Сергей Александрович Высоцкий родился в Ленинграде, в 1931 году.
Автор шестидесяти книг. Его романы и повести печатали в Германии, Чехии, Болгарии, США, Вьетнаме и других странах.
По сценариям писателя снято шесть художественных кино- и телефильмов.
Высоцкий лауреат 15 литературных премий, в том числе нескольких премий МВД, премии СП РСФСР и Уралмаша имени Кузнецова и других. За книгу о великом русском юристе Анатолии Кони Министерство юстиции наградило его «Медалью А.Ф.Кони».
Все герои и события в этом романе выдуманы.
Любые аналогии неправомерны.
ПРОЩАЙ, КОМОК!
Еще три месяца назад Павлов торговал спиртным в захудалом комке. «Первое перо» городской газеты, проклиная судьбу, живописал поклонникам ярких этикеток достоинства дешевых экзотических ликеров и поддельных коньяков.
Вначале торговля шла успешно. Он приносил домой до полутора миллионов в месяц. Хозяин ларька, маленький тощий кавказец, похлопывал его по плечу и сулил золотые горы.
— Молодец, Ленчик! Через год откроешь свою торговлю.
Но Павлову так обрыдло постоянное общение с «клиентом» — то пьяным, то глупым, то агрессивным, а зачастую соединяющим в себе все эти ипостаси, — так противно было выдавать подачки власть имущей мелкоте: инспекторам всяческих надзоров, милиционерам, чиновникам, — что он уже начал подыскивать себе работу на стройке.
Он уже давно перестал заниматься рекламой той дряни, от которой ломился его ларек. Однажды он поймал себя на мысли о том, что восхвалить столь милый сердцу молоденьких медсестер и продавщиц третьесортный ликер «Амарето» — все равно, что строчить по заказу главного редактора лживые статьи о расцвете демократии и высоком рейтинге властей предержащих.
Из газеты Павлова «выдавили». «За строптивость», — сказала заведующая отделом, молодая красивая бездельница. «За отсутствие «политического чутья», — шепнул главный редактор и непроизвольно оглянулся. Не услышал ли кто-нибудь посторонний его приговор Редактор был из крепкиx партийных газетчиков и теперь люто ненавидел врагов новой власти. К этим им врагам он причислил и Леонида, пытавшегося отстаивать право на собственное мнение.
Из винного комка Леня собирался слинять сам.
Удивил Павлова хозяин Мурад. Однажды теплым майским вечером, закрыв пораньше ларек, они выпили с ним по бутылке все той же тошнотворной «Амареты». Как говорится, без напряга. Даже отрава сближает. Леонид изложил кавказцу свои взгляда на жизнь. В частности, поведал об отношении к хозяевам, продавцам и покупателям.
— Джигит! — обрадовался Мурад. — Я такой же! Мне эта торговля… —
Он рубанул тонкой, смуглой и не очень чистой рукой по горлу. Хотя какая уж у него была торговля? Вечерами собирал деньги, рано утром привозил на разбитом «Форде» товар.
Найти работу в журналистике было непросто, и Павлов торговал.
Помог ему избавиться от опостылевшего ларька университетский профессор в далекие студенческие годы преподававший на факультете стилистику.
Леонид заметил профессора издалека. Крупный старик бодро шагал от станции метро напрямик к ларькам. Бритая голова независимо поблескивала в толпе.
«Лучший способ сохранить до глубокой старости густую шевелюру, — поучал он студентов, — брить голову. Ни перхоти, ни ломких волос». Профессору приходилось верить на слово. Он так и проблистал всю жизнь похожей на гандбольный мяч бритой головой.
Несмотря на то, что ларьков было несколько и стояли они плотным сомкнутым строем, Леонид почувствовав, что профессор Вязников идет к нему. Предстать перед знаменитым стилистом в образе торговца сомнительными спиртными радостями Павлову показалось нестерпимо стыдно. Не раздумывая, он стремительно присел за прилавок. И тут же услышал такой знакомый профессорский басок:
— Ведите себя прилично, Павлов!
Леонид почувствовал себя мальчишкой, которого застукали на лекции за игрой в «балду». И это ощущение помогло ему справиться со смущением.
Здрасте, Борис Аркадьевич! Какой сюрприз! — зачастил он, стараясь не глядеть профессору в глаза — А меня приятель попросил ларек постеречь. Встречает бабушку на Курском вокзале.
— Да, да! Бабушку…
Профессор покашлял в кулак. Посмотрел на Леонида скептически:
— Я к вам по делу.
— А как вы?.. — начал бывший студиозус, но Вязников остановил его взмахом широкой загорелой ладони. В студенческие годы за этим взмахом следовала фраза: «Напишите объяснение декану».
