ИСКАТЕЛЬ № 5 1975
Сергей ВЫСОЦКИЙ
ВЫСТРЕЛ В ОРЕЛЬЕЙ ГРИВЕ
[1]
Рисунки П. ПАВЛИНОВА
1
Утром к Игорю Васильевичу Корнилову, заместителю начальника уголовного розыска, зашел старший инспектор капитан Белянчиков. Сел молча и пробарабанил пальцами по облезлой коже кресла какую-то затейливую, ему одному известную мелодию. Корнилов мельком взглянул на него и понял: есть новости. Белянчикова всегда глаза выдавали. Пристальный, иногда до неприятности пристальный его взгляд становился в таких случаях чуточку рассеянным.
— Сиди, сиди, — пробормотал Игорь Васильевич, — может быть, что и высидишь. Только не повышение по службе… — И уткнулся в свои бумаги.
— Вы, товарищ подполковник, все доклады пишете? — не выдержал наконец Белянчиков. — И опять небось о профилактической работе среди подрастающего поколения? А настоящих преступников за вас будут ловить учителя географии? — Он сделал паузу и тихо сказал: — Таких, например, как Санпан…
Корнилов резко вскинул голову.
— Что, Санпан? Задержан?
— Задержан? — пожал плечами Белянчиков. — Да разве это возможно, когда уголовный розыск профилактикой занимается?
— Да что ты заладил «профилактика, профилактика»? — вспылил Корнилов. — Всю душу вымотал. Что про Санпана известно?
Санпан — Александр Панкратьевич Полевой, опасный вор — два года тому назад при попытке ограбить квартиру убил старика. В квартире нашли отпечатки его пальцев да финку с наборной ручкой. Ее потом опознали два Санпановых «приятеля» по прежним делам. Но самого Полевого найти не смогли. Всесоюзный розыск объявили, а не нашли.
Почувствовав, что подполковник не на шутку взволнован, Белянчиков перестал придуриваться и, облокотившись на стол, быстро сказал:
— Только что позвонил Шакутин из Луги. На Мшинской, в одной из деревушек, опознали Санпана.
— Взяли?
— Нет. Его опознал по расклеенной у вокзала фотографии рабочий лесхоза. Рано утром этот рабочий приехал в Лугу, пришел в отдел…
Корнилов встал из-за стола, сгреб все бумаги и, открыв сейф, небрежно свалил их в кучу. Достал пистолет.
— Сам поедешь? — спросил Белянчиков, хотя ему и так все было ясно.
— Ты готов? — хмуро спросил Игорь Васильевич. Он уже стоял у стола и набирал номер телефона. Белянчиков кивнул. — Огнев за баранкой…
Огнев был лучшим водителем управления.
— Михаил Иванович, Корнилов докладывает, — сказал Игорь Васильевич в трубку. — Александр Полевой под Лугой объявился… Нет, нет, никаких ЧП. Его рабочий лесхоза опознал. Разреши мне выехать… Сам понимаешь… К черту! — Он надел пальто, сунул в карманы по пачке сигарет.
Когда машина отъехала от управления и Огнев, молодой широкоплечий парень с флегматичным лицом, перестал ворчать на то, что опять как на пожар, а дорога скользкая и шипованной резины не дрпросишься, Игорь Васильевич спросил:
— Юрий Евгеньевич, давай подробности!
— Да какие подробности? — удивился Белянчиков. — Я тебе почти все уже доложил.
Корнилов нетерпеливо дернул головой.
— Живет Санпан в пятнадцати километрах от станции. Деревня домов пять. Владычино, что ли…
— Память сдавать стала?
— Владычкино. Живет у какой-то женщины. Я не стал Шакутина подробно расспрашивать, — сказал Белянчиков. — Тут время дорого.
— Да, конечно, — согласился Корнилов. — А морочить мне голову у тебя время нашлось. Не вспугнут они нам Санпана?
— Нет, это исключено. Шакутин будет ждать нас на Мшинской с тремя сотрудниками…
Заметив недоуменный взгляд подполковника, Белянчиков пояснил:
— На станции-то надо будет своих оставить? На всякий случай?
— Эх, не ушел бы, — вздохнул Игорь Васильевич, с неприязнью посмотрел в окно. На улице мела метель.
— В Луге тоже метель, — сказал Белянчиков. — А из Владычкина уйти только к станции можно. К Мшинской. Шакутин говорит: там как тайга. Леса. И снегу…
Они помолчали. Потом Белянчиков спросил:
— Ты не замерзнешь в своем драпе? Ехать-то часа три, не меньше.
Сам он щеголял в новенькой дубленке.
…До Мшинской они добрались за два часа. Свернули с шоссе. Дом участкового инспектора был старый, потемневший, какой-то совсем неопрятный. Перед ним не было видно ни деревьев, ни кустов. Да и палисадника не было заметно. «Временный жилец товарищ участковый, — решил Корнилов, вылезая из машины. — Небось в сторону города смотрит». Ноги у него одеревенели от холода и неподвижности и плохо слушались, все время съезжали с узкой тропинки в сугроб.
— Где же они машину поставили? — удивился Белянчиков, оглядываясь вокруг.
