Эрл Стенли Гарднер
Прицел
Сэм Свифт приподнял угол грязного брезента и засунул под него пакет завернутый в коричневую бумагу.
- Вот и табак, Габби! Теперь мы совсем обнищали, не осталось ни цента.
Повернув голову, Габби Хинкс посмотрел слезливыми старыми глазами на обоих тощих осликов и затем вдоль главной улицы Антилоп Флат.
— А на что нам деньги? Ведь есть чем прокормиться. А много ли достал жевательного табаку?
Товарищ его утвердительно кивнул головой.
— Что же нам тогда здесь прохлаждаться? Идем!
Каждый из стариков взялся за прикрепленную к недоуздку веревку и, волоча ноги, они побрели вдоль пыльной улицы. Смотря им вслед, прохожие улыбались. Ведь эти старики были старателями в песчаных пустырях и горах; что-то в их наружности всегда вызывало улыбку, но улыбку всегда сопровождал вздох. Габби был высок и худ, лицо бритое, волосы спускались до плеч. Сэм Свифт был совершенно лысым, зато борода закрывала половину груди. Истратив свои барыши на провизию, они возвращались к своим заявкам и четырем месяцам полного одиночества.
Внезапно Габби остановился и укоризненно взглянул на товарища.
— Сэм, бьюсь об заклад, что ты забыл журналы!
Сэм Свифт опустил голову и, уставив глаза в свою спутанную бороду, пробормотал:
— У нас не оставалось денег, Габби!
Тот затряс седой головой.
— Знаешь, небось, что я без чтения не могу обойтись, лучше бы без табаку остался.
Сэм ничего не ответил. Да и что он мог сказать? В каждую поездку он покупал в городе журналы. Это обязанность лежала на нем, как на хозяйственном распорядителе товарищества. Габби любил чтение и неизменно проводил за журналами длинные вечера, перечитывая до восьми раз одно и то же. Сэм не читал и считал потраченные на журналы деньги чистым убытком. Это мнение чуть не оказалось скалой, о которую грозило разбиться товарищество.
Слезливые глаза Габби запылали от негодования, волосы дрожали.
— Это решает дело! — продолжал Габби. — Ты истратил все деньги на то, что любишь, а о моих желаниях позабыл. Прекрасно. Мы разделим заявки, и эту зиму каждый будет жить сам по себе.
Вытаращив испуганно глаза, Сэм Сфифт схватился за бороду.
— Послушай, Габби, не ссориться же нам с тобой из-за этого. Черт возьми, я достану тебе твои журналы. На, подержи ослика, а я отыщу магазин.
Не дожидаясь ответа, Сэм бросил повод и поспешно исчез за углом. Габби сделал движение, будто намеревался пойти за ним, но посмотрев на осликов с вьюками, вздохнул, поднял брошенную веревку, отошел к краю дороги и сел ожидать на кучу высохшей глины.
Сэм Свифт шел быстрыми шагами, душа онемела от ужаса потерять товарища, мысли не работали. Неужели из-за каких-то журналов распадется их товарищество? Пожалуй, что он действительно был не прав, забыв про журналы.
Сэм остановился у одновременно мелочной, москательной и книжной лавки, объяснив молодому продавцу свое затруднительное положение. К несчастью, ответ был короток, сух и неудовлетворителен.
Сэм Свифт посмотрел через улицу и увидел приемную доктора Уиллита. В голове возникли слабые очертания каких-то воспоминаний. Как-то его ударила мотоциклетка, испуганный моторист заплатил за вправку и лечение сломанной руки. Сэм вспомнил о плетеном столе с высоко нагроможденными журналами. Читать он их не читал, но все же…
Перейдя улицу, он сунул в дверь свое немытое лицо с косматой бородой и увидал одетую в белом сестру, показавшуюся ему олицетворением чистоты и знания. Он струсил.
— Хотите видеть доктора Уиллита? — спросила она.
Сэм кивнул головой и запнулся: говорить он не мог. Переходя улицу, он думал, что просьба одолжить несколько журналов будет легкой, но, глядя на хладнокровно-деловитое лицо сестры, он понял, что просьба бессмысленна.
— Обождите минуту, — проговорило видение в накрахмаленной белой одежде и с шуршанием исчезло за дверью.
