Энн Криспин
Хэн Соло и все ловушки рая
«...это просто рубеж, я к нему готов...»
1. «УДАЧА ТОРГОВЦА»
Древняя боевая телега времен еще Ксима Деспота висела на орбите Кореллии, тихая и на первый взгляд брошенная экипажем. Хотя внешность бывает обманчивой. Корыто класса «освободитель» некогда звалось «Стражем Республики», а ныне обрело новую жизнь под именем «Удачи торговца». Его выпотрошили и начинили опять — собранным с мира по винтику оборудованием,— населили сотней разумных существ, в основном гуманоидов. Хотя на данный момент бодрствовали лишь немногие из обитателей корабля, поскольку по бортовому времени здесь была ночь.
Разумеется, на мостике бдила вахта. «Удача торговца» много времени проводила на орбите той или иной планеты, но все еще могла тряхнуть стариной и прыгнуть через гиперпространство, пусть по современным меркам это был бы весьма затяжной прыжок. Возглавлявший «семью», которая обитала на борту «Удачи», Гаррис Шрайк был строгим надсмотрщиком и следовал формальностям и протоколам. Поэтому на мостике всегда кто-нибудь нес дежурство.
Шрайка на «Удаче» слушались, капитан — не тот человек, которому перечат без веской на то причины и заряженного бластера под рукой. Шрайк царил словно деспот. Среднего роста, худощавый, он был по-своему привлекателен. Серебристо-белые виски контрастировали с черными волосами, льдисто-голубые глаза и тонкие губы редко посещала улыбка, и никогда она не была веселой. Гаррис Шрайк был умелым стрелком, а в юности промышлял охотой за головами. Хотя -потом он бросил это дело; ему не хватало терпения, а в результате он постоянно терял деньги. Жирная награда, как правило, причитается лишь за живую добычу, мертвецы стоят дешевле.
Чувство юмора у Шрайка все же имелось, и ярче всего оно проявлялось, когда нужно было причинить кому-нибудь боль. Когда же он играл и выигрывал, то превращался в фонтан маниакального веселья, особенно если был в доску пьян.
Как сейчас, например. Сидя за столом в бывшей офицерской кают-компании, Гаррис Шрайк играл в сабакк и кружку за кружкой вливал в себя адлераанский эль, свой любимый напиток.
Капитан Шрайк уставился в карты, подсчитывая в уме очки. То ли не менять карт и надеяться на «чистый сабакк», то ли взять еще две, а лишние сбросить в интерференционное поле в центре стола? В любое мгновение сдающий мог нажать кнопку и сменить значение карт. Коли так, он — в прогаре.
Другой игрок, громила-эломин, вдруг повернул голову, топорща щетинки усов.
— Что-то забавное на сенсорах в арсенале, капитан,— гнусаво сообщил он.
Шрайк требовал соблюдения протокола, особенно по отношению к собственной персоне; находясь на борту, он даже облачался в военный мундир. Фасон кителя он сдул у кого-то из губернаторов и украсил медалями и орденами, которые подыскивал в ломбардах по всей Галактике.
Сейчас капитан поморгал, протер затуманенные элем глаза и швырнул карты на стол.
— Что такое, Брафид?
Рослый не-человек наморщил щетинистое рыльце.
— Не уверен, капитан. Сейчас показания в норме, но сигнал мигнул, как будто замок вскрыли и тут же закрыли опять. Должно быть, скачок напряжения.
С грацией и точностью движений, которых не стесняла неудобная униформа, капитан выбрался из-за стола, чтобы лично взглянуть на экран.
— Не в напряжении дело,— постановил Шрайк спустя какое-то время.— Тут что-то другое.
Он повернул голову к высокому, крепко сбитому мужчине за столом.
— Ларрад, ну-ка глянь. Кто-то взломал замок и запустил тренировочную программу, чтобы сбить нас с толка. У нас на борту вор. Оружие у всех с собой?
Человеку, с которым он разговаривал, выпала сомнительная честь приходиться капитану родным братом. Ларрад Шрайк кивнул и похлопал по кобуре на поясе. Эломин Брафид продемонстрировал «щипач»; из всего доступного на борту арсенала он предпочитал именно электрошоковую дубинку, хотя мог справиться с противником и голыми руками, просто сломав о колено, как палку.
Суллустианка, навигатор «Удачи», извлекла из кобуры бластер.
— Готовы действовать, капитан! — с готовностью чирикнула она.
Несмотря на скромный рост, обвислые щеки и огромные невинные глаза, Ноони Дальво была столь же опасна, как ее сердечный друг Брафид.
— Хорошо,— сказал Шрайк.— Ноони, охраняй арсенал, вдруг нашему воришке вздумается вернуться. Лар-рад, активируй биосканеры, посмотрим, сумеешь ли ты опознать нашего полуночника. Я хочу видеть, куда он направляется.
Его брат кивнул и склонился над вспомогательным пультом.
— Кореллианин,— объявил он спустя недолгое время.— Молодой... рост примерно сто восемьдесят стандартных сантиметров. Темные волосы, сложение среднее. Приборы утверждают, что опознали его. Парнишка пробирается на корму, скорее всего на камбуз.
Глаза Шрайка по холоду и голубизне не уступали ледникам Хота.
— Малыш Соло,— произнес капитан, даже не взглянув на показания биосканера.— У кого еще хватит наглости выкинуть подобный трюк?
Шрайк разжал пальцы, опять сжал в кулак. Тускло блеснуло кольцо с камнем из деваронского кровояда.
— До сих пор я с ним цацкался, слишком он хороший гонщик. Никогда не проигрываю, когда ставлю на него... но и у моего терпения есть пределы. Сегодня я научу сопляка уважать старших. Он пожалеет, что вообще родился на свет.
Зубы его сверкнули куда ярче перстня.
— Или о том, что я отыскал его семнадцать лет назад и привел этого плаксу в мокрых штанишках домой на «Удачу». Я терпеливый человек, великодушный и добрый, я умею прощать...— Шрайк театрально вздохнул.— Но, Галактика свидетель, даже меня можно вывести из себя.
Он оглянулся на брата, тому что-то было не по себе. Гаррис подумал, что Ларрад, должно быть, вспомнил последнюю взбучку, которую малыш Соло получил год назад. Парень два дня ходить не мог.
Шрайк плотно сжал губы. Мягкотелости среди подчиненных он не потерпит.