— Да, может, он и не приехал еще, твой Шакутин, — сказал Корнилов. В управлении всем было известно, что Белянчиков с Шакутиным вместе учились в университете и были большими друзьями.
— Наш Шакутин, — нажимая на «наш», ответил Белянчиков, — не мог не приехать, товарищ подполковник. А машину, наверное, где-нибудь в гараже поставили. Чтоб не маячила тут…
Из дома их заметили. С противным скрипом открылась дверь, и на покосившемся крыльце появился в клубах морозного пара капитан Шакутин, широкоплечий, краснолицый, с озабоченным лицом. Корнилов знал его несколько лет и привык видеть улыбающимся. «Уж не сбежал ли Санпан?» — с тревогой подумал он.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — капитан подтянул начинающий расти живот.
— Здравствуйте, Шакутин. Что тут у вас случилось? — спросил Игорь Васильевич, пожимая ему руку.
— Чепе, товарищ подполковник, — он раскрыл двери в дом, пропустил Корнилова и Белянчикова в сени. В сенях пахло кислой капустой, хлебом. У дверей в комнату стоял совсем молодой лейтенант в форме. Было видно, что он очень взволнован и чувствует себя неуверенно.
— Участковый Рыскалов, — громко отрапортовал он, приложив руку к козырьку. Корнилов кивнул ему и прошел в комнату, к большому дощатому, чисто выскобленному столу. Отодвинул стул, сел на него и, сняв шапку, огляделся, ища, куда бы ее положить. Комната была просторная, оклеенная простенькими, в голубой цветочек обоями. Кроме стола, в комнате был комод, божница над ним, старая ножная зингеровская машина под кружевной накидкой. На нее Игорь Васильевич и положил шапку. Белянчиков сел рядом, распахнув дубленку. Шакутин остановился перед Корниловым, а участковый так и остался в дверях.
— Ну что, капитан, — сказал Игорь Васильевич скучным голосом, — докладывай, какое у тебя чепе.
— Такая история, товарищ подполковник: в полутора кило метрах от Владычкина, — он на секунду замялся. — Это где Санпан живет…
— Ну, ну… — нетерпеливо подогнал Корнилов.
— …На тропке, что со станции ведет, сегодня утром владычкинские бабы убитого нашли, — продолжал Шакутин. — Утром, еще в темках, к поезду шли и наткнулись. Уже и снегом подзамело. Лейтенант там побывал. На месте происшествия.
— Пусть он и рассказывает.
— Давай, Рыскалов, — кивнул Шакутин участковому, — доложи все, что видел.
— Следователя из прокуратуры вызвали? — перебил Игорь Васильевич.
— Он уже там. С двумя нашими сотрудниками, — ответил Шакутин. И добавил озабоченно: — Да и нам бы надо ехать. До Пехенца на «газике», а там пешком доберемся… «Газик» сейчас вернуться должен.
Сбиваясь и все время краснея, лейтенант начал рассказывать. Корнилов сразу уловил, что участковый не такой уж беспомощный, как показался с первого взгляда.
…Сегодня утром, когда две женщины шли из Владычкина к поезду, они наткнулись на занесенного снегом мужчину. Подумали сначала, что замерз какой-то пьянчуга. Расстегнули на груди куртку и увидели пропитанный кровью свитер. Во Владычкино возвращаться женщины не стали, прошли в Пехенец. А там уж с почты разыскали по телефону участкового. Лейтенант позвонил в райотдел, а сам успел съездить к убитому, оставив дежурить около трупа дружинников.
Игорь Васильевич слушал внимательно, не перебивая, только один раз нетерпеливо спросил:
— Ну а Санпан-то, Санпан?
— Товарищ Корнилов, Санпан сейчас во Владычкине. Пьет. Мы установили наблюдение.
— Наблюдение дело хорошее, — с сомнением сказал Игорь Васильевич. — Да только два года назад мы дом окружили! Мыши не проскочить, а Санпан ушел.
— Он пьет, товарищ подполковник, — вставил Шакутин, с каким-то особым значением нажимая на слово «пьет».
— С кем пьет-то?
— Один.
— Ну ладно, — махнул рукой Корнилов. — Рассказывайте дальше… Что удалось установить? Чем убит?
— Рана огнестрельная.
«Ну вот, одно к одному, — подумал Игорь Васильевич. — У Санпана пистолет».
— Никаких документов у убитого лыжника не нашли, — продолжал участковый. — В нейлоновой куртке железнодорожный билет Ленинград — Мшинская, несколько автобусных и трамвайных билетов, сто тридцать рублей денег. А в небольшом вещмешке бутылка армянского коньяка, две банки шпрот, ко робка конфет.
— Странная поклажа, — задумчиво сказал Игорь Васильевич. — В глухую деревню с бутылкой коньяка не всякий гость поедет.
— Да, он не местный, товарищ подполковник. Интеллигентный человек…
— Это вы по коньяку определили? — с ехидцей поинтересовался все время молчавший Белянчиков.
Лейтенант стушевался.
— Нет, не только в коньяке дело… Лицо у него… Ну да не берусь объяснить. Может быть, мне так показалось.
В это время на улице посигналила машина. Шакутин встрепенулся.
— Наш «газик». Можно ехать, товарищ подполковник.
