Проза
Далия Трускиновская
Вот это по-нашему!
На экране ноутбука одна картинка сменяла другую.
— Хоть убей, не пойму, чем они отличаются! — воскликнул Корсунский. — Ну не в дизайне же дело!
— Ты посмотри. — Яненко постучал по мышьему шарику, возвращаясь на несколько картинок назад. — Вот тебе «форд-темпо-десять-сорок-четыре». Работает в двух режимах — в реальном и возвратном. А сорок девятая модель работает в трех: реальном, возвратном и турбореальном. Но горючего жрет — не напасешься. А вот тебе «вольво-семь-таймина» с резервом на трое суток. Зато и стоит — упаси Боже!
— А «форд»?
— А с «фордом» ты привязан к заправкам, особенно если едешь в возвратном режиме. Потому он и дешевле — на заправках с тебя сдерут вдвое больше, чем ты сэкономишь, если возьмешь «форд», а не «вольво». Его и берет всякая мелкая шушера, которой возвратный режим до фонаря. Подумаешь, час! А так за год сколько часов наберется?
Яненко возвел глаза к натяжному пленочному потолку, который оптически увеличивал высоту кабинета до бесконечности, и где-то в звездной дали увидел свою запрокинутую физиономию.
— Пятнадцать суток! — провозгласил он. — Ты понимаешь?
Корсунский покосился на него:
— Зато «форд» восьмиместный.
— Ну и кого ты собираешься сажать на эти восемь мест? Саша, это модель для таксопарков! Ты еще омнибус поищи. А вот, смотри, «субару» — это вообще класс! Дальность умопомрачительная!
— Сколько?
— Тысяча пятьсот.
— Куда мне столько?! Чего я там забыл?
— Ну… — Яненко непременно хотел что-то возразить, но не получалось. Он и сам понимал: тысяча пятьсот — это уже вообще запредельно и никому не нужно, если только не собираешься вступить в войну с Темполом. Есть любители подразнить Темпол, заманить туда, где его машины уже не тянут и заправок нет. Кое-кто сделал из этого целый вид спорта, но Корсунский человек солидный, банкир, домовладелец.
Достаточно на рожу взглянуть — сытая, ухоженная, Яненко ввек такую не наесть… а как банкир ее несет! Царственно! Взора не опустит, как будто всю жизнь под ногами одни ковры.
— Ты же знаешь, я на своей «тройке» только обедать езжу. И не дальше, чем восемнадцать-пятьдесят. Потом — сплошная антисанитария.
Корсунский взглянул на часы. Эти настольные часики имели наискромнейший вид, и если не знать, что фундаментом для них служит полукилограммовый слиток платины, можно и удивиться: чего это в солидном кабинете вдруг такая простота и дешевка?
Мечта шефа — водрузить на столе настоящий золотой самородок. Об этой мечте было известно всему персоналу банка. Она стала для Яненко настоящим бедствием — потому что время от времени возникали всякие авантюристы, клялись, что сию минуту с приисков.
Имелась только одна возможность раздобыть настоящий самородок, но законодательством она не приветствовалась, хотя Яненко знал: стоит Корсунскому увидеть долгожданную цацку, плевал он на законодательство, охотно вынет из оборота деньги на штраф, лишь бы потешить душеньку.
— Вот и я о том же, — увидев, что время обеденное, обрадовался Яненко. — Кушанье готово, сударь.
— Значит, поехали.
— Я без сюртука.
Но Корсунский был на высоте.
— Я для такой надобности четыре лишних держу.
Из дубовых резных панелей, которыми был обшит кабинет Корсунского, две прикрывали потайные двери — в комнату отдыха и в гардеробную. Корсунский и Яненко переоделись в сюртуки, сменили галстуки и достали из шкафа большую бобровую шубу.
— А ты волчью возьми, — сказал Корсунский. — Она тебе великовата, ну да ничего, кто там на это смотреть станет. Там главное — монументальность.
Сам он в великолепных бобрах был вполне монументален и даже, пожалуй, красив… Яненко рядом с ним казался мелковат, и волчья шуба, которая мела по полу, гляделась как незаслуженный дар с барского плеча. Впрочем, так оно и было — Яненко служил у Корсунского в банке, заведовал отделом по связям с общественностью, и именно в его руки стекались все рекламные затеи, прилетавшие каждое утро на адрес банка по Паутине. В том числе и соблазнительные предложения насчет «форд-темпо-десять-сорок-четыре» и «вольво-семь-таймина».
