Юэн Макгрегор

Чарли Бурман

при участии Роберта Ухлига

Земля: долгий путь вокруг

Моей сестре Телш, чье присутствие я ощущал на протяжении всего путешествия и память о которой все еще живет. Чарли Бурман
Моей жене Ив и нашим детям Кларе и Эстер. Юэн Макгрегор


1. Долгая дорога домой: Магадан

Юэн: В самый последний день перед отъездом я спустился в порт. Лег я накануне поздно и поэтому завтракал в одиночестве, а затем отправился на прогулку. Я хотел дойти до океана — надо ведь было увидеть Тихий океан. Не зная дороги, я петлял по сопке вниз, минуя многочисленные ряды домов, кивая, улыбаясь и махая рукой прохожим, и наконец добрался до побережья. Я достал фотоаппарат и сделал снимок. Вот он: далекий сибирский город Магадан. Место, о котором я мечтал и думал два года, город, который казался мне недосягаемым и мифическим. И когда мы начали долгое путешествие домой, мне захотелось запечатлеть Магадан, образно говоря, подержать в руках и увезти его частичку с собой.

Я отправился дальше. Тропа вывела меня на пляж. Хотя на календаре было уже 30 июня, сегодня выдался первый день, когда над Магаданом сияло солнце. Всего только три недели назад шел снег. Но в тот день воздух был теплым и мягким, а небо безоблачно голубым. Женщины облачились в бикини, по песку голышом бегали маленькие дети. Местные жители отдыхали всей семьей: устраивали пикники, жарили шашлыки. Я шел мимо них, вдоль всего берега, пока не увидел порт. Я взобрался на пристань и уселся на грибообразный кнехт. Ко мне подошла немецкая овчарка и устроилась рядом. Я погладил ее по голове, устремил взгляд в океан и вернулся в мыслях в тот день, когда мы с Чарли сидели в маленькой мастерской на западе Лондона и мечтали о путешествиях. Тогда мы просто хотели добраться от Лондона до Магадана. Мы разложили перед собой карты и наметили маршрут, наивно прикинув, сколько километров можем преодолеть за день, совершенно не располагая сведениями о состоянии дорог. Мы наметили маршрут для своих мотоциклов: с запада на восток, через два континента, от Атлантического океана к Тихому, по возможности везде строго по прямой. А ведь опытные путешественники предупреждали нас, говоря, что наши расчеты чересчур оптимистичны и что мы даже не предполагаем, во что ввязываемся. Я никогда не ездил по бездорожью, а Чарли почти не приходилось ночевать в палатках. Люди знающие были уверены, что из нашей затеи ровным счетом ничего не выйдет. И, тем не менее, мы все-таки здесь, в Магадане, так далеко от дома, на другом конце земного шара, и мы добрались до конечной цели путешествия на день раньше намеченного срока.

Я вспомнил, что случилось с нами в Монголии приблизительно месяц тому назад. День был в самом разгаре, мы ехали по чудесной долине. Я свернул на обочину и слез с мотоцикла. Чарли, ехавший впереди, тоже остановился. Он развернулся и направился ко мне, недоумевая, почему мы остановились. Заправляться не надо, обедать вроде рановато, так в чем же дело?

Я отошел в сторону. Мне не хотелось объяснять Чарли, что я остановился потому, что мы чуть не проехали то самое место. Место, о котором я столько мечтал. Место, которое мы рисовали в своем воображении задолго до того, как выехали из Лондона. Место, где прохладная река несет свои прозрачные воды, а поблизости есть поле, на котором можно разбить лагерь. Место, где мы мечтали остановиться в жаркий полдень, чтобы охладить в реке утомленные ноги и поудить рыбу, которую вечером под усеянным звездами небом сами приготовили бы на костре.

Я увидел эту реку полчаса назад. И у меня не возникло никаких сомнений, что это и было именно то самое место. Прекрасная широкая прозрачная река, и никого на сотни миль вокруг. Однако мы спокойно проезжаем мимо.

Я посидел еще минут пять, желая всего лишь оглядеть окружающую местность. Ту красоту, на осмотр которой нам так часто не хватало времени — ведь мы всячески стремились придерживаться намеченного графика.

Затем мы вернулись к мотоциклам и двинулись дальше. Спустя несколько недель мы добрались до первой большой сибирской реки. Она оказалась слишком широкой, слишком быстрой и слишком глубокой, чтобы через нее можно было перебраться на мотоциклах. Мост здесь раньше имелся, но он давно обрушился. Я подозревал, что Чарли сильно разозлится из-за вынужденной задержки. Ничего подобного: мой друг оказался в своей стихии. Он знал, что какой-нибудь выход всегда найдется. Ведь путешествие как раз и состоит именно из таких непредвиденных случайностей. Ничего страшного, когда переберемся через реку, тогда и переберемся.

И вот теперь я понял: на самом деле не имело значения, что мы не остановились тогда в Монголии, у прохладной и быстрой речки. Ведь как раз подобные изъяны и несоответствия и придавали нашему путешествию совершенство. Не исключено, что мы вообще не добрались бы до Магадана, не гори мы тогда желанием двигаться без остановок. В конце концов, река никуда не денется. А теперь, зная, что она там есть, я всегда смогу туда вернуться.

2. Укрощение мотоцикла

Юэн: Каждое путешествие, как известно, начинается с первого шага. В нашем случае шаг этот был сделан восемь лет назад. В один прекрасный день Чарли подошел ко мне в заведении «У Кейси» (пивной, более походившей на чью-нибудь гостиную, нежели на бар), это в Сиксмайлбридже в графстве Клэр. Бодро и обаятельно улыбнувшись, он сразу взял быка за рога, заявив:

— Я знаю, ты любишь ездить на мотоцикле.

— Ну, вообще-то, да, — ответил я нерешительно, несколько смущенный напором этого общительного длинноволосого незнакомца.

Мы оба тогда со своими женами и дочерьми временно переселились в Ирландию, где жили в небольших домиках на месте натурных съемок «Поцелуя змея». Этот фильм я всегда буду вспоминать с особой теплотой. Славное было время — мы постоянно устраивали вечеринки и вели за выпивкой беседы, обсуждая мотоциклы. Мы с Чарли познакомились вечером накануне первого дня съемок, и, хотя мы этого тогда еще не знали, у нас оказалось много общего. Мы оба были женаты и имели грудных дочерей, мы оба уже какое-то время были успешными актерами, и впереди нам предстояли недели тесного сотрудничества. Нам было о чем поговорить и помимо мотоциклов, однако Чарли обладает особым даром: не тратя понапрасну времени на общепринятые условности, сразу же приступить к теме, близкой сердцу собеседника. Вот и в тот самый первый вечер его напористая приветливость мигом развеяла мою скованность.

— Ну… все верно. У меня «Motoguzzi 78», — сообщил я, подразумевая свой первый большой мотоцикл, тяжелую итальянскую машину, сконструированную наподобие трактора.

С этого все и началось. Вечер перетек в долгую ночь. Мы приятно провели время, рассказывая байки о мотоциклистах и обсуждая радости отцовства.

Впоследствии я понял, что знакомиться таким образом вполне типично для Чарли: он как будто всегда подступал к разговору с другого конца — завидная черта, быстро ломающая лед. Съемки продвигались очень медленно, и слоняющихся по съемочной площадке было даже больше, чем обычно, так что мы частенько направляли свои стопы в бар «У Кейси», где присоединялись к Питу Постлетуэйту и другим актерам и словно отдыхали, играя в покер, поглощая пинты пива и рассказывая небылицы. То было замечательное время: нам выпала редкая возможность расслабиться и немного повеселиться в тихом маленьком городке, располагавшемся в сельской глуши Ирландии. И чем больше мы с Чарли узнавали друг друга, тем больше общего у нас обнаруживалось. У нас были одинаковые взгляды на воспитание детей — мы оба не из тех, кто уклоняется от отцовских обязанностей. В детстве Чарли многое пережил со своим отцом: постоянно мотался по миру от одной съемочной площадки к другой, меняя школы каждые несколько месяцев — с чем, как я подозревал, столкнутся и мои дети.

Мы сблизились настолько, что я еще до завершения съемок попросил Чарли стать крестным отцом моей дочери Клары.

Часто дружба на съемках бывает очень яркой, но недолгой, и обрывается вскоре после завершения работы над фильмом. В других случаях она перерастает в постоянные отношения, однако друзья видятся довольно редко. С Чарли же оказалось по-другому: мы поддерживали связь и регулярно встречались семьями. А вскоре нас объединило и нечто большее, нежели общая страсть к мотоциклам и вечеринкам.

Я улетел в Чикаго и Лос-Анджелес, чтобы сняться в очередной серии «Скорой помощи» (как ни странно, также называвшейся «Долгая дорога вокруг света»). Пока я находился на съемочной площадке в Америке, лежа на больничной койке с трубками в носу, по некоей ужасной иронии судьбы в лондонской больнице оказалась и моя Клара. Поначалу я думал, что это всего лишь сильная простуда или грипп, но у малышки оказалась тяжелая форма менингита.

Я тут же отправился домой, чтобы провести две следующие недели в больнице, сидя со своей женой Ив у постели нашей крошки. Это был ужасный период, и я обратился к Чарли, который, как раз перед нашим знакомством в Ирландии, и сам пережил трудное время, когда его старшая дочь, Дун, тяжело болела — у нее обнаружили дефицит белых кровяных тел. Чарли и его жена Олли всячески нас поддерживали. Однажды Чарли навестил нас в больнице, и я пошел его проводить. Я тогда страшно переживал за Клару. Чарли видел, как я мучаюсь, и он не понаслышке знал, как это ужасно, когда тяжело болен твой ребенок. Он обернулся ко мне и просто сказал:

— Все будет в порядке. Твоя девочка обязательно поправится. — Он напомнил мне, что все дети болеют, а на какой-то стадии болезнь может протекать очень тяжело.

Чарли на себе испытал, как это страшно, когда ты сталкиваешься с болезнью своего ребенка, особенно если тебя некому поддержать. И он знал, что нужно сказать. И что нужно сделать. Он крепко меня обнял, забрался на свой мотоцикл «Honda XR600R», влился в дорожный поток, поднялся на заднем колесе и промчался так по всей Фулем-роуд. И представьте, это действительно подействовало. Подобная езда на заднем колесе выглядела столь неуместно и спонтанно, что сумела отвлечь меня от всех забот и тревог и подняла мне настроение больше любых слов. Этот трюк очень помог мне проникнуться подлинным оптимизмом Чарли. То был очень тяжелый период в моей жизни, но я никогда не забуду, как Чарли с ревом мчится по улице на заднем колесе. Он подбодрил меня, когда я особенно в этом нуждался, и тот момент скрепил нашу дружбу навеки.



Чарли: Когда в 1997 году я познакомился с Юэном в баре «У Кейси», я сразу же почувствовал в нем родственную душу. Он человек увлеченный, и главная его страсть — мотоциклы. Сам я тоже одержим ими, сколько себя помню. Я рос на ферме в графстве Уиклоу, в Ирландии, и как раз через дорогу от нас жил парень, у которого имелся мотоцикл, и я часто наблюдал, как он с ревом проносится мимо. Тогда мне было лет шесть, и я лишь думал: «Ух ты!» Примерно в то же время мой отец, Джон Бурман, снимал в Ирландии фильм «Зардоз». Главную роль там играл Шон Коннери, который во время съемок жил в нашем доме. И вот как-то на выходные приехал сын Шона Джейсон. Он был немного старше меня и, помню, постоянно заставлял меня толкать его туда-сюда по двору на маленьком мотоциклике, чтобы разогнаться. Наконец, когда я уже давным-давно завел его мотоцикл, а сам Джейсон вволю накатался вокруг фермы, он позволил прокатиться и мне. Я тут же грохнулся, но того волшебного мига — поворот ручки, рев двигателя, запах выхлопных газов и бензина и ощущение скорости — оказалось достаточно. С этого момента я просто помешался на мотоциклах. Я извел родителей, без конца толкуя о своем новом увлечении. В скором времени я уговорил их разрешить мне купить мотоцикл, уменьшенную копию «Yamaha 100», который я храню и по сей день. Я приобрел его на гонорар за эпизодическую роль в «Большом ограблении поезда». Счастлив я тогда был несказанно.

Изо дня в день я с завистью смотрел на соседа, проносящегося мимо нашей фермы на итальянском мотоцикле «Мако 500» — в то время это была самая лучшая модель. Томми Рочфорд, хозяин этого чуда, вскоре стал моим кумиром. Его отец, Дэнни, был первоклассным садовником, он присматривал за садом моих родителей. Как и его отец, Томми был добрым и щедрым, и, что особенно ценно, он разрешал мне приезжать к нему домой на велосипеде и возиться с его «Maico». Он, бывало, усаживал меня на мотоцикл, заводил его и придерживал, пока я не трогался. Тогда я был мал и не доставал ногами до земли, поэтому гонял по полю, а вволю накатавшись, направлялся к Томми, жал на тормоза и, когда мотоцикл падал на настил, спрыгивал.