— Поедем. — Корнилов встал. Взял со швейной машины шапку. — Только поедем во Владычкино. Санпана брать. Подробности обсудим в машине. А потом на место происшествия…
— В лесу ждут, — нерешительно сказал капитан.
— И Санпан ждет? — раздражаясь, спросил Корнилов. — Вы что, думаете, нас по головке погладят, если он опять уйдет? Да еще что-нибудь натворит?
Белянчиков нахлобучил Шакутину шапку и подтолкнул к дверям. Они молча вышли, молча сели в «газик». И только после того, как Шакутин коротко бросил шоферу: «Во Владычкино», Корнилов спросил:
— А чего этот убитый по лесу шел? Дорога-то на Владычкино есть?
— Есть, товарищ подполковник, — ответил участковый. — Но она кругаля дает, а по тропе ближе, прямее.
— Значит, этот лыжник места знает?
— Наверное, знает, — согласился участковый. — Или спросил у кого… Тропинка глухая. По ней из чужих редко кто ходит. Зимой снегом сильно заносит. Летом топко. Да и побаиваются…
— Забоишься тут у вас… Следы какие-нибудь обнаружили у трупа?
— Ночью снег падал, — посетовал участковый. — Следов не разобрать, но показалось мне, что потоптались около трупа.
— Ты, Юрий Евгеньевич, вместе с лейтенантом возьми потом на себя станцию, — обратился Игорь Васильевич к Белянчикову. — Вас как величать-то, лейтенант?
— Василь Василич.
— Вы, Василий Васильевич, с капитаном Белянчиковым по едете на станцию. Выясните, с какого поезда сошел лыжник. Установите людей, приехавших тем же поездом… Впрочем, капитан у нас дока по этой части. С ним не пропадете. — Корнилов подмигнул Белянчикову.
Лейтенант слушал внимательно, все время кивал.
— Ты, Юрий Евгеньевич, позвони в Ленинград. Может, есть там что новое. Пусть обратят внимание на случаи с применением огнестрельного оружия. Передай все данные об автобусных билетах. Бугаеву передай. Пусть выяснит, что за маршруты, примерное время… — Он помолчал, рассеянно глядя в при мороженное оконце. Мелькали занесенные снегом, будто увязшие в сугробах, елочки — дорога то ныряла в лес, то выскакивала на поле. Низкие, хмурые облака висели неподвижно, словно примерзли к вершинам елей.
— Василий Васильевич, лыжник, значит, во Владычкино шел? Или там еще деревни есть? — спросил он, не отрываясь от окна.
— Там, товарищ подполковник, деревень больше нет. Болота на много километров тянутся. Среди болот Вялье озеро. Местные иногда рыбалят, да редко. Так что эта тропка только во Владычкино. Ну и еще к леснику Зотову, — сказал он с некоторым сомнением. — Да, пожалуй, к егерю. Я еще с ним не по знакомился. И фамилию не запомню никак.
— Значит, или во Владычкино, или к леснику, или к егерю? И точка? В деревне сколько дворов?
— Шесть всего.
— В какой же из этих шести шел лыжник? Придется взяться и за эти дома… После того как Санпана в Лугу отправим, — сказал Корнилов и подумал: «На место происшествия мне самому непременно надо съездить. Посмотреть, не упустили чего…» Минут двадцать они ехали молча. Наконец, участковый сказал тихо:
— До деревни километр остался…
— Притормозите, водитель, — попросил Корнилов, дотронувшись до плеча шофера.
«Газик» остановился. Рядом с дорогой шумел темный, припорошенный снегом еловый лес. Слышался заливистый собачий лай и далекое тарахтение трактора. — Лес трелюют, — прошептал участковый.
— Проверьте оружие, — Корнилов внимательно посмотрел, как его спутники вынимали пистолеты. — Вы, Василий Васильевич, расскажите, в каком доме Полевой обитает?
— Первая изба, как в деревню въедем. С правой стороны… В избе напротив наш сотрудник дежурит.
— Кто с Полевым в доме живет? — спросил Белянчиков.
— Женка его, Главдя Сестеркина, и сынишка годовалый…
— Вы сами-то из местных, лейтенант? — спросил Корнилов. Он уже несколько раз слышал, как лужане вместо Клавдии произносили Главдя.
— Так точно, товарищ подполковник. Из Стругов Красных. В армии служил, а потом школа милиции.
— Санпан, значит, зазнобу себе здесь нашел. А сын его?
— Его, товарищ подполковник. Только они ведь не зарегистрированными живут.
Корнилов усмехнулся.
— Ну еще бы! У Санпана небось и паспорта нет! «Королева» его сейчас дома?
Участковый кивнул.
— Сколько там выходов?
— Два. Один через терраску, другой во двор. Там ворота открыть можно. Да ведь нынче в снегу утопнешь…
— Белянчиков, ты берешь на себя ворота, — сказал Игорь Васильевич. — Вы, Александр Григорьевич, под окнами станете. И оперативник с вами, когда подойдет. А мы с Василь Василичем в дом нагрянем. Правда, лейтенант? — Он обернулся к участковому, положил ему руку на плечо. — Он ведь здешних мест хозяин. Ему положено.
Участковый расплылся в улыбке. Чувствовалось, что ему лестно идти с Корниловым.
