Сергей Петрович Антонов

Первая должность

Сразу после окончания института Нина Кравцова получила назначение на строительство высотного дома. Она жила вместе с родителями в одном из тихих, мощённых булыжником московских переулков. Хотя через несколько дней после защиты дипломной работы Нина отпраздновала своё двадцатитрехлетие, но и после этого при первом знакомстве многие считали, что она учится на первом или втором курсе и давали ей не больше двадцати лет. Трудно сказать, отчего это происходило. Может быть, оттого, что за всё время, проведённое в институте, она так и не отвыкла полностью от школьных повадок и называла усатых студентов «наши мальчики», а может быть, людей путали её большие, широко расставленные доверчивые глаза и маленький тупой нос со следами детских веснушек. И только хорошо знавшие Нину с удивлением замечали, как быстро созрели её ум, сообразительность и практическая смётка.

О высотном доме в тресте Нине сказали: «Объект недавно начат и неполностью ещё укомплектован инженерно-техническими работниками. Мы надеемся на вашу помощь, инженер Кравцова», — и в последних словах Нина уловила знакомые ей нотки снисходительной насмешливости взрослого человека, разговаривающего с девочкой. Но на этот раз Нина не обиделась.

«Ничего, — думала она, возвращаясь из треста домой. — Вот начну работать, тогда разговаривать со мной станут по-иному. Начальник строительства ждёт меня через месяц. Он будет доволен, что я отказалась от своего последнего студенческого отпуска».

На следующее утро она надела светлое шёлковое платье, босоножки, взяла свою белую сумочку, первый раз в жизни наняла такси и поехала на стройку. В белой сумочке лежали документы: комсомольский билет, обёрнутый в целлофан, паспорт, в котором была устаревшая надпись «учащаяся», и новенький инженерный диплом с шестизначным номером и красным оттиском «с отличием».

Стальной каркас высотного дома, похожий на огромную этажерку, был виден издали, но ехать пришлось долго, по разным улицам, то приближаясь, то словно удаляясь от него.

— Вы там работаете? — спросил шофёр.

— Да, — подумав, ответила Нина.

— Много этажей будет?

Этого Нина ещё не знала.

— Двадцать шесть, — сказала она небрежно, но, спохватившись, что шофёр, может быть, задал вопрос, чтобы проверить её, добавила: — Не считая башни.

Наконец они подъехали, и Нина направилась к воротам. На стройку въезжали тяжёлые самосвалы, шли женщины в брезентовых штанах. У ворот её остановил дедушка в коротком пиджаке, отдал честь и виновато проговорил, что посторонним входить нельзя. Немного обидевшись, Нина объяснила, что она не посторонняя, и показала диплом.

— Такой документ для нас недействительный, — вздохнул дедушка. — Пройдите в проходную, возьмите пропуск.

«Все идут без пропусков, а мне обязательно пропуск», — ещё больше обиделась Нина.

— Мне к начальнику строительства, — сказала она с неумелой строгостью.

— Всё одно. Хоть к начальнику, хоть куда, а надо пропуск, барышня, — грустно сказал дедушка. — Звоните по тридцать седьмому

Через полчаса ей дали розовый талончик, и она вошла на строительную площадку с совершенно испорченным настроением.

Высоко в небо уходил стройный металлический каркас, состоящий из горизонтальных стальных балок-ригелей и вертикальных колонн. Отсюда, снизу, он уже совсем не был похож на этажерку; величественная, словно вычерченная в воздухе, стройная громада уходила ввысь, в синее небо. По небу плыли облака, и от этого казалось, что огромный каркас медленно заваливается. Гремя стальными кузовами, в разные стороны ехали самосвалы с песком, бетоном, контейнерами, грузовики с железобетонными плитами и чугунными трубами. Над головой Нины щёлкнул репродуктор, и женский голос с украинским акцентом проговорил: «Начальник третьего участка, немедленно дайте заявку на транспорт. Повторяю. Иван Павлович, главный инженер требует заявку на транспорт. Повторяю. Иван Павлович, пожалуйста…» — но что ещё повторял репродуктор, не стало слышно: где-то на большой высоте по колонне начали бить кувалдой, и каркас загудел, как гитара. Множество людей что-то делали, куда-то торопливо шёл парень с красным сигнальным флажком, а за ним монтёр с контрольной лампочкой, ввёрнутой в патрон и словно сорванной вместе с проводами. А возле забора стояла девушка с медными серёжками и прибивала сделанный по трафаретке плакат, на котором было написано: «Монтажник проверь рабочее место», и после слова «монтажник» не было запятой. Нина в душе пожалела девушку за то, что на таком интересном строительстве она выполняет такую пустяковую работу, и пошла к конторе.

Начальника на месте не оказалось. Молоденькая секретарша довольно равнодушно посоветовала Нине пройти в отдел кадров — третья дверь налево — и заполнить анкету. Начальник отдела кадров встретил Нину тоже без особого удивления. Он достал из несгораемого шкафа бланки анкеты, предупредил, что прочёркивать, зачёркивать и писать «нет» нельзя, и попросил завтра принести фотокарточки, на которых видно два уха. «Ничего нет особенного, — старалась утешить себя Нина. — Сюда каждый день поступают люди. Почему, действительно, ко мне должно быть какое-то исключительное отношение?» Потом она сидела в приёмной, ожидая начальника до тех пор, пока секретарша не посоветовала ей зайти к главному инженеру Роману Гавриловичу.

— Может быть, вы доложите обо мне? — спросила Нина, значительно поджав губы.

— Зачем о вас докладывать? Идите так.

Кабинет главного инженера был так же беден мебелью, как и приёмная. На совершенно пустом письменном столе лежал кирпич — обыкновенный розовый строительный кирпич с дырками. Сидящий за столом высокий сухощавый человек с тонкими загорелыми руками говорил по телефону. Чёрные волосы его были замусорены сединой, как сеном. «Нервный», — подумала Нина, увидев на столе скрепки для бумаг, сцепленные цепочкой.

— А теперь найдите чертёж ка-эр двести семьдесят два, — внимательно разглядывая Нину, говорил кому-то главный инженер хрипловатым голосом. — Побыстрее. Нашли? Видите, там слева, у оконного проёма, цифра двенадцать сорок. Ну вот, прибавьте высоту стойки — это и будет отметка ваших лесов. Нет, ниже нельзя. И на десять сантиметров нельзя. — Главный инженер сдвинул мохнатые брови, взгляд его остановился на белой сумочке, и Нина мысленно поругала себя за то, что взяла её с собой. — Как же так не к чему подмоститься? Надо самому соображать, дорогой мой! Найдите-ка чертёж ка-эр двести двадцать один… Вот, вот, выпустите консоли… подложите подушечки…

Главный инженер положил трубку и удивлённо спросил:

— Вы ко мне?

— Да… — Нина хотела назвать его по имени-отчеству, по забыла отчество. — Я направлена к вам на работу

Он раскрыл диплом и углубился в чтение оценок по предметам.

— Диплом без пятнышка, — сказал главный инженер. — Надеюсь, он всегда останется таким?

— Надеюсь, — солидно ответила Нина.

— Это не так просто. — Главный инженер мельком взглянул в анкету и повторил: — Это не так просто, Нина Васильевна! У нынешних молодых образованных людей много законных претензий. На одном месте не нравится одно, на другом — другое. И, естественно, такой молодой человек начинает бегать с работы на работу и всюду предъявляет диплом с отличием… Ну бывает, захватают, запачкают…

— Я думаю, что… — начала было Нина.

— Где вы проходили преддипломную практику? — бесцеремонно прерывая её, спросил главный инженер, и но тону его Нина поняла, что она уже подчинённая, а он уже начальник.

— В Ярославле, — ответила она. — Мне надо было собирать материалы для дипломной работы, поэтому на ответственную должность я просила меня не назначать. И мне поручили дело, не имеющее отношения непосредственно к строительству… даже стыдно сказать…

— Что вам поручили?

— Технику безопасности.

Позвонил телефон. Главный инженер сказал: «Звоните позже. Я занят», — повесил трубку и заметил:

— Это очень кстати.

— Что кстати? — не поняла Нина.

— Видите ли, на должность инженера по технике безопасности мы обычно назначаем людей с опытом. Седых и лысых. Но наш инженер на днях заболел, и у нас нет выхода — придётся на это дело посадить вас.

— Развешивать плакаты с грамматическими ошибками?

— В частности, и это. Только без ошибок. Вообще, как вы понимаете, на такой должности ошибки совершенно недопустимы.

«Если сейчас же решительно не отказаться от этой работы, — подумала Нина, — то чем дальше, тем труднее будет пробиваться к настоящей строительной деятельности». Она сжала в руках сумочку и, сразу сбившись с официального тона, проговорила:

— Ой, нет, что вы!.. На эту работу я не хочу.

— Почему? — спросил главный инженер, почти вплотную сдвигая брови, и стал быстро перебирать длинными тонкими пальцами цепочку скрепок.

— Ну сами посудите, что это за работа, Роман Гаврилович! — Нина вспомнила его имя-отчество, но от волнения даже не заметила этого. — Меня учили строить, и я хочу строить. А на такой работе — только портить отношения с людьми. Нет, нет, я не хочу!..

— Ну, вот и претензия номер один. — Главный инженер устало усмехнулся. — Тогда я вам предлагаю компромисс: пока наш старик в больнице — вы поработаете на его месте. А за это время присмотритесь, выберите себе дело по вкусу, и я обещаю учесть ваши склонности. Кстати, этих склонностей пока мы не знаем. Вы пока что для меня — кот в мешке. Впрочем, и для себя тоже.

— Вы не забудете своё обещание?

— Мы с вами не в детском саду, Нина Васильевна.

Они вышли на площадку. Стараясь не занозить руку о перила стремянки, Нина поднялась вслед за главным инженером в огромный зал, почти не имевший потолка. Подёрнутые свежей ржавчиной, тянулись к небу двутавровые колонны. Во всех направлениях шли провода в смолистой изоляции, в разных местах лежали кучи сырого песку. Тут же стоял высокий ящик, покрытый толем, со множеством предупреждающих надписей: «верх», «не кантовать», «осторожно». В углу виднелась наскоро сколоченная из горбыля будочка; на дверцах её был нарисован череп и чернела надпись: «Смертельно! Высокое напряжение». К главному инженеру подошёл человек в шляпе, сдвинутой на затылок, удивлённо взглянул на Нину и спросил:

— Как же, Роман Гаврилович, с бетономешалкой?

— Возьмите трайлер и тащите её сюда, — сказал главный инженер.

Нина остановилась возле железного сундучка на колёсах и взглянула вверх, в головокружительную высоту, туда, где на тросах крана покачивалась и медленно плыла колонна. Вдруг сундучок затрещал и забился, как в лихорадке. Нина вздрогнула и отошла.

— Не бойтесь, — улыбнулся главный инженер, — это сварочный трансформатор. Когда сварщик варит, трансформатор включается — только и всего.

— Я нисколько не боюсь, — слукавила Нина. — Я просто отошла, вот и всё…

— Это зал для банкетов, — продолжал главный инженер, охватывая широким жестом и кучи песка и ржавые колонны. — Вон там будет оркестр. Отсюда станут носить замороженное шампанское и прочие вкусные вещи. Это наш центр работы — третий участок…

Нина услышала тихий свист, и какой-то предмет с силой пробил крышку ящика.

— Что это такое? — удивлённо спросила она.

— Это сказывается отсутствие инженера по технике безопасности, — сказал главный инженер. — Видите, на отметке шестнадцатого этажа работает сварщик? Ну вот — он сжёг электрод, а огарок бросил вниз.

— Но так можно убить человека!..

— Пожалуй… Нам на время придётся прекратить разговор, Нина Васильевна. Такие случаи надо пресекать сразу.

— Вы к сварщику?

— Нет, к начальнику участка.

— А я тогда — к сварщику. Хорошо?

Нина разыскала лестницу и побежала наверх. Ступени, сделанные из толстой металлической сетки, звенели под её ногами, лестница казалась прозрачной, и было хорошо видно, кто идёт внизу. «Наверное, я проскочила шестнадцатый этаж», — спохватилась она и остановилась отдышаться. Навстречу, напевая себе под нос, шла девушка с медными серёжками.

— Это какой этаж? — спросила Нина

— Девятый. А вам какой надо?

— Шестнадцатый. Там работают сварщики?

— На шестнадцатом только Арсентьев работает.

Откуда-то с небес загремел репродуктор: «Начальник третьего участка, в вашей конторе вас ожидает главный инженер. Повторяю. Иван Павлович, немедленно идите в свою комнату — вас требует главный инженер…»

Считая этажи, Нина поднялась до шестнадцатого и остановилась на узкой площадке.

В расстоянии двух пролётов от неё верхом на ригеле сидел парень в куртке и штанах, сшитых из толстого брезента. Под ним, между колоннами, летали птицы. Лицо его, словно забралом, было покрыто щитком с окошечком, и, внимательно склонившись над узлом, он «прихватывал» сваркой горизонтальные косынки. Опоясавшись широким монтажным поясом и прицепившись крюком-карабином за серьгу колонны, парень, видимо, чувствовал себя на этой высоте как дома: кепка его висела на одном болту колонны, сумка с электродами — на втором.

— Здравствуйте, — сказала Нина.

Парень поднял забрало, и Нина увидела его прищуренные серые глаза, тонкие, нетерпеливо сжатые губы, подвижные ноздри, нечёсаные волосы. Парень насмешливо осмотрел Нину и ответил:

— Здравия желаю. Вы что, к нам на экскурсию?

— Нет, не на экскурсию. Как ваша фамилия?

— Петров.

— Имя и отчество?

— Пётр Петрович. С двадцать восьмого года. В белой армии не служил, не судился…

— Если так будете продолжать работать, товарищ Арсентьев, придётся, возможно, вам и судиться, — сказала Нина, стараясь сдвинуть брови так же, как это делал главный инженер. — И ваша биография станет не такой героической.

— А вы кто такая? — удивлённо спросил Арсентьев и положил на балку электродержатель.

— Возьмите это… — Нина не знала, как называется инструмент, и замялась… — Возьмите эту ручку. Если она упадёт кому-нибудь на голову — кто будет отвечать?

— Да вы кто такая? — ещё больше удивился Арсентьев.

— Неважно, кто. Я инженер по технике безопасности.

— А-а-а!.. Вот вы и будете отвечать, — спокойно проговорил сварщик. — Сетки надо вешать.

— Ну конечно, — почему это я буду отвечать?! Во-первых, я работаю первый день, — начала было Нина, но, спохватившись, что переходит на извинительный тон, резко закончила, — а во-вторых, вы будете отвечать за то, что бросили вниз огарок электрода.

— Не может быть!

— Огарок пролетел в полуметре от головы главного инженера.

— Не может быть! — снова сказал Арсентьев. — Я все огарки складываю в сумку.

— Значит, вы считаете, что он упал с неба?

— Скорее всего. У меня все огарки в сумке. Идите пересчитайте, если не верите.

«Он думает, что я никогда не решусь пройти по этой балке, — бледнея от возмущения, догадалась Нина. — Ну ладно!» И она ступила на узкую полосу ригеля.

При других обстоятельствах Нина, конечно, не сделала бы по ригелю, под которым летали птицы, и двух шагов, но она была вспыльчива, а ироническое отношение сварщика к серьёзному происшествию окончательно вывело её из себя. Она прошла первый пролёт, быстро обогнула колонну, прошла по второму ригелю и спохватилась только тогда, когда далеко-далеко внизу, словно в перевёрнутый бинокль, увидела маленькую машину, гружённую кирпичиками, и маленького дедушку, отдающего кому-то честь. У неё сразу закружилась голова, и она обхватила обеими руками колонну. «Обратно мне не пройти, — была её первая мысль. — Не пройти до тех пор, пока здесь не настелют полы».

— Не прислоняйтесь к колонне, — предупредил сварщик, — выпачкаетесь.

— Не беспокойтесь, — услышала Нина свой голос.

Она решила привыкнуть к высоте и заставила себя смотреть вдаль. Она увидела множество крыш — красных, чёрных, зелёных, серебряных, и тысячи выбеленных извёсткой труб, и яркую зелень между домами, и чисто выметенные делянки дворов, и серебряную тюбетейку Планетария. От моста шла кривая широкая улица, разлинованная белыми полосками, и Нина узнала ту улицу, куда каждый день ходила покупать батоны. По улице двигались троллейбусы с яично-жёлтым верхом, и длинная процессия грузовиков тянулась за город. Иногда из-за углов выползали трамваи, казавшиеся отсюда почему-то чёрными, и медленно-медленно пересекали улицу, и на перекрёстках стайками скоплялись «Победы». На мосту Нина увидела трайлер, наверное тот самый, который поехал за бетономешалкой, и недалеко от моста — ослепительно блестевшую стеклянную крышу вокзала. А далеко за вокзалом, за домами, за заводами, словно нарисованное на краю неба, виднелось белое здание университета. Смотреть вдаль было не страшно и даже интересно. Но как только Нина видела ворота, проходную, дедушку, у неё начинала кружиться голова, ужас высоты охватывал её, и она закрывала глаза.

Между тем Арсентьев снял сумку с болта и достал несколько электродов.

— Вот смотрите, товарищ инженер, — сказал он, — было взято со склада двадцать пять штук, можете свериться по накладной. Осталось целых вот сколько… — Он стал пересчитывать, а Нина, не открывая глаз, думала: «Как же всё-таки я доберусь до лестницы?»

— Видите, девятнадцать штук, — проговорил Арсентьев, — а огарков пять. Смотрите: раз, два, три, четыре, пять. Один в держалке. Сальдо-бульдо, ажур.

— Откуда же упал огарок? — спросила Нина.

— Не знаю. Может, Митька уронил, — и Арсентьев посмотрел вверх.

Этажом выше сидел рыжий парень в кепке, надетой козырьком назад, и тоже варил узел.

— Митя! — позвал Арсентьев.

Парень поднял щиток и посмотрел вниз. Нина увидела его широкое добродушное лицо с широким носом, с широко расставленными, немного припухшими, как у всех сварщиков, глазами.

— Чего тебе? — спросил он.

— Ты огарки в начальство кидаешь?

— А что?

— А то, что вот из прокуратуры пришли. — Арсентьев подмигнул Нине. — Вот обожди, сейчас она пойдёт вниз, сообщит куда следует, и отрубят у тебя лет десять. Будешь тогда аккуратней…

— Я извиняюсь, конечно, — сказал Митя, поняв, что его приятель шутит. — Бывает, забудешься за работой. Вот в прошлом году, ещё на том вон доме, работал у нас монтажник-высотник дядя Ефим. Так он говорил: «Когда на высоте работаю, с меня всё осыпается, как с гнилого дерева». И хотите верьте, хотите нет: кепка у него ниткой привязана, карандаш привязан, носовой платок привязан, спички и папиросы привязаны. Весь, как ёлка в игрушках. Вот вы ругаетесь — огарок упал. А у человека на высоте, если вы хотите знать, переключается внимание. Он следит только за работой и за собой. Если на каждую деталь отвлекаться, можно загреметь на низ. А чтобы ничего не падало, надо сетками пролёты перегораживать. Об этом руководство должно думать.

— Вы сейчас на низ? — спросил Нину Арсентьев.

— Не знаю ещё…

— Будете на третьем участке, скажите про сетки.

— Хорошо.

— Или прямо главному инженеру.

— Хорошо, Пётр Петрович.

— Меня Андреем зовут. Это я так… А вас как спросить, если придётся?

— Нина Васильевна.

— Будем знать. А я думал, вы к нам на экскурсию. Но когда вы сюда пришли, сразу понял, что нет. По нашим-то панелям редко кто ходит… Так не забудьте про сетки… — напомнил он ещё раз, опустил лёгким движением головы щиток и принялся за работу.

«Что же мне теперь делать? — подумала Нина. — Можешь не можешь, инженер Кравцова, а надо идти… Обо мне даже и приказ, наверное, не успели написать». Она посмотрела вниз, страшно завидуя ходящим по земле людям, и, собрав всю свою волю, попыталась оторваться от колонны. Но сразу же у неё закружилась голова, защекотало в пятках, и она поняла, что не сможет сделать ни шагу.

А вокруг обычным, спокойным порядком шла работа; глубоко внизу сигналили машины, гремела арматура, раздавалась барабанная дробь пневматических ломов, и метрах в десяти от Нины, в стеклянной комнатке подъёмного крана, молоденькая синеглазая девушка двигала рычаги, и тень огромной сквозной стрелы, как тень самолёта, мелькала по колоннам.

— Вы ещё здесь? — спросил Арсентьев, поднимая щиток.

— Она, если ты хочешь знать, боится! — крикнул сверху Митя и засмеялся. — Извиняюсь, конечно…

— И ничего в этом нет смешного, — с отчаянием проговорила Нина.

— Я и сам знаю, что ничего смешного. Тут надо одно: считать, что ты на низу, — и тогда всё в порядке. Вот один американец проложил между небоскрёбами доску, сказал, что пройдёт по ней на спор с завязанными глазами. «Не вижу, говорит, разницы. Если у меня завязаны глаза, мне всё равно, где доска, — на земле лежит или висит на высоте двухсот метров». Ну, завязали глаза и пошёл. И, конечно, загремел оттуда…

— Высказался? — сердито спросил Арсентьев.

— А что?

Арсентьев растерянно посмотрел на Нину, подумал и проговорил:

— Долго вы так думаете простоять?

— Не знаю.

— Вот ещё новое дело. На руках, что ли, вас донести до лестницы?

— Нет, нет. Не надо!.. Придумайте что-нибудь, пожалуйста.

— Я понёс бы, да дело серьёзное. Не могу брать на себя такую ответственность. Ты вот байки только рассказываешь, — обратился он к Мите, — людей пугаешь. А ты посоветуй что-нибудь.

Они долго молча смотрели друг на друга.

— Ребята, я сейчас упаду, — сказала Нина, пытаясь закрыть дрожащие веки.

— Если бы настлано было, она прошла бы, — наконец проговорил Митя.

— Высказался? — снова оборвал его Арсентьев, но вдруг встрепенулся, встал и закричал синеглазой девушке, сидящей в рубке крана: — Маруся! Попроси сигналиста срочно подать в мой пролёт две плиты пятый номер! Спущусь — прорабу объясню.

Нина увидела, что девушка кивнула, поговорила по телефону, двинула рычаги, в небе проплыла огромная стрела, и вскоре прямоугольная железобетонная плита закачалась над головой Арсентьева.

— Майне, ещё майне! — кричал он, поднимая руку.

Плита осторожно легла на ригеля, и Нина вдруг очутилась на широком бетонном полу, на котором навеки застыли следы чьей-то большой подошвы. Минут через пять такая же плита была уложена во второй пролёт, и, стараясь не смотреть на Арсентьева, Нина побежала вниз по прозрачной лестнице.

«Сейчас же обязательно ещё поговорю с главным инженером, — думала она, — и, пока не поздно, откажусь от этой работы».

Но внизу, на твёрдой, надёжной земле, люди занимались делом, никто нe обращал на неё внимания, а в прохладном коридоре уже висел приказ, в котором говорилось, что инженер Кравцова Нина Васильевна зачислена исполняющей обязанности инженера по технике безопасности с месячным испытательным сроком.

* * *

Почти весь следующий день Нина потратила на ознакомление с проектом организации работ, с длинной пояснительной запиской и с десятками огромных чертежей, которые было легко разворачивать и трудно складывать. Главный инженер, прекратив приём посетителей, долго рассказывал ей об опасности открытых проёмов, «пьяных» лесов и неисправных такелажных приспособлений; и Нине поначалу показалось несколько преувеличенным значение, которое он придавал её работе. Но к концу разговора, когда главный инженер пожал её руку и заметил: «Надеюсь, на вашей совести не будет ни одного калеки», — Нина вдруг поняла, что её заботам поручаются жизни сотен людей, и даже испугалась, поняв это.

А ещё через день она получила в канцелярии казённый блокнот и карандаш и начала свой первый обход участков.

На втором этаже, в том самом помещений, где будет зал для банкетов, она увидела сбитые на скорую руку леса. Судя по тому, что рядом возился с проводами Арсентьев, леса предназначались для сварщиков. С устройством лесов и подмостей Нина хорошо познакомилась ещё на практике и теперь сразу же заметила непорядок. Возле лесов стояли начальник третьего участка Иван Павлович и плотник, только что заколотивший последний гвоздь в это шаткое деревянное сооружение. «Подходить или не подходить? — подумала Нина, боясь, что насмешливый Арсентьев не удержится, чтобы не намекнуть о позавчерашнем случае на шестнадцатом этаже. — В конце концов не сегодня, так завтра мне придётся встретиться с ним. Надо подойти», — решила она и, остановившись, спросила Ивана Павловича строго:

— Что это такое?

— Вспомогательное сооружение под названием «леса», Нина Васильевна, — снисходительно объяснил начальник участка. — Вот стойки, вот раскосы…

— Это жёрдочки, а не раскосы, — сказала Нина, стараясь не встречаться взглядом с Арсентьевым.

— Какие же жёрдочки! — похлопывая но самому толстому горбылю, так же снисходительно возразил Иван Павлович. — Сечение согласно проекта.

— Вот жёрдочка. И вот… — всё больше и больше раздражаясь от снисходительного тона, сказала Нина и отметила крестами негодные раскосы. — Прошу заменить.

— Да что вы, Нина Васильевна, вы ещё не в курсе дела!

— И стойки не вертикальные. Совсем «пьяные» леса.

— Где же вы увидели не вертикальные стойки?

— А вот — посмотрите отсюда.

— Это отсюда. А если взглянуть с другой стороны, то очень даже вертикальные.

Арсентьев и плотник, собравшиеся было уходить, со строгими лицами ожидали, чем кончится разговор начальства.

— Как хотите, — сказала Нина. — Если кто-нибудь полезет на эти леса, запишу нарушение.

— Нет, зачем же писать? — быстро проговорил Иван Павлович, сразу сделавшись серьёзным. — Поправим, всё исправим. Что же это ты, Вася, жёрдочек наколотил?

— Какой материал дали, из того и сбивал, — хмуро объяснил плотник.

— Надо требовать материал согласно проекта. Что это у тебя за стойки? Разве это стойки? Чтобы через час всё было исправлено!

Плотник начал отбивать раскосы, а Арсентьев спросил тоскливо:

— А мне что этот час делать?

Нина ушла. Проводив её глазами, Иван Павлович подошёл к плотнику и тихо сказал ему:

— Погоди.

Плотник посмотрел на него из-за плеча с недоумением.

— Забей обратно. На всякое чиханье не наздравствуешься. Арсентьев, лезь наверх.

Через полчаса Нину по радио вызвали во второй этаж. Возле злополучных лесов стояли главный инженер и Арсентьев.

— Вы были здесь? — спросил главный инженер Нину.

— Была.

— Смотрите, — он легко сломал ногой тоненький раскос. — На такие вещи надо обращать внимание.

— Что же это вы, товарищ Арсентьев? — растерянно спросила Нина. Она всегда терялась, когда видела, что её обманывают.

— Это он вас должен спрашивать: «Что же это вы?» — сказал главный инженер. — Надо быть внимательней. От вашей внимательности зависит его жизнь. Понимаете?

— Понимаю, — тихо ответила Нина.

— Разрешите объяснить, товарищ главный инженер, — начал Арсентьев, но Нина не дала ему договорить.

— Главному инженеру не надо ничего объяснять, — проговорила она сердито. — Всё и так достаточно ясно. Пойдите к начальнику участка и предупредите, что через час я приду проверять леса.

* * *

С трудной должностью Нина освоилась быстро. Правда, она считала своё положение временным и ничего не меняла на письменном столе, принадлежавшем больному инженеру, не трогала даже его «шестидневки», исписанной давнишними заметками, и только возле чернильницы поставила стаканчик с цветами. Однако ожидание перемены должности не мешало ей трудиться, как говорили про неё, «на полную железку».

Кабинет, в котором работал прежний инженер, представлял собой маленькую, в одно окно, комнату. Окно выходило на стройку и, высунувшись из него, можно было видеть весь каркас до самого верха. Но Нина почти не сидела за столом, и начальники, даже не пытаясь звонить ей по телефону, сразу заказывали диспетчеру, чтобы её вызывали по репродуктору. В кабинете Нина не засиживалась, потому что никому не соглашалась доверить проверку исполнения своих распоряжений, и ещё потому, что её раздражал Ахапкин — техник отдела снабжения, каждый день заводивший разговор об облицовочных плитках № 92, до сих пор не присланных харьковским заводом. Недели через две она прочно вошла в должность и, проходя по лестницам стройки, машинально загибала торчащие в проходах концы проволоки.

Однако к концу второй недели Нина чувствовала себя на стройке такой же одинокой, как и в первый день, — друзей у неё не появилось. Начальники участков относились к ней как к временному неудобству, которое кончится так же, как кончается дождь или ветер, посмеивались над тем, как она ходит по ригелям, и снисходительно поругивали её на оперативках. А рабочие, понимая это, откровенно не подчинялись Нине и за глаза называли её не по имени-отчеству, а просто: «техника безопасности». Несмотря на это, Нина добилась того, что все проёмы были ограждены перилами, а люки и отверстия перекрыты сетками или временным настилом.

Впрочем, количество мелких травм не уменьшалось. Несколько раз Нина ездила в рабочее общежитие, пытаясь собрать молодёжь на беседу по правилам техники безопасности, но, несмотря на нажим комсомольской организации, почти никто на такие беседы не приходил. Нина возмущалась, обвиняла ребят в недисциплинированности, просила воспитателя рабочего общежития Ксению Ивановну принять меры. Ксения Ивановна только грустно улыбалась, качала головой и говорила, что Нина не видала ещё здесь настоящей недисциплинированности, за которую действительно приходится взыскивать, — иногда даже писать письма от имени бытового совета на родину молодых строителей, их отцам и матерям: этого ребята не любят больше всего. В конце разговора Ксения Ивановна советовала устроить вечер танцев и, когда ребята соберутся, провести беседу.

Нина сердилась и доказывала, что техникой безопасности должны заниматься без всяких приманок, и уезжала домой. Ничего не добившись от Ксении Ивановны, Нина решила развесить на строительстве плакаты с короткими выдержками из инструкций. По этому поводу она завела разговор с Ахапкиным: объяснила ему, что плакатов явно недостаточно, да и те, которые есть, неряшливо сделаны. Плакаты должны быть прочными, из жести, буквы должны быть написаны масляной краской, текст нужен броский, запоминающийся. «Может быть, даже в стихах», — неуверенно добавила она.

— Сколько вам надо таких плакатов? — спросил Ахапкин.

— Самое малое — триста пятьдесят штук.

— Сколько?!

— Триста пятьдесят.

— Вы что, смеётесь?.. Вы знаете, сколько будут стоить ваши плакаты? — Он вырвал из блокнота листок бумаги и, быстро бормоча: «жести — сто листов, олифы… краски тёртой… рабсила… транспорт… накладные расходы…», составил калькуляцию и сказал: — Тринадцать рублей будет стоить один плакат.

— А сколько стоит человек? — спросила Нина.

— Какой человек?

— Сколько стоит человек в нашем государстве?

— Я не знаю, сколько стоит человек, а триста пятьдесят по тринадцать — это около пяти тысяч рублей! Никто вам не разрешит тратить на всякую чепуху такие деньги.

Нина взяла калькуляцию и пошла к главному инженеру. С Романом Гавриловичем договориться удалось. Он не разрешил только составлять стихотворные тексты. И через несколько дней девушка с медными серёжками, по имени Нюра, развешивала красивые плакаты, но не на заборе, а на указанных Ниной рабочих местах. Надписи, над которыми две ночи сидела Нина, обложившись инструкциями, получились короткие и лаконичные: «Неисправный инструмент коварен и опасен», «Не смотри на огонь электросварки»…

Однако скупая рука отдела снабжения дала себя всё-таки знать: вместо трёхсот пятидесяти плакатов изготовили всего пятьдесят, и на каждом из них, в нижнем углу, видимо по специальному указанию Ахапкина, маленькими буквами было написано: «Цена 13 рублей».

На следующее утро после того, как развесили плакаты, Нина отправилась обходить участки. Её уже не пугала высота, но ходить по ригелям она опасалась. На седьмом этаже она заметила рыжую голову Мити. В этот день он производил газосварочные работы.

— Когда кончите, не оставляйте остатки карбида в генераторе, — предупредила Нина.

— Я никогда не оставляю, Нина Васильевна. — Митя обернулся к ней.

— Ой! А почему вы работаете без очков, Яковлев?

— Сломались, — ответил Митя и улыбнулся. — Лежали утром в кармане, а я забылся, сунул туда же плоскогубцы — стекло и кокнулось… Вот, пожалуйста.

Он достал из кармана очки-консервы. Одно стекло было немного надтреснуто.

— Вполне можно работать, — осмотрев их, сказала Нина.

— А вдруг стекло в глаз попадёт, — возразил Митя. — Ведь сами знаете: неисправный инструмент — он коварный и опасный.

Нина вспыхнула. До каких же это пор, в конце концов, все её предложения будут считать чепухой, а замечания поднимать на смех?!

— Если вы боитесь за свои глаза, так должны давно бы сбегать на склад и сменить очки, — сказала она, стараясь казаться спокойной. — Без очков запрещаю работать.

— Куда же мне с седьмого этажа ходить да обратно на седьмой!.. А план? А выработка?

— Доложите прорабу, что я вас сняла с работы. — Мина достала записную книжку и стала записывать нарушение.

— Зачеркните, Нина Васильевна…

— Нет, не зачеркну. У вас уже два нарушения. Если так будет продолжаться дальше, я… я напишу вашим родителям, как вы ведёте себя на стройке.

— А я вам адреса не дам.

— Ничего, найду в отделе кадров.

Нина, конечно, и не думала писать родителям Мити и не понимала, как эти слова сорвались у неё с языка, но репродуктор из поднебесья вдруг заговорил: «Через десять минут — оперативное совещание… Повторяю…», и она побежала в контору третьего участка, где стоял динамик и где можно было всё услышать.

По пути она обогнала незнакомую быстроглазую девушку. Не отрывая руки от перил, девушка потихоньку поднималась по металлической лестнице, часто останавливаясь и глядя на движущуюся стрелу крана. «Наверное, из новеньких», — подумала Нина, пробегая вперёд.

В конторе, временно разместившейся на четвёртом этаже высотного здания, в неизменной своей шляпе, заломленной на затылок, сидел начальник участка Иван Павлович. Шляпа совсем не шла к его широкому, грубоватому, покрытому бурым загаром лицу и даже казалась мала ему, но он и в конторе не снимал её, каждую минуту готовый сбежать на участок от надоедливых бумажек и телефонных звонков.

Перед начальником стоял Арсентьев, и оба они были сердитыми и утомлёнными.

Нина с опаской взглянула на Арсентьева, ожидая, что он намекнёт на их знакомство на шестнадцатом этаже. Но сварщику было не до этого.

— Нам бы четырёх человек, и был бы ажур… — говорил он начальнику участка.

— Ну где я тебе возьму людей? — спрашивал Иван Павлович тоскливым голосом. — Ну где?..

— Да нам не надо квалифицированных. Нам хотя бы таких матрёшек, чтобы ходили по указанию сварщиков на низ, если надо принести что-нибудь, за трансформаторами смотрели, провода проверяли. Чтобы сварщик сам не бегал — не терял время.

Дверь приотворилась, и в контору заглянула девушка, которую Нина обогнала на лестнице.

— Может, вам и бутерброды носить? — спросил Иван Павлович Арсентьева.

— А чего особенного. И бутерброды, — спокойно ответил тот.

— Можно? — снова приоткрыв дверь, спросила девушка и, не дождавшись ответа, вошла и остановилась возле письменного стола.

— Вы что, хотите, чтобы у вас прислуга была? — спрашивал Иван Павлович, не обращая на неё внимания. — Где я тебе возьму людей?

— Я бы на вашем месте сидел, так нашёл бы.

— А ты садись. Я уступлю.

— Что я, дурной, что ли…

Иван Павлович задумался, крутя в руках карандаш. Видимо, думы его были невесёлые, потому что он решил перебить их и, остановив усталые глаза на девушке, спросил:

— Ну, а вам что?

— Я сюда на работу направлена. Чего мне делать?

— A-a-a, на работу! Это хорошо. Как ваша фамилия?

— Родионова. Лида Родионова.

— Хорошо, Лида Родионова. Посидите вон на диване, отдохните.

— Устала я отдыхать, — сказала Лида, — и так два дня отдыхаю. Как с поезда слезла, так и отдыхаю.

— Эту беду мы поправим… Ну как, нравится наш домик?

— Ничего. Больно высокий только. Кабы не упал.

— Не упадёт. На века строим.

— Так как же насчёт людей, Иван Павлович? — снова спросил Арсентьев.

Но тут включился динамик, и хрипловатый голос главного инженера произнёс: «Начинаем оперативное совещание. Начальник первого участка на месте?» И голос начальника первого участка ответил: «На месте». В ответ на такой же вопрос другие голоса, мужские и женские, отвечали: «Здесь» или «На месте». Когда очередь дошла до Ивана Павловича, он тоже проговорил: «Я на месте, и Нина Васильевна здесь», — и подул в трубку.

Лида подошла к канцелярскому шкафу и, смотрясь в стекло дверцы, поправила косыночку.

— У вас тут позавтракать можно? — спросила она Арсентьева.

— Тут только вопроса решить нельзя, а остальное всё можно, — с досадой сказал он и сел рядом с ней на диван.

Лида достала из чемодана лепёшки-пряженики, сыр, расстелила на коленях косынку и стала есть.

— Из Сибири? — спросил Арсентьев.

— А вы почём знаете?

— Наши сибирские пряженики не дадут соврать. Из какой области?

— Из Омской. Недалеко от Ишима живу. А вы?

— Я из Новосибирской.

С любопытством и грустной завистью Нина прислушивалась к их разговору

«Вот уже две недели я работаю на стройке, — думала она, — а ко мне относятся как к чужой и рабочие и инженеры. А эта Лида пришла сюда первый раз и сразу расположилась как дома… И, наверное, завтра у неё появятся подруги и приятели. Скорее бы перевестись с этой несчастной должности и начать делать что-нибудь настоящее!..»

— Говорят, новосибирские загару не принимают, — говорила между тем Лида. — А ты вон какой закопчённый.

— А чего же. Мы, сварщики, ближе к солнышку, чем ваш брат. На самой верхотуре. Курсы какие-нибудь кончала?

— Нет.

— В строительной технике разбираешься?

— Нет.

— На сварке работала?

— Нет.

— Значит, ничего не понимаешь?

— Ничего ещё не понимаю.

— Вон какой ты ценный работник! Я тебя к себе возьму. Пойдёшь?

— Я не знаю. Куда начальство поставит, там и буду… А чего у тебя делать?

— Ничего особенного. Бывает, надо что-нибудь снизу принести, так вот ты и будешь наша… как бы это сказать… уполномоченная, ходить да носить, чтобы нам не отвлекаться.

— Я чего-то не пойму. Это, значит, такая уполномоченная, чтобы вниз-вверх бегать? — спросила Лида.

— А ты что хочешь. Сразу проекты подписывать?

— Обутки дадут?

— И обувь дадут и комбинезон.

— Не знаю. Тебе на это дело матрёшек надо, а меня Лидой звать. Лучше погляжу, куда начальство поставит…

Дальше Нине почти ничего не удалось расслышать, потому что Иван Павлович сильно раскричался в трубку.

— Кран таскает кирпичи, а монтажники по целому часу ждут секции колонн! — кричал он, грозя динамику. — Площадки первого участка завалены кирпичом, а на главных работах монтажники простаивают из-за отсутствия деталей… Пусть главный инженер скажет, что это — порядок?

— А нам, первому участку, что, товарищи, без кирпича сидеть? — послышалось в ответ. — И так Иван Павлович считает себя главнокомандующим центрального крана.

— Подождите, первый участок, острить, — раздался хрипловатый голос Романа Гавриловича. Разверните-ка лучше график организации работ. Развернули?

И хотя это не касалось Ивана Павловича, он тоже достал из ящика письменного стола график.

— Найдите точки установки кранов, — продолжал главный инженер. — Нашли? Номер два нашли? Почему до сих пор вы не освободили место для установки полуторатонного крана номер два у левого фасада?