— Верно, Ларрад? — вкрадчиво поинтересовался капитан.
Брат кивнул. * * *
Сжимая в потной ладони украденный бластер, Хэн на цыпочках пробирался по узкому коридору. Когда он закончил возиться с замками на ящике с оружием, у него оставалась секунда-другая, чтобы сунуть руку внутрь и схватить первое, что попадется. А времени осмотреться и выбрать подходящее оружие не было совсем.
Он сообразил, что вспотел, когда смахнул со лба влажные пряди темных волос. Бластер оттягивал руку, да и лежал в ладони неудобно. Хэну не часто приходилось держать в руках оружие, из книг он узнал лишь, как проверить заряд. А стрелять вообще не умел. Гаррис Шрайк никому, кроме ближайших и доверенных помощников, не позволял носить оружие. Кстати, о проверке! Мальчик прищурился и в тусклом свете «ночных» ламп прочитал показания на небольшой панели. Заряжено. Может, Шрайк дурак и громила, но он командует непростым кораблем.
Даже самому себе он боялся признаться, что боится и ненавидит капитана. Хэн давно усвоил, что демонстрация страха — гарантия взбучки... или чего похуже, вот и держал все при себе. Громилы и дураки уважают одно — храбрость. По меньшей мере, браваду. А посему Хэн Соло научился загонять страх в самую глубь ума и сердца и никогда не выпускал его на поверхность. Порой он сознавал, что страх никуда не исчез, прячется под слоями уличной наглости, и всякий раз запихивал его еще глубже.
Ради эксперимента он вскинул бластер и, прикрыв один глаз, как делалось в фильмах, глянул вдоль ствола. Мушка легонько гуляла. Хэн выругался вполголоса, сообразив, что у него дрожат, руки. Прекрати дурить, Соло. Убраться подальше с этого корыта, от Шрайка.... разве это счастье не стоит небольшого риска?
Он машинально оглянулся через плечо, повернулся — и очень вовремя нырнул под провисший кабель. Он выбрал этот маршрут, потому что тот вел в обход жилых отсеков, но коридор был до того узкий, а потолок — до того низкий, что Хэна начинала терзать клаустрофобия. И не отпускало желание постоянно озираться по сторонам.
Впереди проход расширялся; значит, до цели — рукой подать. Еще совсем чуть-чуть, несколько минут... Юный беглец — передвигался в той степени бесшумно, в какой ему позволяли башмаки из шкуры воната. За модулем гиперпривода коридор разветвлялся, Хэн свернул налево, радуясь, что можно больше не идти согнувшись в три погибели.
ДЕЛО застопорилось возле дверей на просторный камбуз, ноги словно приклеились к палубе, уши и нос заработали с двойной нагрузкой. Звуки... да-да, именно те, которые Хэн надеялся услышать! Негромкое позвякивание сковородок, чмоканье теста, перестук скалки. Ноздри щекотали ароматы, рот наполнился слюной. Хэн крепко стиснул зубы. Если ему повезет, никогда в жизни он больше не попробует любимой выпечки.
— Дьюланна!.. Эй, Дьюланна! — негромко позвал парнишка.— Это я. Пришел попрощаться.
Рослое косматое существо, которое, вооружившись скалкой, вело с тестом неравный бой, с вопросительным рычанием повернуло голову.
По-настоящему Дьюланну звали Дьюланнамапия, и она была Хэну лучшим другом с тех пор, как попала на борт «Удачи торговца». Случилось это лет десять назад, когда мальчику было примерно девять. Юный кореллианин не имел ни малейшего понятия о годе своего рождения, как и о родителях. Если бы не Дьюланна, он не узнал бы даже собственной фамилии.
Хэн не умел говорить на языке вуки, хотя не раз пытался воспроизвести лай, рычание, ворчание и поскуливание, после чего горло саднило, а сам он чувствовал себя дурак дураком. Одно счастье — понимал сносно. Со своей стороны Дьюланна так и не осилила общегалактического, хотя понимала его не хуже родного. Поэтому общение между мальчиком и пожилой вуки, как правило, было оживленным, беглым, беспроблемным, но — занимательным.
Хэн давно привык и не задумывался, как их беседы выглядят со стороны. Они с Дьюланной просто... разговаривали. И превосходно понимали друг друга. А сейчас он демонстрировал поварихе украденное оружие (осторожно, чтобы даже случайно не направить бластер в сторону Дьюланны).
— Во-во! Именно сегодня ночью. Все, сваливаю с «Удачи торговца» и назад ни за что не вернусь.
Вуки озабоченно рыкнула, продолжая рассеянно и привычно раскатывать тесто. Хэн взял повариху за лапу, кривовато ухмыльнулся.
— Ты без толку волнуешься, Дьюланна. Конечно же, я все продумал. Скафандр я спрятал в шкафчике рядом с ангаром для автогрузовика, а там сейчас грузят корабль. Робот-фрахтовик, как только его заправят, уйдет как раз туда, куда мне и надо.
Не прекращая возиться с тестом, повариха вопросительно гавкнула.
— На Илезию,— пояснил Хэн.— Я же тебе рассказывал, забыла? Колония-монастырь возле пространства хаттов, там дают убежище паломникам со всей Галактики. Там Шрайк меня не достанет. И еще, вот смотри...
Он протянул вуки небольшой диск с голографической записью.
— Им нужен пилот! Я уже кинул им сообщение, что купил еду для собеседования. Все оставшиеся кредитки потратил.
Дьюланна негромко заурчала.
— Э нет, прекрати-ка,— запротестовал Хэн, наблюдая, как повариха раскладывает тесто на лист и ставит в печь.— Все со мной будет в порядке. Разживусь деньгами... где-нибудь по дороге. Не тревожься, Дьюланна!
Не обращая на его вопли никакого внимания, вуки зашаркала в угол камбуза; несмотря на почтенный возраст, двигалась волосатая сутулая повариха с удивительной ловкостью и проворством. Дьюланне было почти шесть сотен стандартных лет, насколько знал Хэн. Много даже для долгожителей-вуки.
Повариха исчезла за дверью в свою конурку, а через минуту появилась вновь, сжимая в когтях мешочек, связанный из шелковистой нити, очень возможно, что из собственной шерсти, если судить по виду.
Настойчиво поскуливая, Дьюланна протянула мешочек мальчику.
Хэн опять замотал головой, по-детски спрятав руки за спину.