— А не вспугнем Санпана? — засомневался Шакутин. — Подъедем прямо к дому, переполоху наделаем.
— А мы без переполоху, — отрубил Игорь Васильевич. — Подъезжаем на скорости. Мы с участковым садимся ближе к дверям и быстро в дом… Если верить местной милиции, Полевой в загуле, гостей не ожидает. Но учтите, этот волк и во хмелю стреляет без промаха. — И добавил: — В доме ребенок. Пальбы не открывать.
Крыльцо избы, в которой жил Санпан, было покосившимся, с подгнившими, — скрипучими досками. Казалось, топни покрепче — и развалится. «Как в доме участкового», — почему-то пришла Корнилову мысль, но он тут же забыл об этом и, нажимая на ручку, успев шепнуть участковому, чтобы оставался в дверях, подумал: «Ну вот, гражданин Полевой, и пришло время свидеться».
В комнате за столом сидела женщина. Каштановые густые волосы ее были распущены по плечам. Женщина повернула голову на легкий скрип двери, и Корнилов увидел, что лицо у нее горестное, заплаканное. Ни удивления, ни испуга при виде посторонних. Игорь Васильевич окинул быстрым взглядом большую неопрятную комнату, и сердце у него екнуло. Комната была пустой.
— Гражданин Полевой здесь проживает? — спросил он, не спуская взгляда с грязноватой пестренькой занавески на дверном проеме. По рассказу лейтенанта, там была кухня. Женщина непонимающе посмотрела на него, пожала плечами.
— Где хозяин? — переспросил Корнилов. — Муж ваш где?
— Муж-то? Вона, разлегся, — зло сказала женщина, кивнув куда-то за стол. Лицо ее стало замкнутым, отчужденным.
Корнилов сделал шаг и тут только заметил, что за столом, у стенки, прямо на полу постелен матрац. На грязном одеяле в одежде, в сапогах лежал человек. По черным как смоль волосам Игорь Васильевич узнал: это Санпан.
Не вынимая руки из кармана, Корнилов подошел к нему и тихо сказал:
— Гражданин Полевой, здравствуй.
Спящий не отзывался. Тогда Игорь Васильевич нагнулся и быстро сунул руку под подушку. Там было пусто.
— Полевой! — взял Корнилов его за плечо. — Полевой! Проснись. Гости пришли.
Мужчина с трудом повернулся на спину и открыл глаза.
Если бы пятнадцать минут назад Корнилову сказали, что он увидит Санпана беспомощным, с дрожащими руками и бессмысленным выражением глаз, он бы ни за что в это не поверил. Жестокий, смелый до отчаянности бандюга, сколько доставил он неприятных минут уголовному розыску!
— Полевой, узнаешь меня? — спросил Игорь Васильевич, брезгливо рассматривая небритое, опухшее лицо Санпана. В ответ раздалось какое-то нечленораздельное бормотание. Игорь Васильевич повернулся к участковому, стоявшему в дверях в напряженной позе:
— Лейтенант, обыщи, будь другом.
В это время за занавеской заплакал ребенок. Жалобно, с надрывом. Клавдия медленно, нехотя встала и пошла к занавеске, но Игорь Васильевич осторожно придержал ее за руку. Зашел первым. Здесь и впрямь была маленькая кухня. Такая же неопрятная и грязная, как и вся изба. Только было тепло. Наверное, поэтому здесь и стояла маленькая детская кроватка…
Корнилов вышел на улицу, вдохнул полной грудью свежего морозного воздуха.
— Игорь Васильевич, ну что? Нету? — тревожно крикнул из огорода Белянчиков. Он стоял там у поленницы дров, чуть не по пояс утонув в снегу.
— Ты что там, Юрий Евгеньевич, делаешь? — притворно удивился Корнилов. — Или потерял чего? — и засмеялся. — Поди в дом, полюбуйся на Санпана. Есть, оказывается, средство посильнее уголовного розыска.
Когда участковый и Шакутин с трудом вывели из дому мычащего слюнявого Санпана, Игорь Васильевич сказал задумчиво:
— Да за ним людей из вытрезвителя надо было присылать, а не уголовный розыск… — но тут же, словно вспомнив что-то, крикнул: — Александр Григорьевич, вы на всякий случай наручники-то наденьте!
Санпана усадили на заднее сиденье между Шакутиным и подошедшим из соседнего дома оперативником.
— Участковый пусть останется со мной, — сказал Игорь Васильевич. — А ты, Юра, — обратился он к Белянчикову, — поезжай в Лугу, свяжись с управлением. Действуй, как договорились.
За машиной вскинулась легкая снежная пыль. Ее тут же подхватил ветер, понес вдоль стоявших у дороги, сиротливых, промерзших тополей. Начиналась вечерняя поземка.
— Ну что смотрите, лейтенант? — улыбнулся Корнилов, в упор рассматривая притихшего участкового. — Водка и не таких губила! Эх, да если бы только таких… Давайте на пять минут зайдем к вашей Главде.
Сестеркина сидела все так же у стола, кормила ребенка грудью.
Игорь Васильевич подумал: «Чегой-то она такого бугая грудью кормит?» На их приход она не обратила никакого внимания Корнилов сел напротив, спросил тихо:
— Клава, как отчество ваше?
