый невозмутимый, на первый взгляд, сутулый. Он подошел к генералу, тронул его за плечо и что-то прошептал в самое ухо.

Генерал встрепенулся.

– Ну, кто желает привести приговор в исполнение? – зычно обратился он к присутствующим.

Среди офицеров наступило тщательно скрываемое смятение. Судя по впечатляющим «иконостасам» на груди, все они были боевыми командирами. Но сейчас… Дело предстояло несколько… грязноватое.

После полуминутной заминки вперед выступил плечистый майор, с широким шрамом на лице.

– Позвольте мне, товарищ генерал? – баском сказал он. – У меня к этой суке особые счеты!

– Валяй, майор! – весело оскалился генерал и ободряюще хлопнул добровольного палача по плечу. – Хочешь, пистолет свой дам?

– Не надо, товарищ генерал! – отказался майор, – у меня свой, трофейный, проверенный!

Майор решительно извлек из кобуры «вальтер» и вплотную подступил к привязанному к столешнице человеку. Тот смотрел на своего будущего убийцу совершенно спокойно, в глубине глаз блестела искорка насмешки. Эти наивные люди думают, что с его смертью все закончится? Дурачки! С его смертью все только начнется! Жаль, конечно, что придется расстаться с телесной оболочкой, – он так любил маленькие радости – женщин, вино…

Но насмешливое выражение моментально исчезло, когда сутулый, тронув майора за локоть, негромко сказал:

– Товарищ, постарайтесь попасть в центр лба, на два сантиметра выше линии бровей.

Холодный ствол пистолета коснулся указанной точки. Вот тогда привязанный человек завыл как зверь. Надежды не было…

Глава 1

С Андрюхой я совершенно случайно столкнулся в метро, на станции «Маяковская». Поначалу я даже не узнал его, Андрей сам окликнул меня. Внешний вид старого друга заставлял удивиться. Одет Андрюха был в дорогой костюм, который я видел в витрине бутика Бриони. Похоже, что галстук и рубашка из того же магазина. Туфли друга были из кожи питона. По самым скромным подсчетам такой наряд тянул на несколько тысяч долларов. А удивляло то, что при последней встрече, полгода назад, Андрей богатством не блистал. Тогда он работал коммерческим агентом в фирме, занимающейся сетевым маркетингом, и зарабатывал гроши, пытаясь всучить людям дешевые китайские фены.

– Здорово, Леха! – приветствовал меня Андрей. – Ты здесь какими судьбами?

– Заскочил бабушку проведать, – ответил я. Когда-то мы оба жили в центре, но затем жизненные обстоятельства привели нас на окраины города. – А ты здесь как очутился?

– Машину в сервис отдал, кондиционер начал барахлить, – небрежно сказал Андрей, поигрывая брелком с эмблемой БМВ. – Свободным временем располагаешь?

– Есть пара часиков, – ответил я, горя желанием выяснить причину перемены друга.

– Пойдем, посидим где-нибудь, – предложил Андрей, – здесь наверху есть симпатичный пивной ресторанчик.

Мы поднялись из метро наверх и вошли во двор бывшего Андрюхиного дома. Когда-то он со своей большой семьей занимал пятикомнатную квартиру в «сталинке» на Садово-Триумфальной. Теперь все помещения этого дома были заняты офисами, а во дворе располагалась открытая веранда пивного ресторана «Бавария». Время было послеобеденное, и большая часть столиков пустовала. При одном взгляде на цены в меню, я стал лихорадочно вспоминать, сколько у меня с собой денег. Одна кружка пива здесь стоила столько, сколько я обычно тратил на еду за три дня. Заметив мое смущение, Андрюха усмехнулся и сказал:

– Не дергайся, Леха, я угощаю!

– Ну, чем занимаешься, все так же сидишь на своей ТЭЦ? – спросил Андрей, едва я успел продегустировать светлое нефильтрованное пиво «Бланше де Брюссель» с тонким цитрусовым привкусом.

– Попал на ТЭЦ – считай пиз. ц! – ответил я, выбирая на тарелке с легкой закуской кусочек копченого сыра. – А ты чего, наследство получил?

– С чего ты взял? – деланно удивился друг.

– Костюмчик, галстучек, автомобильчик! – с завистью сказал я. – Когда ты успел все это заработать? Колись давай, жилу золотую у себя на даче нашел?

– Есть у меня один источник доходов, – туманно ответил Андрей и перевел разговор на воспоминания о прошлом.

Андрюху я знал с детского сада. В школе мы тоже учились вместе. После восьмого класса наши пути немного разошлись. Я поступил в техникум, а он в ПТУ. Но именно в этот период мы стали особенно близки. Буквально, друзья – не разлей вода! Общие девки, общие пьянки, общие враги и общие драки. Тогда Андрюха и заработал кличку «Подрывник», за любовь к самодельным бомбочкам. Наши совместные приключения продолжались около трех лет, потом Андрюху забрали в армию, а я поступил в институт. Встретившись снова через два года, мы уже не смогли поддерживать прежние отношения. У обоих появились новые знакомые и новые интересы. Мы стали постепенно расходиться. Этому поспособствовал мой переезд из коммуналки на Тверской в отдельную квартиру на улице Мусы Джалиля. А Андрюхина семья, разменяв свои апартаменты на три двухкомнатных, разъехалась по всей Москве. После этого мы встречались строго два раза в год – на его и мой дни рождения.

После второй кружки я все-таки свернул разговор на интересующую меня тему неожиданной состоятельности друга.

– Есть у меня небольшой, но доходный бизнес, – ответил Подрывник, настороженно озираясь по сторонам. – Он не относится к разряду законных, но и криминальным его не назовешь. Эта история скорее фантастическая. Не знаю, насколько адекватно ты ее воспримешь. Но мне уже давно хочется выговориться кому-нибудь, ведь я даже жене не рассказываю, чем занимаюсь.

История, поведанная мне Андреем, действительно показалась фантастической. Мало того, поначалу я даже воспринял ее как насмешку надо мной, призванную скрыть настоящий источник богатства. Но по ходу повествования я начал понимать, что Подрывник ничего не придумывает. Все так и было.

Несколько месяцев назад Андрей возвращался домой с работы в состоянии среднего опьянения (ноги еще держали, но голова уже начинала отказывать). По ходу движения ему нужно было сделать пересадку с «Новокузнецкой» на «Третьяковскую». Корпоративная вечеринка закончилась поздно. Время подходило к часу ночи, и Андрей остатками трезвого сознания переживал, что переходы могут закрыться и ему придется добираться до цели наземным транспортом. Денег с собой было всего полсотни, поэтому ловить такси было бесполезно.

Выйдя из вагона на «Новокузнецкой», Подрывник торопливо поднялся по лестнице в переход и уже двинулся по тоннелю к «Третьяковской», когда до его слуха донесся звук подъезжающего поезда. Андрей немедленно перешел на бег. Выскочив на платформу, он едва успел впрыгнуть в уже закрывающиеся двери электрички. Поезд тронулся и только сейчас Андрей сообразил, что проплывающая мимо окон станция выглядит непривычно.

– Понимаешь, Леха, – говорил мне Подрывник, – я ведь этой дорогой каждый день езжу. Выбежав из перехода, я на автомате бросился налево, справа там посадки нет. А из динамиков уже доносится: «Осторожно, двери закрываются!» Я, естественно, ускоряюсь, как на стометровке. Тормозить приходится о противоположную стенку вагона, но в целом финиш благополучный. Двери захлопываются. Я поворачиваюсь и смотрю в окно, а станция – не та! Ты «Третьяковку» помнишь? Арки там низкие и массивные, облицованы мрамором. А здесь высокие, тонкие колонны из красного гранита. Немного похоже на «Автозаводскую», только колонны круглые.

