Эрл С. Гарднер

Двадцать пять тысяч долларов





Стоя перед зеркалом, Лестер Лейтс уверенно завязывал белый галстук — он собирался в гости. Лакей — агент полиции, приставленный к нашему герою следить за каждым его шагом и ловить каждое слово, — ждал момента, когда сможет подать одежду. Его лицо, а также манеры выражали навязчивую услужливость.

Лейтс наконец решил, что галстук хорошо завязан, принял помощь слуги, и тот прошелся щеткой — поспешно, но с почтением, — по плечам своего хозяина.

— Ну как, Скаттл?[1] — спросил Лейтс.

— Вы выглядите как нельзя лучше.

Лейтс зевнул и посмотрел на часы.

— У меня осталось еще более получаса до выхода!

— Подать коктейль?

— Нет, Скаттл, нет. Сигареты и книжки будет достаточно.

Толстый шпик подошел на цыпочках к столу, который стоял около шкафа. Его деликатные манеры, достойные хорошего лакея, составляли забавный контраст с громоздкостью фигуры. Он быстро сложил вечернюю газету на столе так, чтобы в глаза бросалась фотография молодого улыбающегося человека с белым пером в руке.

Лейтс небрежной походкой подошел к полкам с книгами, выбрал одну и уже направился к любимому креслу, как вдруг его взгляд упал на фотографию.

— Слушай, что это такое?

— Ой! Очень извиняюсь! Но это довольно интересная история. Этот человек никогда не расстается с белым пером, которое носит в бумажнике.

— С белым пером, Скаттл?

— Да, сэр. Он говорит, что перо учит его осторожности и приносит счастье. Как только его берет охота поиграть в покер, он вынимает бумажник, видит перо… и это ему напоминает, что человек рассудительный должен играть осторожно.

Лестер Лейкс нахмурился.

— Это глупая система, Скаттл.

— Да, сэр.

— Осторожность ни к чему не приводит. Деньги можно добыть только рискуя. И лишь когда их будут полные карманы, надо стать осторожным!

Глана Лестера Лейтса снопа остановились на фотографии щуплого мужчины, который язвительно улыбался. Маленькое перышко, растрепанное на конце, выделялось своей белизной на темном фоне. Этим фоном были решетчатые двери.

— Как его зовут, Скаттл?

— Родней Алькотт, сэр.

— Что же он сделал, чтобы очутиться за решеткой, и почему газеты печатают его фотографии?

Лестер Лейтс шел на приманку! Взгляд агента прояснился.

— Этого полиция еще не знает, сэр.

— И это называется полиция. Не знает, что мальчик сделал, а упрятала его в тюрьму. Потому что это, надо думать, тюремные двери, правда, Скаттл?

— Да, сэр.

Внимание Лейтса сосредоточилось на белом пере.

— С какого времени у него этот необычайный талисман?

— Как он заявил, уже больше года носит перо в бумажнике, сэр.

Лестер Лейтс отложил книгу, пересек комнату и, закурив сигарету, встал у окна. Он долго вглядывался в панораму, расстилавшуюся перед ним: большие освещенные дома, ателье, расположенное на террасе одного из них, а далеко внизу — набитая автомобилями улица, настоящий поход светлячков — зажженных фар.

Шпик присматривался к нему с некоторым беспокойством.

— В чем его подозревают? — спросил наконец Лейтс.

— Полиция думает, что он заменил двадцать пять тысячедолларовых банкнотов на двадцать пять однодолларовых.

Лейтс медленно повернул голову, глаза его весело блестели.

— Неплохо, Скаттл. Сто тысяч процентов прибыли. Кто пострадавший? Жаль беднягу.

— Этого полиция тоже точно не знает. Может быть, судья Август Пир Мандвиль.

Лейтс нахмурил брови.

— Это федеральный судья?

— Да, сэр.

Лейтс бросил взгляд на часы.