К двенадцати годам у меня уже был мотоцикл с объемом двигателя 125 мл, и, как и Томми, я теперь только и делал, что гонял на нем, если не был занят на съемках. Примерно в то же время я познакомился с Кацем Балински — парнем, жившим на другом берегу реки. Буквально на моих глазах он превращался в самого настоящего фанатика-мотоциклиста. Кац, владевший «Yamaha YZ-80», соорудил трассу для мотокросса, которая вскоре стала основным местом времяпрепровождения для нас с Томми. Мы съезжали в низину на поле моих родителей, переправлялись через реку на поле Балински и поднимались по холму на трассу Каца, где нарезали круги, гоняли наперегонки, кувыркались и падали, пока не становилось темно.

Через пару лет я захотел мотоцикл побольше, с объемом двигателя 250 мл. Отец считал, что это очень большой мотоцикл, а я еще слишком мал, но я упорно стоял на своем и в конечном счете стал гордым обладателем «Yamaha YZ-250». В тот день, когда я впервые взобрался на него, мой отец отсутствовал — он играл в теннис с соседом. Поскольку этот мотоцикл был моей заветной мечтой, я твердо решил, что не позволю себе испугаться его размеров и мощи. Я помчался по грунтовой дороге, доехал до теннисного корта и, когда проезжал мимо него, круто поднялся на заднем колесе, нарочито бросая вызов отцу, словно говоря: «Смотри, я могу ездить на этой штуке, понятно?» Я был в полном восторге, и тут увидел впереди, совсем близко каменную стенку, увенчанную колючей проволокой. Я бросил мотоцикл на колесо и вдарил по тормозам, но внизу была буйная зеленая трава, высотой почти до колена, и поделать ничего было нельзя. Я решил соскочить. Но тут почувствовал, как мотоцикл выскользнул из-под меня, а меня пронесло по траве, затем ударило о стену и закинуло на нее — естественно, вдобавок я запутался в колючей проволоке. Отец подбежал, когда я уже беспомощно лежал на земле, но взгляд родителя без слов сказал мне, что на его помощь лучше не рассчитывать. Стоя надо мной, он прокричал мне прямо в лицо:

— Ты, чертов идиот! Говорили ведь тебе, что ты еще мал для такой машины!

Мотоцикл лежал в стороне, его двигатель все еще грохотал, и мне ничего не оставалось, кроме как жалобно взмолиться:

— Ну ладно, папочка, сними с меня хотя бы проволоку!

Вскоре после этого я продал «Yamaha» и приобрел другой мотоцикл с объемом двигателя в 125 мл. Отец был прав: ездить на YZ-250 мне действительно было еще слишком рано. Однако, прежде чем сказать мотоциклу «прощай», я отправился покататься на нем по дорогам вместе с Кевином, братом Томми. У него имелся полностью оснащенный дорожный мотоцикл, тогда как мой YZ-250 считался вроде как ненастоящей машиной для мотокроссов (он даже не облагался налогом, и у него не было фар — так что я привязал спереди фонарь). Погоняв несколько часов по сельской местности в Уиклоу, мы оказались у перекрестка, собравшись повернуть на дорогу, которая вела домой. И вот посреди этой самой дороги стоял сержант Кронен, местный полицейский: руки скрещены на груди, а взгляд донельзя суров. Я страшно удивился: как он нас выследил? Оказалось, все очень просто. Полицейский остановился для осмотра оставленной машины и, поднимаясь на холм, заметил белый свет фары, потом красный, снова белый — а вот второго красного света не было. Он подумал было, что надо остановить водителя, у которого не работает задний фонарь, но тут из-за угла выехал я. Это надо же так влипнуть!

Сержант Кронен посмотрел на меня, подняв одну бровь, и лишь тихо проворчал с легким ирландским акцентом:

— Эх, Чарли, Чарли, Чарли. Ну что ты, парень, вытворяешь?

А я ведь даже не снял шлем. Как только он узнал меня? Я так и не понял этого. Да уж, влепил он мне тогда на полную катушку. Четырнадцать нарушений. Налог не уплачен, страховки нет, прав тоже, шины и сам мотоцикл незаконные, шлем неправильный, езжу я крайне небрежно и так далее, не говоря уж о фонаре, привязанном к мотоциклу в качестве передней фары. Объявив меня самым отпетым преступником государства, сержант Кронен приказал немедленно возвращаться домой. Но до фермы было далеко, почти одиннадцать километров, и вот я принялся толкать мотоцикл. Однако сержанту и это не понравилось.

— Садись на свой мотик и дуй прямо домой, — велел он. — Ох, и вляпался ты, парень!

К тому времени, когда я добрался до дома, сержант Кронен уже позвонил моему отцу, и на этот раз тот просто взбесился. Ворвавшись в гостиную, он швырнул мне телефонную книгу.

— Тебе понадобится адвокат, — заявил он. — Но искать его будешь сам.

— Но папа, у меня же дислексия, — захныкал я. Слезы градом катились по моим щекам. — Я даже не знаю, как это слово пишется.

Отец еще долго пилил меня за тот случай, но даже после двух серьезных разборок моя страсть к мотоциклам нимало не уменьшилась. Через какое-то время после инцидента с сержантом Кроненом я направлялся к дому Томми Рочфорда своим излюбленным способом. Я потихоньку вышел из дома и запрыгнул на мотоцикл, усевшись на него боком, пока поднимался на холм, с тем чтобы, если кто-нибудь вдруг меня заметит, быстренько спрыгнуть и притвориться, будто иду рядом.

На этот раз я с ревом поднимался на холм, на скорости примерно пятьдесят километров в час, когда из сельского магазина вышел Гарда Джексон, начальник сержанта Кронена. Времени затормозить не было. Я спрыгнул с мотоцикла. Гарда Джексон оглянулся и увидел, как я мчусь во весь дух — это на подъеме-то! — стараясь держаться рядом с мотоциклом. Я знал, что Джексон не давал спуску нарушителям, но, к моему изумлению, сейчас он просто стоял и молча качал головой. Было от чего потерять дар речи. Сержант Кронен задержал меня с поличным всего лишь несколько дней назад, а тут я снова бросаю вызов закону.

— Чарли! Что это ты, черт побери, творишь? — заорал он, когда наконец опомнился.

В тот вечер я ожидал, что отец вновь бросит в меня телефонную книгу, но Гарда Джексон меня не выдал, и еще много лет мои мотоциклетные выходки продолжались в том же духе. Я нарушал закон, пока не сдал на права (к тому времени мне уже исполнился двадцать один год и я жил в Лондоне). Тогда же я и купил «Kawasaki Zephyr 750», свой первый большой мотоцикл.



Юэн: Свое мотоциклетное боевое крещение я могу выразить всего лишь двумя словами: мальчишеская любовь. Моя первая девушка была маленькая, хрупкая, с короткими тусклыми волосами и улыбкой, такой же загадочной, как и ее характер. Я буквально сходил от нее с ума. В отличие от своей подружки, я не жил на полном пансионе в Академии Моррисона, — так называлась школа в Криффе, небольшом городке в Пертшире, где мы вместе учились. Мы встречались какое-то время, мне было тогда лет тринадцать или четырнадцать. Интересная личность была эта девчонка — обаятельная и полная противоречий. Я думал о ней день и ночь. По характеру моя подружка была очень доброй, но порой вдруг становилась на себя непохожа — делалась жесткой, настоящей «железной леди». Ее правая грудь была первой девчоночьей грудью, до которой я дотронулся. Произошло это в кустах за Драммонд-Террас.

Потом она меня бросила. Через некоторое время мы опять сошлись и снова расстались. И так повторялось несколько раз. Я времени зря не терял и, когда мы расходились, встречался со множеством других девушек. Однако всегда возвращался к ней. Наш протекавший с переменным успехом роман закончился внезапно, когда она начала встречаться с парнем из соседней школы. Он гонял на дорожном мотоцикле в 50 кубов, а затем и в 125. Раньше я всегда провожал пешком свою девушку до Огилви-Хаус, где она жила, и целовался с нею у дверей, и вот теперь она вдруг переметнулась к этому парню. Он подвозил ее к черному входу, целовал на прощание, а затем гонял с диким ревом вокруг Огилви-Хаус всю ночь напролет. Все соседи просто с ума от этого сходили. Мой соперник делал это ради нее. И я прекрасно понимал, что он чувствует. И знал, что стала чувствовать она.

Мне тогда еще не исполнилось и шестнадцати, но сердце мое уже было разбито. Однажды, возвращаясь домой из поездки по магазинам в Перте, мы с мамой проезжали мимо местного мотосалона под названием «У Бьюкена». Я уговорил маму остановиться. Я вышел из машины, поднялся на небольшой холмик к салону и припал лицом к витрине. Мое внимание привлек голубой мотоцикл с объемом двигателя 50 мл. Я не знал, что это за марка и насколько она вообще хороша. Такие мелочи тогда были для меня несущественны. Все, что я знал, — это что я смогу купить мотоцикл через три-четыре месяца. Я смогу погонять на нем на шестнадцатилетие и, быть может, даже сумею вернуть свою девушку.

Впервые я прокатился на мотоцикле, когда мне было лет шесть. Мой отец, Джим, был председателем клуба «Круглый стол» в Криффе и организовывал мероприятия Для детей из неимущих семей. Это было нечто вроде программы «Джим все устроит»[1], и как-то раз один маленький мальчик сказал, что мечтает покататься на мотоцикле.

Мой отец достал маленький красный мотик «Honda» в 50 кубов, и мы отправились на поле, принадлежавшее другу нашей семьи. Когда тот мальчик покатался, меня спросили, не хочу ли и я прокатиться. Кто же от такого откажется! Я взобрался на мотоцикл и помчался вперед. У меня просто дух захватило, и я проехал через все поле. Я решил, что лучше этого быть ничего не может. Я моментально влюбился в запах мотоцикла, его гудок, вид, скорость, пронзительный рев двигателя. И тут я увидел, что неподалеку, рядом с внедорожником, стояли два огромных стога, расстояние между которыми составляло метра полтора. И я знал, что с того места, где находились взрослые, казалось, будто промежутка между ними нет.

Я решил попытаться исполнить трюк. Я помчался к взрослым, пронесся прямо через брешь между стогами, к своему удовольствию, услышал крики родителей и почувствовал настоящее опьянение от их напрасного испуга. Это был мой первый опыт езды на мотоцикле, и мне захотелось еще. Через несколько месяцев к нам в гости заглянул мой дядя Кенни на мотоцикле, и он покатал меня на нем. Это раззадорило меня еще больше: теперь мотоциклы стали предметом моих мечтаний.

И вот, стоя в тот памятный день у витрины мотосалона, я внезапно понял: это судьба. Произошло то, что должно было произойти. Без мотоцикла мне теперь никуда. Уж и не помню, собирался ли я тогда с его помощью вновь завоевать сердце своей бывшей девушки, но одно знал наверняка: на мотоцикле можно ездить на игровые площадки в дальней части Криффа, а также отправиться куда-нибудь на выходные, вместо того чтобы везде таскаться пешком. Я понял: мне во что бы то ни стало необходимо обзавестись мотоциклом. Теперь я буквально грезил им. Часы напролет мечтал, как сажусь на мотоцикл и завожу его, надеваю шлем и мчусь по Криффу. Я лишился сна. Доведенный до отчаяния мечтой о мотоцикле, я наобещал маме кучу вещей: я не буду выезжать за пределы города. Я буду очень осторожным. Ни в коем случае не стану рисковать. Обязуюсь не делать глупостей. Но, по правде говоря, я просто подлизывался. Ради обладания мотоциклом я был готов пообещать что угодно.

Мой родной Крифф стоит на холме. Это маленький городок, который можно за полчаса пройти из конца в конец, и я привык гулять по нему пешком. Все мое детство прошло в таких прогулках: от дома родителей до школы и домов друзей. Это было здорово, но сейчас я вступал в тот возраст, когда детей привлекает возможность высунуть нос куда подальше. Крифф располагается точно посередине Шотландии, всего лишь в восьмидесяти километрах к северу от Эдинбурга и Глазго, от него за сутки можно добраться до любого места. Если только не отправляться в путь, как это делали мы на велосипеде. А сколько прекрасных мест я смогу увидеть, если буду путешествовать на мотоцикле! Нет, он мне решительно необходим.

Я упрашивал маму, обещая ей целый мир в обмен на мотоцикл.

— Я буду ездить медленно, со скоростью не больше пятидесяти километров в час. Ну пожалуйста, разреши мне купить мотоцикл, — умолял я.

— Я поговорю с отцом, — отвечала мама.

Я считал, что хоть какой-то крохотный шанс добиться своего у меня есть, однако родители так и не сдались. Мне не разрешили приобрести мотоцикл.

— Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу, — заявила мама.

Наверное, она была права. Когда мы с Чарли заехали к ней во время нашей четырехдневной поездки по Шотландии (это была своего рода генеральная репетиция кругосветного путешествия), я показал ему витрину мотосалона, у которой провел множество часов, с вожделением таращась на тот простенький мотоцикл.