Спутники вышли в пустой коридор, вызвали лифт и спустились в гараж, где стояли машины для деловых поездок и шестиместная «тройка» в положенном ей боксе.
— Добрый день, Александр Артурович! — поздоровался юный оператор Дениска. — Как всегда?
— Как всегда.
— Заходите!
— Ты, поросенок, сессию сдал? — спросил оператора Корсунский.
Длинный, но уже вовсю плечистый Дениска широко улыбнулся.
— Мне отсрочку дали!
— Это за какие такие добродетели?
— Я сказал, что в банке «Аскольд» служу, работы было много, дураки они, что ли, не знают «Аскольд»?..
— Вот, воспитали жулика! — весело сказал Корсунский. — Смотри, сессию завалишь — переведу из операторов в дворники! Будешь на каре по тротуару ездить и снег разгребать!
— Приятного аппетита! — нажатием кнопки открывая дверь в бокс, крикнул Дениска.
— Александр Артурович! Подождите!.. и, не дожидаясь, пока дверь лифта разъедется полностью, выскочило юное создание — тридцати четырех лет от роду, но если не смотреть в документы, то девочка лет двадцати. И с голоском шестиклассницы, кабы еще не писклявее…
Яненко негодующе фыркнул.
Наденька всякий раз выжидала, когда Корсунский поедет обедать.
Услышав голосок, Корсунский окаменел.
С непостижимой быстротой Наденька оказалась у двери бокса. На ней была короткая розовая шубка, из-под которой топорщились воланы длинной юбки, собранные в диковинную загогулину на самом заду; на голове возвышалась широкополая шляпа с пером, настолько же уместная, сколь набедренная повязка из пальмовых листьев.
— Куда сегодня? — спросила Наденька уже на пороге бокса.
— Еще не решили, — ответил вместо Корсунского Яненко.
«Если ты один раз исхитрилась поймать шефа, это еще не повод вечно навязываться обедать за его счет!» — говорили при этом выразительные глаза по связям с общественностью.
«В постели от него толку мало, так пусть хоть покормит одинокую трудящуюся женщину!» — весело возражали нахальные глазки Наденьки.
Все трое вошли в машину и уселись: Корсунский — на заднее сиденье, Наденька — на боковое, Яненко — перед панелью.
— Поехали, что ли? — распорядился Корсунский.
Машину качнуло, снаружи взвыло и заурчало.
Яненко соображал, как избавиться от Наденьки. Были в Москве места, куда уважающая себя дама старалась не показываться.
— Саша, ты не забыл? Сегодня у Тестова
[1] сибиряки собираются, — достаточно правдоподобно напомнил он начальству. — Помнишь, зачем они приехали?
— Вот черт! — столь же правдоподобно вспомнил Корсунский. — Молодец! Если бы не ты!..
Имелось в виду: если бы не Яненко, то Корсунский проворонил бы этих мифических сибиряков, которые, как всем известно, привозят в Москву натуральные самородки. Так что надо их перехватить, пока сибиряки еше трезвы, бодры и заняты делами, потому что вечером они уже будут колобродить в самом дорогом борделе, и драгоценность запросто достанется девкам.
— Так я к Тестову сворачиваю?
— Что за вопрос!
Наденька переводила подкрашенные глазки с обманщика-шефа на обманщика-подчиненного. Личико изобразило обиду и немой вопрос: «А я?!»
Яненко торжествовал.
Ненавязчивое урчание делалось все тише и наконец смолкло.
— Можно выходить, — сказал Яненко.
Гараж, куда они прибыли, был дизайном поскромнее того, что располагался в подвале банка «Аскольд», но куда обширнее. Одновременно распахнулись двери двух боксов, и Корсунский, можно сказать, лицом к лицу столкнулся с давним дружком-соперником Кагановым. Два года не видались — и на тебе, именно в тот момент, когда за спиной Корсунского еще видны простенькие внутренности «тройки»!
— А приличные люди, между прочим, на «субару» приезжают… — не разжимая губ, прогудел за спиной Яненко.
— Валера! — Корсунский раскинул объятия, и шуба заиграла в голубоватом свете незримых лампочек.
— Сашка! — Каганов отвечал таким же царственным жестом, и они на секунду сделались похожи, как будто один и тот же деловой мужчина в бобрах, с сытой рожей и интеллектуально лысеющим лбом отразился в зеркале.
— А это — Наденька! — Корсунский посторонился, являя взорам нахлебницу.
