Джеймс Алан Гарднер

Король в изгнании

Робу и Кэролайн за то, что уговорили меня участвовать в этом зрелище, а затем поддерживали, наблюдая из зрительного зала


Часть первая

ПЕРЕСЕКАЮ ГРАНИЦУ

Глава 1

ИДУ НА ВЕЧЕРИНКУ

В первый день полета я настолько был рад скорому возвращению домой, что отправился в кафетерий «Ивы» поужинать вместе с командой. Некоторое время спустя мне уже казалось, будто каждая из присутствующих на борту особ женского пола хочет, чтобы я попробовал грибов с Ангодди, или желает узнать, доводилось ли мне слышать поэзию раззахов, а кое-кто из них был не прочь пригласить меня на экскурсию по машинному отделению. Я уже успел забыть о том, насколько устают люди за время долгого рейса, причем не только от работы, но и от общества друг друга. Поэтому стоит появиться новому лицу, как всех охватывает странное неистовство, граничащее с нездоровой страстью. Возможно, мне следовало почувствовать себя польщенным, но подобное внимание к моей персоне лишь повергло меня в ужас: в течение двадцати лет я общался всего лишь с тремя моими коллегами, и сейчас мне было немного не по себе от того, что со мной хотели побеседовать сразу десяток с хвостиком женщин.

– Знаешь, а для разведчика ты очень даже симпатичный!

– И от тебя вовсе не так уж плохо пахнет!

– А голос у тебя приятный? Могу поклясться, у тебя очень приятный голос! Ну-ка, скажи что-нибудь!

– Ну… – замялся я. – Гм.

– Смотрите-ка, он стесняется! Неужели тебя взяли в корпус разведчиков лишь за твою стеснительность? Впрочем, парня с такой фигурой я могла бы излечить от застенчивости очень быстро. За одну ночь!

– Он, наверное, из новых разведчиков. Из добровольцев. У которых все в порядке.

– У любого, кто добровольно идет в разведчики, явно что-то не в порядке. Впрочем, не важно. – Совершенно лысая женщина вцепилась в мое запястье и посмотрела мне прямо в глаза. – Давай, красавчик, с нами ты можешь быть честным. Ты – разведчик, а разведчики никогда не бывают нормальными. Что у тебя не так?

Я набрал в грудь побольше воздуха и громко произнес:

– Я дурак, ясно? Просто дурак.

Затем вернулся в свою каюту и запер дверь. Как уснул – не помню.



***



С утра меня атаковали сообщениями по интеркому: «Прошу прощения», или «Мы просто шутили», или «Приглашение на экскурсию все еще в силе». Три женщины явились лично, чтобы извиниться, а чуть позже пришел мужчина и произнес следующую речь:

– Здешние бабы такие суки, верно? Не обращай внимания. Почему бы тебе не заглянуть ко мне в каюту посмотреть веселенькое виртуал-шоу?

Я поблагодарил – мол, как-нибудь в другой раз. После этого, услышав стук в дверь, я никак не реагировал: пусть думают, будто меня нет.



***



На третий день около полудня меня побеспокоил еще один посетитель – на мониторе у двери я увидел изображение женщины в серой адмиральской форме. Не впускать начальство показалось мне не слишком удобным.

Женщина-адмирал оказалась невысокой, с каштановыми волосами и достаточно молодой. Щеку ее украшало большое пурпурное пятно; не понимая, что это, я не знал, следует ли мне восхищаться им или же делать вид, будто его не замечаю. Моя сестра-близнец Саманта часто говорила мне: «Эдвард, когда ты видишь женщину, которая сотворила со своим лицом нечто особенное, не забудь сказать ей, что она прекрасно выглядит». Если бы мне пришлось нечто подобное сообщить Сэм, это не вызвало бы никаких затруднений, поскольку она действительно была прекрасна, словно солнечный блик на поверхности озера. Что касается других женщин – либо я просто молчал в их присутствии, либо, когда я произносил комплимент, женщина просто удивленно смотрела на меня, словно я пытался над ней издеваться. В любом случае, мне никоим образом не хотелось, чтобы адмирал подумала, будто ее внешность как-то заинтересовала меня, поэтому я просто отсалютовал ей. Вице-адмирал представилась:

– Фестина Рамос.

И затем сообщила, что мне следует прийти на вечеринку.

– Какую вечеринку?

В свое время, когда мы с Самантой были на действительной службе, я не помнил, чтобы на кораблях флота устраивали вечеринки. По крайней мере, ни на одну из них меня не приглашали.

– Через пятнадцать минут мы пересекаем границу.

Я не знал, что означает «пересечь границу», – откуда в открытом космосе границы? Когда я поделился своими сомнениями с вице-адмиралом, она, рассмеявшись, ущипнула меня за щеку:

– Ты просто ангел.

Затем она стиснула мою ладонь и увлекла в сторону кают-компании «Ивы»; я ощущал исходящее от нее тепло и легкий запах духов.



***



Я не слишком привык к тому, чтобы пахнущие духами женщины брали меня за руку, прежде всего потому, что отвык от людей: сначала сопровождал Саманту во время ее важной дипломатической миссии, а затем последовали многие дни и месяцы; в сумме получалось, что вдали от человеческого общества я провел тридцать пять лет. Сейчас мне было пятьдесят семь – хотя, учитывая действие «таблеток молодости», я не слишком изменился с тех пор, как мне исполнилось двадцать.

Но даже в юности, на Новой Земле, мне нечасто приходилось бывать в обществе женщин. Моему отцу не хотелось, чтобы я встречался с теми, кто не принадлежал к нашему сословию. Отец, богатый человек и важная персона – Александр Йорк, адмирал внеземного флота, – воспринимал меня словно большое грязное пятно на своей личной репутации. Хотя в этом не было моей вины.

Еще до того, как я родился, отец заплатил врачам кучу денег, чтобы меня и мою сестру сделали верхом совершенства – атлетически сложенными, ослепительно прекрасными и невероятно умными. То, что генная инженерия в Технократии являлась незаконной, не имело никакого значения: отец отправился на независимую планету, где действовали другие законы – или где дешевле было подкупить полицию.

Для Саманты операция оказалась полностью успешной, для меня – лишь частично. Я мог отжаться несколько сотен раз без перерыва, и Сэм всегда называла меня чертовски симпатичным, но что касается мозгов… Вот почему отец держал меня дома, не желая, чтобы сын-идиот позорил его на публике.