Совершенно точно это была не «Третьяковская». Но переигрывать было поздно, поэтому Андрюха обреченно плюхнулся на диван, решив пересесть обратно на следующей станции.

Поезд постепенно набирал скорость, прошло уже десять минут, а остановки все не было. Подрывник вообразил, что попал на последнюю электричку, следующую в депо. Поняв бесперспективность дальнейших активных действий, Андрей начал репетировать речь, призванную объяснить метрополитеновцам причину его нахождения в этом вагоне, и незаметно задремал.

Проснулся он оттого, что движение прекратилось. Поезд стоял на станции напоминающей «Выхино». Такая же открытая платформа на высокой эстакаде. Начинало светать. Двери вагона были открыты. Подрывник, крадучись, вышел наружу, и посмотрел вниз. Площадь перед станцией была совершенно пустынна.

– Я на часы смотрю – половина седьмого! – продолжил Андрюха, отхлебнув пива. – Башка с бодуна раскалывается, но я начинаю соображать, что дело нечисто. Тогда я еще думал, что это действительно «Выхино», мало ли куда меня могли за ночь перевезти! Но ведь я несколько раз был до этого на «Выхино», в том числе с утра. И прекрасно помню, какое там всегда столпотворение! Народ из Подмосковья валом валит! А здесь тишина! Я думаю – день будний, куда же подевались люди?

Подрывник знал, что для того чтобы сесть на поезд, едущий в центр, нужно спуститься вниз и, пройдя подземным переходом, подняться на соседнюю платформу. Так он и сделал. Но план осуществился только на треть. То есть с платформы он спустился, но переход найти так и не смог. Основание станции представляло собой сплошную глухую стену! Тогда Андрей решил придумать этому разумное объяснение. Он даже вспомнил, что видел по телевизору репортаж, в котором говорилось о строительстве здесь нового перехода, призванного разгрузить пассажиропоток. Розыски нового перехода заняли у Андрюхи минут пятнадцать. Ровно столько времени ему хватило на то, чтобы обойти по периметру станционную площадь. Результаты совсем озадачили бедного Подрывника. Площадь была обнесена по периметру трехметровым забором. Единственный проход располагался напротив платформы и вел, как решил Андрей, на Рязанский проспект.

– Я постоял, подумал, что делать, – продолжил Андрей. – Пока я внизу топтался, поезд взял и уехал! Тут мне совсем тоскливо стало! Ладно, думаю, пойду сдаваться! Поднимусь назад на платформу, найду какого-нибудь метрошника! Пускай ментов вызывают, но хотя бы объяснят, куда я попал и как отсюда выбраться!

Еще полчаса Андрюха пытался разыскать хоть кого-нибудь из работников метрополитена. Тщетно! Станция словно вымерла.

– Леха, мне тогда по-настоящему жутко стало! – рассказывал Андрей. – С бодуна все ощущаешь гораздо острее. И тут я вообразил, что пока я спал, произошла катастрофа. Ну, америкосы бомбу сбросили или на химзаводе утечка ядохимикатов произошла. Вот что мне мерещилось! Не смейся! Я на полном серьезе так думал!

Поняв, что зря болтается по пустынному станционному комплексу, Подрывник решительно вышел за периметр. Напрямую, через дворы до Рязанского проспекта рукой подать. Здесь Андрею впервые за утро стали попадаться люди. Увидев их, бедолага решил, что его приключение кончилось, и немного взбодрился. Прибавил шагу и даже стал насвистывать песенку. В голове Андрея сложился новый план. Он предусматривал выйти на Рязанку и поймать там машину. А деньги водиле отдать по приезде, из домашней заначки. Жена, конечно, будет возмущена такой тратой накоплений, но она будет ворчать по-любому. Ведь он проболтался неизвестно где всю ночь.

Все ускоряя и ускоряя шаг, Подрывник уже почти бежал по сонным дворикам. Наконец Андрюха сообразил, что за время, потраченное на дорогу, он бы уже проскочил Рязанку и выскочил на Волгоградку. Решив уточнить маршрут, мой друг обратился к одному из редких прохожих. Им оказался сгорбленный старичок, одетый в серое драповое пальто и драную кроличью ушанку.

– Я ему дорогу преградил и говорю: «Здорово, отец!» – рассказывал Андрей. – А он, зараза, бочком-бочком так и норовит ускользнуть! Я ему вежливо: «Скажите, пожалуйста, я к Рязанскому проспекту правильно иду?» А он молчит и пятиться начинает! Тут я не выдержал, хватаю его за рукав и ору: «Старый хрен! Как на Рязанку выйти?!» Тут он, прикинь, словно оплывать начал! Буквально секунда прошла, у меня в кулаке пальто зажато, а под ногами этакая неопрятная груда! Как будто из него кости вынули!

Решив, что своим криком довел старичка до инфаркта, Андрюха бегом скрылся с места происшествия. Совершенно случайно мой друг бросился в перпендикулярном первоначальному маршруту направлении. И, о чудо, через какую-то сотню метров выскочил на неширокую улицу!

Здесь прохожих было больше. Попадались даже целые группы, по три-четыре человека. Немного успокоившись, Подрывник опять решил уточнить свое местоположение. Но люди шарахались от него, как от прокаженного. Хватать этих чокнутых за одежду Андрей уже не рисковал. Промаявшись этак с полчаса, мой друг почувствовал сильнейшую жажду. Но в пределах видимости не обнаруживалось ни одной палатки или ларька. Перед Подрывником замаячил призрак смерти от сушняка. Наконец Андрюха заметил на первом этаже стоящего вдалеке дома большие витрины и неразличимую на таком расстоянии вывеску. Вот он, желанный магазин! Моля Бога о том, чтобы это оказались не хозтовары, Подрывник ускоренным маршем припустил к спасению. Метров с тридцати он разглядел за сильно запыленным стеклом витрин нарисованные бутылки, куриные тушки и прочую рекламную чушь. Поэтому, даже не глядя на вывеску над входом, Андрей ворвался в торговый зал. Тут его постигло некоторое разочарование.

– Леха, ты магазины при «совке» помнишь? – спросил Андрюха, жестом подзывая официантку, чтобы заказать новую порцию пива.

– Прекрасно помню! – ответил я, энергично налегая на копченую баварскую колбаску.

В середине восьмидесятых мне было лет четырнадцать-пятнадцать, и я уже вполне самостоятельно ходил за покупками. Мне навсегда врезались в память совершенно пустые полки, изредка украшенные банками майонеза и витрины-холодильники, за стеклом которых лежали одинокие синие тушки умерших от старости кур.

– Тогда ты поймешь мое недоумение! – продолжил Андрей, отхлебывая из запотевшей кружки. – Мне было очень странно видеть в разгар недоразвитого капитализма, когда даже в самом маленьком ларьке полки забиты рядами разноцветных бутылок, а прилавки ломятся от разнообразной снеди, магазин советского образца.

Продавщицей там была здоровенная бабища, наряженная в заляпанный чем-то желтым кружевной передник. За ее широкой спиной на полке сиротливо стояло несколько пыльных бутылок неопределенного вида. То ли дешевая водка, то ли минеральная вода. Под стеклом прилавка лежало пять потемневших от времени, заветренных батонов колбасы. С ними мирно сосуществовали засохшие хвосты какой-то рыбы.