Чарли пытался поддразнить мою мать:

— Ох уж эти родители! Вечно все нельзя. А бедный мальчик так мечтал сесть на мотоцикл.

Но мама твердо стояла на своем:

— Ты не знаешь, каким он был в шестнадцать лет… Он почти наверняка где-нибудь грохнулся бы, и теперь вы не собирались бы вместе отправиться вокруг света.

— Меня вообще могло бы здесь не быть, — поддержал я.

— Так что, пожалуй, мы все-таки поступили правильно, — заключила мама.

— Конечно, правильно, можешь не сомневаться, — заверил ее я.

И это действительно так. Ведь к тому времени, когда я выпрашивал мотоцикл, я уже успел влипнуть в серьезную неприятность со стамиллилитровым четырехтактным мотоциклом, принадлежавшим Джорджу Карсону, нашему школьному лаборанту. Я играл Сганареля в школьной постановке одноименной пьесы Мольера. Во время перерыва на очередной репетиции я вдруг огорошил Карсона просьбой:

— Сэр, можно мне прокатиться на вашем мотоцикле?

— Конечно, можно, — ответил он, не подозревая, что я и понятия не имею, как на нем ездить.

Мотоцикл стоял на узкой дорожке сбоку от школьной столовой, одновременно служившей школьным актовым залом и театром. Мне удалось завести его ножным стартером, но у меня не получалось отжать сцепление, и двигатель глох три раза. С четвертой попытки я таки сдвинулся с места, понесся по дорожке и в итоге врезался прямо в стену, погнув колесо и сломав руль. Когда мистер Карсон увидел свой мотоцикл, я от стыда готов был сквозь землю провалиться. Счет за ремонт превысил 80 фунтов: это было целое состояние для пятнадцатилетнего мальчишки. Чтобы расплатиться с Карсоном, мне пришлось несколько месяцев работать мойщиком посуды и официантом в гостинице «Мюррэй-Парк».

Так что, когда родители отказались купить мне мотоцикл, умом я понимал, что они правы. Однако сердце мое тосковало по замечательной машине. По духу я уже был мотоциклистом — только вот у меня не было мотоцикла.

Где-то через год я покинул отчий дом, поступив в театральное училище, Я проучился год в городе Файф, а затем перешел в лондонскую школу музыки и драмы «Гилдхолл», где вскоре свел дружбу с Джереми Сприггсом, также страстно желавшим стать актером. Когда мне исполнилось девятнадцать, мы с Джереми поехали в Кембриджшир, к какому-то его знакомому, который жил в деревне. Там, в ветхом сарае, я обнаружил старый внедорожный мотоцикл. Он был сломан, двигатель лежал в полиэтиленовом мешке, детали валялись по отдельности. Но все же это был мотоцикл. Остальное не имело значения. Решив купить и восстановить его, я заплатил знакомому Джереми 150 фунтов. Когда мы привезли мое приобретение в Лондон, Джереми тут же отдал его в ремонт. Через несколько дней он сообщил мне, что машина восстановлению не подлежит. Я был в отчаянии и подозревал, что Джереми, наверное, рассказал обо всем моей маме. Небось он просто не хотел, чтобы я получил его: ведь если я разобьюсь, то вина ляжет на него. В общем, опять мне не удалось обзавестись мотоциклом.

Едва закончив «Гилдхолл» и поступив на работу, я отправился в мотосалон в Кентиш-Таун, что на севере Лондона. Я годами наведывался в эти салоны только для того, чтобы поглазеть на мотоциклы и все, что с ними связано. Я и по сей день с удовольствием просматриваю каталоги с перчатками и разными прибамбасами — своего рода байкерское порно. В том мотосалоне была выставлена стокубовая «Honda», ездить на которой мне позволяли мои автомобильные права. Я тут же купил этот мотоцикл и не разочаровался в нем. Я ездил на нем повсюду. На вечеринки, на пробы — куда угодно. Первое время я ощущал себя совершенно независимым. Мне больше не надо было ездить на метро. И одевался я теперь как настоящий мотоциклист.

Однажды я двигался в потоке, спускаясь с холма на Хампстед-Хит. Я был одет как типичный байкер: джинсовая куртка, косуха, открытый шлем с защитными очками. Я и вправду выглядел что надо. Меня догонял, по другой полосе движения, совершенно невозмутимый мотоциклист, одетый почти как я. Когда мы поравнялись, этот байкер-буддист кивнул мне через капот автомобиля — мол, как дела? Я кивнул ему в ответ. Загорелся зеленый, и мы тронулись. Когда поток поредел, буддист увидел, что, в то время как он сидел на большущем «Harley-Davidson», я корячился на крохотной «Honda». Его испепеляющий взгляд мог бы иссушить гранатовое дерево. Меня буквально сровняли с землей.

Этот постыдный эпизод лишь упрочил мою решимость получить права на вождение мотоцикла и купить большой мотоцикл. Когда заветные корочки оказались у меня в руках, я немедленно поспешил в мотосалон на севере Лондона и купил старенький «Motoguzzi» 1970-х годов выпуска. Продавец сказал, что он называется «Motoguzzi Le Mans». Мне понравился его внешний вид, но вскоре выяснилось, что в салоне сильно преувеличивали достоинства этого мотоцикла. У него имелся руль на клипонах, и на нем вполне можно было гонять — но это все равно что езда на тракторе. Словом, не мотоцикл, а полное барахло. Его наверняка кто-то отдал в счет покупки, а я взял его, потому что мне понравилось, как он выглядит, и потому что тогда я ничегошеньки не знал о мотоциклах. Но я только-только сдал наконец на права, и мне отчаянно хотелось поездить на большом мотоцикле, так что он меня вполне устраивал — шумный, замасленный, на вид симпатичный и даже крутой. Я долго с любовью совершенствовал свой «Guzzi» и в конце концов сделал из него конфетку. Мне, кстати, до сих пор жалко, что я впоследствии продал этот мотоцикл.

Единственная проблема заключалась в том, куда спрятать «Guzzi», когда меня навещали родители. Я жил припеваючи в своей холостяцкой квартирке на Примроуз-Хилл. И славно развлекался каждые выходные, начиная с вечера пятницы, когда встречался с друзьями в городе, до вечера воскресенья, когда все вечеринки неизбежно заканчивались у меня дома. Примерно в то же время этажом выше поселилась прекрасная австралийка Элска Шандор. Она изучала текстильное дело, однако увлеклась конструированием скейтбордов. Соседка представилась сама — я стеснялся заговорить с девушкой, ибо почему-то всегда сталкивался с ней после развеселых выходных, — и мы стали добрыми друзьями. Каждый раз, когда ко мне приезжали родители, я мчался наверх к Элске со всем своим мотоциклетным скарбом — шлемом, перчатками, одеждой, журналами — и прятал все это у нее. Отец с матерью несколько лет в счастливом неведении проходили мимо моего мотоцикла, прикованного к фонарному столбу на улице, так и не узнав, кому он принадлежал.

Тогда же, снимаясь в одном из эпизодов сериала «Кавана, адвокат Ее Величества», я познакомился с прекрасной француженкой, дизайнером. Я по уши влюбился в Ив Мавракис, и вскоре мы поженились. С первых же дней нашего романа Ив четко дала понять, что ее совершенно не волнуют мотоциклы. Она считала, что это очень опасное хобби. Если бы Ив всерьез попросила меня оставить мотоциклы, я бы, пожалуй, пошел ей навстречу, но жена прекрасно понимает, что они для меня значат, и терпимо относится к моему увлечению. Ив не выдвинула мне ультиматум, даже когда родилась Клара. А затем, дочка была тогда еще совсем маленькой, я познакомился с Чарли и благодаря дружбе с ним стал даже еще большим фанатиком-байкером.

Вскоре после знакомства с Чарли я начал сниматься в «Скрытой угрозе», первом приквеле «Звездных войн». Однажды я повстречался с ним и его дружками-байкерами. Все они были на спортивных мотоциклах, в том числе и Чарли. Я по-настоящему понял, насколько это здорово, когда Саша Густав, русский фотограф, одолжил мне свой спортивный мотоцикл. Это был первый совершенно незнакомый мотоцикл, на котором я когда-либо катался — я привык к своему старенькому «Guzzi», — так что поездка получилась еще та. Спускаясь с Хаверсток-Хилл в Хэмпстеде, я осторожно рванул после светофора и, взглянув на спидометр, обнаружил, что уже набрал сто тридцать километров в час. Испугавшись скорости, я ударил по тормозам и почти мгновенно остановился. Меня это потрясло. Спортивные мотоциклы просто не идут с остальными ни в какое сравнение. Я тут же захотел обзавестись спортивным мотоциклом и решил потратить гонорар за роль в первом эпизоде «Звездных войн» на новенький «Ducati 748».

Когда в студии «Ливсден», что к северу от Лондона в Хартфордшире, приступили к съемкам, я начал эпопею по покупке «Ducati», заказав его в Италии через Джеймса Уилсона — друга Чарли, специалиста по гоночным подвескам, у которого на юге Лондона была своя фирма «Set Up Engineering». Импортированный из Европы, мотоцикл обошелся мне немного дешевле, но зато пришлось расплачиваться наличными. Каждые несколько недель я заглядывал в бухгалтерию киностудии и выпрашивал аванс, всякий раз получая по несколько тысяч фунтов. Поскольку выходила приличная сумма, требовалось специальное разрешение, чтобы ее выдали. Я не особенно вникал в атмосферу «Звездных войн», ибо думал лишь о вожделенном «Ducati».

И вот как-то раз мне позвонил Рик Маккаллум, продюсер и правая рука Джорджа Лукаса, и сказал, что хотел бы поговорить со мной о мотоцикле. Первой моей мыслью было: «Ну вот, доигрался». Я почти не сомневался, что брал слишком много наличных — хотя продюсеры «Звездных войн» от этого бы точно не разорились. И все равно мне стало неловко: я чувствовал, что все-таки поступал неправильно. Я поднялся в офис продюсеров, постучался и зашел. Рик меня уже ждал.

— Мы с Джорджем хотели бы знать, сколько всего стоит этот мотоцикл, — сказал он. Я назвал сумму, приготовившись к тому, что меня сейчас будут отчитывать: мол, сколько можно дергать бухгалтеров.

Но Рик сказал совсем иное.

— Мы с Джорджем хотим тебе его подарить, — объявил он.

Вот так сюрприз! Так и вышло, что на протяжении нескольких последующих лет я гонял на мотоцикле, по сути принадлежавшем Джорджу Лукасу, а затем отдал его Чарли, который ездит на нем и сейчас.

Самое забавное заключается в том, что Джордж Лукас купил мне «Ducati», хотя обычно в контракте имеется пункт, запрещающий ездить на мотоцикле, пока я снимаюсь в фильме. Единственным местом, где мне позволяли добираться на работу на мотоцикле, была Австралия. Наездами я провел там почти два года, снимаясь в «Мулен Руж», а также во втором и третьем эпизодах «Звездных войн». Работа в Америке, где мне приходилось пользоваться лимузином кинокомпании или добираться до студии на автомобиле, сводила меня с ума, и поэтому, встретившись с Базом Лурманом, режиссером «Мулен Руж», я первым делом заявил, что если он хочет, чтобы я подписал контракт на восемь месяцев — а это намного больше стандартных трех месяцев съемок, — то ему придется разрешить мне ездить на мотоцикле.

— Я актер. Моя жизнь — это игра, жена, дети. И мотоциклы. Без этого я просто не могу, — провозгласил я. — Если мне позволят кататься на мотоцикле целых восемь месяцев, это будет равносильно запрету слушать музыку. Поймите, это очень много для меня значит. Я не могу отказаться от мотоцикла на восемь месяцев. — Я объяснил Базу, что, на мой взгляд, это совершенно нелепый запрет, и в итоге ему удалось каким-то образом уладить это дело в Австралии со страховой компанией.

Примерно где-то месяца четыре спустя после начала съемок я решил прокатиться в глубь страны — край, я вам скажу, абсолютно пустынный и дикий, настоящая глухомань. В тот раз я отправился в одиночное путешествие на мотоцикле — надо же было отдохнуть. Сниматься в «Мулен Руж» с Николь Кидман было здорово, но меня ежедневно окружали толпы людей, и мне необходим был перерыв. Накануне отъезда едва ли не каждый член съемочной группы, в том числе Баз и все продюсеры, счел своим долгом показать мне карту и предложить маршрут. Вообще-то исполнители главных ролей не имеют привычки в разгар съемок отправляться в глушь на мотоцикле, поэтому все были порядком напуганы. Но поделать они ничего не могли. Я сам принимаю решения и никому не позволю себя остановить.

Я проехал несколько часов, остановился и разбил палатку, просто остался там. Я ничем особенным не занимался, сидел себе в степи рядом с палаткой, поддерживая пламя в костре. Наконец я заснул и проснулся в четыре часа ночи, после чего лежал в траве рядом с погасшим костром, созерцая звезды. Это было именно то, что нужно. Я ничего не делал, совсем ничего. Никто не будил меня на рассвете и никто не говорил, что есть на обед. Никто не указывал, где стоять, как говорить и что делать. Съемки фильма — опыт просто фантастический, но все эти формальности до невыносимого занудны. Это скука, приправленная моментами страсти.