Наденька прекрасно слышала гудение Яненко. Вывод сделать ей было несложно — Валера будет поперспективнее Корсунского.
— Хоть бы отрекомендовал меня, — упрекнул Каганов, спеша припасть к дамской ручке.
Корсунский отрекомендовал столь блестяще, что Каганов, который дураком уже и в материнской утробе не был, сообразил, откуда вдруг такая любовь к нему со стороны заклятого приятеля.
Но игра забавляла его — и он предложил всем присутствующим пообедать у Дюссо.
— Я бы рад, но у меня сегодня сибиряки, — соврал Корсунский. — Сам понимаешь! Надюша, ты уже была у Дюссо?
— Нет, но наслышана, — сказала Наденька, сделав восторженные глаза и таращась на Каганова, как фанатка на раскрученную группу в полном составе. Взгляд, по ее мнению, был на редкость идиотским, но раз мужчинам для полного счастья требуется тупое восхищение, Наденька предоставляла его в полном объеме.
— Поскорее, пожалуйста! — крикнул от своего пульта оператор. — В канале еще три машины!
Референт-телохранитель, сопровождавший Каганова, завозился в салоне. Он выскочил, и тут же двери обоих боксов закрылись.
— Сергеич! Сани к подъезду! На две и на три персоны! — сказал оператор в микрофон. — Господа, вас когда ждать?
— Через полтора часа, — первым отвечал Каганов.
— Часа через два, — вместо Корсунского выпалил Яненко. Таким образом он подтверждал свое вранье насчет сибиряков, которые меньше за столом не сидят, и вынуждал Наденьку возвращаться назад хоть с Кагановым, хоть с чертом лысым! Но только не с Корсунским.
Пока поднимались в лифте, а потом — по широкой лестнице с дубовыми перилами, Наденька как-то так незаметно оказалась рядом с Кагановым и при выходе на свежий воздух уже держала его под руку.
— Добро пожаловать, ваше благородие! — приветствовал огромный дворник с бородищей во всю грудь, в фартуке поверх тулупа и при положенной бляхе на груди. — Вон Никита и Яша дожидаются!
Из заиндевевшей фальшивой бороды возле самого рта торчал черненький шарик микрофона.
Корсунский и Яненко направились к саням, сели и позволили извозчику укутать их ноги ковровой полостью. Наденьку они с легким сердцем благостили — она для них более не существовала.
Да и многое для них сейчас не существовало. Ибо они наслаждались.
После искусственного света в банке «Аскольд», в гаражах, в машине, после стерильной, дезодорированной и потому припахивающей медициной атмосферы они оказались под отчаянно голубым небом, под сверкающим солнцем, вдохнули морозный и ароматный воздух.
— Что, Никита, овес не вздорожал? — спросил Корсунский извозчика.
— Вздорожал, Александр Артурыч! — весело отвечал красивый парень, и ясно было, что врет, но белозубая улыбка сияла такой несокрушимой искренностью, что рука Корсунского сама полезла во внутренний карман бобровой шубы, где нарочно для таких вылазок были отдельно крупные банкноты, а отдельно — мелочь.
— Довезешь до Тестова с ветерком — двугривенный дам! — пообещал он.
О том, что Никиту с Яшей и еще человек пять извозчиков станция нанимала помесячно, платя им хорошие деньги, Корсунский вроде и знать не знал, да и Никита принял двугривенный как должное. Охота барину баловаться — его воля!
У самого знаменитого трактира вышла неурядица.
— Гляди, Чижов! — сказал Яненко. — На своем рысаке! Придержи, Никита!
Вовремя сказал — что-то такое стряслось у самых дверей, то ли баба испугалась оскаленной морды крупного серого жеребца и отмахнулась от нее пестрой руковицей, то ли дитя, ведомое нянькой, исхитрилось подуть в жестяной рожок. Жеребец вскинулся, пошел боком и сбил с ног чинного старичка, по неразумию именно тут пережидавшего, когда можно будет пересечь Воскресенскую площадь.
Нашлись добрые люди, повисли на оглоблях и поводьях, оттянули жеребца в сторону, а другие помогли старичку подняться. Чижов, толстенный старик гренадерского роста, успел выйти из санок и подошел к пострадавшему. Тот пытался ступить на левую ногу и не мог…
— Вот тебе за увечье, — сказал купец, доставая кошель и отсчитывая четыре банкноты.
Бедолага взял деньги и уставился снизу вверх в широкое лицо купца.