Она посмотрела на него равнодушно.
— Тихоновна.
— Клавдия Тихоновна, вы нас извините за это вторжение, но квартирант ваш… — Игорь Васильевич хотел сказать «сожитель», но просто не смог выговорить это слово. — Квартирант ваш опасный преступник.
— Надо было вам пораньше за ним приехать, — со злостью сказала Сестеркина. — Мои вещи хоть остались бы целы. Все распродал, алкаш…
— Клавдия Тихоновна, вам придется еще поговорить со следователем. Может быть, сегодня, может быть, завтра. Так вы никуда из деревни не отлучайтесь. Кроме работы, конечно… Никуда за пределы не выезжайте.
— Пускай другие за пределы выезжают, — равнодушно сказала женщина.
— А у меня только два вопроса к вам. Оружие у Полевого вы видели? Где оно?
— Это Сашка-то Полевой? — на лице у Сестеркиной впервые мелькнуло удивление. — А мне он Ивановым сказался… — Она помолчала немного, словно осознавая услышанное, потом сказала: — Финка вон на кухне лежит. В столе.
Игорь Васильевич кивнул участковому. Тот встал, прошел за занавеску и тут же вернулся с большим, изящно сделанным ножом с наборной ручкой. Положил его перед Корниловым. На тонком, потемневшем лезвии его был слой хлебной мякоти — так бывает, когда хлеб плохо пропечен.
— Ну а пистолета вы не видели у Полевого? — о мягкой настойчивостью продолжал выспрашивать Корнилов.
— И пистолет был, да сплыл. Кузнецу из Пехенца за бутыль самогона отдал. Левашов, что ли, его фамилия, — со злорадным смешком ответила Клавдия.
— Запротоколируйте изъятие финки, лейтенант, — тихо сказал Игорь Васильевич. Участковый поспешно полез в карман за бумагой. — И еще один вопрос, Клавдия Тихоновна: Полевой в последние дни никого в гости не ждал?
— Ждал. Все уши прожужжал: «Вот кореш приедет, тугрики привезет. Одену тебя, Главдя!» Как же, одел… — сорвалась было она на крик, но тут же взяла себя в руки и только всхлипнула несколько раз. Игорь Васильевич молчал, смотрел на нее выжидающе. Сестеркина поняла, что от нее еще чего-то хотят, пожала плечами.
— Как зовут, не сказывал. Говорил только — из Питера. Вчера встречать ходил. До шести и не пил ничего…
Корнилов встал. Надо было засветло побывать на месте происшествия.
— Далеко? — спросил он участкового, когда они вышли из дому.
— Полтора километра, товарищ подполковник.
Пройдя метров триста по дороге, они свернули в поле, на еле заметную стежку, которая вела к темной кромке леса.
2
Лишь поздно вечером попал Игорь Васильевич в маленький уютный номер лужской гостиницы. Белянчиков пошел ночевать к своему старому приятелю Шакутину. Корнилова они не звали — знали, что шеф строго придерживается правила — у подчиненных никогда не ночевать и не столоваться.
Игорь Васильевич расстелил постель, но не лег. Сидел у стола, курил. Рассеянно глядел в окно, где в красновато-желтом свете уличных фонарей крутилась шальная снежная заверть. Дело, ради которого Игорь Васильевич примчался сюда из Ленинграда, закончено. Но этот убитый на лесной тропе… Нет, Корнилов не мог себе позволить уехать, не организовав розыск убийцы.
На вопрос Белянчикова, не думает ли он, что это дело рук Полевого, Корнилов только руками развел. С одной стороны, Санпан вчера, приблизительно в то же время, когда был убит лыжник, ходил встречать какого-то кореша. Но якобы не встретил. А может быть, встретил? И всадил этому корешу пулю? Ради чего? Ведь даже деньги не взял. Старые счеты? Поехал бы этот кореш в такую глушь на свидание с Санпаном, если бы между ними кошка пробежала! Белянчиков, настаивая на версии «Санпан», говорил, что, застрелив человека, Полевой не ограбил его потому, что испугался. За лыжником кто-то шел: Санпан мог услышать и убежать. Логично? Логично-то логично. Но мог ли Полевой предполагать, что в кармане у лыжника лежат сто тридцать рублей? Белянчиков твердил:
— Санпан спился. Стопроцентный алкаш. Такой может и за рубль человека прикончить. Лишь бы на бутылку собрать. А может, все-таки ухлопал знакомого? Счеты свел?
— Над этими версиями надо работать, — соглашался Корнилов. — Но только как над одними из многих. Не очень-то верится мне, что Полевой убил. И второй человек… Куда он делся? Проверка на станции показала, что с поезда, который прибыл на Мшинскую в пятнадцать часов, сошло человек двенадцать. Но только двое двинулись по тропе к лесу: один — на лыжах, другой — пешком. Кто был этот второй? Местный? Приезжий? Кузнец Левашов из деревни Пехенец, у которого вечером провели обыск, заявил, что никогда не покупал пистолет у Иванова — под этой фамилией он знал Санпана. И слыхом не слыхал о том, что у Санпана есть оружие. Значит, пистолет у Полевого? Значит, он был вооружен, а только обманывал Сестеркину? Сам он до сих пор не протрезвел.