Я следил за вашими газетными опытами. Неплохо, неплохо. У вас дар полемиста. Хороший русский язык. Но, помилуйте, Павлов, что за лексикон вы использовали в последних статьях?! Зачем же опускаться до всех этих «тусовок», «сейшен», «упакованных» и «прикинутых»? А в очерке о тюрьме вы позволили себе ненормативную лексику.
— Это не я! — попытался оправдаться Леонид. — Завотделом, стерва, вставила!
— Хорошо, хорошо! — согласился Вязников. — Наверное, вы этим же словом назвали заведующую и в глаза. За что подверглись увольнению. Суть в другом. У меня к вам деловое предложение. Мой знакомый — крупный банкир и издатель, — слово «издатель» профессор произнес с нажимом, как всегда делал на лекциях, когда хотел, чтобы какая-то мысль или слово покрепче втемяшились в студенческие лохматые головы, — пишет мемуары. Ему нужен литературный секретарь.
— Сиречь, литзаписчик?
— Литературный секретарь, — строго повторил профессор.
— Батя, ты долго будешь у ларька отсвечивать? — поинтересовался у него одетый в джинсу парень. На большом животе представителя мелкого бизнеса красовался толстенный черный кошелек. А на кошельке — маленький латунный замочек. Демонстрируя свою начитанность, парень добавил:
— «Деньги есть — бери сыры, денег нет — сыры обратно!»
— Господин упакованный, пройдите к другой торговой точке. Здесь ревизия, — сурово отчеканил Вязников, обернувшись к джинсовому.
— Во дает! — изумился тот. И, покрутив головой, удалился без дальнейших комментариев.
— С кем поведешься! — Профессор сконфуженно улыбнулся. — Но вернемся к теме. Банкир пишет сам. Чаще надиктовывает в диктофон. Но у него нет времени рыться в архивах. Восстановить факты из биографии дедов, прадедов, уточнить генеалогию.
— Все нынче хотят стать графьями и князьями, — проворчал Леонид. — По меньшей мере — потомственными дворянами.
— Павлов! Даже в шутку не говорите «графья». Мы все любили посмеяться над одним государственным мужем. Вышучивали его, распевая «принять, занять и углубить». А итог? Так и повторяем как попугаи: принять, занять и углубить! Кто кого выучил? Теперь о моем знакомом. Его предки — люди духовного звания. И родословную свою он знает по семейным преданиям. Но ему хочется подкрепить все документально. И главное — ухватить аромат времени. Если позволите выразиться красиво.
Леонид хотел возразить — ну какой можно уловить «аромат времени» в передаче третьего лица? Но решил промолчать. Человек пришел к нему с предложением помочь, а он пререкается Да с кем? Со своим бывшим кумиром! Стилистом № 1.
— Вы поработаете в московских архивах. Съездите в Питер. В Государственный исторический архив. Мои знакомый не торопится. Рассчитывает на то, что вы поработаете с ним года полтора-два. И что самое главное — после этого получите хорошую должность в издательстве. Ну, как?
— Спасибо, Борне Аркадьевич! — растроганно сказал Леонид.
Любой должности в издательстве он предпочел бы живую работу в газете, но сейчас главное было — расстаться с проклятым ларьком.
— А как вы узнали про это? — Он кивнул на ряды бутылок.
«Молва растет, распространяясь». Думаете, вы один выпали из журналистики? Увы! Кстати, ушли не самые плохие. Принципиальные люди. Кое-кому мне уже удалось помочь.
— Я знаю ребят, которые перебиваются на пособие по безработице.
— Да, да! Ну, мне пора бежать! — заторопился профессор, словно испугался, что Павлов попросит пристроить на приличные должности всех безработных журналистов Москвы. — А вы позвоните по этим телефонам. — Он передал Леониду полоску веленевой бумаги. Визитную карточку.
БИЗНЕС НЕ ШУТКА
— Ленчик, что за ревизия? — Перед витриной возник Мурад, хозяин-кавказец. Лицо у него было тревожное. — Мне Ася просвистела — ревизор нагрянул.
Лея, красивая вальяжная блондинка лет тридцати, торговала в соседнем ларьке. Этот ларек, как и остальные четыре, принадлежал Мураду. Ася тоже принадлежала ему, но когда бывала свободна, не отказывала и другим.
— Это не ревизор. Мой бывший профессор. Преподавал стилистику. Работенку мне приглядел.
Хозяин увидел в руках у Леонида визитную карточку, прищурился, пытаясь прочесть.
— «Банк Антонов». Не слабо!
Павлов спрятал визитку в карман.