— Мне бы еще гривенничек, до дому добраться, — попросил. — Это все крупные, извозчик возьмется поменять, да и надует! А пешим порядком-то я, уж извините…
— Нечего на извозчиков деньги переводить, — сказал Чижов. — Петька! Пока обедаю, доставь болезного на квартеру!
Кучер, уже выслушавший много нелестного из-за пугливого жеребца, кинулся усаживать старичка в роскошные, с огромной медвежьей полостью, санки.
— Видел? — спросил Корсунский. — Вот это — настоящий купец! Без дураков. Нам бы так. Совершенно органично — будто он каждый день лохов домой на своем транспорте отправляет.
— Ничего, научимся, — утешил Яненко. — Мы ведь только начинаем. Ты подумай — давно ли на «жигулях» ездили?
Вслед за Чижовым они вошли в трактир. Сразу же к ним устремился половой.
— В кабинетик изволите, Александр Артурыч? Или в левую залу?
— А что, можно и в залу, — согласился банкир. — Людей посмотреть, себя показать.
У него и голос сделался не такой, как в банке, а густой и неторопливый. Банкир явно подражал купчине Чижову.
Скинув неизвестно на чьи протянутые руки обе шубы, Корсунский и Яненко проследовали к столику. И сели с достоинством, а перед ними встал, склонившись, половой Кузьма, готовый запомнить самый объемистый заказ.
— Значит, сооруди-ка ты нам, братец, водочки, а на закуску балычка провесного, икорки белужьей парной, семги с лимончиком…
— И осетрины с хреном, — вставил Яненко.
Согласовав меню, Корсунский и Яненко заранее ослабили ремни на брюках. Предстояло пиршество — и для взора, и для ноздрей, и для языка, но вот расплачиваться приходилось желудку и, увы, талии…
Были тут и раковый суп с крошечными расстегайчиками, где в просвете, нарочно оставленном, виднелся немалый кус налимьей печенки, и знаменитый тестовский жареный поросенок с кашей (про этих поросят рассказывали, что откармливаются они в висячих корзинах, без всякого шевеления, под личным хозяйским надзором), и икорка в серебряных жбанах, и, разумеется, строй бутылок с таким содержимым, что все отдай — да мало! Смирновка подавалась во льду, шустовская рябиновка и портвейн — приятной для губ температуры. Словом, Корсунский с Яненко устроили себе два часа неземного блаженства и под конец, когда уже сил ворочать языком не осталось, выдумали заказать на завтра двенадцатиярусную кулебяку — вроде той башни, что сноровисто уплетал Чижов, сидевший от них через два столика.
— Гляди-ка, — заметил Корсунский. — Сколько ж она тянет?
— Килограмма два, не меньше, — подумав, определил подчиненный. — Там фарш влажный, тяжелый. А может, и все три…
— Вот это по-нашему! — Корсунский посмотрел на купца с немалой завистью. — Измельчали желудки… Где там Кузьма?
Тот уже спешил, нагнувшись вперед так, что по всем законам физики должен был бы рухнуть и пропахать носом пол.
— Ну, по коням, что ли? — расплатившись, спросил Корсунский.
— По коням… А вот будь у тебя «тройка» с возвратным режимом, прибыли бы мы в контору через пять минут после того, как отбыли, и еще минут сорок на диванчике повалялись… — проворчал объевшийся, но не утративший язвительности Яненко.
Никита лихо подогнал саночки и умостил седоков поудобнее. С разговорами не лез — понимал, что после тестовского обеда мозги плохо действуют и тело требует покоя с безмолвием, дабы предаться сладостной дремоте.
Санки подкатили к станции, мудрый Никита помог Корсунскому и Яненко выбраться из-под полости. Иначе долго бы они там просидели, прежде чем извозчик догадался, что гурманы попросту заснули.
— Доброго вам здоровьица! — попрощался парень. — Это что же, больше гостей нету? Ну, мы тоже передохнем, погреемся…
За углом находился любимый трактир извозчиков «Коломна», где на длинном столе, называемом «каток», была расставлена вкуснейшая и жирнейшая (что с мороза ценнее всего) снедь — свинина, сомовина, пироги и густой гороховый кисель с маслом.
Собственно, имелся «каток» и у Тестова, но там Никита, дожидясь седоков, был как бы на службе, а в «Коломне» отдыхал.
Не успели Корсунский с Яненко подойти к нужной двери, как из-за угла вывернулась фигурка в розовой шубейке и с таким каблучным треском понеслась по скользкому тротуару, что круглая бабка-богомолка в черном платке шарахнулась и даже замахнулась рукавичкой.