Впрочем, меня это не слишком беспокоило. Саманту он тоже не выпускал из дому, приставив к ней целый штат частных учителей. Моим же единственным учителем была сама Сэм, и ей это отлично удавалось. Она научила меня быть вежливым, отважным и честным и думать о том, как принести пользу людям. Потом, когда мы стали постарше, она брала меня с собой на лужайку возле пруда, где мы танцевали, танцевали, танцевали… Порой я жалел, что не могу потанцевать с кем-нибудь другим – с той, которая любила бы меня и при этом не была бы моей сестрой-близнецом. Но я никогда не говорил этого Сэм – мне не хотелось сделать ей больно.



***



По пути на вечеринку пахнущая духами женщина-адмирал объяснила мне, что «пересечение границы» означает выход из системы Трояна в межзвездное пространство. В Лиге Наций существовал закон: тем, кто поступал плохо, не разрешалось путешествовать от одной звездной системы к другой. Тех, кто все же пытался, убивали. Никакой жестокости – ты просто умирал в ту же секунду, как только оказывался за пределами системы, где совершал дурные поступки. Это вроде магии, а точнее, сверхразвитая наука расы, которая на миллионы лет старше человечества. Для Лиги мы – не более чем червяки на блюдце, и, какими бы умными мы себя ни считали, Лига в миллиард раз умнее. Никому и никогда не удавалось их одурачить.

То же самое много лет назад мне сказала Саманта: «Эдвард, если ты когда-нибудь совершишь нечто по-настоящему ужасное, не пытайся потом сбежать в космос, думая, будто сумеешь смыться так, чтобы никто ничего не узнал, – Лига всегда и все знает. Всегда». С тех пор я всегда следовал совету сестры… до сегодняшнего дня.

Сегодня меня препровождали на вечеринку по случаю выхода из системы Трояна. Если бы адмирал сейчас не тащила меня за собой, я бы, наверное, вернулся в свою каюту и попытался не разрыдаться.



***



Кают-компания была украшена в стиле старинного карнавала в Венеции или Риме: на стенах – голографические изображения фонтанов, мощеных дорожек и изящных мостиков, среди которых на фоне звездной ночи то и дело появлялись люди в масках и разноцветных костюмах, бежавшие по улицам с факелами или танцевавшие в двориках средневековые танцы.

Очень красиво. И совсем не похоже на настоящую вечеринку.

Здесь присутствовали почти все члены экипажа «Ивы», и вели они себя отнюдь не так, как пристало бы трезвым офицерам флота. Лишь адмирал и я были в форме – она в сером мундире, я в черной форме разведчика. Все остальные окружили себя голографической оболочкой или вырядились в странные карнавальные костюмы и вдобавок раскрасили свои лица.

Стоявший у самых дверей тип в розовой шелковой пижаме и с большим накладным носом одарил меня слюнявым поцелуем в щеку и сказал высоким голосом со странным акцентом, словно подражая персонажу какого-то шоу:

– Что за соблазнительный щеночек!

Женщина-адмирал рассмеялась и бросила на меня взгляд, интересуясь моей реакцией; однако с тех пор, как я в последний раз смотрел какие-либо шоу, прошло слишком много времени, и мне было непонятно, что, собственно, в этом такого забавного. Она крепче сжала мою руку и сказала:

– Пойдем развлечемся, ангелочек? Хочешь потанцевать?

Я даже не сообразил, что в помещении играет музыка – тихая, словно шум дождя, но переливчатая и нестройная, без различимого ритма.

– Я не умею танцевать под такую музыку. Мелодия вовсе не похожа на те, что слушали мы с сестрой.

– Ничего сложного, – сказала адмирал. – И ничего особенного делать не надо.

На самом деле это оказалось вовсе не так. Нам пришлось крепко сплести руки, что напомнило мне захват «цзин-на», которому я научился много лет назад от охранников отца. Мне пришлось сгорбиться, в то время как моя партнерша стояла почти на цыпочках, но она заявила, что мы прекрасно подходим друг другу; мои плечи касались ее плеч и ее лицо оказалось совсем близко от моего.

Женщина прошептала, что я могу двигать ногами как хочу – суть танца заключалась в позе партнеров, а не в их шагах. Она начала дюйм за дюймом семенить в сторону, и я последовал за ней, стараясь повторять каждое ее движение, чуть ли не приходя в ужас от того, что в случае ошибки могу случайно сломать тонкие запястья. Через несколько секунд она коротко рассмеялась и шепнула:

– Спокойнее, ангелочек, расслабься. Ты выглядишь так, будто на похоронах.

Она быстро поцеловала меня в нос. Я почувствовал сильный запах вина, доносившийся из ее рта. Вероятно, она уже некоторое время провела на вечеринке, прежде чем вытащить сюда меня.

Впрочем, навеселе были все танцующие. На нас постоянно натыкался неряшливого вида мужчина в голографическом костюме инопланетянина неизвестного мне вида – нечто коричневое и насекомообразное, у которого было по три пары рук, ног и глаз. Он был слишком пьян для того, чтобы оставаться внутри голограммы: я то и дело видел выглядывавшие наружу его голые ноги, а один раз – волосатую задницу.

Да, такая уж это была вечеринка! Прямо передо мной оказался громадного роста римский солдат, нагрудник которого сливался с лицом голографического инопланетянина, напоминавшего куст чертополоха. Когда две голограммы перекрывались, в них возникали просветы, сквозь которые можно было разглядеть находившихся внутри людей – голого мужчину и голую женщину, обхватившую его ногами за поясницу.

Средь бела дня! На корабле флота! И все они наверняка являлись членами экипажа, поскольку я был единственным пассажиром.

– Что здесь происходит? – прошептал я вице-адмиралу, все еще державшей меня за руки.

– Ничего особенного, ангелочек. Ты чертовски великолепен. Расслабься.

Она сильнее прижалась ко мне. Вероятно, это причиняло боль ее запястьям, но, похоже, женщина не обращала на это никакого внимания. Возможно, она была не только пьяна.

Музыка смолкла. Я собрался было высвободиться, не адмирал меня не отпускала.

– Подожди, – прошептала она. – Подожди. Пришло время.

– Время для чего?

Прежде чем она успела ответить, в громкоговорителях корабля прозвучал гонг – словно часы, отбивавшие время в какой-то волшебной сказке.