Сэм хотел убежать, но вдруг в голове мелькнула новая мысль, когда он смотрел на высоко нагроможденные на столе журналы посреди комнаты. Мысль пронзила его с быстротой молнии, непреодолимый инстинкт толкал его… Не успев ясно отдать себе отчета в своих действиях, он схватил охапку журналов и выбежал на улицу. Теперь ему оставалось только бежать, бежать поскорее, без оглядки.
— Вот они, Габби! — сказал он запыхавшись. — Спрячь их под брезент, да поскорее развяжи веревку. Ну, теперь хорошо.
Габби же был все еще зол.
— А какие они будут?
Взглянув на него украдкой через плечо, Сэм ответил:
— Самые что ни на есть наилучшие, хоть для королей. Не болтай так много: ведь до заката надо дойти до грязевых ключей, а в пустыне и без того будет печь во всю. Идем!
Пока они шли по дороге, приходилось вести осликов и им было не до разговоров. Часа два спустя, пройдя пять миль и пустив осликов на свободу, Габби пришел опять в обычное хорошее расположение духа, и бок о бок товарищи плелись по пыльной тропинке, изредка обмениваясь двумя-тремя словами, уверенные в обоюдном понимании и готовые положить жизнь один за другого, если появится необходимость.
Уже стемнело, когда они остановились для ночлега. Рассвет застал их опять в пути. Лишь на третий день, когда они дошли до своей хижины, Габби смог заглянуть в журналы. Сперва он вознамерился затребовать объяснений, но затем ему пришло на ум, что вероятно Сэм действительно полагал, что он может читать и интересоваться медицинскими журналами. Вопрос был решен. Габби будет их читать и притворяться, что понимает. Пускай себе Сэм воображает, что его компаньон понимает научные журналы, не разочаровывать же его.
Итак, долгими зимними вечерами Габби читал о всех научных открытиях при лечении болезней. Среди книг находился словарь, в котором он мог находить многие непонятные ему выражения. С тех пор этот словарь сделался драгоценнейшим его имуществом. Чтение медицинских книг было суждено вызвать большие и много значительные последствия. Первым их них было появление у Габби признаков всех всевозможных и невозможных болезней, вторым, пока скрытым в тумане будущего, была мысль о поездке в Нью-Йорк и получении пожизненной ренты. Законы самовнушения были мало знакомы Габби. До сих пор он не знал, что такое день недомогания, и хвастался, что крепок, «как орех». После двух недель чтения он превратился в физическую руину, умирающую от сердечной болезни; Габби был глубоко убежден, что ему осталось лишь несколько недель жизни. Он не жаловался все же и добросовестно отрабатывал свою смену, хотя был уверен, что эти усилия повлекут за собой быструю смерть.
«Косой» Барри шел через качающийся вагон-панораму с видом пассажира, желающего прогулкой вдоль поезда сократить скуку длительного путешествия. Весь его облик говорил об удаче, хотя что-то неуловимое намекало на безжалостность и жестокость характера. Случайный наблюдать сказал бы, что перед ним молодой горожанин-делец, быстрый в своих решениях, жесткий в своих действиях. В одном случае наблюдатель был бы прав. Барри был жесток. Во время последнего «дельца» он убил сторожа и тяжело ранил полисмена. Но, идя по раскачивающемуся вагону, Барри совершенно об этом не думал. у него было две заботы — сохранить добычу и избежать ареста. На последней работе он оставил следы пальцев, что было, так сказать, тактической ошибкой, а вдобавок еще ранение полисмена. Все эти обстоятельства заставили Барри как можно скорее направиться на Запад. Пока дело не заглохнет, лучше исчезнуть из Нью-Йорка.