Когда я уезжаю с работы на мотоцикле — надеваю шлем и газую, — уже неважно, насколько удачно прошел сегодняшний день. Без мобильника, стереосистемы и необходимости простаивать в пробках по сорок минут, осмысливая произошедшие за день события, я так сосредотачиваюсь на своих действиях, что абсолютно в себе уверен — никто не выскочит из-за угла и не размажет меня по асфальту. Ну а к моменту прибытия домой мой мозг полностью очищается от всех забот. И еще, езда на мотоцикле наделяет меня анонимностью, которой в моей жизни не так-то и много. Я избавлен от того, что на меня постоянно таращатся. Когда я несусь на мотоцикле в шлеме, то я просто еще один парень на дороге, и это чудесно. Однако все-таки главное в этой езде другое: концентрация и целеустремленность, желание сделать все правильно — вписаться на огромной скорости в поворот, причем проделать это красиво, даже небрежно, и выиграть битву, когда мозг утверждает, что нужно сделать одно, мотоцикл норовит сделать совершенно другое, а бедное тело не знает, кого и слушаться, — и я просто от тоски вою, если мне вдруг не удается прокатиться. В такие дни я прихожу домой совершенно удрученным.



Чарли: Большинству мотоциклистов одной лишь езды по городу недостаточно. Тебя охватывает стремление ехать все быстрее и дальше — дорога зовет. На протяжении многих лет я вставал рано утром по воскресеньям, чтобы встретиться около половины седьмого с сотнями других байкеров на заправочной станции близ Бокс-Хилл, что к югу от Лондона. К полудню мы уже добирались на бешеной скорости до южного побережья, проглатывали завтрак и мчались назад в Лондон, чтобы пообедать в семейном кругу. И когда бы у меня ни появлялась пара свободных часов, я всегда направлялся к развязкам на южном берегу Темзы, возле Уондзуортского моста, или же на трассе А40 в Уайт-Сити, чтобы снова и снова попрактиковаться в поворотах и езде по кругу, убедиться, как низко я могу наклонять мотоцикл, каждый раз проезжая километров пятьдесят или даже больше, нарезая круги часами, пока не добивался совершенного прохода круга. Когда наклоняешься набок и становится действительно горячо, резина на бортах покрышки истирается. Для мотоциклиста это многое значит, а я, бывало, доходил до того, что нарезал круги столь долго, что когда наконец-то оказывался на прямой дороге, то езда даже казалась какой-то непривычной. Мотоцикл как будто перекашивало, потому что я уже успевал привыкнуть наклоняться только на одну сторону.

В поездках по Лондону с Олли и нашими дочерьми, Дун и Кинварой, я часто обгонял их на мотоцикле. Когда Олли проходила развязки, то оказывалась впереди и смотрела в зеркало заднего вида, как я описываю круги. Затем в ее зеркале появлялась моя фара: я догонял жену и дочерей, вставал на заднее колесо и, поравнявшись, строил детям рожи, а затем снова их обгонял.

Однако из-за своей одержимости мотоциклами я попадал во все более опасные передряги, а несколько раз аварии едва не закончились трагически. Через несколько дней после возвращения из Ирландии со съемок «Поцелуя змея» я отправился в компании пятнадцати других байкеров — кого только среди них не было: от рабочего-судоремонтника чуть старше двадцати лет до бывшего председателя «Имперского химического треста», разменявшего седьмой десяток — на двадцатичетырехчасовую гонку в классе «Супербайк» на трассе Поля Рикара, что на юге Франции. После долгого и изнурительного первого дня езды по Северной Франции мы провели ночь в дешевой гостинице и рано утром отправились дальше, надеясь успеть к полудню на гонку, проходившую в окрестностях небольшой деревушки Ле-Кастель в Провансе. Накануне днем я уверенно сохранял темп, однако на этот раз вскоре после отъезда влетел в небольшую лужу и почувствовал, как переднюю часть мотоцикла тряхнуло и повело. Я занервничал. Вдобавок я страдал от похмелья после выпитого предыдущим вечером и всячески старался восстановить чувство дороги. А она была узкой и извилистой, с крутыми подъемами и спусками, и поворотов там было множество. Полностью сосредоточившись на дороге перед собой, я поднял голову и вдруг обнаружил, что еду по встречной полосе, а прямо на меня несется автомобиль. Клубы сизого дыма и вонь прожженной резины наполнили воздух, когда мы одновременно ударили по тормозам. Стиснув зубы, я сжимал рукоятку тормоза, приготовившись к худшему. За считанные секунды до столкновения мы оба остановились. Мое переднее колесо находилось всего лишь в нескольких сантиметрах от бампера встречной машины. Сквозь лобовое стекло я увидел средних лет мужика, отца семейства с женой и тремя детьми, — все они в ужасе таращились на меня. На лице водителя читались одновременно явное облегчение, смутный страх и неприкрытое возмущение. Я знал, о чем он думает: «Ты что это, сука, вытворяешь?»

В радостях и волнениях двухнедельного поклонения мотоциклам на трассе Поля Рикара, я вскоре позабыл о едва не произошедшем столкновении, однако следующий инцидент, случившийся приблизительно через год, оказался гораздо серьезней. Дело было так. Я мчался по извилистым сельским дорогам вместе с приятелем и в какой-то момент вошел в поворот на слишком большой скорости. Мы ехали со скоростью сто пятьдесят километров в час, и я понял, что целым мне из этого поворота не выбраться. Я огляделся, прикидывая, как бы мне увернуться, и прямо впереди обнаружил свободную выездную дорогу. Отлично: быть может, мне все-таки удастся избежать неминуемой аварии. Затем я заметил на краю асфальтированного шоссе крохотный выступ. На безопасной скорости я прошел бы его без проблем, но сейчас он явно грозит мне серьезными неприятностями. Через несколько мгновений мое переднее колесо наехало на выступ, помяв обод. Затем над ним прошло заднее, и его ось треснула. Мотоцикл осел и полностью развалился, оставив меня лежать в высокой траве над его обломками.

— Чарли, Чарли, где ты? — То был Дэвид Хили, один из тех байкеров, с которыми я встречался для воскресных утренних гонок к побережью. Перепуганный, ошеломленный, но все-таки живой, я выскочил из травы, словно суслик. Повсюду далеко вокруг были разбросаны обломки мотоцикла. Спина и плечо адски болели. Я повредил кое-какие связки и сломал столбик ограды толщиной в десять сантиметров, а главное — и это буквально разбивало мое сердце — угробил мотоцикл.

— Чарли, — вновь подал голос Дэвид. — Тебе нужно денек погонять по треку. Ты сможешь проделать все это, и гораздо быстрее, но там, где у тебя будет меньше шансов убиться.

Мой первый день на Снеттертоне — простом гоночном треке протяженностью в три с половиной километра, построенном на бывшем военном аэродроме времен Второй мировой войны в Норфолке — стал сущим откровением. Тогда я впервые в жизни подумал, что, будь я моложе, я выбрал бы карьеру мотогонщика. Время я провел просто потрясающе, но в бочке меда была и ложка дегтя: ужасно осознавать, что ты уже слишком стар для того, чтобы начинать жизнь сначала.



Юэн: Вскоре и я последовал за Чарли на автодром. Ситуаций, когда я оказывался на волосок от гибели, у меня было поменьше, чем у него, хотя в газеты и попали раздутые отчеты о моем падении на «Honda Blackbird»: если верить журналистам, я едва избежал фатального столкновения на скорости двести восемьдесят километров в час во время поездки со своим отцом в Шотландию в марте 1999 года, когда должен был присутствовать на церемонии вручения «Оскара» в Голливуде. В действительности же произошло следующее. На разлитом дизельном топливе заднее колесо моего мотоцикла повело в сторону, и я опрокинулся на скорости всего лишь пятьдесят километров в час, когда съезжал с развязки (причем было это через неделю с лишним после церемонии). Развивать скорость на дорогах у меня никогда особо не получалось. У меня всегда происходили опасные сближения, когда, делая поворот, я перемещался на встречную полосу, внутренне вопия: «О боже!», если на меня двигался автомобиль, и я считал, что это просто глупо. Помню перепуганные лица водителей встречных машин и то, как в моей голове билась одна-единственная мысль: «За что?» Я ведь лишь старался ехать за автомобилем, следующим впереди меня. Езда же на большой скорости по треку — совсем другое дело: здесь на тебя не выскочат со встречной полосы.

Мой первый день на гоночной трассе был организован компанией «Ducati», это произошло на кольце Инди автодрома Брэндс-Хэтч. Там должен был присутствовать Карл Фогарти, легендарный четырехкратный чемпион мира в классе «Супербайк», и представители «Ducati», зная, что я вожу 748-ю их модель, предложили мне присоединиться. Добравшись до Брэндс-Хэтча на своем мотоцикле, я обнаружил, что в брюках моего потрясающего кожаного костюма, который мне подарил журнал «Байк», сломалась молния на ширинке. Я обзавелся этим прикидом после фотосессии для журнала на своем «Motoguzzi». Меня спросили, какой бы цвет я предпочел, и я ответил:

— Ну, мотоцикл у меня желтый. Так что, наверное, что-нибудь желто-черное.

Вообще-то я имел в виду, что костюм должен быть по большей части черным, лишь с желтой отделкой. Но вот наряд прибыл. Он сильно смахивал на флаг в косую клетку — весь в черных и желтых ромбах, словно подгнивший банан. Ботинки выглядели так, как будто на них разбрызгали яркую краску. Розовую, пурпурную и зеленую — хуже просто не бывает. Перчатки были не лучше. И вот я оказываюсь на гоночном треке — впервые в жизни, — вокруг полно журналистов, многие из которых совершенно помешаны на мотоциклах, потому что им платят за то, чтобы они их разбирали по винтикам, а моя ширинка просто зияет. И тут кто-то выручил меня, дав серебристый скотч. Я обмотал им промежность своего желтого, флуоресцентного, кошмарного кожаного костюма. Ну и видок у меня был!

Журналисты допекали меня вопросами, что именно я сейчас чувствую. А я был весь во власти страха и дурных предчувствий, мечтая лишь о том, чтобы меня оставили в покое, а все вопросы задавали потом. «Ducati» поставил меня в паре со старейшим участником. Когда мы вышли на трек, он спросил меня, быстро ли я езжу. «О, довольно быстро», — ответил я. Старик признался, что его беспокоит скорость. «Давай-ка сначала поспокойнее», — предложил он. Мы выкатились на трек, я пристроился за ним, а затем он и все журналисты исчезли, буквально растворились в воздухе. Мне было на все наплевать. Но потом я решил, что в таком случае шансов у меня нет. И в первом заезде из восьми или десяти кругов так оно и оказалось. Будучи не слишком опытным мотоциклистом, я еще не освоил азы: какую выбирать передачу, как держаться гоночной трассы и как заставить мотоцикл двигаться по-настоящему. Однако за один день на автодроме можно быстро много чему научиться, да и на то, чтобы начать хорошо на нем ориентироваться, много времени не уходит. Когда свешиваешься с мотоцикла, едва не обдирая бок о дорожное покрытие — ощущение, скажу вам, весьма странное, но ничего более потрясающего я в жизни не испытывал, ну а по мере накопления опыта страх постепенно проходит. Даже теперь, когда у меня позади множество соревнований, перед первым заездом я всегда очень нервничаю, ибо гонка заключается в том, чтобы велеть своему мозгу отключить природные инстинкты, в особенности на поворотах. Сопротивляться до последнего момента, тормозить как можно позже, отрывая от полотна заднюю часть мотоцикла, и это в то время, как ты из последних сил стараешься делать все как можно ровнее и мягче, а разум кричит тебе: «Сбавь скорость!» И когда у тебя получается, ощущение — просто сказочное.

Однако езда на мотоцикле не всегда требует максимальной скорости. Надо также научиться и не спешить, где не нужно, монотонно покрывать километры, ехать себе по шоссе, позволять дороге завладеть собой, куда бы она ни вела, и не беспокоиться о конечном пункте, а лишь наслаждаться путешествием. При первой возможности я сажусь на свой мотоцикл и уезжаю на несколько дней. Пару лет назад я отправился из Лондона на северо-восток Франции, к родителям жены. Я не хотел, чтобы меня узнавали, и поэтому сделал себе на голове ирокез, надеясь, что этого будет вполне достаточно, чтобы меня оставили в покое. После дня езды по Центральной Франции я остановился в кемпинге у Тарнского каньона.

В шортах и майке, с пятнадцатисантиметровым ирокезом и огромным, недавно вытатуированным на плече сердцем, в которое вписаны имена моей жены и детей, я вошел в местный бар. Потягивая коктейль и раздумывая, не остаться ли здесь на несколько денечков, чтобы осмотреть достопримечательности и отдохнуть, я как раз собирался спросить у бармена, могу ли я заказать столик на вечер, когда какой-то посетитель посмотрел на меня так, что мне захотелось немедленно убраться оттуда. Он смотрел на меня, словно я был куском дерьма, в его глазах пылала настоящая ненависть. Спокойно покуривая за стойкой зажатую в тонких губах сигарету «Голуаз», этот француз несомненно считал меня отбросом общества, мой внешний вид вызывал у добропорядочного буржуа презрение. Меня потрясло, что один человек может смотреть на другого с такой ненавистью. И только лишь потому, что у меня был ирокез.