– Он пробьет тринадцать раз. Любят эти сволочи театральные эффекты… С последним ударом мы пересечем границу. Держи меня крепче, ангелочек, хорошо? Пожалуйста…

Многие вокруг нас тоже собирались парами – пьяный в насекомоподобной голограмме столкнулся с типом в розовой пижаме, и оба крепко обхватили друг друга руками, так что голова человека в пижаме исчезла между челюстями инопланетянина – видимо, он прижался щекой к плечу пьяного.

Гонг.

Четыре секунды тишины.

Гонг.

Все замолчали, но я слышал, как кто-то всхлипывал, кто-то молился, кто-то шептал: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Гонг.

И тут я увидел, как в дверь вошел кто-то в облике мандазарской королевы: ярко-желтый четырехметровый омар с мощными клешнями и большим горбом на спине. Ее ядовитые железы набухли и воспалились, словно прошло немало дней с тех пор, как ее следовало подоить. Хотя я и понимал, что это всего лишь голограмма, но все равно внутренне содрогнулся.

Разве можно забыть, что случилось с Самантой?

Человек в шелковой пижаме увидел королеву и завопил. Следом за ним начали кричать другие, пока из голограммы не донесся голос:

– Успокойтесь, черт бы вас побрал, это всего лишь я!

– Боже всемогущий! – сказал человек в пижаме, прижав руку к груди. – Капитан, у нас чуть сердечный приступ не случился.

– Ему бы следовало надеть что-нибудь другое, – прошептала женщина в моих объятиях. – Впрочем, он капитан, и лучше знает, что делает.

Гонг.

– Какой по счету? – вдруг спросила она.

– Не знаю. – Мне стало не до гонга, как только я увидел королеву, поэтому я вполне мог пропустить один или два удара.

– Какой по счету? – крикнула адмирал.

Никто не ответил. Все ошеломленно переглядывались, словно никто не следил за ударами гонга. Гонг.

– Черт, – пробормотала Фестина Рамос, ни к кому конкретно не обращаясь. Потом посмотрела мне в глаза и потребовала: – Поцелуй меня! Сейчас же!

– Что?

Она не ответила, лишь слегка согнула локти, выворачивая мои запястья так, что мне пришлось наклониться к ней. Приподнявшись на цыпочках, адмирал прижалась губами к моему рту. Ее язык проворно скользнул внутрь, и она зажмурилась.

Я тоже закрыл глаза, опьяненный этой близостью; я ощущал вкус женщины, подобный вину, ее тело прижималось ко мне. Но в этом поцелуе не было ни страсти, ни сексуального желания – лишь проявление страха, неподдельного ужаса, заставлявшего ее обнимать кого угодно, лишь бы ощущать рядом живое существо – так же, как маленькая девочка чувствует себя лучше в объятиях своего брата, когда за окном грохочет гром и сверкают молнии.

Я обнимал Фестину и позволял ей целовать себя столь отчаянно, как ей того хотелось, пока звучали удары гонга.

Язык женщины замер, захват цепких рук ослаб, губы отпрянули. Открыв глаза, я увидел, что ее голова упала набок. По красному пятну на щеке стекла струйка слюны. Глаза ее оставались закрытыми.

Когда я высвободился из ее объятий, она осела на пол под собственной тяжестью. Пытаясь поднять ее, я крикнул:

– Кто-нибудь, помогите! Похоже, что…

Но к этому времени я уже успел оглядеться по сторонам.

Человек в розовой пижаме упал лицом вниз. Пьяный, которого он обнимал, тоже лежал на полу, наполовину вывалившись из своей голограммы. Прижавшись к стене, застыли в неудобной позе солдат и куст чертополоха, все так же сцепившись друг с другом. Их голограммы тоже перекосились, так что головка чертополоха торчала из спины римлянина, будто рукоять меча.

Вокруг меня беспомощно валялись неподвижные тела, в том числе и капитана, в последний момент попытавшегося избавиться от панциря королевы. Тишина. Удары гонга прекратились. Мы пересекли границу, и весь экипаж был мертв. Даже женщина, называвшая меня ангелочком. На глазах у меня выступили слезы при мысли о том, что она умерла, целуясь с совершенно незнакомым ей мужчиной.

Я осторожно, как только мог, вновь уложил ее тело на пол.

– Прости меня, – прошептал я. – Если Лига Наций решила убить всех, совершивших дурные поступки… – Я окинул взглядом помещение и трупы. – Простите, – сказал я им всем. – Мне кажется, что на вашем месте должен быть я.

Глава 2

ОБСЛЕДУЮ СВОИ ВЛАДЕНИЯ

Не в силах представить, что делать дальше, я просто сел на пол рядом с Фестиной Рамос. Люди выглядят столь беспомощно, когда они мертвы, – словно ждут от тебя спасения, будто ты в состоянии хоть что-то изменить. Можно было бы попытаться сделать женщине массаж сердца, но… когда Лига Наций убивает, это навсегда.

Вокруг царила тишина – музыка смолкла с первым ударом гонга, и теперь некому было приказать звуковой системе: «Продолжить воспроизведение». На стенах кают-компании все так же веселились участники итальянского маскарада в разукрашенных перьями масках, но теперь это были лишь безмолвные изображения.

Не раздавалось ни звука.

Не слышалось ничьего дыхания.

Невозможно даже представить, насколько не хватает человеку звука чужого дыхания, пока сам этого не почувствуешь.

Мне отчаянно хотелось сделать хоть что-нибудь для этих несчастных. Но все, что я мог, это лишь стереть струйку слюны со щеки женщины-адмирала. Так я и поступил, хотя прекрасно понимал бессмысленность и глупость своего поступка.

Посмотрев на палец, я увидел, что часть красного пятна перешла с ее щеки на мою кожу. Я снова потер лицо женщины; пятно оказалось чем-то вроде воскообразного грима, который она, видимо, наложила перед вечеринкой. Неужели теперь вошло в моду носить на лице большие яркие пятна? Или она, так же как и мужчина в розовой пижаме, просто подражала кому-то, кого я не знал? Эта женщина вообще могла даже не быть адмиралом.

Мне захотелось отмыть ее лицо, стереть грим – она вполне могла оказаться настоящей красавицей. Но когда люди умирают, к ним не следует прикасаться.

«Свяжитесь со Службой безопасности и ничего не трогайте», – так всегда предупреждали героев виртуальных историй, когда случалось нечто ужасное.

– Вызываю мозг корабля! – крикнул я, надеясь, что именно такая фраза до сих пор используется для связи с центральным корабельным компьютером. – Прошу соединить меня с дежурным офицером безопасности.