— Нет! Твоих сбережений мне не нужно! На что ты купишь билет на Илезию?
Повариха склонила голову к плечу и фыркнула
— А ты что думала? Ты что, не приедешь ко мне, что ли? Ты что, думаешь, я оставлю тебя гнить в этом гробу, да? Шрайка с каждым годом все больше сносит с курса. На борту небезопасно. Вот доберусь до Илезии, устроюсь и сразу же пошлю за тобой. В монастыре Шрайк не посмеет нас тронуть.
Дьюланна запустила когти в вязанный кошель и пересчитала кредитки. Поделила деньги и половину вручила своему малолетнему другу. Хэн сдался.
— Ну-у... ладно. Но это в долг, ясно? Я верну. Илезианские жрецы предлагают большие деньги.
Вуки заворчала, соглашаясь, протянула тяжелую лапу и взъерошила пареньку шевелюру, приведя ее в восхитительный беспорядок.
— Эй! — возмущенно завопил Хэн; пусть повариха старалась как лучше, но не всегда рассчитывала силу.— Я только что причесался!
Дьюланна выдала восторженный рокот, по какой-то причине ей всегда нравилось, когда Хэн строил из себя оскорбленную в лучших чувствах невинность.
— Это кому здесь хорошо всклокоченным? Кто тебе сказал, что мне так лучше? Сколько раз повторять, что у людей «неряшливый» — не похвала?!
Возмущение испарилось само собой, как не бывало, стоило Хэну взглянуть на повариху. Он же в последний раз видит ее пушистую любимую мордочку и ласковые синие глаза! Дьюланна была самым близким — и единственным! — другом. Расставаться с друзьями Хэн не умел.
Не сдержавшись, юный кореллианин неистово обнял вуки, зарылся в теплую мягкую шерсть; головой Хэн едва доставал поварихе до груди, а ведь когда-то, было время, не дотягивался взъерошенной макушкой до пояса.
— Я буду скучать,— приглушенно сказал Хэн с шелковистую шубу Дьюланны; глаза у него щипало.— Береги себя, пожалуйста...
Вуки негромко ворчала, гладя пацана по спине.
— Как трогательно,— произнес с порога холодный и слишком знакомый голос.
Хэн и Дьюланна повернулись к человеку, который вошел на камбуз. Гаррис Шрайк небрежно привалился к комингсу, от улыбки на его красивом холеном лице кровь застыла бы даже у сарлакка. Хэн почувствовал, как дрожит Дьюланна — то ли от ярости, то ли от страха.
За спиной капитана топтались его брат и Брафид. Хэн зло сжал кулаки. Будь капитан один, оставался еще шанс прорваться, но присутствие Ларрада и эломина сводило на нет любые попытки.
Вспомнился бластер, по-прежнему засунутый за пояс. Был момент, когда Хэн подумал, что неплохо бы достать оружие, но быстро передумал. Гаррис Шрайк заслуженно пользовался славой человека, которому нет равных в скорости выхватывания бластера из кобуры. Тут пацану вообще ничего не светило, он добьется только того, что убьют и Дьюланну, и его самого. Шрайка тем временем раздувало от бешенства.
Хэн облизал пересохшие губы.
— Я могу объяснить...— начал он. Шрайк прищурился.
— Что ты можешь мне объяснить, ты, жалкий трус и предатель? Кражу у семьи? Предательство тех, кто тебе доверял? Удар в спину ножом своего благодетеля, ты, сопливый воришка?
— Но...
— С меня довольно. До сих пор я был с тобой терпелив, потому что ты хороший пилот и выигрывал деньги, которые никогда мне не были лишними, но мое терпение лопнуло.
Шрайк неторопливо закатал рукава самопального кителя и на пробу сжал и разжал кулаки. Кольцо на его пальце тускло блестело в искусственном освещении.
— Давай-ка выясним, как на твое настроение повлияет несколько дней сражения с деваронским ядом... Думаю, ты даже не заметишь, что у тебя еще сломана пара-тройка костей. И запомни, мальчик, все это ради твоей же пользы. Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня.
Всем хочется быть героями, но если на тебя не спеша движется, разминая пальцы, Гаррис Шрайк, не возникает желания ложиться грудью на амбразуры. А возникает желание намочить штаны. Года два назад Хэн уже попробовал перечить капитану, парень как раз тогда выиграл гладиаторский бой на Джубиларе, вот и возомнил себя всемогущим. И немедленно в том раскаялся. Быстрые и сильные удары, которыми Шрайк угостил его в ответ на дерзость, превратили рот Хэна в месиво, так что Дьюлан-не целую неделю пришлось кормить своего подопечного пюре с ложечки.
Вуки с рычанием шагнула вперед. Ладонь капитана легла на рукоять бластера.
— Не лезь, старуха! — не хуже поварихи рыкнул Шрайк.— Ты не настолько хорошо готовишь!
Хэн повис на Дьюланне.
— Не надо!
Вуки стряхнула не по возрасту долговязого парня с той же легкостью, с какой отмахнулась бы от мошки, и бросилась на Шрайка. Капитан вытащил бластер, и начался хаос.
Хэн с воплем прыгнул вперед, на ходу вспоминая приемы уличной драки. Он ухитрился ударить ногой Шрайку в грудь. Капитан громко и сипло выдохнул и свалился навзничь. Хэн метнулся в сторону, мимо его уха свистнул разряд, защипало кожу.
— Ларрад! — взвизгнул капитан, как только Дьюланна двинулась на него.
Брат Шрайка вытащил бластер и направил на вуки.
— Дьюланна, остановись!
Его слова имели не больше эффекта, чем предыдущий крик Хэна. В поварихе, впавшей в боевое безумие вуки, кипела кровь. С ревом, оглушившим бойцов, Дьюланна схватила Ларрада за руку, дернула, разрывая связки и ломая суставы. Хэн услышал хруст и щелчки. Ларрад Шрайк вскрикнул от боли; у Хэна даже собственная рука заныла, что, впрочем, не помешало юному кореллианину все-таки выхватить из-за пояса бластер и навскидку выстрелить в эломина, который с «щипачем» наготове тоже бросился в бой. Брафид завыл, выронил дубинку. Хэн изумился, что вообще в кого-то попал, но времени восхищаться собственной ловкостью особенно не было.
Шрайк с трудом встал. Но в руке у него был бластер, и целился капитан в голову кореллианина.