«Дело довести до конца должен я, — решил наконец Игорь Васильевич. — Утром позвоню начальству, доложу обстановку. Попрошу разрешения остаться еще на день. Вместе со следователем прокуратуры организую розыск». Он встал, закурил. Ему вдруг отчетливо представилось тупое, бессмысленное лицо Полевого. «Водка, она и из бандитов веревочки вьет». И тут же он подумал об убитом. Вот и еще одна трагедия… Нет человека. Кто он? Какие земные дела его остались невыполненными? За долгие годы работы в уголовном розыске Корнилов так и не привык воспринимать чужую смерть спокойно. Научился лишь сдерживаться, не показывать окружающим, что каждый раз переживает убийство как личную трагедию. И он никогда не позволял себе думать о погибшем как о неудачнике. От сочувственно произнесенного слова «бедолага» Корнилова коробило. Он относился к смерти серьезно.
…Днем, когда Игорь Васильевич с участковым пришли из Владычкина к лесу, туда, где был убит лыжник, следователь прокуратуры уже закончил осмотр места происшествия, тело было отправлено в районную больницу. Лишь на опушке у большого костра сидели на поваленной ели двое мужчин, что-то жевали. Увидев Корнилова с участковым, они поднялись, подошли.
— Товарищ подполковник? — спросил хрипловатым голосом один из них, крепыш в овчинном полушубке.
— Он самый!
— Старший оперуполномоченный Клюев, — отрапортовал крепыш. И кивнул на второго: — Оперуполномоченный Чернышев.
Игорь Васильевич пожал им руки.
— А следователь с экспертом уехали, — сказал, словно бы извиняясь, Клюев. — Просили передать, что стреляли из винтовки или карабина. Пулю извлекли. Сняли слепки следов ног. Каликов говорит — женские. — Крепыш запнулся. — Каликов — это следователь, товарищ подполковник.
— Понял, — мрачно сказал Игорь Васильевич. — Негусто.
Участковый показал Корнилову место, где лежал убитый. Вокруг было очень натоптано.
— Что они тут, хороводы водили, что ли? — рассердился Корнилов. — Большие ученые они у вас.
Он пошел по тропе — поискать, нет ли окурка, не зацепилась ли где за кусты нитка от одежды… В лесу было мрачновато — уже начинало темнеть.
«Почему убийца не стрелял в лесу? — мелькнула у него мысль. — Ведь что, кажется, проще и удобней — стрелять в лесу».
— Василь Васильевич, — окликнул он участкового, шептавшегося с Клюевым. — Ты окрестности-то осматривал?
— Осматривал, товарищ подполковник. — Вид у участкового был понурый, и Корнилов подумал о том, что лейтенант, наверное, переживает и за то, что убийство произошло на его участке, и за то, что раньше не знал ничего о Санпане, проживавшем у него под носом.
— Пойдем пройдемся еще разок там, где ты ходил, лейтенант. — Игорь Васильевич обнял его дружески за плечи. — Посмотрим, пока совсем не стемнело, что тут и как.
Они двинулись по старому следу, глубоко проваливаясь, цепляясь за маленькие елочки. Круг получился довольно большой, но, как ни всматривался Корнилов, снег лежал девственный, нетронутый. Только в одном месте напетлял заяц.
— Товарищ подполковник, я вам точно говорю, в лесу и в поле следов нет, а у тропы, когда я утром пришел, были, — сказал участковый. — Не только женские. Мужские следы. Слов но кто-то обошел вокруг убитого пару раз. Их метелью запорошило, но я разглядел.
Сейчас, припоминая все свои действия при осмотре места преступления, Игорь Васильевич никак не мог отделаться от такого чувства, будто упустил там, в лесу, что-то очень важное. В городе было проще — комната, квартира, улица, замкнутое пространство, которое надо было исследовать, изучить. А здесь лес, поле, открытое всем ветрам… Игорь Васильевич усмехнулся: «Специалист-то я, выходит, однобокий. Ярко выраженного городского типа… Как же эта болезнь называется — боязнь открытого пространства?» Он попытался вспомнить, но так и не вспомнил. Сел за маленький столик, записал в блокноте: «1. Убитый??? 2. Попутчик. Опросить всех жителей Владычкина, лесника, егеря, 3. Полевой. Оружие?»
Игорь Васильевич представил себе маленькие густые елочки, девственный, начинающий голубеть вечерний снег и следы зайца и дописал: «4. Охотники».
Ночью Корнилову снились горы. Он стоял на кромке ледника, вглядываясь в голубеющие вершины, и пел.
3
На следующий день Игорь Васильевич проснулся рано. Еще не было и семи. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, бодрым. «Вот что значит лес», — подумал он. Позвонил в горотдел, попросил дежурного вызвать к восьми Шакутина.
В маленьком гостиничном буфете Корнилов съел стакан сметаны, выпил бледного, чуть теплого чая с кусочком засохшего сыра — больше разжиться было нечем. Пошел в горотдел пешком.
Шакутин с Юрием Евгеньевичем Белянчиковым уже дожидались Корнилова. Сидели нахохлившиеся, еще не совсем проснувшиеся. Начальник Лужского угро крутил ручку старенького радиоприемника.