С потолка раздался бесполый металлический голос:

– Доступные офицеры безопасности отсутствуют. Так…

– Мозг корабля, соедини меня с… – С кем? С капитаном? Нет, он тоже был мертв. (Я избегал смотреть в ту сторону – несмотря на то что королева была всего лишь голограммой, ее вид все равно вызывал у меня дрожь.) – Прошу соединить меня с командиром корабля.

– Командиром корабля является разведчик второго класса Эдвард Йорк.

– Я?

– Вы самый старший по званию на борту «Ивы».

Я судорожно сглотнул.

– Кто-нибудь еще жив?

– Нет, капитан. Жду ваших распоряжений.



***



Мне никогда прежде не доводилось кем-либо или чем-либо командовать, что вполне меня устраивало – я знал, что на роль капитана не гожусь.

Честно говоря, на роль разведчика я тоже не годился. Когда Саманта поступила на службу в Дипломатический корпус флота, она настояла, чтобы я сопровождал ее во время ее первого задания. Сестра хотела, чтобы ее телохранителем был я – единственный человек во вселенной, которому она могла доверять на все сто процентов. Я ожидал, что отец станет возражать, но он согласился почти сразу же – Сэм знала множество способов заставить его сказать «да», а ему ни разу не удалось найти хотя бы один способ ответить ей «нет».

Будучи адмиралом и так далее, отец употребил все рычаги влияния, чтобы меня приняли на флот без прохождения квалификационной комиссии. Сначала он предполагал, чтобы я стал офицером безопасности, поскольку эта служба отвечала за охрану высокопоставленных чинов внеземного флота; но идея провалилась после того, как начальник Службы безопасности возмутилась тем, что в число ее подчиненных проталкивают «совершенно неадекватного имбецила». (Сама адмирал никогда меня не видела, но, думаю, наслушавшись моего отца, представляла себе какого-нибудь бессмысленно лепечущего слюнявого идиота.) Отец попытался еще трижды пристроить меня в другие службы, но безуспешно и в конце концов просто занес меня в списки корпуса разведчиков. Я никогда не учился в Академии – туда невозможно поступить, не имея настоящих мозгов, – но отец сказал, что я вполне сумею поладить с другими разведчиками: «Они, так или иначе, все ненормальные».

Возможно, сейчас отец мог бы мною гордиться, узнав, что я стал кем-то вроде капитана судна. Хотя… вряд ли. С тех пор как родились мы, Сэм была для него драгоценной жемчужиной, а я лишь кучкой собачьего дерьма. Достаточно вспомнить, что произошло, когда на Трояне начались мятежи, война и прочее. Выживших дипломатов эвакуировали обратно на Новую Землю, но я смог добраться лишь до маленького наблюдательного пункта на одном из спутников Трояна. По милости отца я проторчал там целых двадцать лет, обреченный на изгнание и одиночество. Двадцать лет без перерыва, в то время как другие наблюдатели сменялись каждые шесть месяцев. Отец бросил меня на этой базе, словно какое-то старье в самом дальнем углу чердака, от которого не можешь по каким-либо причинам избавиться, но не имеешь никакого желания видеть.

Из-за того, что случилось с сестрой.

Из-за того, что я оказался не слишком хорошим телохранителем.

Если бы отцу стало известно, что я стал исполняющим обязанности капитана «Ивы», он, вероятно, сказал бы: «Уберите этого придурка, пока он не погубил корабль».



***



Мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать все необходимое. Мне не были известны кодовые слова, которыми пользовались настоящие капитаны, чтобы запросить информацию о состоянии корабельных систем. Однако в конце концов я выяснил, что «Ива» летит на автопилоте, направляясь к базе флота возле планеты Целестия. В соответствии с правилами посадка была запрещена, если на корабле нет компетентного пилота, но мы могли держаться на некотором расстоянии, пока с базы не пришлют кого-нибудь, кто умеет управлять кораблем. Если исключить непредвиденные случайности или поломки, через неделю я мог бы быть уже в порту.

Что было не так уж и плохо – от меня ничего не требовалось, кроме как ждать и избегать неприятностей. Я решил, что моим единственным распоряжением, отданным компьютеру корабля, будет приказ понизить температуру в кают-компании, чтобы превратить ее в большой холодильник. Вокруг лежали десятки трупов, и мне не хотелось, чтобы они начали разлагаться.



***



Первым моим намерением было просидеть всю неделю у себя в каюте, но вскоре я понял, что долго так не выдержу, погружаясь во все большую депрессию. Самое странное, что особо скорбных чувств я не испытывал – мне просто было плохо. Люди, которые разговаривали со мной, флиртовали со мной, даже та, которая меня поцеловала, умерли на моих глазах, но сейчас, не видя их перед собой, я испытывал скорее одиночество, чем грусть. Я жалел себя, живого и здорового, какое мне дело до этих мертвецов?

Что со мной не так? Не следовало ли мне рыдать, горевать и все такое прочее? Но самое большее, что я мог, – снова и снова дотрагиваться до собственных губ, как будто если бы я в точности вспомнил тот поцелуй, то, возможно, начал бы испытывать все то, что на моем месте испытывал бы любой нормальный человек.

Но нет. Лишь тупое ощущение пустоты и безнадежности.

Какое-то время спустя я решил, что капитан все же не должен вести себя подобным образом. Хороший капитан не бродит с мрачным видом от стены к стене; хороший капитан заботится о своем корабле. Возможно, кто-то из членов экипажа перед смертью забыл выключить воду или оставил включенную кофеварку. Моя работа на базе заключалась как раз в том, чтобы следить за подобными вещами. Так что я решил пройтись по «Иве», обследовать каждый ее квадратный сантиметр, надеясь, что, возможно, найду себе какое-нибудь занятие вместо того, чтобы просто сидеть в одиночестве и тоске.

Вот так я и обнаружил королеву. Настоящую. Если не считать того, что она была мертва, как и весь экипаж.

Ярко-зеленые ядовитые железы королевы ничем не отличались от тех, что и на голограмме, которую я видел в кают-компании. Скорее всего, капитан просто сфотографировал королеву, сидевшую в корабельном трюме.

Судя по тому, как выглядел трюм, королева там не просто сидела – она пыталась разодрать стены клешнями. Трудно представить, что существо из плоти и крови может оказаться настолько сильным, чтобы вырвать целые куски металлопластика, но дальняя переборка была вся искромсана, так что в дырки свободно проходил кулак.