— Ларрад? — позвал Гаррис корчащуюся в агонии кучу на полу, которой сейчас был его брат.
Ответа он не получил.
Шрайк взвел бластер и сделал шаг к Хэну.
— В последний раз, Дьюланна! Остановись,— заорал капитан.— Или твой дружок Соло отправится к праотцам!
Хэн бросил оружие и, сдаваясь, поднял руки.
Дьюланна тоже остановилась, только негромко порыкивала
Большим пальцем Шрайк ласкал спусковой крючок, с капитана можно было писать портрет чистой, ничем не замутненной ненависти. И хотя он улыбался, блекло-голубые глаза его блестели не от веселья.
— За неподчинение и нападение на своего капитана,— возвести Гаррис Шрайк,— я приговариваю тебя к смерти. Будешь гнить в преисподней, во всех, какие сыщешь.
Хэн застыл, ожидая выстрела в любую секунду, но — только не Дьюланна. Повариха взревела, оттолкнула остолбеневшего парня в сторону и бросилась на Шрай-ка. Разряд пришелся вуки прямо в грудь, и Дьюланна осела на палубу горой опаленной шерсти и обожженной плоти.
— Дьюланна!
Хэн не ожидал от себя такой прыти, пригнувшись, он подсек Шрайку колени. Изрыгая проклятия, капитан вторично грохнулся на спину и на этот раз с громким стуком ударился затылком о палубу. Шрайк закатил глаза.
Хэн осторожно перевернул вуки. С первого же взгляда становилось понятно, что рана смертельная. Еще не сконструирован медицинский дроид, способный исцелить Дьюланну. Повариха застонала, негромко всхлипнула, вкладывая в дыхание остаток всех своих недюжинных сил. Хэн приподнял ее, чтобы хоть как-то помочь. Дьюланна открыла глаза — взгляд ее был осмысленным — и негромко заурчала.
— Ну вот уж нет, я тебя не брошу! — запротестовал Хэн, крепче прижимая к себе Дьюланну; из глаз катились слезы, и вуки расплывалась в озеро бурой шерсти.— Плевать я хотел на побег!
Повариха с усилием приподняла тяжелую лапу и осторожно, не выпуская смертоносных когтей, сжала Хэну плечо. Кореллианин с трудом разбирал поскуливание Дьюланны.
— Я знаю... знаю, ты волнуешься из-за меня.
Он специально говорил вслух, чтобы вуки знала, что он ее понимает. Повариха опять забубнила.
— ...да-да, как своих собственных детей. Горло болезненно сжималось.
— Я... я тоже люблю тебя. Ты мне почти как мама... Дьюланна мучительно застонала, ее речь стала почти
неразборчивой.
— Нет,— настаивал Хэн.— Я тебя не оставлю, сказал же. Буду с тобой, пока... пока...
Он не смог договорить.
С намеком на прежнюю силу Дьюланна тряхнула его руку.
— Если я...— с трудом переводил бормотание поварихи Хэн.— Если я умру... ничего? А, ты хочешь сказать, что, если я не уйду, ты умрешь впустую?
Вуки кивнула. Юный кореллианин упрямо замотал головой. Как он бросит Дьюланну умирать в одиночестве? Ну нет...
Повариха заворчала.
— Да, я тоже уверен, что ты окажешься в безопасном месте... сольешься с жизненной силой...
Хэн пытался говорить искренне, потому что знал, что некоторые вуки истово верят в некую объединяющую все и вся силу, которая связывает воедино живые существа. Лично кореллианин полагал, что эта «сила» — по-другому ему не удавалось перевести слово с языка вуки, означающее «мощь» или «умение»,— полная чушь и белиберда.
Но Дьюланна верила в нее свято и безоговорочно, и если вуки сейчас так будет спокойнее, Хэн поверил бы во что угодно, даже в то, что между звездами можно ходить без скафандра. Дискутировать он не собирался. Наоборот, даже припомнил пожелание, которым повариха часто провожала его:
— Да пребудет с тобой сила жизни...
На миг он пожелал, чтобы сам мог в это поверить. Дьюланна быстро теряла силы. Она еле слышно заворчала, Хэн машинально перевел:
— Последнее желание...
В горле опять запершило.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас ушел... жил... и был счастлив.
Он держался из последних сил.
— Ладно,— согласился парень.— Я уйду. У меня есть еще время.
Дьюланна заскулила.
— Обещаю,— хрипло сказал Хэн.— Сейчас уйду. Я никогда тебя не забуду, клянусь! Я всегда буду тебя помнить.
Повариха уже не могла говорить, но Хэн был уверен, что она его слышит. Он опустил повариху на палубу, встал и подобрал бластер. Оглянувшись в последний раз на Дьюланну, Хэн выбежал в коридор.
Его дробный топот гулко отдавался от переборок старого корабля; время таиться и скрываться миновало. Хэн понятия не имел, каково расписание грузовика-автомата, но если судить по графику погрузки, то фрахтовику осталось лишь заправиться — и фьюить! Когда Хэн предпринял вылазку за скафандром, процесс только-только начался.
«Илезианская мечта» могла стартовать в любую секунду.
Юный беглец, отдуваясь, мчался к шлюзу, громко топая по палубе, которая была его детской площадкой, сколько он себя помнил. Вдалеке слышались сонные голоса, крики и распоряжения.
Попадаться нельзя, капитан его разорвет голыми руками. Уверенность добавила прыти и без того быстрым ногам.
Хэн заложил последний вираж и выхватил из тайника за шлангами легкий скафандр. Шлем норовил выскользнуть из рук и ударить под дых, но кореллианин все равно сумел торопливо набрать код на панели замка.
Убегали секунды. Погоню уже было хорошо слышно. Но ребята определенно думали, что беглец направляется к спасательным капсулам или палубе с эль-челноком. Никому и в голову не пришло, что Хэн настолько безумен, чтобы лезть на автоматический грузовик... по крайней мере он очень на то рассчитывал.
Зашипел сжатый воздух. Хэн скользнул внутрь, закрыл за собой люк и принялся напяливать скафандр. Затем проверил запас воздуха. Полный баллон. Хорошо... Вообще-то он планировал прихватить с собой парочку запасных баллонов на всякий случай, но сейчас не осмелился высунуться наружу. Воздуха в скафандре хватит на двое стандартных cyток. Вот и хорошо... наверное. Все зависит от того, с какой скоростью бегает эта автоматическая таратайка. Кстати, выяснить ее курс не представляется никакой возможности. У робота не спросишь...