Я перешел через дорогу и обнаружил там ресторан со множеством свободных столиков внутри и на улице. Я зашел и осведомился, можно ли заказать столик на вечер. Официантка переглянулась с барменом. Затем оба посмотрели на меня, несколько мгновений сохраняя молчание. А потом девушка просто сказала:

— Non. Нет.

Я не поверил своим ушам. Может, она не поняла?

— Это только для меня — pour moi. Столик на одного.

— Non.

— А если где-нибудь не на виду?

— Non.

Я заполз в свою палатку и заснул, голодный, томимый жаждой, окруженный сотнями счастливых отдыхающих из Англии. А ведь именно из-за них я и выбрил себе ирокез — чтобы меня не узнавали. Маскировка оказалась настолько удачной, что теперь меня даже не хотели пускать в местный бар. За неделю путешествия по стране поклонники меня, похоже, ни разу не узнали, зато рестораторы и бармены неизменно шарахались от меня по всей Франции, и вскоре я, не выдержав одиночества и голода, сдался и заявился в дом тестя несколькими днями раньше запланированного.

Нечто похожее произошло со мной и в Алабаме, вскоре после окончания съемок «Крупной рыбы». Перед отлетом в Лондон я купил большой «Harley-Davidson Roadglide» и направился в Оклахому, дабы покататься по одному из нескольких сохранившихся участков легендарной трассы 66. Через три дня пути я прибыл в Элк-Сити, мифический конечный пункт шоссе, вдалеке от разбитой трассы, увековеченный в альбоме Вуди Гатри «Баллады пыльных бурь». Казалось, время здесь застыло — я словно попал в тридцатые годы прошлого века. Я натолкнулся на старый бильярдный зал и подумал, что неплохо бы поиграть с кем-нибудь за одним из дюжины свободных столов. В углу для пущего эффекта стоял звездно-полосатый флаг. Так и хотелось встать рядом, прижать к груди руку и замурлыкать гимн США. Какая-то молодая пара гоняла шары, а в дальнем углу трое старичков играли в карты. По соседству располагался оружейный магазин, на витрине которого красовались два объявления — «Мы не звоним 911» и «Мы сохраняем индейский дух», — а дальше по дороге стояла гостиница «Элк Сити Холидэй». Осмотрев бильярдный зал, я отправился в эту гостиницу. Весь день дул ветер силой пять баллов, и с самого начала пути мне приходилось ехать сильно склонившись вперед.

Я устал, хотел пообедать и хорошенько выспаться.

— Что желаете? — спросил управляющий.

— Я хотел бы снять номер, — ответил я, попросив номер на двоих, чтобы было посвободнее.

— К сожалению, свободных мест нет.

Стоянка снаружи была пуста. День клонился к вечеру, а не было видно ни одной машины.

— Правда? Неужели совсем ни одного номера не найдется?

— Вообще ничего.

Я перешел дорогу и снял номер в мотеле. Через несколько месяцев в «Шоу Джея Лено» я упомянул, как меня не пустили в «Холидэй», выглядевший совершенно пустым. В декабре 2003-го Джей вновь пригласил меня на свое шоу, рассказать о нашем кругосветном путешествии, и заодно торжественно вручил мне ваучер на трехдневное проживание — завтрак включен, — высланный гостиницей «Элк Сити Холидэй». Больно он мне нужен…

Так вот, вскоре мне стало мало коротеньких перерывов, когда я отдыхал от домашней рутины и съемок в кино, и я возжелал большего. По сути, я ни разу еще самостоятельно не путешествовал, ибо к тому времени, когда мне исполнилось шестнадцать, уже задался целью поскорее стать профессиональным актером. Выходные я проводил, зашивая мешки в картофелехранилище, моя машины в гараже и стоя в болотных сапогах с ведром в руке на фермах, где разводили форель, — там я выгребал из заплесневелых водоемов протухшую рыбу, — и все это ради того, чтобы внести плату за следующий семестр обучения в театральной школе и наскрести денег на жизнь. Но я всегда любил ходить в походы, жить в палатках, с удовольствием путешествовал с родителями в Бретань и в парк Камусдарах, где в начале 80-х мой дядя и наставник, Дэнис Лоусон, снимал «Местного героя» с Бертом Ланкастером. Я полюбил то побережье и небольшой дикий пляж неподалеку от лагеря; и с тех пор жизнь в палатке у меня в крови, и я научился ценить свободу и прелесть подобных поездок.

Постепенно у меня в голове начала зреть мысль о путешествии. Я предложил Чарли съездить вместе семьями в Испанию, однако это было решено отложить до того времени, когда наши дети немного подрастут. Однако так долго я ждать не мог. Я хотел предпринять что-нибудь поскорее. Прямо сейчас. И поэтому кто-то в субботу вместе с Кларой, нашей старшей дочерью, отправился в книжный магазин на Примроуз-Хилл. Для начала я купил карту мира, развернул ее на бильярдном столе у себя в подвале и пустился в самые смелые мечтания. Моя жена выросла в Китае, и я подумал, что неплохо бы туда съездить. А потом заметил, что если я направлюсь из Монголии на север в Сибирь, а не на юг в Китай, то до края Азии будет совсем недалеко. Оттуда, если, конечно, путешествовать через Берингов пролив, рукой подать до Аляски, а уж с Аляски, прикинул я, без всяких сомнений можно по асфальтированным шоссе проехать через всю Северную Америку. Из Лондона в Нью-Йорк — долгая дорога вокруг света: все это было весьма заманчиво и захватывающе. Я все еще разглядывал карту, когда позвонил Чарли. Я тут же пригласил его с женой к нам на обед.

К тому времени, когда приехали Чарли и Олли, я Уже принял решение. Чарли убеждать долго не пришлось. Зная, что я вообще натура увлекающаяся, моя жена сочла, что это всего лишь очередной безумный грандиозный план, и поскольку он казался Ив столь далеким от осуществления, она не стала спорить: «Конечно же, вы должны поехать». Олли, хотя и не возражала против нашей затеи, была несколько сбита с толку. Думаю, она как никто другой понимала, во что мы ввязываемся. Мне надо было сняться еще в трех фильмах — в «Крупной рыбе», в третьем эпизоде «Звездных войн» и в «Останься», — и затем я был свободен. На это у меня уйдет три-четыре месяца, прикинул я, и весной 2004-го мы отправимся в путешествие.

Первым делом мы приобрели «Справочник для тех, кто собирается путешествовать на мотоцикле». Мне сразу бросилось в глаза первое слово самой первой же главы. «ПОДГОТОВЬТЕСЬ» — предупреждало оно. «Как правило, первое масштабное путешествие на мотоцикле, вроде пересечения Африки, обеих Америк или Азии, требует долгой подготовки — не меньше одного года», — говорилось в справочнике, причем «не меньше одного года» было выделено жирным шрифтом. «Если же вы намереваетесь совершить кругосветное путешествие, то удвойте этот срок». Два года! Ничего себе! Да мой агент начинает беспокоиться, даже если я не занят всего пару месяцев. По карьерным соображениям я не мог позволить себе выпасть из обоймы на целых два года, да и на жизнь зарабатывать надо. То же самое относилось и к Чарли. Это у нас не вызывало сомнений, однако в книге — а она считается своего рода библией для тех, кто собирается объехать земной шар на мотоцикле — говорилось, что именно столько времени уйдет на то, чтобы спланировать путешествие, наметить маршрут, получить визы и уладить прочие формальности, выбрать и подготовить подходящий мотоцикл, овладеть основными медицинскими и авторемонтными навыками, сделать прививки, раздобыть бивачное снаряжение и запчасти для мотоциклов, выучить языки, привести себя в форму и вообще подготовиться в целом. Да уж, похоже, кругосветное путешествие так и останется несбыточной мечтой.

Однако затем мы придумали, как все это осуществить: мы заснимем свою поездку и продадим как телевизионный сериал. Мы не сомневались, что к кругосветному путешествию двух хорошо известных актеров будет проявлен интерес и какая-нибудь телекомпания поможет нам с подготовкой и профинансирует нас. А мы сосредоточимся на мотоциклах, физической подготовке и выборе снаряжения. Компания поможет нам с документами, получением оборудования и решением вопросов материально-технического обеспечения. Если мы будем снимать сами, то сможем полностью контролировать процесс и получим гарантию, что общая тональность путешествия — два друга-мотоциклиста, полагающиеся на дороге лишь на самих себя; дружба, крепнущая в невзгодах — сохранится. Поскольку на 2003 год у меня были запланированы съемки в трех вышеупомянутых фильмах, мы решили, что поиском продюсеров займется Чарли.



Чарли: В апреле 2003 года — я находился тогда в Лондоне — мне позвонил по телефону Юэн.

— Я беру отпуск с января по август следующего года, — раздался в трубке его возбужденный голос. — Давай тогда все и провернем. Я уже поговорил со своими агентами в Лондоне и Лос-Анджелесе и закрыл восемь месяцев в графике. Как у тебя дела с продюсерами?

Застигнутый врасплох, я начал блефовать.

— Э… ну… да полно желающих. Я уже говорил кое с кем, назначил несколько встреч. — Затем положил трубку, уставился в окно и подумал только: «Вот черт».

К счастью, у меня в бумажнике лежала визитка весьма энергичного и честолюбивого продюсера, с которым я познакомился на вечеринке двумя неделями ранее. Расс Малкин, напористый и самонадеянный — основные качества хорошего продюсера, — руководил телевизионной компанией под названием «Image Wizard», специализировавшейся на запуске программ, за которые все остальные считали бессмысленным даже браться. Малкин кстати попал в Книгу рекордов Гиннесса за самое быстрое производство художественного фильма: тринадцать дней от начала до конца, включая написание сценария, съемки, монтаж и демонстрацию на благотворительном показе в Лондоне. Уж он-то несомненно знал, как проворачивать дела в рекордно короткие сроки. Этот человек выпускал программы о гонках на катерах и других экстремальных видах спорта, и вдобавок он сам был мотоциклистом, так что страсть к скорости и зов дороги для него не были пустым звуком. Расс представлялся мне именно тем человеком, который был нам нужен.

Я встретился с Малкином и рассказал ему о нашем замысле. Юэн собирался вскоре вернуться в город, поэтому я назначил еще одну встречу. Затем планы Юэна изменились, и, как мне показалось, Расс начал все больше сомневаться, действительно ли в это мероприятие вовлечен и Макгрегор, а если да, то покажется ли он когда-нибудь вообще. К счастью, Юэн смог присутствовать на следующей встрече. Он поладил с Рассом, и мы отправились по независимым телевизионным компаниям, коих было изрядное количество. И повсюду мы слышали одно и то же: «Да, да, мы можем заняться этим. Нет проблем. Мы подключим Би-би-си. Они дадут денег. Предоставьте это нам. Мы обо всем позаботимся». Думаете, мы обрадовались? Да ничего подобного! Наша мечта о двух товарищах на дороге оказалась под угрозой захвата управляющими телекомпаний, этаких типов с «конскими хвостами», облаченных по стандартам Сохо — мешковатые джинсы, футболка поверх банлона с длинными рукавами да бейсболка. Юэн постиг на собственном горьком опыте, как важно сохранять независимость, когда несколькими годами ранее снимал фильм о белых медведях в окрестностях Черчилла, города на берегу Гудзонова залива на севере Канады. Продюсерская компания отредактировала его фильм и продала телекомпаниям по всему миру, нажив на этом кучу денег; Юэн же, намеревавшийся отдать свою долю защитникам белых медведей, не получил ни пенни. Однако во время тех съемок Юэн понял, что несколько недель наблюдения за чем-то совершенно новым и неизвестным доставляют значительно больше удовольствия, нежели просто отдых на пляже, а также что у него есть тяга к приключениям. В общем, сомнений не было: если мы хотим сделать телесериал, то и условия должны диктовать мы сами. Но как этого добиться?

Расс посоветовал подключить к делу Дэвида Алексаняна. Это был его старый знакомый из Лос-Анджелеса, который занимался производством низкобюджетных независимых художественных фильмов. Вместе со своей сестрой Алексис, имевшей большой продюсерский опыт — как в крупных компаниях, так и в независимых, — Дэвид специализировался на проектах, которых избегали другие продюсеры — из числа тех, что не относятся к какой-то легко определяемой категории и авторы которых полагаются на талант, оригинальность и воображение, а не на крупные вложения и шаблонные ценности. Расс заявил, что Дэвид, опытный посредник, сколотивший себе состояние на Уолл-стрит, необходим ему для переговоров в Америке. Мы встретились с Дэвидом, и он нам сразу же понравился. Этот человек, несомненно, был игроком, типичным лос-анджелесским дельцом, делающим свое дело вне зависимости от обстоятельств, но при этом не стыдящимся показывать свою страсть к чему-либо и щедрым во всех отношениях. И, что гораздо более важно, Дэвид тоже был мотоциклистом, так что, заверил нас Расс, он поймет и защитит дух нашего путешествия.