Я ей говорю: «Доброе, утро! Минералка есть?» – продолжил рассказ Андрей. – А эта корова таращится на меня как на привидение и молчит! Я думаю: «Бляха-муха, что за район глухонемых?!» Попытался объясниться жестами. Вроде поняла – достает какую-то бутылку. Я ей протягиваю полтинник, а она снова начинает таращиться. Я думаю: «Может быть у нее с утра сдачи нет?» Ладно, вываливаю на прилавок всю мелочь из карманов. Там и было то всего три рублевых монетки, две по пятьдесят копеек и четыре гривенника. Дальше вообще дурдом начался! Эта кобыла сгребает всю медь и сует себе в рот!!! Я стою, офигевший, не знаю, что делать! То ли «скорую» вызывать, то ли бежать из магазина! А она вынимает из-под прилавка еще несколько разнокалиберных бутылок и сует их мне!

Схватив бутылки в охапку, Подрывник пулей выскочил из магазина. Зайдя в чахлый скверик и присев на скамейку со сломанной спинкой, Андрей провел инвентаризацию приобретенного. Две бутылки были с прозрачной жидкостью, две с коричневой и одна с зеленоватой. Достав перочинный ножик, Андрюха по очереди раскупорил все емкости. Для начала он обнюхал содержимое. Резкого химического запаха не было. Только потом мой друг решился попробовать содержимое на вкус. Одна из прозрачных жидкостей оказалась минеральной водой, вторая – слабым раствором спирта, градусов под двадцать. Коричневые жидкости были похожи на паленый коньяк, а зеленоватая тоже оказалась раствором спирта, только немного покрепче предыдущего, да еще с привкусом то ли кинзы, то ли тархуна. «Неплохо отоварился на полтора рубля!» – подумал Подрывник.

Сидя на скамейке и попивая теплую солоноватую воду, Андрей в первый раз за утро спокойно обдумал все происшедшее с ним. Начал с ночной пересадки на неизвестную станцию. К тому моменту как закончилась минералка, Подрывник четко представлял себе, что все эти события просто невозможны. Тут взгляд Андрея упал на табличку, прикрепленную к углу дома. Это должно было быть название улицы, но разобрать надпись мой друг не смог. Привычные кириллические буквы складывались в полную тарабарщину.

– Я, наконец, признался себе, что нахожусь не в Москве! И, следовательно, никакого Рязанского проспекта в округе нет! – перейдя на шепот, продолжил Андрей. – До этого я старался гнать подобные мысли. Смотрю на часы – мама дорогая! Начало десятого – на работу я уже опоздал! А в той сраной конторе, где я тогда работал, – два опоздания – увольнение! Одно опоздание у меня уже было! С горя я глотнул коричневой жижи. Гадость была такая, что я чуть не блеванул! А тут сбоку доносится надтреснутый тенорок: «Что, не в то горло попало?» Я аж подпрыгнул от неожиданности! Представляешь, первый человеческий голос за утро!

Возле скамейки стоял молодой парень. Одет он был в серые мятые брюки и потертую брезентовую куртку. На ногах разбитые кирзовые ботинки. Вся морда в огромных вулканических прыщах. Этакий алкаш первой гильдии! «На опохмелку ищет», – подумал Подрывник и протянул незнакомцу «коньяк». Парень взял бутылку, вежливо кивнул, присел на скамейку и, запрокинув голову, в несколько глотков ополовинил содержимое.

– Отличная штука! – сказал Андрюхе Прыщавый, вытирая губы ладонью. – А тебе, я вижу, не понравилось? Не мудрено – вы к нашим напиткам не привычны! Ты здесь первый раз, что ли?

– Где это – здесь? – хмуро спросил Подрывник.

– В нашем городке, – неопределенно ответил собеседник. – Меня Маруша вызывает, говорит, мол, пришел не наш, медью швыряется! Я, грит, ему с перепугу всю заначку выдала! А он пузыри схватил и убег! Вот я и вышел посмотреть, кто здесь такой богатый объявился. Вижу, ты сидишь, дорогим коньяком давишься!

– Дорогим коньяком? – переспросил Андрюха. – Это пойло ты называешь дорогим коньяком?

– Ну, точно новенький! – обрадовался Прыщавый. – Давно здесь болтаешься?

– С семи утра… – вздохнул Андрюха. – Вот угораздило…

– На метро приехал? – деловито уточнил собеседник.

– На метро… – опять вздохнул Подрывник. – Что это хоть за район?

– Да фиг его знает… – порадовал Прыщавый. – Но, сдается мне, что это какой-то закрытый город, «почтовый ящик». И ветка метро сюда секретная ведет.

История, поведанная Андрюхе новым знакомым, пестрела массой ненужных подробностей. Для начала Прыщавый поведал Подрывнику о половине своей нелегкой жизни и только минут через пятнадцать перешел собственно к своему приезду в это странное место. Мне Андрюха пересказал краткий вариант «страшной» сказки, опустив преамбулу.

Прыщавый оказался бывшим бомжом. Полгода назад он грелся в метро, катаясь по разным линиям. Около часу ночи ему пришлось спасаться бегством от наряда милиции. Летя по переходу, бомж ворвался на какую-то пустую станцию и влез в отходящий поезд. Дорога оказалась долгой и мужичок заснул. Проснулся он на конечной. Народа вокруг не было, и бомж беспрепятственно вышел в город. Побродив по улицам, он выяснил, что здесь в ходу деньги советского образца. Причем дореформенные, «сталинские». Зато в убогих магазинчиках охотно берут медную мелочь. Этих монеток у бомжа был полный карман, поэтому он впервые в жизни почувствовал себя богачом. Еще новоиспеченного «креза» удивило, что на улицах нет снега и температура воздуха плюсовая. Но удивление это было мимолетным и быстро прошло. Бомжа прельстили блистающие перспективы дальнейшей жизни на невиданный «капитал». Уже к вечеру он сумел снять (всего за две десятикопеечных монеты) приличную комнату в коммуналке. А через пару месяцев, освоившись, бомж стал счастливым владельцев отдельных трехкомнатных хором. В конце своей речи свежий «миллионер» похвастался Подрывнику, что каждый день пьет «дорогой коньяк» и трахает бабу, ту самую продавщицу из магазина. Это видимо было пределом мечтаний Прыщавого.

– А потом этот крендель, назвавшийся Степаном, начал впаривать мне, какой мы можем замутить «бисьнез», если я соглашусь привозить туда медь, – сказал Андрюха, заказывая очередную кружку пива. – Она там ценится дороже золота.

– И ты согласился? Ну, достать у нас медь не проблема! Но что же оттуда можно привезти ценного? – спросил я.

– Ты не поверишь! – Подрывник еще раз воровато огляделся по сторонам и, наклонившись ко мне, сказал шепотом: – Черную икру!

– Да ладно, не гони! – действительно не поверил я. – Ты же сам говорил, что там, в магазине одни рыбьи хвосты! Откуда там взялась икра?

– Пока не знаю, Степан не говорит, монополист хренов! – ответил Андрюха. – Но она там есть, а местные ее не покупают! Для них слишком дорого! Мне же она обходится в копейки! Икра расфасована в жестяные трехкилограммовые банки, так цена одной банки – десять пятидесятикопеечных монет или двадцать десятикопеечных!

– Ни фига себе! – поразился я. – Они что, мелочь на вес принимают?

– Именно, дружище, именно! – усмехнулся Подрывник. – Кроме медной мелочи я вожу туда куски медного кабеля и другой лом. Но монетки почему-то ценятся больше!

– А чего ты здесь с такой кучей икры делаешь? – поинтересовался я.

– Да, сдаю одному барыге-азеру на рынке, – небрежно пояснил Подрывник. – Ну, естественно, уже гораздо дороже пяти рублей!

– Результат, как говорится, налицо! – сказал я, откидываясь на спинку стула и разглядывая друга со смешанным чувством удивления и зависти. – Занятная сказка!

– Ты чего, не веришь мне? – Выпили мы уже немало, и Подрывник легко завелся: – Нет, погоди, ты че, МНЕ не веришь? Хочешь со мной туда смотаться? Давай сегодня!