Хэн скривился. На такой побег решаются лишь с отчаяния... А вот этого товара в его трюме — навалом. В избытке. Остается лишь надеяться, что он не прибудет на Илезию молодым и красивым трупом.
Ну-ка, что у нас есть?., пищевые таблетки, полный комплект. Контейнер с водой... полон. Отлично. Опять-таки спасибо, капитан Гаррис Шрайк, за настоятельное требование, чтобы все корабельное оборудование находилось в превосходном рабочем состоянии.
Хэн застегнул комбинезон, проверил герметичность застежки. Неуклюже из-за перчаток взял шлем и опасливо сунул внутрь голову. Шлем был почти целиком прозрачный, в нем было все видно, куда ни посмотри. По краю «воротника» бежала цепочка голографических символов: жизненные показатели и прочая, не менее полезная информация. А если прижать подбородок к специальному рычажку, то можно «поговорить» со скафандром и выдать ему инструкции, какую температуру внутри предпочитаешь и какой воздушной смесью дышишь в это время года И так далее.
Ну вот и все! Беглец тяжело перешагнул через высокий порог шлюза и ввел последнюю команду, чтобы выровнять давление в переходнике. Он услышал шипение
откачиваемого воздуха, «Илезианская мечта» — робот, ей не нужна атмосфера. Корабль «наполнен» лишь вакуумом.
Наконец-то открылся внутренний люк, и Хэн взошел на борт «Мечты».
Из-за многочисленных контейнеров с грузами коридоры были очень узкие, не развернешься. «Илезианскую мечту» проектировали без учета живого экипажа, если не считать за таковой обслуживающих ее на стоянках механиков. Кое-где Хэну приходилось протискиваться бочком, благодаря судьбу, что вся корабельная машинерия нуждается в гравитации, иначе порхал бы сейчас по отсеку обезумевшей бабочкой.
Несколько раз ему доводилось бывать вместе с ремонтниками за бортом «Удачи торговца», когда его сочли достаточно взрослым для работ по кораблю. Хэн висел в космосе, привязанный к «Удаче» на первый взгляд непрочной пуповиной троса. Первые два раза кореллианин не мог опомниться от избытка впечатлений, но сама невесомость ему не понравилась, и Хэн научился не смотреть «вниз». Когда видишь под ногами бескрайнее пустое пространство, с головой начинают твориться неинтересные вещи.
Хэн предположил, что чем ближе к мостику, тем больше свободного места, и побрел туда. Долго идти не пришлось, «Мечта» — кораблик не слишком большой. Если ее грузовой манифест составлен верно, без ошибок, то сюда она привезла глиттерстим высокой очистки, а с Кореллии забирает запасные части к дроидам-ремонтникам.
Хэн без особого интереса полюбопытствовал, кому это заплатил Гаррис Шрайк, чтобы заполучить груз хорошего спайса, перевозками которого ведали в основном официальные власти, да и то под неусыпным надзором.
Беглец завернул за угол — и замер на пороге ходовой рубки.
Во имя сынов Бараба, что здесь делает астродроид?!!
Всем известно: дроиды не умеют управлять космическими кораблями, то есть это не пилоты. Хэн наморщил нос за прозрачным щитком шлема. Должно быть, дроид — своеобразный сторож, призванный отпугивать портовых воришек или космических пиратов? Корсары частенько зарились на автоматические грузовозы; видимо, поэтому илезианским жрецам так не терпелось нанять живого пилота., и желательно с Кореллии, как говорилось в их объявлении.
Хэн стоял неподвижно, чтобы не всполошить астродроида, иначе ни за что не почувствовал бы дрожь палубы и переборок. Мы выходим из дока! Надо бы взяться за что-нибудь, сейчас запустят двигатели!
Беглец попятился, а затем, плюнув на осторожность, развернулся и побежал обратно в трюм. Он успел выискать наиболее подходящий закуток и — очень вовремя! — свернулся клубком между контейнерами.
«Мечту» сотряс еще один спазм и еще один. Хэн мысленно представлял, как один за другим отходят причальные захваты. Вот еще один, последний, и...
Грузовик накренился. Экипажа ему не полагалось, вот он и ускорялся грубее и небрежнее. Мысленная картина дополнилась изображением грузовоза, отваливающего от «Удачи торговца», выходящего за пределы гравитационного поля Кореллии, активирующего маршевые... Закрыв глаза, Хэн воображал, как лениво вращается рядом с ними его родная планета. Кореллия была красивым миром с небольшими синими морями, буро-зелеными лесами, золотисто-рыжими заплатками пустынь. И большими городами. На ночной стороне мерцали россыпи огней, напоминая огни далеких сражений.
Заработали на полную мощность маршевые двигатели, перегрузка пришпилила Хэна к контейнеру. Переходим на скорость света...
Через несколько секунд корабль выровнялся, и его единственный пассажир вновь обрел свободу действий. .Хэн расслабился, морщась и кряхтя от неожиданной боли во всем теле. Сначала он удивился, а потом сообразил, где заработал синяки и шишки, и с грустью вспомнил о Дьюланне. Глаза опять защипало, Хэн прикусил губу, чтобы не расплакаться по-настоящему. Не слишком разумно распускать нюни в герметичном скафандре, лица-то не вытрешь.
Хэн шмыгнул носом. Дьюланна обменяла свою жизнь на его свободу.
Ну-ка соберись и приди в себя, Соло! приказал себе юный кореллианин. Горло саднило, Хэн сглотнул и принялся остервенело терзать зубами нижнюю губу, пока не ослабло желание пустить слезу. Он не помнил, когда плакал в последний раз, да и какой в слезах прок? Дьюланну ими не вернешь...
Она верила в жизнь после смерти, и если вуки права, может быть, она сейчас его слышит?
— Эй, Дьюи,— прошептал Хэн.— У меня все путем. Я лечу на Илезию и стану лучшим пилотом в этом секторе. Выучусь, заработаю кучу денег и поступлю в Академию, как мы с тобой и мечтали. Я свободен, Дьюланна...
Голос сорвался.
Мы с тобой в безопасности, Дьюи. Шрайк теперь нас и пальцем не тронет...
Забившись в угол, мальчик решительно улыбнулся сквозь слезы. Я свободен и обязан тебе жизнью. И никогда не забуду о долге. Если выпадет шанс помочь кому-нибудь из твоего народа, то, клянусь любым богом, силой жизни, чем угодно, ни на миг не задумаюсь.