В сентябре я, Расс и Дэвид вылетели в Сидней, где Юэн заканчивал сниматься в третьем эпизоде «Звездных войн». Мы взяли в аренду два легких мотоцикла для езды по бездорожью «Yamaha Super Tenéré» и выбрались в необжитую местность, где Дэвид и Расс засняли нас на видео, которое пригодилось бы нам на переговорах с руководством телекомпаний.

После «Звездных войн» Юэн улетел в Нью-Йорк для съемок в фильме «Останься» — надо было хорошенько повкалывать, дабы обеспечить семью на время длительного отпуска. В прошлом году у него было только восемь свободных дней, и лишь незадолго до запланированного перерыва в карьере семья и агенты Юэна, поначалу считавшие наш замысел не более чем праздной фантазией человека, жаждущего хоть какого-то отдыха от весьма напряженной работы, начали воспринимать наше путешествие всерьез. Меж тем мои друзья и родные лишь подшучивали надо мной всякий раз, когда я заводил речь о поездке. Юэн увешал свой трейлер на съемочной площадке «Останься» в Нью-Йорке картами стран, через которые мы надеялись проехать, и тщательно разрабатывал маршрут. А в Лондоне, увы, все шло отнюдь не гладко. У нас до сих пор не было ни мотоциклов, ни помещения, ни денег, ни персонала, ни лагерного снаряжения, ни соответствующей экипировки. Мечты по-прежнему все еще оставались мечтами, да вдобавок Юэн изводил нас требованиями как можно скорее заключить сделку с телевидением.



Юэн: В декабре Расс и Дэвид вылетели в США для встречи с моими лос-анджелесскими агентами. Те знали, что я планирую путешествие — я от них ничего не скрывал, и им было известно, с какой целью я освободил себе время. К сожалению, встреча закончилась не так, как мы надеялись. Мои агенты сомневались, что к нашему телесериалу проявят интерес. А без поддержки телевидения найти финансы на кругосветное путешествие будет весьма затруднительно.

Я позвонил Чарли из машины:

— Чарли, мои агенты не уверены, что нам удастся заключить сделку. — По-моему, это просто убило беднягу. Голос у него был такой, будто весь мир рухнул — он ведь отказался от работы на следующий год. Чарли возлагал огромные надежды на путешествие и был уверен, что телевидение профинансирует нас. А теперь ему предстояла перспектива прийти домой и объявить Олли: «Похоже, никто это не купит».

Да, путешествие нашей мечты действительно оказалось под угрозой, однако лично мне это не представлялось такой уж трагедией. Другое дело Чарли, у которого не было договоренностей о работе после Рождества: он собирался отправиться в отпуск и испытывал нехватку средств. Для бедняги это оказалось сущим кошмаром — и он ударился в панику. Раньше мой друг говорил:

— Ничего, подождем немного, и обязательно продадим права на сериал за границу. Наверняка найдется хоть кто-нибудь, кто сочтет наш проект достаточно интересным, и тогда появятся деньги, чтобы сделать фильм.

Однако теперь отношение моих агентов к проекту вселило в нас сомнения. А вдруг и правда, нашим фильмом так никто и не заинтересуется. В конце концов, мы ведь не смогли убедить крупное голливудское агентство — где меня прекрасно знают. Похоже, придется нам взять все расходы на себя. Я уже собирался объяснить все это Жене, когда она вдруг заявила:

— А попробуйте-ка вы поискать способ совершить путешествие без Дэвида и Расса, без контракта с телестудией и без спонсоров. Собственными силами.

Получив одобрение и поддержку со стороны Ив, мы воспряли духом. Мы не сомневались, что снять фильм о нашем путешествии — замечательная идея. Все, кому мы говорили о нем, проявляли интерес. А когда мы вновь позвонили Дэвиду и Рассу, выяснилось, что они не сидели сложа руки и уже встретились с представителями «Уильям Моррис», другого крупного лос-анджелесского телевизионного и кинематографического агентства, и тех, судя по всему, проект явно заинтересовал. Они запланировали ряд встреч с представителями телекомпании в январе. Так что путешествие все-таки могло состояться.

Меж тем мы в Лондоне занимались поисками помещения. Нам нужно было нечто вроде гаража, чтобы подготовить мотоциклы, а также офисы для телевизионного персонала и аппаратная для монтажа. Мы неделями рыскали по всему городу. Большинство сдаваемых в аренду помещений были неоправданно дорогими, другие — слишком маленькими или расположенными далеко от города. Угнетенный затруднениями, которые возникали у нас в Лос-Анджелесе, и пресытившийся осмотрами совершенно неподходящих зданий, Чарли за несколько дней до Рождества заглянул в довольно непривлекательный квартал Шефердс-Буш, что на западе Лондона. Разбитый и уставший, он даже не хотел утруждать себя осмотром очередного помещения, но когда все-таки зашел внутрь, оно оказалось подлинным откровением. Здесь имелась мастерская, выходившая прямо на улицу — гараж, оборудованный подъемными металлическими воротами, так что можно было въезжать внутрь на мотоциклах. Внизу располагались кухня и офисное помещение, наверху — еще несколько комнат. Это было само совершенство. Всего лишь за несколько дней до Рождества наше мероприятие внезапно начало становиться реальным. Все, что теперь нам нужно было сделать, — это выбрать, испытать и приобрести мотоциклы, оснастить их снаряжением для путешествий, заказать запчасти, раздобыть бивачные принадлежности, организовать визы и прочие документы, потренироваться на бездорожье и удостовериться, что заключен договор с телекомпанией, которая все это оплатит. Не так уж и тяжело, все это вполне осуществимо.

3. От хаоса к счастью: день отправления

Юэн: В среду, 14 апреля, в начале десятого утра, мы отправились в путь. Перед нами на восток простирались три континента. И чтобы достигнуть Нью-Йорка, их надо было все пересечь. Итак, за сто восемь дней нам предстояло преодолеть тридцать две тысячи километров дорог и девятнадцать часовых поясов. Приготовившись к подвигам, мы с ревом вылетели на мотоциклах из нашего штаба на Бульвер-стрит. Наши друзья, родные и участники проекта громко аплодировали и выкрикивали нам вслед напутствия. Свернув за угол, мы исчезли из виду и, едва лишь продвинувшись на восток, уже сделали первую остановку — надо было заправиться на бензоколонке. А потом Чарли уронил свой мотоцикл.

Уже второй раз за утро.

Мы переглянулись. Чарли очень умный и опытный мотоциклист, поэтому легко догадаться, о чем мы оба одновременно подумали. «Неужели мы выбрали неподходящие мотоциклы? Не слишком ли они тяжелы? Не перегрузили ли мы их? И как, скажите на милость, мы будем продираться на своих мотоциклах по бездорожью, топям, болотам и пустыням Азии, если не можем удержать на них равновесие на ровном лондонском асфальте?» Честно говоря, машины наши и впрямь оказались перегружены и слишком тяжелы. Однако объяснение внезапной слабости Чарли было все-таки не столь прозаичным.



Чарли: После долгих месяцев ожидания наконец-то настал день отъезда, и вот я ехал на Бульвер-стрит вместе с Олли и дочерьми Кинварой и Дун. Я был возбужден и нервничал, дети липли ко мне больше обычного, в остальном же то утро было таким же, как и любое другое. Мы вчетвером сидели в машине — девочки хихикали на заднем сиденье, а я и Олли болтали на переднем, — все выглядело так, как будто мы уезжали из дому по обычным делам. Но затем, едва мы свернули на Бульвер-стрит, нам открылась картина, определить которую можно было как полнейший хаос. Повсюду люди. Кто занимался технической стороной, кто проверял списки. Из офисов к машинам сопровождения перевозили на тачках какие-то тяжелые коробки. Некоторые же просто ошивались вокруг, поджидая нас. Я почувствовал, что нервы мои натянулись, как струна.

С большей частью оборудования, включая и два мини-автобуса «Mitsubishi» сопровождения, вопрос решился лишь за несколько часов до отбытия, команда наша работала на износ целую неделю и провела сорок восемь часов без сна. Юэн, конечно же, подготовился и собрался заранее — еще за несколько дней до отъезда. Кажется, ничто другое не мило его душе больше, чем возможность привести в порядок вещи да аккуратно сложить их, желательно четко пометив, где что находится. Вечером перед отъездом, как позже не без удовольствия поведал мне Юэн, он отправился в постель, тщательно приготовив одежду на утро — на вершине стопки трусы и носки — и сложив ее рядышком с педантично упакованными сумками. Я же, напротив, все оставил на последний момент. На глазах у Юэна я поспешно укладывал одежду, снаряжение и запасные части мотоцикла в сумки с такой небрежностью, что он явно встревожился. Честно говоря, я даже немного позлорадствовал, увидев, что мне удалось упаковать свой багаж гораздо более компактно, чем нашему аккуратисту. Тем не менее, наши мотоциклы весили почти треть тонны — включая боковые кофры и ящик с аппаратурой (там находились средства связи и кинооборудование, специально разработанное для нас фирмой «Sonic»), сумку на топливном баке, а также большой вещевой мешок и палатку, привязанные на заднем сиденье.

Осторожно вытолкав мотоциклы на улицу, мы какое-то время не знали, что делать, опасаясь, что они опрокинутся, если мы попытаемся поставить их на боковые подножки. Провожающие смотрели на нас: Олли и дети, и мой друг Рой, владелец мотосалона «Буллет», который в последние дни сборов оказал нам неоценимую помощь. Приехала также и моя сестра-близнец Дейзи со своим парнем Питером. Он размахивал огромным транспарантом, сделанным из старого покрывала. Там было написано: «Чарли и Юэн! Удачи! Летите как бабочки!» Меня это очень тронуло. Чего нам только не подарили на прощание — крестики, медальоны с изображением святого Христофора, покровителя путешественников, и амулеты, которые мы тут же повесили на шею. Питер, широко раскинув руки, протискивался сквозь толпу и выкрикивал: «Час настал! Час настал!»

Юэна тоже провожали друзья и родные, в том числе и дядя Дэнис. Олли сделала мне чашку кофе, но большей частью держалась в стороне. Девочки плясали вокруг меня, висли на мне и забрасывали кучей вопросов, но я слишком нервничал, чтобы отвечать. Впервые в жизни я действительно нервничал. Сказалось постоянное напряжение. Сколько раз я просыпался посреди ночи, особенно в период между Рождеством и Новым годом, и сердце мое сжималось, поскольку перспектива заключить контракт с телевидением казалась несбыточной. Я все мучился, правильно ли поступаю, уезжая на три месяца и оставляя семью, и меня терзали мысли о том, что может случиться, если вдруг что-то пойдет не так. Каждый мотоциклист знает закон дороги: одно серьезное падение — и тебе крышка. И зная, что говорить о таких вещах с женой нельзя, я в одиночку сражался со своими демонами. Юэн признался, что и его одолевали те же мысли. И у него бывали бессонные ночи. Иногда утром, придя в мастерскую, по уставшим, налитым кровью глазам друг друга мы понимали, что оба провели сегодня полночи, размышляя об одном и том же.

Юэн говорил, что это было самое долгое в его жизни прощание. Каждый день в течение последних двух недель сборов он приезжал в мастерскую и сетовал на то, что в доме его воцарилась атмосфера неимоверной грусти. Как-то утром он был подавлен более обычного и рассказал, как накануне вечером танцевал под новый альбом «Proclaimers», кружился по кухне с Кларой, своей старшей дочкой.

— Ей это так нравилось. Я держал Клару на руках. Мы кружились, и тут я посмотрел на Ив и увидел, что она плачет. Это было ужасно… В такой обстановке только и остается, что грустить.

Иной раз, чувствуя, что его близкие крайне расстроены из-за его неминуемого отъезда, Юэн просто не мог приехать в мастерскую вовремя. Моя Олли вела себя иначе: ей надоели наши четырехмесячные сборы, и она только и ждала, когда же мы наконец отправимся в путешествие. Родные Юэна принимали все гораздо ближе к сердцу, никак не могли примириться с его отъездом. Буквально за несколько дней до старта он сказал мне:

— До чего же хреново мне вчера было — и дома у нас такая тягостная атмосфера, что хочется поскорее оттуда сбежать. И я ощущаю это постоянно. Переживаю вместе с Ив. Она из-за моего отъезда просто сама не своя. Не то чтобы я чувствовал себя виноватым или что-то в этом роде. Но видеть ее скорбь просто невыносимо.

В понедельник, всего за два дня до отъезда, мне тоже вдруг стало хреново. Отмахнувшись от своих страхов и тягостных мыслей, я сказал себе, что все будет в порядке. Я просто уезжаю по работе. И обратный ход уже дать нельзя.

Прежде чем мы вывели мотоциклы на улицу, приехали Расс и Дэвид вместе с менеджером проекта Джо Меллинг, притащившей кучу всяких документов. Джо объяснила, что это копии всех виз, водительских прав, паспортов и прочих необходимых бумаг. Меня это просто вывело из себя.