— У меня есть еще двадцать пять минут, Скаттл. Если сумеешь в нескольких словах рассказать мне всю историю, я послушаю. Но пойми меня правильно, приятель, я слушаю только для того, чтобы убить время. Я был бы в отчаянии, если бы сержант Акли вообразил себе, что я еще раз побью полицию на ее собственной территории и отниму у преступника добычу для того, чтобы ею воспользовались бедные.

— Да, я прекрасно понимаю, сэр. Судья Мандвиль — председатель трибунала, перед которым «Клик Фаст Шуттер Компани» ведет спор о действительности патентов. Неделю тому назад Родней Алькотт нанес визит председателю этого общества, мистеру Бойену, и уведомил его, что Мандвиль был готов вынести благоприятный для них приговор за сумму в двадцать пять тысяч долларов.

— А кем отрекомендовался Алькотт, чтобы его выслушали?

— Якобы хорошим приятелем судьи.

— Понимаю, Скаттл. Говори, что было дальше?

— Может быть вы слышали о Чарлзе Бетчере, знаменитом частном детективе? Он директор международного агентства…

— Да, что-то о нем слышал.

— Так вот… у «Клик Фаст Шуттер Компани», сдается, возникли определенные подозрения. Мистер Бойен подумал, что Алькотт имеет намерения при случае и себе набить карманы или что судья возьмет деньги, а благоприятного приговора так и не вынесет.

И вот он вызвал Бетчера. Тот посоветовал: предложение Алькотта принять, но установить магнитофон и не пропустить ни одного слова из разговора Алькотта с судьей.

Лестер Лейтс полез в карман за серебряным портсигаром, вынул из него сигарету и начал играть.

— Понимаю. Бойен мог бы в любую минуту потом поставить в известность судью о существовании магнитофонной ленты и навсегда прибрал бы его к рукам.

— Так должны были сделать, но поскольку от всей души ненавидели Мандвиля, то сыграли иначе. Постановили вручить ему взятку и немедленно его арестовать. Бетчер лично занялся делом. Он поехал в Нью-Йорк и остановился в отеле в Манхэттене.

Там он передал Алькотту двадцать пять тысяч долларов — двадцать пять банкнотов, номера которых записали, и с того момента с него не спускали глаз. Алькотт направился прямо к судье, и магнитофон записал их разговор.

— Итак, судья был подкуплен?

— Этого никто не знает, сэр. Нот слова, записанные аппаратом: «О’кей, судья. Вот деньги. У меня с этим было немного хлопот, но в конце концов удалось». После чего деньги сменили хозяина. Алькотт, пожав руку судье, направился к дверям. Тогда детективы бросились к Мандвилю и обыскали его. Нашли запечатанный сургучом конверт, содержащий двадцать пять однодолларовых банкнотов. Судья присягнул, что это долг, возвращенный ему Алькоттом.

— Обыскали Алькотта?

— Да, конечно, хозяин.

— И что найдено?

— Ничего, сэр.

— А как он защищается?

— Говорит, что дал судье двадцать пять тысяч, а тот, чувствуя нюхом неладное, от них избавился. Вот так!

Подойдя к столу, Лестер Лейтс снова бросил взгляд на газету.

— На этом снимке у Алькотта перебинтована голова. Что, он не позволил себя спокойно арестовать?

— Нет, это результат автомобильной аварии. Полицейские его не трогали.

— Понимаю, — сказал Лейтс задумчиво. — Очень интересно, Скаттл. «Клик Фаст Шуттер Компани» отдала двадцать пять тысяч долларов за то, чтобы создать себе из Мандвиля смертельного врага, независимо от того, хотел ли он на самом деле получить на лапу или нет. Таков результат всего этого дела, и шансы на выигрыш процесса теперь равны нулю.

— Мистер Бойен, председатель общества, рассвирепел, — пояснил шпик. — Он предложил Бетчеру награду — пять тысяч долларов, если тот выяснит, что же на самом деле произошло.

Лестер Лейтс поднял брови.

— Все время Бетчер! Почему?

— Мистер Бойен считает, что он — лучший детектив во всей стране.

Лейтс улыбнулся.