— Я вас тут сорок минут жду, люди оборачиваются! — закричала Наденька. — Бог знает, за кого меня приняли! У меня ноги заледенели!
— А ты громче ори, — одернул ее Яненко. — Что же ты с Кагановым не поехала?
— Так он же из Питера! Чего я с ним — в Питер потащусь?
— Вот так! — сказал Яненко Корсунскому. — Теперь видишь, что такое «субару»? Это тебе не только прокол плюс-минус пара километров, это еще и сдвиг по горизонтали на шестьсот километров! Ну, например, что ты будешь делать, когда тебе московские трактиры наскучат? А на «субару» хоть в Питер, хоть в Париж!
— Да ладно тебе, пошли… — огорченный известием о способностях кагановского приобретения отвечал Корсунский. Подумаешь, «субару»! Я вот возьму «вольво» — он и сдохнет.
Ответа не было, потому что Яненко как раз в этот миг нажал на дверную ручку, а она не поддалась.
— Они там что, заснули? — воскликнула Наденька.
— Погоди, — одернул Корсунский. — Сейчас разбудим.
Но «сейчас» не получилось.
— Что за черт! — сказал Яненко, в шестой раз нажимая неприметную, утопленную в серой стене кнопку. — И дверь заперта, и не открывают! Авария, что ли?
— Этого еще не хватало! — возмутился Корсунский, а Наденька пробормотала «Спаси и сохрани!..»
Банкир и специалист по связям с общественностью крепко задумались.
— Как там этого звали, который дворник? Петрович, что ли?
— Иваныч?
— Романыч?..
— Сергеич!
— Ну и где же он?..
Дворник, разумеется, был свой, из Хронотранса, и обязан был все время дежурства околачиваться у входа в филиал, руководя извозчиками и гоняя посторонних. Его исчезновение наводило на нехорошие мысли. К тому же все трое отправились обещать в обувке на тонкой подошве, подходящей для офиса и коротких перебежек, но вовсе не для пребывания на снегу в январский московский морозец.
— Надо звонить в Темпол! — решил Корсунский.
— А мы в зоне? — здраво полюбопытствовал Яненко.
Тут банкир и заткнулся.
Как известно, он не хотел тратить деньги на новую машину, довольствуясь «тройкой» и даже гордясь этим. По той же причине не подключил свой мобайл к темпостанции, утверждая, что во время обеда должен полностью отключаться от всех дел.
— Что же делать-то? — подала голос Наденька. Она приплясывала и ежилась, синтетическая шубка оказалась совершенно неподходящей для местной погоды, и носик вечной девочки заметно покраснел. — Что делать…
Этого не знал никто.
По меньшей мере полчаса компания проторчала перед запертой дверью, пока из-за угла не вышел довольный Никита.
Увидев седоков, он очень удивился.
— Что же вы, господа хорошие?..
— Где Сергеич, не знаешь? — спросил Яненко.
— Ах он подлец! — обрадовался Никита. — Да он же у «катка» в зюзю пьяный сидит! Подвел господ, сукин сын!
Яненко вместе с Никитой поспешил в «Коломну» — извлекать Сергеича. Тот действительно дремал на скамье. Никита в порыве преданности щедрым господам принялся его трясти.
— Погоди ты! Он, кажется, не пьян, — сказал Яненко. — Ну-ка, принюхайся.
— Точно… — удивился извозчик. — Сивухой не разит.
— Заболел, — продолжил Яненко. — Ну-ка, бери его, братец, слева, а я — справа!
Вдвоем они выволокли грузного дворника на свежий воздух и усадили на каменную тумбу.
— Где там твои санки стоят? — спросил Яненко.
Огромный двор был полон упряжек.
— Я единым духом! — пообещал Никита и скрылся за конскими спинами.
Яненко, благо уже темнело, без всякого стеснения обшарил карманы дворника и отыскал мобайл.
— Алло, Темпол? — совершенно не беспокоясь, что кто-то может услышать, спросил он. — Это филиал Хронотранса на Неглинной. Тут у нас такое дело…
Когда Яненко подбежал к дверям филиала, там, кроме Корсунского и Наденьки, стояли еще трое, две дамы и мужчина. По тому, как они приплясывали, нетрудно было догадаться — свои люди, деловые, в изысканной обуви, пообедать из офиса на полчасика выбрались!
— Сейчас, сейчас, — сказал Яненко. — Уже выезжают.