— И ты приперлась, блин, чтобы отдать нам все это накануне отъезда! А раньше что, нельзя было? Теперь придется все распаковывать и запихивать эти бумажки! — орал я. — О чем ты, блин, думала вчера или позавчера? Ну разве можно быть такой дурой?

Я был в ярости, но вскоре мой гнев утих и я почувствовал себя виноватым. Джо без устали трудилась, чтобы получить все эти визы, и, пока я спал себе дома, всю ночь возилась с документами. В тот раз я впервые за весьма продолжительное время вышел из себя. Я обнял Джо, извинился и сказал, что чувствую себя кретином. Однако в глубине души я все еще был зол — ведь придется перекладывать вещи, да и мотоцикл станет еще тяжелее.

Поэтому, когда настало время последнего прощания, меня буквально трясло. Юэн уже попрощался с Ив, дочерьми и матерью дома, уехав от них с мокрым от слез лицом. К счастью, мои дочери, Дун и Кинвара, вели себя довольно спокойно, потому что мы обсудили все это накануне. Я крепко обнял их и велел заботиться о маме. Затем я поцеловал Олли и тоже обнял ее, сдерживая эмоции до тех пор, пока не перекинул ногу через мотоцикл — и вот тогда-то я и грохнулся. Не в силах удержать огромный вес, я уронил мотоцикл на глазах у тридцати человек. Я взглянул на Олли и сразу понял, что она испытывает. Слезы градом катились по ее щекам, и у меня совсем уж поехала крыша. С помощью нескольких провожающих я поднял мотоцикл и, стиснув зубы, помчался прочь от родных и друзей. Хорошо еще, что Юэн ехал впереди. Меня так трясло, что я с трудом удерживал мотоцикл. Руль не слушался. Я не мог вести машину. Не мог вообще ничего. Шефердс-Буш-Грин растворялся в потоке слез, застилавших стекло шлема. К тому времени, когда мы доехали до заправки, я совершенно пал духом. Все чувства — боль разлуки с близкими и переживания из-за всех тех семейных трудностей, что навалились на нас в последние несколько дней, пока мы отчаянно пытались уладить дела накануне моего отъезда, — разом вскипели во мне. И я снова уронил мотоцикл, разбив при этом поворотник. Машина уцелела, но моему самолюбию был нанесен чувствительный удар.

Вместе с Роем, который доехал с нами до заправочной станции на маленьком и юрком итальянском мотоцикле, Юэн помог мне поднять мою машину. Пытаясь взять себя в руки, я вспомнил слова Джейми Лоутера-Пинкертона, бывшего офицера SAS, Специальной воздушно-десантной службы, который обучал нас выживанию во враждебной обстановке: «Если сможете пережить подготовительный период — то справитесь с любым заданием». А мы выдержали подготовку, целых три месяца, но меня все еще изводили сомнения, что мы неправильно подобрали мотоциклы. Я всегда отдавал предпочтение КТМ, более легкому по сравнению с BMW. И, похоже, был прав.



Юэн: С того самого момента, как мы решили объехать вокруг света, Чарли пребывал в убеждении, что ехать нужно только на внедорожниках, изготовленных на заказ КТМ — небольшой австрийской компанией, специализирующейся на внедорожниках для гонок класса «эндуро» и «мотокросс». Единственный мотоцикл этой фирмы, на котором он ездил, был мой «КТМ Duke», но Чарли знал, что гонщики на их машинах неизменно получали первые призы на ралли Париж-Дакар, самой тяжелой гонке по бездорожью, а последние четыре года выигрывали чемпионат мира в классе «эндуро». В 2004 году все пять лучших гонщиков ездили на мотоциклах КТМ — вполне убедительный аргумент для каждого байкера. Опытные мотоциклисты ценят компанию КТМ даже больше, чем другие известные фирмы. Как образно выразился на этот счет Чарли: «КТМ — это „Rolling Stones\". Все остальное — так, попса».

Чарли давно уже принял решение о том, какие мотоциклы нам нужны.

— Я всегда хотел КТМ, — объявил он. — Их мотоцикл сконструирован совсем по-другому. Он много легче и тоньше других машин. КТМ отвечает всем требованиям, которые предъявляет это путешествие. Плюс у него есть пресловутый ФУ, «фактор улыбки». На этом мотоцикле приятнее ездить. И я думаю, что парни, которые работают в КТМ, народ очень веселый.

Но меня все это не очень убеждало, и поэтому в начале января, когда надо было определяться с мотоциклами, мы отправились на учебную внедорожную базу компании BMW в горах Маяки Бекона на юге Уэльса. Погода была отвратительной, стоял туман. Земля была сырая, хорошо хоть не шел дождь. Бригада инженеров и администраторов BMW подвела нас к «1150 GS Adventure», своему наилучшему внедорожнику. Это была массивная тяжелая машина с карданным приводом, тормозами с антиблокировочной системой и сервоусилителем, огромным двигателем «Boxer» объемом в 1150 кубических сантиметров, рукоятками с подогревом, тридцатилитровым бензобаком для пробега в триста двадцать километров и кучей всяких приспособлений.

Пока Дэвид и Расс в старинном пабе, в котором до сих пор сохранились дубовые балки, вели переговоры с представителями BMW, мы с Чарли погоняли пару часиков — сначала по местным дорогам, затем на полигоне BMW площадью 2100 га. После поездки даже Чарли вынужден был признать, что он приятно удивлен:

— А мотоциклы этой марки оказались много лучше, чем я ожидал. Я раньше предвзято относился к BMW, но теперь понял, что был не прав. Мне хватает смелости признать это. Но все-таки этот мотоцикл офигенно тяжел, и порой я с трудом его вытягивал, когда он увязал.

Сам я пришел к мысли, что BMW — прекрасная машина. Хотя я и уронил мотоцикл, когда совершал медленный разворот на треке, все равно он произвел на меня сильное впечатление. Но больше всего мне понравилось, что когда мы выехали назад на дорогу, BMW действительно отлично меня слушался. Мне даже захотелось поехать на нем до Лондона. Я удивился, почему некоторые мотоциклисты про BMW и слышать не хотят. По-моему, так управлять им было просто фантастикой, я чувствовал себя по-настоящему комфортно, и мне казалось, что эта машина будет ехать вечно. Она была такой основательной, а размеренно рокочущий двигатель словно говорил, что без труда обвезет нас вокруг всего света.

Двумя днями позже мы уже были в офисе КТМ, располагавшемся в совершенно неописуемой промышленной зоне в Милтон-Кинсе. Разумеется, мастерская без окон не такая роскошная, как гостиница «Аберкраф», но по лицу Чарли было видно, что для него это сущий байкерский рай. Как только мы вошли в покрытое известкой здание из шлакобетона, мой друг моментально расплылся в широкой улыбке.

— Ух, ты только глянь на это! — воскликнул он. Прямо перед нами стояли два блестящих мотоцикла КТМ, 640-кубовый и «950 Adventurer». Я понял, что, по мнению Чарли, у BMW просто нет шансов.

Мы протестировали оба мотоцикла на полигоне КТМ, обычном забетонированном участке за бывшим аэродромом. Со всего лишь несколькими конусами дорожного ограждения, расставленными по разбитой поверхности, да какими-то досками на земле, он, конечно же, и в подметки не годился роскошному полигону BMW в Уэльсе. Но это не главное: мотоциклы КТМ отработали блестяще, вдохнув в нас значительно большую уверенность в своих силах, нежели машины BMW. Предстояло выбрать между «КТМ 640», более легким и более приспособленным для езды по бездорожью, и «КТМ 950 Adventurer», на котором на бездорожье пришлось бы трудновато, но зато он просто летел бы со скоростью сто сорок-сто шестьдесят километров в час по автострадам Северной Америки. Механики КТМ предупредили нас, что в пути заниматься ремонтом «950 Adventurer» будет сложнее, и особо подчеркнули, что почти у всех участников ралли Париж-Дакар именно 640-я модель. Однако мы отдали свои сердца машине побольше. Топливный бак 950-го был маловат, но нас это не обеспокоило. Мы были убеждены, что как-нибудь выйдем из положения.

Когда наступило время обеда, Чарли пребывал в таком восторге от мотоциклов, что не хотел уходить с трека. Он решил поесть в седле.

— Это просто фантастика, как раз то, о чем я мечтал, — не унимался мой друг. — А может, даже немного больше.

Обедая с местными механиками, мы обсудили сравнительные достоинства мотоциклов и твердо остановились на КТМ. И тут Расс поинтересовался, какой мотоцикл мы бы выбрали, если бы нам пришлось отправиться в длительное путешествие прямо сейчас.

— Раз уж ты спросил, — начал я, — если рядом с КТМ стоит «BMW GS Adventure», а мне прямо сейчас надо мчаться в Шотландию и у меня имеются оба комплекта ключей, то я предпочел бы поехать на GS.

Чарли тут же вмешался:

— Но он такой… такой… Он не возбуждает. Нет… На нем как-то не очень сидеть. У BMW, знаете ли… Что мотоциклы, что автомобили. То есть, я хочу сказать, это прекрасные машины, но водить их скучно. Просто сидишь, и все работает.

— Только не «325i», на котором я ездил под Рождество. Скучно не было, — парировал я.

— Может, и так, но… я не знаю… Зато они уж точно практичные.

— Ты прав. BMW практичен, потому что немцы не выпендриваются, а делают то, что должны. И держат марку вот уж много лет.

Вмешался Дэвид:

— Ребята, успокойтесь…

Но меня было уже не остановить:

— Ладно, есть и еще кое-что. Многие сотрудники КТМ, с которыми мы беседовали, слегка нервничали, когда речь заходила о путешествии на мотоцикле. А вот на BMW, черт их побери, ездят по всему миру уже пятьдесят лет. Это проверенный мотоцикл.

— И что с того? — возразил Чарли. — Нам надо проехать всего-то тридцать тысяч километров. И любой мотоцикл, автомобиль, любая машина, как тебе известно, вполне в состоянии проделать это. Ты можешь совершить такое путешествие на любом современном средстве транспорта. Я, кстати, слышал, что КТМ пользуются курьеры. Представь себе, курьеры на них ездят и просто торчат от этого.

Однако я хотел рассмотреть все варианты, сохраняя непредвзятость. Чарли, быть может, и прав, думалось мне, но еще слишком рано принимать окончательное решение.

Снова включился Дэвид:

— Знаете, какое сравнение пришло мне на ум? Вот КТМ стоит здесь, готовый к старту, и он выглядит просто как супермодель. Ну, вроде, не хочешь ли провести вечерок с Клаудиа Шиффер? Блин, да ведь это самый сексуальный мотоцикл на планете!

— Или возьмем BMW, — добавил Чарли, воодушевившись аналогией Дэвида, — это будет девица из кулинарного шоу.

— Точно. Вы хотите перепихнуться, — продолжал Дэвид, — и у вас есть выбор…

— Две толстухи или две супермодели, — перебил Чарли.

— Ладно, ладно, не возбуждайтесь вы так, — ответил я, — я вовсе не отговариваю вас от этого офигительного КТМ. Просто у BMW замечательная репутация, только и всего. «КТМ 950» — конфетка, а не мотоцикл, но я все же не уверен, что он так же надежен, как и BMW. Я считаю, что в компании BMW делают мотоциклы, которые в состоянии объехать вокруг света, и я считаю, что они, наверное, единственные, кто изготовляет подобные машины. Если вдуматься, то это единственный мотоцикл, который разработан и построен именно для того, что мы и хотим совершить, хотя это вовсе не значит, что мы не добьемся того же на КТМ. Думаю, добьемся — даже уверен, что добьемся.

— Я только… — начал было Чарли.

— Слушай, ну мы, блин, нашли проблему. Какой из двух суперских мотоциклов нам выбрать? Ну просто вопрос на засыпку. Да мы шикарно устроились!

На следующей неделе мы посетили фирму «Honda». Едва лишь вступив в огромный цех, где рядами стояло практически все, что они производят — начиная от грузовиков и легковушек и заканчивая мотоциклами и газонокосилками, — мы поняли, что эта фирма нам не подходит. Справедливости ради надо признать: они тоже выпускают замечательные мотоциклы. Их «Africa Twin» — просто классика прочности, и еще нам рекомендовали их «Varadero», но мы видели, что им не сравниться ни с сексапильностью КТМ, ни с основательностью BMW. Протестировав мотоциклы на улицах Суиндона и трассе М4, мы отправились пообедать в закусочную, где все хорошенько обсудили и пришли к следующему заключению: «Honda» слишком корпоративна, и их мотоцикл — не то, что мы ищем.

— Думаю, существует только один мотоцикл, который создан для кругосветного путешествия, — заявил я.

— И это КТМ, — подхватил Чарли.

— Да послушай ты меня спокойно. Из тех мотоциклов, что мы уже опробовали, нам подходит только один…

— И какой же?

— «Бумер».

— Я так не думаю.