Я прикинул свой график. Выходило, что на следующую смену мне выходить только послезавтра.

– Хорошо, – кивнул я. – Где встречаемся?

– На «Новокузнецкой», без десяти час! – ответил Андрюха, поднимаясь из-за стола и жестом подзывая официантку. – Не опаздывай!

Глава 2

На встречу я приехал за десять минут до назначенного времени. Прошелся несколько раз по переходу, но никакого прохода на секретную станцию не нашел. Не было даже намека на какую-нибудь дверь или что-либо подобное.

Подрывник явился вовремя. Одет он был куда скромнее, чем утром. Даже не в джинсы, а в какие-то мятые брюки неопределенного цвета, клетчатую рубашку с длинным рукавом и кепку модели «запасной аэродром». За плечами Андрюхи находился объемистый рюкзак. Но опять-таки, рюкзак был старого образца, из потертого брезента.

– От кого это ты так замаскировался? – ехидно спросил я. – Небось жене сказал, что едешь на рыбалку?

– Кроме шуток, так я стараюсь походить на тамошних жителей, – серьезно ответил Подрывник. – Не дай Бог на местную дневную милицию нарваться! Всю медь выгребут, считай, впустую прокатился! Так, – Андрюха взглянул на часы, – до открытия прохода осталось пять минут. Надо принять микстуру!

И мой друг извлек из заднего кармана своих невероятных штанов плоскую титановую фляжку. Открутил колпачок, сделал большой глоток и протянул мне. Я с опаской взял и принюхался к содержимому. Пахло дорогим коньяком.

– Давай, давай! – поощрил Подрывник. – Проход на сухую не открывается! Несколько раз пробовал – можно хоть час здесь ходить – ничего не найдешь! А глоток спиртного – и вуаля!

Я глотнул. Во фляжке действительно был неплохой коньяк. Дождавшись, пока напиток «упадет» и мягко ударит в голову, мы двинулись по переходу. И точно – метров через пятнадцать виднелся проход. Подрывник шагнул в него бодро, а я с чуть заметным сомнением. Все-таки я проходил мимо всего десять минут назад и ничего не заметил. Никаких следов замаскированной двери я не увидел. Просто от основного ствола перехода отходил боковой коридор. Коридор этот был самым обыкновенным метрополитеновским коридором. Под ногами квадратные плиты из потертого гранита. Стены облицованы мелкой керамической плиткой бледно-желтого цвета. Такие коридоры-переходы часто встречаются на старых станциях метро. Да и станция, на которую мы вышли через минуту, была в стиле станций конца тридцатых годов. Поезда еще не было, но на платформе стояло несколько человек.

– А тут оживленное движение! – заметил я, кивая на пассажиров.

– Есть несколько постоянных челноков вроде меня, – пояснил Подрывник, сбрасывая рюкзак на пол. – В лицо я их уже знаю, но вот общаться не доводилось. Пару раз пытался с ними заговорить – шарахаются! Ну, и черт с ними! Да иногда попадаются залетные – чаще всего гости столицы, не знающие метро, или крепко поддатые москвичи. Но выпимши практически все – я же говорил, что на сухую прохода не увидишь!

– Не увидишь, или он не открывается? – уточнил я.

– Фиг знает! – Андрюха снял кепку и задумчиво почесал затылок. – Я над такими тонкостями не задумывался!

Из тоннеля послышался нарастающий шум, и вскоре на станцию выскочил поезд. Двери распахнулись, и мы шагнули в пустой вагон. Такие составы еще курсируют по линиям вроде Филевской. Мягкие пухлые диваны, рельефная обшивка стен, поручни сидений S-образные. Мы сели. Подрывник вольготно развалился, пристроив рюкзак под голову.

– Устраивайся поудобнее! – посоветовал друг. – Дорога дальняя!

Двери вагона начали закрываться без всякого предупреждения. В этот момент в вагон вломилось несколько человек. При ближайшем рассмотрении нашими попутчиками оказались четверо молодых парней – по виду азербайджанцы с рынка. Они плюхнулись на свободные места и сразу шумно загомонили на своем языке.

– Ну вот! – с досадой сказал Подрывник. – Поспать не удастся! Через час-полтора они прочухают, что поезд слишком долго едет, и к нам с вопросами приставать начнут! И на х… их не пошлешь – нам вместе до утра ехать! Не дай Бог, в драку полезут!

– А чего – уже бывали прецеденты? – заинтересовался я. Безнаказанно обидеть Подрывника никому не удавалось.

– Было несколько случаев, – неохотно ответил Андрюха. – Люди разные попадаются! А путь неблизкий! Иной раз водки с новым знакомым выпьешь, а в другой раз морды бить приходится!

– Слушай, Андрюха! – мне в голову пришла новая мысль, – если постоянных челноков всего несколько, а случайных попутчиков хватает, то получается, не каждый просекает про ваш бизнес?

– Просекает может и каждый, у кого мозга есть, – совсем угрюмо ответил Андрей. – Вот только вернутся оттуда не каждый может! Ты думаешь, чего Степан там сидит, сам не челночит? Думаешь лень ему? Не может обратно на станцию зайти! И трезвый пробовал и пьяный, и утром и вечером… Не пускают его!

– Кто не пускает? – удивился я. – Администрация?

– Да какая на хрен администрация! – с тоской в голосе сказал Подрывник. – Нет там никакой администрации! Там вообще никого нет, а человек пройти не может! Вот мне удается, да еще нескольким ребятам, а другие там остаются!

– Шутишь, что ли? – обалдел я. – Как это там остаются? Что, кроме этого метро, других дорог в город нет? Ну, шоссе там или железка?

– Нет ничего, – кивнул Подрывник.

– А если через поля пехом до Москвы? Ну или через леса? – не унимался я. – Здесь же не тайга, а Подмосковье! Дачные поселки, деревни и городки через каждые три-четыре километра!

– А в какую сторону идти? – огорошил меня Андрей.

– Так, блин, по компасу, по солнцу, по звездам! – хихикнул я. – Неужто не сообразил бы никто?

– Не один ты такой умный! – в свою очередь усмехнулся Подрывник. – Стрелка компаса там крутится, словно в магнитную бурю. Солнца там нет, а на звезды, даже если они там есть, я смотреть не собираюсь – на ночь я там не оставался и оставаться не буду!

– Мать твою, Андрюха, что же это за городок? – вконец обалдел я. – Ну, компас… ладно, такое возможно, допускаю. Аномалия какая-нибудь или типа того. Но солнце! Ты серьезно про солнце сказал?

– Серьезней некуда! – огрызнулся Подрывник. – Днем там всегда светло, как в Питере белой ночью. А ночью, по словам Степана, словно кто-то выключатель поворачивает. Чик! И темнота!

– Сдается мне, что это не обычный «почтовый ящик»! – присвистнул я.

Другу я поверил сразу, у него никогда не было страсти к дурацким розыгрышам.

Разговор прервался. Мне нужно было время, чтобы осмыслить сказанное Подрывником. Азеры в другом конце вагона вскоре затихли и, кажется, заснули.

– Обошлось без неудобных вопросов, – шепнул Андрюха, поерзал, устраиваясь поудобнее и тоже заснул. А я все сидел, пытаясь представить себе странный город, гостем которого я стану через несколько часов.

Глава 3

Пункт назначения оказался именно таким, каким описывал его Подрывник. Станция была почти точной копией «Выхино». Только выход с глухой станционной площади был в одну сторону. Приехавшие с нами челноки быстренько проскочили ворота и рассосались по окрестным дворикам. Видимо, каждый спешил на встречу со своим перекупщиком. Затесавшиеся на поезд «залетные» уныло бродили по станции, пытаясь сообразить, куда их занесло. Не обращая на них внимания, Андрюха потянул меня на выход.