— Надо удивляться такой верности и доверию после того, что случилось! Если я хорошо понял, Чарлз Бетчер сам занимался вручением денег?

— Да, сэр.

— Как это произошло? Подробнее.

— Мистер Бойен вынул деньги из кармана, говоря детективу: «Вот двадцать пять тысячедолларовых банкнотов». Они оба записали номера под взглядом Алькотта, который сидел на кровати. Потом Бетчер собрал банкноты и подал Алькотту. Тот сложил их и хотел спрятать в бумажник, но вдруг переменил решение и попросил конверт. Он утверждает, что даже не пересчитал их. Он видел, как Бетчер и Бойен записывали номера, и, когда детектив дал ему деньги, ему не пришло в голову, что это не те самые банкноты, но теперь он уверен, что Бетчер их подменил.

— А Мандвиль тоже не пересчитал деньги? — в голосе Лейтса чувствовалось недоверие.

— Деньги, врученные судье, находились в конверте. Он успел только разорвать его и начал вынимать банкноты, когда полиция ворвалась в комнату.

Лейтс изучал в это время физиономию Алькотта и его саркастическую улыбку.

— Ты не знаешь, есть ли другие снимки этого мальчика, Скаттл?

— А как же, хозяин. Прошу, вот вечерний выпуск газеты с фотографией, которую сделала некая Гертруда Пелл, — с ней Алькотт находился в прекрасных отношениях.

Нахмурившись, Лейтс смотрел на второй снимок

— Когда он был сделан, Скаттл?

— После полудня, перед визитом к судье, во время катания на автомобиле в обществе этой девушки. Мисс Пелл — энергичная девушка, она сама фотографировала.

Лейтс наклонился, чтобы лучше присмотреться к фотографии. Внезапно он выпрямился, бросил взгляд на часы, а поскольку Скаттл уже открыл рот, движением руки приказал ему молчать. С минуту Лейтс оставался неподвижен, затем улыбнулся, и в то время как он отдавал приказание, его рука, которая держала сигарету, изобразила в воздухе несколько сложных арабесок.

— Мне нужна пачка бинтов, Скаттл, пять метров липкого пластыря, колье и с полдюжины перстеньков с лиловыми бриллиантами, темные очки, самые темные, какие только можно достать, белый парик, фальшивые усы, красивые белые усы, палка… и белое перо, нежное белое перо, вырванное у прелестной гусыни самого благородного происхождения.

Недоумение, смешанное с недоверием, округлило глаза агента. «На кой черт?» — подумал он.

— Прежде всего перо, Скаттл. Оно понадобится мне сегодня вечером. Сложишь его в конверт и оставишь на ночном столике. Я вернусь рано, сразу после полуночи.

Остолбеневший лакей вынул карандаш и блокнот, в котором быстро что-то написал.

— Все хорошо записал, Скаттл?

— Да, сэр, но…

— Никаких «но», приятель. Ты должен постараться, чтобы все это было. Особенно перо. Без него все остальное не будет иметь никакого значения.

— Я ничего не понимаю, хозяин. Я не…

Лейтс жестом приказал ему молчать.

— У меня нет сейчас времени на дискуссии, — сказал он, направляясь к дверям. Лакей бросился в переднюю и подал ему плащ, шляпу и палку. Выходя, Лейтс обернулся: — Перстеньки с фальшивыми бриллиантами для женщин, — пояснил он.

— Да, сэр. Для какого сорта… женщин, я могу вас спросить?

Лестер Лейтс прищурился и через несколько секунд напряженного размышления задумчиво ответил:

— Для женщины, которая знает жизнь, Скаттл. Женщины, по крайней мере, шестидесятилетней, с седоватыми волосами и быстрыми глазами, которая еще умеет улыбаться. Женщины, наделенной чувством юмора, с широкими взглядами и пустыми карманами. Выступавшей в театре… на гастролях… может быть, в кабаре. Одним словом, для такой женщины, которая при любых обстоятельствах не растеряется. Вот женщина, которая мне нужна, Скаттл, но тебе нечего горевать, я ее найду себе сам.