Стены трюма выглядели ужасно, но клешни королевы гораздо хуже, острые их концы затупились. Что касается панциря, то он потрескался, словно ореховая скорлупа, и сквозь трещины в панцире все еще сочилась густая коричневая кровь.

Честно говоря, внешний облик королевы едва не вызвал у меня приступ дурноты. Но с другой стороны, хорошо, что она уже не в состоянии была крушить стены.

Почему ее везли на «Иве» одну, без сопровождающих? Королевы приходят в бешенство, если их не доить каждый день. Ее ядовитые железы напоминали два раздутых баллона, торчавших там, где хвост переходил в туловище; оба мешка выделялись ярко-зелеными пятнами на фоне ее желтого тела, так что невозможно было не заметить, насколько они полны. Королева Истина когда-то рассказывала мне, что, если не подоить ее хотя бы в течение нескольких часов после того, как созреет яд, боль подобна вонзающемуся в плоть кинжалу, а у этой…

Но это не королева Истина. И сейчас мне вовсе не хотелось думать об Истине, когда одна из ее царственных сестер лежала мертвой у моих ног. Кто она? Королева Стойкость? Доброта? Честь? Или одна из ожидавших своей очереди королев, сбежавших, когда Троян был ввергнут в гражданскую войну?

Откуда мне знать? Истина была единственной знакомой мне королевой. Придворный начальник протокола утверждал, что Истина будет чувствовать себя крайне оскорбленной, если я когда-либо взгляну на другую королеву.

Ее величество королева Истина неистово ревновала меня… но, с другой стороны, она точно так же ревновала всех своих супругов.

Глава 3

НАБЛЮДАЮ ЗА КОРОЛЕВОЙ

В ту ночь мне снились кошмары: на моих руках умирала женщина, но я не мог понять, то ли это адмирал с загримированным лицом, то ли Саманта. После ее смерти на моих руках осталась черная маслянистая субстанция. Посмотрев вверх, я увидел парящее над моей головой зеркало, в котором отражалось мое лицо… оказалось, что странная слизь покрывает и его толстым слоем. Внезапно маслянистая оболочка отделилась от меня, и нас стало двое – я сам и второй я, состоящий из липкой грязи, который разразился диким криком…

Потом был другой сон: по длинной дорожке, тянувшейся вдоль одной из стен дворца Истины, за мной гналась разъяренная королева. Мне постоянно преграждали путь люди, мандазары, фасскистеры, дивиане; мне приходилось обегать их или сбивать их с ног. Расстояние между королевой и мной, казалось, нисколько не сокращалось, она мчалась так, словно могла настигнуть меня в любой момент, но просто изматывала мои силы. То и дело она нацеливала на меня жала, которые опрыскивали меня ядом, словно пожарные шланги. В конце концов дорожка стала настолько скользкой от ярко-зеленого яда, что я поскользнулся и грохнулся на землю. Прежде чем я успел снова подняться, королева склонилась надо мной… Только это была не настоящая королева, а Саманта – ее голова на теле королевы…

Я проснулся в темноте, весь в холодном поту. Один в своей каюте. Один на корабле, дрожащий от пережитого во сне ужаса.

И именно тогда я окончательно понял, насколько может быть одинок человек. Возможно, в течение многих световых лет пути мне не суждено было увидеть ни единого живого существа.

Мысль об этом заставила меня содрогнуться. Я вдруг представил, что в любое мгновение кто-то поскребется в дверь и появится мертвая женщина, желая получить еще один поцелуй, но на этот раз это будет иссохший скелет, стонущий от голода и жаждущий моей плоти и крови. Или, может быть, это будет королева с окровавленными клешнями, пытающаяся проломить дверь и вонзить в меня жала лишь для того, чтобы облегчить боль в ее ядовитых железах.

Я затаил дыхание в ожидании скребущего звука, не в силах пошевелиться от страха. Но ничего не произошло. Мертвые не встают и не начинают ходить, даже если тебя повергает в панику мысль о том, что подобное возможно.

Прошло некоторое время, прежде чем я решился включить свет. Теперь было уже не так тяжело встать с постели и одеваться, возможно, не помешало бы отправиться в кафетерий и чего-нибудь выпить. Не спиртного – все-таки я был исполняющим обязанности капитана. Но говорят, будто бы после стакана горячего молока сразу чувствуешь себя лучше. Вроде мне прежде не приходилось пить горячее молоко, так что стоит попробовать.



***



В коридорах было тихо. И пусто. И полутемно – поскольку на «Иве» сейчас наступило ночное время. Я мог бы приказать компьютеру включить везде дневное освещение или играть веселую музыку, куда бы я ни шел, но подобным образом вряд ли удалось обмануть самого себя. В справочниках утверждается, что ночь и день на звездном корабле – лишь условные понятия, поэтому их можно менять местами и никто не заметит разницы. Однако я эту разницу чувствовал. Где-то в глубине души я ощущал неподдельную ночь, сгущавшуюся вокруг меня, словно она ждала долгие годы, чтобы подстеречь меня в одиночестве, и наконец у нее появился шанс схватить меня за горло.

Саманта наверняка не одобрила бы меня за подобные мысли. Обычно она закатывала глаза и смеялась: «Ты просто ребенок, Эдвард!» А я, как правило, смеялся в ответ и заявлял, что ребенок – это она, поскольку младше меня на целых десять минут. Но я знал, что действительно веду себя как ребенок, пугаясь того, чего на самом деле нет. В конце концов, мне было пятьдесят семь лет.

На полпути к кафетерию я все-таки свернул в сторону и направился к капитанской рубке. В любом случае, я был здесь хозяином и командиром, а не каким-то щенком, пытавшимся улучшить самочувствие стаканом горячего молока. В данный момент мне следовало посвятить себя исполнению обязанностей капитана, а не прятаться у себя в каюте. Кроме того, на капитанской койке сложнее было видеть дурные сны, не так ли? Капитаны не позволяют давать волю своему воображению.

– Мозг корабля, внимание, – громко объявил я, входя в капитанскую рубку. – Включить экран переднего обзора.

Половину одной из стен занимал большой монитор. Экран вспыхнул, показав безмятежное пустое звездное небо. Ничего, кроме космоса.

– Задний обзор.

Те же звезды в бесконечной черноте. Никаких преследующих нас кошмаров.

Я глубоко вздохнул, набираясь решимости.

– Внутренний обзор, кают-компания.

Тела по-прежнему лежали там, где их застигла смерть. Большинство голограмм исчезли – исчерпался заряд питавших их батарей. Вместо римского солдата и инопланетянина-чертополоха на полу застыли в объятии обычные мужчина и женщина, оба обнаженные, если не считать ремней, удерживавших их голопроекторы.