Его костюм давал ему тот вид благосостояния и приличия, который спасал его ото подозрений полиции и делал его присутствие в скором поезде чем-то обычным. Поэтому, когда на этот раз судьба ему изменила, «Косой» был поражен, ибо, проходя по вагону-ресторану, он случайно встретил пытливый взгляд Биля Бенсона, известного нью-йоркского сыщика. Увидев Барри, он сморщил лоб, что могло быть и хорошим, и нехорошим признаком. Узнай Барри, он остался бы совершенно безучастным, приподнял бы руку до левой подмышки и внезапно ожил бы. С другой стороны, не узнав чего-то знакомого, не сморщил бы бровей. Следы пальцев были роковой ошибкой. Личность преступника, ограбившего банк, была так же хорошо известна полиции, как если бы он оставил свою визитную карточку и фотографию. Бесспорно, Биль Бенсон имел бюллетень и, как только докончит стакан лимонада, в поезде разыграется действие… Поэтому, встретившись взглядом со взглядом сыщика, «Косой» потянулся и зевнул. Этим движением он скрывал часть лица и сохранял вид скучающего путешественника.
Пройдя в соседнее отделение, «Косой» ускорил шаг и, дойдя до вагона панорамы, был уверен, что опередил сыщика минут на пять, на десять. Пока-то он его опознает и начнет искать. «Косой» открыл дверь, вышел на платформу вагона, сел на медную перекладину перил, перекинул через нее ноги и осторожно посмотрел вперед. Поезд летел с ужасающей быстротой, но ему казалось, что чувствуется все же небольшое замедление. Впереди виднелись сарайчики, водокачка и сигнальная доска у самого полотна.
Поезд замедлил ход, ждать остановки Барри не посмел. Держась одной рукой, он раскачался, откинулся назад и прыгнул с поезда. Потеряв равновесие, упал в песок, превратился в массу летающих в стороны рук и ног, катившихся среди поднятого облака пыли. Но песок был мягок, а «Косой» был тверд. Пролежав несколько минут, он встал, встряхнул пыль и со вздохом посмотрел вслед поезду. Он знал, что через несколько минут в поезде начнется лихорадочная деятельность. А телеграфные провода позволяли даже остановить поезд. Словом, можно быть уверенным в той или иной погоне и очень близкой.
К полотну шла дорога, и на ней «Косой» увидал приближающегося всадника. Глаза преступника сузились, элегантно отманикюренная рука поднялась к левой мышке, чтобы убедиться, что плоский автоматический револьвер на месте, и затем он отправился к дороге.
Доктор Уиллит удивленно остановил лошадь:
— Алло! Как вы попали в эту часть пустыни? Автомобиль сломался, что ли?
Не отвечая, «Косой» продолжал подходить. Доктор Уиллит с любопытством смотрел на элегантную одежду, светлую кожу, лишенную и следа загара, на косые серые глаза. Вдруг оказалось, что он смотрит прямо в дуло револьвера.
— Мне нужна эта лошадь! — сказал мужчина.
Доктор вспомнил о лежащем в седле револьвере и подумал, не шутка ли это все. Человек выглядел почтенным горожанином, видимо, из Восточных штатов, путешествующим или поездом, или автомобилем.
— Еще секунда, и я вас сброшу! — заявил Барри. — Руки вверх и слезайте!
Доктор обязан быть психологом, и Уиллит распознал в тоне голоса нечто, вызвавшее на его спине холодную дрожь.
— Послушайте! — сказал он. — Я врач, еду быстро и издалека по важному делу. В пяти милях отсюда лежит умирающий ребенок: я ехал на автомобиле и кончаю путь верхом. Не знаю, кто вы, но я еду по делу милосердия. Отпустите меня и забудемте, что встретились.
Что-то в позе Барри заставило доктора внезапно отброситься в сторону. Послышался зловещий щелчок автоматического револьвера, и на том месте, где за мгновение была его голова, просвистела пуля. На лице «Косого» появилась жестокость, напоминающая выражение гремучей змеи в минуту удара. Доктор Уиллит побледнел и, подняв руки, завопил:
— Не стреляйте!
«Косой» провел языком по губам и блестящими глазами посмотрел на свой револьвер.
— Попал бы прямо в лоб! Убирайтесь поскорее. Боюсь, что мало патронов, а то уложил бы на прощание.
Десятью секундами позднее разбойник сидел в седле, а доктор стоял на пыльной дороге. Опустив голову, злосчастный медик побрел по дороге. Ноги вязли в песке, со лба тек пот. Он решил во что бы то ни стало дойти до своего больного.