— Большой банк, Ленчик. Знаешь, я тебя и задерживать не буду. По-быстрому отчитаешься за товар. — Мурад оглядел витрину, словно уже проверял, в порядке ли его имущество. — Я тебе и должок прощу. Гуляй в банк. Может, когда и мне поможешь.
«Как он быстро просекает любой поворот событий!» — подумал Леонид и пожалел о том, что не успел спрятать визитную карточку. Но хозяин появился у ларька внезапно, словно вырос из-под земли. Он всегда так поступал. Для контроля.
— О чем ты говоришь, Мурад? Какой банк? Речь идет о работе литературным секретарем. Да и возьмут ли?
— Возьмут, возьмут!
Мурад радовался так, как будто ему самому сделали предложение работать в банке. И не каким-нибудь литсекретарем, а большим начальником. Но, оказалось, у хозяина на службу в банке имелся совсем иной взгляд.
— Вай, вай, — радовался он. — Секретарь не секретарь?! Какая разница? Если тебе предложат пыль с компьютеров сдувать — соглашайся. Главное — банк. А что такое банк? Это деньги. Ленчик!
Как ни упрощенно он рассуждал, а про то, что в банке имеются компьютеры, знал.
Павлова в болтовне хозяина обрадовало и испугало упоминание о его готовности простить должок. Миллион долга лежал на бюджете Леонида тяжелым бременем. Три месяца назад, ночью, на ларек напали заезжие гангстеры. Не столько взяли с собой, сколько разбили в пьяном кураже. Мурад аккуратно подсчитал на своем потрепанном японском калькуляторе потери. Получилось два миллиона.
Павлов знал, что никакие ссылки на плохую охрану не помогут. Почти все знакомые ларечники прошли через это. И вот Мурад пообещал остаток долга скостить. Только что он потребует взамен?
КОМОК — МОГИЛА КУЛЬТУРЫ
Торговлю «Амаретой» и беспородными водками в комке Леня Павлов вспоминал теперь как страшный сон.
Просыпаясь утром, он мог позволить себе поваляться в постели, не спеша приготовить завтрак, с удовольствием выпить хорошего кофе. В архиве Пазлов появлялся не раньше двенадцати. И в редких случаях засиживался там после шести.
Председатель правления и владелец банка «Виктор Антонов», Виктор Сергеевич Антонов поручил своему литературному секретарю только одно дело — работу в архивах. И не загружал никакой канцелярской текучкой. Деловой перепиской занимались помощник и секретарша банкира. Статьи в газеты и журналы банкир писал сам. Он любил журналистику и, как показалось Леониду, был высокого мнения о своих литературных способностях. Павлов прочел пару его статей. Большого восторга по этому поводу он не испытал, но не мог не отметить — с некоторым чувством зависти, — что Антонов умеет очень точно и убедительно излагать свои мысли. И очень логично.
Банкир подтолкнул Леонида к тому, чтобы взяться за серию о его «ларечной» эпопее. Павлов и сам подумывал об этом. Он знал теперь ларечный бизнес изнутри, досконально. Полукриминальная и криминальная среда торговцев спиртным, сомкнувших ряды с чиновничеством, поднимала вокруг себя столько мути и грязной пены, что их можно было сравнить только со зловонными помойками у станций метро и в подземных переходах.
— Я помню, в семидесятые годы, в газетах мелькнула рубрика: «Журналист меняет профессию», — сказал Антонов, услышав рассказ о том, как Леня «горбатился» на Мурада. — Считайте, что год вы находились в служебной командировке. Собирали материал. Попробуйте утереть нос теоретикам малого бизнеса, не покидающим уютных кабинетов. Кстати, один из наших вице-премьеров лет тридцать назад поработал неделю в ленинградском ресторане «Метрополь» и выдал статейку на целую полосу. Называлась статья «Я официант». Теперь вице-премьер, правда, не любит вспоминать об этом.
— Он так и остался официантом. — Леонид усмехнулся. Работая в газете, он не раз слышал о «ресторанной» карьере вице-премьера. Причем одни говорили об этом с восторгом, другие — с издевкой.
— Вы считаете, что неделя работы в «Метрополе» сыграла с ним злую шутку? — В глазах банкира блеснул лукавый огонек.
— А почему бы нет? Вы не замечаете, что я, например, стал похож на лавочника?
Антонов от души рассмеялся. И Павлову показалось, что его холодные зелено-голубые глаза потеплели.
— Нет, Леня! Вас перемолоть не успели. Да вы разве не замечали, что профессия лавочника — «чего изволите?» — в наших условиях прививается плохо?