– Ну, и куда ты меня тащишь? – вопросил я, с интересом разглядывая дома, мимо которых мы проходили. Дома были сплошь трехэтажными, по архитектуре сильно напоминающими еще сохранившиеся в отдаленных районах Москвы, так называемые, «немецкие». Да и судя по ветхости сих строений, возраст московских и здешних домов был одинаковый. Во дворах, через которые мы проскакивали, царила нежилая тишина. Нигде не было слышно ни музыки, ни голосов. Может быть, час еще слишком ранний?

– К Степану идем! – не оборачиваясь, ответил Подрывник. – Минут через десять будем на месте!

– Андрюх, а чего тут все повымерло? – не унимался я. – Выходной день, что ли?

– Здесь не бывает выходных, – буркнул Андрей. – А пустота… Утром всегда так… Народ никак не отойдет после ночи.

– Что же здесь происходит по ночам? – вполголоса, задумчиво спросил я, не рассчитывая на ответ. Да, Андрюха и не ответил.

Мой друг не обманул, вскоре мы действительно финишировали. Нужный нам человек жил в таком же типовом трехэтажном доме, как и все окружающие. На удивление, в подъезде было довольно чисто. Не пахло кошками и мочой. Мы поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж. Андрюха замысловато постучался в дверь. Три удара, пауза, два удара, пауза, три удара, пауза, один удар.

– Чего ты шифруешься? – не утерпел я. – Мафия не дремлет?

– Лех, я тебя очень прошу, – устало сказал Андрюха, – заткнись!

Минуты через две за дверью завозились. Щелкнуло несколько замков, звякнула цепочка. Дверь слегка приоткрылась. Из щели пахнуло бомжатником.

– Андрей Владимирович, это вы? – донесся из квартиры хриплый голос.

– И долго ты, зараза, собираешься меня на лестнице держать? – ласково спросил мой друг.

– А кто это с вами? – продолжил владелец квартиры.

– Дружок мой, компаньон, – терпеливо объяснил Андрей и, придвинувшись вплотную к щели, заорал: открывай, паскуда, пока я к Ебуимычу не пошел!

– Сейчас, сейчас, Андрей Владимирович, сейчас открою! – засуетился невидимый собеседник. Дверь захлопнулась, звякнула снимаемая цепочка, и, наконец, дверь широко распахнулась. На пороге стоял Степан. Я сразу узнал его по Андрюхиному описанию. Невзрачный, плюгавенький мужичонка, с огромными прыщами на роже. Вот только Подрывник забыл упомянуть про бегающие косые глазки. – Проходите, господа хорошие, не побрезгуйте! Чайку с дороги?

– Свои помои сам лакай! – отрезал Подрывник, отодвигая мужичка с дороги и проходя в квартиру. – Давай, сделаем дело и разбежимся! Мне твоими миазмами дышать неохота!

– Ну, что вы, что вы, Андрей Владимирович! – залебезил Степан. – Проходите в залу! Товар я сейчас принесу!

Мы прошли в небольшую, метров в двенадцать, комнату. Здесь стояло два облезлых плющевых кресла и поцарапанный обеденный стол с массивными ножками. В углу, на тумбочке, покрытой вышитой салфеткой (когда-то белой, но теперь серой от пыли), стоял допотопный ламповый приемник с круглой шкалой. Я зачем-то покрутил ручку настройки и пощелкал тумблерами. Приемник безмолвствовал.

– Не крути, без толку, – не оборачиваясь, сказал Подрывник. – Я сюда радиосканер таскал, эфир чист:

– А на фига тогда здесь стоит этот монстр? – удивился я, похлопав по деревянной крышке приемника.

– Понты. Леха, понты… Наш добрый хозяин таким образом демонстрирует свое «богайство»!

– Андрюх, а чего ты со Степой так нелюбезен? Чем он тебе насолил? – поинтересовался я, помогая другу разгрузить рюкзак. На стол легла куча разнообразного медного лома и мешочек с монетками.

– Надоел мне этот червяк! Корчит из себя крутого коммерсанта, бичара беспонтовый! – ответил Подрывник. – Я могу только догадываться, за какие деньги этот хмырь мою медь сдает! А эта медь… Я тебе вчера не говорил, ты бы все равно не поверил, но местные жители эту медь едят!

– Как едят?! – оторопел я.

– Как-как, берут в рот и рассасывают, словно леденец! – объяснил Андрей. – Для них это средство выживания. Из-за каких-то местных условий им в организме остро не хватает меди! А этот жук навозный, Стела, на них наживается!

– Что же ты тогда свое богатство за так не раздаешь? – съехидничал я.

– Раздаю, – тихо сказал Подрывник, отпихивая в сторону рюкзак, который был заполнен еще наполовину. – Сейчас с этим барыгой закончим и сходим в другое место.

В коридоре что-то загрохотало. Раздался приглушенный вскрик боли, а затем длинная матерная фраза. Мат был монотонный и неизобретательный. В комнату прихромал Степан, таща в охапке дюжину больших плоских банок.

– Вот, Андрей Владимирович, сегодняшний улов! – порадовал хозяин, скидывая банки на стол.

– Давай тащи еще! – приказал Андрей, доставая пару свернутых рюкзаков. – Сегодня все заберу, друг дотащить поможет! Сколько ты мне должен за прошлые разы?

Степан замялся, но покорно вышел из комнаты. Вернулся он через пять минут с двумя десятками банок. Я тихо присвистнул – стоимость такого количества икры тянула на несколько тысяч долларов. Андрюха молча пересчитал банки и без слов сунул Степану помятую.

Степан покачал головой:

– Андрей Владимирович, уважаемый, ну и что, что она помятая! Нету у меня больше банок!

Подрывник, опять-таки молча, начал сгребать медь со стола. Степан, посмотрев на эту деятельность, вздохнул и поплелся за заменой.

– За одну помятую – две целых! – негромко произнес Подрывник. Спина Степана дернулась, но он продолжил движение. А Андрюха добавил: – Чтобы в следующий раз неповадно было меня прокидывать! Ишь, моду взял!

Наконец натуральный обмен был закончен. Мы вскинули на плечи тяжеленные рюкзаки. Любезный хозяин проводил нас до выхода, постоянно бубня по дороге «как он уважает Андрея Владимировича» и «как он рад совместному бизнесу с таким человеком». В дверях Подрывник оглянулся и хмуро сказал:

– Дошли до меня слухи, что ты с людей за медяшку вдвое больше требуешь, мотивируя тем, что поставщик, то есть я, цену задрал…

– Да что вы, Андрей Владимирович, как можно! – возмутился Степа, но его глазки воровато забегали. – Наговаривают на меня, уроды, напраслину возводят! Я же им, как своим детям, чуть ли не в убыток отдаю! Только бы не попередохли! А они… – Степан весьма натурально всхлипнул, задетый людской неблагодарностью. – Да и на икорку цена вверх полезла, я ж теперь малую копеечку с этого имею, едва на жизнь хватает!

– Упырь ты, Степа! Жадная сволочь! – Андрюха сплюнул Прыщавому под ноги и вышел из квартиры.

– Блядь! Достал меня уже этот гад! Сучара! Две шкурки дерет, да еще и третью подстричь норовит! – высказался Подрывник, когда мы выскочили из подъезда. Достав из кармана фляжку с коньяком, мой друг сделал большой глоток. – Вот! Даже рот приходится полоскать после общения с ним!

– Так обратись к другому! – посоветовал я, недоумевая по поводу Андрюхиного гнева. – Ты же сам только что упоминал какого-то Ебуимыча!