Лейтс вошел в лифт и решительным движением захлопнул за собой дверь.

* * *

Устремив взгляд на псевдолакея, сидящего по другую сторону письменного стола, сержант Акли спросил:

— Это все, Бивер?

— Да, все.

— Ничего не понимаю. Я думал, что тут что-то еще должно быть, чего вы не заметили. Ну, Скаттл…

Агент рванулся с кресла, перевернул его, и оно с грохотом упало на пол.

— Нет! — закричал он. — Я не потерплю этого! Запрещаю!

Сержант с изумлением смотрел на гневное лицо своего подчиненного.

— Чего вы не потерпите?

— Этого проклятого прозвища «Скаттл»! — завыл шпик. — Лейтс постоянно называет меня Скаттл, потому что я напоминаю ему воскресшего пирата. Когда я там, я постоянно слышу «Скаттл», «Скаттл»! Но я уже сыт по горло!

— Вы садитесь, — произнес сержант и прибавил: — Это приказание.

Скаттл немедленно сел.

— На службе мы не можем тратить время на глупости личного свойства, — сказал сержант. — У нас важное дело, но оно тянется слишком долго. Этот Лейтс давно должен был бы сидеть под замком. Он надул нас уже не один раз, да еще и вас обманывает. Вам надо яснее рассказывать обо всем, что вы заметили.

Агент тяжело вздохнул.

— Всегда сумеет другого обвинить в неудаче, — шепнул он со злостью.

— Да, именно вас, — ответил Акли. — Если бы вы сообщали мне все факты, я привел бы их в порядок, сделал вывод и поймал бы этого типа на горячем, на месте преступления. Всегда остается какая-то важная подробность, которая от вас ускользает.

— Но ведь… на этот раз от меня ничего не ускользнуло и я же вам все рассказал.

От усиленных размышлений лоб сержанта покрылся морщинами.

— В таком случае, — сказал он, — та фотография, которая… но нет, я уже понимаю!

— Гм?

— То, как Алькотт держит перо, — объяснил Акли дрожащим голосом. — Вы не понимаете, Бивер? Как он держит перо, это ключ ко всему делу.

— Что вы имеете в виду?

— Как только Алькотт получил деньги, он спрятал их так, чтобы он сам или соучастник могли их спокойно достать. У него, вероятно, в кармане была дыра, в которую он выпустил деньги, когда стоял около вентилятора… или в каком-нибудь углу комнаты. Он хорошо знал, что будет арестован и обыскан, но рассчитывал на репортеров, которые сфотографируют его с необычным талисманом — белым пером.

Вы послушайте, что было дальше. Когда Алькотта обыскали, то нашли перо. Он умолял, чтобы ему его оставили. Сержант, который его арестовал, не был ребенком: он отказал, потому что правилами запрещается заключенным иметь какие-либо памятки или документы. Он рассказал, однако, всю эту историю репортерам, а те, жаждущие, как всегда, сенсации, раструбили ее по всей стране.

Тюремный надзиратель достал перо, и Алькотта сфотографировали. Обратите внимание, как Алькотт держит перо: между большим и указательным пальцами. Средний у него опущен, а мизинец и большой торчат вверх. Да ведь это сигнал, Бивер!

Бивер с полным отсутствием энтузиазма наклонился над снимками, которые раньше исследовал Лейтс и которые теперь лежали на столе сержанта Акли. Тот триумфально продолжал:

— Да, Бивер, вы мне только представьте факты, а уж я истолкую!

— Если это сигнал, то он шифрованный, а Лейтс не имеет ключа.

— Пусть это вас не смущает. Ум этого человека очень быстр.

— Но я не… он не… именно тот снимок его заинтересовал!

— Какой снимок?

— В автомобиле.

— Ах, тот! — Тон сержанта говорил о безграничном презрении. — Он сделан перед свиданием, на котором Бетчер передал деньги Алькотту, и не имеет никакого значения.

Бивер напряженно всматривался в фотографию.