Вид мертвых тел наводил тоску и уныние. А женщина-адмирал, лежавшая там, где я ее оставил, вовсе не собиралась превращаться в кровожадного демона. Она просто лежала, и ей никогда не суждено было подняться.

– Внутренний обзор. – Я старался не дать голосу сорваться. – Трюм с мандазарской королевой.

Изображение на экране сменилось. Королева лежала мертвая, с окровавленными клешнями, с бессильно обвисшими жалами, ее ядовитые железы…

Ядовитые железы…

Они уже не были столь набухшими. Сейчас они выглядели слегка опавшими и их ярко-зеленый цвет несколько поблек.

Не может быть! Я поближе подошел к экрану.

– Увеличить эту часть изображения! – Я указал на ближайшую железу.

Изображение укрупнилось, так что мне пришлось отступить, чтобы полностью его увидеть – огромный мешок ядовитой железы крупным планом, и, даже глядя на него, я видел, как сокращается его наружная мембрана.

Что это значило?

На Трояне один из помощников Истины рассказывал мне, что королевы продолжают производить яд в течение двух дней после смерти – примерно так, как у человеческих трупов продолжают расти волосы и ногти. Так что ядовитые железы на экране должны были раздуться еще сильнее, а не сократиться. Возможно, один из мешков и мог бы надорваться от избыточного давления, но оба? Так или иначе, я не видел, чтобы хоть что-то вытекло на пол или на тело королевы.

На мгновение меня вновь охватил холодный страх. Происходило нечто такое, чего я не мог понять… и в любом случае мне приходилось рассчитывать только на себя.

«Действуй, – сказал я себе. – Просто действуй».

Я заставил себя шагнуть к двери и секунду спустя уже бежал в сторону трюма.



***



Там никого не было – естественно, и не могло быть. Трюм выглядел пустым на экранах корабельных камер, и таким же пустым он оказался, когда я вошел туда сам. Но за то время, пока я бежал сюда из капитанской рубки, ядовитые мешки королевы сократились в объеме еще на несколько миллиметров.

Я осторожно приблизился к ней, не отводя взгляда от пола – мне вовсе не хотелось наступить на пролившийся яд, который мог прожечь насквозь подошву моего ботинка. Не то чтобы яд был настолько едким, но никогда нельзя быть в чем-то уверенным до конца.

Яд королевы – странное и опасное вещество, особенно для людей, в нем содержатся токсины, вносящие помехи в сигналы, поступающие в мозг и из него. Иногда крошечной капельки, попавшей на кожу, достаточно, чтобы убить: сердце останавливается, не получая соответствующих команд. Однако порой яд почему-то лишь вызывает галлюцинации, или сыпь, или язву, после которой врачам приходится отрезать, например, всю руку. (Так однажды не повезло служанке во дворце. Королева Истина утверждала, что это всего лишь нелепая случайность.)

Особенность яда в том, что в нем происходят циклические изменения в течение всего троянского года. Королев доят каждый день, и каждая порция яда несколько отличается по своим свойствам от предыдущей. Местные биохимики составили десятки секретных баз данных, следя за тем, что происходит в каждой точке цикла, не говоря уже о том, что случится, если подоить королеву на несколько часов раньше или позже. Ученые постоянно обнаруживали все новые и новые подробности, то и дело обнаруживая следы новых неизвестных веществ, которые появлялись, возможно, всего лишь на полдня за весь цикл, а затем исчезали до конца года. Подробности и детали были известны лишь посвященным, но все на Трояне знали основное предназначение яда: с его помощью создавались новые королевы.

Если мандазарская самка в шестилетнем возрасте начинала сосать королеву в соответствующую неделю весны – и если ей позволялось отсасывать яд когда угодно, днем или ночью, большими порциями или маленькими в течение всего года, – к следующей весне она превращалась из детеныша в молодую королеву. Постоянно изменяющаяся смесь химических веществ трансформировала ее тело – например, сегодня умножая число клеток ее мозга, завтра стимулируя рост желез, послезавтра заставляя увеличиваться в размерах мышцы. Вскоре она становилась крупнее, умнее, сильнее и выглядела намного более по-королевски, чем остальные самки ее возраста, – если, конечно, не умирала или не сходила с ума. Подобное иногда происходило, и именно поэтому яд считался и назывался таковым.

И потому, идя вдоль трюма «Ивы», где на полу мог остаться яд, я внимательно смотрел под ноги. Но даже подойдя ближе к трупу королевы, я не увидел ничего – ни капли на ее ракообразном хвосте, на самих ядовитых железах, ни одной струйки на панцире или лужицы на металлопластиковом полу под ней. И тем не менее железы сокращались, очень и очень медленно, но за минуту я вполне мог заметить разницу.

Так куда же девался яд? Всасывался обратно в тело? Наверняка какие-то каналы или сосуды соединяли ядовитые мешки с внутренними органами. Возможно, они были повреждены, когда королева пыталась проломить переборку. Или, возможно, когда Лига Наций пожелала ее смерти, они просто разрушили какой-то клапан, позволив яду сочиться обратно внутрь тела. Возможно, это даже считалось некоей идеальной справедливостью – отравить королеву ее собственным ядом.

Кто знает, как работали мозги у этих… из Лиги.

Я осторожно потянулся к ближайшему мешку, и, прежде чем моя рука коснулась его поверхности, у меня возникло странное ощущение, будто я касаюсь ладонью легкого пуха.

Пух? Никакого пуха быть не могло. Поверхность мешка была гладкой, словно воздушный шар.

А потом я вдруг понял.

– Мозг корабля! – заорал я. – Наносканирование! Здесь, в точке, где находится моя рука!

Две секунды спустя беспорядочным хором взвыли сирены.



***



К счастью, я оставил люк открытым и успел выскочить за мгновение до того, как автоматическая система защиты с грохотом захлопнула его у меня за спиной. Это отнюдь не означало, что мне ничего больше не угрожает, но, по крайней мере, я не оказался запертым в трюме, где разразилась полномасштабная война нанотехнологий.

Успею ли я добежать до капитанской рубки? Нет! Ко мне уже мчалось по коридору ревущее черное облако, похожее на смерч в пустыне. Я рухнул на палубу, крепко зажмурившись и прикрывая нос и рот левой рукой, правую же отвел от тела как можно дальше – это была та самая рука, которой я дотрагивался до ядовитого мешка, и теперь она нуждалась в дезинфекции.