Павлову не хотелось спорить. Иначе он напомнил бы шефу о том, как прекрасно процветает у нас эта психология. Достаточно включить любую информационную программу ТВ.
— Я вас не убедил взяться за статьи? — спросил банкир, по-своему расценив молчание Павлова.
— Убедили.
Леонид ни словом не обмолвился о том, что надежда когда-нибудь выплеснуть на газетные полосы всю боль за унижение и страх, через которые он прошел, зарабатывая на хлеб в комке, помогала ему долгими зимними ночами обслуживать ненавистных пьяниц и загулявших «быков».
Уговаривая Леонида взяться за перо, банкир имел в виду экономические проблемы малого бизнеса, а Павлова интересовали проблемы нравственные.
«Комок — могила культуры» — первая из серии статей Леонида под общим названием «Кладбище российской цивилизации» появилась в молодежной газете.
Утром — Павлов еще не успел позавтракать — позвонил Мурад. Спросил: Много тебе за статью заплатили, джигит?
— А ты прочел? — Леонид удивился. За все время, пока он торговал в ларьке и общался с Мурадом, никогда не видел у него в руках ни газет, ни книжек.
«Я делаю бизнес, — говорил Мурад. — У меня даже на картинки в «Плейбое» минутки не остается».
— Все наши читали. Еще вчера вечером. Клево написал! Только зачем о хороших бизнесменах не сказал ни слова? Мог бы меня упомянуть по старой дружбе. — Мурад рассмеялся, но смешок у него был ненатуральный, деланный. За ним ощущалась обида. — Наши передать велели — в других статьях помяни! Реклама! А лучше и не пиши совсем. Наши просили меня: узнай про гонорар. Они заплатят в десять раз больше. Сечешь? — Мурад помолчал. Потом добавил шепотом: —Только я думаю, Ленчик, ты напиши. Это между нами, да? И обязательно про меня. Хорошо, джигит?
— Я подумаю, Мурад.
ПЕРВАЯ ВЕШКА
Над статьями Павлов сидел по вечерам. А дни проводил в архивах.
Побывал уже в архиве ФСБ, в городском архиве. И как эго ни было для него удивительно, не томился от скуки.
Листая архивные папки, просматривая один за другим — до рези в глазах — микрофильмы с отснятыми документами, Леонид все больше и больше увлекался судьбой чужого ему человека.
Он выяснил, что прапрапрадед Антонова протоиерей Иоанновского Кафедрального собора в Могилеве в 1831 году сопровождал с несколькими другими священниками тело в бозе почившего Великого князя Константина Павловича из Витебска до Гатчины. Что в составе певчих печального кортежа находился еще один Антонов, ученик местной семинарии. Кем он приходился протоиерею, выяснить пока не удалось. Как не удавалось до сих пор найти документальное подтверждение того, что отец Никифор был командирован на службу в православный приход Нью-Йорка.
Даже в материалах хранившегося в архиве ФСБ шеститомного дела, в котором вместе с другими священнослужителями и учеными Никифор Петрович Антонов обвинялся в заговоре против Советской власти, об этой командировке не было сказано ни слова. Перечислялись все места его службы, а Нью-Йорк отсутствовал!
Сначала Леонид решил, что отец Никифор, боясь усугубить свое положение, скрыл заграничную поездку.
Но в одном из протоколов допроса на вопрос следователя: «Ваше отношение к Советской власти?» — Никифор Петрович ответил: «Советской власти сторонюсь, как безбожный. Не мы ее ставили и не нам ее свергать — без нас свергнут. Куда уж нам, служителям Господа. Нам ли противоборствовать с сатанинской властью?! Со стороны Соввласти гонение лютое на нас, что и говорить, но Богу угодно будет — он ее сметет с земли Святой, а не угодно — так и будет до второго пришествия нашего Господа Иисуса Христа».
Неужели после такого признания он побоялся бы сказать следователю о своей полуторагодичной отлучке в Америку? Как говорится, семь бед — один ответ.
Банкир, после того, как Павлов поделился своими сомнениями — а был ли, дескать, мальчик? — открыл перед ним красивый кованый сундук, стоявший в кабинете. Сундук был набит церковной утварью — епитрахилями, орарями, камилавками, ризами. Виктор Сергеевич достал с самого дна две коробки из черного дерева, разделенные на десятки крохотных ячеек. В каждой ячейке покоились монеты. Никелевые, бронзовые, серебряные. Павлову даже показалось, и золотые. Но спросить он постеснялся.
В одной коробке лежали американские, канадские, латиноамериканские монеты. В другой — европейские.
Виктор Сергеевич показал Леониду товарный знак на коробке. Это был лейбл магазина на Пятой авеню в Нью-Йорке. Там был проставлен и год продажи — 1913.