Хэн вдохнул «консервированный» воздух из баллона.
— Спасибо тебе, Дьюланна...
Где бы она ни была, она его слышала. Хэн не сомневался.
2. ИЛЕЗИАНСКИЕ МЕЧТЫ
Очнувшись от изнурительного сна, Хэн поначалу ничего не понял. Где это я? Потом вернулась память, и сцены торопливо начали сменять друг друга: бластер, зажатый в дрожащей неуверенной руке... перекошенное от злобы и ненависти лицо Шрайка... хрипящая в агонии Дьюланна умирает в одиночестве...
Горло царапал комок. Дьюланна была рядом с тех пор, как Хэн был совсем маленьким, лет восьми или девяти. Он вспомнил день, когда вуки появилась на их корабле вместе со своим мужем Исшаддиком, которого изгнали с планеты за какие-то проступки. Хэн не знал за какие, потому что Дьюланна не любила разговоров на эту тему, хотя и последовала за мужем, бросив все, что любила,— свой дом и четырех взрослых отпрысков.
Через год или около того Исшаддика убили во время перевозки контрабанды на Нар Хекку, и Шрайк заявил Дьюланне, что она может остаться на борту «Удачи торговца» в качестве поварихи. Капитану нравилась ее стряпня.
Это я виноват, это все из-за меня, подумал Хэн, отыскал патрубок водяного контейнера и сделал осторожный пробный глоток. Затем он сжевал пару питательных таблеток и запил их вторым глотком воды. Не еда, конечно, но протянуть можно... А Дьюланна осталась из-за меня. Хотела защитить от Шрайка...
И это правда. Всей Галактике известно, что преданнее и упрямее товарищей, чем вуки, нет никого. Их верность и дружбу заслужить нелегко, но как только они тебе их подарят, то уж навсегда.
Хэн прислонился к переборке, проверил запас воздуха. Осталось три четверти баллона. Интересно, куда залетела «Мечта», пока он спал? Скоро он сходит в рубку, надо узнать, не сумеет ли он поладить с автопилотом.
Но пока Хэн невесело вспоминал Дьюланну, он забрался в своей памяти в более ранние дни. Самые первые, «настоящие» воспоминания (все до того — бессмысленные фрагменты, обрывочные образы, слишком давние и разрозненные, чтобы иметь значение) начинались в тот день, когда Гаррис Шрайк привел на «Удачу торговца» очередного найденыша... * * *
...Пацаненок скрючился у входа в грязный вонючий проулок и пытался сдержать слезы. Он слишком большой, чтобы плакать, нет? Ну да, он замерз, он голоден и одинок. Мальчишка вдруг подумал, а почему же рядом нет никого, но при этой мысли как будто захлопнулась огромная металлическая дверь, отрезав все, что скрывалось за ней. За дверью пряталась опасность, там таилось... зло. Боль и... и...
Пацан мотнул головой, длинные сальные волосы упали ему на лицо. Он смел челку рукой, такой грязной, что невозможно определить, каким цветом кожи наградила мальчишку природа. Одет беспризорник был в пару драных штанов и ветхую безрукавку, которая была ему мала. О существовании обуви мальчишка не подозревал. Покрайней мере такой, что подошла бы его ногам. Ходил ли он когда-нибудь обутым?
Кажется, он помнил какие-то ботинки. Хорошие ботинки, красивые, прочные, ботинки, которые кто-то надевал ему на ноги и помогал зашнуровывать. Этот кто-то был ласков, он улыбался, а не скалился, он был чистый и хорошо пах, носил красивую одежду...
БУМ-М!!!
Опять хлопнула дверь, и мальчишка (свое имя он знал, но с ним у мальчишки ничего не было связано) сморщился от боли. Лучше следить за мыслями, не давать им воли. Эти мысли и воспоминания — плохие, они делают больно... нет, лучше вообще не думать.
Он шмыгнул и без особого результата вытер сопливый нос. Только сейчас пацан сообразил, что стоит в грязной луже, просто ноги так замерзли, что он их почти не чувствует. Темнело, и ночь обещала быть зябкой.
Больно кусался поселившийся в желудке голод. Мальчишка не помнил, когда в последний раз ел. Может быть, этим утром, когда отыскал в куче мусора кавасу, сочную, зрелую, целую половинку. Или это было вчера?
Пацаненок решил, что нельзя понапрасну стоять в углу. Надо двигаться. Мальчик выбрался из проулка. Попрошайничать он умел... кто научил его?
БУМ!
Да и какая разница, как звали учителя, главное, что он был хорош. Скорчив жалобную гримасу, мальчик зашаркал к первому же прохожему.
— Умоляю вас, госпожа...— захныкал пацан.— Я есть хочу, я очень хочу есть...
Он протянул руку. Женщина, к которой он обращался, сбавила шаг, глянула на чумазую ладонь и в ужасе отшатнулась, подобрав юбки, чтобы не коснуться побирушки даже краем подола.
— Госпожа...— выдохнул мальчик ей вслед, разглядывая женщину не только с профессиональным интересом.
На ней было красивое платье, мягкое и переливающееся, даже вроде бы как светящееся в ослепительных фонарях кореллианского портового городка.
Женщина напоминала кого-то — гладкой кожей, большими темными глазами, волосами...
БУМ!
Мальчик всхлипнул от безнадежности и горя.
— Эй ты! — пробился сквозь высокую стену его несчастий хриплый, но дружелюбный голос.— Эй, Хэн!
Шмыгая и захлебываясь слезами, пацан поднял голову и увидел перед собой высокого мужчину. От черноволосого незнакомца пахло алдераанским элем и дымом от доброй полдюжины запрещенных наркотиков, но в отличие от многих прохожих он уверенно и твердо держался на ногах.
Мужчина понял, что завладел вниманием маленького попрошайки, и опустился на корточки; теперь они смотрели друг другу в глаза.
— А ты не великоват, чтобы плакать на улице, а? Ты уже большой парень.
Пацан кивнул, он все еще хлюпал носом, но старался взять себя в руки.
— Д-да... да. Больсой.
Он еще не отвык шепелявить; насколько он помнил, он всегда говорил именно так. А научился он давно, очень давно, тогда еще было очень холодно. И скоро опять будет холодно, то есть говорить он умеет уже...
БУМ!