– В том-то и дело, что только упоминал! – тоскливо сказал Андрей. – Я ведь имя одно и знаю! У других челноков подслушал! Но, судя по такому имени, та еще сволочь! Небось покруче Степы будет! Такое «погонялово» заслужить надо!

– Это точно! – поддакнул я, видя, что друг уже остывает. – Ну, и какая программа дальше?

– Сейчас сходим еще в одно место, – постепенно успокаиваясь, ответил Андрей, делая еще один глоток и убирая фляжку. – А потом осмотр местных достопримечательностей! Может быть, ты поможешь разобраться с тем, что здесь происходит!

Я пожал плечами. Пока что все увиденное не укладывалось в голове. Что это за город, в который ведет секретная ветка метро? И что здесь за аномалии? Мои часы показывали десять утра, а солнца не видно! Действительно – как в Питере белой ночью! Разгар рабочего утра, а на улице почти никого не видно. Только изредка нам навстречу попадались одинокие прохожие. Стояла оглушительная тишина. Не было слышно разговоров, музыки, люди не шаркали ногами, не видно было ни одной машины. И вообще – я не мог уловить ни одного механического звука.

Вскоре мы вышли на неширокую улочку. Здесь я впервые увидел местных жителей группами. По три-четыре человека они целеустремленно, хотя и медленным шагом, двигались в одном направлении.

– Куда это они направляются? – спросил я Подрывника.

– На завод топают! – ответил Андрей, подходя к поребрику и вглядываясь в перспективу проезжей части. На прохожих он внимания не обращал.

– А почему так поздно? И чего они такие вялые – еле ногами шевелят? С бодуна, что ли? – не унимался я.

– Я же тебе говорил – после ночи отходят! – Сказал Подрывник, хватая меня за рукав и силком увлекая на другую сторону улицы. Он даже пригнулся, как под обстрелом. – Уф! Проскочили!

– А чего ты испугался? Что задавят? Здесь же машины не ездят? – удивился я.

– Еще как ездят! – усмехнулся Андрей. – Хочешь посмотреть?

– А что, это интересное зрелище? Типа проезда правительственного кортежа? – тоже усмехнулся я.

– Да, есть на что взглянуть! – ответил Подрывник, посмотрев на часы. – Подождем пару минут!

– Ага, здесь автомобильное движение по расписанию! – я уже откровенно ухмылялся.

– Подожди, сейчас увидишь…

На дальнем конце улицы началось какое-то шевеление. Присмотревшись, я заметил, что в нашем направлении медленно едет автомобиль. «Ё-мое! – подумал я. – Где они раскопали этот раритет?»

Автомобиль оказался броневиком БА-10, выкрашенным в угольно-черный цвет. Несмотря на архаичность, выглядел он довольно грозно. Броневик с черепашьей скоростью ехал посередине проезжей части, беспрерывно вращая башней. Вместо родной «сорокапятки» там было установлено что-то непонятное, даже издалека не напоминающее обычное орудие. Какой-то решетчатый ажурный раструб. Антенна? Идущие\" по тротуарам люди не обращали на патруль никакого внимания.

Подрывник, схватив меня за рукав, потянул в глубину подворотни. Неожиданно на противоположной стороне улицы выскочили из двора на тротуар давешние «хачики» – наши попутчики в метро. Гомоня что-то по своему, они бросились на проезжую часть, чуть ли не под колеса броневику. Ажурный раструб немедленно нацелился на них. В следующую секунду произошло следующее: между парнями и броневиком возникла электрическая дуга, похожая на вольтовую, только лилового света; «хачики» осели на асфальт, словно мешки. Не упали, а именно осели, как будто из них вынули кости.

Броневик остановился, загородив от нас тела своим корпусом. В течение трех минут что-то там происходило, слышались голоса и позвякивание. Но за шумом двигателя ничего конкретного было не разобрать. Наконец БА-10 медленно и величественно поехал дальше, продолжая вращать башней. Тел на асфальте не осталось, только у цокольного камня, метрах в десяти лежал небольшой продолговатый предмет, видимо не замеченный экипажем патруля.

Подрывник дождался, когда гул движка стихнет окончательно, и только после этого выглянул из подворотни. Я за ним. Броневика уже и след простыл.

– Ну и шоу! – почему-то шепотом сказал я. – И что – так каждый раз?

– Ездят-то они постоянно, и зрелище – сам видел, диковатое, но вот чтобы они брали кого-нибудь… – Андрюха покрутил головой: – Не припомню! Видел вспышку?

– А то! – отозвался я. – В глазах до сих пор зайчики пляшут! Если бы мы в подворотню не отошли, то сейчас наверняка продолжили путешествие внутри этого монстра… И что это было, как думаешь? Парализатор, какой-нибудь?

– Не знаю, Леха, говорю же – сам в первый раз такое вижу! – Андрюха вышел на дорогу и стал внимательно разглядывать оброненный предмет. Я, продолжая озираться по сторонам, встал у него за спиной.

– Ну, ни хера себе! – сказал Андрей и присвистнул. – Посмотри!

Я посмотрел. Свистеть мне расхотелось, впрочем, как и говорить что-либо тоже. На асфальте лежал сотовый телефон. Но не это удивило нас (удивило – мягко сказано!!!), что мы – телефонов не видели? На корпусе аппарата присутствовали не предусмотренные конструкцией украшения – в виде прилипших человеческих пальцев. Так, словно по кисти державшего телефон человека проехались циркуляркой, прямо у костяшек.

Подрывник отбежал к стене дома и согнулся – его рвало. А я, зачем-то продолжая тупо разглядывать находку, присел на корточки. Черт меня дернул потрогать – мне все казалось, что это чья-то шутка и пальцы могут быть пластмассовыми! Нет, они были самыми настоящими, я отчетливо видел белую кость на срезе! Причем, что интересно, кровь не сочилась, срез выглядел запекшимся! Я достал из кармана зажигалку и ее торцом аккуратно потыкал пыльцы. Мне было непонятно, за счет чего они держатся на телефоне. Пальчики оказались мягкими, и при сильном нажатии розовая плоть полезла наружу из «чехольчика» кожи. Через мгновение я присоединился к другу у стеночки…

Хорошо, что мы так и не успели позавтракать! Проблевавшись почти сухой желчью, мы с Андрюхой вытерлись платками и поглядели друг на друга. Видок у нас обоих был бледный! Никогда не считал себя чувствительным – и кровь из ножевых ран, и торчащие кости открытого перелома, и мозги из проломленной головы видел неоднократно – приходилось, знаете ли, по молодости участвовать в драках с применением подручных средств. Но увиденное нами сейчас было за гранью нормального восприятия. Добивала еще и будничность происходящего – по тротуару мимо нас продолжали брести люди! Вялая походка, взгляд, устремленный под нога, – на прохожих случившееся явно не произвело ни малейшего впечатления!

– Твою мать! Андрюха! Ты куда меня завел? – буркнул я, лихорадочно думая, как свалить отсюда в кратчайшие сроки.

– Ептыть, Леха! Да я сам не знал, что здесь может быть ТАКОЕ!!! Ну, мамой клянусь! Знал бы – сам сюда не пошел и тебя бы не взял\' – По лицу Подрывника было видно, что он в отчаянии. – Рвем отсюда быстро!

Мы снова чуть ли не бегом устремились в глубину дворов.

– Слушай, мы же не в ту сторону идем! – сообразил я. – Станция там осталась!

– Да помню я, помню! – откликнулся Андрей. – Только на станцию сейчас идти бесполезно – поезд будет только поздно вечером!

– Ну так давай у Степы твоего пересидим! – предложил я, мне очень не хотелось болтаться но улицам после увиденного.