Впереди мчался «Косой» Барри. До этого дня он никогда не ездил верхом, однако был решителен и мускулист, а лошадь — великолепное животное с мягким ходом. Держась одной рукой за луку седла, «Косой» начал другой осматривать свое вновь приобретенное имущество. Он нашел фляжку виски, манерку с водой, завтрак и револьвер. Ухмыльнулся от удовольствия. Черный мешок с докторскими принадлежностями был ему бесполезен. «Косой» умел взломать сейф, был необычайно ловок, но читал с трудом и умел лишь подписать свое имя. Он был невежествен, беспощаден и хитер.
Через полчаса он увидел перед собой небольшое ранчо. По ирригационным каналам вяло струилась вода, в садике росло немного зелени, за небольшим домиком видны были конюшня, огород и несколько тощих деревьев. Перед домом стоял загорелый, коренастый мужчина. Увидав всадника, он выбежал на дорогу, размахивая руками.
— Слава Богу, во время приехали, доктор!
Барри быстрым взглядом осмотрел все вокруг. Поблизости паслось несколько лошадей. В доме могли находиться еще другие мужчины. Убить этого человека на месте — могло вызвать погоню на свежих лошадях. «Косой» вздохнул и неловко слез с лошади.
— Вы не доктор Уиллит? — заявил в недоумении загорелый человек.
— Я его помощник, доктор Барри. Уиллит не мог приехать и прислал меня! — объяснил Барри, держа руку у левой мышки.
Ранчер кивнул головой.
— Отведу вашу лошадь. Ребенок в доме.
— Привяжите лошадь к изгороди: мне могут понадобиться вещи, привязанные к седлу.
Войдя в дом, «Косой» не знал, как держать себя. В полумраке комнаты трудно было что-либо разглядеть. Несмотря на то, что в комнате было прохладнее, воздух был тяжелый, спертый. Глаза его быстро освоились с темнотой. На постели лежало нечто белое, ворочающееся в лихорадочном припадке и бормочущее несвязные слова. Рядом сидела полная крупная женщина.
— А разве с вами не живет еще кто-нибудь? — спросил как бы мимоходом «Косой». — Только я да жена чередовались у маленького и порядком-таки утомились. Вот доктор Барри, взамен доктора Уиллита!
Женщина устало улыбнулась.
— Не смела надеяться, что вы приедете во время. Точно вечность прошла, как вызвали вас.
«Косой» не дал прямого ответа. Осматривая комнату, он заметил свернутую кольцом веревку, висевшую на стене и рядом несколько ружей.
— Вы здесь вдвоем? — переспросил он.
— Нас только двое! — ответил мужчина.
— Тогда руки вверх, да поживее! — приказал «Косой», и в руке его заблестел револьвер. Связав их, он начал шарить по комнате, ища денег. Если у них есть деньги, то они в доме. Банки не для таких. Наконец он отыскал их в постели ребенка, которого он опрокинул к стене, чтобы обшарить кроватку.
В немом ужасе муж и жена следили за ним, выражение недоумения сменилось бессильным бешенством.
- Но вы развяжите нас, чтобы ухаживать за ребенком! — простонала женщина.
— Будьте благодарны, что не отправил вас всех троих к праотцам! — С этими словами он исчез за дверью, сел на лошади и поскакал по поднимавшейся к подножью гор дороге. «Раз попаду в горы, всей полиции мира не сыскать меня!» — хвастался «Косой».
Дорога кончилась у покинутого домика, а далее тянулась пустыня, через которую шла тропинка прямо к горам. «Косой» повернул лошадь по следу. Он мог ясно рассмотреть склоны ближайших гор и вершины более высоких. На ближайшей горе он рассмотрел нечто вроде черного шрама около вершины. «Косой» был мало знаком со скважинами и шахтами, и решил, что это пещера, по всей вероятности годная для отдыха и открывающая вид на все протяжение пустыни. Решил, что передохнет там несколько часов, прежде чем углубиться в горы.
В маленькой хижине, сколоченной из старых ящиков, досок и нескольких кусков гальванизированного железа на плитке, сложенной из кирпича с железным листом наверху, сидел Габби. В комнатушке пахло жареным мясом. Из котла валил пар, из чайника — душистый аромат. Дверца раскрылась; заслоняя свет своей высокой фигурой, стоял Сэм Свифт.
— Пришел тебе сказать, Габби, что жила нас начисто обманула. От нее осталось так же мало, как от ледника летом.