— Но все же, — продолжал сержант, — Лейтс открыл что-то в снимке, что-то, чего никто не заметил. Итак, согласно моей теории…

— Что с того? Алькотт был ранен в автомобильной аварии.

— Именно под бинт он спрятал деньги! Вы понимаете? У него было двадцать пять однодолларовых банкнотов, он их заменил и спрятал тысячные под бинт. Во время обыска никто туда не заглянул.

Внезапный интерес блеснул в кабаньих глазках сержанта.

— Может быть, действительно, их не искали под бинтом, — сказал он, — но я не понимаю, как Лейтс мог додуматься до этого…

— Не понимаете? — Бивер почти кричал, — присмотритесь к снимкам. Повязку придерживали скрещенные куски пластыря. На снимке мисс Пелл имеются четыре таких крестика. На том же, который сделан после ареста, только три.

Сержант Акли вытаращил глаза. Казалось, он был загипнотизирован фотографиями.

— Холера! — прошептал он.

Бивер лихорадочно продолжал:

— Поняли вы теперь план Лейтса? Он внесет залог, чтобы Алькотт был освобожден до суда. Когда тот выйдет из заключения, Лейтс, дав ему какой-нибудь наркотик, сдерет со спящего бинты и заменит другими. Алькотт даже не заметит, что его надули. Хорошая, артистическая работа, немного необычная, как это часто бывает с Лейтсом.

Сержант схватил телефонную трубку.

— Капитана Кармайкла! — попросил он. — Хэлло, господин капитан! Это сержант Акли. Я долго думал о деле Алькотта и читал отчеты в газетах. Мне давали разные снимки, и когда я их изучал, мне бросилась в глаза одна подробность, до сих пор, пожалуй, незамеченная. Как?.. Да, господин капитан… Ох! Нет, ясно видимая… Отлично, я уже иду…

Сержант положил трубку.

— Итак, Бивер, представьте мне факты, только факты, а я с ними управлюсь! Иду совещаться с капитаном Кармайклом.

— Вы могли бы ему сказать, что это моя мысль?

— Ваша? — Акли недружелюбно посмотрел на своего подчиненного. — Как это? Ведь вы всегда говорили, что следов нет. А я не переставал повторять, что ключ к этому делу — в снимках.

— Но это я обратил ваше внимание на различие в повязках!

— Я подметил это еще раньше, Бивер, и как раз думал, обратить ли на это ваше внимание.

— Словом, если я хорошо понял, вы сами все раскрыли?

Сержант сверкнул глазами, сложил газеты и сунул их под мышку.

— Очевидно, что это моя заслуга.

* * *

Когда Бивер возвратился в квартиру, он застал своего хозяина с забинтованной головой. Лестер Лейтс вел оживленный разговор с пухлой седоватой дамой. Ей было около шестидесяти пяти лет.

— Вот мой слуга, миссис Рандерман, — сказал он. — Его зовут Скаттл. Это способный парень. Сдается мне, что в целях безопасности у него есть также и другая фамилия. Как твоя фамилия, Скаттл? Вущук?[2]

— Нет, хозяин.

Лицо агента было красным от злости.

— Знаю уже. Визль[3]. Слушай, Визль, это — госпожа Рандерман. Она окажет мне помощь в одной торговой операции. Будешь исполнять ее приказания так, как если бы они исходили от меня.

— Хорошо, хозяин. Позволю себе только обратить ваше внимание, что моя фамилия произносится Бивер. Б-и-в-е-р.

— Ну конечно, Скаттл, Бивер. Как я мог забыть!

— Будьте мне защитой, прошу вас, — сказал Бивер даме, после чего, обращаясь к Лейтсу, прибавил: — Могу я вас спросить, что стало с вашей головой?

Лейтс осторожна прикоснулся к повязке.

— Набил себе шишку, Скаттл, маленькую шишку.

— Желаете ли вы, чтобы я позвонил доктору?

— Нет необходимости, Скаттл. Ничего страшного. Даже не стоило и перевязывать, но поскольку купил бинт… Помнишь, Скаттл?