– Есть вариант получше! – пообещал Андрей, прибавляя ходу. – Жми за мной!!!

Мы поднажали. Проскочив еще одну неширокую улицу, мы снова углубились в лабиринт дворов, но вскоре пришли к финишу. Дом, в подъезд которого меня потянул Подрывник, ничем не отличался от окружающих – такая же обветшалая трехэтажная халабуда немецкой постройки. Мы поднялись на последний этаж, и Андрюха постучался в обитую истертым дерматином дверь. Стук был совершенно обычным, нисколько не напоминающим условный, да и дверь распахнулась через полминуты, без всяких предварительных разглядываний поверх наброшенной цепочки. На пороге стояла хрупкая женщина лет шестидесяти, одетая в когда-то цветастое, а теперь сильно линялое ситцевое платьице.

– Андрей Владимирович? Вот уж не думала, что вспомните про меня! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста! – Женщина отступила в сторону, пропуская нас в квартиру. – Проходите в гостиную, располагайтесь! Я сейчас подойду.

Мы зашли в гостиную – точную копию Степиной «залы». Только здесь мебели было побольше. У стены стоял диван с высокой деревянной спинкой, на которой красовались две кружевные салфеточки. Большой овальный стол был покрыт зеленой плюшевой скатертью. На столе, в хрустальной вазочке, стояли высохшие цветочки. Причем видно, что засушенные специально, а не умершие в этой вазочке своей смертью. Вокруг стола стояло три стула, когда-то нарядных, вроде тех, что фигурировали в фильме «12 стульев», а сейчас поцарапанных, с потертой обшивкой. В углу, там, где у Степы пылился бестолковый приемник, стоял сервант красного дерева. За стеклянными дверцами виднелись тарелки, покрытые художественной росписью. На стене висели фотографии в резных деревянных рамках. Весь вид комнаты говорил, что когда-то это жилище знавало лучшие времена.

Подрывник, аккуратно прислонив рюкзак к дивану, сел к столу, а я прошелся вдоль стены, рассматривая фотографии. Все они были черно-белые, выцветшие, но изумительно четкие, видимо сделанные хорошим фотографом. Чаше всего встречался мужчина в военной форме послевоенного образца. Один или с небольшой группой товарищей. Иногда мужчина был не в форме, а в белом летнем костюме или вообще без пиджака, в рубашке с коротким рукавом. На этих снимках вместе с ним присутствовали красивая женщина восточного типа и девочка лет пяти. Судя по их раскованным позам – это были члены одной семьи.

– Это мой отец, – раздался сзади женский голос.

Я обернулся – наша хозяйка только что вошла в комнату с подносом в руках. На подносе стоял заварной чайник, чашки с блюдцами и вазочка с чем-то, отдаленно напоминающим печенье. Если смотреть правде в глаза – буроватыми комочками совершенно несъедобного вида.

Подрывник при виде вошедшей женщины вскочил, словно подброшенный пружиной. Дама, ласково кивнув моему другу, поставила поднос на стол и занялась сервировкой.

– Прошу! – объявила она через минуту.

Мы чинно уселись на стульях. Давненько мне не приходилось участвовать в столь традиционном чаепитии. Для начала Подрывник решил меня представить по всей форме. Хорошо еще, что у меня не было чина, титула или научных званий!

– Пожалуйста, знакомьтесь, Айше Рефатовна, это мой друг, Алексей Михайлович Макаров, инженер, работает на электростанции! – торжественно провозгласил Андрей.

Женщина побледнела и отшатнулась, опрокидывая чашку. На скатерти медленно расплывалось пятно, формой напоминавшее Южную Америку. Я отметил это совершенно машинально, переводя взгляд на Айше Рефатовну. Андрюха замер с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, также оказавшись неготовым к такой реакции на свои слова. Женщина суетливо пыталась выбраться из-за стола, глядя на меня диким взглядом смертельно напуганного человека.

– Нет, прошу вас, не надо! – тихо бормотала она дрожащим голосом, делая вялую попытку подняться. Я понял, что ее не держат ноги – она приподнималась и тут же оседала назад.

– Что это с вами, Айше Рефатовна? – спросил ошалевший Подрывник, немного приходя в себя.

Взгляд женщины метнулся к нему, словно бы ища спасения:

– Андрей Владимирович! Умоляю! – она прижала руки к груди. – Зачем? Зачем вы привели этого страшного человека ко мне?! – голос ее дрожал, а по щекам уже бежали слезы.

Андрюха дернул головой, как будто пытаясь отогнать внезапно посетившее его дурное видение:

– Это кто страшный-то? Леха, что ли? – Он повернулся и пристально уставился на меня. Я сидел, в каком-то странном отупении, разевая рот, как выброшенная на берег рыба, и переводил взгляд с одного своего собеседника на другого. В голову лезла какая-то чепуха – обрывки пошлых фраз, куски «бородатых» анекдотов, невесть где услышанных, реплики героев из видеофильма – в общем, природное красноречие явно решило в этот момент от меня отвернуться.

Подрывник, похоже, удовлетворенный осмотром, отвернулся наконец от меня и приторно ласковым голосом обратился к Айше Рефатовне:

– Ну что вы так испугались? Это же Лешка, дружок мой – можно сказать с детских лет – в одной песочнице куличи делали. А после он подрос, конечно, но не слишком – всего метра на полтора!

Андрюха нес какую то невообразимую ахинею, и я почувствовал, что и приступ обалдения, накрывший меня, и панический ужас, сковавший женщину, куда-то уходят, меняя саму атмосферу в комнате с удушливой, давящей – на ту, что обычно наступает после дождя – еще не солнечную и ласковую, но уже спокойную.

Айше Рефатовна неуверенно улыбалась, вытирая осторожно маленьким кружевным платочком слезы. Всплеснув вдруг руками, она вскочила и скрылась на кухне, бормоча на ходу, что, мол, надо промокнуть непременно пятно на скатерти, а то потом не отстираешь, и придется пустить на тряпки вполне еще хорошую вещь.

Андрюха оборвал свой шизоидный монолог на полуслове и повернулся ко мне:

– Видал?! – Я молча кивнул в ответ. – Во, а ты говоришь! – сказал он с непонятным удовлетворением. – Точно тебе говорю – они здесь все с приветом! – Он многозначительно повертел пальцем у виска. – Хотя странно, – задумался Подрывник, – чегой-то она так на твое имя отреагировала? – Я беспомощно пожал плечами. – Ладно, – великодушно произнес Андрюха, – ща все узнаем!

Глава 4

– Понимаете, Андрей Владимирович, – тихо говорила Айше Рефатовна, теребя машинально в руках все тот же маленький платочек, – я ужасно испугалась, когда услышала, что ваш, – она на мгновение запнулась, – друг носит эту фамилию. Вы у нас здесь, – слово было произнесено с определенной интонацией, мне пока непонятной, – человек новый – не все знаете, а между тем…

– Что «между тем»? – жадно спросил Подрывник.

– А между тем… Да, впрочем, лучше я покажу. – Женщина поднялась из-за стола и подошла к серванту.

Негромко скрипнула дверца, и из-за плеча Айше Рефатовны я увидел стопки каких-то бумаг, пакетов и альбомов. Вскоре на свет божий была извлечена картонная папка донельзя официального вида – с многочисленными штампами, резолюциями, выполненными разноцветными чернилами и прочими бюрократическими атрибутами. Андрей предупредительно отодвинул чашечки и вазочки в сторону к завернул скатерть. Женщина поблагодарила его слабым кивком и аккуратно положила папку на некогда полированную, а сейчас поцарапанную, столешницу. Она взялась за краешек папки, и я с удивлением обнаружил, что руки ее дрожат. Мой друг, видимо, тоже обратил на это внимание и негромко сказал;

– Позвольте мне, Айше Рефатовна?