Лицо Габби не изменилось, только глаза заморгали сильнее.
— Ну, что же делать! Значит, нам конец. У нас не хватит денег, чтобы прожить даже до заявки не другую жилу. А ведь досадно! Впрочем, мне сегодня, когда я глядел на скалу, чуялось что-то скверное. Сэм тяжеловесно опустился на скалу и постарался улыбнуться.
— Ну, что ты, Габби! Правда, мы уже стары, и судьба нас не раз уж чистила, а все же с голоду еще не померли. Можем высушить оленину, собрать свои пожитки и отойти на более сухое место. Мне уж по горло надоело рыть в горе, а затем вся работа ни к чему.
Габби кивнул головой.
— Послушай, Сэм, не лучше ли тебе достать другого товарища. Не хочу напоследки стать обузой, хотя я и крепился, но, думается мне, что мое сердце не выдержит тяжелой работы.
— Что? — воскликнул Сэм, осматривая с беспокойством старого друга.
В это мгновение послышался топот карабкающейся в гору лошади и легкое ржание. В дверях стоял «Косой» Барри.
— Я голоден, услышал запах еды и зашел спросить, не продадите ли мне обеда?
Старики искоса посмотрели друг на друга. Габби ответил:
— Черт возьми, откуда вы, что предлагаете плату за обед. Садитесь вон на тот ящик и возьмите себе кусок оленины, которую я сам приготовил.
Сэм пошел к двери.
— Посмотрю за лошадью. Вот тебе и на! Лошадь-то не привязана, а она домой драла дала.
Он исчез в сумерках, где были слышны его увещевания, свистки и ругань. Вернулся он с озабоченным видом.
— Послушайте, незнакомец, больно уж вы неосторожны! Лошадь ваша не остановится, пока не добежит до ранчо, а это двадцать с чем-то миль. За седлом был черный мешок. Что, вы доктор будете, что ли?
«Косой» рассмеялся, кивнул головой. Он размышлял. В седле была еда, а лошадь была средством передвижения. Спастись от преследования трудно. Лошадь пробежит мимо ранчо и прямо наткнется на того, у которого он ее отнял. Невеселые перспективы. Габби угощал.
— Кончите, тогда расскажете, как вы сюда попали? Быть может, поможем.
«Косой» не поднимал глаз с тарелки. Он чувствовал, что вопросы вызваны не одним только пустым любопытством. Молча глотал свою еду. Им медленно овладевала паника. Что, если полиция организовала погоню, встретит лошадь и по следам найдет дорогу сюда? Он рассчитывал поесть и затем под прикрытием ночи углубиться в горы, а там или вернутся обратно к железной дороге или где-нибудь нанять автомобиль.
— Работаете с доктором Уиллитом? — полуспрашивая, полуутверждая, заметил Габби.
«Косой» опять кивнул головой. Не ответить было подозрительно.
— Послушайте! — сказал он, отталкивая тарелку. — За десять миль, где-то в горах, лежит больной, у него сломана нога. Товарищ его приходил и говорил, что где-то там есть долина, и там у ключа стоит хижина. Знает ли кто из вас о такой долине в этой местности?
Старики переглянулись.
— Вероятно, Тайнерс Флат! — сказал Сэм, расчесывая бороду. Габби моргнул глазами. — Но от нас не менее пятнадцати миль; надо взять другую дорогу, та покороче будет.
«Косой» облегченно вздохнул.
— Хочу просить вас показать мне туда дорогу, — сказал он. — Есть у вас лошадь?
— Послушайте, доктор! — сказал Габби, подсаживаясь поближе. — Видите, у нас здесь заявка; я на ней работал несколько лет и получил синовитис.
Габби остановился в надежде, что ослепил доктора знанием медицинских выражений. «Косой» сердито посмотрел:
— Мало знаком с рудой, быть может, и хорошее дело, коль так находите.
Наступило молчание. Сэм мрачно нахмурился.
— А кроме того, у меня немного эндокардита.
— Быть может, что и выгодно. Я мало в руде смыслю! — ответил «Косой», думавший лишь о том, как заставить горняков отвести его в глубь гор.
— И немного миокардита! — добавил Габби.
«Косой» нетерпеливо вскочил.