— Коллекция монет принадлежала деду, — сказал банкир. — И привез он ее из Америки.
— Дед мог купить монеты и в России, — возразил Павлов, Он никогда не принимал на веру ни одно предположение, не попробовав его на прочность.
— Все могло быть. Ищите. Вам и карты в руки! Найдите документальное подтверждение наших семейных легенд. — Банкир грустно улыбнулся. — Да. Теперь уже легенд. Никого из участников тех событий не осталось в живых. Одна надежда на архивы. Знаете, Леня, я и сам с удовольствием порылся бы в них. Если бы не банк. Его не оставишь и на час. Хотелось бы мне отыскать хоть намек на то, как сложилась судьба старшего брата отца — Михаила. Дед увез его с собой в Америку, а когда в июле четырнадцатого года приехал за бабушкой и остальными детьми, оставил Михаила в Нью-Йорке. Думал, месяца на два. Оказалось, на всю жизнь. Началась война. Потом революция, арест.
— И вы ничего не знаете о дяде?
Известно, что в восемнадцатом он поступил добровольцем в Экспедиционный корпус. В составе отряда пехоты прибыл на американском крейсере «Олимпия» в Мурманск. И, наверное, погиб.
— Родители послали запрос в Америку?
— Какой запрос, Леня? И без такого запроса отец и тетки, как дети священника, были «лишенцами». Знаете, что это такое?
Леонид не знал.
— Это были граждане без гражданских прав. Даже без права учиться в институте!
Впервые за время их знакомства Павлов подумал о банкире с раздражением: «Пока вы, господин Антонов, были товарищем Антоновым и занимали комсомольские и партийные посты, наверное, боялись и поминать про своего деда священника. И не рассуждали о том, как плохо приходилось лишенцам!»
Но эта маленькая тучка, возникшая на безоблачном горизонте их отношений, не убавила стараний в поисках.
И вот наконец мелькнул маленький знак на пути к успеху! Словно единственная, нетронутая бурей вешка, указывающая на потерянный фарватер.
Павлов счастливо улыбнулся и откинулся на спинку неудобного стула. Он радовался так, словно искал в дебрях истории этот фарватер лично для себя.
Такой обнадеживающей вешкой оказалось упоминание о священнике Никифоре Антонове в Описи документов Святейшего Синода за 1912 год.
Среди тысяч названий грамот и документов, попавших в Опись, Леонид отыскал запись, состоявшую всего из одной фразы:
«О выдаче путевого пособия определенному к службе в Америке священнику Никифору Антонову».
Семейная легенда Антоновых о том, что дед служил в православном храме русской общины в Нью-Йорке, нашла подтверждение. Теперь оставалось по номеру, проставленному в Описи, отыскать папку с документами
Но сделать это оказалось непросто.
Рядом с записью о выдаче путевого пособия красовался выцветший от времени лиловый штамп: «Выбыло». И приписка мелким бисерным почерком: «Присоединено к делу № 144 за 1914 год».
Павлов заполнил бланк-заказ, а через два дня Таисия Игнатьевна, заведующая читальным залом, вернула его с пометкой архивариуса: «Дело отсутствует».
— Что сие означает?
— Что дело отсутствует, Ленечка. Ни больше ни меньше.
— Находится у другого исследователя?
— Думаю, что нет. Иначе так бы и написали: «Выдано».
— Что же делать?
— Не знаю. Может быть, его заложили куда подальше?! В архиве тоже работают люди.
— Не-е-т! — Леня начал сердиться. — Я столько папок перелопатил впустую. А когда приблизился к цели — вы говорите, папка пропала! Пропала, так ищите!
Таиска, так между собой величали заведующую завсегдатаи зала, рассмеялась.
— Ленечка, почаще сердитесь! У вас лицо становится таким одухотворенным.
— Спасибо. А в обычное время оно тупое?
— Ладно, схожу сама в хранилище, поговорю с архивариусом.
Через день ему принесли из хранилища новую папку. Дело № 144.
И здесь Леонида поджидал сюрприз.
Павлов представил себе изумленное лицо банкира, после того, как он преподнесет ему сногсшибательную новость: «От вашей хваленой сдержанности, господин Антонов, не останется и следа!»
В общем-то Леня симпатизировал банкиру. Но иногда Павлова раздражала его манера разговаривать — слишком уж спокойная, даже безмятежная. Как будто Антонов знал все, что может произойти. И готов справиться с любой неожиданностью.
Сейчас Лене было приятно думать о том, как крепко он сумеет озадачить шефа.
— Да! Находка клевая! — не удержался он от восторженного комментария.