Мальчишка опять задрожал, когда память наотрез отказалась вытаскивать из своих глубин давнишние события. На поверхность всплыло что-то другое, то, что он сначала упустил, занятый собственными бедами и переживаниями. Его же окликнули по имени! Откуда этот человек знает, как его зовут?
— К-кто... ты кто? — прошептал мальчишка, стуча зубами от холода.— Мое имя... как?
Мужчина весело ухмыльнулся, блеснули зубы. Должно быть, он считал свою улыбку дружелюбной, но бродяжку опять затрясло. Оскал напомнил ему о стае каноидов, которые охотятся по ночам в темных портовых закоулках.
— Я многое знаю, малыш,— сказал незнакомец.— А ты называй меня капитаном Шрайком. Выговорить-то сумеешь?
— Д-да... капитан Срайк,— неуверенно повторил окоченевший мальчишка и икнул.— Но... мое имя? Откуда ты знаешь?
Мужчина протянул руку, как будто собирался взъерошить новому знакомцу волосы, заметил, похоже, грязь и обитателей юной головы и передумал.
— Ты удивишься, мой мальчик. Я знаю практически все, что творится на нашей Кореллии. Я знаю, кто потерялся и кто нашелся, кто продается, а кто покупается и где захоронены все тела. Собственно, я давно положил на тебя глаз. Ты вроде бы смышленый парнишка. Скажи мне, ты умный?
Маленький попрошайка выпрямился, задумчиво разглядывая капитана.
— Да,— подтвердил он, сдержав дрожь.— Смысленый.
Вот уж в этом он не сомневался! Глупые на улице и месяца не протянут.
— Да это же просто здорово, парень! Что за молодец. Что ж, для умных ребят я найду работенку. Хочешь пойти со мной? Я дам тебе много еды и теплое место для сна,— капитан опять ухмыльнулся.— И держу пари, тебе не терпится посмотреть на мой корабль.
Он указал в потемневшее небо.
Мальчик с жаром кивнул. Еда? Постель? И особенно...
— Настоясий корабль? Космический? Хочу! Я пилотом буду, когда вырасту.
Капитан рассмеялся и опять протянул руку.
— Тогда добро пожаловать в семью.
Грязные пальцы утонули в широкой ладони капитана, и мальчик вместе с мужчиной направились в сторону доков...
Хэн поерзал, тряхнул головой. Не надо было идти с ним. Если бы я тогда не согласился, Дьюланна была бы жива...
Но если бы он не пошел со Шрайком в ту ночь, то одним прекрасным утром проснулся бы на задворках и выяснил, что врельты отгрызли ему нос и уши, как случилось с одной из девчонок из «спасенных» Шрайком сирот.
Хэн невесело усмехнулся. В Гаррисе Шрайке нет ни капли жалости и сострадания. Капитан собирал детей, чтобы богатеть с их помощью. Почти на каждой планете, которую посещала «Удача», Шрайк выгружал группу таких вот найденышей и выпускал их слоняться по улицам под присмотром дроида, которого лично же запрограммировал. Ф8ГН (иначе Фигня) распределял «рабочие» участки и отслеживал дела у ребят, которые просили милостыню или инспектировали карманы прохожих.
Попрошайничать посылали самых маленьких, тощих и уродливых. Лучше всех справлялась Даналис, та самая девчонка, пострадавшая от врельтрв. Шрайк заставлял ее работать за троих, несколько лет подряд обещая, что, как только она заработает много денег, ее отправят в специальную клинику, где исправят лицо, чтобы Даналис снова походила на человека.
Но слова капитан не сдержал. Когда Даналис стукнуло четырнадцать, она, видимо, сообразила, что Шрайк и не собирался выполнять обещание. Как-то ночью по корабельному времени она забралась во внешний воздушный шлюз «Удачи торговца» и разгерметизировала его. Вот только скафандр не надела.
Хэн входил в команду, посланную чистить шлюз. До сих пор его передергивало от воспоминаний.
Бедняга Даналис. Хэн легко мог представить, как она вручает Фигне дневной улов. Дроид был высокий, похожий на веретено, с корпусом из красноватого с оранжевым отливом металла. Его столько раз ремонтировали, что заплатки накладывались на заплатки: золотистые, темно-красные, серовато-белые. На макушке красовалась серебристая.
Хэн вспомнил голос дроида. У Фигни были вечные неполадки с вокодером, и его тембр гулял от жирных басов до металлического визга. Но каким бы голосом ни разговаривал дроид, его подопечные слушали его во все уши. * * *
— А теперь, милые крошки, все запомнили границы участков?
Пестрый дроид ворочал головой на тронутой ржавчиной шарнирной шее, разглядывая восьмерых ребят с «Удачи торговца», которые выстроились перед ним в шеренгу. Все дети подтвердили, что да, запомнили.
— Что ж, милые крошки,— продолжил Фигня, перескакивая с басов на дискант.— А теперь разбираем задания. Падра...
Робот смерил взглядом мальчишку годом старше Хэна.
— Сегодня тебе дается возможность продемонстрировать нам, какую помощь ты можешь оказать несчастным жителям этого города, отягощенным драгоценностями, кошельками и дорогостоящими комлинками.
Фоторецепторы дроида жадно блестели. Они были разного цвета; один давно перегорел, и Шрайк заменил его линзой, вывинченной из выброшенного на свалку робота. Поэтому один глаз был красный, второй — зеленый.
— Хочешь ли ты помочь добрым горожанам, Падра? — поинтересовался Фигня, вопросительно склоняя набок металлический цилиндр головы; голос его сочился искусственным дружелюбием
— Уж точно! — воскликнул мальчик, победно оглядываясь на других ребятишек, а затем прошептал сам себе, едва слышно, но восторженно: — Все, с милостыней покончено! Она — для молокососов.
Хэн, который только начал осваивать тонкое искусство обшаривания чужих карманов, испытал укол зависти. Если поднатореть, карманничество — плевое дело. И так гораздо легче выполнить дневную норму, устанавливаемую Фигней, чем выклянчивая у прохожих деньги. Если ты попрошайка, то тебе нужно удачно переговорить с тремя, как минимум, жертвами, чтобы получить с одного.
А вот карманник быстро набирает крупную сумму! Если выбрал верную цель, то за один прием берешь столько, что еще до полудня сдаешь Фигне выручку и бежишь играть. Интересно, если Хэн быстро справится с сегодняшним заданием, может, дроид позволит ему потренироваться?