— Ага, выезжают! — резко возмутился мужчина. — Знаю я этот Темпол! Мы как-то на пикник отправились, ну и…
— Витя! — одернула его женщина. — И без того тошно!
Прошло еще минут пять.
— Интересно, они с поста едут или из центра? — поинтересовался Корсунский. — Кто знает, где у них ближайший пост?
Внезапно дверь сама распахнулась.
— Живо, живо! — приказал низенький толстый дядька в серо-голубом мундире темполовца.
Замерзшие путешественники быстренько проскочили в тепло. Дядька, не оборачиваясь, поспешил вниз по лестнице. Знал, что от него уж не отстанут.
Спустились на три пролета и забрались все вместе в грузовой лифт. Примерно через полминуты оказались на площадке, куда выходили двери боксов и окно диспетчерской будки. Один бокс был открыт, и Яненко, заглянув, увидел распахнутые двери темполовской машины.
В будке происходила какая-то суета. Наконец двое темполовцев вынесли человека и поволокли к транспорту.
— Мама дорогая! Это что же тут у них делается?! — ахнула незнакомая женщина.
— Что-что? Опять угонщики орудуют! — отвечал ее спутник. — Что, угадал? Чем вырубили-то?
Дядька, к которому был обращен этот вопрос, ничего не ответил, а обратился еще к одному темполовцу, уже сидевшему за пультом.
— Сколько боксов вскрыли?
— Один, четвертый, — отвечал парень в походной форме — синем комбинезоне без знаков отличия.
— Что там было?
— Сейчас проверю, — парень стал вытаскивать на монитор списки и графики. — «Тройка» какая-то допотопная стояла!
Яненко метнул в Корсунского такой взгляд, что банкиру сделалось стыдно.
— Слава те, Господи! — воскликнул незнакомый мужчина. — Обошлось!
— Ваша «тройка»? — спросил дядька у Корсунского.
— Моя… — и вдруг банкира понесло. — Что тут у них за охрана?! Кто попало может явиться, вырубить дворника, открыть двери, разворотить бокс!..
— Юра! — обратился парень из будки. — Ты у него спроси: какой на «тройке» противоугон стоял?
— А что?
— А то! Я вытащил ее файл, а там никакой противоугон не значится! Может, как тогда — собаку внутри оставляли? Этого… питбуля!
Тут все уставились на Корсунского. Посторонние — даже с некоторой брезгливостью.
Банкир тупо молчал.
— Ну, Сашка… — прошипел Яненко. — Ну!..
Позор был на всю Москву. Мало того, что хозяин «Аскольда» до сих пор ездит обедать на дурацкой «тройке», так еще и подпирает ее дверь лопатой! Впрочем…
— А чего тратиться на противоугон, когда мы уже заказали «субару шесть-дробь-два»! — заявил Яненко. — Угнали — туда этой «тройке» и дорога!
— Значит, противоугона не было? — уточнил дядька у Корсунского.
— Я же говорю — последние дни на этой тачке ездил! — соврал тот, хотя про «субару» не сказал ни слова, а просто поймал на лету идею Яненко.
— Значит, не искать?
Хитер и вреден был дядька-темполовец! Видел же, как перемерзли и перетрухнули господа бизнесмены у запертой двери! И расставил ловушечку. Скажет Корсунский «да ну ее» — как он в офис добираться будет? А если буркнет «искать», после того, как выяснилось отсутствие противоугона и сам он признался, что машина не больно-то нужна, то можно будет намекнуть, что дело сложное, связанное с материальными издержками.
— Искать, конечно! — в очередной раз пришел на помощь шефу Яненко. — У нас там портфель остался с документами.
— С шестого промежуточного сообщают! — подал голос парень из диспетчерской. — У них там в канале непонятно чей график, запрашивают все посты.
— Совпадает? — быстро спросил дядька.
— Сейчас проверю.
Яненко не видел, как парень работает, но в полной тишине услышал легкий стрекот, какой бывает, когда привычные пальцы летают по клавиатуре компьютера. Очевидно, на мониторе появилось что-то удивительное — парень свистнул.
— Что там у тебя? — вот тут непоколебимый дядька забеспокоился.
— Не поверите — проскочили!
Темполовец высказался лаконично и, увы, матерно.
— Если мы не очень нужны, мы хотели бы отправиться домой, — холодно обратился к нему неизвестный бизнесмен. — У нас дела: в шестнадцать ноль-ноль совещание, потом брифинг.