И поймал на себе внимательный взгляд заведующей читальным залом.
Ни одно событие в подведомственном помещении не проходило мимо ее внимания.
Павлов показал заведующей большой палец. Таиска ответила ободряющей улыбкой и приложила указательный палец к губам. Призвала к спокойствию. Она считала, что никакие сенсационные открытия исследователей — так официально именовались посетители архива — не должны нарушать тишину.
— Леня, вы сделали открытие? Нашли упоминание о кладе?
Павлов уловил тонкий аромат «Мажи» и обернулся.
Перед ним стояла высокая красивая блондинка. Он знал, что ее зовут Зинаидой. Несколько раз они даже пили вместе кофе за одним столом в буфете, но Леонид не решался познакомиться поближе. Зинаида ему нравилась, и Леня не хотел показаться ей ловеласом.
— Да! Похоже, я преподнесу большой сюрприз работодателю.
— А для русской истории это тоже сюрприз? — Зинаида улыбнулась. — Когда устроите пресс-конференцию?
— Завтра.
— В буфете за кофе?
— На архивной забегаловке свет клином не сошелся.
— Буду ждать завтрашнего дня. С нетерпением!
Она помахала Леониду длинными пальчиками с ярко накрашенными ногтями и вышла из зала.
— «Кофейку захотелось», — с завистью подумал Павлов. На то, чтобы покайфовать в буфете, времени у него сегодня не было.
Соседка слева, тоже молодая исследовательница, только жгучая брюнетка, кивнула Павлову, как бы спрашивая: «Ну, что там у тебя, дружочек?»
Брюнетку звали Генриеттой. Она была очень коммуникабельной и веселой. А главное, с первых дней взяла над Леонидом опеку. Помогала ему освоиться со всеми тонкостями, которые необходимо знать человеку, взявшемуся листать пыльные страницы из архивных хранилищ.
С ней Леониду было легко и просто.
— Потом расскажу.
Ом опять перелистал страницы, подарившие ему такие сенсационные сведения. Подумал: «Необходимо снять ксерокопии».
Но для этого требовалось время. Надо писать заявление, получить разрешение начальства. Ждать своей очереди. А ему хотелось уже сегодня утром преподнести банкиру свою находку.
Он хотел подойти к заведующей читальным залом, расспросить ее о том, как побыстрее получить ксерокопии, но у огромного стола Таисии Игатьевны сидел молодой мужчина. Павлов видел его впервые. Из обрывков приглушенного разговора, который вел незнакомец с заведующей, Леонид понял, что число посетителей читального зала скоро пополнится. Мужчина оформлял документы для работы в архиве.
«Наверное, кропает диссертацию, — подумал Леонид. — Защитит и пойдет торговать в комке. Может быть, даже к Мураду. Или к какому-нибудь Варпету».
Мысль о диссертации выплыла потому, что одет мужчина был кое-как. Помятый серый пиджак, рубашка, не застегивающаяся на последнюю пуговицу, видавшие виды джинсы. Ни дать ни взять аспирант из университета. Вот только штиблеты на парне были классные, темно-вишневые мокасины из прекрасной кожи. Леонид вздел такие в магазине «Стокмана» на Ленинском проспекте. Но были они ему не по карману. Стоили сто девяносто долларов.
Вздохнув, Леонид положил перед собой блокнот и принялся переписывать из папки так поразившие его сведения.
До закрытия архива он успел переписать почти все, что могло заинтересовать Антонова: свидетельства из глубокого прошлого, данные начала века, запросы последнего времени.
Закончив работу, он так энергично захлопнул папку, что заведующая глянула на него с укоризной. Леонид смущенно улыбнулся.
Зал опустел. Только новичок в мятом пиджаке листал каталог, отыскивая нужные ему материалы.
— Мужчины, — голос у Таисии Игнатьевны звучал умоляюще, — побойтесь Бога! Мне пора домой.
— И мне тоже! — Павлов засунул в карман записную книжку и поднялся. Отнес папки в маленькую комнатку, где лежали затребованные из хранилища дела.
— Завтра напишу заявку на ксерокопии, — пообещал Леонид заведующей. — Ждать придется долго?
— Долго.
— Ой! Вы знаете, Таисия Игнатьевна, пословицу: «Вдвойне дает тот, кто дает быстро».
— Знаю. А вы не забыли другое изречение: «Festina lente»[1].
— Оно мне сейчас не подходит. Я ведь готов заплатить за скорость.
Они вышли на вечернюю улицу. Леонид оглянулся. Слава Богу, на этот раз битый «Форд» его бывшего хозяина отсутствовал. В последние дни Мурад дважды поджидал его около архива. Подолгу допытывался, надежен ли банк, которым управлял Антонов? Стоит вкладывать в него рубли? А валюту?