— Ну и какое мне дело до вашей проклятой руды! Не собираетесь же вы мне ее дарить.
— Черт побери, да я о болезнях говорил, а не о руде. Какой же вы доктор! — воскликнул раздраженным голосом Габби, сердившийся скорее на себя, чем на гостя.
Разбойник понял однако, что выдал себя с головой и решился действовать, не теряя времени. Стол полетел на сторону, в руке блеснул револьвер.
Как ни быстр был «Косой», он не подозревал о ловкости старой горной крысы. У Габби уже ранее появилось некоторое подозрение, а выражение, мелькнувшее на лице гостя перед тем, как он уронил стол, дало Габби время сообразить. Ружье еще было привязано к седлу, лежащему снаружи за хижиной. В сухом, жарком климате не приходилось прятать оружие, правда, оно служило больше для охоты, чем для защиты. Габби бросил лампу о стену, согнулся и исчез; во тьме блеснул огонь, направленный на то место, где он за секунду до этого стоял, и затем послышался шум борьбы. Хруст удара по кости, стон и торжествующий голос гостя:
— Проучу вас быть нахалом!
Габби овладело бешенство. Проклятый щеголь, вероятно, убил Сэма, ударив стволом револьвера по его лысой голове. Самая искренняя любовь соединяла этих двух старых товарищей, быть может, еще глубже потому, что скрывалась под оболочкой грубых шуток. Габби решил, что этот человек заплатит жизнью за жизнь Сэма; отвязал с седла ружье и притаился наготове привести свой приговор в исполнение.
Берясь за ружье, он нащупал моток крепкой бечевки, лежащей в мешке седла. Из дома послышался окрик:
— Послушайте, старый дурак, мне нужны ваши ослы и вы, как проводник. Убить вас или вы сдаетесь?
— Будьте вы прокляты! — ответил взбешенный старатель. — Пригвоздить, что ли, вашу шкуру к стене хижины? Где я стою, могу обстрелять хижину со всех сторон.
Голос «Косого» сделался жестким и металлическим.
— О, нет, не удастся! Вы там на площадке без всякого прикрытия и без света. Как только захочу, выползу из хижины, освещу вас и начиню свинцом.
Габби призадумался. Выползти-то он мог, но найти его, Габби, не так-то легко, если только у горожанина нет в кармане электрической лампочки. Он тихонько издал проклятие.
— У меня с собой электрический фонарик и, если захочу, расстреляю вас на кусочки.
Габби раздумывал и тут-то вспомнил уловку в ночной перестрелке, которой выучился у индейцев. Уже много лет не приходилось ею пользоваться.
— Хорошо, дайте мне минуту подумать! — проговорил он, быстро, крепко привязывая конец бечевки к луке седла. Бесшумно он прополз мимо двери хижины, туго натягивая бечевку на расстояние двадцати ярдов. Пройдя дверь, он пополз обратно, натягивая ее так, что она оказалась в трех ярдах от двери и на уровне талии. Держа в левой руке бечевку, натянутую, как струна, он положил дуло ружья так, что оно почти с математической точностью лежало на ней. Внизу, в долине послышалось отдаленное ржание, но он был слишком занят прилаживанием ружья, чтобы обратить на это особое внимание. Все его мысли были сосредоточены на дверях хижины.
— Пошевеливайтесь! — прорычал нетерпеливо «Косой». — За это время я успел бы покончить с вами и быть в дороге. Сдаетесь вы или нет?
Габби вытянул бечевку, чтобы еще раз удостовериться, что она хорошо натянута и прокричал:
— Койот! Ни тебе и никому из таких, как ты, не собираюсь сдаваться. Выходи только из хижины, изрешечу тебя!
В ответ послышался тихий насмешливый смех. Прошла минута, другая. Звезды покрывались мчавшимися тучами, прохладный, тихий ветер шелестел по склонам гор. Шалфей и ковыль что-то шептали. В хижине царило молчание. Внезапно веревка дернула, ружье Габби выстрелило, пуля пролетела прямо по натянутой бечевке, которой где-то в темноте было прижато тело разбойника. Еще и еще раз взревело ружье. То не был злобный щелчок мелкого калибра бездымного пороха, а дробный, басистый рев старого, сорокапятимиллиметрового ружья. После четырех выстрелов, оставшихся без ответа, Габби остановился. В ружье оставалось еще два заряда, и они могли понадобиться.