Яненко покосился на него — тоже мне шишка…
— Сперва показания снимем, — сказал дядька, доставая из кармана диктофон. — Кто такие, как здесь оказались, и так далее.
— Да как оказались! — взвизгнула одна из дам… до того неожиданно взвизгнула, что даже удрученный Корсунский поднял на нее большие, красивые и совершенно пустые глаза. — Обедать приехали! Зачем еще сюда все ездят? Обедать!
— Имя, фамилия, адрес, род занятий, — темполовец словно бы и не слышал визга. — В какое время прибыли, каким каналом, код графика машины.
И тут дядька даже сделался чем-то симпатичен Яненко. Ну, толстый, ну, наголо стриженый, хотя если приглядеться — седой ежик уже пробился, и густоты он порядочной… Ну, лицо гладкое и тупое — а какое еще должно быть у полицейского при исполнении обязанностей?
Оказалось, свидетели люди несерьезные: хозяин мелкой купи-продайной фирмочки с подчиненными. Однако транспорт завели классный — «вольво-два-таймина», прошлогодняя модель с просторным салоном и автономным запасом топлива на шесть часов холостого режима. За каковые качества ее очень уважали господа, имеющие личную жизнь на рабочем месте. Уйдешь с подругой на такой вот «телеге» в канал, припаркуешься поблизости от поста — и наслаждайся, покуда не надоест.
Пока выяснялось, что купи-продайцы знать ничего не знают и ведать не ведают, на лестнице послышались шаги. Тяжелой поступью спустился дворник Сергеич в распахнутом тулупе. Под тулупом был совершенно цивильный пиджак вкупе с полосатой сорочкой и галстуком. Дворника сопровождал мужчина в картузе и коротком полушубке, они вяло переругивались, как обвиняют друг друга перед ликом начальства нашкодившие подчиненные, желающие избежать справедливой кары и не слишком подставить собрата по несчастью.
— Кто же знал, что ты там, в «Коломне», уже загибаешься? Кто же это мог знать? Сидишь и сидишь! — возмущался мужчина.
— Ты что, не видел, как он ко мне подошел? — отвечал дворник.
— Кто же мог видеть, раз ты сам его от меня загородил?
— А он мне рукой под шубу — и прямо в точечку!..
Парень в диспетчерской подал голос.
— Что тут у вас за транспорт числится? Как его — омнибус, что ли? Три часа назад приходил.
— Это у Семецкого спрашивать надо, — сказал Сергеич. — Ну, ни хрена ж не помню…
— Семецкий — диспетчер, что ли? — уточнил дядька.
— Ну!..
— Чей омнибус?
— Это «Русское бистро» взяло лицензию на два маршрута и купило в Германии транспорт, — объяснил мужчина в картузе. — Четыре раза в день привозят по двадцать человек. Говорят — окупается. У них даже рекламный проспект выпущен — называется «Русский обед», может, видели?
— Кто-то считает этих клиентов на входе и выходе?
Дворник и мужчина в картузе переглянулись. Очевидно, такая идея им в голову не приходила.
Морозов, свяжись с этим «Русским бистро», запроси списки клиентов за два дня.
— Есть связаться! — и парень застучал по клавиатуре.
— Свободны, — сказал дядька купи-продайцам. — Но придется подождать.
И отвернулся. Те, почему-то смущенные, направились к боксу. И остановились у запертых дверей с самым тоскливым видом. Ясно было — пока доблестный Темпол не выловит угонщиков, никто обыкновенными людьми заниматься не станет, бокса им не откроет, машину в канал не выведет.
А между тем толстый темполовец развил бешеную деятельность. На груди у него висел футляр с большим мобайлом, который, скорее, можно было назвать рацией. И по этой рации дядька принялся отдавать приказания. Сперва шло гладко, потом он сцепился с патрулем.
— Я знаю, что угнанная машина именно в вашем канале. Маршрут тоже знаю. Без сдвига, в режиме прокола. Это же «тройка»! Вам остается только перекрыть канал и привести машину в филиал Хронотранса девятнадцать-восемьдесят. Хорошо. Это ваш последний день работы в Темполе. Сверхурочные оговариваются в контрактах. Хорошо. Со Столешниковым я сам все утрясу.
Яненко, подобравшись поближе, слышал в прижатой к дядькиному уху трубке неразборчивые возбужденные голоса и поражался спокойствию темполовца.
— Что там у тебя, Морозов?
— Нет у них никаких списков! — отозвался парень. — Они продают абонентные карточки! Сунул карточку в аппарат — и входи в машину! Как в метро!