— Капитан, а вы по утрам не бегаете трусцой? — спросил его Игорь Васильевич, поздоровавшись.
Шакутин отрицательно покачал головой.
— А зря. Поэтому вы по утрам такой вялый.
— Да мы долго за шахматами сидели, — стал объяснять Шакутин, но Игорь Васильевич перебил его, спросив будничным, деловым тоном:
— Где Полевой?
— Здесь, в КПЗ.
— Скажите, пусть приведут.
Привели Санпана. Щетина на щеках, запекшиеся губы делали его похожим на тяжелобольного.
— Садись, Полевой, — сказал Корнилов Санпану. Всегда скрупулезно соблюдавший порядок, Игорь Васильевич не смог пересилить себя и обратиться к Полевому на «вы». — Узнаешь?
Полевой сел и, повернув к Игорю Васильевичу лицо, чуть-чуть оскалился. Словно хотел сказать: «Чего уж тут не узнать…»
— Капитан, ведите протокол, — попросил Корнилов Шакутина. — Кого в последние дни в гости ждал?
Санпан минуты три молчал, сжав руки коленками и медленно потирая ладонь о ладонь. На его лице с низеньким, похожим на гармошку лбом заходили все мышцы, словно он что-то с трудом пытался разжевать. Наконец Полевой выдавил:
— Витьку Косого ждал. Срок у него закончился. Долю должен был привезти.
Корнилов присвистнул.
— Витьку Косого! Виктора Безбабичева, значит. Подвел тебя Косой, подвел. Как только в Ленинграде появился, за старое взялся. У нас он. Уже у нас. — А про себя подумал: «Косого-то спрашивал я про Санпана. Сказал — весточек не имею. Крепкий орешек. Придется и с ним повозиться. И доля еще какая-то».
— Ладно, о Косом потом. Где твой пистолет?
Санпан снова долго молчал, набычившись и почему-то шевеля губами.
— Кузнецу из Пехенца отдал. За самогон. Левашову. — И, словно бы оправдываясь, добавил с тоской: — В загуле был, гражданин Корнилов. И хрустов нема. За литр отдал.
— Когда это было?
— Не помню уж. Месяца два назад.
— Безбабичева ходил встречать?
— Еще чего, — проворчал Полевой. — Я ж не знал, в какой день он явится.
— А твоя жена утверждает, что позавчера в три часа ты ушел встречать дружка…
Полевой осклабился:
— Да я так… Чтоб крик не подымала. В Пехенец я ходил. Выпить с мужиками.
— С кем?
— С кем пил-то? — Санпан нахмурился. Лицо у него опять напряглось. — Да я… Зашел к Левашову, а его не было. Жена у него дурная. Орать стала. В магазине взял бутылку «Солнцедара». А потом не помню.
— Кто отпускал тебе вино?
— Тоська рыжая. Да она там одна и торгует, гражданин начальник.
— Дружки навещали?
— Нет. Боялся я. — Он поднял голову и угрюмо поглядел на Корнилова. — Боялся, вас наведут…
Игорь Васильевич усмехнулся.
— Не договариваешь ты, Полевой!
Санпан пожал плечами.
— Про Безбабичева как узнал? Что у него срок закончился и деньги привезет? Святой дух подсказал?
Полевой опять опустил голову и молчал, медленно потирая ладонью о ладонь.
— Ладно, Полевой, на сегодня достаточно. Мы еще наговоримся.
Санпана увели. Обращаясь к Шакутину, Игорь Васильевич попросил:
— Капитан, пишите мотивированное постановление на обыск у Левашова и у Сестеркиной. Потом у прокурора утвердим. — Он посмотрел на часы. Было девять. — Сейчас позвоню Михаилу Ивановичу. Попрошу разрешения на день задержаться.
Шакутин повеселел. На помощь Корнилова он очень рассчитывал.
«Что же мы имеем на сегодняшний день? — думал Игорь Васильевич, прохаживаясь по кабинету начальника уголовного розыска в ожидании, пока тот принесет данные судебно-медицинской экспертизы. — Санпан за решеткой… Может, он и совсем спился, да и такой не менее опасен. И вот за несколько часов до его ареста на опушке леса находят убитого человека. Ни имени, ни фамилии. Говорят, не местный. Но кто же это отправляется в дорогу, не взяв с собой хотя бы удостоверения или паспорта? Положив больше сотни рублей в карман и бутылку коньяка в вещевой мешок. Без документов идет в соседнюю деревню местный житель. Зачем они ему? А убитый не местный…
…Коньяк… Может быть, в магазине еще не продавали водку, и лыжник вынужден был его купить. Коньяк-то продают чуть ли не круглосуточно. План делают! — Игорю Васильевичу надоело ходить, все время задевая за мебель — кабинетик у Шакутина был совсем крошечный, — и он сел на стул у окна. — Нет, лыжник специально покупал коньяк, поезд-то у него вышел из Ленинграда после одиннадцати, если бы хотел, то водку мог уже купить. А местные вряд ли коньяк пьют. А может быть, случай особо торжественный? Когда водку и приносить неприлично! — Эта мысль понравилась Корнилову, и он пробормотал: «Неплохо, товарищ подполковник, неплохо!»