Облако пронеслось надо мной, словно торнадо. Каждая из составлявших его крошечных частичек черной пыли была микроскопическим роботом-истребителем, созданным для уничтожения крошечных нанитов, кружившихся вокруг королевы. Да, тот «пух», который я ощущал, являлся на самом деле множеством маленьких машин размером с бактерию или даже вирус, которые окутали ядовитые мешки столь плотным слоем, что я мог ощутить их пальцами.

Пушистый воздух.

Наниты могли делать только одно – проникать сквозь мембрану ядовитого мешка, собирая микроскопические капельки яда, и снова выбираться наружу. Вот почему ядовитые железы сокращались в объеме – крошечные роботы откачивали яд, словно бригада рабочих с ведрами.

А теперь «Ива» выслала облако своих собственных нанитов, чтобы истребить незваных пришельцев.

Я чувствовал, как нанозащитники очищают мою кожу – не только на руке, касавшейся врага, но повсюду – на лице, на голове, под одеждой. Защитники уничтожали все, что им попадалось, даже естественные бактерии, поскольку те, кто создал нанозахватчиков, часто пытались замаскировать крошечных чудовищ под обычных микробов. Когда нечто имеет ту же форму и размеры, что и обычная плесень, намного легче прошмыгнуть мимо антинаносканирования.

Каждый корабль флота постоянно проходил защитное сканирование. Когда члены экипажа поднимались на борт, все они подвергались предварительной проверке, так же как и груз, продовольствие и оборудование. Компьютер корабля, кроме того, периодически анализировал вплоть до атома случайным образом отобранные несколько кубических сантиметров воздуха, проверяя каждое микроскопическое создание – не является ли оно нанитом под маской инфузории. И даже с учетом всех предосторожностей рой захватчиков мог остаться незамеченным, если только не было в точности известно, где именно искать. Зачастую об их присутствии на борту никто не знал, пока они на самом деле не нападали.

Единственной хорошей новостью было то, что Лига Наций убивала «плохих» нанитов точно так же, как она убивала «плохих» людей – мгновенная смерть, как только корабль пересекал границу. Так что на внеземном флоте могли не беспокоиться о том, что они могут повредить нам или нашим системам жизнеобеспечения. Пришельцы-микророботы могли быть запрограммированы на вандализм – например, они могли вторгнуться в систему безопасности корабля или нарушить его снабжение топливом, но никто не мог им позволить в явном виде нас убить.

Однако они могли воровать нечто ценное – например, яд королевы.



***



Защитное облако «Ивы» обрабатывало меня секунд двадцать. Потом оно унеслось прочь – в сторону трюма, навстречу куда более серьезной битве. Я остался лежать на палубе, чувствуя себя так, словно с меня начисто содрали слой кожи.

Собственно говоря, сравнение удачное. Моя правая рука вся была покрыта мелкими капельками крови, словно я со всей силы ободрал ее о грубый камень. Что касается моей одежды… что ж, маленькие истребители яростно вгрызались в ткань, раздирая ее в клочья везде, где обнаруживали затаившегося среди нитей микроба – естественного или искусственного. Хорошо, что на корабле больше не осталось никого, кто мог бы меня увидеть.

Я поспешил обратно к себе в каюту за новой одеждой и чтобы отмыть окровавленную руку. Одеваясь, я спросил мозг корабля, что происходит в трюме.

– Наша оборона вступила в сражение с врагом, – последовал ответ. – Сопротивление продолжается.

– То есть наниты пытаются дать отпор?

– Некоторые из них обеспечивают прикрытие, пока остальные отступают. Наша оборона имеет численное превосходство, но наталкивается на трудности.

– Покажи.

Экран в моей каюте был не столь большим, как у капитана, но все же давал вполне отчетливое изображение трюма. Впрочем, увидеть я мог лишь немногое – черное облако защитников «Ивы» висело возле двери, пытаясь пробиться дальше в помещение, нечто невидимое отталкивало его назад.

– Можешь увеличить картинку? – попросил я. – Хочу видеть, что там на самом деле происходит.

Изображение переключилось на микроскопическое разрешение: четыре черных истребителя, каждый с шарообразным телом, длинным хвостом и зазубренной черной клешней, окружили врага, который был намного меньше их размером. Враг походил на вырванное из глазницы глазное яблоко – наполненный жидкостью шар с небольшой выпуклостью впереди и тонким хвостиком сзади. С помощью этого хвоста маленькая тварь могла плыть по воздуху, словно головастик по поверхности пруда; выпуклость спереди, вероятно, содержала в себе крошечный мозг нанита. Что касается самого шарообразного тела, то оно было заполнено зеленой жидкостью – мандазарским ядом, похищенным у мертвой королевы.

Истребители взмахивали хвостами и продвигались вперед, пока враг не оказался в пределах досягаемости клешней. Все в одно мгновение вцепились в него, взрезая студенистое тело врага. «Глаз» даже не пытался защищаться – впрочем, ему это и не требовалось. Яд выплеснулся на всех четырех нападавших, заливая их клешни и стекая на их тела. Истребители внезапно начали дергать хвостами, словно у них начались судороги; два из них вылетели за пределы экрана, двое других продолжали корчиться, пока у них не отвалились клешни. Яд был страшным веществом, в особенности против истребителей, не созданных для ведения химической войны.

Я сел и задумался, покусывая костяшку пальца. Наши истребители были запрограммированы так, чтобы нападать вчетвером на одного, это понятно. И для того, чтобы уничтожить каждый вражеский «глаз», четверо наших должны были погибнуть от яда. Не слишком хорошее для нас соотношение потерь. Конечно, в конце концов мы должны были победить исключительно за счет численного превосходства – на «Иве» имелось как минимум три защитных облака и достаточно быстро можно было создать новые, – но к тому времени, когда мы уничтожили бы нанитов, пытавшихся нас задержать, остальные отступили бы в другие части корабля и найти их было бы не легче, чем иголку в стоге сена.

Конечно, компьютеры с этим бы справились. Мне ничего не оставалось, кроме как сидеть и размышлять над тем, что все этот означает.

Кто мог тайно протащить нанитов на корабль? Кто знал о том, что королева будет на «Иве»? И кому мог понадобиться ее яд?