— Да, хозяин.

— Отлично все склеилось, — и, улыбаясь миссис Рандерман, прибавил: — все происходит как в «Алисе в стране чудес». Стоило моему слуге купить бинт — и я сразу же набил шишку. Пьете ли вы виски с содовой, дорогая?

— Только с водой, — ответила она. Глаза ее смеялись. Лейтс подал знак Биверу

— Два виски с содовой, Скаттл.

И пока слуга готовил напиток, спросил:

— Постарался насчет колье и перстеньков?

— Да, заказал, хозяин.

Лейтс зевнул.

— Когда принесут, надо будет отослать их.

Бутылка чуть не выпала из рук полицейского.

— Надо будет отослать их… — повторил он, как эхо. — Вам они уже не будут нужны?

— Разве я бы стал их отсылать, если бы они мне были нужны, Скаттл?

— Нет, хозяин, не думаю. Но я боюсь, что их не захотят взять. Я заплатил вперед.

Лейтс пренебрежительно махнул рукой.

— В таком случае подари их портье.

— Но, сэр, я не понимаю, как…

— Это меня не удивляет, Скаттл. Мне кажется, что ты мог бы добавить чуточку виски в бокал миссис Рандерман.

— Хорошо, сэр. Но я ни в чем тут не… виноват, скажите?

— Совсем наоборот, Скаттл, — ответил Лейтс с улыбкой, — вашей вины нет, вина моя. Я имел намерение произвести один психологический опыт, в котором бинт, перстеньки и колье играли бы определенную роль, но набил себе шишку и должен отказаться от исследования. Не будем больше говорить об этом.

— Но, может быть, пойти за новыми бинтами, хозяин?

Лейтс потянулся и прикрыл зевок.

— Нет, не нужно, Скаттл. У меня уже столько было в последнее время хлопот с сержантом Акли, что он не поверит в чистоту моих намерений. Смотри за сифоном, приятель!

Шпик, пожираемый любопытством, старался устроить все так, чтобы не выходить из комнаты, где Лестер Лейтс с большим вниманием слушал воспоминания бывшей театральной актрисы. Но его господин нарушил все его планы, резко сказав:

— Благодарю, Скаттл. Я позвоню, когда ты понадобишься.

Слуга вышел на кухню. Оттуда он быстро позвонил в комендатуру. Номера, который он набирал, не было в списке. Агенты специальной бригады могли сноситься таким способом непосредственно с сержантом Акли.

В голосе, ответившем Биверу, не чувствовалось теплоты.

— Да, это я. Что нового, Бивер?

— Он нашел себе Петрарку! Некая миссис Рандерман. Она играла когда-то в театре. Хорошо, если бы вы покопались в ее прошлом. Он отменил приказ на фальшивые бриллианты. Сдается, что это перестало его интересовать. Из бинта он сделал повязку на голову. Якобы набил себе шишку.

— Это вы должны наложить себе повязку на голову, — буркнул сержант. — Ваша мысль оказалась совершенной чепухой.

— Как это?

— Алькотт вовсе не прятал двадцать пять тысяч под повязкой. Наложена она действительно на рану, которая возникла при аварии. Как только я передал вашу мысль капитану Кармайклу, он себя повел так же, как и вы. Недолго думая, он побежал к заключенному и сорвал с него бинт… А когда увидел, то понял, что должен позвать доктора, чтобы снова перевязать Алькотту голову! Он поручил мне передать вам, чтобы вы больше не делали поспешных выводов.

Бивер стиснул трубку.

— Вы сказали капитану, что мысль была моя?

— А разве это неправда?

— Да, вероятно…

— Не вероятно, а верно. Меня интересуют только факты, и я должен сказать, что ни ваше поведение, ни ваши привычки сваливать собственные ошибки на других, Бивер, совсем мне не по душе. Слишком уж много в нашей бригаде типов, которые создают трудности другим своими ошибками.

— Вы правы, сержант.