— Старик, читай журнал «Деньги», — посоветовал ему Павлов. — Там про каждый банк написано. Все разложено по полочкам. Кто надежен, кто нет.
— В журналах врут! — убежденно ответил Мурад. — Ты, Ленчик, головой думай. У журналов кто хозяева? Банки. Будут они плохое про кормильцев писать? Зря ты надо мной смеешься. Считаешь, что ларек для меня предел? Больно ты доверчивый.
— Да я же в шутку, джигит!
— Бизнес не шутка, Ленчик. — Невысокий, тщедушный Мурад, говоря о деньгах, о бизнесе, преображался. Глаза зажигались. — Я могу с другом шутить. С девушкой. Над прокурором и ментом могу посмеяться. А когда с бизнесом дело имею — никаких шуток. Как на молитве.
Выпалив все это, Мурад вздохнул и добавил уже спокойно, без пафоса:
— Через день-два заеду. Разузнаешь о банке. Что и как? Не будем ссориться. Я тебе — ты мне. — И пошел к своему «Форду».
Бывший хозяин ничего не забыл. И списанный долг должен был приносить дивиденды.
Что-то помешало Мураду приехать на встречу. А может быть, ему надоело ждать — Павлов сегодня задержался минут на двадцать.
Он еще раз огляделся. У садика с противоположной стороны припарковался блистающий хромом джип «Лендровер». В нем кто-то сидел. Но тонированные стекла не позволяли увидеть пассажиров.
— Как вы думаете, начинающему исследователю могут дать личную переписку членов царской семьи? — спросил пристроившийся рядом с Павловым новичок.
Леонид с трудом переключился с мыслей о Мураде на эпистолярное наследие царей. Ему казалось, что мужчина, задав свой единственный вопрос, отстал или свернул в противоположную сторону. Но «диссертант» был тут как тут. Шагал рядом, в ногу, неслышно ступая мягкими подошвами своих шикарных мокасин.
— Xотя бы микрофильмы с этой перепиской? — уточнил спутник. — Дадут?
— Пять лет назад на царских документах еще лежало табу. Но сейчас обязаны дать.
— Обязаны? — недоверчиво сказал мужчина. — Они много чего обязаны. Извините, я не представился: Лацкий, Алексей.
— Леонид Павлов.
Они обменялись рукопожатиями.
— А вы у Таиски не спрашивали?
— Это кто?
— Наша начальница. Зав читальным залом.
— Я ее утомил своими вопросами. Столько назадавал! У меня такая тема диссертации…
Рассказать про свою тему он не успел. Леонид остановился перед телефоном-автоматом.
— Извините, надо позвонить.
Он думал, что Лацкий распрощается и пойдет своей дорогой, но тот остановился у будки.
«Вот липучка! — сердясь, подумал Леонид. — До завтра не может подождать?» Он набрал номер служебного телефона Антонова и слушал мелодичный перезвон «Этюда к Элизе». Потом начались гудки. После третьегo трубку снял сам банкир.
— Виктор Сергеевич, есть новости! — Павлов волновался и даже забыл представиться.
— Леонид?
— Да, Виктор Сергеевич. Нагружен сюрпризами под самую завязку!
— Прекрасно. Можете приехать?
— Могу. Сейчас сажусь в метро…
— Приезжайте ко мне домой. Ваш звонок застал меня в дверях. За ужи пом обо всем расскажете. Сюрпризы серьезные?
— Очень. Я нашел такое… У вас глаза на лоб полезут!
— Значит, интригующе. Вы сейчас в архиве?
— Звоню из автомата на Зубовской.
— Я за вами заеду. Скажите куда?
Павлов подумал о том, что для ужина в семейном кругу банкира ему следует привести себя в порядок. Переодеться. Жил он совсем недалеко, в Неопалимовском переулке. Пока банкир продирается на своем «СААБе 9000» сквозь дорожные пробки, он успеет забежать домой.
— Вам не сложно заехать в Неопалимовский?
— Не сложно. Это почти по пути.
— Неопалимовский, дом…
— Еду, — сказал банкир и отключился.
Когда Павлов вышел из будки, Лацкого и след простыл.
«Вот молодчина. Понял, что мне сейчас не до него!»
В облезлом трехэтажном доме под номером пять имелся всего один подъезд. Антонов поставил машину в нескольких метрах от дома. Он решил, что Леонид уже давно ожидает его на улице. Но Павлова не было видно. Да и переулок, заставленный автомашинами, выглядел в этот час пустынным. Только на углу с Садовым кольцом торговали фруктами два кавказца.