Ответа не было, послышался лишь слабый, хриплый стон. Габби потянул бечевку и понял, что тело упало через нее. Спокойно Габби подошел к месту, где веревка была прикреплена к земле и зажег спичку. Увидев, что ему нечего более опасаться человека, желавшего его убить, он вошел в хижину, зажег свечу и нагнулся над телом Свифта.
— Слава Богу! — пробормотал он — Череп у него такой крепкий и гладкий, что удар соскользнул. Кожа разорвана и сам он в беспамятстве, но череп цел.
Выпрямив на полу тело товарища, Габби облил его водой, после чего Сэм сделал движение, открыл глаза, сел и разразился неописуемой руганью.
— Где он? — спросил он, вскарабкиваясь на пол и держа больную голову мозолистой рукой.
— Вон там! Пойдем посмотрим, что с ним?
Взяв свечу, они подошли к тому месту, где лежал «Косой». Видимо, мошенник вышел, отвернувшись от той стороны, где его подкарауливал Габби, так как весь заряд попал в правый бок, из которого теперь медленной струей лилась кровь.
— Втащим его, надо раздеть! — сказал Габби. — Еще, пожалуй, неприятности выйдут из-за этого непрошеного гостя.
Они втащили разбойника в хижину, раздели, перевязали, и затем Габби осмотрел желтый кожаный пояс с карманом для денег.
— Глянь-ка! — заметил он, вытаскивая бумажку в тысячу долларов. — Нечего сказать, не с маленькой добычей удрал молодчик. Да ведь он приходит в себя!
«Косой» моргнул глазами, выругался слабым голосом и прорычал:
— Как вам это удалось?
Габби рассмеялся.
— Старый индейский прицел. Если собираешься жить в этих краях, надо знать правила игры.
«Косой» покачал головой и застонал.
В этот момент дверь распахнулась и в хижину вошла толпа с ружьями на перевес и свирепыми лицами. Впереди шел доктор Уиллит. Увидав раненого, он немедленно подошел и начал осматривать его раны.
— Выживет! Нужно только кровь остановить, — заметил он.
«Косой» сжал губы и отказался что-либо отвечать. Пока доктор Уиллит перевязывал раненого, Габби и Сэм расспросили полицейских и узнали, что сыщик опознал преступника в поезде; не успев его арестовать, он устроил погоню, получил паровоз, чтобы вернуться обратно по линии, затем напал на след преступника и встретился наконец с доктором Уиллитом. Медикаменты доктор смог получить обратно, встретив по пути уведенную у него лошадь. Лошадиные же следы и ружейные выстрелы привели их к хижине. В то время, как доктор перевязывал головную рану Сэма Свифта, сыщик весело улыбнулся.
— Повезло же вам, молодцам! — заметил он. — За поимку этого молодца около пятнадцати тысяч долларов, да десять процентов с полученных обратно украденных денег тоже составят немало. Вам придется поехать в Нью-Йорк за получением денег.
Сэм посмотрел на Габби, Габби посмотрел на Сэма.
— Вот тебе и раз! — пробормотал Габби. — А мы думали, что разорены. Быстро поворачивается колесо счастья. Что мы с этими деньгами сделаем, Сэм?
- Поедем во Францию, в город Париж! — не задумываясь, ответил Сэм. — Когда я один иду по пустыне, все только о Париже и думаю. Давно решил — повезет только, туда и поеду.
Сыщик рассмеялся.
— Вы уже не молоды, голубчики! Лучше купить вам пожизненную ренту, чтобы у вас был постоянный ежемесячный доход.
Габби покачал головой.
— Сыночек, вы нас не знаете. Ренту можно купить из того, что останется, а уж если Сэму размозжили голову в этом деле, то и перечить ему не станем, да и мне оно как-то нравится тоже. Возьмите половину для пожизненной ренты, но с остальной половиной Сэм и я едем в Париж! А теперь вот что скажу вам: будь у меня действительно миокардит, эндокардит или какая-нибудь болезнь, не выдержать бы всего этого переполоха.
И Габби рассмеялся над удивленным взглядом, появившимся у доктора.