Торговцы наркотиками? Насколько я знал, крупные шишки преступного мира постоянно искали все новые химические вещества, оказывавшие специфическое воздействие на людей. То же можно было сказать и о вполне легальных фармацевтических компаниях. Базы данных на Трояне, содержавшие перечень ингредиентов яда в каждой точке цикла, были объявлены секретными, защищены паролями и зашифрованы. Саманта как-то раз назвала их «неприкосновенным золотым запасом королевы» – эту информацию можно было бы продать за кучу денег, если бы они когда-либо потребовались Истине.

Теперь Истина была мертва. Возможно, все те, кто знал пароли, тоже были мертвы. Троянская гражданская война продолжалась уже двадцать лет.

Возможно, какой-то из мятежных группировок на Трояне мог потребоваться яд, чтобы создать сразу много новых королев. Но подобная идея была чистым безумием – даже если бы мертвую королеву выдоили досуха, удалось бы получить яд лишь из одной точки годичного цикла. Сегодняшний яд мог запустить какую-нибудь из желез на полную мощность, а завтрашний – снова ее отключить. Если дать самочке сегодняшнюю дозу, но не дать завтрашнюю, это полностью нарушит химический баланс ее тела.

Посылать нанитов на военный корабль означало бы привести Адмиралтейство в не меньшее бешенство, чем рой разъяренных ос. Не существовало более простого способа добыть порцию яда, чем бросить вызов всему внеземному флоту. Тогда кому и зачем это было нужно?

На какое-то мгновение я пожалел, что не существует особого яда, который делал бы умнее людей. Я знал, что мне никогда не стать умным, но ненавидел себя за то, что столь многое мне недоступно.

Если бы на моем месте оказалась Саманта, она бы точно знала, что здесь происходит.

Глава 4

МЕНЯ ЛИХОРАДИТ

Мою руку продолжало жечь от мелких уколов. Обмыв ее холодной водой, я подумал было о том, чтобы пойти в лазарет за какой-нибудь мазью… но врачи мертвы, а сам я не знал, что именно искать. Вместо этого я снова направился в капитанскую рубку, чтобы посмотреть, как обстоят дела у нанитов.

Час спустя компьютер доложил, что в трюме чисто. Это не означало, что мы уничтожили всех незваных гостей – им просто удалось скрыться в других частях корабля. Мозг корабля обнаружил крошечное отверстие, прогрызенное в одной из запорных заслонок в вентиляционной шахте между трюмом и соседней оранжереей. Ничего удивительного – даже если большинство нанитов были лишь миниатюрными танкерами для транспортировки яда, их сопровождал эскорт саперов, проделывавших ходы повсюду, где им хотелось пройти.

Сейчас наниты уже могли распространиться, словно пыль, по всей «Иве» или прятаться небольшими кучками там, где никто не мог бы их заметить. Сканеры корабля наверняка обнаружат нескольких незваных гостей, но невероятно трудно обшарить каждую частицу воздуха в поисках чего-то размером с вирус, особенно когда существа, которые ты пытаешься найти, запрограммированы на то, чтобы избегать поимки.

Лучшее, что я мог сделать, – это приказать мозгу корабля окружить защитным облаком ядовитые железы королевы на случай, если захватчики вернутся. Я не ожидал особой эффективности от своего распоряжения – проклятые маленькие воришки знали, что мы их преследуем. Но ведь что-то надо было делать, верно?



***



Я заснул прямо перед экраном, когда корабельный день начал клониться к закату. Когда я снова проснулся, моя рука разболелась не на шутку – следы от уколов стали ярко-красными и руку жгло, словно раскаленным железом. В конце концов я отправился в лазарет, где потратил полчаса, перебирая одно лекарство за другим и спрашивая компьютер: «От чего это?» Читать этикетки не имело никакого смысла – все они были написаны на особом языке врачей, словно специально изобретенном для того, чтобы обычные люди не могли их понять.

Наконец я нашел мазь – как сказал мозг корабля, противовоспалительную, – и похоже, это было именно то, что мне нужно. К тому времени я уже всерьез беспокоился, что моя рука распухла не просто из-за инфекции – под кожей могли оказаться наниты-«глаза» или истребители, которых занесло туда, пока они меня очищали. Возможно, истребители знали, что человеческим тканям вредить не следует, но, заметив вгрызающийся в меня «глаз», они вполне могли решить последовать за ним.

Впрочем, о подобных вещах не хочется думать чересчур долго.



***



На следующий день мне стало еще хуже. Рука распухла сильнее; я пытался обкладывать ее льдом, но вскоре уже не мог вынести боли от любого прикосновения к коже. Краснота начала подниматься по запястью и дальше, вдоль предплечья. Я подумал было о том, чтобы наложить жгут или что-то в этом роде, но это требовало немалого труда, а я невероятно устал. Кроме того, меня то и дело бросало в дрожь так, что стучали зубы. В конце концов я рухнул на капитанскую койку и поставил обогрев на максимум.

Меня тошнило, кружилась голова, я плохо соображал. Иногда мне казалось, будто я снова на Трояне, где целый год проболел некоей «желтушной чахоткой». Моя сестра приходила ко мне каждый день, тратя на меня свое время, несмотря на то что ей постоянно приходилось заниматься разрешением мелких кризисных ситуаций, которые могли привести к одной большой катастрофе. Годы спустя у меня порой возникала мысль о том, не являюсь ли я сам одной из причин гражданской войны – из-за того, что отрывал Сэм от ее работы, потому что подхватил какую-то инопланетную заразу. Я лежал в особом королевском госпитале, не в силах пошевелиться от слабости, в то время как мятежники заполоняли улицы…

Я пытался отвлечься от мрачных мыслей, но вскоре оказалось, что ни о чем другом думать не могу.

Время от времени мне начинало казаться, что в капитанской каюте есть еще кто-то и он пытается со мной заговорить. Сначала мне слышались голоса Саманты и королевы Истины, которые спрашивали, почему я их не спас. Потом их голоса сменились мужским, незнакомым мне, который говорил, что пора вставать, что я проспал достаточно долго и много людей пострадает, если я вскоре не приду в себя. Я решил было, что это мозг корабля пытается вырвать меня из лихорадки… если бы не маленький обрывок фразы, звучавший у меня в голове:

«Эдвард, прошу тебя. Невинность нуждается в нас. В нас обоих».

И это не был голос мозга корабля, поскольку компьютер «Ивы» вряд ли мог что-либо знать о Невинности. О ней не знал никто, кроме меня, Истины и еще нескольких, зверски убитых двадцать лет назад. Так что, похоже, это был голос моего воспаленного воображения.

Что ж… может быть, да, а может быть, и нет.