Прошло пять минут, и Антонов, заглянув в записную книжку, взял трубку сотового телефона. Набрал номер Леонида. Никто не подошел.
«Не дождался и поехал на метро? — предположил Виктор Сергеевич. — В таком случае, наверное, позвонил домой». Он набрал номер домашнего телефона, подосадовав на то, что не снабдил секретаря пейджером. И не удосужился дать ему номер телефона в машину.
Жена сказала, что Павлов не объявлялся. И не звонил. И доложила, что ужин давно готов.
Антонов уже собрался уезжать, когда из подъезда дома выскочила пожилая женщина. Остановившись на секунду, она оглянулась по сторонам и, крикнув плачущим голосом. «Да что же это у нас делается!», кинулась в сторону Садового кольца.
Антонов тронул машину, догнал ее.
— Гражданка, что случилось?
Женщина вздрогнула от неожиданности — мотор у «СААБа» работал бесшумно — и остановилась.
Виктор Сергеевич вышел из машины. Повторил:
— Что случилось?
— Что случилось?! Человека убили! Только и всего! — Она смотрела на Антонова со злостью. Словно он был виноват в убийстве.
— Разъезжают на иномарках да стреляют друг в друга, как кроликов!
— Надо вызвать милицию.
— Я и бегу к автомату. Тут, в переулке, все трубки посрывали.
— У меня телефон в машине — Он наклонился и достал трубку. — Сейчас вызову. В какой квартире убили?
Женщина смотрела по-прежнему настороженно. Внимательно разглядывала Антонова, как будто хотела запомнить все его приметы. Наверное, так и было на самом деле.
— Не в квартире убили. Прямо в подъезде. У нас там темно. Я о него, бедненького, споткнулась. Леонид Васильевич, наш жилец из семнадцатой квартиры…
Рука, в которой Антонов держал телефонную трубку, дрогнула. С трудом совладав с дрожью, он набрал 02. Номер дежурной службы милиции.
КЛИЕНТ
Считается, что волка и сыщика ноги кормят. А следовательно, и тому и другому на роду написано подниматься ни свет ни заря и рыскать по белу свету. Первому — в поисках зазевавшегося барашка, второму — в поисках преступника.
Но правил без исключений не существует.
Частный детектив Владимир Фризе, например, любил поспать. Особенно по утрам. И если узнавал, что в один из ближайших дней ему предстоит вставать раньше восьми, то настроение у него портилось. Бывали случаи, когда ради часа-полутора утреннего сна он даже отказывался от расследования, сулящего немалые выгоды.
Можно не сомневаться — если бы Фризе нечем было платить за большую квартиру в центре города, стены которой, кстати, увешаны картинами «малых голландцев», Беклина и Лагорио, доставшимися ему в наследство от родителей, он бы и по ночам рыскал по городу, выполняя поручении клиентов.
Но за квартиру и за другие коммунальные услуги, растущие из месяца в месяц, Сбербанк аккуратно перечислял деньги с его вполне приличного счета. А с той поры, как в Карловых Варах Фризе помог разгромить банду наркодельцов и в его полное распоряжение попал чемоданчик с валютой, он мог не заботиться о хлебе насущном долгие годы.
Но единственное, чего он не мог себе позволить, — бездельничать. Не приучен был с детства. И к тому же любил свою профессию. Не мог без нее жить, как ни банально это звучит.
Поэтому, проснувшись в начале десятого от настойчивого журчания телефона, он не выдернул шнур из розетки, а поднял трубку и буркнул нe очень сердито:
— Але.
— Я говорю с господином Фризе? — спросил приятный незнакомый баритон.
— Да. Вы разговариваете с Владимиром Петровичем Фризе, частным детективом, — сообщил Владимир, чтобы прекратить поток вопросов.
— Прекрасно! С вами говорит Виктор Сергеевич Антонов, председатель правления банка.
— Очень приятно. — Даже разбуженный в неурочный час, Фризе считал за правило быть вежливым с потенциальным клиентом. — А банк вы можете назвать?
— Банк «Виктор Антонов». Не держите в нем вклады? — Не дождавшись ответа, банкир продолжил: — Хочу поручить вам серьезное дело. Когда мы можем встретиться?
Фризе взглянул на часы. Половина десятого. Если поторопиться, в десять он будет готов.
— Назовите время и место.
— В двенадцать вас устроит? Мой офис на Новой Басманной.
— Хорошо — У Фризе поднялось настроение. Можно не торопиться и поваляться в постели.
— Прислать за вами машину?
— Доберусь на своей.
— Можете увязнуть в пробках, — пообещал Антонов и отключился.