…Деньги. Многовато при нем денег, многовато. В гости с такими деньгами не ездят. Может, долг отдавать шел? Или, как Витька Косой, долю кому-то нес?
…Охотники. Ну конечно, проще всего предположить случайный выстрел охотника. Загон на лося. У кого-то есть карабин или винтовка. Может быть, даже с войны припрятана. Что ж, тоже версия.
А что касается Полевого, то следователь все досконально уточнит. Это нелишне, но тут, кажется мне, не Санпановых рук дело».
Пришел Шакутин, принес данные экспертизы. «Пулевая рана. Оружие нарезное, калибр 7,62. Прострелено легкое. Смерть наступила от большой потери крови приблизительно в 20–22 часа».
«А стреляли в него не позже 16 часов, — подумал Игорь Васильевич. — Поезд приходит на станцию в пятнадцать… Если на лыжах идти до владычкинского поля — так не больше сорока-пятидесяти минут. Значит, несколько часов лыжник был еще жив. И приди кто-нибудь на помощь — могли спасти. Ну если стреляли охотники, да издалека, то они могли и не заметить раненого. Прошли где-то стороной. А вот попутчик? Тот, что пошел вслед за лыжником по тропе от станции? Он-то должен был на него наткнуться. — Корнилов вздохнул. — Вопросы… вопросы… Надо попросить Шакутина провести следственный эксперимент — восстановить направление выстрелов. И выяснить, в порядке ли были лыжи. Ведь если этот мужчина нормально на лыжах шел, то никакой пешеход его не догнал бы!»
Корнилов долго разглядывал фотографии убитого. Игоря Васильевича поразило выражение спокойствия на его простоватом, тронутом тенью щетины лице. Глаза, казалось, продолжали еще жить и ждали ответа: кому потребовалось сделать этот зловещий выстрел? Вздохнув, Корнилов сложил фотографии и передал капитану.
— Вот что, Александр Григорьевич, — сказал он, немного помолчав, — вы сами-то что думаете по поводу убийства? Может быть, охотники?
— Мы с Юрием Евгеничем прикидывали эту версию. Случайный выстрел? На лося, правда, охота уже закрыта, но браконьеры пошаливают. Возможно, и ходил кто-то с винтовкой, баловался.
— Ну вот и проверьте всех охотников, с общественными охотинспекторами потолкуйте. — Игорь Васильевич говорил все это не слишком уверенно потому, что его интересовала одна деталь, никак не укладывавшаяся в вариант «охота», — попутчик. Не мог он пройти мимо убитого и не заметить его! Значит, заметил и скрылся. Ну, может быть, и не скрылся, да молчит. Чего испугался? А может быть, он не только попутчик…
— Александр Григорич, лыжи какой марки? — неожиданно спросил он капитана.
— У убитого, что ли?
— Ну да. А у кого же еще…
— У него лыжи очень хорошие, товарищ подполковник, гоночные лыжи. Финские.
— Хорошо смазаны?
Шакутин только руками развел.
— Не поинтересовался, даже не подумал, что понадобится.
— У вас есть опись вещей убитого? — спросил Игорь Васильевич.
Шакутин протянул листок.
Опись была составлена толково — очень подробно, с точным описанием примет и особенностей вещей.
Игорь Васильевич обратил внимание, что среди денег была сторублевая бумажка. Такими деньгами только долг отдавать! Ведь в деревенском магазине могут и не разменять, если за покупками пойдешь. В карманах убитого не обнаружили ни спичек, ни сигарет. Вообще, кроме носового платка и ключей, не было самых обыденных мелочей, которые, как правило, можно обнаружить в карманах у каждого. Так случается, если человек собрался в дорогу неожиданно. Схватил, что было под рукой, переоделся — и в путь.
— Вот еще что надо проверить, Александр Григорьевич, — не было ли вчера или позавчера во Владычкине выдающихся событий: свадеб, крестин, похорон. Похоже, что лыжник внезапно получил какое-то известие — собрался за пятнадцать минут, сунул в карман деньги, бутылку коньяка — и в путь…
— Умереть так никто не умер, — наморщив лоб, ответил Шакутин. — А насчет рождений и свадеб — это я проверю… — Он усмехнулся. — Да и жениться там некому. Одни старухи.
«Чего он все время лоб морщит? — подумал Игорь Васильевич. — И так старше своих лет выглядит! Надо будет ему как-нибудь сказать об этом. Хоть в шутку, чтоб не обиделся…»
Шакутин принялся названивать на Мшинскую, участковому Рыскалову.
Никаких примечательных событий во Владычкине не произошло. Участковый по своей инициативе побеседовал со многими мшинскими охотниками и с председателем охотничьего общества — было похоже, что охотников в эти дни в лесу не видели.
— Ладно, хватит штаны просиживать, — поднялся Игорь Васильевич. — Еду во Владычкино. Сколько там до егеря и лесника?
— Километра три. Лыжи мы вам приготовили. Рыскалов ждет на Мшинской.
4
— Здесь Надежда Григорьевна Кашина живет, — сказал участковый Корнилову, когда они, приехав во Владычкино, остановились у первого дома. — Древняя старуха. Может быть, с кого другого начнем?