— Единственный шанс распутать все это дело — ждать, пока Лестер Лейтс разрешит загадку. Расшифрует факты, наложит лапу на деньги, и тогда нам не останется ничего другого, как наложить лапу на Лейтса. Вы постарайтесь, чтобы он не перестал интересоваться этой аферой.

— Но она его уже не занимает!

— Так сделайте что-нибудь, чтобы она его снова начала занимать! Бивер, мне сдастся, что вы не отдаете себе отчета, во что мы влипли. Мандвиль воображает, что полиция устроила засаду, чтобы его скомпрометировать. «Клик Фаст Шуттср Компани» старается свалить все на нас, и к тому же директор Бойен — приятель губернатора. Вы понимаете, наконец?

— Да, сержант.

— Я хочу арестовать Лейтса, но прежде всего мне необходимо знать, где двадцать пять кусков. Мы должны убедиться, у Мандвиля ли они, и если да, разоблачить его. А если их нет, надо выяснить, в чей карман они попали. Хочу выяснить все до конца.

— Да, сержант.

— Я сказал капитану, что считаю своей обязанностью лично распутать это дело. Вы понимаете, Бивер?

— Да, сержант.

— По моему мнению, все тянется уж слишком долго. И это ваша вина, Бивер. Мы в страшном положении, а вы не способны даже разобраться в том, что делается под нашим носом! К делу! Вы понимаете?

— Да, сержант.

— В таком случае — за работу, — закончил Акли, со злостью кладя трубку.

Толстый агент с гневом посмотрел на телефон. Через несколько секунд молчания он начал длинный монолог, в котором описал тихим голосом, не скупясь на мельчайшие подробности, всех предков Акли по женской линии.

* * *

Во время обеда Лестер неоднократно звонил своему слуге. Сколько бы раз Бивер ни входил в гостиную, столько раз замечал, что по мере того как в графине снижался уровень янтарного напитка, росла сердечность беседы между его господином и миссис Рандерман. После третьего бокала они начали называть друг друга по имени. После четвертого — театральные анекдотики пожилой дамы стали двусмысленными, а когда Лейтс провожал ее до лифта, их можно было принять за двух старых друзей.

Видя разговорчивость Лейтса, связанную с влиянием виски, полицейский очень справедливо решил, что пришло время ковать железо.

Состроив страдальческую мину, он убирал в гостиной, выливая из бокалов и опорожняя пепельницы, в надежде, что его господин почувствует, наконец, охоту разговаривать и предоставит ему предлог поспорить на известную тему. Через минуту в глазах Бивера появился блеск удовлетворения: он не ошибся. Лейтс после выпивки стал болтать.

— Очень симпатичная женщина, Скаттл.

— Очень, сэр.

— Театр придает интерес человеческой личности, Скаттл.

— Вы правы. Вы сказали, что будете с ней сотрудничать?

Лестер Лейтс грустно покачал головой.

— Ничего из этого не выйдет, Скаттл! — лицо Лейтса приобрело унылый вид. Полицейский понял, что его хозяин может легко начать плакать, и это его вполне устраивало.

— Разве господин слишком молод, чтобы не помнить прекрасные дни кафешантанов?

— Это дата в истории спектакля, Скаттл, — меланхолически ответил Лейтс. Последний бокал виски подействовал на него как будто только что. — Дата… на надгробной плите… под которой покоится искусство, убитое кинематографом… километрами киноленты, служащей для развлечения толпы… Кино… Скаттл… Радио… Это вздор…

— Да, сэр.

— Невоз… воз… воз… на утрата… нет, иначе… Не-воз… воз… Скаттл, что я хочу сказать?

— Награжденная? Нет, невосполнимая утрата, мой господин?

— Да, Скаттл, именно так. Добрый, любимый Скаттл. Всегда он тут, когда его требуют. Нужно господину что-нибудь? Пусть обратится к Скаттлу. Невосполнимая утрата. Именно это я хотел сказать.

— Да, сэр. Но почему вы не желаете воспользоваться фальшивыми драгоценностями? — Бивер хотел использовать душевное состояние, в котором находился его работодатель, чтобы продолжить разговор.