— Он просто создан для подобного путешествия. Это не значит, что он единственный, на котором мы можем поехать, но…

— Я считаю, что и с BMW будет то же самое, что и с «Varadero», — упорствовал Чарли. — Через какое-то время он нам надоест. И BMW с нагрузкой…

— Через какое-то время нам надоест любой мотоцикл. Надоест, потому что мы собираемся ехать шесть дней в неделю, причем целых пятнадцать недель подряд. Так что давай не беспокоиться о том, что нам станет скучно через десять минут. Мне кажется, что…

Но Чарли перебил меня:

— Лучше КТМ все равно ничего нет. На нем легче ехать. Он лучше сбалансирован.

— Мне кажется, в первую очередь следовало бы подумать о надежности, — стоял на своем я.

К концу января Чарли все-таки убедил меня. «Фактор улыбки» одержал верх над прозаической надежностью, и мы решили, что нам подходит КТМ. К тому времени, когда мы отправились в Лондон на встречу с Эрланом Идрисовым, послом Казахстана, даже я пребывал в восторге от замечательного австрийского мотоцикла. Все, что нам теперь оставалось сделать, это убедить КТМ проспонсировать нас. Зная, что они не обладают средствами крупных компаний вроде BMW, мы умерили свои аппетиты: всего лишь небольшое финансовое вложение, окупающее часть затрат на путешествие, и четыре «950 Adventurer», плюс необходимые запчасти. Дэвиду столь значительная уступка (он рассчитывал на полное спонсорство) не понравилась.

— Пусть раскошеливаются, все вложения окупятся, — настаивал он. — Если ваш сериал будут показывать в прайм-тайм, а в телепрограммках рекламу украсят ваши физиономии и два их мотоцикла, то компания окажется в выигрыше. — Но мы-то понимали, что за свое решение выбрать КТМ нам придется платить.

И снова мы оказались перед дилеммой, отравлявшей все наше предприятие. Время, а не деньги было главным решающим фактором. Из-за моих обязательств перед продюсером у нас не было года или двух на подготовку к путешествию. У нас было всего лишь три с половиной месяца. Нам пришлось нанять людей, которые нам помогали. А это означало, что им надо платить. Чтобы покрыть расходы, мы делали телесериал, а это, в свою очередь, требовало вовлечения еще большего количества людей, которым тоже нужно платить. Поэтому мы и вошли в мрачный мир корпоративного спонсорства. Вечером перед прибытием на нашу штаб-квартиру представителей КТМ Дэвид в своей оригинальной манере резюмировал, что же такое корпоративное спонсорство:

— Можно выйти и купить мотоцикл в розницу, смонтировать фильм в свободное время и спустить все свои деньги. Но если вы хотите все за бесплатно, вам придется — как это говорится? — встать раком.

Представители КТМ пообещали, что приведут на переговоры (мы очень надеялись заключить сделку) Томаса Юнкерса, немецкого режиссера, ездившего на «950 Adventurer» в Сибирь. Это нас обеспокоило. Вечером накануне Чарли сказал, что теперь-то нам действительно надо быть осторожными:

— КТМ хотят привести парня, который уже сделал это, который проехал через Сибирь: пусть, мол, посмотрит наш график. Но он может полностью его разосрать.

Я был настроен скептически по другим причинам:

— Я собираюсь пересечь Сибирь, но абсолютно не хочу говорить об этом с тем, кто уже проделал это. Почему? Да потому, что он расскажет, как все делал, а ты лишь повторишь это. Ну и зачем это надо?

На следующий день в Лондон прибыл коммерческий директор КТМ Георг Опитц вместе с Юнкерсом. Когда мы увидели заявившегося к нам в штаб человека — на которого необходимо было произвести впечатление, если уж мы надеялись заручиться поддержкой КТМ, — здоровенного верзилу, то поняли: будет не так-то просто убедить его, что мы действительно способны выполнить задуманное. Юнкере был весьма скуп на похвалы и не пришел в восторг от намеченного нами маршрута.

— Широких степей на северо-западе Казахстана надо избегать, — заявил он, — поскольку при Советах там был полигон для испытания биологического оружия. Там у всех проблемы с горлом из-за того, что вытворяли коммунисты, — провозгласил он высокомерно. — Если вы там остановитесь, не пейте воду. Никакой местной еды. Никаких овощей.

В северо-восточный Казахстан нам, по его словам, тоже лучше было не соваться.

— Нет, нет, нет. Не по этим дорогам, — утверждал Юнкере. Водя толстыми пальцами по карте, он отчитывал нас: — Да вы что! Здесь только угольные шахты… До восемьдесят девятого года тут испытывали атомные бомбы… А здесь проехать вы сможете только так, что бы вам ни говорили… Ну а тут одни сплошные кладбища. Это закрытый район… Можете проехать здесь, но этот район полностью уничтожен, и там высокий уровень радиации. Очень высокий.

Мы договорились с казахским послом в Лондоне — который, кстати, уверял нас, что его молодая страна безопасна, прекрасна и ее несомненно стоит посетить, — о проезде в Россию через КПП, обычно предназначенный для грузового движения.

Томас, узнав об этом, изумленно поднял брови.

— Вы уверены? Обычно этот район закрыт, — категорически заявил он. — Там наверняка нарветесь на военных. А пропуска-то у вас нет. И сразу возникнут большие проблемы.

Вечно всем недовольный, Томас нас просто замучил. Чарли попытался пошутить с ним:

— Мы только попробуем, а если не получится, то всего лишь придется поехать в объезд, где-нибудь да найдется другой пропускной пункт.

— Проезд там только один, и проблема в том, что через него не пропустят на личном мотоцикле, — отрезал Томас. Скрестив руки на груди, он высокомерно разглядывал нас, словно лишь наивные идиоты могут надеяться отыскать другие маршруты.

И опять завел свою песню. Если верить Томасу, абсолютно все пограничные пункты, в которых мы планировали пересекать границы, будут закрыты. Маршруты, по которым мы хотели ехать, непреодолимы. На заправочных станциях, на которые мы рассчитывали, бензина не окажется. Все эти разрешения, визы и таможенные документы, организацией которых занималась наша группа поддержки, окажутся бесполезными перед лицом местной бюрократии. А все те переговоры, которые мы предусмотрительно вели с послами, местной полицией и правительствами Казахстана, Монголии и России, нам совсем не помогут. Юнкере снова и снова указывал на карту и талдычил:

— Если вы застрянете здесь, то это будет концом вашего путешествия. Выхода отсюда нет.

А что касается наших карт, то, по мнению Томаса, они никуда не годились. Нам требовались русские военные карты, выполненные в масштабе 1:500 000, и Юнкере настоятельно рекомендовал их приобрести.

Особенно раскритиковал Юнкере наши планы относительно Восточной Сибири, где нам предстояло самое трудное испытание — там по Тихоокеанскому побережью от Якутска до Магадана проходила так называемая Дорога Костей.

— Рассказывайте, что вы знаете об этой трассе, — потребовал он.

— Ну… мы говорили кое с кем, узнали некоторые подробности от тех, кто участвовал в Гонке Тысячелетия — это, кстати, тоже было путешествие на мотоциклах вокруг света, — ответил я.

— И вы собираетесь проехать ее за две недели?

— Вообще-то, да. Мы рассчитываем на четырнадцать дней, — кивнул Чарли.

— Хотя лично мне кажется, у нас на нее уйдет восемнадцать дней, — вставил я.

— А что вы запоете, если я скажу вам, что эта дорога займет шесть недель? — рявкнул Томас.

— Мы знаем, что два года назад один парень проехал ее за… Я не помню точно, за сколько дней, но не за восемнадцать. А быстрее, — парировал Чарли. — А в прошлом году по ней проехали другие, именно по этому участку. И у них ушло на всё, кажется, дней шестнадцать.

На это Томас ничего не сказал. Он заявил, что мы едем в неподходящее время года. В июне, по его словам, Сибирь еще полностью не отойдет от суровой зимы. Некоторые районы Монголии и Казахстана тоже будут непроходимы. Это все, разумеется, было принципиально, однако у нас имелись абсолютно иные сведения, полученные от местных жителей. Снова и снова Томас качал головой и щелкал языком, несогласно кривя губы. Мы поняли, что проиграли битву за убеждение человека, к которому прислушивается руководство КТМ. Оставалось только надеяться, что у них хватит смелости несмотря ни на что поддержать нас.

Через два дня, в пятницу 13-го, нам позвонили из КТМ. После разговора с Георгом Расс пришел в мастерскую.

— Плохие новости, — объявил он. — Георг сказал, что вчера у него был долгий разговор и что принять решение было очень трудно. Проект им очень нравится, сказал Георг, но Томас Юнкере вернулся после встречи в Лондоне в среду и заявил, что у него вызывает беспокойство ваше путешествие по Сибири…

— И они отказываются от своего предложения, не дадут нам мотоциклов и остального? — перебил я.

— Точно, — отозвался Расс. В КТМ, несмотря на весь их опыт участия в гонках Париж-Дакар, сомневались — а вдруг их мотоциклы не выдержат кругосветного путешествия.

Новость сразила Чарли наповал:

— Я же говорил, не надо было того типа сюда приглашать. Что Томас им такое сказал? Что нам это не по силам? Или что это в принципе невозможно?

Чарли метался по комнате, рвал на себе волосы и ругался.

— Такое чувство… как будто весь мир рухнул, — стенал он.

Я позвонил Георгу Опитцу.

— Добрый день, это Юэн Макгрегор. Мы с Чарли несколько ошарашены, что вы отозвали свое предложение, и мне очень интересно знать почему. Судя по всему, вас отговорил мистер Юнкере, и мне кажется, что это не совсем честно.

— В вашем плане было множество провальных пунктов… — загадочно ответил Георг и подробно перечислил, него именно опасаются в КТМ.

Я понял, что мне его не переубедить и повесил трубку.

— Они считают, что из нашей затеи что-нибудь войдет. Томас Юнкере сказал, что мы подготовлены лучше, чем он ожидал, но кое к чему мы все-таки совершенно не готовы. Представь, Георгу не нравится, что мы собираемся проехать через неизвестные области — и я ему объяснил, что в этом-то и заключается вся прелесть путешествия. Разве это не понятно? Нам нужны приключения, а не экскурсии. А какие могут быть приключения при полном отсутствии опасностей и неопределенности, — сказал я Чарли и заключил: — Теперь, как ты понимаешь, нам надо определиться, обращаться ли к BMW. Или же взять два новых «Honda Africa Twins» и переоборудовать их? Ну, что будем делать? Надо решать.

Чарли ответил не задумываясь:

— Поедем на BMW и покажем этим чертовым придуркам, какую ошибку они совершили. — Но я видел, что он был страшно разочарован.



Чарли: Отказ КТМ был подобен грому среди ясного неба. Я просто растерялся. И был удивлен, когда Расс немедля отправился к BMW, а они тут же откликнулись. Они без обиняков предложили нам кучу всего, выражая при этом величайшее счастье, радость и гордость, что являются частью проекта. Вопрос о том, сможем ли мы это сделать или не сможем, даже не стоял. Руководители BMW действительно понимали, что мы затеяли великое дело и что их мотоцикл как раз и создан для подобных вещей. А как насчет Восточной Сибири? — спросили мы. Приключение, ответили они, частично и заключается в том, чтобы пытаться. Не получится — так не получится. Надо двигаться, пока есть возможность. Но я все никак не мог смириться с отказом КТМ. Эх, до чего же я хотел поехать в кругосветку на их мотоцикле! Но, пообщавшись с представителями BMW, я понял, что это тоже очень неплохой вариант. Может, у них и не самые идеальные мотоциклы, но они прекрасно подходили для нашего приключения.

Но более всего меня поразил Юэн. Думаю, в глубине души он с самого начала хотел сотрудничать с BMW, но положился на меня и доверился моей страсти к КТМ, пускай я и был в некоторой степени ослеплен этой моделью. Нет, Юэн и впрямь настоящий друг. Он согласился на КТМ ради меня, и я был тронут до глубины души. За это я полюбил его еще больше.

И вот ровно через два месяца мы стояли на площадке перед бензоколонкой в Шефердс-Буш, а на асфальте лежали осколки моего поворотника. Это было зловещее предзнаменование. Два месяца привыкания к мотоциклам и двухдневный курс езды по бездорожью научили нас, что к «Бумеру» нужно относиться с уважением. Это тебе не два легковесных байка, а парочка самых тяжелых мотоциклов. И, зная, что нам предстоят гораздо более сложные испытания, мы выехали с заправочной станции и двинулись по Хаммерсмит-Роуд с тяжелыми сердцами. Приближаясь к развязке на Хаммерсмит, одном из самых загруженных перекрестков Лондона, мы остановились рядом с белым фургоном, перевозившим строителей.

— Эй, а мы видели вас вчера по телевизору! — прокричал один из них в окно. — Когда вы отправляетесь?

— Сейчас! Прямо сейчас! Едем в Фолкстон! К тоннелю через Ла-Манш! — прокричал я в ответ.

— Просто не верится! Неужели прямо сейчас? — снова закричал он, теперь уже высунувшись из окна. — Удачи! — Строитель помахал нам рукой.