— Идиоты.
Дядька повернулся к купи-продайцам.
— Нужна ваша машина на пять минут реального времени. Горючее оплачивает Темпол. Морозов, открой бокс.
Войдя в «вольво-таймину», он повернулся к Корсунскому с Яненко.
— А вам что — письменное приглашение? Сейчас побежим, перехватим вашу «тройку».
Наденька предпочла остаться в подвале филиала, а банкир и специалист по связям с общественностью забрались в прекрасный салон, навевающий какие-то амурные мысли.
— Дожили! — горестно провозгласил хозяин «вольво». — Своего транспорта у Темпола уже нет! У солидных людей отнимают!
Дядька ничего не ответил и, аккуратно двинув тумблер, закрыл двери салона. За стеной взвыло.
— Хорошо пошли, — сказал сам себе дядька и опять включил свой невозможный мобайл. — Я пошел наперехват. Сообщение всем постам! Убрать из канала «московский транзит» всех посторонних! Как — кто? Майор Брайдер. Девушка, соедините со Столешниковым. Вадим, почему у тебя патрулем командует кретин? Понял. Да, это опять они. Прибыли вчера омнибусом «Русское бистро», переночевали в гостинице, а сегодня атаковали филиал. Вырубили сперва дворника, потом диспетчера. Мобилизуй по «московскому транзиту» все посты. Включая первый и нулевой.
— Террористы… — без голоса прошептал Яненко.
— Какие, к черту, террористы?.. — расслышав не слухом, а уже непонятно чем, отвечал Корсунский. — Зачем? Какого хрена?..
Темполовец вел машину уверенно, с нужной степенью лихости. Чем дальше от исходной точки, тем хуже становился канал. Корсунский с Яненко явственно ощущали ухабы и выбоины, один раз машину хорошенько подбросило.
— Так! — темполовец наконец-то повысил голос, и показалось, что победа близка, но мобайл проквакал какую-то трудноразличимую пакость. — Какой сдвиг по горизонтали?
И повернулся к Корсунскому.
— Ваша «тройка» работает только в режиме прокола?
— Да…
— Не будет никакого сдвига! Загораживайте канал! Что? Какой идиот, кроме нас и них, сейчас будет носиться по этому куску канала?! Блокируйте немедленно!
Похоже, дядькой наконец-то овладел азарт. Он лупил по панели, хищно оскалившись, и долупился — машина встала на дыбы, Яненко с Корсунским поехали по кожаным сиденьям. Несколько раз качнувшись, машина остановилась в странном положении — как бы на скате холма.
Темполовец достал из плечевой кобуры оружие.
— Сидите здесь, — распорядился он. — Выйдете, когда позову.
Сам он выбрался из дверей, пригнувшись, боком, готовый при малейшей опасности лететь наземь кувырком и стрелять из кульбита, как учат десантников.
— Сумасшедший дом! — прокомментировал ситуацию Корсунский.
— Бардак, — поправил Яненко.
И оба одновременно вытянули шеи, пытаясь понять, куда завез их в пылу погони темполовец.
Была осень, если судить по желтым и красным листьям. Время суток — то ли утро, то ли вечер. Яненко первым выглянул наружу. Оказалось, что «вольво-таймина» стоит в овраге, точнее, именно в овраг открываются двери бокса. Рядом торчало странное сооружение, в котором Корсунский с Яненко не сразу опознали родную «тройку», потому что с момента покупки видели ее исключительно изнутри.
К этому сооружению и подкрадывался темполовец, держа в правой руке пистолет, а левой прижимая к уху мобайл.
— Вы не патруль, вы сборище идиотов, — сказал он. — Неужели нельзя разблокировать замок импульсом? Можно? Делайте.
Из противоположного откоса появился человек в темно-синем комбинезоне и с ручным пультом. Обходя по дуге «тройку», он целился в нее короткой антенной и большим пальцем давил на кнопки. Другой рукой он подавал знаки темполовцу: мол, идем на сближение.
Дверь «тройки» распахнулась. И темполовец первым увидел угонщика.
— Вылезайте, приехали.
— Враг, сатана, отженись от меня! — грянуло изнутри хорошо поставленным голосом.
— Вылезайте, говорю, — чуть неуверенно повторил темполовец.
Внутри несколько раз стукнуло.
— Крестом боронюсь, за крест хоронюсь! — отвечал голос. — Келейка тихонька, молитовка слезненька… Оборонюсь!
— Где это мы? — спросил темполовец.