Лейтс уныло покачал головой.

— Невозможно, Скаттл, совершенно невозможно. Сержант Акли настороже.

— Сержант Акли не должен об этом знать.

— Хорошо, старина Скаттл! У тебя сердце лучше, чем разум… нет, наоборот. Твой разум… Тоже нет. Как это сказать? Доброе сердце доказывает твою верность…

— Да, сэр! Но я хотел бы обратить ваше внимание, что до сих пор вы не использовали мою верность.

— Да, это правда, Скаттл. Но Акли не так легко загнать в бутылку. Этот чванливый Акли!

— Если вы позволите, то я скажу, что думаю о сержанте Акли, — живо ответил полицейский.

— Скажи, Скаттл, быстро скажи!

Бивер излил свою неприязнь к Акли так вдохновенно, что трудно было усомниться в его искренности. На лице Лейтса отразилось удовлетворение.

— Вы были когда-то погонщиком мулов, Скаттл?

— Нет, сэр.

— Или водителем трактора?

— Тоже нет, хозяин.

— В таком случае у тебя талант, большой талант, приятель. Я слышал когда-то погонщика, вы… выражающегося почти так же красочно, как ты. Шоферы тоже имеют хороший лексикон, но они не достают тебе даже до ко… колена, Скаттл.

— Но вы считаете, что я прав, сэр?

— Скаттл, я превосходно знаю людей. Я читаю в душе сержанта, как в открытой книге.

Возбужденный шпик подошел ближе.

— Если бы вы пожелали, сэр, посвятить меня в свой план, то я бы мог вам помочь.

— Я хотел бы узнать что-нибудь об этом Бетчере, Скаттл. Выдающийся детектив, согласен, но что-то там есть… что-то там… пожалуй, не в порядке.

— Да, сэр. Вы правы.

— Благодарю вас, Скаттл. Добрый, любимый Скаттл всегда мне помогает!

— И вы хотели воспользоваться миссис Рандерман?

— Да, Скаттл, все угадал! Она, вся блещуща… блестящая от жемчужин и бриллиантов, заняла бы комнату в том самом отеле, что и Бетчер, на том самом этаже. Я нацепил бы белый парик и сошел бы за ее мужа. Мы устроили бы фиктивный грабеж, нанявши перед тем Бетчера для охраны драгоценностей. Потому что он, может быть, подлец. Теперь невозможно разобрать, кто подлец, а кто нет. Даже подлецы этого не знают… Да, Скаттл, надо бы написать список… написать список всех подлецов…

Он лениво опустил голову, будто собирался заснуть. Бивер понял, что должен действовать быстро.

— Говорите, прошу вас, сэр. План хороший и, наверное, вам удается обставить сержанта Акли.

Лейтс зажмурился, как бы с трудом различая контуры предметов.

— Верь мне, Скаттл, ты попал на самое важное. Заложимся, Скаттл. Могу я заключить пари с собственным слугой? Никто не сможет к этому прицепиться. Даже старый болван Акли. Правда, Скаттл?

— Никто, сэр.

— Хорошо. Итак, заложимся. Заключим с тобой пари, что мне удастся инсцени… инсценировать кражу, чтобы доказать, что Бетчер нечестен. Ты будешь утверждать, что Бетчер порядочный. Потом пойдешь к сержанту и спросишь его, существует ли закон, который запрещает пари на честность какого-нибудь остолопа.

Он скажет. Тогда ты ему: пусть мистер это запишет. И он напишет черным по белому, чтобы после не мог отказаться… Скаттл, в моем последнем стакане было, наверное, слишком много виски. У меня голова тяжелее, чем обычно, и еще мне это снаряжение мешает. Сними его, Скаттл.

— Да, сэр.

Бивер исполнил его желание и сразу же воскликнул:

— Но я тут не вижу ни одной шишки, сэр!

Лейтс рассмеялся.

— Потому что их нет, Скаттл. Ну, пусть это останется между нами… Но благодаря этому снаряжению я должен заработать двадцать пять… двадцать пять…