Женщина смущенно улыбнулась и с заметным облегчением ответила:

– Да, Андрей Владимирович, пожалуй, так будет лучше. – Она села на свой стул, положив руки на колени, и отвернулась к окну.

Подрывник аккуратно раскрыл папку. Я передвинул свой стул поближе к нему, чтобы также видеть находившееся внутри. Уже первый лист заставил нас недоуменно переглянуться: МГБ СССР – эта «шапка» со зловещей некогда аббревиатурой наводила на смутные пока еще размышления.

– Кстати, Айше Рефатовна, – спохватился Андрей, – я же вам принес кое-что. Давайте я сейчас все отдам, а потом уже нырну, так сказать, в ваш архив – а то вдруг забуду?

Наша хозяйка очень мило покраснела и робко кивнула. Подрывник прошел к брошенному рюкзаку, и, втихомолку ругаясь, принялся воевать с ремешками и веревками. Я же бегло просматривал верхний документ, не желая его переворачивать, чтобы не опережать Андрюху. В общем-то ничего особо интересного там не было – стандартная бумага, говорящая о том, что подполковник МГБ Айвазов Рефат Маметович скончался от «острой сердечной недостаточности» 11 февраля 1955 года. Но вот подпись! Взгляд мой буквально прикипел к бледно-фиолетовым машинописным буковкам – полковник МГБ Макаров А.М.!!!

– Все страньше и страньше, – прошептал я.

– У тебя оказывается полный тезка из этого, гм, не шибко веселого ведомства, или может быть родственник? – спросил Андрей, начиная выкладывать из рюкзака на стол, картонные пачки с чаем, пакеты с сахаром, упаковки лекарств. – Повезло тебе!

– А почему в пятьдесят пятом году еще МГБ, а не КГБ? – Я заметил нестыковку.

– А что такое – КГБ? – удивилась Айше Рефатовна, отрываясь от производимой ревизии врученных ей Подрывником подарков.

– Как что? – на этот раз уже удивились мы. – Комитет государственной безопасности, разумеется!

– И когда появилось это название? – заинтересовалась Айше Рефатовна.

– По-моему в пятьдесят пятом, – задумался Андрей, – или пятьдесят третьем? Сразу после смерти Сталина? – Он посмотрел на меня с надеждой: – Ты не помнишь?

– В марте пятьдесят четвертого, – машинально ответил я. Меня сейчас гораздо больше занимал тот факт, что красивый росчерк подписи был весьма знаком – где-то я его уже видел. Но вот где? Ладно – это пока не самое главное. Мы с Андрюхой бережно отложили в сторону «похоронку» и принялись за изучение остальных бумаг.

– Здесь про это ничего не знали! – растерянно сказала Айше Рефатовна. – Дело в том, что связь с «Большой землей» прервалась летом пятьдесят третьего года. После этого руководство завода, да что гам говорить – население всего города охватила паника. Прошел год, но связь не восстановилась! Стало понятно, что Родина нас забыла, и нужно как-то налаживать жизнь. Вот тогда этот Макаров и стал настойчиво пробиваться к власти! Мой отец ему мешал! К тому же у Макарова были и личные причины расправиться с отцом! Полковник давно положил глаз на мою маму, Эльмиру Нуриевну – она была редкостной красавицей…

– Хм… Летом пятьдесят третьего… Это как раз после ареста Берии, – задумчиво сказал я, продолжая перекладывать, бегло просматривая, пожелтевшие листочки.

В папке находились копии официальных служебных записок, написанных подполковником Айвазовым на имя генерал-лейтенанта МГБ Н.С.Сазыкина. Текст в них разнился, но смысл сводился к одному: Айвазов докладывал, что полковник Макаров постоянно срывает работу предприятия, проверку готовой продукции военпредами и препятствует проведению «литерных» мероприятий.

Также в папке лежали копии доносов, написанных Макаровым на Айвазова. В них отец Айше обвинялся в ведении антисоветской пропаганды среди работников завода.

– Айше Рефатовна, ваш отец работал в структуре МГБ, как же он оказался на заводе? – спросил Андрюха.

– Мой отец был одним из кураторов проекта, – ответила Айше, – не знаю, можно ли сейчас об этом говорить… Хотя… Какая теперь разница… Город умирает, завод продолжает работать по инерции, кому сейчас нужны все эти тайны? Так вот, – продолжила женщина, – в окрестностях города есть рудник, где добывают минерал, на основе которого на заводе делают боеприпасы с отравляющими веществами!

– Оп-паньки! – Подрывник даже присвистнул, – ну, и дела! А мне Степа говорил, что завод штампует керосиновые примусы и лампы!

– Да, сейчас часть производства, причем его самая мелкая часть действительно переориентирована на нужды города! – кивнула Айше. – Когда прекратилась связь с Большой землей, прекратился и подвоз топлива для электростанции! Весь наличный запас мазута пошел на обеспечение электроэнергией завода! А в город электричество теперь вообще не подается! Вот и приходится готовить пищу на примусах и освещать дома керосинками и самодельными свечами!

– С мазутом значит напряженка, а с керосином нет? – удивился Подрывник.

– Андрюха, ты думай, что говоришь! – вмешался я. – Я сам на ТЭЦ работаю и представляю, сколько мазута сгорает в топках котлов! Сотни тонн в год! Если здесь есть хранилища, то, какими бы вместительными они не были, за шестьдесят лет баки должны полностью опустеть! И это при условиях строжайшей экономии! А керосина для бытовых нужд достаточно иметь один стандартный бак! Хватит очень надолго! Меня больше интересует, что это за минерал такой, раз из него боевые ОВ делают?

Наша хозяйка замялась, но, видимо решившись, тихо сказала:

– Я не знаю точно, что он из себя представляет, но однажды… словом, я видела у отца в документах фотографии с испытаний снарядов, заряженных отравой, произведенной из этого минерала. Поверьте, это страшно! Там, на снимках, были животные – собаки и овцы… Так они просто превращались в лужу! Да, да! Такое ощущение, что у них исчезали кости, и они становились… даже не могу правильно это объяснить! – Айше прижала ладони к вискам и зажмурилась. Было заметно, что даже воспоминание об этих снимках повергает ее в панический ужас.



…Город. 1947 год

– Я что-то не понимаю, товарищ старший лейтенант! Что значит: «По людям стрелять не буду»? – Смуглый подполковник в чистеньком, отутюженном кителе брезгливо смахнул платком несколько хлопьев пыли, что посмели осесть на его рукаве. – Вы что же, не знаете о речи Черчилля в Фултоне?! Или вы не в курсе о реакции Советского Правительства на нее?! Ах, в курсе? Тогда какого черта ты мне морочишь голову, лейтенант?! Наши ученые куют оружие победы, а ты отказываешься его испытывать? Да и не люди это – фашисты!

– Та-а-а-варищ подполковник! – почти проблеял лейтенант. – Так ведь война закончилась…

– Для тебя, старшой, она не закончилась! Ты сейчас на передовом рубеже нашей обороны! – прорычал подполковник, недоумевая про себя, почему он продолжает уговаривать этого паникера, а просто не отстранит его от командования. Может быть, тому виной были четыре золотые нашивки за ранения на груди старшего лейтенанта. Но тут терпение подполковника все-таки лопнуло, и его голос сорвался на крик. – Выполняй приказ, или… похоже, ты не понял, на какое ведомство нынче работаешь? Напомнить или применить, так сказать, другие формы убеждения… гуманист хренов?! – Рука подполковника решительно рубанула воздух, словно отточенный клинок, а лицо превратилось в хищную маску.

Лейтенант судорожно сглотнул и, торопливо козырнув, выпалил: