– Я увлечен тобой.
– Тебя влечет ко мне, – с улыбкой уточнила Сибил, – но это не одно и то же.
– Думаю, со мной происходит и то, и другое. Филип снова взял ее за руку и не выпускал, пока официант показывал ему этикетку, пока наливал немного вина в его бокал. Филип держал ее за руку и смотрел ей в глаза, словно никого, кроме нее, не существовало на свете – она уже знала этот его взгляд, – пока подносил бокал к губам и пробовал вино, пока официант наполнял ее бокал.
– Оно совершенно. Тебе понравится, – тихо сказал Филип.
– Ты прав, – согласилась Сибил, сделав маленький глоток. – Мне очень нравится.
– Позвольте ознакомить вас с фирменными блюдами, – и официант бодро начал перечисление, а Филип и Сибил сидели, держась за руки, глядя друг другу в глаза. Сибил едва ли слышала одно из каждых трех слов, но ей было наплевать…
У него невероятные глаза, думала она. Как старинное золото. Она видела такие на картине в одном из римских музеев.
– Салат из свежих овощей с прованским маслом и жареную рыбу.
Все еще глядя в ее глаза, Филип улыбнулся и поднес ее руку к губам, поцеловал раскрытую ладонь.
– Мне то же самое. И не спешите. Меня безумно влечет к тебе, Сибил. – Официант закатил глаза и отошел от их столика. – И я очень сильно увлечен. Поговори со мной.
– Хорошо. – «Вряд ли это повредит», – подумала Сибил. Поскольку рано или поздно им придется общаться друг с другом – правда, совсем на другом уровне, – неплохо, если они найдут взаимопонимание сейчас. – Я – хорошая дочь. – Она чуть улыбнулась. – Послушная, почтительная, воспитанная. Я хорошо училась и сделала приличную карьеру.
– Это тяжелая ноша, – сочувственно заметил Филип.
– Да, временами. Я всю жизнь руководствовалась тем, чего ожидали от меня родители, хотя на данном этапе стараюсь быть самостоятельной.
– Но не можешь полностью освободиться от их влияния, как и все мы, – заметил Филип, сжимая ее пальцы.
– И ты?
Он вспомнил, как сидел на берегу залива, освещенного луной, и разговаривал с покойным отцом.
– Больше, чем предполагал. В моем случае родители не подарили мне жизнь, они подарили мне эту жизнь. В твоем же… – Филип задумался на пару секунд. – Если ты – хорошая дочь, значит, есть и плохая?
– С моей сестрой всегда были проблемы. И чем больше родители разочаровывались в ней, тем больше надежд возлагали на меня.
– От тебя ждали совершенства.
– Вот именно. А я не могу быть совершенством. «Хотела, старалась, но не смогла. Что, естественно, приравнивалось к провалу. А как же иначе?» – с горечью подумала Сибил.
– Совершенство навевает скуку и устрашает, так зачем стремиться к нему? И все же, что случилось? Сибил нахмурилась.
– Ничего особенного. Мама на меня сердится. Если я сдамся и подчинюсь… ну, я не могу. Просто не могу.
– И поэтому ты расстроена и чувствуешь себя виноватой?
– И боюсь, что наши отношения уже никогда не будут такими, как раньше, – призналась Сибил.
– Все настолько плохо?
– Не знаю. Может быть, – кивнула она. – Я благодарна родителям за все, что они мне дали: воспитание, образование. Мы много путешествовали, я повидала много стран, познакомилась с разными культурами. Это неоценимо для моей профессии.
«Воспитание, – мысленно повторил Филип. – Образование, путешествия. Не любовь, не нежность. Понимает ли она, что говорит не о школе, а о своей семье?»
– Где ты росла?
– О, всего и не перечислить. Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Париж, Милан, Лондон. Отец читал лекции и давал консультации. Он – психиатр. Сейчас родители живут в Париже, в любимом городе моей матери.
– Внушение чувства вины на расстоянии? – усмехнулся Филип.
– Да. – Сибил рассмеялась с некоторым облегчением: рассказав Филипу кое-что о своей семье, она чувствовала себя не такой уж наглой обманщицей. – А ты вырос здесь?
– Я попал сюда в тринадцатилетнем возрасте, когда Куины стали моими родителями.
– Стали?
– Это часть той самой длинной истории. – Филип внимательно смотрел на Сибил поверх края бокала. Обычно, если он касался того периода своей жизни в разговоре с женщинами, то сообщал тщательно отредактированную версию. Не ложь, но очень расплывчатую историю.
Странно, почему-то ему очень хотелось рассказать Сибил всю безобразную и неприукрашенную правду. Он поколебался, затем остановился на золотой середине.
– Я вырос в Балтиморе. Жизнь меня не баловала. Я скатывался все ниже и ниже, проблемы становились все серьезнее. Когда мне было тринадцать, Куины дали мне шанс: привезли в Сент-Крис, стали моей семьей.
– Они тебя усыновили? – Эту информацию Сибил раскопала, расследуя прошлое Рэймонда Куина.
– Да. Кэм и Этан уже жили с Куинами, но они нашли место еще для одного мальчишки. Поверь, я вовсе не пытался облегчить их задачу, однако они не отказались от меня. Ни разу в жизни я не видел, чтобы они отступили перед проблемами.
Филип вспомнил искалеченного отца на больничной кровати. Даже умирая, Рэй думал о своих сыновьях, о Сете. О семье.
– Когда я впервые увидела вас, всех троих, то сразу поняла, что вы – братья, хотя между вами нет никакого физического сходства. Что-то менее осязаемое. Я бы сказала, что вы – прекрасный пример торжества воспитания над наследственностью.
– Скорее, пример того, что два решительных и великодушных человека могут сделать с тремя никому не нужными парнями.
Сибил отпила глоток вина, чтобы смочить пересохшее горло.
– А Сет? – наконец решилась она.
– Никому не нужный парень номер четыре. Мы стараемся сделать для него то, что сделали бы родители, то, что просил сделать наш отец. Мама умерла несколько лет назад. Это был сильный удар для нас… Она была необыкновенной женщиной. Мы это по-настоящему поняли, только когда ее не стало.
– Думаю, ты не прав. – Тронутая до глубины души, Сибил улыбнулась Филипу. – Я уверена, что она чувствовала вашу любовь.
– Надеюсь. После ее смерти Кэм сорвался в Европу, стал гонщиком. Машины, яхты, мотоциклы… Он отличный гонщик. Этан остался. Купил себе отдельный дом, но не уехал. Он прирос к заливу. Я переехал в Балтимор. Горожанина потянуло на шумные улицы.
Филип замолчал, а она не решилась нарушить затянувшуюся паузу.
– Я приезжал сюда время от времени, – снова заговорил он. – На праздники, иногда на уикенды, но это не то же самое.
– А ты хотел бы, чтобы ничего не менялось? Сибил вспомнила, с каким восторгом уезжала в университет. Как чудесно было освободиться от родительской опеки, не взвешивать каждое свое слово, каждое движение. Свобода!
– Нет, но временами я скучал по прошлому. Ты никогда не возвращалась мысленно в какой-то особо памятный период жизни? Тебе шестнадцать, в бумажнике лежат новенькие водительские права, и весь мир у твоих ног.
Сибил рассмеялась, отрицательно качая головой. В шестнадцать у нее не было водительских прав. Они жили в Лондоне, и – если она выезжала туда, куда ей разрешали, – к ее услугам был шофер в униформе… кроме тех случаев, когда ей удавалось улизнуть и прокатиться в «подземке». Только в такую форму она осмеливалась облечь мятеж.
– Шестнадцатилетние мальчики, – сообщила она Филипу, пока официант убирал тарелки из-под закуски и расставлял главные блюда, – сильнее привязаны к своим автомобилям, чем шестнадцатилетние девочки.
– С собственным автомобилем парню легче найти девчонку.
– Сомневаюсь, что у тебя были с этим проблемы даже без автомобиля, – заметила Сибил.
– Трудновато обниматься на заднем сиденье, когда нет собственной машины.
– Верно… И вот ты вернулся сюда, как и твои братья.
– Да. Отец взял Сета… – Фил снова умолк. – В общем, там сложная и запутанная ситуация. Мать Сета… ну, если ты поживешь здесь некоторое время, то все равно услышишь разговоры.
– И какие же? – Сибил без всякого аппетита смотрела на принесенную официантом рыбу.
– Мой отец преподавал в местном университете английскую литературу. Чуть менее года тому назад к нему явилась незнакомая женщина. Встреча проходила без свидетелей, так что подробностей мы не знаем, но, видимо, разговор был не из приятных. Затем женщина отправилась к декану и обвинила отца в сексуальных домогательствах.
Вилка выскользнула из онемевших пальцев Сибил и с грохотом упала на тарелку.
– Наверняка это было тяжелым испытанием для него, для всех вас.
– Не то слово. Женщина заявила, что училась у отца много лет назад, что он требовал секс за положительные оценки, принуждал ее к сожительству и в конце концов заставил вступить в интимную связь.
Нет, она не в состоянии сейчас есть, поняла Сибил, поднимая вилку и сжимая ее так, что пальцы заныли.
– У нее была связь с твоим отцом?
– Это она так сказала, – тихо произнес Филип, словно разговаривая с самим собой. – В любом случае, в архивах университета не нашли никаких упоминаний об этой женщине. Папа преподавал там больше двадцати пяти лет, и не было ни единого намека на предосудительное поведение. Она пыталась подорвать его репутацию… и пятно осталось.
\"Конечно же, Глория солгала, – устало подумала Сибил. – Это ее обычная манера поведения: обвинить, навредить, сбежать…» Однако необходимо играть свою роль.
– Почему? Зачем она это сделала?
– Деньги, – коротко ответил Филип.
– Я не понимаю…
– Отец дал ей деньги, очень много денег. За Сета. Она – мать Сета.
– Ты пытаешься сказать, что она… что она обменяла своего сына на деньги? – Господи, даже Глория не могла поступить так омерзительно. Даже Глория… – Трудно в это поверить.
– Не у всех матерей есть материнский инстинкт. – Филип дернул плечом. – Отец выписал на имя Глории Делотер – это ее имя – три чека на общую сумму двадцать пять тысяч долларов, уехал на несколько дней и вернулся с Сетом.
Не в силах выговорить ни слова, Сибил отпила минералки.
\"Он приехал и забрал Сета, – рыдала Глория в телефонную трубку. – Сет у них. Ты должна помочь мне».
– Несколько месяцев спустя, – продолжал Филип, – отец снял все деньги со своего банковского счета, обналичил все депозитные сертификаты и снова уехал в Балтимор. На обратном пути он попал в автокатастрофу… и не выжил.
– Мне очень жаль, – прошептала Сибил, понимая, как жалки ее сочувственные слова по сравнению с его горем.
– Отец держался, пока Кэм не примчался из Европы. Он попросил всех нас позаботиться о Сете, и мы дали обещание. И стараемся выполнить его. Не могу сказать, что вначале все шло гладко, – добавил Филип, чуть улыбнувшись. – Зато никогда не было скучно. Оказалось, что не так уж плохо вернуться сюда, начать судостроительный бизнес. А Кэм в результате нашел себе жену. – Филип ухмыльнулся. – Анна ведет дело Сета от социальной службы.
– Правда? Значит, до свадьбы они были знакомы очень недолго.
– Думаю, если уж тебя припечет по-настоящему, то время не имеет значения.
Сибил так не думала. Она всегда верила, что время в таких делах имеет жизненно-важное значение. Для успеха брака необходимо все спланировать, необходимо хорошо узнать партнера, удостовериться в совместимости характеров, совпадении личных целей… хотя сейчас надо думать не об этом, интимная жизнь Куинов ее не касается.
– Интересная история, – сказала вслух Сибил, тоскливо подумав: что из рассказанного соответствует действительности? Как отличить факты от вымысла, объективное от субъективного? Неужели она должна вот так легко поверить, что ее сестра продала собственного сына?
Наверное, истина лежит где-то посередине. И теперь Сибил была абсолютна уверена в том, что Филип не знает главного, не знает, кем Глория приходилась Рэймонду Куину. А когда этот существенный факт добавится к общей путанице, как он все изменит?
– Пока все идет отлично. Парень счастлив. Еще пара месяцев – и мы официально оформим постоянное опекунство. И мне нравится положение старшего брата. Есть кем командовать.
Сибил хотелось остаться одной и все хорошенько обдумать, взвесить и оценить услышанное. Но она сделала над собой усилие и продолжила разговор:
– А что думает по этому поводу Сет?
– Сет доволен. Он может жаловаться на меня Кэму и Этану, а на Кэма и Этана – мне, и он прекрасно освоил эту технику. Он чертовски умен. Когда отец записывал его в школу, провели тесты, чтобы определить, в какой класс ему идти, и результаты оказались потрясающими. Ты бы видела его табель за прошлый год! Одни высшие баллы.
– Неужели? – Сибил заметила с улыбкой:
– Я вижу, ты гордишься Сетом.
– Конечно. И собой тоже. Именно я отвечаю за домашние задания. Почему бы нам не отправиться завтра на парусную прогулку? – неожиданно спросил Филип.
– Разве ты не должен вернуться в Балтимор?
– Я возвращаюсь в понедельник.
Сибил заколебалась, затем напомнила себе, для чего приехала сюда. Если она все еще хочет выяснить правду, отступать поздно.
– С удовольствием, только не могу гарантировать, что окажусь хорошим матросом.
– Мы это выясним. Я за тобой заеду. В десять, в половине одиннадцатого?
– В половине одиннадцатого. Вы все моряки, как я понимаю.
– Все, вплоть до собак. – Филип рассмеялся, увидев выражение ее лица. – Завтра мы их не возьмем.
– Я не боюсь собак. Просто не привыкла к ним.
– У тебя никогда не было щенка? – удивился Филип.
– Нет.
– Кошки?
– Нет.
– Золотой рыбки?
Теперь рассмеялась Сибил и покачала головой:
– Нет. Мы часто переезжали с места на место, и родители никогда не заводили домашних животных. В Бостоне у меня была подружка. Ее собака родила щенят, таких прелестных… – Сибил удивилась, что вдруг вспомнила об этом, и вспомнила, как отчаянно хотела взять одного из тех щенков.
Естественно, это было невозможно. Антикварная мебель, роскошные ковры, светские обязанности родителей. «Об этом не может быть и речи», – отрезала мама, и тема была закрыта.
– Теперь я сама много разъезжаю, так что заводить собаку непрактично, – словно бы оправдываясь, сказала Сибил.
– Где тебе нравится больше всего?
– Я очень быстро приспосабливаюсь к новому месту, и мне нравится там, где я сейчас нахожусь.
– Значит, сейчас тебе нравится жить в Сент-Крисе?
– Да, здесь интересно. – Она посмотрела за окно. – Жизнь течет медленно, но не вяло. Общее настроение меняется вместе с погодой. Я уже могу отличить местных жителей от туристов. И рыбаков – от всех остальных.
– Как?
– Как? – Сибил растерянно взглянула на Филипа.
– Каким образом ты отличаешь одних от других?
– Очень просто. Из моего окна видна набережная. Туристы прогуливаются парами, семьями, редко в одиночку, не спешат, заглядывают в лавочки, арендуют лодки. Они общаются только друг с другом, потому что чувствуют себя вырванными из привычной среды. У большинства фотоаппараты, карты, иногда бинокли. У местных жителей обычно есть цель: работа, поручения. Они иногда останавливаются, чтобы поздороваться с соседями, а закончив беседу, отправляются дальше по своим делам.
– Почему ты наблюдаешь из окна? – спросил Филип. – Почему бы не спуститься на набережную?
– Я гуляла по набережной, но, как правило, наблюдение более объективно, если наблюдатель – не участник действия.
– Мне кажется, что твои впечатления были бы более разнообразными, если бы ты наблюдала изнутри, – возразил Филип.
Официант подлил им вина в бокалы и предложил десерт.
– Только кофе, – решила Сибил. – Без кофеина.
– То же самое. – Филип наклонился к ней через столик. – В твоей книге есть раздел об изоляции как технике выживания. Интересный пример с человеком, лежащим на тротуаре. Прохожие отводят глаза, обходят его. Некоторые могут замешкаться, остановиться и все же идут мимо.
– Безразличие.
– Точно. Но в конце концов кто-то один останавливается, пытается помочь. Как только один человек пробивает в изоляции брешь, другие тоже останавливаются.
– Когда изоляция нарушена, остальным легко присоединиться. Самое трудное – первый шаг. Я проводила этот эксперимент в Нью-Йорке, Лондоне и Будапеште. Результат везде один и тот же. Не встречаться взглядами, не замечать бездомных – один из способов выживания в большом городе.
– Чем отличаются от остальных те, кто останавливается первым? – поинтересовался Филип.
– Их инстинкт выживания еще не так силен и не мешает проявлению сочувствия. Или они более импульсивны.
– Во всяком случае, они не проходят равнодушно мимо.
– А я равнодушна, так как остаюсь сторонним наблюдателем? Ты это хочешь сказать? – уточнила Сибил.
– Не знаю. Но я думаю, что наблюдения приносят лучший результат, если находишься в гуще событий.
– Свои наблюдения я нахожу результативными. – В ее голосе сквозила легкая обида.
Филип склонился ближе к ней, не обращая внимания на официанта, аккуратно расставляющего чашечки с кофе.
– Ты ставишь эксперименты на других. Почему бы не поэкспериментировать с собственными чувствами? Со мной?
Потупившись, Сибил смотрела, как Филип поглаживает ее пальцы, и чувствовала жар, разгорающийся в крови.
– Это замаскированное предложение переспать с тобой?
– Вообще, я не это имел в виду… хотя, если ты согласна, я – со всей душой. – В ответ на настороженный взгляд Сибил Филип ослепительно улыбнулся. – Я предлагал прогуляться по набережной, однако, если ты предпочитаешь провести время со мной, мы можем оказаться в твоем номере ровно через пять минут.
Сибил не уклонилась, когда его лицо приблизилось, а губы легко коснулись ее губ. Прохладные губы, готовые согреться и согреть, если бы она захотела. А она хотела и изумлялась силе своего желания.
Хотела, чтобы его жар растопил ее напряжение, тревоги, сомнения.
Однако всю свою жизнь Сибил училась не потакать своим желаниям и, положив ладонь на грудь Филипа, покончила и с поцелуем, и с искушением.
– Думаю, прогулки будет достаточно.
– Тогда пойдем, – со вздохом согласился он.
Филип хотел большего. Естественно, он понимал, что несколько поцелуев не удовлетворят его, но не ожидал, что желание будет таким острым, таким нестерпимым. Может быть, в столь сильном разочаровании виновато его раздутое самомнение, размышлял он, идя с ней по набережной и легко сжимая ее руку. Сибил вела себя так уверенно, была так невозмутима, что оставалось только догадываться, какова на самом деле женщина, скрывающаяся под этой сдержанностью. Ему очень хотелось добраться до ее истинных чувств и реакций.
Фил чуть не рассмеялся. Самомнение! Как же! Похоже, доктор Сибил Гриффин не собирается предложить ему ничего, кроме официальных и довольно прохладных отношений.
Если так, то она представляет собой сложную задачку, на решение которой не жаль потратить и силы, и время.
Сибил покосилась на него, и он различил в ее глазах веселые искры.
– Теперь я понимаю, почему «Шайни» – такое популярное местечко. Еще только половина десятого, по набережной еще слоняются туристы, а лавочки и кафе закрыты, прогулочные суда пришвартованы на ночь.
– Летом здесь оживленнее. Ненамного, но все же. Тебе не холодно?
– М-м-м. Нет. Очень приятно. – Сибил остановилась полюбоваться покачивающимися у причала лодками. – Ваша яхта тоже здесь?
– Нет, у нас есть причал около дома. Вон ялик Этана.
– Где?
– Единственный настоящий ялик в Сент-Крисе. Их осталось не больше двух дюжин на весь залив. Вот. – Филип протянул руку. – С одной мачтой.
Сибил все эти суденышки казались похожими друг на друга. Конечно, одни побольше, другие поменьше, одни поблескивали новой краской, другие – довольно облезлые, но все это были просто небольшие суда.
– Что такого особенного в ялике?
– Когда-то рыбаки выходили в залив на плоскодонках. – Филип подвел Сибил поближе к воде. – Постепенно размеры их увеличивались, дно становилось клинообразным, но оставалось главное: простота и дешевизна.
– Значит, с таких суденышек ловят крабов?
– Нет, сейчас большинство рыбаков используют моторные суда. Ялик хорош для ловли устриц. Еще в начале девятнадцатого века в Мэриленде издали закон: только парусные суда могут выходить на ловлю устриц.
– Охрана окружающей среды?
– Точно. Ялики сохранились, но их осталось немного, да и устриц тоже.
– Твой брат еще пользуется им?
– Да. Ловля устриц – тяжелый и неблагодарный труд.
– Похоже, ты знаешь, о чем говоришь.
Филип остановился, как бы невзначай обнял Сибил за талию.
– И мне досталось. Представь: февраль, шторм, пронизывающий до костей холодный ветер, ледяные брызги… В общем, я предпочитаю Балтимор.
Сибил сделала вид, что ничего не заметила, продолжая разглядывать суденышко, грубо сколоченное и довольно древнее… осколок прошлого.
– Представляю себе, как неуютно в такой скорлупке в бушующем море. – Она резко передернула плечами. – И все-таки, как случилось, что в том феврале ты был не в Балтиморе, а в штормовом заливе?
– Сам не понимаю.
– Надеюсь, ты пригласил меня не на эту лодку.
– Конечно, нет. Настоящий прогулочный шлюп. Умеешь плавать?
– Ты не уверен в своих капитанских способностях? – с иронией спросила она.
– Нет, это предложение. Вода прохладная, но не настолько, чтобы не окунуться.
– Я не захватила с собой купальник.
– Проблема только в этом?
– Пожалуй, для одного дня будет достаточно парусной прогулки. А сейчас мне пора, еще нужно поработать. Спасибо, я чудесно провела вечер.
– Я тоже. Я провожу тебя до отеля.
– Совсем необязательно. Он ведь за углом.
– И тем не менее.
Сибил не стала спорить. Она все равно не позволит Филипу проводить ее до двери номера и с помощью льстивых речей проникнуть внутрь. В общем и целом, она чувствовала, что неплохо справляется с ним и со всей этой сложной ситуацией. Сейчас они расстанутся, и она успеет проанализировать свои мысли и чувства до завтрашней встречи. Может быть, она даже увидит завтра Сета.
– Тебя устроит, если я спущусь около десяти? – спросила Сибил, останавливаясь в нескольких шагах от входа в отель.
– Прекрасно.
– Я что-нибудь должна захватить? Кроме таблеток от морской болезни?
– Я обо всем позабочусь, – с улыбкой пообещал Филип. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Сибил ожидала мимолетного прощального поцелуя и не ошиблась, губы Филипа легко коснулись ее рта. Она расслабилась и уже начала отстраняться, когда Филип крепко обхватил ее за шею, наклонил голову, и в одно мгновение поцелуй стал жарким и требовательным. Сибил вцепилась в плечо Филипа, почувствовав, что земля уходит из-под ног. Сердце забилось гулко, как колокол…
Раздался чей-то стон, тихий и протяжный.
Поцелуй длился лишь несколько секунд. Когда же ее глаза раскрылись, Филип увидел в них такое смятение и такую страсть, что вспыхнувшее в нем желание готово было вырваться из-под контроля.
\"Часть доспехов мне, кажется, удалось сорвать», – думал Фил, нежно проводя пальцем по ее щеке.
– Увидимся утром.
– Да… спокойной ночи. – Сибил быстро пришла в себя и улыбнулась довольно непринужденно, однако, войдя в холл и прислонившись к стене, признала, что недооценила Филипа. Парень вовсе не так безобиден, как кажется! Под внешним лоском и обаянием скрывается нечто гораздо более первобытное и опасное. И неотразимое… Ей следует быть начеку
Глава 6
Филип ловко лавировал между судами, скользящими по заливу. Давно он не выходил в море один, но не потерял сноровки. Это не забывается, как езда на велосипеде… или секс. Правда, он забыл, какое это наслаждение мчаться под парусами солнечным утром, смотреть на голубую воду, слушать пронзительные крики чаек.
Давно он не находил времени для таких простых удовольствий, и, поскольку за последние два месяца это был его первый настоящий выходной, Филип решил использовать его как можно лучше. Он намеревался провести несколько упоительных часов наедине с заинтриговавшей его женщиной, Филип окинул взглядом фасад отеля. Сибил говорила, что ее окно выходит на залив, откуда открывался вид на пульсирующую внизу жизнь. Она наблюдала ее, сохраняя необходимую для научных исследований дистанцию…
Он сразу же увидел ее. Она стояла на крошечном балкончике, ее волосы искрились на солнце. Выражение лица на таком расстоянии трудно было разобрать, но Сибил выглядела совершенно отстраненной.
\"Вблизи она не кажется такой холодной», – подумал Филип, вспоминая жар их последнего поцелуя. Никакой холодности не было в том протяжном гортанном стоне, в чувственном трепете прижимавшегося к нему тела. В том инстинктивном пробуждении плоти.
И когда он оторвался от ее губ, ее глаза не были ни холодными, ни отстраненными. Они были слегка затуманенными, немного растерянными. И еще более интригующими.
Он не мог забыть вкус ее губ ни по дороге домой, ни всю бесконечную ночь, ни сейчас, когда снова смотрел на нее и знал, что она наблюдает за ним.
Что вы видите, доктор Гриффин? И как вы к этому относитесь?
Филип улыбнулся и отсалютовал ей, затем сосредоточился на поисках свободного причала.
К удивлению Фила, на пристани его поджидал Сет.
– Что ты тут делаешь?
Сет ловко накинул концы на тумбы, закрепил.
– Как всегда. Я же «мальчик на побегушках». – Сет постарался вложить в голос побольше раздражения. – Меня послали за пончиками.
– Пончики? – Филип спрыгнул на пристань. – Прямой путь к склерозу сосудов. Сет фыркнул.
– Нормальные люди не едят на завтрак дубовую кору. Ты один такой.
– Когда ты превратишься в немощного старикашку, я все еще буду сильным и красивым.
– Возможно, зато я больше повеселюсь. Филип привычным движением сдернул бейсболку Сета и легко стукнул его по макушке.
– Приятель, все зависит от того, что ты называешь весельем.
– Для тебя веселье – трахать девчонок, – тоном бывалого мужчины пробасил Сет.
– Это одно из развлечений, – легко согласился Филип. – А другое – твои домашние задания. Ты разобрался с внеклассным чтением?
– Да, да, да. – Сет закатил глаза. – Господи, у тебя когда-нибудь бывают выходные?
– Какие выходные, когда моя жизнь посвящена тебе? Ну, и что ты думаешь о Джонни Тримене?
– Он был нормальным. – Сет дернул плечом, точно как все братья Куин. – И книжка нормальная.
– К устному докладу подготовимся вечером.
– Воскресный вечер – мой самый любимый вечер на неделе, потому что я не увижу тебя целых четыре дня.
– Брось, парень, ты же знаешь, что будешь скучать по мне.
– Чушь собачья.
– Ты считаешь часы до моего возвращения домой.
– Черта с два!
Сет изо всех сил пытался сохранить серьезность, но, когда Филип обхватил его, затевая борьбу, захихикал.
Подходя к ним, Сибил услышала звонкий смех, увидела широкую улыбку на лице Сета. Сомнение вновь зашевелилось в ней. Что она здесь делает? На что рассчитывает?
И разве можно уехать, пока все не прояснится?
– Доброе утро.
Филип оглянулся и на мгновение потерял бдительность. Этого хватило, чтобы Сет воткнул свой острый локоть ему в живот. Филип хрюкнул, обхватил Сета за шею и пригнул к земле.
– Я выпорю тебя позже, – грозно прошептал он. – Когда не будет свидетелей.
– Мечтать не вредно. – Раскрасневшийся от удовольствия Сет натянул на голову бейсболку и как можно безразличнее произнес:
– Кое-кто сегодня работает.
– А кое-кто – нет.
– Я думала, ты собираешься с нами, – сказала Сибил. – Ты хотел бы?
– Они меня держат за раба. – Сет жадно взглянул на яхту, пожал плечами. – Мы должны сколачивать корпус. К тому же наш Красавчик запросто ее перевернет, а я не собираюсь купаться.
– Нахал. – Филип попытался схватить Сета, но тот с хохотом вывернулся и, убегая, крикнул:
– Надеюсь, она умеет плавать! Филип заметил, что Сибил нервно покусывает нижнюю губу.
– Не бойся, я ее не переверну.
– Я… – Сибил перевела взгляд на яхту, показавшуюся очень маленькой и ненадежной. – Я умею плавать, так что все в порядке.
– Господи, я ходил под парусом дольше, чем этот пацан живет на свете, а он одним словом подорвал мою репутацию.
– Не сердись на него.
– Что?
– Пожалуйста, не сердись на него. Я уверена, что он просто шутил. Он не хотел оскорбить тебя.
Филип непонимающе уставился на нее. Она почему-то приняла все так близко к сердцу и нервно теребила тонкую золотую цепочку на шее. В ее голосе слышалось искреннее и глубокое огорчение.
– Сибил, я на него вовсе не злюсь. Мы просто дурачились. Расслабься. – Озадаченный, Филип легко провел костяшками пальцев по ее щеке. – Перепалка и такая вот возня – просто наш способ проявлять дружеские чувства.
– Понятно, – то ли с облегчением, то ли смущенно протянула Сибил. – Теперь ты точно знаешь, что у меня не было братьев.
– Если бы были, то они превращали бы твою жизнь в ад. Это традиция. – Филип наклонился, легко коснулся губами ее губ, затем прыгнул на палубу и протянул ей руку. После короткого колебания Сибил взялась за нее. – Добро пожаловать на борт.
Палуба закачалась под ногами, но Сибил постаралась не обращать на это особого внимания.
– Спасибо. Я должна что-то делать?
– Пока сядь, расслабься и наслаждайся.
– С этим я справлюсь.
По меньшей мере, она надеялась справиться.
Сибил села на обитую кожей скамеечку, крепко вцепилась в нее руками, а пока Филип отвязывал тросы, уверяла себя, что все будет хорошо. И весело.
Разве она не видела, как он ввел яхту в порт, гавань, или как там они это называют? Он казался очень компетентным, даже самоуверенным. Сибил вспомнила, как Филип изучал фасад отеля, пока не заметил ее на балконе.
В этом даже было что-то до глупости романтичное. Он плыл под парусом, он искал ее, он ее нашел. Улыбнулся, отсалютовал, помахал. Если ее пульс и забился чуть чаще, это была вполне объяснимая и очень естественная реакция.
В конце концов, он так здорово смотрелся. Облегающие джинсы, футболка, такая же ослепительно белая, как паруса, золотящиеся на солнце волосы и загорелые мускулистые руки. У какой женщины не участится пульс, если ей предстоит провести несколько часов наедине с мужчиной, который выглядит, как Филип Куин? И целуется, как Филип Куин.
Правда, она пообещала себе, что не станет зацикливаться на этом его таланте.
Опустив паруса, Филип завел двигатель и аккуратно вывел яхту из порта. Тихое урчание мотора несколько успокоило Сибил. Очень похоже на автомобиль, решила она, просто эта штуковина передвигается по воде.
И нельзя считать, что они одни. Глядя на снующие вокруг суденышки, Сибил чуть-чуть разжала намертво впившиеся в скамью пальцы, заметила на крохотной лодчонке с треугольным парусом мальчика не старше Сета. Если в плавание пускаются даже дети, она точно справится.
– Поднять паруса!
Сибил повернула голову и рассеянно улыбнулась Филипу.
– Что ты сказал?
– Смотри.
Филип очень ловко и с несомненным изяществом двигался по палубе, перебирая какие-то веревки, и вдруг паруса взметнулись и наполнились ветром. Сердце Сибил ушло в пятки, пальцы снова впились в скамейку.
Теперь она видела, что ошиблась. Это вовсе не похоже на машину. Это первобытно, и прекрасно, и захватывающе. Яхта уже казалась не маленькой и хрупкой, а мощной и… немножечко дерзкой. Очень похожей на своего капитана.
– Чудесно. Паруса отлично смотрятся и из отеля, но я никогда не видела парусов снизу.
Филип отошел к штурвалу и внимательно взглянул на нее.
– По-моему, ты не расслабилась.
– Нет еще, но все впереди. – Сибил подставила лицо ветру, попытавшемуся сорвать ленту с ее волос. – Куда мы плывем?
– Никуда. Просто плывем без всякой цели.
– Мне редко выдается такая возможность, – с улыбкой призналась Сибил.
Раньше она ему так не улыбалась: так непринужденно, так тепло. Вряд ли она представляет, как эта улыбка смягчает холодную красоту ее лица. Филип непроизвольно протянул руку.
– Иди ко мне, взгляни, какой вид отсюда. Ее улыбка тут же растаяла.
– Я должна встать?
– Да. Сегодня штиль. Не бойся.
– Встать, – с расстановкой повторила Сибил. – И пройти к тебе. По палубе.
Филип не смог сдержать ухмылку.
– Всего два шага. Ты же не хочешь оставаться безучастным наблюдателем? Или хочешь?