Практиковаться на пегом, веретенообразном дроиде было весело, потому что Фигня уморительно выглядел в одежде. Робот натягивал на себя типичное для какой-нибудь местности верхнее платье и принимался расхаживать мимо ученика. Хэн научился избавлять Фигню от спрятанных кошельков, хронометров и кредиток и даже порой драгоценностей так, что дроид не фиксировал прикосновения его стремительных пальцев. Но пока еще — не на сто процентов. Отправляясь на «рабочее место», Хэн недовольно бурчал. Фигня требовал от своей малолетней шайки превосходства во всем, а в воровстве — особенно. Дроид никого не переведет в другую категорию, если не все попытки будут удачны.
Без долгих раздумий Хэн набрал пригоршни грязи и размазал по потной физиономии. Ну и на какой он планете? Вроде бы при нем ее никак не называли. Местные жители отличались зеленой пупырчатой кожей, маленькими подвижными ушами и крупными, как правило, лиловыми или темно-фиолетовыми глазами. Хэн знал на их языке всего несколько слов, но на память не жаловался и учился быстро, а потому был уверен, что к тому времени, как «Удача торговца» вновь тронется в путь, будет и понимать, и вполне бегло говорить на здешнем гортанном булькающем наречии.
Где только я не был, а погода здесь жаркая. И влажная. В блеклом, зеленовато-голубом небе тлело оранжевое солнце. Перспектива провести на улице несколько часов, хныча и клянча монеты у прохожих, не радовала. Ненавижу попрошайничать. Вот вырасту, пусть шлют воровать, размышлял мальчишка. Какой из меня попрошайка... А вор получится очень даже приличный.
Так, внешность в норме, только волосы разлохматить. За последнюю пару лет Хэн вытянулся, хотя ребра все так же выпирали из-под кожи хозяина, их разве что ветром не сдувало. Еще за это время он безуспешно пытался научиться говорить подобострастно, так, будто отчаяние довело его до края. Без толку.
Наверное, все дело во взгляде, не иначе. Наверное, по его глазам сразу видно, как ему противно и стыдно унижаться. Никто не уважает попрошаек, а Хэн жаждал уважения к себе едва ли не больше всего на свете.
Не простого уважения — положения в обществе. Он ничего не помнил о жизни до мгновения, когда Гаррис Шрайк отыскал его на портовых задворках, и все равно Хэн жил в уверенности, что раньше у него все было иначе.
Когда-то ему говорили, что попрошайничать стыдно, а красть... ну а красть — еще хуже. Пацан сердито закусил губу. Кто-то — наверное, родители, которых он не помнил, обо всем с ним беседовали. Когда-то очень давно его учили другому... и по-другому.
А сейчас... а что он мог поделать? На борту «Удачи торговца» существовало одно главное правило. Если не работаешь, то попрошайничаешь или воруешь. Если отказываешься работать, попрошайничать и воровать, то не ешь. Хэн ничего не умел делать. Он был слишком мал, чтобы летать, слишком слаб, чтобы грузить контейнеры и мешки с контрабандой.
Но не вечно же я таким буду! напомнил он сам себе. Я вырасту, скоро я стану большим, лет через пять. Тогда мне будет целых десять лет, может, тогда я буду достаточно взрослый?
Он уже выяснил: если настроиться на какое-то дело, все получится, обязательно. И полеты — не исключение.
И тогда я улечу отсюда. Мысли автоматически переключились на старую мечту, о которой Хэн никому не рассказывал. Как-то раз он исповедался одному из мальчишек, а тот паршивый врельт разболтал всему кораблю. Шрайк и остальные ребята несколько недель успокоиться не могли, а Хэну больше всего хотелось забиться под койку и зажать уши ладонями, чтобы не слышать их хохота и издевок. Потребовалось немало сил, чтобы равнодушно пожимать плечами в ответ и делать вид, будто ему все равно.
А когда лучше меня пилота не станет, я заработаю кучу денег и поступлю в Академию. Стану флотским офицером, вернусь, отыщу Шрайка, арестую его, и он прямиком загремит на Кессель.И там сдохнет... От последней мысли губы мальчишки кривились в хищной ухмылке.
Богатая кореллианская фантазия рисовала успешного во всех делах, уважаемого пилота, лучшего пилота в Галактике, владельца собственного корабля, с кучей верных друзей и кучей денег. И семьей. Во-во, настоящей семьей. Красивой женой, которая обожает его и разделяет с ним приключения. Дети, наверное, тоже будут. Этот пункт мальчик еще не обдумывал детально, но в одном был уверен наверняка: он станет хорошим отцом Не из тех, кто бросает детей на улице... Он их не оставит, как оставили его.
По крайней мере, Хэн полагал, что его бросили, хотя так и не сумел ничего вспомнить. Он даже фамилии своей не знал и поэтому не сумел разыскать следы. А может его родители вовсе не отказывались от него?
Вдруг их убили? Или его похитили, отняли у них? Хэн решил, что, пожалуй, этот вариант предпочтительнее. Если считать, что маму с папой убили, то на них и рассердиться нельзя, ведь они же не виноваты, что умерли, так? Они не хотели.
Сказано — сделано. Хэн стал думать, что родители погибли. Так действительно было легче.
Правды он наверняка не узнает. В курсе прошлого — один Гаррис Шрайк. Капитан постоянно твердит, что если Хэн будет вести себя хорошо, будет слушаться, хорошо попрошайничать, заработает много денег, то однажды Шрайк поделится с ним секретом, расскажет, как маленький мальчик очутился один на портовых задворках.
Хэн плотно сжал губы. Во-во. Жди, как же. Даналис ты тоже наобещал с три короба.
Он посмотрел на таблички с названиями улиц. Читать на местном языке он не умел, но внизу был нанисан перевод на ауребеш. Да, это его участок, полный ажур.
Пацан сделал глубокий вдох, скроил жалобную мину. К нему приближалась зеленокожая аборигенка в коротком модном плащике.
— Госпожа...— заныл Хэн, семеня к ней и протягивая перепачканную ладонь.— Прошу вас, прекрасная добрая госпожа, помогите... всего одну кредитку, я так хочу есть...
Зеленые ракушки небольших ушек дернулись, потом женщина отвернулась и ускорила шаг.
Мальчик отпустил ей вслед парочку нелестных эпитетов и стал ждать следующего клиента. * * *